Страница:
— Это не редкость в той части страны, особенно когда индейские племена выходят на тропу войны. Она ехала ко мне в сопровождении большого количества слуг, охранников и вооруженных солдат. И я сам послал им навстречу своих доверенных vaqueros, чтобы они сопровождали их по пустынной местности. Кстати, только один из них и выжил. Он и рассказал о том, что случилось. Они забрали ее вместе с другими молодыми и симпатичными женщинами, а всех остальных убили. Лучше бы они убили и ее, потому что я слишком хорошо знаю, как апачи обращаются со своими пленницами.
— Господи, но разве ты не поехал на ее поиски или, может, ты послал кого-нибудь, чтобы найти ее?
— Естественно! А знаешь ли ты, что женщины, попавшие в плен к индейцам, живут самое большее три месяца. Может, чуть больше, если один из воинов решит взять ее себе в жены. Но она ведь была так чувствительна, так легко ранима! Я сам искал ее, несмотря на то, что и ее, и мои родственники не советовали мне делать этого, я объявлял о вознаграждении тому, кто вернет ее, но все было бесполезно, она исчезла бесследно. И лишь один команчеро, один из тех, кто торгует с индейцами, скупая у них награбленное в обмен на оружие, сообщил, что ее вместе с двумя другими женщинами продали в другое племя, возможно, куда-то в Мексику. После этого уже не было смысла ее искать…
— Но почему, почему? Если она жива и страдает или если… Как ты можешь быть уверенным в том, что ее нет в живых?
— Потому что я уверен, что она мертва. Фактически я убедился в этом. А вот сейчас я совсем не убежден, что должен и дальше рассказывать тебе неприятные подробности своего печального прошлого. Господи, я думал, что ты давно уже ушла, если, конечно, твое присутствие здесь мне не снилось!
Сонные зеленые глаза остановились на Алексе, которая, поджав ноги и поставив локти на кровать, сидела на устланном коврами полу. Именно она и вела с ним эту беседу. А теперь, легко поднявшись на ноги, она приветливо улыбнулась:
— Ты послал меня за вином, ты разве забыл? Вот оно, в серебряном кувшине. Налить тебе бокал? Или тебе хочется сначала чего-нибудь поесть? Или еще одну сигару?
Сейчас она была одета в простое прямое платье, под грудью завязанное зеленой лентой. Платье очень шло ей, и Алекса прекрасно знала об этом. Она продолжала улыбаться, когда он, уже окончательно проснувшись, стал медленно и заинтересованно осматривать ее. Наконец, равнодушно пожав плечами, он отвел глаза:
— Я думаю, это не важно, посылал ли я тебя за вином или это твоя собственная инициатива, но сегодня я определенно не в лучшей форме. Но раз уж ты здесь, можешь выпить со мной бокал вина. Будь любезна, налей нам обоим! А потом, может быть, ты пришлешь мне фруктов и сыра, да и закажи мне ванну, в том случае если мужчинам не разрешается заходить в бассейн вместе со жрицами Венеры.
Преодолев сильное желание выплеснуть вино ему в лицо, она, улыбнувшись, протянула ему бокал и стала наливать себе, радуясь возможности хоть ненадолго повернуться к нему спиной.
— Вероятно, ты неправильно понял мое присутствие здесь, — наконец сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. — Я не жрица любви и не горничная, но если тебе действительно нужны ванна и холодные закуски, я могу устроить и то и другое. Может, ты еще чего-нибудь хочешь?
— Да. Подай мне бутылку, которую ты так крепко держишь, а потом возьми свой бокал и присоединяйся ко мне на этой удобной постели. Может, тебе удастся уговорить меня рассказать еще какие-нибудь подробности из моего прошлого, которое по какой-то непонятной причине очень тебя интересует. — Заметив ее колебания, Николас резко рассмеялся. — Господи! Чего ты боишься, если именно этого и добивалась? Если ты боишься, что я тебя изнасилую, то, уверяю, я еще не совсем пришел в себя для этого. Гашиш был исключительно хорош, поэтому я до сих пор все еще нахожусь под его действием. Ну?
— Ну? — передразнила его Алекса, легко садясь на край кровати, стараясь доказать ему, что ничуть не боится его. — А вот и твое вино, — быстро добавила она, заметив его насмешливый взгляд, — я налью тебе еще немного…
Она наклонилась, чтобы налить ему еще вина, но он вдруг схватил ее за запястья, не давая шевельнуться.
— Я… я думала, ты хочешь еще вина, — глупо промямлила Алекса, чувствуя себя совершенно растерянной, особенно когда он резко и неприятно засмеялся.
— А может быть, чего-нибудь еще, кроме вина? Я не хочу, чтобы ты подумала, что меня совсем не трогают твои попытки ублажить меня, ты научилась искусству соблазнения, а уж о терпении я и не говорю!
Алекса молча смотрела на него, как будто не понимала, о чем он говорит. Тогда он взял из ее рук бутылку, которую она судорожно сжимала все это время, и поставил ее на стол рядом с кроватью, при этом улыбка, с которой он смотрел на Алексу, понравилась ей еще меньше, чем его недавний смех.
— Ты делаешь мне больно! — прошептала она, сама не понимая, почему шепчет. А потом уже нормальным голосом она спросила: — Терпение? Что ты имеешь в виду?
— Только то, что обычно имеют в виду, когда употребляют это слово, моя дорогая русалка! Я думаю, я довольно долго предавался наркотическим мечтам, и, несмотря на это, ты еще здесь, хотя я считал, что ты уже давно ушла и, возможно, навсегда. А когда я стал приходить в себя, я услышал свой голос и понял, что рассказываю тебе о своем прошлом. И тогда я стал задавать себе вопросы, хотя в том состоянии эйфории, в котором я находился, делать это было довольно трудно. Кстати, ты когда-нибудь курила гашиш? Он очень распространен в некоторых районах Индии и на Ближнем Востоке, а вот в Китае больше предпочитают опиум… Что с тобой?
— Я уже говорила тебе, что мне больно руку! — сквозь зубы сказала Алекса, стараясь не выйти из себя. — Я не понимаю, почему ты так грубо обращаешься со мной и так безобразно оскорбляешь. Можно подумать, что я нанесла тебе смертельную обиду!
Теперь, когда его голова окончательно очистилась от наркотического тумана, Николас спрашивал себя, почему ему доставляет удовольствие издеваться над ней. Она, конечно же, права. Разве она что-нибудь сделала, чтобы оскорбить его? Нет, разве что… Вышла замуж за очень богатого человека, который слишком стар для того, чтобы доставлять ей удовольствие, и поэтому она играет в проститутку. Не за деньги — это могло бы послужить хоть каким-то оправданием, — а исключительно для удовлетворения своих низменных потребностей. Но даже если это и так, ему-то какое до всего этого дело?
Он отбросил ее руку, как будто она вдруг стала жечь ему пальцы. Она начала растирать руку, низко опустив голову, а он опять подумал, почему же она здесь, почему пришла сюда во второй раз. Неожиданно она резко подняла голову, откинув волосы назад, и твердо посмотрела ему в глаза. И ему внезапно захотелось постичь глубину ее глаз, узнать, какие мысли, какую тайну они скрывают.
Наконец именно Николас прервал их напряженное молчание:
— Так почему ты здесь, я спрашиваю?
Этот вопрос прозвучал так, как будто он спрашивал самого себя, и когда Алекса промолчала, он лишь пожал плечами и налил себе еще вина, а потом, наполнив и ее бокал, почти силой заставил ее взять его.
Она внимательно смотрела на него, когда он одним глотком осушил почти половину бокала, а затем насмешливо спросил:
— А что, с вином что-нибудь не в порядке, раз ты боишься пить его?
Покраснев, Алекса выпила почти столько же, сколько и он, и твердо посмотрела ему в глаза. Она вдруг подумала, что ей лучше уйти сейчас, пока она не потеряла контроля над собой, потому что он, кажется, делает все, чтобы вновь вывести ее из себя.
— Вот так! — холодно сказала она и, не удержавшись, добавила: — Хотя я не знаю, почему ты вообразил, что вино может быть отравлено. Какая дурацкая мысль!
— Должен признаться, что я очень подозрителен, — ответил он, ухмыльнувшись. — Я слишком рано понял, что большинство людей на самом деле не такие, как кажутся. И это знание не раз спасало мне жизнь. Но, несмотря на то, что я горжусь тем, что хорошо разбираюсь в людях и в их поступках, должен признаться, что ты для меня — загадка, я никак не могу тебя понять. Или именно этого ты и добивалась все это время?
— А теперь ты действительно отвратителен, — с ненавистью сказала Алекса и с такой силой поставила бокал на стол, что он вдребезги разбился, а вино пролилось на пол. — Посмотри, что я из-за тебя наделала! — Она хотела было встать, но он резко схватил ее, и она упала на него. Ее лицо оказалось совсем рядом с его.
Ее первым инстинктивным желанием было освободиться от него, но стоило ей только пошевелиться, как она почувствовала, что он еще крепче прижал ее и довольно грубо сказал:
— Ты идиотка! Все вокруг усыпано осколками стекла, а ты босая. Или, может быть, тебе хочется порезаться? — Теперь в его голосе звучала угроза. — Перестань вырываться, черт тебя побери! Или, может, ты меня так возбуждаешь? Даже если это и так, то, боюсь, тебе придется подождать, пока я не услышу от тебя несколько честных ответов на свои вопросы. Тебе все ясно?
Гневный ответ застрял у Алексы в горле, она встретила тяжелый взгляд его зеленых глаз и почувствовала, как он рукой провел по ее щеке.
— Хорошо! — с удовлетворением сказал он, как должное восприняв ее молчание. — Но может быть, ты не очень удобно лежишь? Несмотря на то, что я такой злодей, я не хочу, чтобы во время нашего разговора у тебя затекла шея!
Он перевернулся, увлекая ее за собой. Теперь она беспомощно лежала на спине. А он положил свою ногу на нее, удерживая ее в таком положении.
Погладив ее по лицу, он мягко сказал:
— Странно, что муж дает тебе такую свободу и позволяет отсутствовать ночами! Хотя, может быть, ты накачиваешь его наркотиками, а?
«Нет, я не буду унижать себя и драться с ним», — подумала Алекса, прежде чем холодно ответить:
— Я мечтаю лишь о том, чтобы ты поскорее задал свои вопросы и отпустил меня! Но сразу предупреждаю: я не буду отвечать на них, если они покажутся мне слишком личными, даже если ты…
— Заверяю тебя, что не собираюсь пытать тебя, если ты это имеешь в виду… Ну а что касается того, чтобы отпустить тебя… то я не приглашал тебя сюда! И не помню, чтобы я умолял тебя остаться, когда ты решила уйти. Поэтому я снова задаю вопрос, ответа на который ты постоянно избегаешь. Почему ты решила найти меня сегодня? И как ты узнала, что я здесь? Нет, не отводи трусливо глаз! Отвечай мне, черт тебя побери, а потом можешь идти, если это действительно то, чего ты хочешь!
Он вдруг грубо схватил ее за волосы и крепко сжал пальцы. От боли она чуть было не закричала, но, вспомнив о гордости, лишь закусила губу. В ее глазах отражалась ненависть.
— А что, если я вообще не буду отвечать на твои вопросы? — решительно сказала она, хотя ей показалось, что он сейчас снимет с нее скальп, а его глаза опасно сузились.
Приготовившись к худшему, Алекса инстинктивно зажмурилась. Что он собирается с ней сделать? Меньше всего она ожидала услышать его мягкий смех.
— Что ж, тогда мне придется самому делать выводы, особенно относительно того, почему ты так боишься отвечать на такие простые вопросы. Действительно, почему ты здесь? Прежде всего, потому, что ты этого хочешь. Но поскольку ты продолжаешь упрямиться, возможно, есть другой путь выяснить…
Алекса почувствовала его дыхание на своем лице, и он вдруг совершенно неожиданно поцеловал ее, не обращая ни малейшего внимания на ее попытки вырваться. Она должна бороться, пока у нее хватит сил! Почему она не делает этого? Но она же сама хотела свести его с ума, чтобы он умирал от желания к ней, а потом… Поэтому естественно, если она будет делать вид, что отвечает на его поцелуи, это только поможет ей добиться своей цели. Приняв решение, Алекса облегченно вздохнула и позволила себе застонать. Она даже просунула руки под его шелковый китайский халат и стала ласкать его спину, а его сначала такой грубый поцелуй вдруг рассыпался на бесчисленное множество быстрых и легких поцелуев, которые покрывали все ее лицо, виски, глаза, уши, шею, губы, а потом этот поцелуй стал вновь требовательным и долгим, пока она не почувствовала какую-то странную слабость и у нее уже не было ни малейшего желания сопротивляться тому, что он делает, — ни его поцелуям, ни тому, с каким нетерпением он раздевает ее, ни его ласковым рукам, которые она так хорошо помнила.
Как и когда он стал контролировать отношения между ними? Почему она с самого начала не использовала полученные уроки, чтобы самой держать ситуацию под контролем? Чтобы, возбуждая его, самой оставаться холодной и трезвомыслящей? Алекса отчаянно старалась сопротивляться очарованию его рук, которые уверенно ласкали ее тело, заставляя и ее руки ласкать его спину, бедра… В конце концов, он хочет ее, несмотря на то, что говорил! И он захочет ее еще больше, если она будет продолжать гладить и обнимать его. Она почувствовала себя более уверенно, когда заметила, как бурно он реагирует на ее прикосновения. А потом, совершенно ошеломив ее своей порывистостью, он вдруг освободился от ее объятий и сел. Сначала он сделал несколько глотков вина прямо из бутылки, а затем протянул ее Алексе.
— Нет? — спросил он каким-то удивительным голосом. — Тогда, может быть, тебе понравится вино, выпитое более интересным способом? Только сначала будет немножко холодно…
Алекса вздрогнула, когда он перевернул бутылку и вино по ее животу полилось вниз. Она вздрогнула еще раз, когда он наклонился и стал губами и языком слизывать вино. Он опускался все ниже, пока его губы не дошли до самого чувствительного места, и Алексе захотелось закричать, чтобы он прекратил… Нет… Она не хотела… Она не…
— Маленькая лгунья! Почему ты опять не хочешь признаться в том, что чувствуешь? — Он снова наклонился и стал целовать ее, а Алекса, потеряв всякий контроль над собой, закрыла рот рукой, чтобы бесстыдно не просить его не прекращать делать то, что он делает… только не сейчас… еще не сейчас… Когда он, наконец, остановился, она услышала свой стон и его короткий смех, который на самом деле и не был смехом. А потом он прижался к ней и вылил остатки вина между ними. Его горячий шепот был и обещанием, и угрозой одновременно:
— Я думаю, что ты уже понимаешь, что это только первый раз и первый способ из бесчисленного количества раз и способов, какими я буду иметь тебя, морская нимфа… потому что больше всего я хочу не хотеть тебя совсем!
— Я тоже! — прошептала она в ответ и страстно прижалась к нему, лаская его так же, как и он не, не раздумывая и не рассуждая, она просто делала то, что ей в данный момент больше всего хотелось. А ей хотелось именно того, что сейчас и происходило: взаимное наслаждение, всепоглощающие чувства, которые заполняли ее все больше и больше, пока, наконец, она не достигла пика блаженства и эти чувства распались на миллион маленьких звездочек, которые, медленно опускаясь, возвращали ее к реальности. Но ей так не хотелось пробуждаться. Пожалуйста, нет! Только не сейчас! Все еще пребывая в состоянии блаженства, Алекса не сразу заметила его желание войти в нее, пока не почувствовала, как его руки с силой разжали ей ноги.
И когда она поняла, что происходит, было уже поздно говорить что-либо. Алекса почувствовала острую боль и вскрикнула, инстинктивно она постаралась освободиться. Ом выругался и крепко взял ее за запястья.
— Нет! Прекрати, мне больно! Ты не должен был… Я не знала, что это так больно! Грубиян, пусти меня!
Со слезами на глазах она пыталась вырваться, пока, наконец, он не наклонился к ней совсем близко и сквозь зубы сказал:
— У меня нет настроения требовать от тебя объяснений сейчас, но раз я уже вошел в тебя, поздно что-нибудь делать, так что попытайся получить удовольствие! Во всяком случае, именно это я и собираюсь сейчас сделать!
И не обращая внимания на ее оскорбления и ругательства, он полностью воспользовался ее беспомощностью.
Потом она даже не помнила, как и когда все изменилось. Может, когда она поняла, что больше не чувствует боли? Или когда он стал целовать ее грудь? Или когда он стал ласкать ее и ей захотелось еще сильнее прижаться к нему, слиться с ним воедино? Она хотела его! Она отвечала на его поцелуи и ласкала его, пока, наконец, не поняла, что все повторяется снова. Тело ее стало содрогаться, и она стала выкрикивать его имя, все сильнее и сильнее прижимая его к себе, пока с ним не произошло то же самое.
Наверху блаженства они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Он нежно поглаживал и целовал ее. Когда-то она думала, что ненавидит его, но только не сейчас. Ах, сейчас ей не хотелось даже думать, а только чувствовать!
Глава 28
— Господи, но разве ты не поехал на ее поиски или, может, ты послал кого-нибудь, чтобы найти ее?
— Естественно! А знаешь ли ты, что женщины, попавшие в плен к индейцам, живут самое большее три месяца. Может, чуть больше, если один из воинов решит взять ее себе в жены. Но она ведь была так чувствительна, так легко ранима! Я сам искал ее, несмотря на то, что и ее, и мои родственники не советовали мне делать этого, я объявлял о вознаграждении тому, кто вернет ее, но все было бесполезно, она исчезла бесследно. И лишь один команчеро, один из тех, кто торгует с индейцами, скупая у них награбленное в обмен на оружие, сообщил, что ее вместе с двумя другими женщинами продали в другое племя, возможно, куда-то в Мексику. После этого уже не было смысла ее искать…
— Но почему, почему? Если она жива и страдает или если… Как ты можешь быть уверенным в том, что ее нет в живых?
— Потому что я уверен, что она мертва. Фактически я убедился в этом. А вот сейчас я совсем не убежден, что должен и дальше рассказывать тебе неприятные подробности своего печального прошлого. Господи, я думал, что ты давно уже ушла, если, конечно, твое присутствие здесь мне не снилось!
Сонные зеленые глаза остановились на Алексе, которая, поджав ноги и поставив локти на кровать, сидела на устланном коврами полу. Именно она и вела с ним эту беседу. А теперь, легко поднявшись на ноги, она приветливо улыбнулась:
— Ты послал меня за вином, ты разве забыл? Вот оно, в серебряном кувшине. Налить тебе бокал? Или тебе хочется сначала чего-нибудь поесть? Или еще одну сигару?
Сейчас она была одета в простое прямое платье, под грудью завязанное зеленой лентой. Платье очень шло ей, и Алекса прекрасно знала об этом. Она продолжала улыбаться, когда он, уже окончательно проснувшись, стал медленно и заинтересованно осматривать ее. Наконец, равнодушно пожав плечами, он отвел глаза:
— Я думаю, это не важно, посылал ли я тебя за вином или это твоя собственная инициатива, но сегодня я определенно не в лучшей форме. Но раз уж ты здесь, можешь выпить со мной бокал вина. Будь любезна, налей нам обоим! А потом, может быть, ты пришлешь мне фруктов и сыра, да и закажи мне ванну, в том случае если мужчинам не разрешается заходить в бассейн вместе со жрицами Венеры.
Преодолев сильное желание выплеснуть вино ему в лицо, она, улыбнувшись, протянула ему бокал и стала наливать себе, радуясь возможности хоть ненадолго повернуться к нему спиной.
— Вероятно, ты неправильно понял мое присутствие здесь, — наконец сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. — Я не жрица любви и не горничная, но если тебе действительно нужны ванна и холодные закуски, я могу устроить и то и другое. Может, ты еще чего-нибудь хочешь?
— Да. Подай мне бутылку, которую ты так крепко держишь, а потом возьми свой бокал и присоединяйся ко мне на этой удобной постели. Может, тебе удастся уговорить меня рассказать еще какие-нибудь подробности из моего прошлого, которое по какой-то непонятной причине очень тебя интересует. — Заметив ее колебания, Николас резко рассмеялся. — Господи! Чего ты боишься, если именно этого и добивалась? Если ты боишься, что я тебя изнасилую, то, уверяю, я еще не совсем пришел в себя для этого. Гашиш был исключительно хорош, поэтому я до сих пор все еще нахожусь под его действием. Ну?
— Ну? — передразнила его Алекса, легко садясь на край кровати, стараясь доказать ему, что ничуть не боится его. — А вот и твое вино, — быстро добавила она, заметив его насмешливый взгляд, — я налью тебе еще немного…
Она наклонилась, чтобы налить ему еще вина, но он вдруг схватил ее за запястья, не давая шевельнуться.
— Я… я думала, ты хочешь еще вина, — глупо промямлила Алекса, чувствуя себя совершенно растерянной, особенно когда он резко и неприятно засмеялся.
— А может быть, чего-нибудь еще, кроме вина? Я не хочу, чтобы ты подумала, что меня совсем не трогают твои попытки ублажить меня, ты научилась искусству соблазнения, а уж о терпении я и не говорю!
Алекса молча смотрела на него, как будто не понимала, о чем он говорит. Тогда он взял из ее рук бутылку, которую она судорожно сжимала все это время, и поставил ее на стол рядом с кроватью, при этом улыбка, с которой он смотрел на Алексу, понравилась ей еще меньше, чем его недавний смех.
— Ты делаешь мне больно! — прошептала она, сама не понимая, почему шепчет. А потом уже нормальным голосом она спросила: — Терпение? Что ты имеешь в виду?
— Только то, что обычно имеют в виду, когда употребляют это слово, моя дорогая русалка! Я думаю, я довольно долго предавался наркотическим мечтам, и, несмотря на это, ты еще здесь, хотя я считал, что ты уже давно ушла и, возможно, навсегда. А когда я стал приходить в себя, я услышал свой голос и понял, что рассказываю тебе о своем прошлом. И тогда я стал задавать себе вопросы, хотя в том состоянии эйфории, в котором я находился, делать это было довольно трудно. Кстати, ты когда-нибудь курила гашиш? Он очень распространен в некоторых районах Индии и на Ближнем Востоке, а вот в Китае больше предпочитают опиум… Что с тобой?
— Я уже говорила тебе, что мне больно руку! — сквозь зубы сказала Алекса, стараясь не выйти из себя. — Я не понимаю, почему ты так грубо обращаешься со мной и так безобразно оскорбляешь. Можно подумать, что я нанесла тебе смертельную обиду!
Теперь, когда его голова окончательно очистилась от наркотического тумана, Николас спрашивал себя, почему ему доставляет удовольствие издеваться над ней. Она, конечно же, права. Разве она что-нибудь сделала, чтобы оскорбить его? Нет, разве что… Вышла замуж за очень богатого человека, который слишком стар для того, чтобы доставлять ей удовольствие, и поэтому она играет в проститутку. Не за деньги — это могло бы послужить хоть каким-то оправданием, — а исключительно для удовлетворения своих низменных потребностей. Но даже если это и так, ему-то какое до всего этого дело?
Он отбросил ее руку, как будто она вдруг стала жечь ему пальцы. Она начала растирать руку, низко опустив голову, а он опять подумал, почему же она здесь, почему пришла сюда во второй раз. Неожиданно она резко подняла голову, откинув волосы назад, и твердо посмотрела ему в глаза. И ему внезапно захотелось постичь глубину ее глаз, узнать, какие мысли, какую тайну они скрывают.
Наконец именно Николас прервал их напряженное молчание:
— Так почему ты здесь, я спрашиваю?
Этот вопрос прозвучал так, как будто он спрашивал самого себя, и когда Алекса промолчала, он лишь пожал плечами и налил себе еще вина, а потом, наполнив и ее бокал, почти силой заставил ее взять его.
Она внимательно смотрела на него, когда он одним глотком осушил почти половину бокала, а затем насмешливо спросил:
— А что, с вином что-нибудь не в порядке, раз ты боишься пить его?
Покраснев, Алекса выпила почти столько же, сколько и он, и твердо посмотрела ему в глаза. Она вдруг подумала, что ей лучше уйти сейчас, пока она не потеряла контроля над собой, потому что он, кажется, делает все, чтобы вновь вывести ее из себя.
— Вот так! — холодно сказала она и, не удержавшись, добавила: — Хотя я не знаю, почему ты вообразил, что вино может быть отравлено. Какая дурацкая мысль!
— Должен признаться, что я очень подозрителен, — ответил он, ухмыльнувшись. — Я слишком рано понял, что большинство людей на самом деле не такие, как кажутся. И это знание не раз спасало мне жизнь. Но, несмотря на то, что я горжусь тем, что хорошо разбираюсь в людях и в их поступках, должен признаться, что ты для меня — загадка, я никак не могу тебя понять. Или именно этого ты и добивалась все это время?
— А теперь ты действительно отвратителен, — с ненавистью сказала Алекса и с такой силой поставила бокал на стол, что он вдребезги разбился, а вино пролилось на пол. — Посмотри, что я из-за тебя наделала! — Она хотела было встать, но он резко схватил ее, и она упала на него. Ее лицо оказалось совсем рядом с его.
Ее первым инстинктивным желанием было освободиться от него, но стоило ей только пошевелиться, как она почувствовала, что он еще крепче прижал ее и довольно грубо сказал:
— Ты идиотка! Все вокруг усыпано осколками стекла, а ты босая. Или, может быть, тебе хочется порезаться? — Теперь в его голосе звучала угроза. — Перестань вырываться, черт тебя побери! Или, может, ты меня так возбуждаешь? Даже если это и так, то, боюсь, тебе придется подождать, пока я не услышу от тебя несколько честных ответов на свои вопросы. Тебе все ясно?
Гневный ответ застрял у Алексы в горле, она встретила тяжелый взгляд его зеленых глаз и почувствовала, как он рукой провел по ее щеке.
— Хорошо! — с удовлетворением сказал он, как должное восприняв ее молчание. — Но может быть, ты не очень удобно лежишь? Несмотря на то, что я такой злодей, я не хочу, чтобы во время нашего разговора у тебя затекла шея!
Он перевернулся, увлекая ее за собой. Теперь она беспомощно лежала на спине. А он положил свою ногу на нее, удерживая ее в таком положении.
Погладив ее по лицу, он мягко сказал:
— Странно, что муж дает тебе такую свободу и позволяет отсутствовать ночами! Хотя, может быть, ты накачиваешь его наркотиками, а?
«Нет, я не буду унижать себя и драться с ним», — подумала Алекса, прежде чем холодно ответить:
— Я мечтаю лишь о том, чтобы ты поскорее задал свои вопросы и отпустил меня! Но сразу предупреждаю: я не буду отвечать на них, если они покажутся мне слишком личными, даже если ты…
— Заверяю тебя, что не собираюсь пытать тебя, если ты это имеешь в виду… Ну а что касается того, чтобы отпустить тебя… то я не приглашал тебя сюда! И не помню, чтобы я умолял тебя остаться, когда ты решила уйти. Поэтому я снова задаю вопрос, ответа на который ты постоянно избегаешь. Почему ты решила найти меня сегодня? И как ты узнала, что я здесь? Нет, не отводи трусливо глаз! Отвечай мне, черт тебя побери, а потом можешь идти, если это действительно то, чего ты хочешь!
Он вдруг грубо схватил ее за волосы и крепко сжал пальцы. От боли она чуть было не закричала, но, вспомнив о гордости, лишь закусила губу. В ее глазах отражалась ненависть.
— А что, если я вообще не буду отвечать на твои вопросы? — решительно сказала она, хотя ей показалось, что он сейчас снимет с нее скальп, а его глаза опасно сузились.
Приготовившись к худшему, Алекса инстинктивно зажмурилась. Что он собирается с ней сделать? Меньше всего она ожидала услышать его мягкий смех.
— Что ж, тогда мне придется самому делать выводы, особенно относительно того, почему ты так боишься отвечать на такие простые вопросы. Действительно, почему ты здесь? Прежде всего, потому, что ты этого хочешь. Но поскольку ты продолжаешь упрямиться, возможно, есть другой путь выяснить…
Алекса почувствовала его дыхание на своем лице, и он вдруг совершенно неожиданно поцеловал ее, не обращая ни малейшего внимания на ее попытки вырваться. Она должна бороться, пока у нее хватит сил! Почему она не делает этого? Но она же сама хотела свести его с ума, чтобы он умирал от желания к ней, а потом… Поэтому естественно, если она будет делать вид, что отвечает на его поцелуи, это только поможет ей добиться своей цели. Приняв решение, Алекса облегченно вздохнула и позволила себе застонать. Она даже просунула руки под его шелковый китайский халат и стала ласкать его спину, а его сначала такой грубый поцелуй вдруг рассыпался на бесчисленное множество быстрых и легких поцелуев, которые покрывали все ее лицо, виски, глаза, уши, шею, губы, а потом этот поцелуй стал вновь требовательным и долгим, пока она не почувствовала какую-то странную слабость и у нее уже не было ни малейшего желания сопротивляться тому, что он делает, — ни его поцелуям, ни тому, с каким нетерпением он раздевает ее, ни его ласковым рукам, которые она так хорошо помнила.
Как и когда он стал контролировать отношения между ними? Почему она с самого начала не использовала полученные уроки, чтобы самой держать ситуацию под контролем? Чтобы, возбуждая его, самой оставаться холодной и трезвомыслящей? Алекса отчаянно старалась сопротивляться очарованию его рук, которые уверенно ласкали ее тело, заставляя и ее руки ласкать его спину, бедра… В конце концов, он хочет ее, несмотря на то, что говорил! И он захочет ее еще больше, если она будет продолжать гладить и обнимать его. Она почувствовала себя более уверенно, когда заметила, как бурно он реагирует на ее прикосновения. А потом, совершенно ошеломив ее своей порывистостью, он вдруг освободился от ее объятий и сел. Сначала он сделал несколько глотков вина прямо из бутылки, а затем протянул ее Алексе.
— Нет? — спросил он каким-то удивительным голосом. — Тогда, может быть, тебе понравится вино, выпитое более интересным способом? Только сначала будет немножко холодно…
Алекса вздрогнула, когда он перевернул бутылку и вино по ее животу полилось вниз. Она вздрогнула еще раз, когда он наклонился и стал губами и языком слизывать вино. Он опускался все ниже, пока его губы не дошли до самого чувствительного места, и Алексе захотелось закричать, чтобы он прекратил… Нет… Она не хотела… Она не…
— Маленькая лгунья! Почему ты опять не хочешь признаться в том, что чувствуешь? — Он снова наклонился и стал целовать ее, а Алекса, потеряв всякий контроль над собой, закрыла рот рукой, чтобы бесстыдно не просить его не прекращать делать то, что он делает… только не сейчас… еще не сейчас… Когда он, наконец, остановился, она услышала свой стон и его короткий смех, который на самом деле и не был смехом. А потом он прижался к ней и вылил остатки вина между ними. Его горячий шепот был и обещанием, и угрозой одновременно:
— Я думаю, что ты уже понимаешь, что это только первый раз и первый способ из бесчисленного количества раз и способов, какими я буду иметь тебя, морская нимфа… потому что больше всего я хочу не хотеть тебя совсем!
— Я тоже! — прошептала она в ответ и страстно прижалась к нему, лаская его так же, как и он не, не раздумывая и не рассуждая, она просто делала то, что ей в данный момент больше всего хотелось. А ей хотелось именно того, что сейчас и происходило: взаимное наслаждение, всепоглощающие чувства, которые заполняли ее все больше и больше, пока, наконец, она не достигла пика блаженства и эти чувства распались на миллион маленьких звездочек, которые, медленно опускаясь, возвращали ее к реальности. Но ей так не хотелось пробуждаться. Пожалуйста, нет! Только не сейчас! Все еще пребывая в состоянии блаженства, Алекса не сразу заметила его желание войти в нее, пока не почувствовала, как его руки с силой разжали ей ноги.
И когда она поняла, что происходит, было уже поздно говорить что-либо. Алекса почувствовала острую боль и вскрикнула, инстинктивно она постаралась освободиться. Ом выругался и крепко взял ее за запястья.
— Нет! Прекрати, мне больно! Ты не должен был… Я не знала, что это так больно! Грубиян, пусти меня!
Со слезами на глазах она пыталась вырваться, пока, наконец, он не наклонился к ней совсем близко и сквозь зубы сказал:
— У меня нет настроения требовать от тебя объяснений сейчас, но раз я уже вошел в тебя, поздно что-нибудь делать, так что попытайся получить удовольствие! Во всяком случае, именно это я и собираюсь сейчас сделать!
И не обращая внимания на ее оскорбления и ругательства, он полностью воспользовался ее беспомощностью.
Потом она даже не помнила, как и когда все изменилось. Может, когда она поняла, что больше не чувствует боли? Или когда он стал целовать ее грудь? Или когда он стал ласкать ее и ей захотелось еще сильнее прижаться к нему, слиться с ним воедино? Она хотела его! Она отвечала на его поцелуи и ласкала его, пока, наконец, не поняла, что все повторяется снова. Тело ее стало содрогаться, и она стала выкрикивать его имя, все сильнее и сильнее прижимая его к себе, пока с ним не произошло то же самое.
Наверху блаженства они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Он нежно поглаживал и целовал ее. Когда-то она думала, что ненавидит его, но только не сейчас. Ах, сейчас ей не хотелось даже думать, а только чувствовать!
Глава 28
Алекса не собиралась засыпать. Она помнила, что решила побыть с ним до тех пор, пока они оба будут наслаждаться той приятной и странной тишиной, сладостным умиротворением, окутавшим их обоих. А как только он заснет, она уйдет. Ей же говорили, что мужчины обычно сразу после этого глубоко засыпают. Возможно, виной всему тепло комнаты или тепло и близость его тела. Или может быть, что-то совсем другое заставило ее погрузиться в глубокий, приятный сон, который в данной ситуации был равен безумию.
— Милорд, милорд, вы же знаете, я никогда бы не позволила себе побеспокоить вас, но вы должны идти немедленно, иначе разразится ужасный скандал, который погубит нас всех! Только вы сможете убедить маркиза! Пожалуйста, поторопитесь!
Орланда? Неужели это голос Орланды? И о чем это она так возбужденно говорит? Алекса хотела проснуться, чтобы выяснить, что же происходит, но, с другой стороны, ей страшно не хотелось прерывать свои прекрасные, такие приятные сновидения.
Она услышала такой знакомый голос, произносящий ругательства на испанском, на английском и на французском, слышала, как он спрашивал, где его чертова одежда и почему он единственный мужчина, который может остановить безумства Ньюбери. Ньюбери? Сонным голосом Алекса пролепетала.
— Что, в конце концов, случилось, и почему столько шума?
Ее интересовало, почему он уже встал и почти оделся, в то время как она еще спит, и почему он с такой ненавистью посмотрел на нее и велел ей продолжать спать и ждать его, потому что он еще не закончил с ней!
— И позволь мне еще раз тебе напомнить, что тебе не стоит вылезать из постели, потому что ты можешь поранить себе ноги!
— Но Орланда! Я слышала, ты сказала…
С растущим чувством разочарования и гнева Алекса заметила, что Орланда, которую она считала своей подругой, ведет себя так, как будто не знает ее. Она стояла у открытой двери и, сгорая от нетерпения, кричала:
— Ради Бога! Даже сейчас уже может быть слишком поздно!
Потом дверь за ними тяжело закрылась, и Алекса осталась одна в «Комнате сбывшихся снов». Только китайский халат и незнакомая боль между ног напоминали ей о том, что здесь случилось, и о том, как легко он разрушил все ее планы.
Это случилось только потому, что он использовал грубую физическую силу… Нет! Она не будет сейчас думать об этом, так же как и не будет лежать здесь на этих шелковых простынях, измазанных ее собственной кровью. Спи и жди! Что еще он хочет? Он не закончил с ней! Как будто она проститутка, которой заплатили за определенные услуги, и он не получил еще все, за что заплатил! Она уверена, он будет неприятно удивлен, когда вернется в эту комнату и увидит пустую, измазанную кровью кровать.
Ей хотелось бы увидеть его лицо, когда он вернется! Но небо уже порозовело, и с улицы доносятся звуки пробуждающегося города. Алекса с облегчением вспомнила, что приехала сюда в простой наемной карете. Правда, уже довольно светло, и ее могут увидеть и узнать, несмотря на плащ и вуаль, когда она будет возвращаться домой. Но может быть, еще никто в доме не проснулся, а Пердита заверила ее, что кучер и привратник очень надежные люди.
В маленькой, тесной карете она быстро добралась до конюшни, откуда узкий коридор привел ее к потайной двери, ведущей в дом. А у Алексы был ключ от этой двери…
Через несколько минут, она будет в безопасности, в своей комнате и прикажет Бриджит сделать ей горячую ванну. И уж только потом она подумает обо всем… и обо всем вспомнит… Неужели такой внезапный уход Николаса и возбужденное состояние Орланды действительно были связаны с появлением маркиза Ньюбери? Если так, то… Об этом лучше пока не думать.
Нетерпеливо Алекса повернула ключ в замке и открыла дверь. Облегченно вздохнув, она подошла к лестнице, ведущей в ее комнату. Меньше всего она ожидала сейчас увидеть Бриджит, сидящую на ступеньках. Она ведь должна была ждать ее в комнате!
— О… леди! Как же я молилась, если бы вы только знали. Слава Богу, вы здесь, прежде чем кто-то стал интересоваться вами. Сама графиня сказала, чтобы я подождала вас здесь… и первая сообщила вам обо всем.
Алексе не нужно было смотреть на полные слез глаза Бриджит, не нужно было слышать ее рыданий, чтобы понять, что случилось.
— Это… сэр Джон, да? Когда?
Алекса слышала свой голос, который звучал совершенно бесцветно, но ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.
— О, мадам, это случилось, когда он спал, и, слава Богу, он совершенно не страдал. Мистер Боулз первым заметил, что он… когда принес ему лекарство.
Алекса едва понимала, о чем идет речь, она задыхалась от горя, чувства вины и ненависти по отношению к себе. «Алекса, дорогая, ты должна думать только об его успокоении. Ты же знаешь, что нет никакой разницы, была ты с ним рядом в этот момент или нет».
«Ты же знаешь, он не хотел бы, чтобы ты так страдала, и горевала, и чувствовала… вину. За что? Разве твой муж этому учил тебя, а?»
Они были так добры к ней! Бриджит, Пердита, Джусто. Даже Орланда, когда узнала обо всем. Они постоянно напоминали ей, что нужно заниматься делами. Она не должна забывать, что является теперь владелицей огромного состояния и, что теперь она будет одной из самых богатых женщин Англии, когда приедет туда.
— Любовь моя! Подумай о том, как ты завоюешь Лондон! Когда ты войдешь в лондонское общество, тебя будут приглашать на все модные собрания! — Пердита вздохнула и стала описывать Лондон своего времени, когда еще не было столько условностей и церемоний. — Да, ты обязательно полюбишь Лондон, как только привыкнешь к его погоде. Это величайший и чудеснейший город в мире, все согласятся со мной!
Лондон, который все в один голос называли величайшим городом мира, действительно был полон соблазнов для тех, у кого были деньги. Здесь были и фешенебельные магазины на Риджент-стрит, на Барлингтон-Аркэйд, на Бонд-стрит, которые могли удовлетворить самые изысканные вкусы, и сказочные парки, где можно было кататься на чистокровных скакунах или в каретах, отливавших золотом. Когда темнело, все главные улицы тут же освещались газовыми фонарями, а через открытые окна и двери лился свет от бесчисленных свечей в хрустальных канделябрах. А в изящных каретах можно было видеть модно одетых джентльменов и элегантных дам.
В Лондоне сейчас открылся сезон, то есть наступило время, когда те, кому повезло не только иметь титул, но и приличное состояние, могли день и ночь веселиться и наслаждаться жизнью. И для молодых людей, не ограниченных в средствах, типа близнецов — виконтов Селби и Ровеля не было ничего более приятного, чем лондонский сезон, когда вокруг столько развлечений. Если они уставали от бесчисленных балов и приемов, они всегда могли пойти в театр или оперу, а потом можно было пойти к мадам Оливье или Кейт Хамильтон за, как они это шутя называли, приятными «ночными развлечениями». Но в этот теплый и солнечный полдень они уже посетили своих портных, и прежде чем отправиться в Гайд-парк, чтобы полюбоваться прекрасными чистопородными жеребцами, они решили съесть по фруктовому мороженому на Беркли-сквер. Там всегда можно было встретить друзей, знакомых, не говоря уже о родственниках.
— Когда имеешь родственные связи почти с половиной Лондона, то повсюду встречаешь свою родню, — сказал Селби, когда увидел, кто сидит в открытом экипаже, остановившемся на противоположной стороне площади.
— Хуже то, что это оказалась наша сестра Айрис со своим потомством, теперь они захотят, чтобы мы проводили их, — ответил его брат, когда они шли к экипажу. — Я также прекрасно знаю, что Элен будет продолжать мучить нас вопросами о Риме и об Эмбри. Мне будет его очень жаль, если у них что-то получится. Наша маленькая племянница холодна, как огурец!
Холодна или нет, но то, что леди Элен Дэмерон была красавицей, это точно. Она была не просто блондинкой, у нее были золотые волосы, а глаза — удивительно чистого голубого цвета. У нее были прямой нос, хорошо очерченный рот и совершенные черты лица, как будто вылепленные искусным скульптором из белого и розового мрамора. Вдобавок к своей красоте в свои шестнадцать лет леди Элен обладала спокойствием и уверенностью зрелой женщины.
Тем не менее, сейчас леди Элен стала терять терпение, потому что в последние пять минут ее несносные дяди-близнецы совершенно забыли об ее присутствии и так увлеклись обсуждением чего-то, что не обращали ни малейшего внимания на ее вопросы. Она не привыкла, чтобы мужчины игнорировали ее, даже если это и были родственники, поэтому она покраснела от гнева. А ее мать поинтересовалась, хорошо ли она себя чувствует.
— Ты не можешь пропустить большой бал в Стафорд-Хаус, моя любовь. Ведь это гвоздь сезона. Даже твой отец обещал приехать туда.
Леди Айрис внезапно замолчала, задумавшись, не захочет ли ее величественная свекровь тоже поехать на бал, тогда придется взять вторую карету, если, конечно, Ньюбери не решит поехать отдельно, как он это иногда делает. Тогда он приедет позже с кем-нибудь из своих знакомых политических деятелей, в таком случае он будет ночевать в клубе и…
— Милорд, милорд, вы же знаете, я никогда бы не позволила себе побеспокоить вас, но вы должны идти немедленно, иначе разразится ужасный скандал, который погубит нас всех! Только вы сможете убедить маркиза! Пожалуйста, поторопитесь!
Орланда? Неужели это голос Орланды? И о чем это она так возбужденно говорит? Алекса хотела проснуться, чтобы выяснить, что же происходит, но, с другой стороны, ей страшно не хотелось прерывать свои прекрасные, такие приятные сновидения.
Она услышала такой знакомый голос, произносящий ругательства на испанском, на английском и на французском, слышала, как он спрашивал, где его чертова одежда и почему он единственный мужчина, который может остановить безумства Ньюбери. Ньюбери? Сонным голосом Алекса пролепетала.
— Что, в конце концов, случилось, и почему столько шума?
Ее интересовало, почему он уже встал и почти оделся, в то время как она еще спит, и почему он с такой ненавистью посмотрел на нее и велел ей продолжать спать и ждать его, потому что он еще не закончил с ней!
— И позволь мне еще раз тебе напомнить, что тебе не стоит вылезать из постели, потому что ты можешь поранить себе ноги!
— Но Орланда! Я слышала, ты сказала…
С растущим чувством разочарования и гнева Алекса заметила, что Орланда, которую она считала своей подругой, ведет себя так, как будто не знает ее. Она стояла у открытой двери и, сгорая от нетерпения, кричала:
— Ради Бога! Даже сейчас уже может быть слишком поздно!
Потом дверь за ними тяжело закрылась, и Алекса осталась одна в «Комнате сбывшихся снов». Только китайский халат и незнакомая боль между ног напоминали ей о том, что здесь случилось, и о том, как легко он разрушил все ее планы.
Это случилось только потому, что он использовал грубую физическую силу… Нет! Она не будет сейчас думать об этом, так же как и не будет лежать здесь на этих шелковых простынях, измазанных ее собственной кровью. Спи и жди! Что еще он хочет? Он не закончил с ней! Как будто она проститутка, которой заплатили за определенные услуги, и он не получил еще все, за что заплатил! Она уверена, он будет неприятно удивлен, когда вернется в эту комнату и увидит пустую, измазанную кровью кровать.
Ей хотелось бы увидеть его лицо, когда он вернется! Но небо уже порозовело, и с улицы доносятся звуки пробуждающегося города. Алекса с облегчением вспомнила, что приехала сюда в простой наемной карете. Правда, уже довольно светло, и ее могут увидеть и узнать, несмотря на плащ и вуаль, когда она будет возвращаться домой. Но может быть, еще никто в доме не проснулся, а Пердита заверила ее, что кучер и привратник очень надежные люди.
В маленькой, тесной карете она быстро добралась до конюшни, откуда узкий коридор привел ее к потайной двери, ведущей в дом. А у Алексы был ключ от этой двери…
Через несколько минут, она будет в безопасности, в своей комнате и прикажет Бриджит сделать ей горячую ванну. И уж только потом она подумает обо всем… и обо всем вспомнит… Неужели такой внезапный уход Николаса и возбужденное состояние Орланды действительно были связаны с появлением маркиза Ньюбери? Если так, то… Об этом лучше пока не думать.
Нетерпеливо Алекса повернула ключ в замке и открыла дверь. Облегченно вздохнув, она подошла к лестнице, ведущей в ее комнату. Меньше всего она ожидала сейчас увидеть Бриджит, сидящую на ступеньках. Она ведь должна была ждать ее в комнате!
— О… леди! Как же я молилась, если бы вы только знали. Слава Богу, вы здесь, прежде чем кто-то стал интересоваться вами. Сама графиня сказала, чтобы я подождала вас здесь… и первая сообщила вам обо всем.
Алексе не нужно было смотреть на полные слез глаза Бриджит, не нужно было слышать ее рыданий, чтобы понять, что случилось.
— Это… сэр Джон, да? Когда?
Алекса слышала свой голос, который звучал совершенно бесцветно, но ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.
— О, мадам, это случилось, когда он спал, и, слава Богу, он совершенно не страдал. Мистер Боулз первым заметил, что он… когда принес ему лекарство.
Алекса едва понимала, о чем идет речь, она задыхалась от горя, чувства вины и ненависти по отношению к себе. «Алекса, дорогая, ты должна думать только об его успокоении. Ты же знаешь, что нет никакой разницы, была ты с ним рядом в этот момент или нет».
«Ты же знаешь, он не хотел бы, чтобы ты так страдала, и горевала, и чувствовала… вину. За что? Разве твой муж этому учил тебя, а?»
Они были так добры к ней! Бриджит, Пердита, Джусто. Даже Орланда, когда узнала обо всем. Они постоянно напоминали ей, что нужно заниматься делами. Она не должна забывать, что является теперь владелицей огромного состояния и, что теперь она будет одной из самых богатых женщин Англии, когда приедет туда.
— Любовь моя! Подумай о том, как ты завоюешь Лондон! Когда ты войдешь в лондонское общество, тебя будут приглашать на все модные собрания! — Пердита вздохнула и стала описывать Лондон своего времени, когда еще не было столько условностей и церемоний. — Да, ты обязательно полюбишь Лондон, как только привыкнешь к его погоде. Это величайший и чудеснейший город в мире, все согласятся со мной!
Лондон, который все в один голос называли величайшим городом мира, действительно был полон соблазнов для тех, у кого были деньги. Здесь были и фешенебельные магазины на Риджент-стрит, на Барлингтон-Аркэйд, на Бонд-стрит, которые могли удовлетворить самые изысканные вкусы, и сказочные парки, где можно было кататься на чистокровных скакунах или в каретах, отливавших золотом. Когда темнело, все главные улицы тут же освещались газовыми фонарями, а через открытые окна и двери лился свет от бесчисленных свечей в хрустальных канделябрах. А в изящных каретах можно было видеть модно одетых джентльменов и элегантных дам.
В Лондоне сейчас открылся сезон, то есть наступило время, когда те, кому повезло не только иметь титул, но и приличное состояние, могли день и ночь веселиться и наслаждаться жизнью. И для молодых людей, не ограниченных в средствах, типа близнецов — виконтов Селби и Ровеля не было ничего более приятного, чем лондонский сезон, когда вокруг столько развлечений. Если они уставали от бесчисленных балов и приемов, они всегда могли пойти в театр или оперу, а потом можно было пойти к мадам Оливье или Кейт Хамильтон за, как они это шутя называли, приятными «ночными развлечениями». Но в этот теплый и солнечный полдень они уже посетили своих портных, и прежде чем отправиться в Гайд-парк, чтобы полюбоваться прекрасными чистопородными жеребцами, они решили съесть по фруктовому мороженому на Беркли-сквер. Там всегда можно было встретить друзей, знакомых, не говоря уже о родственниках.
— Когда имеешь родственные связи почти с половиной Лондона, то повсюду встречаешь свою родню, — сказал Селби, когда увидел, кто сидит в открытом экипаже, остановившемся на противоположной стороне площади.
— Хуже то, что это оказалась наша сестра Айрис со своим потомством, теперь они захотят, чтобы мы проводили их, — ответил его брат, когда они шли к экипажу. — Я также прекрасно знаю, что Элен будет продолжать мучить нас вопросами о Риме и об Эмбри. Мне будет его очень жаль, если у них что-то получится. Наша маленькая племянница холодна, как огурец!
Холодна или нет, но то, что леди Элен Дэмерон была красавицей, это точно. Она была не просто блондинкой, у нее были золотые волосы, а глаза — удивительно чистого голубого цвета. У нее были прямой нос, хорошо очерченный рот и совершенные черты лица, как будто вылепленные искусным скульптором из белого и розового мрамора. Вдобавок к своей красоте в свои шестнадцать лет леди Элен обладала спокойствием и уверенностью зрелой женщины.
Тем не менее, сейчас леди Элен стала терять терпение, потому что в последние пять минут ее несносные дяди-близнецы совершенно забыли об ее присутствии и так увлеклись обсуждением чего-то, что не обращали ни малейшего внимания на ее вопросы. Она не привыкла, чтобы мужчины игнорировали ее, даже если это и были родственники, поэтому она покраснела от гнева. А ее мать поинтересовалась, хорошо ли она себя чувствует.
— Ты не можешь пропустить большой бал в Стафорд-Хаус, моя любовь. Ведь это гвоздь сезона. Даже твой отец обещал приехать туда.
Леди Айрис внезапно замолчала, задумавшись, не захочет ли ее величественная свекровь тоже поехать на бал, тогда придется взять вторую карету, если, конечно, Ньюбери не решит поехать отдельно, как он это иногда делает. Тогда он приедет позже с кем-нибудь из своих знакомых политических деятелей, в таком случае он будет ночевать в клубе и…