Страница:
Глава 49
Стив Морган, никогда не обладавший достаточным терпением, на этот раз был вынужден ждать, пока огромная армия Диаса осадит крепость Пуэбло. Но Диас, уверенный в добровольной сдаче города, предпочитал выжидать, играя в кошки-мышки с верными императору гарнизонами, защищающими не только Пуэбло, но и Оризабу, Кордобу и Веракрус — единственные города, оставшиеся во владении Максимилиана. Стив, ранее наслаждавшийся опасной жизнью партизан, почувствовал, что устал от бесконечных переходов, не позволявших выспаться или отдохнуть.
Поскольку Стив легко сходил за американца, он мог, не возбуждая подозрений, появляться как среди американцев, так и мексиканцев, сражавшихся на стороне императора. Американцы были повсюду, и никто не смотрел на них с любопытством. Жесткие, закаленные в боях наемники, сражавшиеся еще во время Гражданской войны, наслаждались битвой ради битвы, надеясь извлечь выгоду для себя, когда империя окончательно развалится и земли и поместья, принадлежавшие сторонникам Максимилиана, пойдут с молотка.
Обычно Стив выполнял свои обязанности с холодной сосредоточенностью, не выходя из себя. Сражаться и убивать — его профессия. Женщины — орудие наслаждения, относящиеся к той же самой категории, что хороший обед и удобная постель. Лишь о некоторых, как о графине или Консепсьон, он думал с искренней теплотой и симпатией.
Но прежде чем Джинни так неожиданно вновь вошла в его жизнь, Стив не позволял ни одной женщине завладеть его душой или… сердцем.
Он встретил Консепсьон, когда та танцевала в маленьком кабачке в Оризабе. Презирая риск и опасность, Стив навещал графиню де Валмес так часто, как мог, особенно когда узнал, что муж Соледад последовал за императором. К тому времени как Стив встретил Консепсьон, безумный страстный роман между ним и крестной превратился в нежную дружбу, особенно после того, как глубоко религиозная Соледад во всем призналась исповеднику и тот строго приказал прекратить почти кровосмесительную связь между ней и крестным сыном.
Стив слишком увлекся ею — частью из благодарности, частью потому, что так долго был без женщины. Соледад оставалась по-прежнему прекрасной, с фигурой молодой девушки — муж не был способен дать ей детей. Она оказалась опытной в делах любви и в самом начале почти так же обезумела от страсти, как и Стив. Но яркое пламя вскоре выгорело, превратившись в тлеющие уголья, они начали разговаривать больше, чем заниматься любовью, и Стив почувствовал явное облегчение. Ненавидел он прочные узы, что поделаешь!
Консепсьон, необузданная дикарка, была полной противоположностью Соледад. Она едва не сошла с ума от счастья, когда увидела Стива, и, воспользовавшись моментом, уговорила его взять ее с собой в качестве любовницы. В то время он не нашел в этом ничего особенного. У многих партизан были такие «солдатки» — не так-то просто найти постоянную женщину, когда нет времени оставаться в одном месте больше чем на ночь. По крайней мере Консепсьон достаточно знала и понимала его, чтобы не ожидать объяснений в любви и клятв. Связь была приятной, ни к чему не обязывающей, и он почти сумел выбросить из головы эту зеленоглазую тварь, свою жену, когда та внезапно объявилась.
Теперь Стив неожиданно обнаружил, что слишком часто думает о Джинни, и именно в те моменты, когда следовало думать совсем о другом. Видения этого прелестного лица и чувственного тела, покрытого персиковым загаром, возникали во сне, представлялись наяву. Он часто с горечью спрашивал себя, почему и как ей удалось его околдовать и почему именно ее из всех женщин он желал, жаждал постоянно, днем и ночью, с неослабевающим упорством. И вместо того чтобы по-прежнему ненавидеть Джинни, вынужден был признать: его чувства к ней далеко выходят за пределы всего лишь желания обладать этой женщиной. Скольким мужчинам она отдавалась? И каждый раз, обнимая ее, Стив терзался мучительной ревностью, представляя тех безымянных любовников, которым она предлагала свое тело. Стив вспомнил, как сопротивлялась Джинни в те дни, когда он был ее наставником в искусстве чувственной любви, но, очевидно, в конце концов она разучилась бороться и усвоила уроки покорности. И как страстно она отдавалась!.. И не только это — теперь она даже нередко брала на себя инициативу в любовных делах.
Но несмотря на неоправданный гнев на Джинни и ее новые «познания», Стив не мог не улыбнуться при мысли о том, как она смело заставила его покориться, под угрозой оружия. Маленькая сучка! Едва не изнасиловала его! Невозможно, чтобы она так изменилась за столь короткое время.
Но какое-то шестое чувство говорило о том, что перемены в душе и сердце Джинни были гораздо глубже, чем он предполагал. Что она скрывает? И почему? Черт возьми, с самого начала она была словно заноза в боку. Единственная, кто всегда был способен сбить его с толку!
Облокотившись о деревянную стойку бара в кабачке, который часто посещал во время визитов в Оризабу, Стив Морган угрюмо уставился в кружку с пивом. Почему он не может забыть о ней, как о всех других, которых брал, использовал и так же легко бросал? Почему женился на ней? Но, бешено проклиная, он по-прежнему знал, что хочет ее!.. И все время спрашивал себя, живет ли она по-прежнему на асиенде. В этом вся беда — Джинни настолько непредсказуема! Но может, именно это качество интриговало его и заставляло желать ее даже сейчас, отказаться от задания, которое он добровольно вызвался выполнить. Сам виноват — если бы не стремился доказать себе, что может обойтись без Джинни, сейчас уже был бы на полпути в Техуакан, и в гораздо лучшем настроении.
Мужчина на другом конце стойки пробормотал на индейском диалекте:
— Слишком много американцев — лучше бы гринго оставались на своем берегу реки!
Некоторые из мексиканцев рассмеялись, но тихо — в баре и вправду были почти одни американцы из отряда карателей, те самые, которых собирал под свое начало полковник Дюпен и которым неплохо платил маршал Базен.
Увешанные оружием, с жесткими обветренными лицами, обросшие бородами, придававшими им зловещий вид, они не покидали Мехико потому, что рисковали значительно меньше, оставаясь здесь, чем вернувшись в Соединенные Штаты, ведь война в Мексике давала им предлог грабить и убивать сколько угодно, не опасаясь возмездия. Большинство солдат удачи, прибывших сюда в надежде получить высокое жалованье и возможность быть на стороне победителей, уже вернулись, когда стало ясно, что хуаристы побеждают. Остались лишь подонки-отребье, последняя мразь, бандиты, убийцы, дезертиры, которым некуда было деваться. Но и терять им тоже было нечего. Они будут бороться до последнего и станут препятствием на пути огромной армии, идущей на Пуэбло. Значит, их нужно уничтожить, и как можно скорее.
Стив осушил кружку горького пива и подвинул ее к бармену, у которого лицо было изрыто оспой.
— Еще две, — велел он. — Сегодня у меня ужасная жажда. — И притворился, что не замечает удивленных взглядов мексиканцев.
Так этот гринго говорит на их языке? И довольно хорошо, значит, нужно быть поосторожнее — такой, как он, не потерпит оскорблений!
Бармен поспешно принес две бутылки пива, и Стив тщательно пересчитал сдачу — нужно было произвести впечатление человека, у которого мало денег.
— Эй, ты тоже американец? Где это ты научился их проклятому жаргону? — Рядом со Стивом примостился мужчина с коротко стриженными рыжими волосами и гигантскими усищами. — Просто любопытно стало, — поспешно заверил он, встретившись с жестким взглядом синих прищуренных глаз. — Сам сижу здесь больше года и знаю всего несколько слов, чтобы суметь спросить то, чего больше всего хочется.
Он коротко и многозначительно рассмеялся, по-прежнему вопросительно глядя на Стива.
Тот небрежно пожал плечами, прихлебывая пиво.
— У меня была куча времени выучить его, — проворчал он. — И не оставалось выбора. — И намеренно подозрительным взглядом смерил собеседника. — А почему тебе это нужно знать?
— Черт, да просто так. Пытаюсь завести беседу с земляком-американцем. Иногда, я думаю, скучаешь по родной речи…
— Наверное. Сам не очень-то часто на нем говорил за последнее время.
Стив отвечал коротко, нарочно недружелюбно; прикончив свое пиво, неохотно позволил соседу заказать еще. Собеседника звали Коул, и, как оказалось, он был уроженцем Техаса. Стив, запинаясь, словно спиртное развязало ему язык, признался, что приехал из Калифорнии. Новые приятели выпили еще, и Коул, растрогавшись, предложил Стиву присоединиться к его дружкам, сидевшим за одним из столиков.
Как и можно было ожидать, разговоры велись в основном о войне и женщинах. Присутствие незнакомца, естественно, вызвало любопытство, хотя они, следуя собственному странному кодексу поведения, не слишком донимали Стива расспросами. Он сам, после нескольких стаканов, признал, что дезертировал из армии северян в шестьдесят втором.
— Подрался с одним — откуда мне было знать, что он офицер? Мундира на нем не было, зато он имел пистолет.
После этого ничего не оставалось делать, как смыться.
— Эй, слушай, почему бы тебе не присоединиться к нам с самого начала? Вот где настоящая драка, правда, мальчики?
— Н-ничего н-не слышал тогда, — пьяно пробормотал Стив. — В-вернулся в Сан-Франциско и п-попал на проклятый корабль…
— Насильно завербовали на флот? Такое случилось с моим дружком — больше не вернулся! Как ты оказался здесь?
Стив обвел взглядом бородатые лица, словно решая, стоит ли доверять собеседникам, и наконец пожал плечами:
— Видать, такая моя удача. Сбежал с корабля в Веракрус и скрывался, пока он не отплыл. А потом нашел себе хорошенькую Пепиту, которую донимал ревнивый муж. Он не очень-то любил гринго, вот меня и бросили гнить в тюрьму.
Никогда не бывали в мексиканской каталажке, парни? Поверьте, не думал, что такое на свете бывает! В некоторых камерах воды по колено, и тебя заставляют работать как собаку, а кормят одними помоями. Зато язык выучил, это уж точно!
— Ты слышал?
Стив подозрительно хмыкнул:
— Эй, ведь вы, парни, вроде как работаете на правительство, верно? Так вот, предупреждаю, еще раз в эту тюрьму меня можно будет доставить лишь ногами вперед, и я не так плохо владею Оружием, чтобы не прихватить с собой компанию на тот свет!
— Не кипятись, дружище, здесь предателей нет. Бьюсь об заклад, не ты один успел познакомиться с тюрьмой!
Говоривший, огромный невероятно сильный мужчина, ободряюще подмигнул Стиву и подтолкнул к нему бутылку:
— Давай-ка выпей лучше! Если плохо приходится, держись лучше поближе к нам!
— Спасибо, но начинаю думать, что приношу несчастье не только себе, но и приятелям. Собираюсь попытаться вернуться назад, в Калифорнию.
— Тогда смотри в оба, как бы не налететь на хуаристов.
Скоро армия этих ублюдков вот-вот будет здесь!
Все еще притворяясь полупьяным, Стив, обрадованный, что спиртное развязало языки собеседникам, внимательно слушал их разговоры. По всему было видно, что они не были высокого мнения об императорских войсках.
— По крайней мере лягушатники хоть драться умели и действовали как надо! При них хуаристы знали свое место.
— Единственное хорошее, что могу вспомнить в армии Мехиа, — это женщины, маленькие «солдатки», — вмешался гигант, задумчиво покачивая головой. — Помню, мы с дружком раздобыли себе такую, и не какую-нибудь грязную мексиканку! Ей-богу, не встречал красивее — наполовину француженка, наполовину американка, с волосами цвета начищенной меди. Том Бил увел ее у французского полковника — помните Била?
— Говорят, его прикончили в Сан-Луисе.
— Она убила. Перерезала глотку одним ударом.
Это я научил ее орудовать ножом, — хмыкнул Мэтт Купер, и Стив почувствовал, как весь напрягся, а в глазах замелькали кровавые, пятна — ослепляющая ярость не давала дышать.
Последним усилием воли он заставил себя слушать. Сделай он хоть движение — и Мэтту не жить.
Не подозревая о том, какое впечатление произвели его слова, Купер продолжал, сжимая бутылку в волосатой руке:
— По правде говоря. Том заслужил то, что получил! Злобный мерзавец, холодный и бесчувственный. Ненавидел женщин. Прямо-таки обожал издеваться над ними — Пекос и я защищали нашу девочку, как могли, но в тот день пошли в город, ну и напились там до чертиков, а Бил привез ее в какой-то кабачок — он заставлял ее спать с кем ни попадя, когда ему были нужны денежки. Только на этот раз он зашел слишком далеко, как я слышал. Начал срывать с нее платье прямо перед кучей мексикашек! Парень, которого я знал, говорил, что это было похоже на аукцион — Том собирался продать ее тому, кто больше даст. Только девчонка обезумела и всадила ему в горло нож по рукоятку.
— А с ней что потом было?
Купер пожал плечами:
— Говорят, когда ее допрашивали, появился какой-то французский офицер и забрал ее с собой в Мехико. Но думаю, девчонке удалось приземлиться на все четыре лапки — таким кошечкам всегда это удается! Да, вот это была девка!
Стив не сводил глаз с пуговиц на куртке Мэтта Купера, прикидывая, куда лучше ударить кинжалом. К нему снова вернулась способность мыслить, но холодная ярость, завладевшая им, не исчезла. Теперь, когда известны намерения карателей, нужно выбираться отсюда и приготовить им небольшой сюрприз. Но сначала он должен убить Мэтта Купера.
Хорошо, что они посчитали его пьяным и занялись своей беседой. Бешеный гнев, сверкнувший в животе, как гремучая змея, готовая ужалить, вот-вот разгорится. Стив вспомнил, как сказала как-то Джинни, что убила человека, но подробностей не объяснила. Так вот она — пропущенная часть ее истории. Что еще умудрилась скрыть Джинни, солнечноволосая красавица, со стройными, всегда готовыми раздвинуться для любого ножками и нежным ртом соблазнительницы, открывающимся под поцелуями?
Скольким мужчинам дарила она эти наслаждения? Она убила одного, доведенная до бог знает каких глубин унижения и отчаяния, а другая свинья сидит напротив него и жрет виски!
Неужели они сломили ее вольную душу, уничтожили гордость, как это сделали с ним в тюрьме? Никогда еще Стив не испытывал такого всепоглощающего желания убить, хотя и понимал — нужно ждать, время придет. Наконец он, притворившись пьяным, покачиваясь, выбрался из-за стола.
Никто, кроме Коула, не заметил его ухода — все слишком много выпили.
— Эй, Стив! — окликнул он. — Решишь присоединиться к нам, помни, мы уезжаем завтра утром.
Стив пробормотал что-то неразборчивое и, вывалившись на улицу, стал жадно вливать в себя прохладный воздух, будто долгое время не имел возможности дышать.
Поскольку Стив легко сходил за американца, он мог, не возбуждая подозрений, появляться как среди американцев, так и мексиканцев, сражавшихся на стороне императора. Американцы были повсюду, и никто не смотрел на них с любопытством. Жесткие, закаленные в боях наемники, сражавшиеся еще во время Гражданской войны, наслаждались битвой ради битвы, надеясь извлечь выгоду для себя, когда империя окончательно развалится и земли и поместья, принадлежавшие сторонникам Максимилиана, пойдут с молотка.
Обычно Стив выполнял свои обязанности с холодной сосредоточенностью, не выходя из себя. Сражаться и убивать — его профессия. Женщины — орудие наслаждения, относящиеся к той же самой категории, что хороший обед и удобная постель. Лишь о некоторых, как о графине или Консепсьон, он думал с искренней теплотой и симпатией.
Но прежде чем Джинни так неожиданно вновь вошла в его жизнь, Стив не позволял ни одной женщине завладеть его душой или… сердцем.
Он встретил Консепсьон, когда та танцевала в маленьком кабачке в Оризабе. Презирая риск и опасность, Стив навещал графиню де Валмес так часто, как мог, особенно когда узнал, что муж Соледад последовал за императором. К тому времени как Стив встретил Консепсьон, безумный страстный роман между ним и крестной превратился в нежную дружбу, особенно после того, как глубоко религиозная Соледад во всем призналась исповеднику и тот строго приказал прекратить почти кровосмесительную связь между ней и крестным сыном.
Стив слишком увлекся ею — частью из благодарности, частью потому, что так долго был без женщины. Соледад оставалась по-прежнему прекрасной, с фигурой молодой девушки — муж не был способен дать ей детей. Она оказалась опытной в делах любви и в самом начале почти так же обезумела от страсти, как и Стив. Но яркое пламя вскоре выгорело, превратившись в тлеющие уголья, они начали разговаривать больше, чем заниматься любовью, и Стив почувствовал явное облегчение. Ненавидел он прочные узы, что поделаешь!
Консепсьон, необузданная дикарка, была полной противоположностью Соледад. Она едва не сошла с ума от счастья, когда увидела Стива, и, воспользовавшись моментом, уговорила его взять ее с собой в качестве любовницы. В то время он не нашел в этом ничего особенного. У многих партизан были такие «солдатки» — не так-то просто найти постоянную женщину, когда нет времени оставаться в одном месте больше чем на ночь. По крайней мере Консепсьон достаточно знала и понимала его, чтобы не ожидать объяснений в любви и клятв. Связь была приятной, ни к чему не обязывающей, и он почти сумел выбросить из головы эту зеленоглазую тварь, свою жену, когда та внезапно объявилась.
Теперь Стив неожиданно обнаружил, что слишком часто думает о Джинни, и именно в те моменты, когда следовало думать совсем о другом. Видения этого прелестного лица и чувственного тела, покрытого персиковым загаром, возникали во сне, представлялись наяву. Он часто с горечью спрашивал себя, почему и как ей удалось его околдовать и почему именно ее из всех женщин он желал, жаждал постоянно, днем и ночью, с неослабевающим упорством. И вместо того чтобы по-прежнему ненавидеть Джинни, вынужден был признать: его чувства к ней далеко выходят за пределы всего лишь желания обладать этой женщиной. Скольким мужчинам она отдавалась? И каждый раз, обнимая ее, Стив терзался мучительной ревностью, представляя тех безымянных любовников, которым она предлагала свое тело. Стив вспомнил, как сопротивлялась Джинни в те дни, когда он был ее наставником в искусстве чувственной любви, но, очевидно, в конце концов она разучилась бороться и усвоила уроки покорности. И как страстно она отдавалась!.. И не только это — теперь она даже нередко брала на себя инициативу в любовных делах.
Но несмотря на неоправданный гнев на Джинни и ее новые «познания», Стив не мог не улыбнуться при мысли о том, как она смело заставила его покориться, под угрозой оружия. Маленькая сучка! Едва не изнасиловала его! Невозможно, чтобы она так изменилась за столь короткое время.
Но какое-то шестое чувство говорило о том, что перемены в душе и сердце Джинни были гораздо глубже, чем он предполагал. Что она скрывает? И почему? Черт возьми, с самого начала она была словно заноза в боку. Единственная, кто всегда был способен сбить его с толку!
Облокотившись о деревянную стойку бара в кабачке, который часто посещал во время визитов в Оризабу, Стив Морган угрюмо уставился в кружку с пивом. Почему он не может забыть о ней, как о всех других, которых брал, использовал и так же легко бросал? Почему женился на ней? Но, бешено проклиная, он по-прежнему знал, что хочет ее!.. И все время спрашивал себя, живет ли она по-прежнему на асиенде. В этом вся беда — Джинни настолько непредсказуема! Но может, именно это качество интриговало его и заставляло желать ее даже сейчас, отказаться от задания, которое он добровольно вызвался выполнить. Сам виноват — если бы не стремился доказать себе, что может обойтись без Джинни, сейчас уже был бы на полпути в Техуакан, и в гораздо лучшем настроении.
Мужчина на другом конце стойки пробормотал на индейском диалекте:
— Слишком много американцев — лучше бы гринго оставались на своем берегу реки!
Некоторые из мексиканцев рассмеялись, но тихо — в баре и вправду были почти одни американцы из отряда карателей, те самые, которых собирал под свое начало полковник Дюпен и которым неплохо платил маршал Базен.
Увешанные оружием, с жесткими обветренными лицами, обросшие бородами, придававшими им зловещий вид, они не покидали Мехико потому, что рисковали значительно меньше, оставаясь здесь, чем вернувшись в Соединенные Штаты, ведь война в Мексике давала им предлог грабить и убивать сколько угодно, не опасаясь возмездия. Большинство солдат удачи, прибывших сюда в надежде получить высокое жалованье и возможность быть на стороне победителей, уже вернулись, когда стало ясно, что хуаристы побеждают. Остались лишь подонки-отребье, последняя мразь, бандиты, убийцы, дезертиры, которым некуда было деваться. Но и терять им тоже было нечего. Они будут бороться до последнего и станут препятствием на пути огромной армии, идущей на Пуэбло. Значит, их нужно уничтожить, и как можно скорее.
Стив осушил кружку горького пива и подвинул ее к бармену, у которого лицо было изрыто оспой.
— Еще две, — велел он. — Сегодня у меня ужасная жажда. — И притворился, что не замечает удивленных взглядов мексиканцев.
Так этот гринго говорит на их языке? И довольно хорошо, значит, нужно быть поосторожнее — такой, как он, не потерпит оскорблений!
Бармен поспешно принес две бутылки пива, и Стив тщательно пересчитал сдачу — нужно было произвести впечатление человека, у которого мало денег.
— Эй, ты тоже американец? Где это ты научился их проклятому жаргону? — Рядом со Стивом примостился мужчина с коротко стриженными рыжими волосами и гигантскими усищами. — Просто любопытно стало, — поспешно заверил он, встретившись с жестким взглядом синих прищуренных глаз. — Сам сижу здесь больше года и знаю всего несколько слов, чтобы суметь спросить то, чего больше всего хочется.
Он коротко и многозначительно рассмеялся, по-прежнему вопросительно глядя на Стива.
Тот небрежно пожал плечами, прихлебывая пиво.
— У меня была куча времени выучить его, — проворчал он. — И не оставалось выбора. — И намеренно подозрительным взглядом смерил собеседника. — А почему тебе это нужно знать?
— Черт, да просто так. Пытаюсь завести беседу с земляком-американцем. Иногда, я думаю, скучаешь по родной речи…
— Наверное. Сам не очень-то часто на нем говорил за последнее время.
Стив отвечал коротко, нарочно недружелюбно; прикончив свое пиво, неохотно позволил соседу заказать еще. Собеседника звали Коул, и, как оказалось, он был уроженцем Техаса. Стив, запинаясь, словно спиртное развязало ему язык, признался, что приехал из Калифорнии. Новые приятели выпили еще, и Коул, растрогавшись, предложил Стиву присоединиться к его дружкам, сидевшим за одним из столиков.
Как и можно было ожидать, разговоры велись в основном о войне и женщинах. Присутствие незнакомца, естественно, вызвало любопытство, хотя они, следуя собственному странному кодексу поведения, не слишком донимали Стива расспросами. Он сам, после нескольких стаканов, признал, что дезертировал из армии северян в шестьдесят втором.
— Подрался с одним — откуда мне было знать, что он офицер? Мундира на нем не было, зато он имел пистолет.
После этого ничего не оставалось делать, как смыться.
— Эй, слушай, почему бы тебе не присоединиться к нам с самого начала? Вот где настоящая драка, правда, мальчики?
— Н-ничего н-не слышал тогда, — пьяно пробормотал Стив. — В-вернулся в Сан-Франциско и п-попал на проклятый корабль…
— Насильно завербовали на флот? Такое случилось с моим дружком — больше не вернулся! Как ты оказался здесь?
Стив обвел взглядом бородатые лица, словно решая, стоит ли доверять собеседникам, и наконец пожал плечами:
— Видать, такая моя удача. Сбежал с корабля в Веракрус и скрывался, пока он не отплыл. А потом нашел себе хорошенькую Пепиту, которую донимал ревнивый муж. Он не очень-то любил гринго, вот меня и бросили гнить в тюрьму.
Никогда не бывали в мексиканской каталажке, парни? Поверьте, не думал, что такое на свете бывает! В некоторых камерах воды по колено, и тебя заставляют работать как собаку, а кормят одними помоями. Зато язык выучил, это уж точно!
— Ты слышал?
Стив подозрительно хмыкнул:
— Эй, ведь вы, парни, вроде как работаете на правительство, верно? Так вот, предупреждаю, еще раз в эту тюрьму меня можно будет доставить лишь ногами вперед, и я не так плохо владею Оружием, чтобы не прихватить с собой компанию на тот свет!
— Не кипятись, дружище, здесь предателей нет. Бьюсь об заклад, не ты один успел познакомиться с тюрьмой!
Говоривший, огромный невероятно сильный мужчина, ободряюще подмигнул Стиву и подтолкнул к нему бутылку:
— Давай-ка выпей лучше! Если плохо приходится, держись лучше поближе к нам!
— Спасибо, но начинаю думать, что приношу несчастье не только себе, но и приятелям. Собираюсь попытаться вернуться назад, в Калифорнию.
— Тогда смотри в оба, как бы не налететь на хуаристов.
Скоро армия этих ублюдков вот-вот будет здесь!
Все еще притворяясь полупьяным, Стив, обрадованный, что спиртное развязало языки собеседникам, внимательно слушал их разговоры. По всему было видно, что они не были высокого мнения об императорских войсках.
— По крайней мере лягушатники хоть драться умели и действовали как надо! При них хуаристы знали свое место.
— Единственное хорошее, что могу вспомнить в армии Мехиа, — это женщины, маленькие «солдатки», — вмешался гигант, задумчиво покачивая головой. — Помню, мы с дружком раздобыли себе такую, и не какую-нибудь грязную мексиканку! Ей-богу, не встречал красивее — наполовину француженка, наполовину американка, с волосами цвета начищенной меди. Том Бил увел ее у французского полковника — помните Била?
— Говорят, его прикончили в Сан-Луисе.
— Она убила. Перерезала глотку одним ударом.
Это я научил ее орудовать ножом, — хмыкнул Мэтт Купер, и Стив почувствовал, как весь напрягся, а в глазах замелькали кровавые, пятна — ослепляющая ярость не давала дышать.
Последним усилием воли он заставил себя слушать. Сделай он хоть движение — и Мэтту не жить.
Не подозревая о том, какое впечатление произвели его слова, Купер продолжал, сжимая бутылку в волосатой руке:
— По правде говоря. Том заслужил то, что получил! Злобный мерзавец, холодный и бесчувственный. Ненавидел женщин. Прямо-таки обожал издеваться над ними — Пекос и я защищали нашу девочку, как могли, но в тот день пошли в город, ну и напились там до чертиков, а Бил привез ее в какой-то кабачок — он заставлял ее спать с кем ни попадя, когда ему были нужны денежки. Только на этот раз он зашел слишком далеко, как я слышал. Начал срывать с нее платье прямо перед кучей мексикашек! Парень, которого я знал, говорил, что это было похоже на аукцион — Том собирался продать ее тому, кто больше даст. Только девчонка обезумела и всадила ему в горло нож по рукоятку.
— А с ней что потом было?
Купер пожал плечами:
— Говорят, когда ее допрашивали, появился какой-то французский офицер и забрал ее с собой в Мехико. Но думаю, девчонке удалось приземлиться на все четыре лапки — таким кошечкам всегда это удается! Да, вот это была девка!
Стив не сводил глаз с пуговиц на куртке Мэтта Купера, прикидывая, куда лучше ударить кинжалом. К нему снова вернулась способность мыслить, но холодная ярость, завладевшая им, не исчезла. Теперь, когда известны намерения карателей, нужно выбираться отсюда и приготовить им небольшой сюрприз. Но сначала он должен убить Мэтта Купера.
Хорошо, что они посчитали его пьяным и занялись своей беседой. Бешеный гнев, сверкнувший в животе, как гремучая змея, готовая ужалить, вот-вот разгорится. Стив вспомнил, как сказала как-то Джинни, что убила человека, но подробностей не объяснила. Так вот она — пропущенная часть ее истории. Что еще умудрилась скрыть Джинни, солнечноволосая красавица, со стройными, всегда готовыми раздвинуться для любого ножками и нежным ртом соблазнительницы, открывающимся под поцелуями?
Скольким мужчинам дарила она эти наслаждения? Она убила одного, доведенная до бог знает каких глубин унижения и отчаяния, а другая свинья сидит напротив него и жрет виски!
Неужели они сломили ее вольную душу, уничтожили гордость, как это сделали с ним в тюрьме? Никогда еще Стив не испытывал такого всепоглощающего желания убить, хотя и понимал — нужно ждать, время придет. Наконец он, притворившись пьяным, покачиваясь, выбрался из-за стола.
Никто, кроме Коула, не заметил его ухода — все слишком много выпили.
— Эй, Стив! — окликнул он. — Решишь присоединиться к нам, помни, мы уезжаем завтра утром.
Стив пробормотал что-то неразборчивое и, вывалившись на улицу, стал жадно вливать в себя прохладный воздух, будто долгое время не имел возможности дышать.
Часть VII
LA GUERRA[14]
Глава 50
12 марта 1867 года последние французские солдаты отправились на родину из порта Веракрус, и в этот же день Стив Морган вернулся на асиенду[Де ла Ностальжия».
На нем был мундир, первое, что заметила Джинни, сбежав по ступенькам. Она не успела вытереться после ванны; мокрые локоны небрежно сколоты на затылке, кожа блестит каплями воды.
Стив как раз успел спешиться, и Джинни замерла в двух шагах, закусив нижнюю губку, зеленые глаза гневно сверкали — она успела вспомнить, как была зла на него.
— Ну? — спросил он, подняв брови.
— Ну! Это все, что ты собираешься сказать? Тебя не было почти месяц, и все, что я получила, — дурацкую записку ни о чем! Так же ты мог написать и Сальвадору!
— Поскольку ты так рассердилась, жаль, что я не велел Маноло передать письмо Сальвадору!
Он глядел на нее сверху вниз, на губах играла странная жестокая улыбка, в синих глазах горело пламя, значение которого Джинни не могла определить.
— По крайней мере Сальвадор приносил мне новости о войне, — угрюмо пробурчала она и добавила почти против воли; — Вижу, ты наконец-то вступил в настоящую армию.
Когда это произошло?
— Пару недель назад, после того как мы уничтожили отряд карателей, докучавший нам.
Он резко отвернулся и стал снимать с лошади седельные сумки. Джинни заметила, что Стив с трудом двигает рукой.
Немедленно забыв о гневе, она бросилась к нему, вне себя от беспокойства:
— Стив! Ты ранен? О Господи, почему не сказал? Даже не написал.
Руки, взлетев, обвились вокруг шеи Стива, и язвительный ответ так и не слетел с языка — губы ощутили знакомый вкус прикосновения губ Джинни. Уронив сумки, он начал целовать ее, грубо, нетерпеливо, поспешно, словно стремясь утвердить свое право владения этой женщиной. Единственное, что он желает, — немедленно отнести ее на кровать.
Слишком долго он оставался наедине со своими мыслями, отравляющими ядом мозг и душу.
Но уже потом, в спальне, они ни о чем не говорили, только случайные слова любви и страсти срывались с губ, такие естественные, особенно теперь, когда они вновь нашли друг друга.
Он хотел ее! Несмотря на резкие нотки в голосе, презрительную усмешку при первой встрече, Джинни снова отдалась его объятиям, и Стив держал ее так, словно был не в лилах отпустить. И на глазах ухмылявшихся пеонов и Сальвадора он подхватил ее, понес в спальню, ногой захлопнув за собой дверь.
И теперь Джинни лежала в полусне, придавленная весом его тела, и слушала, как постепенно успокаивается его дыхание. Стив вернулся к ней, когда она уже начала отчаиваться!.
Ее пальцы осторожно обводили неровные шрамы на спине Стива, коснулись бинтов, обмотанных вокруг груди и плеча… Стив был ранен — наверное, в битве, о которой еще не успел рассказать. Джинни хотела расспросить Стива, но тот заглушил се слова поцелуем. Поэтому он не приезжал раньше, подумала она, ужаснувшись мысли, что Стива могли убить, а она даже не узнала бы об этом. Но почему-то была рада, что ранение, а не безразличие помешало Стиву явиться скорее.
Солнечные узоры, лежавшие на полу, немного потускнели — надвигался вечер. На кухне Сальвадор стучал ножами и сковородками, готовя ужин. Джинни последнее время почти ничего не ела, но сейчас чувствовала, что умирает от голода. Стив, должно быть, тоже. Он похудел, лицо усталое, напряженное, и постригся — волосы едва-едва завиваются на затылке.
Он зарылся лицом в нежное местечко между шеей и плечом, вдыхая запах ее волос, но сейчас неожиданно повернулся, коснувшись губами щек:
— Тебя что-то мучает, дорогая? В чем дело?
— О, я только гадаю, голоден ли ты, — без зазрения совести призналась Джинни. — Я всю неделю не могла смотреть на еду, а теперь, кажется, быка бы съела! И выпила бы океан вина.
Стив тихо засмеялся:
— Весьма странные мысли, если учесть, где ты находишься! Ничего не скажешь, мое самолюбие оскорблено: ведь единственный, кто может утолить голод, — это ты, моя маленькая соблазнительница.
Прижав Джинни к постели, Стив накрыл губами нежный холмик груди, покусывая сосок, обводя его языком, пока она не начала извиваться, издавая беспомощные стоны:
— О Стив… Стив… да… да…
— Что это означает? Неужели мне удалось пробудить другой голод в этом роскошном теле?
Перекатившись на спину, Стив широко заулыбался, а Джинни едва не закричала от раздражения, пытаясь притянуть его к себе.
— Дьявол тебя побери, Стив, ты не имеешь права так поступать со мной! Не позволю!
— Собственно говоря, я устал, а теперь, когда ты заговорила об этом… идея отправиться поесть звучит довольно соблазнительно.
— Ты… ты животное! Негодяй! Все это нарочно, чтобы довести меня!
Навалившись на Стива, Джинни начала колотить в грудь кулачками, пока тот не поймал ее запястья.
— Кошка дикая! Ты что, пытаешься сделать так, чтобы моя рана вновь открылась? Я научу тебя лучшему способу, как наработать аппетит!
Джинни нахмурилась было, но тут же разразилась беспомощным смехом, пока Стив снова не начал целовать ее и сильные пальцы не побежали по ее телу, а она, обезумев от желания, позволила делать с собой все, что хотел Стив.
Ужинали они очень поздно, потому что Стив захотел принять ванну и попросил Джинни найти в седельных сумках чистую одежду.
Джинни с трудом удерживалась от искушения пересмотреть их содержимое, но, вынув белье, с недоумением уставилась на тонкий арканзасский нож-»зубочистку». Как хорошо ей были знакомы такие ножи! Странно, что Стив носит его с собой — он предпочитал совсем другие, тяжелые ножи, которыми можно перерубить ветки, освежевать добычу и убить человека.
Джинни хотелось рассмотреть новый кинжал поближе он выглядел странно, почти зловеще знакомым, но она, вздрогнув, отошла. Пусть Стив сам расскажет! Не нужно, чтобы он думал, будто Джинни подглядывает.
Весь обед она нервно болтала о пустяках, умирая от желания задать вопрос, но боясь ответа, — она вновь заметила саркастическое, почти злобное выражение лица Стива. Поэтому и рассказывала о делах поместья, ремонте, посадке деревьев и цветов, постоянно ощущая, что он следит за ней.
Наконец, когда Джинни неловко замолчала и принялась пить вино, стакан за стаканом, Стив откинулся в кресле и, уже не скрываясь, начал рассматривать ее, словно познакомился всего несколько часов назад.
— Ты словно создана для домашнего хозяйства, любовь моя. И мне нравится твой загар. Кожа будто светится, как персик!
Воспоминания о часах, проведенных в постели, заставили Джинни покраснеть и опустить глаза. Почему он так странно смотрит на нее?!
— Ах, какое застенчивое и невинное личико, — продолжал Стив. — Кто, глядя на него, подумал бы, что ты когда-то была шлюхой!
Неожиданное нападение заставило Джинни съежиться, хотя в глазах стыл вызов.
— О Боже! Что за безумную игру ты ведешь на этот раз?
Стив спокойно пожал плечами, не отводя от нее по-детски вопрошающего взгляда.
— Какая игра? Просто недавно встретился с твоим приятелем, и тот рассказал мне о кое-каких случаях из твоего прошлого..
Джинни охнула, но Стив, не обращая внимания, прорычал:
— Скажи, сколько брал Том Бил, когда продавал тебя своим дружкам? И со многими ли делил тебя бесплатно?
— О нет, нет… — с мукой прошептала Джинни.
— Ты не сказала мне всей правды! Не говорила, что он продавал тебя любому, у которого находилось несколько песо, чтобы отведать твоих прелестей.
— Прекрати! — Джинни взметнулась из-за стола, прижимая руки к ушам. — Прекрати! Не желаю больше слушать.
Одним длинным грациозным прыжком Стив подскочил к Джинни, схватил ее за руки, с силой сжал.
— Нет, черт возьми, ты будешь слушать, по крайней мере пока я не закончу! Что, по-твоему, я чувствовал, когда слышал, как твои грязные похождения обсуждаются по кабакам? Твой приятель, Мэтт Купер, тот самый, который научил тебя так хорошо обращаться с ножом, помнишь? Так вот, он не забыл тебя и того, как хороша ты была в постели! Он с дружком даже явился за тобой, услышав, что ты прикончила Била. Иисусе! — бешено рявкнул он. — Почему ты не сказала мне?! Почему скрыла правду? И сколько еще подобных Подробностей ты скрываешь? — Джинни внезапно откинула голову назад, не вытирая струившихся по лицу слез, и вызывающе уставилась на Стива:
— А ты? Ты ничего не скрываешь от меня?! Нечто ужасное… такое омерзительное, что не можешь даже вынести мысли об этом? Не тебе судить меня, ты не женщина и не можешь понять, каким унижениям ее можно подвергнуть! Разве таким, как ты, понять, каково это — когда тебя выставляют, словно животное, перед этими глазеющими свиньями, орущими непристойности, исходящими слюной от вожделения, когда он… он приказывает тебе раздеться, чтобы они увидели, что получат! А когда… когда я не послушалась, он ударил меня и разорвал это гнусное, отвратительное платье, которое заставил надеть… и все бросали деньги… деньги, пока он раздевал меня. Наконец я сошла с ума тогда… Помню, как выхватила нож… я даже не знала, что делаю, пока не вонзила ему в глотку кинжал… и эти ужасные звуки, рвущиеся из его глотки… и кровь… повсюду кровь…
Джинни почти кричала, не сознавая, что Стив отпустил ее и медленно белеет лицом.
— Джинни…
Она подумала, что Стив снова хочет схватить ее, и отвернулась.
— Нет… не прикасайся ко мне… не сейчас… Я грязная, понимаешь? Шлюха… десятки мужчин пользовались мной.
Ты никогда не простишь мне этого, так ведь? Даже если в этом нет моей вины… только потому, что я выжила, хотя желала умереть… ты хочешь быть тем, кто уничтожит меня… и можешь сделать это… знаешь почему, Стив? Знаешь?
— Заткнись! Черт побери, чего ты хочешь? Чтобы я чувствовал себя виноватым за все, что ты сотворила?
— Прекрати! — взвизгнула Джинни, тяжело дыша. — Неужели ты не человек и не страдал от побоев, голода и мучений до тех пор, пока не почувствовал, что сделаешь все, все, лишь бы остаться в живых! Неужели не знаешь, что это такое, когда тебя заставляют делать вещи, которые мозг твой отказывается воспринимать, потому что тебе все равно? Я была вещью, которую используют, продают… Я была мертва внутри и не хотела жить, потому что ты был мертв, потому что я любила тебя, а они тебя убили… и ничто, ничто не имело значения… ничто на свете.
— У тебя истерика. Пойми, нет причин плакать, — прошептал Стив.
Неожиданно Джинни оказалась в его объятиях, стальные руки обвились вокруг нее, притягивая все ближе к широкой груди. Джинни начала беспомощно всхлипывать, поливая слезами его рубашку.
— Слушай меня, — велел он странным, сдавленным голосом, — он мертв. Думаешь, я мог позволить ему жить после этого.
На нем был мундир, первое, что заметила Джинни, сбежав по ступенькам. Она не успела вытереться после ванны; мокрые локоны небрежно сколоты на затылке, кожа блестит каплями воды.
Стив как раз успел спешиться, и Джинни замерла в двух шагах, закусив нижнюю губку, зеленые глаза гневно сверкали — она успела вспомнить, как была зла на него.
— Ну? — спросил он, подняв брови.
— Ну! Это все, что ты собираешься сказать? Тебя не было почти месяц, и все, что я получила, — дурацкую записку ни о чем! Так же ты мог написать и Сальвадору!
— Поскольку ты так рассердилась, жаль, что я не велел Маноло передать письмо Сальвадору!
Он глядел на нее сверху вниз, на губах играла странная жестокая улыбка, в синих глазах горело пламя, значение которого Джинни не могла определить.
— По крайней мере Сальвадор приносил мне новости о войне, — угрюмо пробурчала она и добавила почти против воли; — Вижу, ты наконец-то вступил в настоящую армию.
Когда это произошло?
— Пару недель назад, после того как мы уничтожили отряд карателей, докучавший нам.
Он резко отвернулся и стал снимать с лошади седельные сумки. Джинни заметила, что Стив с трудом двигает рукой.
Немедленно забыв о гневе, она бросилась к нему, вне себя от беспокойства:
— Стив! Ты ранен? О Господи, почему не сказал? Даже не написал.
Руки, взлетев, обвились вокруг шеи Стива, и язвительный ответ так и не слетел с языка — губы ощутили знакомый вкус прикосновения губ Джинни. Уронив сумки, он начал целовать ее, грубо, нетерпеливо, поспешно, словно стремясь утвердить свое право владения этой женщиной. Единственное, что он желает, — немедленно отнести ее на кровать.
Слишком долго он оставался наедине со своими мыслями, отравляющими ядом мозг и душу.
Но уже потом, в спальне, они ни о чем не говорили, только случайные слова любви и страсти срывались с губ, такие естественные, особенно теперь, когда они вновь нашли друг друга.
Он хотел ее! Несмотря на резкие нотки в голосе, презрительную усмешку при первой встрече, Джинни снова отдалась его объятиям, и Стив держал ее так, словно был не в лилах отпустить. И на глазах ухмылявшихся пеонов и Сальвадора он подхватил ее, понес в спальню, ногой захлопнув за собой дверь.
И теперь Джинни лежала в полусне, придавленная весом его тела, и слушала, как постепенно успокаивается его дыхание. Стив вернулся к ней, когда она уже начала отчаиваться!.
Ее пальцы осторожно обводили неровные шрамы на спине Стива, коснулись бинтов, обмотанных вокруг груди и плеча… Стив был ранен — наверное, в битве, о которой еще не успел рассказать. Джинни хотела расспросить Стива, но тот заглушил се слова поцелуем. Поэтому он не приезжал раньше, подумала она, ужаснувшись мысли, что Стива могли убить, а она даже не узнала бы об этом. Но почему-то была рада, что ранение, а не безразличие помешало Стиву явиться скорее.
Солнечные узоры, лежавшие на полу, немного потускнели — надвигался вечер. На кухне Сальвадор стучал ножами и сковородками, готовя ужин. Джинни последнее время почти ничего не ела, но сейчас чувствовала, что умирает от голода. Стив, должно быть, тоже. Он похудел, лицо усталое, напряженное, и постригся — волосы едва-едва завиваются на затылке.
Он зарылся лицом в нежное местечко между шеей и плечом, вдыхая запах ее волос, но сейчас неожиданно повернулся, коснувшись губами щек:
— Тебя что-то мучает, дорогая? В чем дело?
— О, я только гадаю, голоден ли ты, — без зазрения совести призналась Джинни. — Я всю неделю не могла смотреть на еду, а теперь, кажется, быка бы съела! И выпила бы океан вина.
Стив тихо засмеялся:
— Весьма странные мысли, если учесть, где ты находишься! Ничего не скажешь, мое самолюбие оскорблено: ведь единственный, кто может утолить голод, — это ты, моя маленькая соблазнительница.
Прижав Джинни к постели, Стив накрыл губами нежный холмик груди, покусывая сосок, обводя его языком, пока она не начала извиваться, издавая беспомощные стоны:
— О Стив… Стив… да… да…
— Что это означает? Неужели мне удалось пробудить другой голод в этом роскошном теле?
Перекатившись на спину, Стив широко заулыбался, а Джинни едва не закричала от раздражения, пытаясь притянуть его к себе.
— Дьявол тебя побери, Стив, ты не имеешь права так поступать со мной! Не позволю!
— Собственно говоря, я устал, а теперь, когда ты заговорила об этом… идея отправиться поесть звучит довольно соблазнительно.
— Ты… ты животное! Негодяй! Все это нарочно, чтобы довести меня!
Навалившись на Стива, Джинни начала колотить в грудь кулачками, пока тот не поймал ее запястья.
— Кошка дикая! Ты что, пытаешься сделать так, чтобы моя рана вновь открылась? Я научу тебя лучшему способу, как наработать аппетит!
Джинни нахмурилась было, но тут же разразилась беспомощным смехом, пока Стив снова не начал целовать ее и сильные пальцы не побежали по ее телу, а она, обезумев от желания, позволила делать с собой все, что хотел Стив.
Ужинали они очень поздно, потому что Стив захотел принять ванну и попросил Джинни найти в седельных сумках чистую одежду.
Джинни с трудом удерживалась от искушения пересмотреть их содержимое, но, вынув белье, с недоумением уставилась на тонкий арканзасский нож-»зубочистку». Как хорошо ей были знакомы такие ножи! Странно, что Стив носит его с собой — он предпочитал совсем другие, тяжелые ножи, которыми можно перерубить ветки, освежевать добычу и убить человека.
Джинни хотелось рассмотреть новый кинжал поближе он выглядел странно, почти зловеще знакомым, но она, вздрогнув, отошла. Пусть Стив сам расскажет! Не нужно, чтобы он думал, будто Джинни подглядывает.
Весь обед она нервно болтала о пустяках, умирая от желания задать вопрос, но боясь ответа, — она вновь заметила саркастическое, почти злобное выражение лица Стива. Поэтому и рассказывала о делах поместья, ремонте, посадке деревьев и цветов, постоянно ощущая, что он следит за ней.
Наконец, когда Джинни неловко замолчала и принялась пить вино, стакан за стаканом, Стив откинулся в кресле и, уже не скрываясь, начал рассматривать ее, словно познакомился всего несколько часов назад.
— Ты словно создана для домашнего хозяйства, любовь моя. И мне нравится твой загар. Кожа будто светится, как персик!
Воспоминания о часах, проведенных в постели, заставили Джинни покраснеть и опустить глаза. Почему он так странно смотрит на нее?!
— Ах, какое застенчивое и невинное личико, — продолжал Стив. — Кто, глядя на него, подумал бы, что ты когда-то была шлюхой!
Неожиданное нападение заставило Джинни съежиться, хотя в глазах стыл вызов.
— О Боже! Что за безумную игру ты ведешь на этот раз?
Стив спокойно пожал плечами, не отводя от нее по-детски вопрошающего взгляда.
— Какая игра? Просто недавно встретился с твоим приятелем, и тот рассказал мне о кое-каких случаях из твоего прошлого..
Джинни охнула, но Стив, не обращая внимания, прорычал:
— Скажи, сколько брал Том Бил, когда продавал тебя своим дружкам? И со многими ли делил тебя бесплатно?
— О нет, нет… — с мукой прошептала Джинни.
— Ты не сказала мне всей правды! Не говорила, что он продавал тебя любому, у которого находилось несколько песо, чтобы отведать твоих прелестей.
— Прекрати! — Джинни взметнулась из-за стола, прижимая руки к ушам. — Прекрати! Не желаю больше слушать.
Одним длинным грациозным прыжком Стив подскочил к Джинни, схватил ее за руки, с силой сжал.
— Нет, черт возьми, ты будешь слушать, по крайней мере пока я не закончу! Что, по-твоему, я чувствовал, когда слышал, как твои грязные похождения обсуждаются по кабакам? Твой приятель, Мэтт Купер, тот самый, который научил тебя так хорошо обращаться с ножом, помнишь? Так вот, он не забыл тебя и того, как хороша ты была в постели! Он с дружком даже явился за тобой, услышав, что ты прикончила Била. Иисусе! — бешено рявкнул он. — Почему ты не сказала мне?! Почему скрыла правду? И сколько еще подобных Подробностей ты скрываешь? — Джинни внезапно откинула голову назад, не вытирая струившихся по лицу слез, и вызывающе уставилась на Стива:
— А ты? Ты ничего не скрываешь от меня?! Нечто ужасное… такое омерзительное, что не можешь даже вынести мысли об этом? Не тебе судить меня, ты не женщина и не можешь понять, каким унижениям ее можно подвергнуть! Разве таким, как ты, понять, каково это — когда тебя выставляют, словно животное, перед этими глазеющими свиньями, орущими непристойности, исходящими слюной от вожделения, когда он… он приказывает тебе раздеться, чтобы они увидели, что получат! А когда… когда я не послушалась, он ударил меня и разорвал это гнусное, отвратительное платье, которое заставил надеть… и все бросали деньги… деньги, пока он раздевал меня. Наконец я сошла с ума тогда… Помню, как выхватила нож… я даже не знала, что делаю, пока не вонзила ему в глотку кинжал… и эти ужасные звуки, рвущиеся из его глотки… и кровь… повсюду кровь…
Джинни почти кричала, не сознавая, что Стив отпустил ее и медленно белеет лицом.
— Джинни…
Она подумала, что Стив снова хочет схватить ее, и отвернулась.
— Нет… не прикасайся ко мне… не сейчас… Я грязная, понимаешь? Шлюха… десятки мужчин пользовались мной.
Ты никогда не простишь мне этого, так ведь? Даже если в этом нет моей вины… только потому, что я выжила, хотя желала умереть… ты хочешь быть тем, кто уничтожит меня… и можешь сделать это… знаешь почему, Стив? Знаешь?
— Заткнись! Черт побери, чего ты хочешь? Чтобы я чувствовал себя виноватым за все, что ты сотворила?
— Прекрати! — взвизгнула Джинни, тяжело дыша. — Неужели ты не человек и не страдал от побоев, голода и мучений до тех пор, пока не почувствовал, что сделаешь все, все, лишь бы остаться в живых! Неужели не знаешь, что это такое, когда тебя заставляют делать вещи, которые мозг твой отказывается воспринимать, потому что тебе все равно? Я была вещью, которую используют, продают… Я была мертва внутри и не хотела жить, потому что ты был мертв, потому что я любила тебя, а они тебя убили… и ничто, ничто не имело значения… ничто на свете.
— У тебя истерика. Пойми, нет причин плакать, — прошептал Стив.
Неожиданно Джинни оказалась в его объятиях, стальные руки обвились вокруг нее, притягивая все ближе к широкой груди. Джинни начала беспомощно всхлипывать, поливая слезами его рубашку.
— Слушай меня, — велел он странным, сдавленным голосом, — он мертв. Думаешь, я мог позволить ему жить после этого.