Страница:
— Валечка, очень рада за тебя. Честно говоря, я себе уже не представляю, как можно жить без телефона. Он не дает мне скучать. У меня дома как бы продолжается прием. Звонят люди, которые не решаются прийти, а в помощи нуждаются. Болтать ради препровождения времени не люблю и тебе не советую — пустое занятие. Пройдет эйфория первых дней, и ты станешь вспоминать о нем только по необходимости, — сказала Маковецкая, представляя, как горит нетерпением девушка оповестить всех знакомых и подруг о знаменательном событии. — Привет мужу передавай.
— Спасибо, обязательно.
— Да, Валюша, я приглашаю тебя и Вадима к себе пятого марта. Повод — день рождения сына. Я всегда отмечаю его одна, а на этот раз, если вы составите мне компанию, буду очень рада. Это будет воскресенье, так что…
— Мы, конечно, придем. В котором часу?
— Утром я обычно иду на кладбище, а в обед, часа в два, жду вас.
— Вероника Сергеевна, можно я пойду с вами на могилу сына, а Вадим приедет уже домой? Не настаиваю, просто прошу.
На другом конце телефонной связи воцарилась тишина. На мгновение Вале показалось, что ее давно никто не слышит. Пауза была совсем недолгой, но девушка успела пожалеть о своей просьбе. Наверное, она позволила себе перейти запретную черту. Она попыталась попасть туда, куда всем ход закрыт. Как неловко получилось. Валя покусывала губы от волнения и собралась извиниться за нетактичную просьбу. Маковецкая опередила ее.
— Конечно, Валюта, я не против, совсем не против. Пойдем к нему вместе. Он будет рад увидеть меня с тобой. Он поймет, что я еще держусь за эту жизнь. Спасибо тебе. В одиннадцать я жду тебя на Раевском кладбище, у входа.
— Я буду вовремя. Всего доброго, Вероника Сергеевна.
— До встречи, девочка.
В трубке давно раздавались гудки, а Валя все стояла, прижимая разогретую теплом ее тела пластмассу. Вадим оторвался от компьютера. Он тоже с нетерпением ожидал появления в доме телефона, но остыл через несколько минут после того, как за телефонным мастером закрылась входная дверь. Он с удивлением смотрел на застывшую жену.
— Але, гараж! — обратился он к ней и увидел, что она, покраснев, положила трубку.
— Ты слышал мой разговор?
— Не имею привычки подслушивать, даже находясь в одной комнате. Я работал и отключился от внешнего мира.
— Маковецкая приглашает послезавтра в гости. День рождения сына хочет отметить в нашем обществе. Ты не против?
— Если это доставит тебе удовольствие, то я «за». Сколько ей самой-то лет?
— Шестьдесят.
— Значит, скоро тебе придется привыкать к новому врачу.
— Знаю, мы говорили об этом. Представляешь, она уже знает, кто займет ее место.
— Чья-нибудь протеже, естественно, — снова вглядываясь в экран компьютера, произнес Вадим. — В этой среде все заранее известно. Есть и другой вариант, когда многие врачи готовят себе смену. Тебя ведь тоже Маковецкая взяла к себе неслучайно. Чем-то ты ей приглянулась. Околдовала она и тебя, жаль только, что ненадолго ваш альянс.
— Я буду общаться с этой удивительной женщиной всегда. Даже когда она выйдет на пенсию и перестанет работать. Не знаю, почему меня к ней тянет? Да, я хотела тебе сказать, что пойду в воскресенье с ней на кладбище, на могилу сына. А с тобой мы встретимся уже у нее дома в два часа, хорошо?
— Зачем тебе это? — Вадим снова пристально посмотрел на жену. Она стояла какая-то растерянная, расстроенная, качала головой.
— Не знаю. Просто чувствую, что я должна тоже прийти туда. Не смотри на меня, как на сумасшедшую. Я действительно не могу поступить иначе, поверь.
— Верю, верю. Поступай как знаешь. Только из своей медицинской практики ты должна была вынести вывод, как вредно перекладывать на себя груз чужих проблем.
Валя ничего не ответила на это. Зачем говорить очевидные вещи? Вадим снова занялся работой. Она пошла готовить ужин. Завтра суббота — короткий день. Он пролетит, а потом настанет воскресенье. Скорее бы, господи. Почему она ждет его с такой тревогой? Даже руки трясутся мелкой, противной дрожью. Вадим прав в одном — не нужно быть такой впечатлительной. Все-таки она — будущий невропатолог, трезвость мышления и стойкость характера надо развивать. Сколько больных, искалеченных жизнью, собственными фантазиями людей встретятся на ее пути. Их проблемы ни в коем случае нельзя откладывать внутри. Надо пропускать через себя, давая выход, находя нужное направление действия. Но не копить в себе, иначе может произойти непоправимое. Все уйдет в сочувственные взгляды, фразы и только. А она должна лечить, помогать обретать душевное равновесие. Для этого сама обязана быть несгибаемой. Она справится. Валя почувствовала, как успокоились руки, ушло ощущение дрожи. Довольная сеансом самовнушения, она стала тихонько напевать любимую песню «Yesterday». Она давно выучила слова, еще занимаясь на первом курсе училища. Услышав знакомую мелодию, Вадим из комнаты стал ей громко подпевать. Их голоса прекрасно сочетались. Когда песня закончилась, Белов зашел на кухню, аплодируя. Он поцеловал Валю и, с улыбкой глядя на нее, сказал:
— Только у меня такая уникальная жена. Готовит ужин и поет на английском языке, фантастика! Я даже рассказывать об этом никому не буду — лопнут от зависти.
— Это я заряжаю пищу и даю установку на добро, — засмеялась Валя. — Мой руки и приходи, у меня все готово. Ты же не любишь остывший плов и стекший салат?
Они прекрасно провели остаток дня. Пару раз еще пришлось воспользоваться телефоном. Первый раз звонила Галина Матвеевна, которая была счастлива, что теперь сможет слышать голоса сына и невестки каждый день. Потом качество связи решил проверить Костя.
— Ну, Петрович, считай, что ты приобщился к прогрессу мировой цивилизации.
— Не говори, теперь я не смогу отвертеться. На каждое объяснение будет один вопрос: «Почему не позвонил?»
— Значит, попался. Но не забывай, что и ты вправе пользоваться этим беспроигрышным вариантом, — засмеялся Костя. — Вообще-то я звоню по делу. Вчера поговорил с отчимом, он гарантирует, что банк «Прогресс» даст нам необходимый кредит. Ты же знаешь моего нового родственника — у него везде все схвачено. Не университеты оканчивать надо было, оказывается, а стать цеховиком. Такая современная, всемогущая каста не с одной пригоршней долларов в кармане. Я эти «зеленые» сам на днях первый раз не по телевизору или видаку увидел. Вообще, это не по телефону. Ты не хочешь встретиться в воскресенье обсудить детали нашего проекта?
Вадим тут же хотел согласиться, но вспомнил о запланированном мероприятии. Положа руку на сердце, его совершенно не вдохновляла перспектива вечера грустных воспоминаний в обществе Маковецкой. Ему пришло в голову, что, может, Валя была бы рада пойти без него и только такт не позволял ей сказать об этом.
— Костик, я тебе перезвоню через пару минут. — Вадим поднялся из-за компьютера и зашел на кухню к Вале. Она колдовала над очередным пирогом к чаю. Кулинаркой она оказалась превосходной. Белов чувствовал, что не может отказаться от приготовленных ею вкусностей и это начинает сказываться на его фигуре. — Понятно, готовлюсь к дегустации, — втягивая носом аромат выпечки, сказал Вадим. — Твой коварный план мне понятен. Откормлюсь, ожирею на вкусненьком, и никакая женщина на меня глаз больше не положит.
— А тебе это нужно? — заглядывая в пышущую жаром духовку, спросила Валя. Голос ее не выражал волнения, но в душе притаился неприятный холодок.
— Никак ревновать вздумала, Сергеевна? — присаживаясь на табуретку, прокомментировал Белов. От него не укрывалось изменение настроения жены.
— Еще чего, — буркнула Валя, — чему быть — того не миновать.
— Ты мне это брось, философ. Твой лозунг о счастье, которое всегда впереди, не сочетается с подобными настроениями. И дело не в пироге и последствиях его потребления, а в том, что я хочу предложить тебе.
— Что же? — Валя села за стол напротив и, подпирая ладонью лицо, застыла в ожидании.
— Скажи, ты будешь возражать, если воскресные мероприятия пройдут без меня?
— У тебя есть альтернатива?
— Да, честно говоря, я должен серьезно поговорить с Костей о нашей будущей работе. Мы собираемся открыть компьютерную фирму. Диссертация — это прекрасно, но условия требуют не останавливаться только на ней. Нам понадобится больше денег, чем когда мы жили порознь, согласись, — Валя кивнула. — Поэтому как мужчина я обязан позаботиться о будущем своей семьи. Думаю, что с Проскуриным у нас все получится. Эта дорожка непроторенная, но очень перспективная. За компьютерами будущее. Пока они стоят баснословные деньги, но скоро все изменится и количество желающих приобрести персоналку невероятно возрастет. Костин отчим поможет нам взять в банке солидный кредит, а дальше надо работать. Думать и работать. Так складывается, что он предлагает встретиться именно пятого. Ты сможешь извиниться за меня и пойти одна?
— Если ваш разговор важнее того, что уже было запланировано, то какие могут быть возражения? — Валя поднялась, снова заглянула в духовку. Пирог был готов. Она быстро выключила газ и достала его из печи.
— Ну вот, ты и обиделась. — Вадим недовольно поморщился. Семейные сцены действовали на него удручающе. — Я ведь ничего не пообещал. Советуюсь с тобой, а ты дуться.
— Знаю я, что к Маковецкой тебе идти с самого начала не хотелось. В конце концов, я не собираюсь заставлять тебя с нею общаться. Спасибо, что мне не запрещаешь. Иди к своему компьютерному брату и будь спокоен, я извинюсь за тебя.
Вадим поднялся и подошел к жене, только начавшей разрезать пирог. Он вдохнул запах ее волос и поцеловал в изгиб шеи. Волосы тяжелым узлом были собраны внизу. Даже такая незамысловатая прическа украшала ее. Вадим в который раз подумал, что у него всепонимающая, любящая жена. Это бесценное сокровище, доставшееся ему случайно. А может, он заслужил его, дважды споткнувшись? Зато Валя как белый лист бумаги, в этом мама права. Только не любыми чернилами на нем напишешь. Одни быстро засыхают, другие растекаются, оставляя пятна. Белов развернул жену лицом к себе.
— У меня уникальная супруга, и я ее люблю, — поцелуй помог Вале немного оттаять от наступавшей обиды. — Ты же все сама знаешь.
— Конечно, бог с тобой. Должна же у тебя быть отдушина. Обсуждай свой бизнес, свои проблемы, пусть у вас все получится. Давай пить чай с пирогом и ложиться. От множества впечатлений сегодняшнего дня я что-то устала.
Они почаевничали. Вадим по достоинству оценил яблочный пирог с корицей. Потом сам сел поработать, а Валя, свернувшись калачиком, быстро заснула. В первые дни, после того как она переехала к Белову, ей было очень трудно привыкнуть к новому месту, к тому, что кто-то спит рядом. Теперь это перестало быть проблемой. Вадим изредка бросал на нее мимолетные взгляды, наблюдая, как Валюша тихонько посапывала. Она натянула одеяло до самого подбородка. Лицо ее было полностью расслаблено. Вадим закончил намеченную работу. Захотелось покурить напоследок, но, зная, как не любит жена запаха сигарет, решил, что не станет этого делать. Примостившись рядом, он прижался к горячему телу, удобно уложил голову на подушку. Сон пришел сразу. Черная бесконечность без сновидений поглотила обоих, подарив блаженный, необходимый отдых.
Следующий день не принес ничего нового. Вадим просчитывал варианты развития предполагаемого бизнеса, а Валя предвкушала приятное времяпрепровождение с Вероникой Сергеевной. Молодая женщина была очень рада такому сближению. Общение с Маковецкой в чем-то помогало ей переживать разлуку с матерью. Степаниде она все уши прожужжала разговорами о том, как ей повезло, что именно такой замечательный человек обратил на нее внимание.
В воскресенье Вадим убежал рано утром, выпив чашку горячего кофе с сыром. Чмокнув в щеку еще не поднявшуюся с постели жену, он пообещал, что позвонит Маковецкой после трех. Валя проснулась совершенно разбитой. Она не могла понять, отчего чувствует во всем теле сковывающую движения и мысли слабость. Хотела сварить себе кофе, чтобы взбодриться. Открыла банку с ароматным напитком и тут же передумала. Остановилась на чае с лимоном и соленом крекере с кунжутом. Вяло, апатично прихлебывала из чашки, стоя у окна. Это было одной из новоприобретенных привычек, успокаивавших ее. Наблюдать за жизнью улицы с высоты. Потом приняла душ, немного подкрасилась. Заплела волосы в тугую косу и не стала укладывать ее при помощи шпилек на затылке. Надела черный шерстяной свитер с высоким воротом, теплые брюки. На улице, несмотря на первые числа марта, мел снег, было морозно и ветрено. Зима не хотела сдаваться, а Валя никак не могла дождаться первых признаков весны. Она любила наблюдать, как тающий, грязный снег превращается в блестящие под солнечными лучами ручейки. Они весело бегут под ногами, сливаясь в шумные потоки у сточных канав. Не обращая внимания на промокшие ноги, мальчишки запускают свои бумажные кораблики. Часто в виде пиратских фрегатов выступают обгорелые спички, которые мчатся безудержно и безвозвратно. Валя всегда останавливалась, мысленно принимая участие в игре. Деревенские мальчишки не замечали в разгаре игры, что кто-то наблюдает за ними. И эта картина приводила душу девушки в гармоничное состояние. В городе с приходом весны ничего принципиально не меняется. Только размытые грязные улицы сменил кое-где растрескавшийся асфальт. Три года Валя встречала весну в Горинске. Конечно, впечатления от просыпающейся природы здесь не те, а мальчишки с их играми те же.
Валя медленно подходила к входу на Раевское кладбище, отмечая про себя, что снега слишком много. Не собирается он пока таять. А может, все будет неожиданно быстро. Пригреет солнышко, и всего за несколько дней превратит бесконечное белое покрывало в островки. На часах было одиннадцать. Валя не любила опаздывать. Она еще раз посмотрела на букет красных гвоздик, который купила неподалеку, возле выхода из метро. Маковецкая тоже с букетом, только оранжевых роз, уже стояла возле ворот кладбища. Увидев Валю, она сразу заулыбалась.
— Здравствуйте, Вероника Сергеевна, — протянула ей руку Белова.
— Здравствуй, Валюша. Ты одна? Все-таки Вадим не смог вырваться с тобою.
— Да, как я вчера и говорила. Но, знаете, что ни делается — к лучшему. Мы сможем говорить гораздо свободнее в чисто женской компании, верно?
— Конечно. Ты что-то бледненькая, усталая. — Маковецкая пристально посмотрела на Валю. — Не заболела?
— Нет, но чувствую себя, честно говоря, паршиво. Это для меня ужасно — хворать. Ничего, просто авитаминоз, синдром весенней усталости.
— Дело поправимое.
— Я тоже так думаю.
— Пойдем, девочка. — Валя взяла Маковецкую под руку, и они не спеша пошли по центральной аллее кладбища.
По обеим сторонам могилы — безмолвные свидетели незаживающих душевных ран. Последнее пристанище. Валя невидящими глазами смотрела на длинную, бесконечную вереницу оградок, памятников, надгробий. Кое-где стояли скорбные фигуры пришедших на свидание. Белый снег почему-то казался здесь лишним. И так достаточно холода. Обе женщины шли молча. Пытаться о чем-то завязать разговор не хотелось. Валя каждую секунду ждала, что Вероника Сергеевна остановится у могилы сына, и ждала слов, которые она произнесет. Наконец они свернули с главной аллеи и, приняв влево, пошли одна за другой, протаптывая дорожку след в след. В этой части кладбища сегодня они были первопроходцами.
— Ну, вот мы и пришли. Здравствуй, Сереженька, с днем рождения, милый. — Маковецкая открыла оградку и зашла внутрь, положила букет на покрытое снегом надгробье. Валя на мгновение застыла, потом осмотрелась. Словно отвечая ее мыслям, Вероника Сергеевна заметила, убирая снег с небольшого памятника из черного мрамора: — Мое место тоже будет здесь. Муж пожелал лежать рядом со своими родителями, это тоже неподалеку. А мне только рядом с Сережей нужно. Подходи ближе, Валюта, я хочу вас познакомить.
Голос ее задрожал. Рука в черной кожаной перчатке стала быстро двигаться по гладкому камню. Снегом была припорошена фотография, табличка с датами. Валя зашла внутрь оградки, положила букет на надгробье рядом с оранжевыми розами, ярким пятном выделявшимися на снежном фоне. Ветер здесь казался потише, снежинки падали почти ровно. Когда Валя выпрямилась, с памятника на нее смотрели уже знакомые глаза. Она видела их на фотографии, которую Вероника Сергеевна показывала ей дома. Красивый, молодой, наверняка добрый, светлый. Об этом говорил прямой открытый взгляд на черно-белой фотографии. Опустив глаза чуть ниже, Валя остолбенела. Внутри что-то разорвалось, горячей волной окатив все тело. Молодая женщина качнулась назад и вовремя нащупала сзади холодные прутья ограды. Она нашла точку опоры, чувствуя, что ноги стали непослушными, подгибались в коленках. Она ощутила, каким тяжелым, неуправляемым стал язык. Валя только и смогла беспомощно посмотреть на Маковецкую, но та ничего не замечала. Все длилось несколько мгновений, показавшихся остановившимся временем.
— Познакомься, Сережа, это замечательная девушка, Валя Смирнова. Она стала мне не только коллегой, но и подругой. Мы с нею не чувствуем разницы в возрасте. Разговариваем на всевозможные темы, словно знаем друг друга много-много лет. Удивительное ощущение. Она тебе тоже понравится, я уверена. Валечка, что ты стоишь сзади? Подойди поближе, дорогая. — Вероника Сергеевна обернулась и только теперь заметила, что лицо ее спутницы стало еще белее. — Господи, Валюша, тебе плохо? Что ты молчишь?
Маковецкая быстро сняла с рук перчатки и прижала ладони к застывшим щекам Вали. Та медленно подняла взгляд. Собравшись с силами, глубоко вдохнула, выдохнула. Осторожно отвела горячие ладони Вероники Сергеевны, отстранив ее немного. Сделала два шага вперед и обняла невысокий памятник. Тут же пожалела, что позволила себе накрасить ресницы. Слезы размывали тушь и черными ручейками заструились по лицу. Потрясенная Маковецкая не знала, как реагировать на происходящее. Но удивление сменилось полным шоком, когда она услышала негромкие слова Вали.
— Вот я и нашла тебя. Не ждала, не гадала и нашла. Здравствуй, папочка. Теперь я все понимаю. Ты никогда не предавал нас, никогда… — Под овальной черно-белой фотографией на табличке было выведено: «Нестеров Сергей Васильевич. Родился…»
Маковецкая почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Валя оглянулась, не переставая прижиматься к памятнику. Теперь стало очевидным, что на нее смотрят глаза ее сына, только к яркой зелени добавился едва уловимый серый оттенок. Конечно, вот почему ей было так тепло от взгляда этой девочки. В нем была та же нежность, открытость, как и у Сергея. Невозможно поверить в такое. Она могла не прийти в тот день на экзамен в ту группу, и судьба вряд ли свела бы их так близко. Значит, перед нею — внучка.
Вероника Сергеевна молча призывно протянула руки вперед, и Валя, закусив до боли губу, уткнулась в плечо Маковецкой.
— А теперь самое время ехать ко мне и поговорить, — прошептала Вероника Сергеевна Вале на ухо. — Сейчас я не в состоянии ничего воспринимать. Надеюсь, что домашняя обстановка немного успокоит нас обеих. Пойдем потихоньку, девочка. — И, обращаясь к небесам: — Сережа, ты видишь сверху все. И теперь я уверена, что это ты натолкнул меня на знакомство с Валюшей. Ты сделал подарок, которого я уже не ждала. Сегодня замечательный день. Хотя стоит признать, что только теперь я вижу, что была слепа. Пора уходить на покой. Глаза не видят, сердце не подсказывает. Пора заняться тем, чем положено в мои года. Пойдем, Валюша. Возьми меня под руку, пожалуйста.
На выходе из кладбища Маковецкая сразу поймала машину. Водитель не стал назначать баснословной цены за проезд. Он включил легкую музыку и время от времени смотрел в зеркало. Ему казалось, что он едет один. Сзади не раздавалось ни слова, ни звука. Пассажирки всю дорогу молчали, глядя то на дорогу, то украдкой друг на друга. Валя ехала, думая о том, что снова попросит Веронику Сергеевну показать ей недописанное письмо сына любимой девушке. Маковецкая легонько сжимала ее руку. Для обеих сегодняшнее открытие стало потрясением. Так же, молча, они поднялись на нужный этаж. Вероника Сергеевна долго искала в сумочке ключи. Наконец, оказавшись в прихожей, она быстро разделась, помогла Вале снять дубленку, шапку. Белова выглядела совершенно измученной. У нее кружилась голова, неприятная дурнота подступала к горлу. Все время хотелось глубоко вдыхать, это на какое-то время приносило облегчение. Хозяйка поняла, что из них двоих ей выпала роль быть более стойкой. Под руку проведя Валю через большую гостиную в свою спальню, она уложила ее на кровать.
— Никаких слов сейчас, не сопротивляйся, Валечка. Полежи, пока я приготовлю обед. Я быстро, — укрывая Валю пледом, строгим тоном, не допускающим возражений, сказала Маковецкая. — Отдохни, милая. На тебе лица нет.
Валя хотела заметить, что и сама Вероника Сергеевна тоже нуждается в отдыхе, но не стала делать этого. Заменить хозяйку на кухне она бы не смогла, а хлопоты наверняка помогут ей прийти в себя. Прошло минут пятнадцать-двадцать, когда она заглянула в спальню. Валя сразу повернула голову на тихий звук открываемой двери. Заснуть ей не удалось, эмоции переполняли. Пока лежала, головокружение будто прошло. Но поднявшись, она снова ощутила его. В висках застучало, коса, казалось, оттягивала своей тяжестью голову назад.
— Вижу, что тебе не стало лучше, Валюта, — сказала Маковецкая. Она переоделась в длинный темно-синий халат. — Все-таки давай подниматься. У меня все готово, пойдем перекусим.
Валя кивнула в знак согласия и поднялась с кровати. Поправила волосы, попыталась улыбнуться, но губы ее задрожали. Они сели за сервированный журнальный столик. Вероника Сергеевна подготовилась к празднику — заливной язык, бутерброды с красной икрой, маслины, запеченная картошка с сыром, много аппетитно пахнущих солений. На уголке стола стояли бутылка коньяка, кагора и томатный сок.
— Что тебе налить, Валюша? — спросила Маковецкая и увидела, как та подняла на нее удивленные глаза. — Ты хочешь сказать, что пока мы не договорим, застолья не получится?
— Да. — Валя придвинулась поближе. — Мне кажется, что настало самое время дать мне то письмо. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Хорошо. — Вероника Сергеевна ненадолго вышла из гостиной в спальню и вернулась с небольшим листком бумаги. С одной стороны он был исписан красивым крупным почерком. Словно колеблясь, Маковецкая прижала листок к груди и спросила, опустив глаза. — Прости, что я сейчас спрашиваю… Как зовут твою маму?
— Степанида, Стеша. И у нее очень красивые серые глаза, а у отца были огромные зеленые. А у вашего сына? — В ответ Вероника Сергеевна утвердительно кивнула головой и протянула письмо.
Валя трепетно дотронулась до невесомого листка бумаги. Ей показалось, что она не сможет прочесть. Хотела, стремилась к этому, а теперь испугалась. Боясь быть неправильно понятой, она развернула письмо, и крупные, ровные строчки вмиг слились в размытое пятно. Она увидела: «Стешенька, любимая, мое сердце осталось с тобой …» — и не смогла читать дальше. Маковецкая дрожащими руками закурила сигарету и встала из-за стола. В ее голове не укладывались события сегодняшнего дня. Вереница подобных случайностей казалась невероятной. Однако несомненно, что плачущая девушка, сидящая за столом, — ее внучка. Судьба сделала такой бесценный подарок. Теперь у нее есть все, что делает жизнь наполненной, имеющей смысл. У нее снова появилась семья. Сигарета закончилась слишком быстро, чтобы Вероника Сергеевна успела успокоиться. Валя снова справилась со слезами и, не читая, протянула письмо обратно.
— Это для мамы. Мне кажется, я не могу читать его без ее разрешения. Здесь все личное, а обо мне, конечно, ни слова. Ведь он не мог знать обо мне. Уезжая, отец обещал вернуться. Мама всегда верила, что он не обманывал, что он действительно этого хотел. Только помешала какая-то очень веская причина. — Валя перевела дыхание. — Она всю жизнь ждет. Знаете, она ведь такая красивая, столько лет за нею ухаживает один прекрасный человек. Один он не теряет надежды, остальные давно рукой махнули. Кто чудачеством называет, кто — верностью. Главное, я теперь не знаю — чего будет больше в ее сердце, когда она узнает правду, — радости оттого, что она в нем не обманулась, или горя от безвозвратной потери?
— Боль не имеет срока давности. Говорю по собственному опыту. А чувства мамы будут противоречивы, но наконец она увидит, что продолжала любить достойного человека. Горько, что сложилось именно так. Вспыхнуло счастье яркой искрой, да и угасло, оставив тлеющие угольки, в которые некому добить жар. — Маковецкая подошла к Вале, присев рядом, обняла ее. — Ну, теперь можешь смело называть меня бабушкой. По возрасту давно пора было приобрести такую жизненную степень. Я счастлива и не успокоюсь до тех пор, пока не встречусь с твоей мамой. Я говорю, а сама до сих пор не осознаю до конца, что происходящее не сон. Мысль о том, что я должна найти эту сероглазую красавицу, первую любовь сына, помогла мне двадцать лет назад не сойти с ума. Потом я решила, что не переживу, если, найдя ее, не увижу такого же светлого, глубокого чувства, о каком писал Сережа. Времени прошло много. Девушка просто могла выйти замуж за другого, забыв мимолетное приключение. Как же я ошибалась, Господи, ну почему ты не дал мне знак?! Я теперь настолько счастлива. Давай выпьем по бокалу? За Сережу и твою маму! — Не дожидаясь ответа, Вероника Сергеевна наполнила бокалы красным вином. Раздался звон хрусталя. Маковецкая выпила до дна, залпом. Валя улыбнулась.
— Спасибо, обязательно.
— Да, Валюша, я приглашаю тебя и Вадима к себе пятого марта. Повод — день рождения сына. Я всегда отмечаю его одна, а на этот раз, если вы составите мне компанию, буду очень рада. Это будет воскресенье, так что…
— Мы, конечно, придем. В котором часу?
— Утром я обычно иду на кладбище, а в обед, часа в два, жду вас.
— Вероника Сергеевна, можно я пойду с вами на могилу сына, а Вадим приедет уже домой? Не настаиваю, просто прошу.
На другом конце телефонной связи воцарилась тишина. На мгновение Вале показалось, что ее давно никто не слышит. Пауза была совсем недолгой, но девушка успела пожалеть о своей просьбе. Наверное, она позволила себе перейти запретную черту. Она попыталась попасть туда, куда всем ход закрыт. Как неловко получилось. Валя покусывала губы от волнения и собралась извиниться за нетактичную просьбу. Маковецкая опередила ее.
— Конечно, Валюта, я не против, совсем не против. Пойдем к нему вместе. Он будет рад увидеть меня с тобой. Он поймет, что я еще держусь за эту жизнь. Спасибо тебе. В одиннадцать я жду тебя на Раевском кладбище, у входа.
— Я буду вовремя. Всего доброго, Вероника Сергеевна.
— До встречи, девочка.
В трубке давно раздавались гудки, а Валя все стояла, прижимая разогретую теплом ее тела пластмассу. Вадим оторвался от компьютера. Он тоже с нетерпением ожидал появления в доме телефона, но остыл через несколько минут после того, как за телефонным мастером закрылась входная дверь. Он с удивлением смотрел на застывшую жену.
— Але, гараж! — обратился он к ней и увидел, что она, покраснев, положила трубку.
— Ты слышал мой разговор?
— Не имею привычки подслушивать, даже находясь в одной комнате. Я работал и отключился от внешнего мира.
— Маковецкая приглашает послезавтра в гости. День рождения сына хочет отметить в нашем обществе. Ты не против?
— Если это доставит тебе удовольствие, то я «за». Сколько ей самой-то лет?
— Шестьдесят.
— Значит, скоро тебе придется привыкать к новому врачу.
— Знаю, мы говорили об этом. Представляешь, она уже знает, кто займет ее место.
— Чья-нибудь протеже, естественно, — снова вглядываясь в экран компьютера, произнес Вадим. — В этой среде все заранее известно. Есть и другой вариант, когда многие врачи готовят себе смену. Тебя ведь тоже Маковецкая взяла к себе неслучайно. Чем-то ты ей приглянулась. Околдовала она и тебя, жаль только, что ненадолго ваш альянс.
— Я буду общаться с этой удивительной женщиной всегда. Даже когда она выйдет на пенсию и перестанет работать. Не знаю, почему меня к ней тянет? Да, я хотела тебе сказать, что пойду в воскресенье с ней на кладбище, на могилу сына. А с тобой мы встретимся уже у нее дома в два часа, хорошо?
— Зачем тебе это? — Вадим снова пристально посмотрел на жену. Она стояла какая-то растерянная, расстроенная, качала головой.
— Не знаю. Просто чувствую, что я должна тоже прийти туда. Не смотри на меня, как на сумасшедшую. Я действительно не могу поступить иначе, поверь.
— Верю, верю. Поступай как знаешь. Только из своей медицинской практики ты должна была вынести вывод, как вредно перекладывать на себя груз чужих проблем.
Валя ничего не ответила на это. Зачем говорить очевидные вещи? Вадим снова занялся работой. Она пошла готовить ужин. Завтра суббота — короткий день. Он пролетит, а потом настанет воскресенье. Скорее бы, господи. Почему она ждет его с такой тревогой? Даже руки трясутся мелкой, противной дрожью. Вадим прав в одном — не нужно быть такой впечатлительной. Все-таки она — будущий невропатолог, трезвость мышления и стойкость характера надо развивать. Сколько больных, искалеченных жизнью, собственными фантазиями людей встретятся на ее пути. Их проблемы ни в коем случае нельзя откладывать внутри. Надо пропускать через себя, давая выход, находя нужное направление действия. Но не копить в себе, иначе может произойти непоправимое. Все уйдет в сочувственные взгляды, фразы и только. А она должна лечить, помогать обретать душевное равновесие. Для этого сама обязана быть несгибаемой. Она справится. Валя почувствовала, как успокоились руки, ушло ощущение дрожи. Довольная сеансом самовнушения, она стала тихонько напевать любимую песню «Yesterday». Она давно выучила слова, еще занимаясь на первом курсе училища. Услышав знакомую мелодию, Вадим из комнаты стал ей громко подпевать. Их голоса прекрасно сочетались. Когда песня закончилась, Белов зашел на кухню, аплодируя. Он поцеловал Валю и, с улыбкой глядя на нее, сказал:
— Только у меня такая уникальная жена. Готовит ужин и поет на английском языке, фантастика! Я даже рассказывать об этом никому не буду — лопнут от зависти.
— Это я заряжаю пищу и даю установку на добро, — засмеялась Валя. — Мой руки и приходи, у меня все готово. Ты же не любишь остывший плов и стекший салат?
Они прекрасно провели остаток дня. Пару раз еще пришлось воспользоваться телефоном. Первый раз звонила Галина Матвеевна, которая была счастлива, что теперь сможет слышать голоса сына и невестки каждый день. Потом качество связи решил проверить Костя.
— Ну, Петрович, считай, что ты приобщился к прогрессу мировой цивилизации.
— Не говори, теперь я не смогу отвертеться. На каждое объяснение будет один вопрос: «Почему не позвонил?»
— Значит, попался. Но не забывай, что и ты вправе пользоваться этим беспроигрышным вариантом, — засмеялся Костя. — Вообще-то я звоню по делу. Вчера поговорил с отчимом, он гарантирует, что банк «Прогресс» даст нам необходимый кредит. Ты же знаешь моего нового родственника — у него везде все схвачено. Не университеты оканчивать надо было, оказывается, а стать цеховиком. Такая современная, всемогущая каста не с одной пригоршней долларов в кармане. Я эти «зеленые» сам на днях первый раз не по телевизору или видаку увидел. Вообще, это не по телефону. Ты не хочешь встретиться в воскресенье обсудить детали нашего проекта?
Вадим тут же хотел согласиться, но вспомнил о запланированном мероприятии. Положа руку на сердце, его совершенно не вдохновляла перспектива вечера грустных воспоминаний в обществе Маковецкой. Ему пришло в голову, что, может, Валя была бы рада пойти без него и только такт не позволял ей сказать об этом.
— Костик, я тебе перезвоню через пару минут. — Вадим поднялся из-за компьютера и зашел на кухню к Вале. Она колдовала над очередным пирогом к чаю. Кулинаркой она оказалась превосходной. Белов чувствовал, что не может отказаться от приготовленных ею вкусностей и это начинает сказываться на его фигуре. — Понятно, готовлюсь к дегустации, — втягивая носом аромат выпечки, сказал Вадим. — Твой коварный план мне понятен. Откормлюсь, ожирею на вкусненьком, и никакая женщина на меня глаз больше не положит.
— А тебе это нужно? — заглядывая в пышущую жаром духовку, спросила Валя. Голос ее не выражал волнения, но в душе притаился неприятный холодок.
— Никак ревновать вздумала, Сергеевна? — присаживаясь на табуретку, прокомментировал Белов. От него не укрывалось изменение настроения жены.
— Еще чего, — буркнула Валя, — чему быть — того не миновать.
— Ты мне это брось, философ. Твой лозунг о счастье, которое всегда впереди, не сочетается с подобными настроениями. И дело не в пироге и последствиях его потребления, а в том, что я хочу предложить тебе.
— Что же? — Валя села за стол напротив и, подпирая ладонью лицо, застыла в ожидании.
— Скажи, ты будешь возражать, если воскресные мероприятия пройдут без меня?
— У тебя есть альтернатива?
— Да, честно говоря, я должен серьезно поговорить с Костей о нашей будущей работе. Мы собираемся открыть компьютерную фирму. Диссертация — это прекрасно, но условия требуют не останавливаться только на ней. Нам понадобится больше денег, чем когда мы жили порознь, согласись, — Валя кивнула. — Поэтому как мужчина я обязан позаботиться о будущем своей семьи. Думаю, что с Проскуриным у нас все получится. Эта дорожка непроторенная, но очень перспективная. За компьютерами будущее. Пока они стоят баснословные деньги, но скоро все изменится и количество желающих приобрести персоналку невероятно возрастет. Костин отчим поможет нам взять в банке солидный кредит, а дальше надо работать. Думать и работать. Так складывается, что он предлагает встретиться именно пятого. Ты сможешь извиниться за меня и пойти одна?
— Если ваш разговор важнее того, что уже было запланировано, то какие могут быть возражения? — Валя поднялась, снова заглянула в духовку. Пирог был готов. Она быстро выключила газ и достала его из печи.
— Ну вот, ты и обиделась. — Вадим недовольно поморщился. Семейные сцены действовали на него удручающе. — Я ведь ничего не пообещал. Советуюсь с тобой, а ты дуться.
— Знаю я, что к Маковецкой тебе идти с самого начала не хотелось. В конце концов, я не собираюсь заставлять тебя с нею общаться. Спасибо, что мне не запрещаешь. Иди к своему компьютерному брату и будь спокоен, я извинюсь за тебя.
Вадим поднялся и подошел к жене, только начавшей разрезать пирог. Он вдохнул запах ее волос и поцеловал в изгиб шеи. Волосы тяжелым узлом были собраны внизу. Даже такая незамысловатая прическа украшала ее. Вадим в который раз подумал, что у него всепонимающая, любящая жена. Это бесценное сокровище, доставшееся ему случайно. А может, он заслужил его, дважды споткнувшись? Зато Валя как белый лист бумаги, в этом мама права. Только не любыми чернилами на нем напишешь. Одни быстро засыхают, другие растекаются, оставляя пятна. Белов развернул жену лицом к себе.
— У меня уникальная супруга, и я ее люблю, — поцелуй помог Вале немного оттаять от наступавшей обиды. — Ты же все сама знаешь.
— Конечно, бог с тобой. Должна же у тебя быть отдушина. Обсуждай свой бизнес, свои проблемы, пусть у вас все получится. Давай пить чай с пирогом и ложиться. От множества впечатлений сегодняшнего дня я что-то устала.
Они почаевничали. Вадим по достоинству оценил яблочный пирог с корицей. Потом сам сел поработать, а Валя, свернувшись калачиком, быстро заснула. В первые дни, после того как она переехала к Белову, ей было очень трудно привыкнуть к новому месту, к тому, что кто-то спит рядом. Теперь это перестало быть проблемой. Вадим изредка бросал на нее мимолетные взгляды, наблюдая, как Валюша тихонько посапывала. Она натянула одеяло до самого подбородка. Лицо ее было полностью расслаблено. Вадим закончил намеченную работу. Захотелось покурить напоследок, но, зная, как не любит жена запаха сигарет, решил, что не станет этого делать. Примостившись рядом, он прижался к горячему телу, удобно уложил голову на подушку. Сон пришел сразу. Черная бесконечность без сновидений поглотила обоих, подарив блаженный, необходимый отдых.
Следующий день не принес ничего нового. Вадим просчитывал варианты развития предполагаемого бизнеса, а Валя предвкушала приятное времяпрепровождение с Вероникой Сергеевной. Молодая женщина была очень рада такому сближению. Общение с Маковецкой в чем-то помогало ей переживать разлуку с матерью. Степаниде она все уши прожужжала разговорами о том, как ей повезло, что именно такой замечательный человек обратил на нее внимание.
В воскресенье Вадим убежал рано утром, выпив чашку горячего кофе с сыром. Чмокнув в щеку еще не поднявшуюся с постели жену, он пообещал, что позвонит Маковецкой после трех. Валя проснулась совершенно разбитой. Она не могла понять, отчего чувствует во всем теле сковывающую движения и мысли слабость. Хотела сварить себе кофе, чтобы взбодриться. Открыла банку с ароматным напитком и тут же передумала. Остановилась на чае с лимоном и соленом крекере с кунжутом. Вяло, апатично прихлебывала из чашки, стоя у окна. Это было одной из новоприобретенных привычек, успокаивавших ее. Наблюдать за жизнью улицы с высоты. Потом приняла душ, немного подкрасилась. Заплела волосы в тугую косу и не стала укладывать ее при помощи шпилек на затылке. Надела черный шерстяной свитер с высоким воротом, теплые брюки. На улице, несмотря на первые числа марта, мел снег, было морозно и ветрено. Зима не хотела сдаваться, а Валя никак не могла дождаться первых признаков весны. Она любила наблюдать, как тающий, грязный снег превращается в блестящие под солнечными лучами ручейки. Они весело бегут под ногами, сливаясь в шумные потоки у сточных канав. Не обращая внимания на промокшие ноги, мальчишки запускают свои бумажные кораблики. Часто в виде пиратских фрегатов выступают обгорелые спички, которые мчатся безудержно и безвозвратно. Валя всегда останавливалась, мысленно принимая участие в игре. Деревенские мальчишки не замечали в разгаре игры, что кто-то наблюдает за ними. И эта картина приводила душу девушки в гармоничное состояние. В городе с приходом весны ничего принципиально не меняется. Только размытые грязные улицы сменил кое-где растрескавшийся асфальт. Три года Валя встречала весну в Горинске. Конечно, впечатления от просыпающейся природы здесь не те, а мальчишки с их играми те же.
Валя медленно подходила к входу на Раевское кладбище, отмечая про себя, что снега слишком много. Не собирается он пока таять. А может, все будет неожиданно быстро. Пригреет солнышко, и всего за несколько дней превратит бесконечное белое покрывало в островки. На часах было одиннадцать. Валя не любила опаздывать. Она еще раз посмотрела на букет красных гвоздик, который купила неподалеку, возле выхода из метро. Маковецкая тоже с букетом, только оранжевых роз, уже стояла возле ворот кладбища. Увидев Валю, она сразу заулыбалась.
— Здравствуйте, Вероника Сергеевна, — протянула ей руку Белова.
— Здравствуй, Валюша. Ты одна? Все-таки Вадим не смог вырваться с тобою.
— Да, как я вчера и говорила. Но, знаете, что ни делается — к лучшему. Мы сможем говорить гораздо свободнее в чисто женской компании, верно?
— Конечно. Ты что-то бледненькая, усталая. — Маковецкая пристально посмотрела на Валю. — Не заболела?
— Нет, но чувствую себя, честно говоря, паршиво. Это для меня ужасно — хворать. Ничего, просто авитаминоз, синдром весенней усталости.
— Дело поправимое.
— Я тоже так думаю.
— Пойдем, девочка. — Валя взяла Маковецкую под руку, и они не спеша пошли по центральной аллее кладбища.
По обеим сторонам могилы — безмолвные свидетели незаживающих душевных ран. Последнее пристанище. Валя невидящими глазами смотрела на длинную, бесконечную вереницу оградок, памятников, надгробий. Кое-где стояли скорбные фигуры пришедших на свидание. Белый снег почему-то казался здесь лишним. И так достаточно холода. Обе женщины шли молча. Пытаться о чем-то завязать разговор не хотелось. Валя каждую секунду ждала, что Вероника Сергеевна остановится у могилы сына, и ждала слов, которые она произнесет. Наконец они свернули с главной аллеи и, приняв влево, пошли одна за другой, протаптывая дорожку след в след. В этой части кладбища сегодня они были первопроходцами.
— Ну, вот мы и пришли. Здравствуй, Сереженька, с днем рождения, милый. — Маковецкая открыла оградку и зашла внутрь, положила букет на покрытое снегом надгробье. Валя на мгновение застыла, потом осмотрелась. Словно отвечая ее мыслям, Вероника Сергеевна заметила, убирая снег с небольшого памятника из черного мрамора: — Мое место тоже будет здесь. Муж пожелал лежать рядом со своими родителями, это тоже неподалеку. А мне только рядом с Сережей нужно. Подходи ближе, Валюта, я хочу вас познакомить.
Голос ее задрожал. Рука в черной кожаной перчатке стала быстро двигаться по гладкому камню. Снегом была припорошена фотография, табличка с датами. Валя зашла внутрь оградки, положила букет на надгробье рядом с оранжевыми розами, ярким пятном выделявшимися на снежном фоне. Ветер здесь казался потише, снежинки падали почти ровно. Когда Валя выпрямилась, с памятника на нее смотрели уже знакомые глаза. Она видела их на фотографии, которую Вероника Сергеевна показывала ей дома. Красивый, молодой, наверняка добрый, светлый. Об этом говорил прямой открытый взгляд на черно-белой фотографии. Опустив глаза чуть ниже, Валя остолбенела. Внутри что-то разорвалось, горячей волной окатив все тело. Молодая женщина качнулась назад и вовремя нащупала сзади холодные прутья ограды. Она нашла точку опоры, чувствуя, что ноги стали непослушными, подгибались в коленках. Она ощутила, каким тяжелым, неуправляемым стал язык. Валя только и смогла беспомощно посмотреть на Маковецкую, но та ничего не замечала. Все длилось несколько мгновений, показавшихся остановившимся временем.
— Познакомься, Сережа, это замечательная девушка, Валя Смирнова. Она стала мне не только коллегой, но и подругой. Мы с нею не чувствуем разницы в возрасте. Разговариваем на всевозможные темы, словно знаем друг друга много-много лет. Удивительное ощущение. Она тебе тоже понравится, я уверена. Валечка, что ты стоишь сзади? Подойди поближе, дорогая. — Вероника Сергеевна обернулась и только теперь заметила, что лицо ее спутницы стало еще белее. — Господи, Валюша, тебе плохо? Что ты молчишь?
Маковецкая быстро сняла с рук перчатки и прижала ладони к застывшим щекам Вали. Та медленно подняла взгляд. Собравшись с силами, глубоко вдохнула, выдохнула. Осторожно отвела горячие ладони Вероники Сергеевны, отстранив ее немного. Сделала два шага вперед и обняла невысокий памятник. Тут же пожалела, что позволила себе накрасить ресницы. Слезы размывали тушь и черными ручейками заструились по лицу. Потрясенная Маковецкая не знала, как реагировать на происходящее. Но удивление сменилось полным шоком, когда она услышала негромкие слова Вали.
— Вот я и нашла тебя. Не ждала, не гадала и нашла. Здравствуй, папочка. Теперь я все понимаю. Ты никогда не предавал нас, никогда… — Под овальной черно-белой фотографией на табличке было выведено: «Нестеров Сергей Васильевич. Родился…»
Маковецкая почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Валя оглянулась, не переставая прижиматься к памятнику. Теперь стало очевидным, что на нее смотрят глаза ее сына, только к яркой зелени добавился едва уловимый серый оттенок. Конечно, вот почему ей было так тепло от взгляда этой девочки. В нем была та же нежность, открытость, как и у Сергея. Невозможно поверить в такое. Она могла не прийти в тот день на экзамен в ту группу, и судьба вряд ли свела бы их так близко. Значит, перед нею — внучка.
Вероника Сергеевна молча призывно протянула руки вперед, и Валя, закусив до боли губу, уткнулась в плечо Маковецкой.
— А теперь самое время ехать ко мне и поговорить, — прошептала Вероника Сергеевна Вале на ухо. — Сейчас я не в состоянии ничего воспринимать. Надеюсь, что домашняя обстановка немного успокоит нас обеих. Пойдем потихоньку, девочка. — И, обращаясь к небесам: — Сережа, ты видишь сверху все. И теперь я уверена, что это ты натолкнул меня на знакомство с Валюшей. Ты сделал подарок, которого я уже не ждала. Сегодня замечательный день. Хотя стоит признать, что только теперь я вижу, что была слепа. Пора уходить на покой. Глаза не видят, сердце не подсказывает. Пора заняться тем, чем положено в мои года. Пойдем, Валюша. Возьми меня под руку, пожалуйста.
На выходе из кладбища Маковецкая сразу поймала машину. Водитель не стал назначать баснословной цены за проезд. Он включил легкую музыку и время от времени смотрел в зеркало. Ему казалось, что он едет один. Сзади не раздавалось ни слова, ни звука. Пассажирки всю дорогу молчали, глядя то на дорогу, то украдкой друг на друга. Валя ехала, думая о том, что снова попросит Веронику Сергеевну показать ей недописанное письмо сына любимой девушке. Маковецкая легонько сжимала ее руку. Для обеих сегодняшнее открытие стало потрясением. Так же, молча, они поднялись на нужный этаж. Вероника Сергеевна долго искала в сумочке ключи. Наконец, оказавшись в прихожей, она быстро разделась, помогла Вале снять дубленку, шапку. Белова выглядела совершенно измученной. У нее кружилась голова, неприятная дурнота подступала к горлу. Все время хотелось глубоко вдыхать, это на какое-то время приносило облегчение. Хозяйка поняла, что из них двоих ей выпала роль быть более стойкой. Под руку проведя Валю через большую гостиную в свою спальню, она уложила ее на кровать.
— Никаких слов сейчас, не сопротивляйся, Валечка. Полежи, пока я приготовлю обед. Я быстро, — укрывая Валю пледом, строгим тоном, не допускающим возражений, сказала Маковецкая. — Отдохни, милая. На тебе лица нет.
Валя хотела заметить, что и сама Вероника Сергеевна тоже нуждается в отдыхе, но не стала делать этого. Заменить хозяйку на кухне она бы не смогла, а хлопоты наверняка помогут ей прийти в себя. Прошло минут пятнадцать-двадцать, когда она заглянула в спальню. Валя сразу повернула голову на тихий звук открываемой двери. Заснуть ей не удалось, эмоции переполняли. Пока лежала, головокружение будто прошло. Но поднявшись, она снова ощутила его. В висках застучало, коса, казалось, оттягивала своей тяжестью голову назад.
— Вижу, что тебе не стало лучше, Валюта, — сказала Маковецкая. Она переоделась в длинный темно-синий халат. — Все-таки давай подниматься. У меня все готово, пойдем перекусим.
Валя кивнула в знак согласия и поднялась с кровати. Поправила волосы, попыталась улыбнуться, но губы ее задрожали. Они сели за сервированный журнальный столик. Вероника Сергеевна подготовилась к празднику — заливной язык, бутерброды с красной икрой, маслины, запеченная картошка с сыром, много аппетитно пахнущих солений. На уголке стола стояли бутылка коньяка, кагора и томатный сок.
— Что тебе налить, Валюша? — спросила Маковецкая и увидела, как та подняла на нее удивленные глаза. — Ты хочешь сказать, что пока мы не договорим, застолья не получится?
— Да. — Валя придвинулась поближе. — Мне кажется, что настало самое время дать мне то письмо. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Хорошо. — Вероника Сергеевна ненадолго вышла из гостиной в спальню и вернулась с небольшим листком бумаги. С одной стороны он был исписан красивым крупным почерком. Словно колеблясь, Маковецкая прижала листок к груди и спросила, опустив глаза. — Прости, что я сейчас спрашиваю… Как зовут твою маму?
— Степанида, Стеша. И у нее очень красивые серые глаза, а у отца были огромные зеленые. А у вашего сына? — В ответ Вероника Сергеевна утвердительно кивнула головой и протянула письмо.
Валя трепетно дотронулась до невесомого листка бумаги. Ей показалось, что она не сможет прочесть. Хотела, стремилась к этому, а теперь испугалась. Боясь быть неправильно понятой, она развернула письмо, и крупные, ровные строчки вмиг слились в размытое пятно. Она увидела: «Стешенька, любимая, мое сердце осталось с тобой …» — и не смогла читать дальше. Маковецкая дрожащими руками закурила сигарету и встала из-за стола. В ее голове не укладывались события сегодняшнего дня. Вереница подобных случайностей казалась невероятной. Однако несомненно, что плачущая девушка, сидящая за столом, — ее внучка. Судьба сделала такой бесценный подарок. Теперь у нее есть все, что делает жизнь наполненной, имеющей смысл. У нее снова появилась семья. Сигарета закончилась слишком быстро, чтобы Вероника Сергеевна успела успокоиться. Валя снова справилась со слезами и, не читая, протянула письмо обратно.
— Это для мамы. Мне кажется, я не могу читать его без ее разрешения. Здесь все личное, а обо мне, конечно, ни слова. Ведь он не мог знать обо мне. Уезжая, отец обещал вернуться. Мама всегда верила, что он не обманывал, что он действительно этого хотел. Только помешала какая-то очень веская причина. — Валя перевела дыхание. — Она всю жизнь ждет. Знаете, она ведь такая красивая, столько лет за нею ухаживает один прекрасный человек. Один он не теряет надежды, остальные давно рукой махнули. Кто чудачеством называет, кто — верностью. Главное, я теперь не знаю — чего будет больше в ее сердце, когда она узнает правду, — радости оттого, что она в нем не обманулась, или горя от безвозвратной потери?
— Боль не имеет срока давности. Говорю по собственному опыту. А чувства мамы будут противоречивы, но наконец она увидит, что продолжала любить достойного человека. Горько, что сложилось именно так. Вспыхнуло счастье яркой искрой, да и угасло, оставив тлеющие угольки, в которые некому добить жар. — Маковецкая подошла к Вале, присев рядом, обняла ее. — Ну, теперь можешь смело называть меня бабушкой. По возрасту давно пора было приобрести такую жизненную степень. Я счастлива и не успокоюсь до тех пор, пока не встречусь с твоей мамой. Я говорю, а сама до сих пор не осознаю до конца, что происходящее не сон. Мысль о том, что я должна найти эту сероглазую красавицу, первую любовь сына, помогла мне двадцать лет назад не сойти с ума. Потом я решила, что не переживу, если, найдя ее, не увижу такого же светлого, глубокого чувства, о каком писал Сережа. Времени прошло много. Девушка просто могла выйти замуж за другого, забыв мимолетное приключение. Как же я ошибалась, Господи, ну почему ты не дал мне знак?! Я теперь настолько счастлива. Давай выпьем по бокалу? За Сережу и твою маму! — Не дожидаясь ответа, Вероника Сергеевна наполнила бокалы красным вином. Раздался звон хрусталя. Маковецкая выпила до дна, залпом. Валя улыбнулась.