Страница:
Леди Айрис, которая искала свою подругу леди Стоке в этом шумном собрании, озабоченно кивнула, уже начиная беспокоиться о том, не придется ли им уйти достаточно рано, чтобы посетить театральный прием, устраиваемый Эйнсли.
— Прекрасная незнакомка, — сказала Элен с легким смешком, — о небо, я думаю, что только об этом мы и слышим весь вечер. Это почти такая же необычная кличка, как Скиттлз, вам не кажется? — Она с притворной наивностью окинула взглядом всех троих джентльменов, прежде чем осуждающе пожать своими покатыми белыми плечами, чтобы нагляднее продемонстрировать их совершенство. — Вы даже и представить себе не можете, какие вещи говорят эти люди, и я теперь искренне жалею, что не уговорила маму взять один из наших экипажей и отправиться на прогулку в парк сегодня утром, чтобы увидеть все самим. А кстати, вы там случайно не были? Это действительно та самая женщина, которую вы видели с леди Марджери у Гюнтера день или два назад?
Пока два виконта, перебивая друг друга, рассказывали о прекрасной (сама Элен была в этом не слишком уверена) молодой леди Трэйверс, ее безупречном верховом наряде (конечно, от Стультца!) и чистокровной гнедой лошади, острые глаза Элен не могли упустить того факта, что лорд Чарльз оставался при этом необычайно задумчив и молчалив.
— Но если она такая леди и так безгранично богата, — простодушно спросила она, — почему никто не знает об ее происхождении и о том, откуда она взялась? Если только она не испанка, не итальянка или что-нибудь вроде этого…
И только после этого в разговор вмешался Чарльз и каким-то странно-бесцеремонным тоном заметил:
— О, у меня есть чувство, что леди Трэйверс произошла из крепкого и отважного английского рода, хотя сам я приехал в парк слишком поздно, чтобы полюбоваться на нее в это утро.
И как Элен ни пыталась, но ей ничего больше не удалось выжать из него за весь оставшийся вечер.
— Ну, моя дорогая! Кажется, весь Лондон только и говорит о тебе, причем в самых лестных выражениях, разумеется. С твоей стороны будет очень разумно оставаться слегка таинственной, по меньшей мере, до бала в Стафорд-Хаус. И — о боги! — взгляни-ка на эти визитные карточки — вот верный знак принятия в общество, ты и сама это знаешь.
Алекса и леди Марджери только что вернулись, проведя утомительные полдня в хождении по магазинам Риджент-стрит, и теперь увидели, что серебряный поднос в холле был уже завален грудой тисненных золотом карточек, на что Алекса только слегка нахмурилась, пребывая в несколько озабоченном состоянии духа.
— Я полагаю, что мистер Джарвис был прав и мне следует нанять секретаря, — сказала она, направляясь в свою любимую светлую и воздушную комнату, в которой она велела сменить обстановку, так что теперь ее можно было использовать в качестве кабинета и убежища одновременно. — Поскольку я уже посылала вежливые ответы на все эти приглашения и это занимало меня до полудня. — Она сделала паузу, наполовину повернувшись к окну, а затем добавила, словно эта мысль только что пришла ей в голову: — Я вижу, что за последние несколько дней на площади происходит какая-то активная деятельность. Бриджит упоминала о том, что это связано с решением вдовы маркиза Ньюбери обосноваться в своем доме. Не думаете ли вы, что она может почувствовать себя достаточно заинтересованной и прислать сюда одного из своих слуг, чтобы оставить свою карточку? Я просто не представляю, что буду делать в этом случае!
Леди Марджери, которая, как только они вошли, с легким вздохом опустилась в кресло, теперь вздохнула еще раз и с удивлением посмотрела на молодую женщину, которая повернулась к ней:
— Я думаю, дорогая, что это будет зависеть от того, чего ты собираешься, в конце концов, достичь, если только ты сама это знаешь. Ты уже обратила на себя всеобщее внимание и заставила всех жужжать от предположений на тему, кто ты и откуда появилась. И я лично не сомневаюсь, что, после того как у тебя состоится формальный дебют в обществе — в Стафорд-Хаус на следующей неделе, — ты создашь себе устойчивое положение в лучших кругах света, если только это действительно все, чего тебе хочется! — Она утомленно повела рукой в сторону Алексы, чей взгляд выражал удивление и настороженность. — Ты позволишь мне быть откровенной? В конце концов, мы были открыты друг для друга с самого начала, и ты знаешь все, что известно мне и моему мужу. Проблема состоит в том, моя милая, — и я надеюсь, что ты об этом внимательно подумаешь на досуге, ведь ты знаешь, как хорошо я к тебе отношусь, — что действительно ли ты уверена в том, чего хочешь? А из того, что ты хочешь, ты знаешь, что можешь приобрести, но и что можешь потерять?
А чего она в конце концов действительно хочет достичь? Алекса уже задавала себе этот вопрос много раз, ну а что касается того, что она может потерять из имеющегося, то эту мысль она отгоняла от себя с легкостью, поскольку пребывала почти в таком же состоянии духа, как испанский завоеватель Кортес, который при высадке в Америку сжег все свои корабли, чтобы со своими последователями всегда двигаться только вперед и никогда назад. А она ничего не имела, и ей некуда было возвращаться.
Она сказала себе все это, пока медленно шла от окна к своему столу, а теперь стояла рядом с ним и задумчиво барабанила пальцами по полированной поверхности. Мистер Джарвис уже однажды указывал ей на «опасности и ловушки», как он сам их назвал. Во-первых, это профессия ее тетушки, во-вторых, это недавняя смерть мужа, в-третьих — и самое важное, — это собственное неблагоразумие (он был достаточно вежлив, чтобы не употребить слово «глупость», подумалось ей с кривой усмешкой) во время той роковой ночи в Риме. В конце концов, мужчины обычно бывают доверчивы, и он мог слишком легко разболтать ту историю, что ее отдали в публичный дом для обслуживания его гостей. Но сделает ли он это на самом деле? Алекса потрясла головой, чтобы прогнать непрошеную мысль из своего сознания.
— Вы сами сказали, что я обратила на себя внимание, — наконец произнесла она, — не следует ли мне предпринять что-нибудь еще в этом направлении? Например, позволить им прийти ко мне первыми, когда они начнут удивляться, связывать все факты воедино и задаваться вопросами? Возможно, это и есть все, что я хочу, — увидеть, как они мучаются от подозрений и начинают опасаться последствий. Впрочем, я не знаю! Но я хочу, чтобы они все узнали, кто я такая! Эта ведьма, моя бабушка, Кевин Эдвард Дэмерон, маркиз Ньюбери, его вторая жена и его незаконнорожденные дочери… Вы думаете, он о чем-нибудь побеспокоится, прежде чем выдавать замуж прекрасную Элен, когда узнает правду? Пусть об этом не знает никто, но надо, чтобы узнали они и чтобы жили с постоянным ощущением: я в любой момент могу свалить их с высоких насестов, как только сочту это нужным!
— Хорошо, дорогая, но давай обдумаем все это более тщательно и взвесим все возможные последствия, ладно? — И затем, отбросив свой торжественный тон, так что в ее глазах замелькали озорные искорки, леди Марджери добавила: — Следует признать, что я хотела бы поскорее увидеть их лица в тот момент, когда ты сделаешь реверанс перед королевой. Но ты должна пообещать, что до того момента будешь само благоразумие!
После того как ее подруга удалилась, Алекса как-то виновато подумала, что мистер Джарвис, у которого были связи повсюду, мог узнать, что она виделась со своей теткой, несмотря на его советы, и что, дважды связавшись с ней при помощи гонца, намеревалась вскоре посетить ее снова. Ей предстояло выяснить еще так много! Включая…
Алекса взяла в руки небрежно написанную записку, которая лежала в одной из экстравагантных корзин с цветами, которые она получила в последние несколько дней. Она еще не говорила о ней мистеру Джарвису, поскольку хотела поразмыслить над ней первой. Как ей следовало себя вести с лордом Чарльзом Лоуренсом? Она уже ничего к нему больше не испытывала, да и сомнительно, чтобы испытывала что-либо раньше. Но он видел ее во время верховой прогулки, а имя Трэйверс, очевидно, затронуло в нем какую-то чувствительную струнку, ведь он был почти уверен, что она и есть та самая мисс Александра Ховард, с которой он имел честь познакомиться на Цейлоне в прошлом году. Она вновь нахмурила брови, перечитав его записку.
«…Если я ошибся или показался вам слишком самонадеянным, умоляю простить меня. Но если „прекрасная незнакомка“ и та молодая леди, которая часто посещает мои сны с того самого момента, когда мне силой воспрепятствовали прийти на наше последнее место встречи, одно и то же лицо… Я почти боюсь сказать что-то большее, кроме того, что уверен в том, что это именно вы, поскольку во всем мире нет больше второй такой женщины с этими удивительно выразительными глазами и неповторимыми волосами, которые каким-то волшебным образом вобрали в себя переменчивые краски осени. Итак, я остаюсь в недоумении до тех пор, пока вы не соблаговолите или признать наше прежнее знакомство, или отвергнуть его.
Диринг».
Какое изысканное и почти поэтическое послание! Алекса подумала об этом с долей цинизма, вновь роняя его на свой туалетный столик. Он даже подчеркивает — «силой воспрепятствовали», но так ли было на самом деле или прав был Николас, который рассказывал об этом? Впрочем, Николас Дэмерон лгал уже много раз. Но она не хотела думать о нем. Лорд Чарльз был ее кузеном, то есть фактически у них была общая бабушка. Что, если она заставила его влюбиться в себя? Внезапно Алексе пришла в голову мысль, что они (как она называла про себя все семейство своих врагов), даже если знают, кем она на самом деле является, вряд ли осведомлены о том, насколько она знакома со своим истинным прошлым, и это придавало всей ситуации несколько ироничный оттенок. И что, если бы именно лорд Чарльз представил ее всем своим родственникам, особенно со стороны матери? После этого, услышав об ее имени и происхождении, кое-кто из них должен явно забеспокоиться и удивиться, постаравшись не подать при этом виду.
Если лорд Чарльз надеялся получить ответ на свое довольно пылкое послание, то в следующий раз, когда он увидел леди Трэйверс катающейся в парке, был изрядно разочарован, — она вновь была со своей подругой леди Марджери и разговаривала только с ней да с графиней Джерси, которой ее представили. Какой же чудесной наездницей она была, и он это помнил еще по давней прогулке в Коломбо. Трудно было поверить, что это происходило менее чем год назад. Но за этот короткий промежуток времени она успела и выйти замуж, и овдоветь! Насколько опытней она теперь стала? Она все еще была тонкой и стройной, как ивовая ветвь, и не слишком-то изменилась, не считая новой прически и модной, дорогой одежды. Но самое главное было в том, что она приобрела какие-то не поддающиеся определению самоуверенность, самообладание и совершенство. Леди Трэйверс. Неужели она действительно вышла замуж за старика, которого называла не иначе как «дядя»? Он был баронетом — и очень богат в придачу, если только Чарльзу не изменяет память. А теперь все это богатство перешло к ней, чтобы она могла его проматывать и наслаждаться жизнью, по крайней мере, до тех пор, пока не позволит себе угодить в сети одного из охотников за удачей, которыми кишит этот город. Чарльз обнаружил, что хмурится, вспоминая своих ближайших друзей, которым случалось быть такими же истощенными жизнью, каким и он сам был в тот момент, когда почувствовал ее влияние. Александра. Алекса, как называла ее забывчивая тетушка. Он хотел ее даже тогда и рассчитывал привезти в Англию в качестве своей протеже. Возможно, так бы все и было, если бы не вмешался этот чертов Николас! Но, в конце концов, все к лучшему — она здесь, в Лондоне, и не только богата, но и принята во всех домах!
Решив набраться терпения, лорд Чарльз задумал совершать регулярные прогулки в то же самое время, что и она. Он говорил себе, что леди Трэйверс, без сомнения, уже стала очень осторожной в окружении всех этих ловцов фортуны, из-за которых она появляется на публике с таким отчужденным и равнодушным видом. Даже твердолобые старые вдовы стали неохотно склоняться к тому, что леди Трэйверс, несмотря на всю свою очевидную молодость, кажется довольно спокойной и серьезной молодой женщиной, которая знает и уважает традиции и условности. Лорд Чарльз не смог сдержать улыбки, когда внезапно подумал о своей бабке — вдове маркиза Ньюбери — и о ее возможной реакции. Она переехала в старый дом Ньюбери на весь остальной сезон, и ему неизбежно придется появиться там, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение. Какое удивительное совпадение, что леди Трэйверс живет на той же Белгрейвской площади в доме напротив!
Так как бабка настаивала на строгом соблюдении всех формальностей, лорд Чарльз решил оставить свою визитку ее дворецкому на следующий день по дороге в парк. Однако он пришел в полное замешательство, когда ему предложили подождать в библиотеке. Впрочем, через несколько минут, он вздохнул с облегчением, когда увидел, что к нему спускается его племянница — третья дочь его дяди Ньюбери, Филиппа, и радостно объявляет, что бабушка решила поручить ему сопровождать их во время прогулки в парк, чтобы понаблюдать там за катающимися на лошадях, поскольку ее собственные сыновья, как всегда, опаздывали и, вероятно, уже забыли о своем обещании.
— И я этому по-настоящему рада, потому что хотела поехать туда именно с тобой, — запыхавшись, добавила Филиппа, прежде чем Элен спустилась по ступеням, демонстрируя свое раздражение, вызванное тем, что ее обременяют обществом младших сестер.
Вскоре, однако, она удивительно быстро заулыбалась своими слащавыми улыбками; присоединившись к лорду Чарльзу и Филиппе, Элен объяснила своему «дорогому и самому обаятельному» кузену, что все три сестры были приглашены провести несколько дней со своей бабушкой, которая задумала устроить бал для нее, Элен. Не правда ли, это замечательно?
— И я собираюсь помочь ей со списком гостей и со всем остальным тоже. В конце концов, как об этом постоянно напоминает мне бабушка, недалек тот день, когда я буду давать собственные балы. — Она издала один из своих звонких смешков, прежде чем бросить быстрый взгляд в сторону казавшегося озабоченным кузена, и лукаво добавила: — То есть, разумеется, если я смогу вытащить Эмбри в Лондон на весь этот сезон! — Она вновь издала смешок и продолжила: — Хотя я должна признать, что в данный момент не могу не чувствовать значительного облегчения от того, что Эмбри занят покупкой лошадей, вместо того чтобы наблюдать за их наездницами, как это делают остальные одурманенные подобным зрелищем джентльмены, или стать еще одним восторженным обожателем этой загадочной леди! Удалось ли кому-нибудь что-либо узнать об ее происхождении?
— Я уверен, что ее происхождение достаточно респектабельно, — автоматически ответил Чарльз, наблюдая за толпой элегантно одетых леди и джентльменов, которые приехали раньше их и теперь прогуливались взад и вперед или пешком, или верхом на лошадях и при этом непрерывно наблюдали друг за другом. — А ты не будешь кататься верхом сегодня? — почти злобно добавил он, зная, как ненавидит Элен, когда ее затмевает кто-то другой. — Я вижу здесь нескольких твоих друзей, которые уже машут тебе руками. Ты ведь не слишком боишься прокатиться на этой арабской кобыле из конюшни твоей бабушки, не так, ли? Возможно, что я могу испытать ее первым, если только Ианта не будет готова принять этот вызов.
Этого было вполне достаточно для Элен, чье лукавство мгновенно испарилось, и она зло огрызнулась в ответ:
— Я думаю, что я достаточно хорошая наездница, чтобы справиться с любой лошадью, пригодной для верховой езды; хотя, конечно, и благодарна тебе за заботу. Но и твоя лошадь достаточно свежа и вполне способна причинить беспокойство. В этом случае я буду очень рада отказаться от удовольствия прокатиться по Роттен-Роу, чтобы позволить тебе сделать то же самое.
Вместо того чтобы ответить ей в том же духе, что он и намеревался сделать, лорд Чарльз взглянул на часы, которые он вынул из кармана жилета, и лишь пожал плечами, как бы советуя своей кузине поскорее сесть на лошадь и приготовиться к поездке; в противном случае они могут уже никого не застать.
Решив, что не стоит демонстрировать утрату самообладания, леди Элен последовала примеру кузена и вскочила на одну из тех лошадей, которые следовали на привязи за их большим открытым экипажем, прекрасно сознавая при этом, когда они уже поскакали галопом к группе своих знакомых, что ее серебристо-серый френч и темная грива кобылы в сочетании с изысканной манерой ее верховой езды и собственными золотистыми волосами произведут сильное впечатление. И действительно, она удостоилась стольких комплиментов от тех знакомых, к которым они подъехали, что начала улыбаться совершенно искренне, а ее щеки заметно порозовели, что придало ей дополнительное обаяние.
Все шло и должно было идти прекрасно, если бы только они не встретили леди Трэйверс на гнедом жеребце в белых чулках и с белой звездой на лбу, которую сопровождал только ее собственный грум, скакавший позади нее. На этот раз она была одета в верховой костюм строгого покроя, черного цвета, который был оторочен черным же бархатом, причем строгость этого костюма слегка смягчалась белым атласом и шелком и весьма интригующим видом белых муслиновых шаровар, которые она надела под свои юбки. Элен услышала, что все это было воспринято как само собой разумеющееся, но сама-то подумала про себя, что и все они могли бы одеться не менее вульгарным образом, поскольку леди Трэйверс подавала тому великолепный пример.
Все это вертелось у Элен на кончике языка, когда глазам собравшихся предстала модно одетая женщина, буквально пролетевшая мимо них на огромной черной лошади, которая казалась совершенно дикой и неуправляемой, и при этом ее наездница еще имела глупость придерживать поводья только одной рукой, затянутой в перчатку, в то время как другой рукой она помахала всем окружающим.
— Это Скиттлз! — раздался восхищенный мужской голос, который тут же рассмеялся, увидев, как нервная серая кобыла Элен взбрыкнула задом, едва не сбросив свою наездницу на землю, и метнулась в сторону, противоположную той, в которую промчался черный жеребец. В течение нескольких ужасных моментов Элен изо всех сил натягивала поводья и даже вцепилась в гриву своей лошади, чувствуя, как все завертелось у нее перед глазами — деревья, кусты, другие лошади и их всадники. Она увидела открытые рты, услышала тревожные возгласы, но ее кобыла уже неслась во весь опор так, что только ветер свистел в ушах да слышался громовой стук копыт. Слегка опомнившись, Элен поняла, что не только осталась в живых, но даже избежала унижения быть сброшенной на землю на глазах у всех остальных. Но ведь она могла даже погибнуть! Элен заставила себя сесть прямо и слегка трясущимися руками попыталась поправить шляпу, страусиные перья которой сейчас свешивались ей прямо на глаза, вместо того чтобы весело и небрежно развеваться позади.
— Эй, позвольте мне помочь вам, — послышался уверенный женский голос, и, прежде чем Элен успела запротестовать, она обнаружила, что ее лицо уже ничто не загораживает, а шелковая шляпа сидит прямо на копне ее золотистых волос, на укладывание которых ее горничная потратила сегодня целых два часа. Тот же самый весьма прозаичный женский голос сделал комплимент ее шляпке и только потом добавил вполне уместное в таких случаях замечание, что любая лошадь в любой момент может понести и их почти невозможно контролировать, если только не знать, что у них на уме.
— И со мной это случалось несколько раз, а иногда даже заканчивалось весьма неприятным падением!
Увидев свою собеседницу, Элен едва не вскрикнула от досады…
— Как мы сможем отблагодарить вас? — горячо поинтересовался лорд Чарльз, подъезжая к ним. — Я думаю, все остальные и даже я сам были просто парализованы, и только вы вовремя сообразили, что нужно делать! Я…
— Я всегда действую достаточно быстро, особенно когда речь идет о том, чтобы принять брошенный вызов, — сухо ответила Алекса и отпустила поводья арабской кобылы Элен. — Фактически в тот момент я уже начала двигаться, а потому мне не составило особого труда поймать ее. — Она легко передернула плечами. — И нет никакой необходимости благодарить, поскольку любой мог сделать то же самое, а я лишь оказалась первой.
Элен ощущала на себе множество любопытствующих взглядов подъехавших всадников и прекрасно понимала, чем обязана этой женщине, которая одна только и смогла остановить ее бешено мчащуюся кобылу. С большим трудом, крайне неохотно она уже готовилась произнести несколько слов благодарности, как вдруг услышала приглушенный голос своего кузена, который говорил ее спасительнице:
— Но ведь именно вы начали действовать первой! Вы всегда были превосходной наездницей, и я прекрасно это помню. Не окажете ли вы мне честь принять, по крайней мере, мою глубочайшую благодарность, даже если вы отказались принять мои извинения за то, что некоторые вещи я был не в состоянии контролировать?
Только Алекса видела, каким взглядом окинула их обоих леди Элен, прищурив свои холодные голубые глаза, и именно это побудило ее одарить смущенного лорда Чарльза приветливой улыбкой, а затем любезно ответить:
— Я думаю, что у меня хватало здравого смысла даже тогда, чтобы предположить все возможные последствия. А как только они наступили, я больше не могла оставаться в Коломбо. — Она повернулась к своей сестре по отцу с очаровательной улыбкой, а лорду Чарльзу слегка кивнула, словно давая понять, что разговор окончен. — Надеюсь, что остальная часть вашей прогулки будет более приятной. А сейчас, я думаю, мне следует…
— Пожалуйста! Извините… Я будто дара речи лишилась. Но я просто была застигнута врасплох. Тем не менее, я действительно вам очень благодарна за вашу помощь!
Противоречивая и нерешительная попытка Элен выразить благодарность вызвала в ответ лишь легкое пожатие плеч Алексы.
— Не за что. Желаю приятно провести время!
И прежде чем лорд Чарльз нашелся, что сказать еще, она повернула свою лошадь и помчалась прочь, предоставив ему смотреть ей вслед задумчивым и восхищенным взором, в то время как его кузина кипела от ярости, преисполненная подозрений и многочисленных вопросов.
Глава 31
— Прекрасная незнакомка, — сказала Элен с легким смешком, — о небо, я думаю, что только об этом мы и слышим весь вечер. Это почти такая же необычная кличка, как Скиттлз, вам не кажется? — Она с притворной наивностью окинула взглядом всех троих джентльменов, прежде чем осуждающе пожать своими покатыми белыми плечами, чтобы нагляднее продемонстрировать их совершенство. — Вы даже и представить себе не можете, какие вещи говорят эти люди, и я теперь искренне жалею, что не уговорила маму взять один из наших экипажей и отправиться на прогулку в парк сегодня утром, чтобы увидеть все самим. А кстати, вы там случайно не были? Это действительно та самая женщина, которую вы видели с леди Марджери у Гюнтера день или два назад?
Пока два виконта, перебивая друг друга, рассказывали о прекрасной (сама Элен была в этом не слишком уверена) молодой леди Трэйверс, ее безупречном верховом наряде (конечно, от Стультца!) и чистокровной гнедой лошади, острые глаза Элен не могли упустить того факта, что лорд Чарльз оставался при этом необычайно задумчив и молчалив.
— Но если она такая леди и так безгранично богата, — простодушно спросила она, — почему никто не знает об ее происхождении и о том, откуда она взялась? Если только она не испанка, не итальянка или что-нибудь вроде этого…
И только после этого в разговор вмешался Чарльз и каким-то странно-бесцеремонным тоном заметил:
— О, у меня есть чувство, что леди Трэйверс произошла из крепкого и отважного английского рода, хотя сам я приехал в парк слишком поздно, чтобы полюбоваться на нее в это утро.
И как Элен ни пыталась, но ей ничего больше не удалось выжать из него за весь оставшийся вечер.
— Ну, моя дорогая! Кажется, весь Лондон только и говорит о тебе, причем в самых лестных выражениях, разумеется. С твоей стороны будет очень разумно оставаться слегка таинственной, по меньшей мере, до бала в Стафорд-Хаус. И — о боги! — взгляни-ка на эти визитные карточки — вот верный знак принятия в общество, ты и сама это знаешь.
Алекса и леди Марджери только что вернулись, проведя утомительные полдня в хождении по магазинам Риджент-стрит, и теперь увидели, что серебряный поднос в холле был уже завален грудой тисненных золотом карточек, на что Алекса только слегка нахмурилась, пребывая в несколько озабоченном состоянии духа.
— Я полагаю, что мистер Джарвис был прав и мне следует нанять секретаря, — сказала она, направляясь в свою любимую светлую и воздушную комнату, в которой она велела сменить обстановку, так что теперь ее можно было использовать в качестве кабинета и убежища одновременно. — Поскольку я уже посылала вежливые ответы на все эти приглашения и это занимало меня до полудня. — Она сделала паузу, наполовину повернувшись к окну, а затем добавила, словно эта мысль только что пришла ей в голову: — Я вижу, что за последние несколько дней на площади происходит какая-то активная деятельность. Бриджит упоминала о том, что это связано с решением вдовы маркиза Ньюбери обосноваться в своем доме. Не думаете ли вы, что она может почувствовать себя достаточно заинтересованной и прислать сюда одного из своих слуг, чтобы оставить свою карточку? Я просто не представляю, что буду делать в этом случае!
Леди Марджери, которая, как только они вошли, с легким вздохом опустилась в кресло, теперь вздохнула еще раз и с удивлением посмотрела на молодую женщину, которая повернулась к ней:
— Я думаю, дорогая, что это будет зависеть от того, чего ты собираешься, в конце концов, достичь, если только ты сама это знаешь. Ты уже обратила на себя всеобщее внимание и заставила всех жужжать от предположений на тему, кто ты и откуда появилась. И я лично не сомневаюсь, что, после того как у тебя состоится формальный дебют в обществе — в Стафорд-Хаус на следующей неделе, — ты создашь себе устойчивое положение в лучших кругах света, если только это действительно все, чего тебе хочется! — Она утомленно повела рукой в сторону Алексы, чей взгляд выражал удивление и настороженность. — Ты позволишь мне быть откровенной? В конце концов, мы были открыты друг для друга с самого начала, и ты знаешь все, что известно мне и моему мужу. Проблема состоит в том, моя милая, — и я надеюсь, что ты об этом внимательно подумаешь на досуге, ведь ты знаешь, как хорошо я к тебе отношусь, — что действительно ли ты уверена в том, чего хочешь? А из того, что ты хочешь, ты знаешь, что можешь приобрести, но и что можешь потерять?
А чего она в конце концов действительно хочет достичь? Алекса уже задавала себе этот вопрос много раз, ну а что касается того, что она может потерять из имеющегося, то эту мысль она отгоняла от себя с легкостью, поскольку пребывала почти в таком же состоянии духа, как испанский завоеватель Кортес, который при высадке в Америку сжег все свои корабли, чтобы со своими последователями всегда двигаться только вперед и никогда назад. А она ничего не имела, и ей некуда было возвращаться.
Она сказала себе все это, пока медленно шла от окна к своему столу, а теперь стояла рядом с ним и задумчиво барабанила пальцами по полированной поверхности. Мистер Джарвис уже однажды указывал ей на «опасности и ловушки», как он сам их назвал. Во-первых, это профессия ее тетушки, во-вторых, это недавняя смерть мужа, в-третьих — и самое важное, — это собственное неблагоразумие (он был достаточно вежлив, чтобы не употребить слово «глупость», подумалось ей с кривой усмешкой) во время той роковой ночи в Риме. В конце концов, мужчины обычно бывают доверчивы, и он мог слишком легко разболтать ту историю, что ее отдали в публичный дом для обслуживания его гостей. Но сделает ли он это на самом деле? Алекса потрясла головой, чтобы прогнать непрошеную мысль из своего сознания.
— Вы сами сказали, что я обратила на себя внимание, — наконец произнесла она, — не следует ли мне предпринять что-нибудь еще в этом направлении? Например, позволить им прийти ко мне первыми, когда они начнут удивляться, связывать все факты воедино и задаваться вопросами? Возможно, это и есть все, что я хочу, — увидеть, как они мучаются от подозрений и начинают опасаться последствий. Впрочем, я не знаю! Но я хочу, чтобы они все узнали, кто я такая! Эта ведьма, моя бабушка, Кевин Эдвард Дэмерон, маркиз Ньюбери, его вторая жена и его незаконнорожденные дочери… Вы думаете, он о чем-нибудь побеспокоится, прежде чем выдавать замуж прекрасную Элен, когда узнает правду? Пусть об этом не знает никто, но надо, чтобы узнали они и чтобы жили с постоянным ощущением: я в любой момент могу свалить их с высоких насестов, как только сочту это нужным!
— Хорошо, дорогая, но давай обдумаем все это более тщательно и взвесим все возможные последствия, ладно? — И затем, отбросив свой торжественный тон, так что в ее глазах замелькали озорные искорки, леди Марджери добавила: — Следует признать, что я хотела бы поскорее увидеть их лица в тот момент, когда ты сделаешь реверанс перед королевой. Но ты должна пообещать, что до того момента будешь само благоразумие!
После того как ее подруга удалилась, Алекса как-то виновато подумала, что мистер Джарвис, у которого были связи повсюду, мог узнать, что она виделась со своей теткой, несмотря на его советы, и что, дважды связавшись с ней при помощи гонца, намеревалась вскоре посетить ее снова. Ей предстояло выяснить еще так много! Включая…
Алекса взяла в руки небрежно написанную записку, которая лежала в одной из экстравагантных корзин с цветами, которые она получила в последние несколько дней. Она еще не говорила о ней мистеру Джарвису, поскольку хотела поразмыслить над ней первой. Как ей следовало себя вести с лордом Чарльзом Лоуренсом? Она уже ничего к нему больше не испытывала, да и сомнительно, чтобы испытывала что-либо раньше. Но он видел ее во время верховой прогулки, а имя Трэйверс, очевидно, затронуло в нем какую-то чувствительную струнку, ведь он был почти уверен, что она и есть та самая мисс Александра Ховард, с которой он имел честь познакомиться на Цейлоне в прошлом году. Она вновь нахмурила брови, перечитав его записку.
«…Если я ошибся или показался вам слишком самонадеянным, умоляю простить меня. Но если „прекрасная незнакомка“ и та молодая леди, которая часто посещает мои сны с того самого момента, когда мне силой воспрепятствовали прийти на наше последнее место встречи, одно и то же лицо… Я почти боюсь сказать что-то большее, кроме того, что уверен в том, что это именно вы, поскольку во всем мире нет больше второй такой женщины с этими удивительно выразительными глазами и неповторимыми волосами, которые каким-то волшебным образом вобрали в себя переменчивые краски осени. Итак, я остаюсь в недоумении до тех пор, пока вы не соблаговолите или признать наше прежнее знакомство, или отвергнуть его.
Диринг».
Какое изысканное и почти поэтическое послание! Алекса подумала об этом с долей цинизма, вновь роняя его на свой туалетный столик. Он даже подчеркивает — «силой воспрепятствовали», но так ли было на самом деле или прав был Николас, который рассказывал об этом? Впрочем, Николас Дэмерон лгал уже много раз. Но она не хотела думать о нем. Лорд Чарльз был ее кузеном, то есть фактически у них была общая бабушка. Что, если она заставила его влюбиться в себя? Внезапно Алексе пришла в голову мысль, что они (как она называла про себя все семейство своих врагов), даже если знают, кем она на самом деле является, вряд ли осведомлены о том, насколько она знакома со своим истинным прошлым, и это придавало всей ситуации несколько ироничный оттенок. И что, если бы именно лорд Чарльз представил ее всем своим родственникам, особенно со стороны матери? После этого, услышав об ее имени и происхождении, кое-кто из них должен явно забеспокоиться и удивиться, постаравшись не подать при этом виду.
Если лорд Чарльз надеялся получить ответ на свое довольно пылкое послание, то в следующий раз, когда он увидел леди Трэйверс катающейся в парке, был изрядно разочарован, — она вновь была со своей подругой леди Марджери и разговаривала только с ней да с графиней Джерси, которой ее представили. Какой же чудесной наездницей она была, и он это помнил еще по давней прогулке в Коломбо. Трудно было поверить, что это происходило менее чем год назад. Но за этот короткий промежуток времени она успела и выйти замуж, и овдоветь! Насколько опытней она теперь стала? Она все еще была тонкой и стройной, как ивовая ветвь, и не слишком-то изменилась, не считая новой прически и модной, дорогой одежды. Но самое главное было в том, что она приобрела какие-то не поддающиеся определению самоуверенность, самообладание и совершенство. Леди Трэйверс. Неужели она действительно вышла замуж за старика, которого называла не иначе как «дядя»? Он был баронетом — и очень богат в придачу, если только Чарльзу не изменяет память. А теперь все это богатство перешло к ней, чтобы она могла его проматывать и наслаждаться жизнью, по крайней мере, до тех пор, пока не позволит себе угодить в сети одного из охотников за удачей, которыми кишит этот город. Чарльз обнаружил, что хмурится, вспоминая своих ближайших друзей, которым случалось быть такими же истощенными жизнью, каким и он сам был в тот момент, когда почувствовал ее влияние. Александра. Алекса, как называла ее забывчивая тетушка. Он хотел ее даже тогда и рассчитывал привезти в Англию в качестве своей протеже. Возможно, так бы все и было, если бы не вмешался этот чертов Николас! Но, в конце концов, все к лучшему — она здесь, в Лондоне, и не только богата, но и принята во всех домах!
Решив набраться терпения, лорд Чарльз задумал совершать регулярные прогулки в то же самое время, что и она. Он говорил себе, что леди Трэйверс, без сомнения, уже стала очень осторожной в окружении всех этих ловцов фортуны, из-за которых она появляется на публике с таким отчужденным и равнодушным видом. Даже твердолобые старые вдовы стали неохотно склоняться к тому, что леди Трэйверс, несмотря на всю свою очевидную молодость, кажется довольно спокойной и серьезной молодой женщиной, которая знает и уважает традиции и условности. Лорд Чарльз не смог сдержать улыбки, когда внезапно подумал о своей бабке — вдове маркиза Ньюбери — и о ее возможной реакции. Она переехала в старый дом Ньюбери на весь остальной сезон, и ему неизбежно придется появиться там, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение. Какое удивительное совпадение, что леди Трэйверс живет на той же Белгрейвской площади в доме напротив!
Так как бабка настаивала на строгом соблюдении всех формальностей, лорд Чарльз решил оставить свою визитку ее дворецкому на следующий день по дороге в парк. Однако он пришел в полное замешательство, когда ему предложили подождать в библиотеке. Впрочем, через несколько минут, он вздохнул с облегчением, когда увидел, что к нему спускается его племянница — третья дочь его дяди Ньюбери, Филиппа, и радостно объявляет, что бабушка решила поручить ему сопровождать их во время прогулки в парк, чтобы понаблюдать там за катающимися на лошадях, поскольку ее собственные сыновья, как всегда, опаздывали и, вероятно, уже забыли о своем обещании.
— И я этому по-настоящему рада, потому что хотела поехать туда именно с тобой, — запыхавшись, добавила Филиппа, прежде чем Элен спустилась по ступеням, демонстрируя свое раздражение, вызванное тем, что ее обременяют обществом младших сестер.
Вскоре, однако, она удивительно быстро заулыбалась своими слащавыми улыбками; присоединившись к лорду Чарльзу и Филиппе, Элен объяснила своему «дорогому и самому обаятельному» кузену, что все три сестры были приглашены провести несколько дней со своей бабушкой, которая задумала устроить бал для нее, Элен. Не правда ли, это замечательно?
— И я собираюсь помочь ей со списком гостей и со всем остальным тоже. В конце концов, как об этом постоянно напоминает мне бабушка, недалек тот день, когда я буду давать собственные балы. — Она издала один из своих звонких смешков, прежде чем бросить быстрый взгляд в сторону казавшегося озабоченным кузена, и лукаво добавила: — То есть, разумеется, если я смогу вытащить Эмбри в Лондон на весь этот сезон! — Она вновь издала смешок и продолжила: — Хотя я должна признать, что в данный момент не могу не чувствовать значительного облегчения от того, что Эмбри занят покупкой лошадей, вместо того чтобы наблюдать за их наездницами, как это делают остальные одурманенные подобным зрелищем джентльмены, или стать еще одним восторженным обожателем этой загадочной леди! Удалось ли кому-нибудь что-либо узнать об ее происхождении?
— Я уверен, что ее происхождение достаточно респектабельно, — автоматически ответил Чарльз, наблюдая за толпой элегантно одетых леди и джентльменов, которые приехали раньше их и теперь прогуливались взад и вперед или пешком, или верхом на лошадях и при этом непрерывно наблюдали друг за другом. — А ты не будешь кататься верхом сегодня? — почти злобно добавил он, зная, как ненавидит Элен, когда ее затмевает кто-то другой. — Я вижу здесь нескольких твоих друзей, которые уже машут тебе руками. Ты ведь не слишком боишься прокатиться на этой арабской кобыле из конюшни твоей бабушки, не так, ли? Возможно, что я могу испытать ее первым, если только Ианта не будет готова принять этот вызов.
Этого было вполне достаточно для Элен, чье лукавство мгновенно испарилось, и она зло огрызнулась в ответ:
— Я думаю, что я достаточно хорошая наездница, чтобы справиться с любой лошадью, пригодной для верховой езды; хотя, конечно, и благодарна тебе за заботу. Но и твоя лошадь достаточно свежа и вполне способна причинить беспокойство. В этом случае я буду очень рада отказаться от удовольствия прокатиться по Роттен-Роу, чтобы позволить тебе сделать то же самое.
Вместо того чтобы ответить ей в том же духе, что он и намеревался сделать, лорд Чарльз взглянул на часы, которые он вынул из кармана жилета, и лишь пожал плечами, как бы советуя своей кузине поскорее сесть на лошадь и приготовиться к поездке; в противном случае они могут уже никого не застать.
Решив, что не стоит демонстрировать утрату самообладания, леди Элен последовала примеру кузена и вскочила на одну из тех лошадей, которые следовали на привязи за их большим открытым экипажем, прекрасно сознавая при этом, когда они уже поскакали галопом к группе своих знакомых, что ее серебристо-серый френч и темная грива кобылы в сочетании с изысканной манерой ее верховой езды и собственными золотистыми волосами произведут сильное впечатление. И действительно, она удостоилась стольких комплиментов от тех знакомых, к которым они подъехали, что начала улыбаться совершенно искренне, а ее щеки заметно порозовели, что придало ей дополнительное обаяние.
Все шло и должно было идти прекрасно, если бы только они не встретили леди Трэйверс на гнедом жеребце в белых чулках и с белой звездой на лбу, которую сопровождал только ее собственный грум, скакавший позади нее. На этот раз она была одета в верховой костюм строгого покроя, черного цвета, который был оторочен черным же бархатом, причем строгость этого костюма слегка смягчалась белым атласом и шелком и весьма интригующим видом белых муслиновых шаровар, которые она надела под свои юбки. Элен услышала, что все это было воспринято как само собой разумеющееся, но сама-то подумала про себя, что и все они могли бы одеться не менее вульгарным образом, поскольку леди Трэйверс подавала тому великолепный пример.
Все это вертелось у Элен на кончике языка, когда глазам собравшихся предстала модно одетая женщина, буквально пролетевшая мимо них на огромной черной лошади, которая казалась совершенно дикой и неуправляемой, и при этом ее наездница еще имела глупость придерживать поводья только одной рукой, затянутой в перчатку, в то время как другой рукой она помахала всем окружающим.
— Это Скиттлз! — раздался восхищенный мужской голос, который тут же рассмеялся, увидев, как нервная серая кобыла Элен взбрыкнула задом, едва не сбросив свою наездницу на землю, и метнулась в сторону, противоположную той, в которую промчался черный жеребец. В течение нескольких ужасных моментов Элен изо всех сил натягивала поводья и даже вцепилась в гриву своей лошади, чувствуя, как все завертелось у нее перед глазами — деревья, кусты, другие лошади и их всадники. Она увидела открытые рты, услышала тревожные возгласы, но ее кобыла уже неслась во весь опор так, что только ветер свистел в ушах да слышался громовой стук копыт. Слегка опомнившись, Элен поняла, что не только осталась в живых, но даже избежала унижения быть сброшенной на землю на глазах у всех остальных. Но ведь она могла даже погибнуть! Элен заставила себя сесть прямо и слегка трясущимися руками попыталась поправить шляпу, страусиные перья которой сейчас свешивались ей прямо на глаза, вместо того чтобы весело и небрежно развеваться позади.
— Эй, позвольте мне помочь вам, — послышался уверенный женский голос, и, прежде чем Элен успела запротестовать, она обнаружила, что ее лицо уже ничто не загораживает, а шелковая шляпа сидит прямо на копне ее золотистых волос, на укладывание которых ее горничная потратила сегодня целых два часа. Тот же самый весьма прозаичный женский голос сделал комплимент ее шляпке и только потом добавил вполне уместное в таких случаях замечание, что любая лошадь в любой момент может понести и их почти невозможно контролировать, если только не знать, что у них на уме.
— И со мной это случалось несколько раз, а иногда даже заканчивалось весьма неприятным падением!
Увидев свою собеседницу, Элен едва не вскрикнула от досады…
— Как мы сможем отблагодарить вас? — горячо поинтересовался лорд Чарльз, подъезжая к ним. — Я думаю, все остальные и даже я сам были просто парализованы, и только вы вовремя сообразили, что нужно делать! Я…
— Я всегда действую достаточно быстро, особенно когда речь идет о том, чтобы принять брошенный вызов, — сухо ответила Алекса и отпустила поводья арабской кобылы Элен. — Фактически в тот момент я уже начала двигаться, а потому мне не составило особого труда поймать ее. — Она легко передернула плечами. — И нет никакой необходимости благодарить, поскольку любой мог сделать то же самое, а я лишь оказалась первой.
Элен ощущала на себе множество любопытствующих взглядов подъехавших всадников и прекрасно понимала, чем обязана этой женщине, которая одна только и смогла остановить ее бешено мчащуюся кобылу. С большим трудом, крайне неохотно она уже готовилась произнести несколько слов благодарности, как вдруг услышала приглушенный голос своего кузена, который говорил ее спасительнице:
— Но ведь именно вы начали действовать первой! Вы всегда были превосходной наездницей, и я прекрасно это помню. Не окажете ли вы мне честь принять, по крайней мере, мою глубочайшую благодарность, даже если вы отказались принять мои извинения за то, что некоторые вещи я был не в состоянии контролировать?
Только Алекса видела, каким взглядом окинула их обоих леди Элен, прищурив свои холодные голубые глаза, и именно это побудило ее одарить смущенного лорда Чарльза приветливой улыбкой, а затем любезно ответить:
— Я думаю, что у меня хватало здравого смысла даже тогда, чтобы предположить все возможные последствия. А как только они наступили, я больше не могла оставаться в Коломбо. — Она повернулась к своей сестре по отцу с очаровательной улыбкой, а лорду Чарльзу слегка кивнула, словно давая понять, что разговор окончен. — Надеюсь, что остальная часть вашей прогулки будет более приятной. А сейчас, я думаю, мне следует…
— Пожалуйста! Извините… Я будто дара речи лишилась. Но я просто была застигнута врасплох. Тем не менее, я действительно вам очень благодарна за вашу помощь!
Противоречивая и нерешительная попытка Элен выразить благодарность вызвала в ответ лишь легкое пожатие плеч Алексы.
— Не за что. Желаю приятно провести время!
И прежде чем лорд Чарльз нашелся, что сказать еще, она повернула свою лошадь и помчалась прочь, предоставив ему смотреть ей вслед задумчивым и восхищенным взором, в то время как его кузина кипела от ярости, преисполненная подозрений и многочисленных вопросов.
Глава 31
— О, моя леди, я вполне уверена, что этим вечером ни одно другое бальное платье не сможет сравниться с вашим. У меня даже дух захватывает, когда я его вижу!
Несмотря на восторг Бриджит, Алекса продолжала критически изучать себя в зеркалах, которые отражали ее со всех сторон. Этим вечером ее цветами будут зеленый и золотой. Темно-зеленый бархат, подобранный в оборках золотыми розетками, открывал полоски зеленого шелка и газа, вытканные золотыми нитями, которые создавали эффект мерцания, когда она двигалась. Из драгоценных камней Алекса выбрала изумруды, оправленные в золото, — ожерелье, браслет и серьги. Свои тщательно причесанные волосы она украсила золотыми розами с лепестками из жадеита. Цвет ее собственных щек и губ мог бы соперничать с цветом натуральных роз, и все эти тщательно подобранные детали сделали ее внешний облик неузнаваемо странным для нее самой. Была ли она красива? И действительно ли все думали именно так? А заботило ли это ее саму, в конце концов?
И несмотря даже на то, что она столько внимания уделила своему внешнему виду, Алекса, тем не менее, почувствовала, как у нее перехватывает дыхание и бешено колотится сердце, когда они прибыли в Стафорд-Хаус. Она даже вынуждена была опереться на руку мистера Джарвиса, пока леди Марджери представляла ее всем своим друзьям и знакомым.
Имена и лица — некоторые дружелюбные, некоторые просто любопытствующие; и глаза, глаза, внимательно изучающие все детали ее бального платья, прически, драгоценностей…
— Ах, эти волосы! Теперь я знаю, на кого она кажется похожей издалека, — разумеется, на Аделину. Никто другой в наши дни не имел волос такого оттенка.
Пораженная Айрис, невестка маркизы, прошептала что-то в ответ матери, старой вдове-герцогине, заставив ее удивленно поднять брови и еще раз вскинуть свой лорнет на Алексу, внимательно изучая ее волосы и тот упрямый подбородок, который делал ее похожей на маркизу.
— Но ведь ты никогда не знала Аделину молодой, не так ли? Тогда откуда ты можешь все это знать?
— Не пройти ли нам дальше? — твердым голосом поинтересовался мистер Джарвис и заставил Алексу последовать за ним, хотя она была очень заинтригована тем, как внимательно ее изучала старая леди. Однако в следующий момент Алекса с ужасом поняла, что они спускаются по лестнице вместе с толпой других приглашенных, чтобы быть представленными герцогу и герцогине Сазерленд и их самым почетным гостям — королеве Виктории и принцу Альберту.
— Итак, это и есть леди Трэйверс? Я должна заметить, что она представляет собой не вполне то, что я ожидала увидеть. А ты, Кевин, что думаешь по этому поводу?
— А почему ты меня об этом спрашиваешь, дорогая сестра? Я думаю, что моя жена и дочери намного лучше осведомлены о том, что собой представляет эта леди. — Маркиз Ньюбери одарил сестру одной из своих скучающих, циничных улыбок, прежде чем оставить ее и присоединиться к небольшой группе своих приятелей, которые толпились у дверей вестибюля, ведущих в нижний этаж большого зала. Те слухи, которые так занимали его сестру, представляли для него не больше интереса, чем их объект, до тех пор, пока он не обнаружил, что даже его друзья обсуждали все ту же леди Трэйверс, оставив свои политические споры. Только тогда он соблаговолил бросить небрежный взгляд в ее сторону, не ожидая увидеть ничего необычного.
Несмотря на восторг Бриджит, Алекса продолжала критически изучать себя в зеркалах, которые отражали ее со всех сторон. Этим вечером ее цветами будут зеленый и золотой. Темно-зеленый бархат, подобранный в оборках золотыми розетками, открывал полоски зеленого шелка и газа, вытканные золотыми нитями, которые создавали эффект мерцания, когда она двигалась. Из драгоценных камней Алекса выбрала изумруды, оправленные в золото, — ожерелье, браслет и серьги. Свои тщательно причесанные волосы она украсила золотыми розами с лепестками из жадеита. Цвет ее собственных щек и губ мог бы соперничать с цветом натуральных роз, и все эти тщательно подобранные детали сделали ее внешний облик неузнаваемо странным для нее самой. Была ли она красива? И действительно ли все думали именно так? А заботило ли это ее саму, в конце концов?
И несмотря даже на то, что она столько внимания уделила своему внешнему виду, Алекса, тем не менее, почувствовала, как у нее перехватывает дыхание и бешено колотится сердце, когда они прибыли в Стафорд-Хаус. Она даже вынуждена была опереться на руку мистера Джарвиса, пока леди Марджери представляла ее всем своим друзьям и знакомым.
Имена и лица — некоторые дружелюбные, некоторые просто любопытствующие; и глаза, глаза, внимательно изучающие все детали ее бального платья, прически, драгоценностей…
— Ах, эти волосы! Теперь я знаю, на кого она кажется похожей издалека, — разумеется, на Аделину. Никто другой в наши дни не имел волос такого оттенка.
Пораженная Айрис, невестка маркизы, прошептала что-то в ответ матери, старой вдове-герцогине, заставив ее удивленно поднять брови и еще раз вскинуть свой лорнет на Алексу, внимательно изучая ее волосы и тот упрямый подбородок, который делал ее похожей на маркизу.
— Но ведь ты никогда не знала Аделину молодой, не так ли? Тогда откуда ты можешь все это знать?
— Не пройти ли нам дальше? — твердым голосом поинтересовался мистер Джарвис и заставил Алексу последовать за ним, хотя она была очень заинтригована тем, как внимательно ее изучала старая леди. Однако в следующий момент Алекса с ужасом поняла, что они спускаются по лестнице вместе с толпой других приглашенных, чтобы быть представленными герцогу и герцогине Сазерленд и их самым почетным гостям — королеве Виктории и принцу Альберту.
— Итак, это и есть леди Трэйверс? Я должна заметить, что она представляет собой не вполне то, что я ожидала увидеть. А ты, Кевин, что думаешь по этому поводу?
— А почему ты меня об этом спрашиваешь, дорогая сестра? Я думаю, что моя жена и дочери намного лучше осведомлены о том, что собой представляет эта леди. — Маркиз Ньюбери одарил сестру одной из своих скучающих, циничных улыбок, прежде чем оставить ее и присоединиться к небольшой группе своих приятелей, которые толпились у дверей вестибюля, ведущих в нижний этаж большого зала. Те слухи, которые так занимали его сестру, представляли для него не больше интереса, чем их объект, до тех пор, пока он не обнаружил, что даже его друзья обсуждали все ту же леди Трэйверс, оставив свои политические споры. Только тогда он соблаговолил бросить небрежный взгляд в ее сторону, не ожидая увидеть ничего необычного.