Рощина Наталия. Прогулка без морали

   — Нет, нет. Это будет жестоко по отношению к нему. Он столько лет ждет, надеется. Хороший, добрый, честный человек. Только мое сердце больше не способно полюбить, а обманывать его и принуждать себя не хочу. Я приеду сама. Дай мне свыкнуться со всем, прошу тебя. Я не до конца осознаю происходящее. Вот вы уедете, я снова останусь одна и подумаю обо всем. Знаешь, я так привыкла к мыслям о невероятной встрече с твоим отцом, что теперь… Я всю жизнь готовила себя к тому, что это произойдет. Столько слов разных собиралась ему сказать. Столько снов пересмотрела о нашей с ним удивительной встрече. Теперь образовалась пустота. Мне больше нечего ждать.
   — Ну что ты, мама! А становиться бабушкой ты думаешь?
   — Не обижайся, доченька. Каждый день буду молить Бога о том, чтобы все у тебя было в порядке. Чтобы ты, ребенок были здоровы. Чтобы Вадим оказался именно тем мужчиной, который достоин тебя, твоего золотого сердца. Всегда готова помочь. Я ведь знаю, что такое растить ребенка. Надеюсь, что в полной семье это происходит легче. Настраивайся на долгий путь труда, бессонных ночей и порой отказа от собственных желаний.
   — Я так хочу этого ребенка. Пусть он будет похож на Вадима. Такие же голубые, яркие глаза, черты лица. Он ведь такой красивый, но иногда мне кажется, что его лицо — маска, скрывающая какое-то уродство.
   — Чур тебя, Валя, говоришь непотребное! И сама ты, как яблочко наливное.
   — Сейчас возьму зеркальце и начну, как в сказке: «Я ль на свете всех милее…»
   — Без любви к себе ничего путного не выйдет. Это я сейчас такая умная стала. Раньше тоже смотрела на Сергея, как на божество, думая, что такой невзрачной, деревенской девчонке невероятно повезло.
   — Это ты-то невзрачная? — искренне возмутилась Валя.
   — Вот видишь, о том же и я тебе толкую. — Степанида обняла дочку. — Сейчас вернутся наши курильщики. Долго они там беседуют, дают и нам возможность поговорить. Только нам и дня мало будет, если разговоримся, правда? Так вот, доченька, спасибо тебе за сегодняшний день.
   — Мне-то за что?
   — За то, что встретила Веронику Сергеевну. За то, что смогла обратить ее внимание на себя. Знаешь, пока я отношусь к ней, как к постороннему человеку, внезапно появившемуся в моей жизни. Но это поначалу. Она хорошая женщина, тоже настрадавшаяся. Ее жизненных трагедий не на один роман хватит. Сильная она, молодец. Смотри, как держится. Ей ее лет не дашь.
   — Бравады в этом много. На самом деле она слишком одинока. Вернее сказать, была, а теперь у нее есть стимул. Скоро ей предстоит уйти на пенсию. Забота о правнуке поможет ей чувствовать себя нужной. Для нее это очень важно.
   — Вот и я скоро стану бабушкой. Кажется, недавно ходила в страхе, с ужасом думала о том, как сказать родителям о беременности. Летит время, теперь ты носишь под сердцем плод любви. Береги себя, не терзайся по мелочам, вроде тех, о которых говорила сегодня. Семья — это совсем непросто. Всякое бывает. Не стоит на все так реагировать. Если каждый раз хлопать за собой дверью, однажды трудно будет вернуться.
   — Я понимаю, мама.
   — Ты — женщина. Дом держится на наших плечах. Погоду делаем мы. Только тактично, терпеливо, с любовью. Настаивать на своем можно по-разному. Твоя бабушка всегда подчеркивала, что глава семьи — дед. Но умела сделать так, что все решалось с ее подачи. Даже когда отец был очень зол на меня, считал, что я опозорила наш род, она сумела постепенно переубедить его. А потом ты стала такой умницей, что относиться к тебе плохо просто было невозможно.
   — Мама, мы с тобой такие разные. Я слушаю тебя и понимаю, что не смогла бы пережить всего, что с тобой случилось.
   — Как это понимать?
   — Если Вадим бросит меня, я не смогу быть такой сильной.
   — Сопьешься, гулять начнешь, ребенка возненавидишь? Не хочу даже слышать! Проблемы надо решать, а не городить из них непроглядный лес. Перестань, будем считать, что ты не говорила подобной глупости. Давай обнимемся, и зови наших табачных гостей в дом. — Валя послушно прижалась к матери. Та поцеловала ее в пахнущие легкими духами волосы и мягко отстранила от себя. — Ну, иди же.
   Вадим нашел в лице Вероники Сергеевны благодарного слушателя. Она интересовалась его планами на будущее, а он с энтузиазмом описывал перспективы развития создаваемой фирмы «Байт». Он ни на минуту не сомневался в успехе проекта.
   — Компьютерная волна здесь еще не так захлестнула пользователей, как за рубежом. Но в этом есть и плюс. Когда прогресс дойдет и до нас, мы во всеоружии встретим такое продвижение вперед. Как раз обустроимся, наладим производство. Пока будем заниматься сборкой и сервисом. Вы слышали об электронной почте? Поразительная вещь. Во всем мире люди так общаются. Расстояния преодолеваются за считанные минуты. Но главное, конечно, наладить выпуск качественных персоналок. Сделать имя, марку качества. Поначалу на массовость рассчитывать не приходится, но это — дело времени. Два-три года — и заказов будет море. Тогда начнут просыпаться коммерсанты, а мы уже будем существовать на рынке. — Вадим говорил без остановки, не замечая, что в пылу эмоций прикуривает одну сигарету за другой. Маковецкая поняла, что он слишком переживает за свое дело. Хотя на словах все звучит гладко, конечно, трудностей предстоит преодолеть немало. Он знает об этом, но максимализм и упорство придают ему сил.
   Когда красноречие Вадима поиссякло, Вероника Сергеевна решила, что должна отреагировать на услышанное. Подставляя лицо ласковым мартовским лучам, она зажмурилась. Ее кожа слишком восприимчива к солнцу, но в эту пору опасаться нечего.
   — Я очень рада за тебя, Вадим. Я желаю успеха всем вашим планам, тебе, Косте. Вообще, молодость прекрасна тем, что впереди столько значительных событий. О многом вспоминаешь в старости с улыбкой. Защитишь диссертацию. Наверняка этого ждут от тебя родители. Будешь во главе процветающей фирмы. Но помни о том, что ты скоро станешь отцом. Об этом необходимо думать в первую очередь. Всегда, когда в голове возникает путаница, обращайся к родительскому инстинкту.
   — Нельзя же все подчинять только детям. Они вырастают, а родители остаются с грузом обид и разочарований. Начинают сожалеть о том, чего не сделали во благо своих чад. По-моему, это убийственно. — Вадим докурил сигарету.
   — Милый мой, ты сам еще ребенок. Поверь мне, с появлением ребенка ты изменишь свое мнение.
   — Не знаю, какой из меня получится отец, — задумчиво произнес Вадим, поджав губы. — Я сделал в своей жизни столько ошибок, что, надеюсь, вереница бессмысленностей закончилась. Валя — необыкновенно цельное, несовременное, неиспорченное создание. Я удивлен тому, что мы находим общий язык. Это происходит легко. Вероятно потому, что она всегда готова идти на компромисс.
   — А ты?
   — Когда не уверен в правильности выбора.
   — Вы должны быть счастливы. — Маковецкая дотронулась до густых, черных волос Вадима. — Вы обязаны выпить чашу счастья за нас. За меня, Стешу, Сережу. Они недолюбили, оставив эту великую привилегию вам.
   — Слишком ответственно.
   — В самый раз. — В этот момент выглянула Валя. — Мы уже идем, девочка. — Помни, что я всегда готова поговорить с тобой, помочь, чем могу. Об одном прошу, постарайся побыстрее разобраться в себе. Ты принимаешь решения, опираясь на какие-то мимолетные импульсы. Они могут быть недолговечными. Мне кажется, я немного разобралась: внутри у тебя бушует огонь. Ты — как спящий вулкан. Мы сами себя до конца не знаем и умираем с сознанием этого. Только наши поиски всегда затрагивают близких, родных. Помни об этом. Береги Валюшу. Постарайся не причинять ей боли.
   Вадим улыбнулся, опустив глаза. Ему почудилось, что Маковецкая видит его насквозь. Неприятное ощущение. Душевный стриптиз поневоле. Он не стал комментировать ее слова. Только открыл дверь и жестом пригласил Веронику Сергеевну войти в дом.
   Валюше хотелось еще побыть с матерью, а с другой стороны, она чувствовала, что той необходимо поскорее остаться одной. Поделившись своими наблюдениями с Вадимом, она нашла в нем поддержку. Приехать было трудно, а уехать нужно вовремя. Груз информации, навалившийся на хозяйку дома, был слишком велик.
   — Сейчас попьем чаю с медом. Такого чая вы в городе не найдете, — суетилась возле стола Степанида. Эти заботы помогали ей сейчас не думать о тех переменах, которые пришли вместе с новостями. Валя помогла подготовить все для чаепития. Маковецкая приоткрыла заварочный чайник, накрытый белоснежным полотенцем. Оттуда разлился невероятный запах малины, смородины, вишни. Даже дух захватило. На ее лице отразился восторг.
   — Аромат эликсира жизни, — улыбнувшись, сказала она.
   — Рада, что вам понравилось, но стоит попробовать. Что вы тогда скажете, — поставив чашки, Степанида уже разливала чай.
   — Скажу, что такого напитка я еще в жизни не пила, — ответила Маковецкая, сделав несколько глотков.
   — Приезжайте сюда в отпуск. Буду рада оздоровить вас после пресного, душного города. — Гостеприимство Степаниды было очевидным.
   — Какая удивительно точная характеристика, — поразилась Вероника Сергеевна. — Это я о том, что город можно назвать пресным. Вы психолог, Стеша.
   — Ай, куда там, — отмахнулась та. — Доярка, ничего не видевшая в жизни, — это про меня. Хотя прибедняться не буду. У меня есть многое, о чем некоторые только мечтать могут. Слава богу, дочка умница, зять всем на загляденье. Да еще нашлась такая замечательная свекровь. Ни разу не произносила этого слова. Значит, все-таки пришлось, если вы не возражаете?
   — Я только «за», — улыбнулась Вероника Сергеевна. — Ко мне столько лет обращаются только как к специалисту, который может помочь в борьбе с нервным расстройством. Ничего личного. Мое отношение к работе, как к единственному, что осталось в этой жизни, сменилось периодом обретения. Я рада таким переменам. Думаю, что мы бы подружились, сложись обстоятельства по-другому.
   — Наверняка, — тихо подтвердила Степанида.
   Маковецкая поинтересовалась расписанием электричек. Но Вадим предусмотрительно договорился с Ермоловым о машине.
   — Евгений Федорович согласился отвезти нас обратно. Он такой замечательный человек. Слушал мои рассказы о компьютерах с интересом. Он сразу понял, какие замечательные перспективы это сулит. Все довольны — это главное. Мы договорились, что если поступит заказ из Смирновки, то я лично проконтролирую сборку персоналки. Расскажите, где здесь правление?
   Валя удивленно подняла брови, быстро объяснила, куда нужно идти. Предпринимательская жилка мужа давала о себе знать. Хорошо, что и обратная дорога не станет утомительной тряской в электричке. Она благодарно улыбнулась и поднялась из-за стола. Вадим оделся и пошел в правление.
   — Только не нужно мне помогать убирать, — сказала Степанида. — Я сама с удовольствием сделаю это, прежде чем еще и еще раз прочту долгожданное письмо. Тогда я снова погружусь в воспоминания, снова стану молодой, ожидающей счастья. Мне иногда кажется, я родилась с морщинами и поседевшими волосами.
   — Не нужно так говорить, это мне бы вернуть лет «надцать», — грустно сказала Маковецкая. — После пятидесяти женщина стареет невероятно быстро, резко. Я не прикладывала никаких усилий, чтобы выглядеть моложе. Вы, Стеша, по-видимому, тоже. Это потому, что мы слишком мало думали о себе. Теперь все должно измениться.
   — Может быть, вы и правы, — согласилась Степанида. — Для него я осталась навсегда молодой, что еще нужно? Вероника Сергеевна, на каком кладбище могила Сережи?
   — На Раевском, центральном.
   — Где именно, объясните.
   — Нужно пройти по главной аллее, потом свернуть налево… Почему вы сейчас спрашиваете об этом? Когда вы решитесь, я все покажу. — Маковецкая внимательно посмотрела на хозяйку. Та опустила глаза.
   — Я могу захотеть приехать в любой момент. Вы работаете, вдруг не сможете пойти со мною. И потом, не обижайтесь, мне нужно самой поговорить с ним, наедине.
   — Я бы не стала докучать вам, поверьте, — пожала плечами Вероника Сергеевна и посмотрела на Валю.
   Та незаметно, за спиной матери, махнула рукой. Мол, не нужно с нею сейчас спорить. — В любом случае, сторож всегда вам покажет могилу. Его домик у самого входа. Милейший человек, Афанасий Петрович, невероятно обаятельный и ненавязчивый.
   — Я запомню, — задумчиво сказала Степанида. Она впала в странное состояние. Мысленно она уже простилась с гостями, а физически они все еще находились рядом. — Спасибо за письмо, фотографию. И не серчайте, если что не так: я сегодня сама не своя.
   — О чем ты, мама? — Валя обняла ее за плечи. — Ты держишься молодцом. Я боялась, а теперь вижу, что напрасно.
   Степанида пожала плечами. Ей было не привыкать, что нужно быть сильной. Хотя бы на людях не дать понять, какая боль в душе. Она заставила себя улыбнуться. Обняла дочку, Веронику Сергеевну и вышла с ними на улицу. Весенний вечер был безоблачным, полным свежести просыпающейся земли, оживающих деревьев. Одновременно с ними подъехала машина Ермолова. Вадим вышел, тут же закурил сигарету, понимая, что в машине он этого сделать не сможет. Валя не выносит табачного запаха.
   Степанида обратилась к отъезжающим гостям:
   — Нужные слова не идут с языка. Кажется, не девчонка уже, а растерялась. Спасибо вам, Вероника Сергеевна, что не стали откладывать приезд ко мне.
   — И так задержалась. Валюшу нужно благодарить и за то, что породнила нас, и за то, что скоро осчастливит всех появлением малыша, — приобняв внучку, сказала Маковецкая.
   — Кто же мне хоть один разочек спасибо скажет? — иронично усмехнулся Вадим.
   — Не забыли о тебе, милый, благодарность тебе и поклон, — поцеловала зятя Степанида. — На тебя столько надежд, что и говорить не стану.
   — Отчего же, скажите!
   — Не испугаешься?
   — Нет, меня сегодня Вероника Сергеевна подготовила.
   — Тогда слушай, Вадимушка. Женщина я простая, деревенская. Простая, не в том смысле, что глупая, а в том, что не люблю ходить вокруг да около. Я уверена, что встреча твоя и Валюши была неслучайной. Валюта чистая как белый лист бумаги, а писать на ней нужно. с умом.
   — Я подобное слышал от своей мамы.
   — Плюс мне.
   — Вы обе мамы и обе любите Валюту. Вы приезжайте познакомиться поближе с моими родителями, нашими друзьями. Надеюсь, что это произойдет теперь в ближайшее время?
   — Постараюсь, сынок, — устало сказала Степанида и вдруг почувствовала, как она переживает за их брак, как хочет для дочки одной любви на всю жизнь, какая была у нее самой. Только с той разницей, что любимый должен быть рядом. Помогать растить детей, вести хозяйство, делить радости и горести. Последняя забота, которую она чувствовала, это была родительская опека и любовь. Что за опыт для сорокалетней женщины?
   — Ладно, Вадюша, береги жену. Я буду молиться за вас.
   Вадим сел на переднее сиденье, рядом с водителем. Поцеловав мать, сзади устроилась Валюта. Только теперь она почувствовала, насколько устала. Ей хотелось спать, но отдыхать придется только дома. Вероника Сергеевна наверняка не захочет провести обратный путь в молчании.
   — Жалко, что мы познакомились только теперь, — сказала Маковецкая. — Вы удивительная женщина, Стеша. Моему сыну не могла понравиться другая. Почему я испугалась и не стала искать вас? Ведь я без проблем могла узнать, где он проходил практику в тот год. А в Смирновке наверняка бы мне все рассказали, — оправдывалась она.
   — Зачем говорить о том, чего не исправить? Главное, что мы теперь открыли правду.
   — Я знаю, что вы перезваниваетесь с Валей. Вот вам и мой рабочий телефон. В любое время буду рада слышать вас. Надеюсь, что скоро увидимся.
   — Да, повод приехать в Горинск у меня появился серьезный. Я Валюте три года обещала погостить, пока она у Марии Федоровны жила. Потом зять сколько раз приглашал. Теперь откладывать не стану. Может, так случится, что и завтра надумаю.
   — Только не вздумайте приехать и уехать, не побывав у меня в гостях, — Маковецкая сказала об этом негромко. Однако сидевшая в машине Валя услышала и высунулась в окошко.
   — Надеюсь, у тебя нет таких планов, мам? Ведь мы с Вадимом тоже заждались, и Галина Матвеевна с Петром Петровичем.
   Степанида медленно повернула голову в сторону дочки и удивленно подняла брови. Она хотела что-то сказать, но, вероятно, передумала. Только усмехнулась и снова перевела взгляд на Маковецкую.
   — Всего доброго, Вероника Сергеевна. Нашли мы друг друга не для того, чтобы потерять, верно? Евгений Федорович, отвезешь дорогих гостей, милости прошу в гости. Повод поднять чарку есть, и не один. Есть весточка о Валином отце, и порадуйся со мной — к ноябрю бабушкой стану.
   Ермолов поблагодарил за приглашение и пообещал зайти, когда вернется. Все сидели в машине, Степанида перекрестила их. Быстро прочла молитву, попросила у Всевышнего благополучной дороги. Она машинально произносила слова, сложив в замок руки на груди.
   — Ну, поехали мы, — выглянул Вадим.
   — С Богом, — сказала Степанида. Дочка и Маковецкая помахали ей из салона.
   Машина тронулась. На влажной дороге, с которой несколько дней назад сошел снег, остался свежий след от протекторов. Глядя на быстро удаляющуюся «пятерку», Степанида подумала, что не скоро решится приехать в Горинск. Она чувствовала, что, увидев могилу Сережи, окончательно убедится в том, что ждать его больше не имеет смысла. Она не то чтобы не верила в то, что узнала, просто не было облегчения, словно умерла в душе надежда. Даже сообщение о беременности дочери воспринялось как неуместное, не имеющее значения. Степанида покачала головой. Неправильно она отреагировала. Наверное, Валюша обиделась и Вадим не понял ее равнодушного молчания. Хорошо, хоть хватило ума подчеркнуть перед отъездом важность ожидаемого события. Ай да бабушка Стеша, совсем плохая стала.
   В дом заходить не было желания. Присела на лавочку возле ворот. Поежилась, все-таки вышла в одном халате да неизменном фартуке. В кармане зашелестел конверт. Вытащив его, Степанида посмотрела на незаполненные строчки адресата. Потом вынула фотографию, ласково коснулась кончиками пальцев дорогого лица. Проходившие мимо односельчане приветственно кивали, она отвечала, прижав бесценный конверт с письмом и фото к груди. Вид у нее был отрешенный. Почти безумный. Никто не решался подойти, завести разговор. Словно почувствовав, что на нее косо посматривают, женщина резко поднялась и зашла во двор. Заперла ворота, пробежала через двор, быстро преодолела ступеньки крыльца. Дыхание сбилось, ее бил озноб, когда наконец она села за стол в комнате. Прошло немного времени, как опустели стулья. Стало привычно тихо, безлюдно. Степанида посмотрела туда, где в углу висели иконы. Ее глаза наполнились слезами. Сколько часов провела она, стоя на коленях. Молила Всевышнего вернуть ей любимого, дать возможность встретиться хоть разок. Она была готова к тому, что его сердце занято другой. К тому, что дом его окажется для нее запретной территорией. Ей хотелось только, чтобы он узнал о существовании Валюши. Увидел, как она похожа на него. Понял, что любовь продолжилась в ней, что не забыт он был все эти годы. Теперь получается, она двадцать лет просила Бога о встрече с мертвецом. Почему же ни единого знака не было, подсказавшего сердцу тщетность усилий? Она вскоре устыдилась своих мыслей. Впервые за всю жизнь случилось с нею такое. Что, собственно, произошло? Она должна понять одно — ее и Валюшку никто не предавал. Неужели только ради этого не стоило ждать двадцать лет? Она хранила верность своей первой любви, которая оборвалась трагически, нелепо, случайно. Теперь есть повод гордиться тем, что судьба свела ее с Сергеем. Прекрасной женщиной оказалась и его мать. Это же бесценное знакомство. Оно нужно обеим. Как будто свежая, новая кровь побежала по телу, разливаясь, даря силы, поддержку, уверенность. Господи, да вразуми ты, наконец! Слезы ручейками струились по щекам, делая размытыми очертания святых ликов. Она уже не понимала, почему так расслабилась. Пора становиться собой, зареванной ей быть не к лицу. Никто не видел, как она плачет. На людях она всегда была сильной, железной. Бабе Дарье при жизни часто говорили, что в Степаниде стержень внутренний, который не дает ей упасть духом ни при каких обстоятельствах. Но сейчас она чувствовала усталость и пожалела, что пригласила Ермолова к себе.
   А он и не думал, что его действительно ждут. Просто понял, что это было единственное, что она могла сказать в такой момент. Только этим и отблагодарить за то, что всегда, в любую минуту готов он прийти на помощь. Просьбы касались таких мелочей, как, к примеру, сегодняшние. Тяжело ли сесть за руль и проехать сто, двести километров? Это только в удовольствие. Да и с Валюшкой пообщаться лишний раз ему в радость. Росла на его глазах. Теперь точно все понимает. Но никогда, оставаясь наедине, Ермолов не заводил со Стешей разговоров о том, чего столько лет терпеливо ждал. Сейчас он был уверен, что ее сердце теперь и подавно никогда не откроется для него. И пока она горевала дома, прибирая со стола, мысленно разговаривая то с ним, то сама с собою, он угрюмо вел машину. Единственное, чего очень хотелось — курить. Ермолов сдерживал себя, жевал размокающую во рту спичку. Выплевывал, брал следующую и был рад, что женщины сидят сзади. Им в первую очередь было бы неприятно наблюдать за ним, а Вадиму, кажется, есть о чем подумать. Уставился в окно, поджал губы и играет бровями. Наверняка что-то прокручивает в голове. Пусть, хороший парень, только намается с ним Валентина. Ермолов по каким-то ему одному известным признакам безошибочно определял, выгулялся мужик или нет. Глядя на Белова, он чувствовал, что тот не готов к семейной жизни. В селе не любят «кузнечиков», которые скачут из одной постели в другую. Понятие семьи здесь соблюдалось по-разному. Но многочисленные штампы в паспорте не приветствовались. Погуливай себе потихоньку, но и о доме, жене, детях не забывай. Противоречивая логика, но Ермолов был одним из тех, кто придерживался ее. Одно он знал для себя, что со Степанидой он был бы счастлив, как ни с одной другой женщиной. Но это только мечта, та, которая на всю жизнь. Растянутая на долгие годы мука, отказаться от которой не находишь сил.
   Очередная спичка размокла, Евгений Федорович выматерился про себя, выбросил ее в щелочку окна. Включил радио, удивляясь, что не сделал этого сразу. Сзади раздались возгласы одобрения. Вале и Веронике Сергеевне было о чем поговорить, они стали чувствовать себя более раскованно. Теперь нежелательное для ушей Вадима будет приглушаться льющейся из приемника музыкой.
   — Знаешь, что я хочу тебе сказать, девочка? — наклонилась к уху Валентины Маковецкая. Она сделала это для придания своим словам большего значения. — Семье нужны традиции. Они ее укрепляют, делают единственной в своем роде, понимаешь?
   Валя кивнула, тут же соображая, какие такие ритуалы могла бы она ввести в их быт. Вероника Сергеевна решила подбросить несколько идей.
   — Например, воскресный пирог, выпечка к обеду. Обязательная вечерняя прогулка. Да мало ли что можно придумать. Кто лучше тебя знает Вадима? Соображай, чем бы ты могла его зацепить.
   — Пирогами он уже, кажется, сыт. Недавно заявил, что я нарочно хочу испортить его фигуру. Отбиваю охоту у противоположного пола даже смотреть на него. Конечно, он шутил. Но, как вы правильно говорите, я успела его узнать. Он ничего не говорит просто так.
   — Есть еще один вариант — поговори со свекровью. Эта женщина знает тонкости и рычажки. Есть воспоминания детства, напоминание о которых может поднять тебя в его глазах. Даст ощутить, что понимаешь его, как никто другой. Ты в хороших отношениях с родителями Вадима?
   — Да, они меня приняли с первого дня нашего знакомства. Никаких трений. Галина Матвеевна — замечательная женщина, никогда ни во что не вмешивается. Если хочет высказать свое мнение, делает это так деликатно. Мне она очень нравится. Петр Петрович мужчина уравновешенный, воспитанный. Он всегда что-то читает. Они оба врачи.
   — Интересно, где же они работают?
   — Галина Матвеевна педиатр, а Петр Петрович офтальмолог в первой городской больнице. Они приветствовали мое желание учиться дальше, но, кажется, это придется отложить на неопределенный срок.
   — Не программируй ничего, для этого у тебя супруг есть. Твое дело родить здорового ребенка, самой прийти в форму со временем, а там посмотрим. Ты еще такая молодая. Нечего ставить крест на собственных амбициях и пропадать часами на кухне. Все должно быть в меру.
   — Нет у меня никаких амбиций, Вероника Сергеевна. Наоборот, я настолько боюсь потерять Вадима, что заранее сказала себе, что прощу все. Я хочу всегда быть с ним, всегда.
   Лицо Маковецкой нахмурилось. Она, насколько это возможно, отодвинулась от Вали, чтобы посмотреть ей в глаза. Ей совершенно не понравилась такая постановка вопроса.
   — Это что же ты говоришь, милочка? Откуда в твоей светлой головке взялась подобная пошлость ?Ты знаешь, что именно так ты и потеряешь своего идола! Побольше самоуничижения, и ты останешься в роли вечно обманутой супруги. Как ты можешь судить о том, чего не прочувствовала? Сначала перешагни через это, а потом поймешь, сможешь ли ты так жить. Моя внучка не должна говорить глупостей, слышишь? Запрещаю тебе играть роль слепой, безмолвной кухарки! Ты еще скажи, что ему, — Маковецкая кивнула в сторону Вадима, — это по душе.