Рощина Наталия. Прогулка без морали

   Найдя по табличке кабинет невропатолога, девушка, постучав, не услышала ответа. Раздосадовавшись, что, по-видимому, она опоздала, Валя собралась уходить. Вечером за ней должна была прийти машина из Смирновки. До официального начала работы будущей медсестре хотелось попасть в этот кабинет, перекинуться хоть парой фраз с врачом. Видимо, не судьба, нечего ее подгонять, так решила Валя, но тут в конце длинного коридора появилась высокая, коротко стриженная рыжеволосая женщина в белом халате, в черных лаковых туфлях на высоченных каблуках. Она шла, задумавшись, легкой походкой, словно плыла над черно-белой шахматкой пола. Размеренный стук каблуков эхом раздавался в пустом коридоре. Валя завороженно смотрела на нее — это напоминало видение. Почему первое знакомство с Маковецкой настолько поразило ее, девушка объяснить не могла. А Маковецкая была на госэкзаменах выпускников училища и Смирнову выделила сразу. Она решила, что эта красивая девушка, прекрасно отвечающая на все вопросы, заменит ушедшую в декрет медсестру в ее кабинете. Маковецкая сформулировала свое пожелание достаточно определенно, покинув экзаменационную комиссию сразу после окончания ответов выпускников. Смирнова же от волнения не замечала никого, кроме экзаменатора, напротив которого сидела. Так что рыжеволосую женщину, тогда внимательно следившую за нею, она впервые увидела только сегодня.
   Вблизи, конечно, она выглядела значительно старше. Теперь перед Валей стояла усталая, пожилая женщина, лицо которой сохранило следы былой красоты.
   — Что, Валюта, не терпится посмотреть на свое рабочее место? — приятным, бархатным голосом спросила она, открывая кабинет. — Здравствуйте, заходите, прошу.
   — Здравствуйте, Вероника Сергеевна, — улыбнулась Валя и, переступив порог кабинета, почувствовала, что это ее стихия. Она нашла себя, период неуверенности, колебаний закончился. Три года не потрачены впустую, поработав теперь здесь, она научится тому, чего нет ни в одном учебнике. Реальные ситуации, работа с опытным врачом сослужат ей хорошую службу, а потом и в институт можно.
   Маковецкая с интересом рассматривала свою будущую коллегу. Эта невысокая девушка с удивительно красивыми серо-зелеными глазами понравилась ей еще тогда, на экзамене. С нею будет легко работать. Собранная, уверенная в себе, она очень подходила ей. Главврач не был особенно счастлив от такой перспективы. Наверняка он планировал посадить к ней в кабинет кого-то другого, но пока на своем рабочем месте Маковецкая чувствовала себя хозяйкой. Последнее слово она оставляла за собой. Понимая, что недалек тот час, когда придется освободить свое кресло для нового штатного невропатолога, сейчас она диктовала условия.
   — Присаживайтесь, пожалуйста, — она жестом показала Вале на стул напротив. — Надеюсь, мы сработаемся. Вы, я знаю, увлекаетесь психологией?
   — Да, хотя, честно, я пока еще мало что знаю. Ведь это такая наука, что можно всю жизнь узнавать что-то новое.
   — Тем не менее, основываясь на уже известном, мы с вами будем помогать людям выходить из трудных ситуаций. Каждый случай индивидуален, только личностный подход, никаких штампов.
   — Я понимаю. Честно говоря, я бы уже с завтрашнего дня приступила к работе.
   — Нет-нет, как вы ни молоды, а отдых нужен. Я тоже догуливаю отпуск. Пока нас не будет, здесь сделают косметический ремонт, а то цвет этих старых обоев стал слишком неопределенным. К тому же, милая, романтику в каждодневных изматывающих приемах, жалобах пациентов с расшатанной нервной системой вы вряд ли найдете. — Увидев удивление в глазах девушки, улыбнулась: — Все неоднозначно. Я люблю свою работу, она дает мне стимул для существования. Может быть, я отношусь ко всем больным более трепетно, нежели это необходимо по врачебному этикету, но я сама знаю, до чего человек может дойти в отчаянии. Поэтому, пропуская через себя их боль, стараюсь найти наилучший выход для каждого случая. Не все решают таблетки, микстуры. Банальная истина — словом можно убить, можно спасти. Я отдаю предпочтение последнему.
   Валя слушала Маковецкую, не переставая удивляться тому влиянию, которое начала оказывать на нее эта женщина. Она выглядела такой независимой, сильной, что рядом с ней невозможно проявить слабость. Хорошо, когда есть пример для подражания. Наверное, восхищение слишком явно было написано на лице Валюши, потому что поднявшись, Вероника Сергеевна мягко положила руки ей на плечи.
   — Пройдет совсем немного времени, и ты перестанешь так смотреть на меня, девочка. — Грустные нотки послышались в ее дрогнувшем голосе.
   — Почему? — Валя почувствовала неловкость. Меньше всего ей хотелось, чтобы искреннее чувство было принято за обычное подхалимство. Девушка была так далека от этого. — Я хочу продолжить учебу и добиться того, чтобы обо мне шла такая же слава, как о вас. Пусть вам не будет стыдно за свою ученицу, ведь я буду у вас учиться тому, что давно умеете вы. Надеюсь, вы не станете возражать? Хочу сама потом воспитывать учеников, смотреть в благодарные глаза тех, кому я помогла. Это и есть счастье.
   Маковецкая засмеялась. Ей нравилась непосредственность девушки.
   — У тебя прекрасные планы, и все это станет реальностью, я уверена, — сказала она. Потом посмотрела на фотографию, лежащую у нее на столе под стеклом. Провела кончиком пальца по прохладной прозрачности, сквозь которую на нее смотрел смеющийся сын. Глаза ее потеряли блеск, словно погасли. Когда она вновь подняла их на Валю, в них мелькнул страх. Будто она только что сделала какое-то открытие, и оно повергло ее в шоковое состояние.
   — Что с вами? — Спросила Валя, увидев, как побледнело лицо Вероники Сергеевны.
   — Ничего, просто я хотела добавить, что к своим мечтам тебе обязательно нужно добавить обычное женское счастье. Когда рядом любящий муж, растут дети. За это можно отказаться от многого, поверь мне.
   — Лучше, когда все разумно сосуществует, — высказала свое мнение Валя. В этот момент она совсем забыла о том, что рассказывали ей о несчастьях стоящей перед нею женщины. А когда опомнилась, увидела, что голубые, яркие, как два василька, глаза Маковецкой пристально смотрят на нее. Создалось впечатление, что она хочет о чем-то спросить, но не решается.
   — Ну что, пойдем, Валюша, — вешая халат в шкафчик, сказала Вероника Сергеевна. Привычным движением подкрасила губы, припудрила нос, провела расческой по волосам. — Для первого разговора сказано достаточно. Как считаешь?
   — Вы правы. Дальше мы узнаем друг друга лучше, тогда будет легче работать.
   — Закрыть глаза и тебя послушать, так не двадцатилетняя девочка, а умудренная опытом женщина передо мною стоит, — засмеялась Маковецкая, закрывая кабинет на ключ.
   — Это черта всех сельских жителей. Им приходится раньше взрослеть, таковы правила выживания в деревне. Мама тоже говорит, что я ей напоминаю старушку, с которой бесполезно спорить и трудно удивить.
   — Интересно. Должно быть, родители очень тебя любят и гордятся такой дочкой. — Они уже шли по пустому коридору, в дальнем конце которого молодая светловолосая уборщица начала мыть полы. Она усердно выжимала тряпку, отодвигала стулья, производя при этом много шума. — Ну, Мариночка, ты как всегда стараешься сделать все на «пять», — обратилась к ней Вероника Сергеевна.
   Девушка поправила немного растрепавшиеся волосы, стянутые на затылке черной резинкой, и благодарно улыбнулась. Они стали спускаться по лестнице, когда Валя решила ответить на последние слова Маковецкой.
   — Я росла без отца, — коротко сказала девушка.
   — Жаль, честно говоря, как врач я знаю, что неполная семья — это не то, что нужно для гармоничного развития ребенка. Конечно, мать делает все, что в ее силах, если она хорошая мать, но заменить отца — это нереально. Отсюда возникают многие проблемы в старшем возрасте. Мой сын тоже лишился отца в четыре года. Муж умер.
   — А я отца просто не знала, как и он о том, что я родилась. Обычная история юношеских страстей, которые имели продолжение только для мамы.
   — Да, должно быть, тебе столько негативного рассказывали об этих неблагодарных существах в брюках? — Это был провокационный вопрос, ответ на него мог объяснить многое.
   — Что вы! Не было такого. Мама до сих пор любит его и никого рядом с собой видеть не желает. Теперь, когда я повзрослела, понимаю, насколько это поразительно. Она любит отца и не верит, что по своей воле он так и не выполнил своего обещания. Я никогда слова дурного о нем от нее не слышала. И когда бабушка была жива, да и дед никогда ничего такого не говорил. Для мамы отец — первая и последняя любовь. Знаете, такое редко бывает. Я ей завидую, а она только однажды сказала, что своей судьбы для меня не желает. — Валя замолчала, удивившись тому, что рассказала посторонней женщине слишком личное. Маковецкая заметила ее замешательство.
   — Я тоже постараюсь ответить на твою откровенность, Валюша. Только не сегодня, не сейчас. Мы еще обязательно о многом поговорим. Пока скажу, что я рада тому, что мы будем вместе работать, что мое впечатление о тебе превосходно. Встретимся через две недели. Набирайся сил, дыши свежим, лишенным городского духа воздухом. До встречи. — Она протянула Вале руку, крепко пожала. — Всего доброго.
   — До свидания, Вероника Сергеевна, — Валя смотрела ей вслед, отмечая, что все-таки у нее удивительная походка. Мало кто так красиво несет свое тело, тем более в таком возрасте. Девушка захотела стать похожей на нее в той степени, насколько позволят ей это возможности. Нужно учиться, накапливать опыт, двигаться вперед. Окрыленная впечатлениями от этой первой встречи, она предвкушала встречу с мамой и те долгие разговоры, которыми будут заполнены их вечера. Для себя Валя решила, что не будет слишком детально описывать красоту Маковецкой. Мама точно болезненно это воспримет, начнет рассматривать свои руки, прикрывать косынкой поседевшие волосы и проводить пальцами по морщинкам на лице. Она давно комплексует по поводу своего внешнего вида, но ничего не хочет менять. Эти мысли посещают ее нечасто, тяжелый труд включает режим отбоя лишнему, отвлекающему от насущных задач и проблем. Однозначно, высокие каблуки и подкрашенные хной волосы не для мамы, нечего и показывать ей, что восторгаешься этим. Ощущая эмоциональный подъем, Валя направилась к Марии Федоровне. Перспектив получить квартиру у девушки пока не вырисовывалось, а старушка с удовольствием согласилась продолжать сдавать ей комнату. Казалось, что все складывалось замечательно. Валя даже сплюнула три раза через левое плечо, отгоняя от себя всяких демонов. У нее было очень спокойно на душе, наверное, так, как бывает только в двадцать лет, когда все получается, впереди масса интересного и от жизни каждый день ждешь нового.
   Маковецкая была права — после сдачи экзаменов нужно дать голове немного отдохнуть. В этом ей всегда помогала поездка домой. Там даже воздух лечебный, так говорила мама и, конечно, была права. Несколько утренних походов с ней на ферму окончательно приводили Валю в состояние душевного равновесия. Не стал исключением и этот приезд в Смирновку. Мама не могла на нее наглядеться, не знала, где посадить, чем угостить.
   — Да что ты так суетишься? — журила ее Валя. — Перестань, прошу тебя, а то я начну чувствовать себя неуютно.
   Степанида только обнимала дочку и, улыбаясь, заглядывала в ее светящиеся радостью глаза. Сердце матери пело: кажется, дочка выбрала свою дорогу в жизни и идет по ней уверенно, не обременяя себя ненужными проблемами. Всему свое время. Ангел-хранитель всегда рядом с ее девочкой, а значит, с ней не случится ничего дурного. Слава богу, что все складывается так, как просила она в молитвах.
   — Я так рада за тебя, милая, — говорила Степанида. Валя улыбалась, ей было вдвойне приятно, что она смогла доставить маме столько положительных эмоций.
   Только приехала, а уже пора снова собираться в дорогу. На этот раз никто не проливал слез, никаких расстройств, только радостные, светлые лица. Вале было неудобно в который раз пользоваться председательским расположением, но его машина снова ждала ее у ворот. Только сейчас Валя настояла, чтобы он подбросил ее до железнодорожной станции, а в городе она и сама доберется. Как ни просила ее мать, девушка была непреклонна. Ермолов, как всегда, хотел сделать что-то для Степаниды и ее дочери. Он не оставлял надежд обратить на себя внимание, и молодая женщина, кажется, с меньшей иронией относилась к тому, что за глаза их давно сосватали.
   — Сама уехала из деревни и мать к себе заберешь, как устроишься, — грустно сказал Ермолов, когда машина выехала на трассу.
   — С чего вы это взяли, Евгений Федорович? Она из Смирновки никогда не захочет уезжать.
   — Да, не все находят в себе силы оборвать корни, — задумчиво сказал Ермолов, и Валя решила не выяснять, что именно он имел в виду. — Ты учись, светлая голова никому в тягость не была. Довольна, поди, что все складывается именно так, а не иначе? Женихов много в городе, наверное, прохода не дают?
   — Не было такого. Ничего серьезного, так, бабочки-однодневки или с обручальными кольцами, спрятанными в кармане. Даже смешно бывает наблюдать со стороны африканские страсти, прекращающиеся в один миг. Сестричка в белом халате действует на больных гипнотически. Каждый считает, что заполучить ее пара пустяков.
   — Времена сейчас такие. Ничего основательного, никакой ответственности, — согласился Ермолов. — Я закурю, не возражаешь?
   — Курите.
   — Сама не пробовала? В городе с этим быстро.
   — Нет, мне пока не хочется.
   — Пока?
   — Не придирайтесь к словам. А насчет того, что сейчас какие-то особые времена, так я не согласна. Они всегда одинаковые. Добро и зло, доверие и предательство, любовь и измены — в каком столетии обошлось без них?
   — Ты слишком глобально берешь.
   — По мелочам будет то же самое. Смотря что считать мелочью, между прочим.
   — Ну, Валюшка, говорливая ты стала в своем Горинске. Молодец, пальца в рот не клади. Так держать! — Машина подъехала к железнодорожной станции. — Охота тебе трястись в электричке? Давай отвезу, мне не в тягость, сам предложил ведь.
   — Спасибо, Евгений Федорович. Я и так вам благодарна.
   Ермолов помог девушке поднести сумку к платформе.
   — Что, тебе Степанида кирпичей с собой положила? Мне тяжело нести, как ты сама ее поволочешь?
   — Мама собрала дочку от души. С ней бесполезно спорить, потому я не пытаюсь. Она меня словно на необитаемый остров каждый раз отправляет, — засмеялась Валя. Объявили о прибытии электрички через пять минут. — Спасибо, Евгений Федорович. До свидания.
   — Бывай, Валюша, — Ермолов крепко пожал ей руку. — Удачи тебе и счастья. Трудовую жизнь начинаешь, иди только вперед и вверх!
   Валя благодарно кивнула, в искренности сказанных слов можно было не сомневаться. Подошла электричка. Ермолов помог девушке зайти, удостоверился, что она удобно устроилась, и в последний раз помахал ей рукой, уже стоя на платформе, когда состав тронулся с места. Валя высунулась в окно и долго смотрела на его одинокую фигуру на платформе, пока расстояние между ними все увеличивалось. Это напоминало проводы отцом единственного чада. И Валя вдруг подумала, что, пожалуй, смогла бы принять Ермолова в таком качестве. Даже сейчас, когда ей не семь лет, а двадцать. Как странно, что ей этого хочется больше, чем маме. С ней невозможно разговаривать на такие темы. Неужели можно вот так жертвенно всю жизнь любить одного мужчину? Валя смотрела на медленно меняющиеся картины за окном, автоматически отмечая названия остановок. Она потеряла ощущение времени и пустилась в раздумья, явно не рассчитанные на такую короткую дорогу. Подъезжая к Горинску, Валюша только и успела прийти к выводу, что это и есть настоящая любовь. К тому же есть она сама — живое подтверждение, продолжение романа. Ее всегда окружали такая любовь и нежность, что теперь она понимала: мама в ней долюбливала Его. Романтично и грустно.
   Валя вышла из душного вагона, собравшись с силами, потащила сумку к привокзальной площади. Рука вот-вот разожмется от тяжести груза, по лицу текут предательские струйки пота. Будто и жара к вечеру спала, но, скорее от напряжения, девушка чувствовала внутренний жар. Добраться бы до троллейбусной остановки. Она в который раз остановилась, чтобы перехватить сумку другой рукой. Этот маневр она проделывала через каждые три-четыре шага. Кажется, мама действительно перестаралась. Еще немного, и Валя была готова разреветься.
   — Давайте я вам помогу, — раздался рядом приятный голос. Хватило сил, чтобы согласно кивнуть в ответ и через мгновение перевести взгляд на красивое, открытое лицо незнакомца. «Какие у него удивительные глаза. Неужели у мужчины могут быть такие огромные, искрящиеся голубые глаза?» — Это было первое, что подумала Валя о Вадиме. Им еще предстояло узнать друг друга.
   Белов, встречаясь с Валентиной, присматривался к ней, заводил разговоры на разные темы и наблюдал за ее реакцией. Она часто смущалась от его откровенных шуток, замечаний, но он всегда говорил, что в их дружбе нет места обидам.
   — Если в твой адрес прозвучала критика — это не конец света. Я специально говорю некоторые вещи, пусть колкие. Ты в конце концов научишься реагировать на них так, что никто не поймет, задело тебя замечание или нет, — в одну из встреч философствовал Вадим.
   — Неужели это настолько важно? — недоумевала Валя. Она ежилась от пробирающего насквозь мороза и, шмыгая носом, потирала замерзающие в варежках руки. Ей давно было холодно, но признаться в этом она не могла. Белов щегольски вышагивал рядом с ней без головного убора. Правда, одет он в новенький черный пуховик, а ее полушубок из искусственного меха оставлял желать лучшего.
   — Твои мозги попали под вредное воздействие мороза, — прищелкнул языком Вадим. — Придумал: пойдем мороженого в «Снежинке» поедим. — Увидев округлившиеся глаза Вали, кажется, посеревшие от холода, назидательно сказал: — Ну, что ты слушаешь, как я несу чушь, и не остановишь меня? Посинела, а идешь, глотая слова и мысленно проклиная сегодняшнее свидание. Так нельзя, подруга. Твоя мягкость не имеет предела.
   — Имеет, — вдруг разозлилась Валя. Полгода встречалась она с этим парнем, а так и не смогла разобраться, что он за человек. Друг нашелся! Весельчак, болтун, повеса, но в то же время серьезный, занимающийся в аспирантуре. Оказалось, что он прекрасно знает английский, французский, польский, но какая разница, сколькими языками он владеет, когда для нее главное понять, что он сам представляет из себя, без своих энциклопедических знаний, бравады и полиглотства! — Если ты пытаешься понять, есть ли у меня нервная система, отвечу — есть. И мои нервные окончания защемились от твоих бесконечных экспериментов.
   Белов оторопел от неожиданности, Валя бросила на него свирепый взгляд и, повернувшись, пошла в другую сторону.
   — Постой, куда ты? — Закричал он ей в след. Но девушка только ускорила шаг. Непонятно, что случилось бы дальше, если бы через мгновение она не поскользнулась на припорошенном снегом льду. Ее падение явно не было наигранным. Вадим только увидел, как ее ноги оказались вдруг на уровне головы, и тут же последовал короткий вскрик. — Этого еще мне не хватало, — пробормотал Белов и подбежал к Вале.
   Она растирала ушибленное колено и, увидев присевшего рядом Вадима, нахмурилась.
   — Давайте, девушка, я помогу вам подняться. Сидеть в январе на льду не самое правильное занятие. Поверьте умудренному житейским опытом товарищу.
   — Ты опять? — отряхиваясь от снега, спросила Валя.
   — Сергеевна, ты сегодня какая-то невыносимая, честное слово. Кто тебя раззадорил на работе? Больные или медперсонал? — миролюбиво улыбаясь, спросил Белов.
   — Кроме одного знакомого программиста, еще никому не удавалось довести меня до белого каления!
   — А колено у тебя действительно белое, снежок надо струсить, — указал он пальцем на ушибленную ногу.
   — Ну, держись! — Не успел Вадим опомниться, как от неожиданного толчка оказался в захрустевшем под его тяжестью сугробе. На лицо, волосы полетели снежки, на скорую руку слепленные Валей.
   — Сдаюсь! Сдаюсь! — прикрываясь руками, прокричал он.
   — То-то же, давай помогу подняться, — Валя протянула ему руку, но это была ее ошибка. Схватившись за нее, Вадим сразу притянул девушку к себе. Она не смогла удержать равновесия и упала на него, засыпанного снегом и смеющегося. Еще мгновение, и ее губы почувствовали приятное тепло его влажного языка. Поцелуй получился слишком долгим, учитывая место, где это произошло. Наконец Валя отпрянула от своего спутника. — Пора подниматься. Лежание на снегу в январе мало располагает к поцелуям.
   — Отчего же? — Словесная перепалка возобновилась.
   — От того, что все, кроме губ, у меня уже замерзло, — серьезно сказала Валя.
   — Тогда ты первая вставай, а потом отдирай меня. Я, наверное, тоже примерз.
   Когда, отряхивая снег, они смотрели друг на друга, Белов вдруг подумал, что за полгода встреч с этой девушкой он впервые так откровенно, призывно поцеловал ее. Все время, что они встречались, они напоминали школьных товарищей, которые давно не виделись и теперь рассказывали друг другу о себе, пытаясь ничего не упустить. Вадим расспрашивал ее о работе, о людях, с которыми ей приходится встречаться изо дня в день. Он уже знал, что она работает с Маковецкой. Поинтересовался у родителей, действительно ли это такой классный специалист, каким его описывает Валюта, и получил утвердительный ответ. Они ходили на выставки, в кино, гуляли по парку и все говорили, говорили. Ему никогда и ни с кем, если иметь в виду женщин, не было так легко, интересно. Он, конечно, позволял себе подтрунивать над Валентиной, но часто это были просто проверки ее на «истеричность», так он потом ей говорил. Она принимала все колкости, но до определенного момента, пока не поняла, что от этого мужчины ей хочется слушать комплименты, а не критические замечания. Она понимала, что он ей понравился с первых минут знакомства, а он не пытался обнажить свои чувства. Валя слушала его наставления, советы, делая благодарное лицо. Часто она понимала, что он прав, но все-таки каждый раз прятала вспыхивающую обиду глубоко внутри. Товарищеские отношения постепенно стали тяготить ее. Он смотрел на нее, как на друга, случайно оказавшегося противоположного пола, а в ее сердце давно уже поселилось долгожданное чувство. Последнее время, когда он, что-то увлеченно рассказывая, смотрел на нее своими голубыми глазами, она ничего не видела вокруг. Только все больше утопала в бесконечном потоке небесного, очаровывающего взгляда. Поймав себя на том, что не слушает, она часто переспрашивала его, чем вызывала улыбку и очередное критическое замечание.
   Этот первый поцелуй стал неожиданностью. Она подумала, что Белов больше играет, когда настойчиво подчеркивает дружеский характер их отношений. Наверное, наступил момент, когда он больше не хочет притворяться. Делая вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло, Валя помогла Вадиму выбраться из сугроба.
   — Ну что, может, все-таки отважишься зайти ко мне домой на чашку чая? — как можно непринужденнее спросил Белов. Он впервые приглашал ее в гости, хотя это прозвучало так, будто он не один раз предлагал ей это. Валя удивленно посмотрела на него. Выдержав ее взгляд, Белов продолжал как ни в чем не бывало: — Живу один, родители неподалеку, правда. Если есть сомнения, можем пойти к ним. Там кроме чая обязательно найдется еще что-нибудь более существенное. Мама любит баловать нас своим печеньем. Предлагаю на выбор два места для согревания, выбирай.
   — Интересно, о каких сомнениях ты говорил?
   — О тех соблазнах, которые подстерегают беззащитную девушку. Вот она остается один на один с особой противоположного пола… Мама тебя ведь предупреждала?
   — Да, но и ты говорил, что прямо скажешь мне об этом, забыл?
   — Нет, не забыл. У меня чертовски отменная память. Некоторые вещи хочется выгнать вон из извилин, а не получается.
   — Знаешь, я с удовольствием узнала бы, что это за воспоминания, от которых тебе так хочется избавиться, но я скоро начну стучать зубами от холода. Как медик хочу тебе сказать, что переохлаждение — вещь очень вредная. Пойдем в твою холостяцкую берлогу.
   — О-о, какое избитое и неподходящее выражение, мадемуазель. Моя одинарка очень прилично выглядит, поскольку я стараюсь поддерживать в ней должный порядок. Мои замечательные родители — врачи и страшные чистюли. Не знаю, из-за своей профессии или просто по природе. Они с детства привили мне такую же патологическую страсть к порядку. Впрочем, я опять много говорю, лучше пойдем, сама убедишься.
   Браться за тряпку и пылесос тебе не придется. — Белов предложил Вале взять его под руку, и они направились к нему. — Есть еще одно бесспорное преимущество моей квартиры: недалеко провожать тебя домой, так что можем никуда не торопиться.