Страница:
— Не буду говорить, не знаю. Одно ясно — в том, что он женился на мне, большую роль сыграла Галина Матвеевна. Она с первых минут знакомства была так ласкова, внимательна. У меня впечатление, что он до сих пор не знает, чего хочет от жизни. Нам бы пожить, присмотреться, а тут ребенок. Не знаю, готов ли Вадим к такому быстрому развитию событий?
— Ну, не луной же вы любовались. Он не мальчик. Ты что-то все не о Том говоришь, — Маковецкая досадливо поморщилась и отвернулась к окну. Их откровенный разговор неожиданно прервался. Валя почувствовала, что разочаровала собеседницу. — Не о том ты думаешь. Притягиваешь к себе отрицательное.
— Наверное, я испортила впечатление о себе, — тихо сказала Валя, нервно теребя кончик косы. — Я такая дура.
— Перестань, ты умница, и муж будет всегда гордиться тобой. Только, ради бога, люби себя. Выбрось из головы глупости о том, что ты должна стать тряпкой, о которую он при желании будет вытирать ноги. Уверена, что он не собирается этого делать. Ты сама можешь спровоцировать такую ситуацию. Не смей, слышишь?!
Последняя фраза была сказана достаточно громко. Вадим обернулся и, улыбнувшись, поинтересовался.
— Что моя жена делает не так? Откуда такая категоричность?
— Это мы о своем, о женском, — ответила Валя, поглаживая его протянутую руку.
— Как ты, устала? — Заботливый тон заставил Маковецкую улыбнуться и прижать внучку к себе.
— Устала и не столько физически, — ответила Валюша.
— Сейчас приедем, полежишь, теплый душ, и я какую-нибудь комедию включу, чтоб расслабилась. Самое трудное уже позади. Я прав, Вероника Сергеевна?
— Не знаю, что сказать, Вадим. Степанида сильная женщина, но и для нее сегодняшний день слишком тяжелый. Валюша на все сейчас реагирует особо, учти. Это гормоны, ничего не поделаешь. Нужно привыкнуть к новому положению вещей. Я свои ощущения тоже описать не берусь. В голове ералаш.
— Евгений Федорович, вы уж заедьте к маме. Как она там одна. Мы хоть вместе, а ей и поговорить не с кем, — сказала Валентина.
— Плохой из меня собеседник, особенно, когда с твоей мамой говорю. Такой уж я… — Ермолов не договорил, а молодая женщина поняла, что просьба была неуместной.
— Извините, я сегодня все не о том, — махнула рукой Валя.
— Не извиняйся, девочка. Это наши взрослые проблемы, которые никак не решаются. И никакие годы над ними не властны. — Евгений Федорович покачал головой.
За окном показалась городская окраина. Белые многоэтажки выглядели издалека, как слившиеся в одно целое нагромождение огромных свечей. Кое-где уже горел свет. Мерцание огней придавало картине загадочный вид. Ермолов замедлил ход, давая возможность всем насладиться видом из окна.
— Тысячи семей, тысячи судеб, — философски заметил он.
Спутники молча согласились с ним. Только Вадим со свойственным ему сарказмом подумал, что плюс к этому — тысячи тонн мусора, децибелы ссор, океаны ненависти, когда о любви давно нет разговора. Видимо, его мысли отразились на его лице. Он почувствовал это и был рад, что сидит рядом с водителем, который уделяет внимание дороге, а не ему.
Ермолов предложил развести всех по домам, но Вадим решил, что они и так достаточно воспользовались его безотказностью. Он попросил остановить у первой станции метро. Возле «Привокзальной» они и вышли из автомобиля. Маковецкая посмотрела на часы, дорога заняла около часа. На улице стало темно. Зажглись фонари. Очертания домов стали более четкими.
— Нечего вам кружить по городу. Мы сейчас все решим. Спасибо вам огромное, Евгений Федорович. Мое обещание остается в силе. Не думайте, что это было сказано просто так. Компьютер сегодня — роскошь, но, я уверен, скоро времена изменятся.
Ермолов понимающе кивнул, достал сигарету, с удовольствием глубоко затянулся. Долгожданный вкус табака разошелся внутри, мгновенно расслабил, заставил дышать ровнее, спокойнее. Несколько затяжек превратили сигарету в жалкий окурок.
— Что за чепуха? Не успеешь насладиться, а она уже до фильтра догорела, — возмутился Евгений Федорович. Вадим понимающе кивнул. — Поеду я обратно.
— Спасибо вам, — Маковецкая ответила на крепкое рукопожатие.
— И от меня отдельное, — обняла Ермолова Валюта.
— Не за что. Для хороших людей чего не сделаешь. Всегда рад помочь. До свидания. Когда теперь планируете к нам?
— Не знаю, — ответила за всех Валя. — Не хочу загадывать. Думаю, маму сначала дождусь, а уж потом и сама.
— Степанида не скоро соберется, — ни к кому не обращаясь, сказал Ермолов.
— Это с чего вы взяли? Повод-то какой есть, — удивилась Маковецкая.
— В нем и дело. Не хочет она Сергея своего видеть на кладбище. Всю молодость прождала, надеялась. Покуда не увидит могилу, все равно он в памяти живым будет. Так я чувствую, а с матерью твоей, Валюта, у меня связь особенная. Она от меня, как от привидения, а я ее настроение за версту чую. Вот так-то, гости дорогие. — Евгений Федорович сел в машину, помахал рукой на прощание. Остолбеневшие от его неожиданного короткого монолога три фигуры застыли неподалеку от ступеней, ведущих в метро. Темнота скоро оставила от синего автомобиля только габаритные огни, а вскоре поглотила и их.
— Сейчас поймаем такси, — наконец опомнилась Валюша. Начала останавливать проезжающие мимо авто.
— Давайте на метро, ребятки. Нас и так, как цац, доставили туда и обратно. Можем мы проехать несколько станций? — вдруг сказала Маковецкая. — Хотя я не стану навязывать вам свое общество. Тебе, конечно, нужно поскорее домой, отдыхать, милая.
— Вам, по-моему, тоже, — заметил Вадим. — Отойди от обочины, осторожно. Я сам попробую. Ты сегодня не в форме.
Действительно, через пару минут ему удалось уговорить одного водителя отвести сначала Веронику Сергеевну, а потом их с Валентиной домой. Выходя из машины, Маковецкая поцеловала внучку, протянула руку Вадиму. Ей до сих пор не верилось, что и завтра, и послезавтра они будут встречаться, созваниваться, общаться. У нее теперь есть о ком заботиться, как же это замечательно! Она шла к подъезду окрыленная, куда-то подевалась усталость. Захотелось курить. Вытащив сигарету, она замедлила шаг. Потом почему-то передумала и быстро зашла в подъезд. Подниматься по лестнице ей было необыкновенно легко. Стеклянный купол наверху как всегда освещался мощным прожектором. Глядя на него, Маковецкая, поднимаясь по обломанным ступенькам, споткнулась. Чуть не упав, сменила задор на осторожность. Дома все было по-прежнему. Только одно изменение, внутри самой хозяйки, радовало, придавало смысл оставшемуся отрезку жизненного пути. Вероника Сергеевна не стала включать свет и смывать косметику не стала. Такое она позволяла себе в исключительных случаях. Переодевшись, расстелила постель в спальне и блаженно вытянулась под пуховым одеялом. Она закрыла глаза и уснула почти в ту же минуту. Привычные, беспокойные сны не приходили. Впервые за долгие годы она просто спала, воображение не рисовало никаких картин. Лицо было расслаблено, уголки рта подрагивали. Это напоминало сдерживаемую улыбку. Укутавшись до подбородка, она свернулась калачиком. Как психолог она бы объяснила такую позу необходимостью защиты. Неосознанно она просила о ней. Пока ответом на просьбу не стал глубокий, придающий силы сон.
Время имеет свойство передвигаться по собственному усмотрению. Оно может останавливаться, ползти, бежать, лететь. Весной, когда Валю мучил сильнейший токсикоз, ей казалось, что это никогда не закончится. Листая книги о материнстве, развитии ребенка, она выискивала информацию о том, когда же, по правилам, должен окончиться этот период. Даже свой день рождения, десятое апреля, она провела в постели. Летом она почувствовала облегчение. Две недели с Вадимом и четой Вороновых отдохнула в небольшом пансионате на берегу замечательной Ворсклы под Полтавой. Впечатлений Валя набралась надолго. Вадим был предупредительным, внимательным. Его забота привела к тому, что он боялся притрагиваться к жене. Она уже стала забывать длинные месяцы токсикоза. В ней проснулось желание быть любимой, и чтобы это проявлялось не только в нежных утренних поцелуях. Она чувствовала спазмы внизу живота от сильного возбуждения при виде обнаженного тела Вадима. Когда она несмело намекнула об этом, он не удивился. Однако особой радости на его лице она не заметила. Честно говоря, Вадим давно мучился от неудовлетворенности, но, видя, как тяжело Валя переносила беременность, не смел настаивать. Теперь она сама просила об этом. Роскошная природа, лирическое настроение, безмятежность, способствовали тому, что их близость была романтичной, сладостной, желанной.
— Когда тебе охота и мне охота, вот это охота! — благодарно целуя жену, говорил Вадим. Сегодня они занимались любовью на небольшой поляне. Заросшая мягкой, густой травой, она маленьким выступом касалась речной воды. Вокруг шумели деревья, пели птицы. Утренняя свежесть еще не сменилась полуденным зноем. Вороновы пошли в поход до ближайшей деревни. Это километра два туда и обратно. Они пообещали вернуться с чем-нибудь вкусненьким, питательным. Хотя кормили в пансионате неплохо, Наташа всякий раз подчеркивала, что Вале нужны витамины. Вот за ними они и отправились. Уединившись, Вадим с Валей предавались забавам, познавая друг друга с совершенно неизвестных сторон. Каждый раз обладание становилось все более изощренным, приносило больше наслаждения.
— Мне кажется, что мы вместе тысячу лет, — прижимаясь к мужу, тихо говорила Валя. Она чувствовала себя счастливой, как никогда. Вадиму тоже казалось, что у него все складывается замечательно. Сбывалось предсказание Виталика Найденова о том, что третий брак обязательно будет удачным и приведет к рождению ребенка. Белов был рад, что наконец его душенька успокоилась и не искала приключений. С Валей было легко, спокойно, надежно. Наверное, он пресытился экзотикой и цыганской красотой. Взрослея, он находил прелесть в том, на что раньше не обращал внимания. Все меняется, и этим переменам был рад не только он, но и Беловы-старшие. Они безоговорочно приняли Валентину, чего о прошлых избранницах их сына сказать было нельзя.
Последние месяцы для Валентины были периодом полнейшего цейтнота. Она разрывалась между работой, семейными проблемами, разговорами с Марией Федоровной, посещениями консультации, заботой о себе и ребенке, который давно и настойчиво подавал признаки своего существования. Много драгоценных минут отбирали телефонные звонки. Валентина превратилась в домашнего секретаря фирмы «Байт». Она то и дело принимала поступающую информацию, записывала то, что было особенно важно. Когда вечером возвращался Вадим, она подшучивала, что пора бы зачислить ее в штат. Надо сказать, что ей нравилась такая каждодневная суета. От нее чувствовалась усталость, но приятная, имеющая основание утверждать, что жизнь кипит. Глядя на заметно округлившийся живот, Валя считала, что это только репетиция перед самой главной ролью женщины. Когда нужно быть в строю двадцать четыре часа в сутки, забыть, что такое нормальный сон. Скоро настанет долгожданный момент появления в их семье малыша. К радости примешивался страх, порой отчаяние. И мама по телефону твердит, что жизнь перевернется с ног на голову. Наверное, она вспоминает свой нелегкий опыт. Но теперь у ребенка будет отец. А значит, его участие должно помочь, исключить многие проблемы. Осталось ждать совсем недолго. За окном сентябрь отсчитывает последние денечки, а в середине ноября должен появиться на свет Белов-младший. Исследование показало, что это будет мальчик. Валюша, в отличие от многих женщин, радовалась, что не девочка. Почему-то она была уверена, что Вадиму нужен только сын. Он никогда не даст ему чувствовать себя одиноким. Позволит научить всему, что знает сам. И еще — продолжение рода. Для мужчин это важно. Что же касается ее — главное, чтобы ребенок был здоровым, удачливым, счастливым. Пришедшая недавно к концу приема бывшая сокурсница Надя Шеховцова захлопала в ладоши, как маленькая, увидев располневшую, округлившуюся подругу. Маковецкая поняла, что девочкам хочется поговорить наедине… Она оставила их, попросив Валю полить цветы перед уходом и хорошенько запереть дверь кабинета. Очередной новостью для Нади стало сообщение о том, что эта удивительная женщина с ярко-рыжими короткими волосами оказалась родственницей Валюши. Все, что Шеховцова думала рассказать о себе, блекло в сравнении с услышанным.
— Да, подруга, вертит нами жизнь. Вот уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — философски заметила Надя, когда они вышли из здания больницы и направились к троллейбусной остановке. Надя на днях уезжала из Горинска с женихом на место его распределения. — Хорошо, что я собралась сегодня и пришла к тебе. Столько дней собиралась. Наконец позвонила твоей Марии Федоровне, а она мне и дала твои координаты. Рада тебя видеть.
— Поедем к нам, а то когда еще придется? Познакомлю тебя с Вадимом. Ты так надолго пропала, что я успела выйти замуж, а совсем скоро рожу своему Белову крепыша. Ты меня чудом застала. Я ухожу в декретный отпуск.
— Не могу, провожу тебя до остановки. Времени не хватает ни на что. Пиши, обещай, что будешь делать это регулярно. Тебе всегда легко давался эпистолярный жанр.
— Не думаю, что с появлением малыша у меня появится больше свободного времени. Однако, как всегда, не могу тебе отказать.
— Ты говоришь, что родишь примерно в середине ноября?
— Я думаю, что может получиться подарок ко дню рождения Вадима. Красный день календаря, как говорится.
— Значит, Скорпиона ждем, — улыбнулась Надя, беря подругу под руку.
— Я не сильна в гороскопах и не придаю им значения. Столько лет люди жили, не задумываясь над тем, какое созвездие повинно в их удачах, потерях, болезнях. Все намного проще и сложнее. Не думаю, что астрология может что-то изменить в моей жизни. Или в жизни моего малыша.
Подруги подошли к троллейбусной остановке. Прохладный осенний вечер напоминал о том, что совсем скоро станет еще холоднее. Сырость сменят морозы, снег. Северный ветер развевал светлые волосы Нади, подобранные коричневым бархатным обручем. Ей очень хотелось еще поболтать с Валюшей. Только почему-то на языке вертелось то, что совсем не нужно было говорить в эту встречу.
— Знаешь, Белова. Говорят, настоящий Скорпион обязательно должен занять чье-то место на земле. Замечено, что когда он рождается, рано или поздно умирает кто-либо из близких родственников. — Валя резко подняла голову и нахмурилась. Она почувствовала, как быстро застучало ее сердце. В ответ сильный удар в низу живота заставил ее ойкнуть и согнуться. Шеховцова шлепнула себя ладонью по лбу. — Ну и бестолковая же я! Всегда мой язык мелет несусветную чушь. Не обращай внимания, прошу тебя.
— Надя, давай прощаться. Мой троллейбус показался. — Еще полчаса назад желание пригласить Надю к себе было абсолютно искренним. Сейчас же Валя тяготилась обществом подруги. Еще с общежития за ней закрепилось прозвище Тяжеловес. И дело было вовсе не в лишнем весе, а тяжелом языке девушки. Всем была она хороша. Много замечательных качеств уживалось в ее натуре, но способность обидеть, сказать неуместное привела к тому, что общаться с нею долго не мог никто. Вале и Лене Архиповой ничего не оставалось делать, ведь жили они в одной комнате. Правда, Валюше досталось это «удовольствие» на три дня, а Ленке — на три года. Однокурсники сочувствующе хлопали по плечу соседок болтушки. Наверное, поэтому после окончания училища Валя не слишком переживала по поводу их расставания.
— Обиделась все-таки, — — огорченно вздохнула Надя.
— Если бы я тебя не знала, то — наверняка, просто не хочу слышать подобные глупости, — доставая из кошелька мелочь на проезд, сказала Валя. — Удачи тебе и счастливой семейной жизни. Ведь все идет именно к этому?
— Да, Кирилл сделал мне предложение, мы подали заявление.
— Замечательно. — Троллейбус, наконец, подъехал. Валя поцеловала подругу в щеку, та в ответ чмокнула и ее. — До свидания.
— Когда уж теперь, и не знаю, — Надя едва не плакала. Она сама не ожидала, что на прощание расчувствуется. И что на нее нашло? Вдруг она вспомнила, что забыла дать свой адрес. Быстро сунула руку в карман пальто и протянула Валентине сложенный листок. — Чуть не забыла. Пиши.
— Хорошо, счастливо. — Валя зашла в троллейбус. Свободных мест не было, и она хотела юркнуть к окошку в уголке. Женщина средних лет поднялась, освободив для нее место. — Спасибо вам, — поблагодарила Валя.
Она посмотрела в окно. На остановке осталась одна Надя. Ее карие до черноты глаза грустно смотрели на нее. Троллейбус начал движение. Валя нашла в себе силы помахать подруге на прощание. А приехав домой, первым делом умылась свячёной водой, которую принесла ей Вероника Сергеевна.
— В этом году я сама ходила в церковь на Крещение. Хотя я и врач, однако фактов, доказывающих целебное действие этой необыкновенной воды, отрицать не буду. Пользуйся ею всегда, когда чувствуешь какой-то негатив, — сказала она тогда.
Кроме воды у Валюши была крошечная иконка. Она всякий раз прижимала к вздрагивающему от ударов малыша животу образ Богородицы, подаренный матерью. Закрывала глаза и, читая заученные с детства слова «Отче наш», просила о прощении грехов и светлого пути для ребенка. Раньше слова молитвы она произносила по-детски скоро, чтобы мама не сдвигала сурово брови, когда вдруг происходила заминка. Теперь все изменилось. Губы беззвучно повторяли тысячелетиями передаваемый энергетический всплеск. Валя свято верила в то, что каждое слово здесь неслучайно, и молилась от всего сердца. Она стала суеверной, часто плаксивой, но старалась скрывать это. Она была уверена, что все пройдет. Хотелось поскорее избавиться от слов Шеховцовой, прочно засевших в голове. Времени и так не хватало, обидно было потратить его на глупые разговоры с нетактичной, вечно попадающей в нелепые ситуации подругой. Валя успокоилась гораздо быстрее, чем предполагала. К приходу мужа она пришла в спокойное состояние духа. Решила даже, что не станет рассказывать ему о неприятном моменте, связанном со встречей.
Приходилось постоянно выкраивать время для общения с Вероникой Сергеевной, которая настолько опекала ее теперь, что иногда молодая женщина едва сдерживалась. Хотелось прикрикнуть, остановить потерявшую покой и чувство меры новоиспеченную бабушку. Маковецкая водила Валю на прогулки, контролировала калории, которые та потребляла. Постоянно покупала какие-то суперсовременные витамины для беременных женщин. Беседовала с врачом, наблюдавшим за развитием ребенка и самочувствием Вали. При этом она подолгу разговаривала с Вадимом по телефону. На вопросы жены, о чем можно было столько разговаривать, он отшучивался.
— Вероника Сергеевна просвещает меня, не давая мне вставить и слова. Знаешь, я даже успеваю кое-что набросать для работы, пока слушаю ее. Чудная женщина. Совершенно забывает все законы общения, психологии, когда речь заходит о тебе, жена моя.
— Она просто хочет заботиться, — оправдывалась Валя.
— Конечно, конечно. Ради вашего спокойствия я готов слушать ее сутками. — Вадим преувеличивал свое положительное отношение к происходящему. Он знал, что Валентине нельзя расстраиваться, потому на время пытался припрятать свой сарказм и мнение по поводу чрезмерной опеки Маковецкой.
Степанида и та вела себя намного сдержаннее. Обязала Валю каждую неделю звонить по телефону и рассказывать обо всем. Кстати, предположение Ермолова пока сбывалось: она не приезжала в Горинск. На вопросы Вали отвечала односложно.
— Не могу, не обижайся, дочка.
Валя и не собиралась обижаться. Поведение мамы она не привыкла обсуждать. Так повелось с детства. Вадим не вдумывался слишком в происходящее, хотя однажды все-таки не выдержал.
— Мы с тобой вместе уже столько времени, не месяц, не два и не шесть, а приехать и познакомиться с моими родителями Степанида Михайловна откладывает. Маковецкая давно общается и с отцом, и с матерью. Я понимаю, что у них много общих тем, но теперь их общение носит другой характер. А твоя мама игнорирует всех. До каких, интересно, времен?
— Не знаю, что тебе ответить. Я последнее время перестала понимать некоторые вещи. Вероника Сергеевна тоже удивлена, что она не приехала на могилу к отцу. Правда, она тут же нашла этому объяснение и сказала, чтобы мы ни на чем не настаивали.
— Ну, ей это в два счета, — Вадим перебил жену, опасаясь, что та начнет развивать и дальше тему. Все его мысли были сейчас далеко от внутрисемейных проблем. Голова гудела от груза новых забот, которые появились с возникновением фирмы. Они с Проскуриным, наконец, воплотили свою мечту в жизнь. Работы было непочатый край, особенно поначалу, пока они смогли собраться и скоординировать свои действия. Прошло полгода, и «Байт» завоевывала место в компьютерном мире. Ее учредители думали только о том, как удержаться, заявить о себе.
— Совсем чуть-чуть осталось до конца этого века, Вадим. Да что там! Ты только представь, что через каких-то одиннадцать лет мы шагнем в третье тысячелетие! Писатели-фантасты описывают происходящее в двухтысячном году как конец цивилизации, вселенский катаклизм. Но мы-то с тобой знаем, что они глубоко заблуждаются! Пока существует фирма «Байт», катастрофы нам не грозят! Как я загнул?
Вадим поднял большой палец вверх. Эти монологи Костик произносил регулярно. Тема несколько менялась, только концовка оставалась постоянной. Он всегда был оптимистом и мечтателем. Может, это помогало ему делать шаги, на которые другие бы не решились. Союз Белов-Проскурин держался на трезвом расчете одного и безудержной фантазии другого.
— Мудрый никогда не попадет в ситуацию, из которой умный найдет выход, — говорил Вадим, обсуждая очередную проблему, появляющуюся на горизонте.
— Кто не рискует, тот не пьет шампанского! — отвечал Костя.
Чаще всего они находили компромиссный вариант, и он оказывался единственно верным. Продолжая заниматься диссертацией, Вадим отмечал, что с большим удовольствием спешит на фирму, а не на кафедру. Своими настроениями он поделился с матерью. Галина Матвеевна всплеснула руками.
— Милый мой, неужели ты хочешь бросить начатое дело на полпути? Это на тебя так не похоже. Подумай, как огорчится папа. Он спит и видит тебя преподающим студентам, выступающим на научных конференциях. Он видит в твоих планах себя, молодого, талантливого. Неужели ты способен лишить его этого? Работа программиста у нас пока совершенно не востребована. Как ты можешь возлагать на нее далеко идущие планы?
— Мама, ты смешиваешь все, как одессит. У него всегда все вина в одной бочке.
— Ты грубишь, — голубые глаза Галины Матвеевны повлажнели.
— Ни в коем случае, — смягчил тон Вадим. Он не хотел огорчать родителей. Почему они не понимают, что впереди всех ждут перемены, которые сделают жизненно необходимым развивать «Байт»? Все амбиции, связанные с защитой диссертации и научным званием, отойдут на второй план. Он попытался корректно объяснить это. Но мама только отрицательно качала головой и нервно поправляла пряди своих белокурых волос.
— Откуда такие пророчества, сынок? Тоже мне Ванга в штанах! Никогда не слышала подобного бреда, что с тобой?
— Ничего, взрослею, умнею.
— Надеюсь, что так. Интересно, что говорит по поводу твоих ощущений Валя?
— Ты первая, с кем я поделился.
— Это хорошо. Давай я буду и последней. Никто не говорит, что ты не должен уделять внимание вашему проекту. Только о своем главном деле не надо забывать. Ты не заметишь, как пролетит время и настанет день защиты. Ты сам почувствуешь себя спокойнее, увереннее.
— Я понял тебя, мам. — Вадим пожалел, что затронул такую тему. Мама сейчас ему не союзник. Она только на словах не против его работы с Костей. В душе она бы обрадовалась их разрыву. Какая недальновидность. Пройдет немало времени, прежде чем Галина Матвеевна признает правоту сына в этом их разговоре.
Фирма становилась на ноги. Вадим разрывался на части, пытаясь все успеть. К тому же Валюше нужно было уделять больше внимания. Ее одолевали резкие смены настроения. Она могла ни с того ни с сего попросить отвезти ее к маме. Ничего, что виделись они несколько дней назад. Отказывать жене было нельзя. Ломая все свои графики, планы встреч, Вадим выполнял ее просьбу. Отпала проблема в транспорте. Костина «девятка» модного цвета «валюта» всегда была готова для поездки. Водитель фирмы, оставив на парковочной площадке транспортер, прекрасно служивший им уже несколько месяцев, с удовольствием сел за руль легковушки.
Последний раз в Смирновку Вадим поехал один. Валя несколько дней наседала на него, что ей приснился плохой сон и надо проведать маму. В конце концов Белов не выдержал и пообещал съездить сам. Приехав, наведался в правление, чем обрадовал Ермолова и Парамонова. Они долго беседовали, сказали о том, что мечтают на следующий год обзавестись компьютером. Вадим приветствовал их планы. Он вежливо слушал восторженные речи Ивана Кузьмича и ловил на себе внимательный взгляд Катерины — секретарши Ермолова. Молодая девушка сверлила его огромными карими глазами, и от этого Белову становилось не по себе. Не хватало еще приключений с сопливой девчонкой. Улыбнись ей в ответ, возомнит бог знает что. Разговор прервал Ермолов, он понял, что у гостя не так много времени. Вадим наконец проведал Степаниду Михайловну. Отметил про себя, что выглядит она очень усталой, похудевшей.
— Ну, не луной же вы любовались. Он не мальчик. Ты что-то все не о Том говоришь, — Маковецкая досадливо поморщилась и отвернулась к окну. Их откровенный разговор неожиданно прервался. Валя почувствовала, что разочаровала собеседницу. — Не о том ты думаешь. Притягиваешь к себе отрицательное.
— Наверное, я испортила впечатление о себе, — тихо сказала Валя, нервно теребя кончик косы. — Я такая дура.
— Перестань, ты умница, и муж будет всегда гордиться тобой. Только, ради бога, люби себя. Выбрось из головы глупости о том, что ты должна стать тряпкой, о которую он при желании будет вытирать ноги. Уверена, что он не собирается этого делать. Ты сама можешь спровоцировать такую ситуацию. Не смей, слышишь?!
Последняя фраза была сказана достаточно громко. Вадим обернулся и, улыбнувшись, поинтересовался.
— Что моя жена делает не так? Откуда такая категоричность?
— Это мы о своем, о женском, — ответила Валя, поглаживая его протянутую руку.
— Как ты, устала? — Заботливый тон заставил Маковецкую улыбнуться и прижать внучку к себе.
— Устала и не столько физически, — ответила Валюша.
— Сейчас приедем, полежишь, теплый душ, и я какую-нибудь комедию включу, чтоб расслабилась. Самое трудное уже позади. Я прав, Вероника Сергеевна?
— Не знаю, что сказать, Вадим. Степанида сильная женщина, но и для нее сегодняшний день слишком тяжелый. Валюша на все сейчас реагирует особо, учти. Это гормоны, ничего не поделаешь. Нужно привыкнуть к новому положению вещей. Я свои ощущения тоже описать не берусь. В голове ералаш.
— Евгений Федорович, вы уж заедьте к маме. Как она там одна. Мы хоть вместе, а ей и поговорить не с кем, — сказала Валентина.
— Плохой из меня собеседник, особенно, когда с твоей мамой говорю. Такой уж я… — Ермолов не договорил, а молодая женщина поняла, что просьба была неуместной.
— Извините, я сегодня все не о том, — махнула рукой Валя.
— Не извиняйся, девочка. Это наши взрослые проблемы, которые никак не решаются. И никакие годы над ними не властны. — Евгений Федорович покачал головой.
За окном показалась городская окраина. Белые многоэтажки выглядели издалека, как слившиеся в одно целое нагромождение огромных свечей. Кое-где уже горел свет. Мерцание огней придавало картине загадочный вид. Ермолов замедлил ход, давая возможность всем насладиться видом из окна.
— Тысячи семей, тысячи судеб, — философски заметил он.
Спутники молча согласились с ним. Только Вадим со свойственным ему сарказмом подумал, что плюс к этому — тысячи тонн мусора, децибелы ссор, океаны ненависти, когда о любви давно нет разговора. Видимо, его мысли отразились на его лице. Он почувствовал это и был рад, что сидит рядом с водителем, который уделяет внимание дороге, а не ему.
Ермолов предложил развести всех по домам, но Вадим решил, что они и так достаточно воспользовались его безотказностью. Он попросил остановить у первой станции метро. Возле «Привокзальной» они и вышли из автомобиля. Маковецкая посмотрела на часы, дорога заняла около часа. На улице стало темно. Зажглись фонари. Очертания домов стали более четкими.
— Нечего вам кружить по городу. Мы сейчас все решим. Спасибо вам огромное, Евгений Федорович. Мое обещание остается в силе. Не думайте, что это было сказано просто так. Компьютер сегодня — роскошь, но, я уверен, скоро времена изменятся.
Ермолов понимающе кивнул, достал сигарету, с удовольствием глубоко затянулся. Долгожданный вкус табака разошелся внутри, мгновенно расслабил, заставил дышать ровнее, спокойнее. Несколько затяжек превратили сигарету в жалкий окурок.
— Что за чепуха? Не успеешь насладиться, а она уже до фильтра догорела, — возмутился Евгений Федорович. Вадим понимающе кивнул. — Поеду я обратно.
— Спасибо вам, — Маковецкая ответила на крепкое рукопожатие.
— И от меня отдельное, — обняла Ермолова Валюта.
— Не за что. Для хороших людей чего не сделаешь. Всегда рад помочь. До свидания. Когда теперь планируете к нам?
— Не знаю, — ответила за всех Валя. — Не хочу загадывать. Думаю, маму сначала дождусь, а уж потом и сама.
— Степанида не скоро соберется, — ни к кому не обращаясь, сказал Ермолов.
— Это с чего вы взяли? Повод-то какой есть, — удивилась Маковецкая.
— В нем и дело. Не хочет она Сергея своего видеть на кладбище. Всю молодость прождала, надеялась. Покуда не увидит могилу, все равно он в памяти живым будет. Так я чувствую, а с матерью твоей, Валюта, у меня связь особенная. Она от меня, как от привидения, а я ее настроение за версту чую. Вот так-то, гости дорогие. — Евгений Федорович сел в машину, помахал рукой на прощание. Остолбеневшие от его неожиданного короткого монолога три фигуры застыли неподалеку от ступеней, ведущих в метро. Темнота скоро оставила от синего автомобиля только габаритные огни, а вскоре поглотила и их.
— Сейчас поймаем такси, — наконец опомнилась Валюша. Начала останавливать проезжающие мимо авто.
— Давайте на метро, ребятки. Нас и так, как цац, доставили туда и обратно. Можем мы проехать несколько станций? — вдруг сказала Маковецкая. — Хотя я не стану навязывать вам свое общество. Тебе, конечно, нужно поскорее домой, отдыхать, милая.
— Вам, по-моему, тоже, — заметил Вадим. — Отойди от обочины, осторожно. Я сам попробую. Ты сегодня не в форме.
Действительно, через пару минут ему удалось уговорить одного водителя отвести сначала Веронику Сергеевну, а потом их с Валентиной домой. Выходя из машины, Маковецкая поцеловала внучку, протянула руку Вадиму. Ей до сих пор не верилось, что и завтра, и послезавтра они будут встречаться, созваниваться, общаться. У нее теперь есть о ком заботиться, как же это замечательно! Она шла к подъезду окрыленная, куда-то подевалась усталость. Захотелось курить. Вытащив сигарету, она замедлила шаг. Потом почему-то передумала и быстро зашла в подъезд. Подниматься по лестнице ей было необыкновенно легко. Стеклянный купол наверху как всегда освещался мощным прожектором. Глядя на него, Маковецкая, поднимаясь по обломанным ступенькам, споткнулась. Чуть не упав, сменила задор на осторожность. Дома все было по-прежнему. Только одно изменение, внутри самой хозяйки, радовало, придавало смысл оставшемуся отрезку жизненного пути. Вероника Сергеевна не стала включать свет и смывать косметику не стала. Такое она позволяла себе в исключительных случаях. Переодевшись, расстелила постель в спальне и блаженно вытянулась под пуховым одеялом. Она закрыла глаза и уснула почти в ту же минуту. Привычные, беспокойные сны не приходили. Впервые за долгие годы она просто спала, воображение не рисовало никаких картин. Лицо было расслаблено, уголки рта подрагивали. Это напоминало сдерживаемую улыбку. Укутавшись до подбородка, она свернулась калачиком. Как психолог она бы объяснила такую позу необходимостью защиты. Неосознанно она просила о ней. Пока ответом на просьбу не стал глубокий, придающий силы сон.
Время имеет свойство передвигаться по собственному усмотрению. Оно может останавливаться, ползти, бежать, лететь. Весной, когда Валю мучил сильнейший токсикоз, ей казалось, что это никогда не закончится. Листая книги о материнстве, развитии ребенка, она выискивала информацию о том, когда же, по правилам, должен окончиться этот период. Даже свой день рождения, десятое апреля, она провела в постели. Летом она почувствовала облегчение. Две недели с Вадимом и четой Вороновых отдохнула в небольшом пансионате на берегу замечательной Ворсклы под Полтавой. Впечатлений Валя набралась надолго. Вадим был предупредительным, внимательным. Его забота привела к тому, что он боялся притрагиваться к жене. Она уже стала забывать длинные месяцы токсикоза. В ней проснулось желание быть любимой, и чтобы это проявлялось не только в нежных утренних поцелуях. Она чувствовала спазмы внизу живота от сильного возбуждения при виде обнаженного тела Вадима. Когда она несмело намекнула об этом, он не удивился. Однако особой радости на его лице она не заметила. Честно говоря, Вадим давно мучился от неудовлетворенности, но, видя, как тяжело Валя переносила беременность, не смел настаивать. Теперь она сама просила об этом. Роскошная природа, лирическое настроение, безмятежность, способствовали тому, что их близость была романтичной, сладостной, желанной.
— Когда тебе охота и мне охота, вот это охота! — благодарно целуя жену, говорил Вадим. Сегодня они занимались любовью на небольшой поляне. Заросшая мягкой, густой травой, она маленьким выступом касалась речной воды. Вокруг шумели деревья, пели птицы. Утренняя свежесть еще не сменилась полуденным зноем. Вороновы пошли в поход до ближайшей деревни. Это километра два туда и обратно. Они пообещали вернуться с чем-нибудь вкусненьким, питательным. Хотя кормили в пансионате неплохо, Наташа всякий раз подчеркивала, что Вале нужны витамины. Вот за ними они и отправились. Уединившись, Вадим с Валей предавались забавам, познавая друг друга с совершенно неизвестных сторон. Каждый раз обладание становилось все более изощренным, приносило больше наслаждения.
— Мне кажется, что мы вместе тысячу лет, — прижимаясь к мужу, тихо говорила Валя. Она чувствовала себя счастливой, как никогда. Вадиму тоже казалось, что у него все складывается замечательно. Сбывалось предсказание Виталика Найденова о том, что третий брак обязательно будет удачным и приведет к рождению ребенка. Белов был рад, что наконец его душенька успокоилась и не искала приключений. С Валей было легко, спокойно, надежно. Наверное, он пресытился экзотикой и цыганской красотой. Взрослея, он находил прелесть в том, на что раньше не обращал внимания. Все меняется, и этим переменам был рад не только он, но и Беловы-старшие. Они безоговорочно приняли Валентину, чего о прошлых избранницах их сына сказать было нельзя.
Последние месяцы для Валентины были периодом полнейшего цейтнота. Она разрывалась между работой, семейными проблемами, разговорами с Марией Федоровной, посещениями консультации, заботой о себе и ребенке, который давно и настойчиво подавал признаки своего существования. Много драгоценных минут отбирали телефонные звонки. Валентина превратилась в домашнего секретаря фирмы «Байт». Она то и дело принимала поступающую информацию, записывала то, что было особенно важно. Когда вечером возвращался Вадим, она подшучивала, что пора бы зачислить ее в штат. Надо сказать, что ей нравилась такая каждодневная суета. От нее чувствовалась усталость, но приятная, имеющая основание утверждать, что жизнь кипит. Глядя на заметно округлившийся живот, Валя считала, что это только репетиция перед самой главной ролью женщины. Когда нужно быть в строю двадцать четыре часа в сутки, забыть, что такое нормальный сон. Скоро настанет долгожданный момент появления в их семье малыша. К радости примешивался страх, порой отчаяние. И мама по телефону твердит, что жизнь перевернется с ног на голову. Наверное, она вспоминает свой нелегкий опыт. Но теперь у ребенка будет отец. А значит, его участие должно помочь, исключить многие проблемы. Осталось ждать совсем недолго. За окном сентябрь отсчитывает последние денечки, а в середине ноября должен появиться на свет Белов-младший. Исследование показало, что это будет мальчик. Валюша, в отличие от многих женщин, радовалась, что не девочка. Почему-то она была уверена, что Вадиму нужен только сын. Он никогда не даст ему чувствовать себя одиноким. Позволит научить всему, что знает сам. И еще — продолжение рода. Для мужчин это важно. Что же касается ее — главное, чтобы ребенок был здоровым, удачливым, счастливым. Пришедшая недавно к концу приема бывшая сокурсница Надя Шеховцова захлопала в ладоши, как маленькая, увидев располневшую, округлившуюся подругу. Маковецкая поняла, что девочкам хочется поговорить наедине… Она оставила их, попросив Валю полить цветы перед уходом и хорошенько запереть дверь кабинета. Очередной новостью для Нади стало сообщение о том, что эта удивительная женщина с ярко-рыжими короткими волосами оказалась родственницей Валюши. Все, что Шеховцова думала рассказать о себе, блекло в сравнении с услышанным.
— Да, подруга, вертит нами жизнь. Вот уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — философски заметила Надя, когда они вышли из здания больницы и направились к троллейбусной остановке. Надя на днях уезжала из Горинска с женихом на место его распределения. — Хорошо, что я собралась сегодня и пришла к тебе. Столько дней собиралась. Наконец позвонила твоей Марии Федоровне, а она мне и дала твои координаты. Рада тебя видеть.
— Поедем к нам, а то когда еще придется? Познакомлю тебя с Вадимом. Ты так надолго пропала, что я успела выйти замуж, а совсем скоро рожу своему Белову крепыша. Ты меня чудом застала. Я ухожу в декретный отпуск.
— Не могу, провожу тебя до остановки. Времени не хватает ни на что. Пиши, обещай, что будешь делать это регулярно. Тебе всегда легко давался эпистолярный жанр.
— Не думаю, что с появлением малыша у меня появится больше свободного времени. Однако, как всегда, не могу тебе отказать.
— Ты говоришь, что родишь примерно в середине ноября?
— Я думаю, что может получиться подарок ко дню рождения Вадима. Красный день календаря, как говорится.
— Значит, Скорпиона ждем, — улыбнулась Надя, беря подругу под руку.
— Я не сильна в гороскопах и не придаю им значения. Столько лет люди жили, не задумываясь над тем, какое созвездие повинно в их удачах, потерях, болезнях. Все намного проще и сложнее. Не думаю, что астрология может что-то изменить в моей жизни. Или в жизни моего малыша.
Подруги подошли к троллейбусной остановке. Прохладный осенний вечер напоминал о том, что совсем скоро станет еще холоднее. Сырость сменят морозы, снег. Северный ветер развевал светлые волосы Нади, подобранные коричневым бархатным обручем. Ей очень хотелось еще поболтать с Валюшей. Только почему-то на языке вертелось то, что совсем не нужно было говорить в эту встречу.
— Знаешь, Белова. Говорят, настоящий Скорпион обязательно должен занять чье-то место на земле. Замечено, что когда он рождается, рано или поздно умирает кто-либо из близких родственников. — Валя резко подняла голову и нахмурилась. Она почувствовала, как быстро застучало ее сердце. В ответ сильный удар в низу живота заставил ее ойкнуть и согнуться. Шеховцова шлепнула себя ладонью по лбу. — Ну и бестолковая же я! Всегда мой язык мелет несусветную чушь. Не обращай внимания, прошу тебя.
— Надя, давай прощаться. Мой троллейбус показался. — Еще полчаса назад желание пригласить Надю к себе было абсолютно искренним. Сейчас же Валя тяготилась обществом подруги. Еще с общежития за ней закрепилось прозвище Тяжеловес. И дело было вовсе не в лишнем весе, а тяжелом языке девушки. Всем была она хороша. Много замечательных качеств уживалось в ее натуре, но способность обидеть, сказать неуместное привела к тому, что общаться с нею долго не мог никто. Вале и Лене Архиповой ничего не оставалось делать, ведь жили они в одной комнате. Правда, Валюше досталось это «удовольствие» на три дня, а Ленке — на три года. Однокурсники сочувствующе хлопали по плечу соседок болтушки. Наверное, поэтому после окончания училища Валя не слишком переживала по поводу их расставания.
— Обиделась все-таки, — — огорченно вздохнула Надя.
— Если бы я тебя не знала, то — наверняка, просто не хочу слышать подобные глупости, — доставая из кошелька мелочь на проезд, сказала Валя. — Удачи тебе и счастливой семейной жизни. Ведь все идет именно к этому?
— Да, Кирилл сделал мне предложение, мы подали заявление.
— Замечательно. — Троллейбус, наконец, подъехал. Валя поцеловала подругу в щеку, та в ответ чмокнула и ее. — До свидания.
— Когда уж теперь, и не знаю, — Надя едва не плакала. Она сама не ожидала, что на прощание расчувствуется. И что на нее нашло? Вдруг она вспомнила, что забыла дать свой адрес. Быстро сунула руку в карман пальто и протянула Валентине сложенный листок. — Чуть не забыла. Пиши.
— Хорошо, счастливо. — Валя зашла в троллейбус. Свободных мест не было, и она хотела юркнуть к окошку в уголке. Женщина средних лет поднялась, освободив для нее место. — Спасибо вам, — поблагодарила Валя.
Она посмотрела в окно. На остановке осталась одна Надя. Ее карие до черноты глаза грустно смотрели на нее. Троллейбус начал движение. Валя нашла в себе силы помахать подруге на прощание. А приехав домой, первым делом умылась свячёной водой, которую принесла ей Вероника Сергеевна.
— В этом году я сама ходила в церковь на Крещение. Хотя я и врач, однако фактов, доказывающих целебное действие этой необыкновенной воды, отрицать не буду. Пользуйся ею всегда, когда чувствуешь какой-то негатив, — сказала она тогда.
Кроме воды у Валюши была крошечная иконка. Она всякий раз прижимала к вздрагивающему от ударов малыша животу образ Богородицы, подаренный матерью. Закрывала глаза и, читая заученные с детства слова «Отче наш», просила о прощении грехов и светлого пути для ребенка. Раньше слова молитвы она произносила по-детски скоро, чтобы мама не сдвигала сурово брови, когда вдруг происходила заминка. Теперь все изменилось. Губы беззвучно повторяли тысячелетиями передаваемый энергетический всплеск. Валя свято верила в то, что каждое слово здесь неслучайно, и молилась от всего сердца. Она стала суеверной, часто плаксивой, но старалась скрывать это. Она была уверена, что все пройдет. Хотелось поскорее избавиться от слов Шеховцовой, прочно засевших в голове. Времени и так не хватало, обидно было потратить его на глупые разговоры с нетактичной, вечно попадающей в нелепые ситуации подругой. Валя успокоилась гораздо быстрее, чем предполагала. К приходу мужа она пришла в спокойное состояние духа. Решила даже, что не станет рассказывать ему о неприятном моменте, связанном со встречей.
Приходилось постоянно выкраивать время для общения с Вероникой Сергеевной, которая настолько опекала ее теперь, что иногда молодая женщина едва сдерживалась. Хотелось прикрикнуть, остановить потерявшую покой и чувство меры новоиспеченную бабушку. Маковецкая водила Валю на прогулки, контролировала калории, которые та потребляла. Постоянно покупала какие-то суперсовременные витамины для беременных женщин. Беседовала с врачом, наблюдавшим за развитием ребенка и самочувствием Вали. При этом она подолгу разговаривала с Вадимом по телефону. На вопросы жены, о чем можно было столько разговаривать, он отшучивался.
— Вероника Сергеевна просвещает меня, не давая мне вставить и слова. Знаешь, я даже успеваю кое-что набросать для работы, пока слушаю ее. Чудная женщина. Совершенно забывает все законы общения, психологии, когда речь заходит о тебе, жена моя.
— Она просто хочет заботиться, — оправдывалась Валя.
— Конечно, конечно. Ради вашего спокойствия я готов слушать ее сутками. — Вадим преувеличивал свое положительное отношение к происходящему. Он знал, что Валентине нельзя расстраиваться, потому на время пытался припрятать свой сарказм и мнение по поводу чрезмерной опеки Маковецкой.
Степанида и та вела себя намного сдержаннее. Обязала Валю каждую неделю звонить по телефону и рассказывать обо всем. Кстати, предположение Ермолова пока сбывалось: она не приезжала в Горинск. На вопросы Вали отвечала односложно.
— Не могу, не обижайся, дочка.
Валя и не собиралась обижаться. Поведение мамы она не привыкла обсуждать. Так повелось с детства. Вадим не вдумывался слишком в происходящее, хотя однажды все-таки не выдержал.
— Мы с тобой вместе уже столько времени, не месяц, не два и не шесть, а приехать и познакомиться с моими родителями Степанида Михайловна откладывает. Маковецкая давно общается и с отцом, и с матерью. Я понимаю, что у них много общих тем, но теперь их общение носит другой характер. А твоя мама игнорирует всех. До каких, интересно, времен?
— Не знаю, что тебе ответить. Я последнее время перестала понимать некоторые вещи. Вероника Сергеевна тоже удивлена, что она не приехала на могилу к отцу. Правда, она тут же нашла этому объяснение и сказала, чтобы мы ни на чем не настаивали.
— Ну, ей это в два счета, — Вадим перебил жену, опасаясь, что та начнет развивать и дальше тему. Все его мысли были сейчас далеко от внутрисемейных проблем. Голова гудела от груза новых забот, которые появились с возникновением фирмы. Они с Проскуриным, наконец, воплотили свою мечту в жизнь. Работы было непочатый край, особенно поначалу, пока они смогли собраться и скоординировать свои действия. Прошло полгода, и «Байт» завоевывала место в компьютерном мире. Ее учредители думали только о том, как удержаться, заявить о себе.
— Совсем чуть-чуть осталось до конца этого века, Вадим. Да что там! Ты только представь, что через каких-то одиннадцать лет мы шагнем в третье тысячелетие! Писатели-фантасты описывают происходящее в двухтысячном году как конец цивилизации, вселенский катаклизм. Но мы-то с тобой знаем, что они глубоко заблуждаются! Пока существует фирма «Байт», катастрофы нам не грозят! Как я загнул?
Вадим поднял большой палец вверх. Эти монологи Костик произносил регулярно. Тема несколько менялась, только концовка оставалась постоянной. Он всегда был оптимистом и мечтателем. Может, это помогало ему делать шаги, на которые другие бы не решились. Союз Белов-Проскурин держался на трезвом расчете одного и безудержной фантазии другого.
— Мудрый никогда не попадет в ситуацию, из которой умный найдет выход, — говорил Вадим, обсуждая очередную проблему, появляющуюся на горизонте.
— Кто не рискует, тот не пьет шампанского! — отвечал Костя.
Чаще всего они находили компромиссный вариант, и он оказывался единственно верным. Продолжая заниматься диссертацией, Вадим отмечал, что с большим удовольствием спешит на фирму, а не на кафедру. Своими настроениями он поделился с матерью. Галина Матвеевна всплеснула руками.
— Милый мой, неужели ты хочешь бросить начатое дело на полпути? Это на тебя так не похоже. Подумай, как огорчится папа. Он спит и видит тебя преподающим студентам, выступающим на научных конференциях. Он видит в твоих планах себя, молодого, талантливого. Неужели ты способен лишить его этого? Работа программиста у нас пока совершенно не востребована. Как ты можешь возлагать на нее далеко идущие планы?
— Мама, ты смешиваешь все, как одессит. У него всегда все вина в одной бочке.
— Ты грубишь, — голубые глаза Галины Матвеевны повлажнели.
— Ни в коем случае, — смягчил тон Вадим. Он не хотел огорчать родителей. Почему они не понимают, что впереди всех ждут перемены, которые сделают жизненно необходимым развивать «Байт»? Все амбиции, связанные с защитой диссертации и научным званием, отойдут на второй план. Он попытался корректно объяснить это. Но мама только отрицательно качала головой и нервно поправляла пряди своих белокурых волос.
— Откуда такие пророчества, сынок? Тоже мне Ванга в штанах! Никогда не слышала подобного бреда, что с тобой?
— Ничего, взрослею, умнею.
— Надеюсь, что так. Интересно, что говорит по поводу твоих ощущений Валя?
— Ты первая, с кем я поделился.
— Это хорошо. Давай я буду и последней. Никто не говорит, что ты не должен уделять внимание вашему проекту. Только о своем главном деле не надо забывать. Ты не заметишь, как пролетит время и настанет день защиты. Ты сам почувствуешь себя спокойнее, увереннее.
— Я понял тебя, мам. — Вадим пожалел, что затронул такую тему. Мама сейчас ему не союзник. Она только на словах не против его работы с Костей. В душе она бы обрадовалась их разрыву. Какая недальновидность. Пройдет немало времени, прежде чем Галина Матвеевна признает правоту сына в этом их разговоре.
Фирма становилась на ноги. Вадим разрывался на части, пытаясь все успеть. К тому же Валюше нужно было уделять больше внимания. Ее одолевали резкие смены настроения. Она могла ни с того ни с сего попросить отвезти ее к маме. Ничего, что виделись они несколько дней назад. Отказывать жене было нельзя. Ломая все свои графики, планы встреч, Вадим выполнял ее просьбу. Отпала проблема в транспорте. Костина «девятка» модного цвета «валюта» всегда была готова для поездки. Водитель фирмы, оставив на парковочной площадке транспортер, прекрасно служивший им уже несколько месяцев, с удовольствием сел за руль легковушки.
Последний раз в Смирновку Вадим поехал один. Валя несколько дней наседала на него, что ей приснился плохой сон и надо проведать маму. В конце концов Белов не выдержал и пообещал съездить сам. Приехав, наведался в правление, чем обрадовал Ермолова и Парамонова. Они долго беседовали, сказали о том, что мечтают на следующий год обзавестись компьютером. Вадим приветствовал их планы. Он вежливо слушал восторженные речи Ивана Кузьмича и ловил на себе внимательный взгляд Катерины — секретарши Ермолова. Молодая девушка сверлила его огромными карими глазами, и от этого Белову становилось не по себе. Не хватало еще приключений с сопливой девчонкой. Улыбнись ей в ответ, возомнит бог знает что. Разговор прервал Ермолов, он понял, что у гостя не так много времени. Вадим наконец проведал Степаниду Михайловну. Отметил про себя, что выглядит она очень усталой, похудевшей.