27

   Дверца в моей памяти внезапно плотно захлопывается. Остаются пустота и отчаяние, тьма и завывание ветра. Я вновь не сумел добраться до конца. Джо склонился надо мной. Мы смотрим друг на друга.
   – Я помню.
   – Лежите спокойно.
   – Но я помню.
   – Уже едет «скорая». Спокойно. Я думаю, вы на несколько секунд потеряли сознание.
   Вокруг нас полицейские ныряльщики стаскивают с «Зодиаков» цистерны с кислородом и кидают их на палубу. Грохот отдается у меня в позвоночнике. На воде появились навигационные огни, и башни Кэнэри-уорф кажутся вертикальными городами.
   Джо, как всегда, оказался прав. Я должен был продолжать собирать детали и идти по следу, тогда со временем что-нибудь непременно освежило бы мою память и капель превратилась бы в шумный поток.
   Я делаю глоток воды из пластиковой бутылки и пытаюсь сесть. Джо подставляет мне плечо. Где-то над головой слышно, как самолет заходит на посадку в Хитроу.
   Работник «скорой» склоняется надо мной.
   – Чувствуете боль в груди?
   – Нет.
   – Одышку?
   – Нет.
   У этого парня очень густые усы, а изо рта пахнет пиццей. Я откуда-то его знаю. Он расстегивает пуговицы на моей рубашке.
   – Сейчас проверю пульс, – говорит он.
   Я быстрым движением хватаю его за запястье. Его глаза расширяются, на лице появляется странное выражение. Он медленно переводит взгляд на мою ногу потом на реку.
   – Я вас помню, – говорю я ему.
   – Это невозможно. Вы были без сознания.
   Я еще держу его за запястье и сжимаю все крепче.
   – Вы спасли мне жизнь.
   – Я не думал, что вы выкарабкаетесь.
   – Только приложите эти штуковины мне к груди, и я вырву вам сердце.
   Он кивает и нервно смеется.
   Я беру кислородную маску за ремень, а он измеряет мне давление. Грохот и стук воспоминаний на мгновение прекратились. Но это все равно что на время задержать дыхание. Я знаю, что они вернутся.
   В свете прожекторов я вижу, как на камни, словно нефтяной разлив, набегает зыбь. «Новичок» Дэйв опоясал место преступления лентой. Ныряльщики воротятся завтра утром и продолжат поиск. Сколько еще секретов таится в тине?
   – Давайте поедем домой, – говорит Джо.
   Я не отвечаю ему, но почти непроизвольно качаю головой. Я слишком близок к тому, чтобы вспомнить. Надо продолжать путь. Это не может подождать денек-другой.
   Джо звонит Джулиане и говорит, что вернется поздно. Ее голос по мобильному звучит как-то металлически. Она говорит из кухни. Ей надо кормить детей. А нам надо найти ребенка.
   По пути от Темзы я рассказываю Джо о том, что вспомнил: описываю телефонные звонки, тряпичную куклу и холодную обреченность последнего разговора. У всего есть смысл, своя функция, свое место в узоре: бриллианты, маячки, коробка из-под пиццы…
   Мы останавливаемся на том же заброшенном участке, напротив того же промышленного холодильника. Свет фонарей отражается от его серебристой дверцы. Тряпичная кукла пропала, но дорожный указатель, как шляпа ведьмы, торчит среди растений.
   Я выхожу из машины и неуверенно иду к холодильнику. Джо, словно охранник королевской особы, держится на расстоянии четырех шагов позади меня. На нем полотняная куртка, немного помятая, как будто он собрался на сафари.
   – Где была Рэйчел?
   – Осталась в машине. Она совершенно обессилела.
   – Что случилось потом?
   Я ломаю мозги, пытаясь вытолкнуть воспоминания откуда-то из глубины.
   – Видимо, он перезвонил. Человек, который бросил трубку, – он позвонил снова.
   – Что сказал?
   – Не знаю. Не помню. Погодите!
   Я осматриваю свою одежду.
   – Он хотел, чтобы я разулся, но я этого не сделал. Я решил, что он меня не видит, – по крайней мере в тот момент. Он велел мне идти мимо холодильника.
   Продолжая говорить, я двигаюсь в сторону проволочной ограды, за которой – линия Бейкерлоо.
   – По телефону мне был слышен плач девочки.
   – Вы уверены?
   – Да, где-то вдалеке.
   Свет фонарей тускнеет по мере того, как мы отходим от машины Джо. Мои глаза привыкли к темноте, но сознание подшучивает надо мной. Мне постоянно мерещатся фигуры, спрятавшиеся в тени, крадущиеся в овраге за деревьями.
   На фиолетовом небе нет звезд. Что мне больше всего нравилось в деревне, так это звезды и тишина морозного зимнего утра, укутывающего землю, как свежевыстиранная простыня.
   Впереди будет забор из металлической сетки. Я повернул налево и шел вдоль него до пешеходного моста. Звонивший инструктировал меня по телефону.
   – Вы узнали его голос?
   – Нет.
   Уже виден забор, несущий в своих серебряных рамках черные бриллианты темноты. Мы поворачиваем и идем вдоль него к аркообразному пешеходному мосту над рельсами. Гудит генератор, в свете прожекторов работает ремонтная бригада.
   Посредине моста я перегибаюсь через перила и смотрю на серебряные ленточки путей, убегающие на север.
   – Я не помню, что случилось потом.
   – Вы сбросили выкуп с моста?
   – Нет.
   Здесь снова зазвонил телефон. Я шел слишком медленно. Они вели меня. Наверное, в телефоне был передатчик. Кто-то сидел перед экраном компьютера и устанавливал мое точное местонахождение.
   Мы оба смотрим на пути, словно ищем там ответа. Ветер доносит запах горящего угля и каких-то химикатов. Я больше не слышу внутреннего голоса.
   – Подождите, – говорит Джо.
   – Нет. Я не могу дольше ждать. Я должен вспомнить.
   Он берет мобильный телефон и набирает номер. Мой карман вибрирует. Я открываю его, и Джо поворачивается ко мне спиной.
   – Почему остановился? Иди дальше! Я же сказал куда.
   Воспоминание бесшумно поднимается на поверхность. Джо снова сделал это – помог мне вернуться в прошлое.
   – А Микки будет там? – ору я в телефон.
   – Заткнись и иди.
   Куда? Это недалеко. Парковка на той стороне станции. Шевелись!
   Теперь я бегом спускаюсь по ступенькам. Джо трудно за мной угнаться. Я почти не вижу, куда иду, но дорогу я знаю. Она вьется вдоль полотна. По обе стороны от рельсов установлены сигнальные мостики, несущие над собой электрические провода.
   Ветер поднялся, грохочет оградами и бросает мне под ноги мусор. Вдоль дорожки тускло светят фонари, поэтому видимость здесь лучше. Внезапно я оказываюсь перед пустынной стоянкой, в центре которой одинокий фонарь рисует желтый купол на асфальте. Я помню, что под фонарем стоял дорожный знак, к которому я подбежал, держа коробку под мышкой. Выбор места показался мне странным. Оно слишком открытое.
   Меня догоняет Джо, и мы стоим под фонарем, рассматривая люк, закрытый сверху решеткой.
   – Он хотел, чтобы я опустил свертки через решетку.
   – И что вы сделали?
   – Сказал ему, что хочу увидеть Микки. Он угрожал, что снова повесит трубку. У него был очень спокойный голос. Он сказал, что она недалеко.
   – Где?
   Я поворачиваю голову. В тридцати ярдах от нас темнеет контур сточной трубы.
   – Он сказал, что она ждет меня… вон там.
   Мы подходим к краю и заглядываем внутрь. Крутые бетонные стены покрыты граффити.
   – Я ее не видел. Было слишком темно. Я позвал ее: «Микки! Ты меня слышишь?» И заорал в трубку: «Я ее не вижу. Где она?»«Она в трубе», – сказал он. «Где?»Я все кричал: «Микки! Ты там?»
   Теперь Джо придерживает меня. Он боится, что я упаду через край. И в то же время хочет, чтобы я двигался дальше.
   – Покажите, – говорит он.
   По стене трубы спускается лестница. Ступеньки очень холодные – стынут пальцы. Джо двигается за мной. Я не мог одновременно спускаться, держать «Глок» и нести коробку с выкупом. Поэтому оставил пистолет в кобуре, а коробку пристроил под мышкой.
   – Микки! Ты меня слышишь?
   Мои ноги касаются дна. На ближайшей стене я едва различаю более глубокую тень – вход в следующую трубу.
   Наверное, она в той трубе. Это единственное место, где можно спрятаться.
   – Микаэла?
   Раздалось невнятное гудение, будто отдаленные раскаты грома. Я почувствовал, как труба вибрирует у меня под ногами, потянулся за пистолетом, но не взял его.
   – Микаэла?
   Мои волосы взметнул ветер, и я услышал приближавшийся звук, подобный грохоту поезда, мчащегося по тоннелю, или стуку сотен копыт по сходням. Я оглядывался по сторонам в поисках Микки, а звук усиливался. Он шел на меня, надвигался из темноты… волна.

   Дверца снова открылась, и мир превращается в шум и хаос. Силы притяжения больше нет. Я лечу, переворачиваясь снова и снова, у меня в ушах ревет океан.
   Полностью потеряв ориентацию в пространстве, я не знаю, где дно, где поверхность. Течение бросает меня из стороны в сторону, несет вперед или вниз по трубе или тоннелю. Я обломал ногти, пытаясь вцепиться в скользкие стены.
   Вместе с потоком воды я обрушиваюсь в очередную вертикальную шахту. Пытаясь вдохнуть, глотаю вместе с воздухом тину, грязь и экскременты. Я в затопленной канализации, полной клубящихся газов и разлагающихся отходов. Тут мне и предстоит умереть.
   У меня над головой мелькает свет. Железная решетка. Вытянув руку, я цепляюсь пальцами за металлические прутья. Течение пытается снести меня, вода заливает лицо, наполняя рот привкусом гнили.
   Удерживая рот и нос над водой, я пытаюсь поднять крышку люка. Не поддается. Меня разворачивает параллельно течению.
   Сквозь решетку мне видны огни. Движущиеся тени. Пешеходы. Транспорт. Я пытаюсь что-то крикнуть. Они меня не слышат. Кто-то сходит с тротуара и гасит в желобе окурок. Красные искры взвиваются у меня перед глазами.
   – Помогите! Помогите!
   Что-то ползет у меня по плечу. Крыса, цепляясь коготками за рубашку, вытягивает из воды свое промокшее тельце. Я чувствую запах мокрой шерсти, вижу острые зубы в квадрате света и содрогаюсь всем телом. Крысы повсюду: ползут, цепляясь за трещины в стенах.
   Палец за пальцем слабеют и поддаются. Я больше не могу держаться. Течение слишком сильно. Думаю о Люке. У него были огромные легкие – настоящие мешки с кислородом. Он мог задерживать дыхание гораздо дольше, чем я, хотя это и не спасло его в ледяной воде.
   Он был упрямым чертенком. Когда-то я, бывало, ловил и мучил его.
   – Сдаешься? – спрашивал я.
   У него на глазах выступали слезы.
   – Никогда.
   – Ты просто должен сдаться, и я тебя больше не трону.
   – Нет.
   Восхищенный, я предлагал ему перемирие, но он отказывался.
   – Хорошо, хорошо, ты победил, – говорил я. Меня воротило от этой игры и от стыда за то, что я причинил ему боль.
   Поддается последний палец. Я плыву на спине по течению, глубоко и судорожно дыша, потом падаю куда-то во тьму, барахтаюсь в водопаде и оказываюсь в трубе побольше.
   Я не знаю, куда делся выкуп. Уплыл, как и мои ботинки. А что с Микки: она тонет сейчас впереди меня или позади? Когда я вначале заглянул в трубу, мне послышался тихий плач. Может, это был ветер или крысы.
   Значит, вот как все закончится. Я утону в грязной вонючей воде, то есть умру так же, как жил: в мутном бульоне воров, лжецов, убийц и жертв. Я крысолов, охотник в канализациях, гробокопатель; я делаю грязную работу. Бедность, невежество и неравенство порождают преступников, а я ловлю и упрятываю их подальше, чтобы приличное общество не боялось их и не страдало от их запаха.
   Я ударяюсь плечом обо что-то твердое, и течение переворачивает меня. Задыхаясь, я болтаюсь из стороны в сторону, пытаясь хоть за что-то зацепиться, а меня тащит по какому-то каналу или желобу.
   Ослепленный, оглушенный, я падаю в большой бассейн. Огромный водоворот кружит меня, затягивая ко дну. Мне нужен воздух. Но вода побеждает.
   Теперь конец близок. Я внутри трубы, такой узкой, что кажется, я вот-вот застряну. Никаких воздушных карманов. У меня такое чувство, словно мою грудь обмотали проводом и теперь затягивают его, сжимая легкие.
   Мне нужен воздух. Углекислый газ скапливается в крови. Он отравляет меня. Инстинкт не дышать в воде борется с агонией удушья. Рот открывается. Первый инстинктивный глоток заполняет мое горло водой. Я захлебываюсь кашлем, но не могу закрыть воде путь в легкие. Я так же беспомощен, как в тот день, когда родился на свет.
   Меня больше не тащит по узкой трубе. Другое, более медленное течение подхватило меня, переворачивая снова и снова, как листок на ветру, унося куда-то, должно быть, в иной мир.
   Я умираю, но не могу с этим смириться. Надо мной или подо мной – этого уже не понять – бледнеет рассеянный серый свет. Я чувствую, что двигаюсь к нему, пробиваюсь сквозь толщу воды, поочередно выбрасывая вперед то одну, то другую руку, словно стараюсь подтянуть свет поближе, как будто это лампа на другом конце стола. Последние движения даются с невероятным трудом.
   Вырвавшись на свободу, я изрыгаю воду и слизь, освобождая место для первого вдоха. Меня ослепляет яркий свет. Что-то твердое хватает за пояс сзади, меня поднимают наверх, и я оказываюсь на деревянной палубе. Легкие трепещут в грудной клетке, словно внутри меня работают заводные игрушки. Сильные руки нажимают мне на живот. Кто-то наклоняется и вытирает мне подбородок и шею. Это Кирстен Фицрой!
   Она гладит меня по голове, откидывая со лба мокрые волосы.
   – Боже, да вы безумец! – бормочет она, снова вытирая мне лицо.
   Мое нутро еще сведено судорогой, и я не могу говорить.
   Мотор лодки тарахтит вхолостую. Я чувствую запах бензина и вижу тусклый свет в кабине. Жадно, порывисто вдыхая воздух, поворачиваю голову и обнаруживаю Рэя Мерфи: одетый в черное, он опустился рядом со мной на колени.
   – Пусть бы утонул, – говорит он.
   – Никто не должен пострадать, – отвечает Кирстен.
   Он спорит, но Кирстен отказывается слушать.
   – Где Микки? – шепчу я.
   – Тш-ш, расслабьтесь, – говорит она.
   – С ней все в порядке?
   – Ничего не говори ему, черт тебя дери, – угрожающе произносит Мерфи.
   Маленькое красное пятнышко дергается у него на лбу, словно танцует под неслышную нам мелодию.
   Спустя долю секунды Мерфи издает странный звук, словно лопнувший шарик, и половина его головы исчезает в красном тумане и крошках кости. Глаз, щека и часть челюсти внезапно оказываются стерты с его лица.
   Звук выстрела доходит позже: клац.
   Кирстен кричит. Ее глаза расширились от ужаса, как у ребенка. Кровь забрызгала ее щеку.
   Тело Мерфи лежит на мне, его голова у меня на груди. Я сбрасываю его, отбрыкиваясь ногами, скользя на мокрой, залитой кровью палубе.
   Кирстен так и не пошевелилась, словно окаменев от шока. Я поворачиваюсь и ползу к ней.
   Пуля попадает мне в бедро, оставляя на входе малюсенькую дырочку, не больше ногтя на мизинце, но на выходе выворачивает кусок мяса из моей ноги, оставляя рану размером со спичечный коробок. Несмотря на боль, я впечатлен тем, что вижу. Это зрелище сродни взрыву дома или столкновению машин.
   Еще одна пуля свистит около моего уха и попадает в палубу у самого колена. Тот, кто стреляет, находится над нами. Я качусь вбок, скользя в крови, пока не оказываюсь возле Кирстен и не опрокидываю ее на палубу, под прикрытие деревянных перил.
   Очередная пуля откалывает кусок полированного дерева над нашими головами, и щепка попадает Кирстен в шею. Она снова кричит.
   Сняв ремень, я обхватываю им правую ногу. Держа один конец зубами, я затягиваю жгут потуже, пытаясь остановить поток крови, и завязываю липкими пальцами ремень.
   Рядом со мной вздрагивает тело Рэя Мерфи: пуля пробивает его бедро и уходит в палубу. Возле его ноги лежит большой рыбачий сачок на длинном шесте. В сетке запутались несколько свертков. Выкуп.
   Кто-то в рубке отчаянно пытается переключить передачу, но швартовый канат еще закреплен на корме. Я тянусь под мышку и вытаскиваю «Глок» из кобуры. Смотрю на Кирстен. Она потрясена происходящим, но слушает меня.
   – Нельзя оставаться здесь! Надо добраться до мостика. Быстрее! Сейчас же!
   Кирстен кивает.
   Я толкаю ее вперед, наблюдая, как она ползет по окровавленной палубе. Потом, перевернувшись лицом вверх, я направляю «Глок» в ночное небо. Когда я нажимаю на курок, ничего не происходит.
   Кирстен вдруг неестественно изгибается, схватившись за бок. Через долю секунды я слышу выстрел. Кровь течет у нее между пальцами, но Кирстен продолжает двигаться.
   Разделение целей отвлекло стреляющего, но мне надо что-то сделать с освещением. Хромированный фонарь укреплен на мачте посреди палубы.
   Вооружившись «Глоком» как молотком и используя тело Рэя Мерфи в качестве щита, я ползу по палубе, пока не оказываюсь под фонарем. Поднимаюсь и бью по стеклу. Лампочка мигает и гаснет.
   Кто-то бежит мимо меня, но, споткнувшись о мои ноги, падает на палубу. Это Джерри Брандт. Вскочив, он снова кидается к бриллиантам. Ударом в промежность я отбрасываю его в противоположную сторону. Он охает и с ненавистью смотрит на меня. И это несмотря на то, что пуля пробивает палубу в том месте, где он только что стоял. Я спас этому гаденышу жизнь – и вот благодарность.
   Красная точка появляется у него на груди. Даже без освещения снайпер нас видит. Значит, у него есть инфракрасный прицел.
   Джерри смотрит себе на грудь, потом на меня. Сейчас он умрет.
   Он падает и катится по палубе все дальше и дальше, мимо сачка и свертков с бриллиантами, срываясь с кормы, но всплеск заглушён мотором, взвывшим на максимальных оборотах. Мне кажется, что Джерри упал прямо на крутящийся винт.
   Кирстен в рубке продолжает судорожно переключать передачи. Швартовый до сих пор закреплен, и лодка качается и ныряет, но не двигается с места. Два мотора увлекают нас не вперед, а куда-то вниз. Я качусь по палубе и, дотянувшись до швартова, сбрасываю последнее кольцо с планки, почувствовав, как оно обжигает мне пальцы. Лодка дергается вперед, но, вместо того чтобы уходить к середине реки, мы поворачиваем и плывем к берегу, натыкаясь на камни.
   Что, черт возьми, происходит?
   Наскочив на какое-то подводное препятствие, лодка начинает крутиться на месте. У штурвала никого нет. Куда делась Кирстен?
   Судно продолжает вращаться. Снайпер ждет, когда ему представится возможность выстрелить в меня снова.
   Я ползком передвигаюсь к рубке и, ухватившись пальцами за край иллюминатора, подтягиваюсь, пока мои глаза не оказываются на уровне стекла. Внутри никого нет.
   В ту же секунду в поле моего зрения врывается фонтан крови. И за мгновение до того, как рухнуть на палубу, я замечаю, что мой палец исчез, а вместе с ним и обручальное кольцо. Это аккуратная, чистая ампутация, проведенная высокоточной пулей.
   Снайпер находится где-то высоко, на мосту или в здании. Теперь он целится в моторы или бак с горючим. Течение поворачивает судно, и мы двигаемся вместе с приливом. Скоро мы станем недостижимы для пули невидимого стрелка.
   Я сосу рану на том месте, где был палец. Удивительно мало крови. Где Микки? Она была в трубе? Осталась ли там? Я не могу ее бросить.
   До меня доносится новый звук – другой мотор работает где-то невдалеке. Прислонившись к стене, снова приподнимаюсь и смотрю в разбитый иллюминатор. Без освещения можно различить только силуэт лодки. На носу стоит человек с ружьем.
   Я могу остаться здесь или попытать счастья в реке. Решение приходит в долю секунды.
   И тут я вижу Кирстен, выбирающуюся из-под брезента на носу. Мне не видно ее лица, можно рассмотреть только очертания фигуры: женщина пытается встать и падает. Снова пытается, но вновь заваливается на бок. Потом я слышу всплеск, мужские крики и шлепанье пуль по воде.
   Лодка приближается. Конечно, с изувеченной ногой мои шансы невелики, но… Оттолкнувшись от стены, я делаю два неровных шага и падаю через перила. Холод пронизывает меня. Не знаю почему. Я еще не успел высохнуть с прошлого купания.
   Изо всех сил работая руками и здоровой ногой, я плыву в темноту, где мне предстоит либо утонуть, либо истечь кровью. Я предоставляю право выбора реке.

28

   Джо держит меня, закинув мои руки себе на плечи. Я уже привык к выражению его лица. Его голос звучит устало:
   – Пойдемте, давайте выбираться отсюда.
   – Я вспомнил.
   – Да, вспомнили.
   – Но как же Микки?
   – Ее здесь нет. Мы ее найдем.
   Я выбираюсь из люка, и мы хромаем по парковке. Пара подростков, мальчик и девочка, остановили машину подальше от фонаря. Интересно, что они думают о парочке мужчин среднего возраста, идущих в обнимку? Пьяные или любовники? Впрочем, мне наплевать.
   Я вспомнил. Я так этого ждал, так надеялся, что это случится. Боялся этого. Что если я кого-нибудь убил? Что если Микки была со мной, а я потерял ее в реке? Мне снились кошмары, потому что я не знал правды.
   Когда мы подъезжаем к Примроуз-хилл, уже почти десять. Огонь бросает уютные отблески на занавески, горящий в камине уголь согревает гостиную.
   – Вы сегодня останетесь здесь, – говорит Джо, открывая дверь.
   Я хочу отказаться, но слишком устал, чтобы спорить. Я не могу поехать домой или к родителям Али. Я словно инфекционное заболевание: заражаю всех, кто меня окружает. Но надолго у профессора я не задержусь. Только на эту ночь.
   Меня преследуют недавние видения: я под водой и не могу дышать. Я чувствую гнилостный запах канализации и вижу, как у моих ног кипит бело-зеленая вода. Джо обеспокоенно смотрит на меня. Он думает, что у меня плохо с сердцем.
   – Надо отвезти вас в больницу. Пусть проведут обследование.
   – Нет. Мне надо поговорить. – Я должен рассказать ему, что вспомнил, а то вдруг снова забуду.
   Джо наливает мне выпить, жестом приглашает присесть и внезапно замирает. На долю секунды он кажется статуей: полустоит-полусидит. И так же внезапно он снова начинает двигаться – сигнал из мозга с опозданием дошел до тела.
   Он виновато улыбается.
   На каминной полке стоят фотографии его семьи. У малютки круглое лицо и прядка светлых волос. Она больше похожа на Джо, чем на Джулиану.
   – А где ваша прекрасная жена?
   – Свернулась в постели. Она ярко выраженный жаворонок.
   Джо наклоняется вперед, положив руки на колени, словно приглашая к разговору. Я рассказываю ему, как меня смыло в канализацию и что случилось на лодке. Я помню, как Кирстен Фицрой вытирала мне рвоту с губ, помню тяжесть мертвого тела Мерфи, рухнувшего мне на грудь. Его кровь стекала у меня по шее и скапливалась в углублении под адамовым яблоком. Я помню свист пуль, помню, как Кирстен покатилась по палубе, держась за бок.
   Одни воспоминания пробуждают другие – уплывающие образы, которые я ловлю, пока они не успели растаять. Джерри Брандт, падающий с кормы, силуэт с ружьем, исчезновение пальца… Теперь все эти вещи обрели плоть, и больше нет ничего реального, кроме событий той ночи. Даже пытаясь объяснить это Джо, я все еще чувствую пережитые ужасы и запоздалое сожаление. Если бы только я мог поступить по-другому… Если бы я мог вернуться.
   Рэй Мерфи трудился в Водном управлении Темзы. Он знал расположение канализационной системы, потому что работал там черпальщиком и служил в комитете по предотвращению наводнений. Он знал, какую водопроводную трубу взорвать, чтобы вызвать потоп. Взрыв списали бы на метан или утечку газа и не стали бы проводить скурпулезного расследования.
   Радиопередатчики и спутниковые системы слежения под землей бесполезны, да никто и не пустился бы в такое путешествие.
   Рэй Мерфи должен был знать и о подземной реке под Долфин-мэншн. Они с Кирстен обеспечили друг другу алиби на утро, когда исчезла Микки. Но в какой момент в операцию включился Джерри Брандт? Возможно, для их плана нужен был третий.
   – Но вы не можете быть уверены, что они похитили Микки, – говорит Джо. – Прямых улик нет. – Неожиданное, спазматическое движение его руки бросается мне в глаза. – Это все равно может быть фальшивкой. Кирстен имела доступ к квартире Рэйчел. Она могла достать пряди волос Микки и сосчитать деньги в ее копилке. Если они похитили ее три года назад, то зачем ждать так долго, чтобы потребовать выкуп?
   – Возможно, их целью был не выкуп – во всяком случае сначала. Сэр Дуглас Карлайл сказал, что пошел бы на многое, чтобы обеспечить безопасность внучки. Мы знаем, что он нанял Кирстен, чтобы та следила за Рэйчел. Он собирал улики для битвы в суде, но адвокаты сказали ему, что выиграть не удастся. Тогда он решил взять правосудие в свои руки.
   – А полотенце Микки? Как оно попало на кладбище?
   Моя мысль зависает в пустой, отчаянной паузе. Может, они подставили Говарда. Испачкали кровью Микки полотенце и подбросили его на кладбище. А полиция и присяжные довершили дело.
   – Но у вас нет доказательств того, что Микки жива.
   – Знаю.
   Наклоняясь к огню, Джо спрашивает у пламени, а не у меня:
   – Но зачем посылать требование о выкупе сейчас?
   – Из жадности.
   По крайней мере, этот мотив я могу понять. Джо может возиться со своими садистами и психопатами, а мне дайте какой-нибудь старомодный заурядный мотив, в который я в состоянии поверить.
   – Кто стрелял? Кто желал их смерти?
   – Тот, кто хотел заставить их замолчать или наказать их, – выдыхаю я, подаваясь вперед в кресле. – Это мог быть сэр Дуглас. Если он организовал похищение Микки, то, возможно, его шантажировали.
   – А кто еще? Я знаю, вы не думаете, что это сэр Дуглас.
   – Алексей.
   – Вы сказали, что в ту ночь он ехал за вами с Рэйчел.
   – Он ехал за своими бриллиантами.
   Джо ждет моих объяснений. Я знаю, что он уже все понял, просто хочет, чтобы я изложил свои аргументы.
   – Алексей ни за что не стал бы спокойно стоять и смотреть, как кто-то уходит с его двумя миллионами. Похитили они Микки или нет, жива она или нет, кто-то должен был заплатить. Посмотрите, что он сделал с собственным братом.