Страница:
– И вы согласились сделать ей такое одолжение?!
– Она получила свое кружево. Я не воспользовался ее благосклонностью. Чертовски неравноценная сделка. – Отблеск пламени скользнул по горбинке его носа, по верхней губе, твердому подбородку. – Все произошло не по моей воле и без моих подстрекательств. Возможно, тебе будет интересно узнать о ее заявлении о том, что это ты послал ее ко мне.
Сильвия уставилась на него, не в силах постичь смысл его слов.
– Что я послал ее?
Ледяной холод объял ее. Как могла Берта поступить так?
– Молодая особа, которую ты выручил из беды во Франции, довольно, увы, бессовестная потаскушка и своего не упустит. – Казалось, голос его доносится откуда-то издалека. – Учитывая, как жизнь обходилась с ней, я не слишком удивлен. Как бы то ни было, ничего страшного не произошло.
Ничего страшного. Сильвия опустила голову и сжала в ладонях. Роковая ночь стала еще страшнее.
– Итак, я свалял дурака. – Дрожь бежала у нее по всему телу. Ее одолевала слабость. – Примите мои извинения, сэр.
– Когда я сказал, что девушки вроде Берты мне неинтересны, я говорил правду. Но теперь твоя очередь сказать мне кое-что: почему ее поведение так сильно задело тебя за живое?
Она вскинула голову.
– Задело за живое?
– Господи, Джордж! Ты не заболел ли? – Он опустился на одно колено возле ее кресла и приложил ладонь к ее лбу. – Проклятие! Ты же белый как мел. Пригни голову к коленям. Ну же!
Она попыталась приподнять тяжелые веки и взглянуть на него, но комната вдруг завертелась, как корабль, захваченный бурей.
Глава 8
– Она получила свое кружево. Я не воспользовался ее благосклонностью. Чертовски неравноценная сделка. – Отблеск пламени скользнул по горбинке его носа, по верхней губе, твердому подбородку. – Все произошло не по моей воле и без моих подстрекательств. Возможно, тебе будет интересно узнать о ее заявлении о том, что это ты послал ее ко мне.
Сильвия уставилась на него, не в силах постичь смысл его слов.
– Что я послал ее?
Ледяной холод объял ее. Как могла Берта поступить так?
– Молодая особа, которую ты выручил из беды во Франции, довольно, увы, бессовестная потаскушка и своего не упустит. – Казалось, голос его доносится откуда-то издалека. – Учитывая, как жизнь обходилась с ней, я не слишком удивлен. Как бы то ни было, ничего страшного не произошло.
Ничего страшного. Сильвия опустила голову и сжала в ладонях. Роковая ночь стала еще страшнее.
– Итак, я свалял дурака. – Дрожь бежала у нее по всему телу. Ее одолевала слабость. – Примите мои извинения, сэр.
– Когда я сказал, что девушки вроде Берты мне неинтересны, я говорил правду. Но теперь твоя очередь сказать мне кое-что: почему ее поведение так сильно задело тебя за живое?
Она вскинула голову.
– Задело за живое?
– Господи, Джордж! Ты не заболел ли? – Он опустился на одно колено возле ее кресла и приложил ладонь к ее лбу. – Проклятие! Ты же белый как мел. Пригни голову к коленям. Ну же!
Она попыталась приподнять тяжелые веки и взглянуть на него, но комната вдруг завертелась, как корабль, захваченный бурей.
Глава 8
Берта сбежала по ступеням и отодвинула засов черного хода. Кружева, аккуратно сложенные, лежали у нее в кармане. Выйдя на ледяной воздух, она зябко передернула плечами и пошла к конюшне, где всегда темно и холодно. Гнедой мистера Давенби тихонько заржал, и девушка испуганно остановилась.
– Не очень-то любишь лошадей, а? – спросил Таннер Бринк на вполне сносном французском.
– Нет, сэр, не очень-то.
Цыган наклонился ближе и улыбнулся ей.
– А ты бы лучше доверяла лошадям побольше, а мужчинам поменьше.
Берта так и взвилась:
– Да с чего вы взяли, что я мужчинам доверяю? Я и не думала доверять мистеру Давенби. Я с ним разговаривала.
Таннер засмеялся.
– Только разговаривала? И что же ты ему сказала?
– Только то, что договорились говорить. То же, что и вы.
– Умница. – Цыган полез в карман и вытащил несколько монет. – И что дальше?
– Он дал мне кружева.
– Но ты кружева не отработала, верно? Потому и злишься?
– Он сказал, что я заслуживаю хорошего парня, а не такого повесу, как он.
– Заслуживаешь, заслуживаешь, девочка. – Таннер Бринк вложил монеты в ее ладонь. – Вот тебе за труды.
Осмотрительная Берта попробовала монеты на зуб, затем удовлетворенно кивнула и незаметно возвратилась обратно в дом.
Первое, что увидела Сильвия, очнувшись, – движение теней. Тени тихо ходили с другой стороны балдахина кровати.
Парик с нее сняли. Шпильки и тряпица, которой она повязывала голову, тоже отсутствовали. Она лежала в постели. В постели Дава. Ее голова оказалась точнехонько в той самой вмятине, которую оставила голова Берты, а ее волосы, рассыпавшиеся по подушкам, тщательно расчесаны. Какое-то время она просто переваривала случившееся. Итак, ее обман обнаружен!
– Блондинка, – произнес прекрасный, соблазнительный, демонический голос. – Я так и думал, но никак не ожидал, что твои волосы будут так прелестны, как шелковые нити, как золотая паутина. Ты упала в обморок.
Сильвия закрыла глаза и провела рукой по своей голой шее.
Ее тайна раскрыта, а ведь она взяла на себя выполнение миссии. Нельзя допустить, чтобы что-либо отвлекло ее от обязанностей.
– Когда вы несли меня к постели, тогда вы все и поняли? – спросила она. – Однако скромность моя не оскорблена. Вы прикрыли меня покрывалом, но и панталоны, и рубашка по-прежнему на мне. Спасибо и на том.
– Если бы я не подхватил тебя, ты упала бы в камин. Сильвия повернула голову. Дав стоял возле камина.
– Вы меня выставите? – спросила она.
– Не знаю. Не думаю, что имеет смысл обсуждать подобный вопрос, пока ты лежишь, как сам соблазн, перешедший в жидкое состояние, в моей постели. Хочешь чаю? – Закопченный чайник висел над пламенем камина.
– Замечательно, – ответила она. – Спасибо. Она смотрела, как он ловко орудует чайником.
Как могла она так сильно ошибиться в нем? Кем бы он ни представлялся, что бы ни совершил, чем бы ни казался, она все равно перехитрит его.
«Вы не будете спать с ним!»
Но эти слова прозвучали до того, как Дав обнаружил, что она женщина! И если он решит выставить ее, то у нее просто не будет выбора. Часы показывали четыре утра. Она уже лежала в его постели. Довольно улыбки, жеста, немого приглашения, и он станет ее любовником.
Жаркая дрожь пробежала по ее позвоночнику. Сколько она ни пыталась вызвать отрешенность, желания самым подлым образом требовали своего.
Дав налил ей чаю. Сильвия подобрала одной рукой волосы, чтобы не мешали, и села. Она сумела сама дойти до камина, и ноги ее в одних чулках ступали твердо. Сев в одно из кресел как ни в чем не бывало, она даже улыбнулась, принимая чашку из его рук.
– Полагаю, мне следует извиниться перед вами за обман, – проговорила она. – Так вы выставите меня?
– Может быть. Так каково твое подлинное имя и история?
– Сильвия Джорджиана Уайт. Друзья зовут меня Сильвия.
Сладкий чай обжег ей горло. У нее уже заготовлена история на такой случай: гувернантка, компаньонка – второй ложный след, проложенный ею во Франции. Все звучало на диво убедительно. Даже если он и пошлет своих агентов проверить, найдутся свидетели, которые станут клятвенно заверять, что она сказала правду, потому что отчасти так и было. Он выслушал ее историю молча, не задавая вопросов, чем невольно облегчил ей задачу.
– А твое дело – торговля антиквариатом? – спросил он наконец. – Почему оно потерпело крах? У тебя ведь оставались все необходимые навыки для того, чтобы управлять им.
– Мой склад сгорел.
– И ты потеряла все?
– Не такая уж большая потеря, – ответила она. – Да и слишком трудно оказалось убедить клиентов воспринимать меня серьезно.
– Потому что ты молода, красива, светловолоса, да еще и женщина?
– Женщина – уже достаточная причина. Как давно вы догадались?
– В первый же день, когда нашел тебя привязанной к моей кровати.
Привычка с иронией смотреть на вещи оказалась сильнее шока. Сильвия недоверчиво посмотрела на него, затем закрыла лицо ладонями и залилась смехом, и хохотала, пока не заболели бока.
– Так вы знали все время? – с трудом выговорила она наконец сквозь смех. – И как, черт возьми, вы догадались?
– Право, мадам! Вы что ж думаете, у меня глаз нет?
– Так вы уже знали и во время нашего первого обеда, когда за ростбифом, хлебом, фруктами и бисквитом с кофейной глазурью говорили эти возмутительные вещи?
Он весело кивнул.
– И в доме номер восемнадцать, и в пекарне мистера Финча? Во время гонки на санях? И когда заставили ехать позади вас на крупе Абдиэля? И когда мы на коньках катались в Сент-Джеймсском парке? Вы все время знали?
– Да.
Она ткнула пальцем в ковер между кроватью и камином.
– И даже когда вы принимали ванну у меня на глазах в тот первый вечер?
– Насколько я помню, ты не попросила позволения выйти.
Сильвия вытянула ноги, радуясь свободе, которую давали панталоны, и снова взяла свою чашку. Какое счастье, что Дав воспринял все легко!
– Значит, не так-то уж вы и боитесь оскорбить мою скромность. Какой же вы галантный кавалер, сэр!
– Я галантен только в случаях, когда галантного отношения заслуживают, мадам.
Скрученные в жгут волосы стали развиваться и рассыпаться по ее плечам.
– И вы полагаете, что подавляющее большинство женщин и не заслуживают, и не стоят галантности? Возможно, вы и правы. Я ведь действительно вторглась в ваше жилище без всякого позволения, что имело весьма дымные и разрушительные последствия. Почему вы не разоблачили меня сразу же?
– Я не имел ни малейшего представления ни о твоих мотивах, ни о том, кто ты такая, но если бы я признался, то уже не смог бы нанять тебя в качестве секретаря.
– Но если вы знали уже тогда, что я лгу, зачем вы все-таки наняли меня?
– Мне стало любопытно. И мне действительно нужен секретарь. И, возможно, мысль о том, что со временем я смогу завоевать новую любовницу, также приходила в голову.
– А, – протянула она и уставилась на свои ноги в толстых мальчишечьих чулках. – Мы собираемся продемонстрировать честность. Я так и думала. Но вот насчет любовницы не стоит очень уж рассчитывать. Я в отличие от Берты не питаю особого пристрастия к кружевам.
– В моем распоряжении имеются иные способы прельстить даму, – пояснил он.
Она подняла на него взгляд:
– Так у меня будет еще время?
– Я не вижу никаких оснований выставлять тебя из дому только потому, что ты женщина. Никогда так не делал.
– Я боялась сказать вам. Я думала, вы рассердитесь. Он плюхнулся на постель и развалился на подушках.
– Рассержусь? Почему? Я в любой момент мог открыть, что все знаю. Я просто решил выждать.
– Боялись, что я запрошу слишком много кружев? Изящные пальцы прошлись по черным волосам.
– Боже мой, Сильвия! Какие мысли тебя посещают! Хотя если ты останешься сейчас, то тебе придется примириться с тем, что для тебя существует определенный риск.
– Риск? Какой еще риск? – Она встала и откинула рассыпавшиеся волосы за плечи. – Риск прийти к выводу, что я все же влюблена в ваши кружевные манжеты?
Он посмотрел на нее снизу вверх, и в глазах его заплясали искорки смеха.
– Если бы вы так легко поддавались соблазну, мадам, вы бы не стали пытаться жить переодетой в мужское платье. Вы попытались бы, хотя и обманом, заключить совсем другую сделку. Я изо всех сил старался относиться к вашему решению с уважением.
Какое великодушие! Сногсшибательное великодушие! Она обманула его, шпионила за ним, хотела предать его в руки его врага. А он не пожелал ни на улицу ее выставить, ни заставить платить своим телом за его снисходительность. Оглядываясь назад, Сильвия понимала теперь по множеству мелких признаков, что Дав хотя и сдерживался, но желал ее. И пожалуй, даже начал соблазнять ее, но она ничего не замечала, потому что ей самой понравилось играть роль мужчины и иметь друга.
– Я не знаю, что сказать.
– Я ни разу не принуждал ни одну женщину лечь со мной в постель, хотя отнюдь не чуждаюсь того, чтобы немножко поискушать приглянувшуюся мне даму. Я бы предпочел, чтобы ты жила здесь в качестве моей любовницы. Желание и трепет ручейками вливались в ее кровь и бежали по жилам, однако страх оставался в глубоких омутах. Она вспыхнула и отвернулась.
– Я не знаю! Я бы предпочла... да и не можете вы нанять женщину в качестве секретаря!
– А ты бы все-таки предпочла оставаться секретарем, а не любовницей? Проклятие! – бросил он беззлобно. – Как и всякий мужчина, я фантастически нетерпелив. Однако я по-прежнему нуждаюсь в твоих услугах, а ты по-прежнему должна мне крупную сумму. Так что можешь продолжать существовать в моем доме под личиной «Джорджа», если желаешь, а я пойду на риск, но при одном условии.
Несмотря на то что сердце ее отчаянно билось, она попыталась ответить ему в тон, так же легкомысленно:
– А именно?
– Предоставленная самой себе, ты выглядишь в мужском платье так, что не смогла бы провести и слепого нищего в Михайлов день. Если ты желаешь продолжать свой маскарад на публике, то мне волей-неволей придется научить тебя, как стать настоящим мужчиной.
– Как, сэр? После того как я так мужественно предавалась зимним развлечениям, я плохой мужчина? Да вы что! Леди Шарлотта пыталась затащить меня в постель!
Он разразился веселым смехом.
– Только потому, что была пьяна. – Он потер пальцами глаза. – К счастью, я пришел тебе на выручку.
Она принялась расхаживать взад-вперед, и тень ее заплясала по стенам. Опять она достигла всего, чего хотела. Ее пульс бился сильно и быстро. После того как она столько узнала от Ившира, ее желание вызывало ужас.
– По-моему, из меня и так вышел неплохой мальчик. Несмотря на мой недавний истерический обморок, я вовсе не подвержена чрезмерной женской чувствительности. Я не подведу вас.
Он окинул ее взглядом с ног до головы.
– Итак, ты не расплачешься на людях и не зальешься румянцем, услышав грубую шутку?
– Вопль, плач и скрежет зубовный вообще не в моем стиле. А вы полагали, что меня придется учить?
– Увы, тебя придется учить всему.
– А я-то думала, что у меня все отлично получается! Вы хотите начать прямо сейчас?
Глаза его так и сверкали – таинственно, весело.
– Завтра! Завтра! Мы начнем завтра, когда ты надежно скроешь свою внешность под своим уродливым париком и галстуком.
И он закрыл себе лицо подушкой, как если бы его душило горе или смех.
– Но для чего вам оставлять меня мужчиной?
– Право, мадам! Если вы и дальше будете расхаживать взад-вперед вблизи моей кровати, то вид ваших волос очень скоро совсем лишит меня мужества.
Она остановилась, словно вросла вдруг в ковер.
– Комплименты? Вы открыто заявляете, что желаете меня? – требовательно спросила она.
Дав откинул подушку и потянулся, раскинув руки в стороны. Черные волосы его взлохматились. Обрисовались длинные ноги под шлафроком. У Сильвии перехватило дыхание.
– Боже, конечно, нет! Влечение давно уже стало взаимным. Открыто заявлять о том, что я высоко ценю вас, излишне. Неужели вы еще не догадались, что мои приманки будут гораздо хитроумнее?
Горло у нее сдавило, она чуть не задохнулась. Руки ее бессильно повисли.
– Вы предупреждаете меня, – сумела она наконец выговорить, – что в процессе обучения тому, как стать настоящим мужчиной, меня ждут искусные силки?
– Нет, я собираюсь учить тебя в собственных целях. А смертоносные силки таятся в том, что ты женщина.
– Я не отрицаю, что я женщина, но сам факт отнюдь не делает меня уязвимой.
– Он делает тебя уязвимой.
Не найдясь что ответить, она направилась к выходу. Возле двери оглянулась.
– Вы говорите так уверенно, – упрекнула она. – Совершенно не понимаю почему.
– Уверенно? Абсолютно уверен я только в одном...
– В чем же?
– Что наш с тобой удел – экстаз вдвоем.
Щелкнула, отворяясь, щеколда, и Сильвия вышла в коридор. Лицо ее горело, кровь бежала как расплавленный металл. Она прижалась лбом к холодной стене.
Все у нее внутри сжималось от страха. Решимость ее того и гляди грозила рухнуть под напором желания – пронзительного даже сейчас, когда ей убедительно доказали, что Давенби развращен, лжив, двуличен. Она приняла на себя миссию уничтожить его. Теперь же она испытывала ужас, в котором не смогла признаться Ивширу и едва могла сейчас признаться самой себе.
«Я страшусь оказаться в его постели, потому что ласки развращенного подлеца могут оказаться невыносимо прекрасными».
Наследующий день Сильвия расхаживала по его кабинету. Блеклый свет меркнущего зимнего дня с трудом проникал сквозь разрисованные морозными узорами оконные стекла. Вчера она пролежала без сна до самого исхода ночи, а потом проспала допоздна. Дав отсутствовал. Он не вызывал ее и не предлагал научить, как стать настоящим мужчиной. Может, он избегал ее?
Только бы он не догадался, какую сердечную муку она терпела, слушая его заявления о том, что он ею заинтересовался! Не надо ему разбрасывать никакие приманки. Она уже очарована, уже подпала под дьявольское обаяние.
Хотя Ившир и раскрыл ей правду о нем, невероятная привлекательность Дава по-прежнему подавляла ее. Она относила свое чувство к нему как какой-то ужасный изъян ее характера, слабость, которую она твердо решила вырвать с корнем.
А вдруг вместо того, чтобы обнаружить подтверждение его вины, она найдет доказательства его невиновности? Нечто такое, что объясняло бы, почему ей так приятно его общество, невзирая на улики, предъявленные Ивширом? Какая трусливая мысль! Она видела улики, написанные его собственной рукой. С каких пор она не смеет посмотреть правде в глаза?
Обуреваемая тревожными мыслями, она вышла в коридор, рассеянно прислушиваясь, не раздастся ли звук его шагов.
Дойдя до окна в конце коридора, она вернулась назад, пытаясь составить какой-то план, понять, испытывая ужас от того, что интуиция все-таки может обманывать ее. Получалась какая-то бессмыслица. Ее шаги отбивали такт. Бес-смы-сли-ца. Бес-смы-сли-ца. Наверняка она что-то упустила. Она осмотрела все шкафы и ящики. От нее ничего не запирали, однако что-то же в этом доме спрятали. Но что?
Наконец она сдалась, вернулась в кабинет и стала расхаживать по нему, делая все те же восемь шагов от окна до камина.
Восемь шагов? .
Сердце ее отчаянно забилось. Просто на всякий случай она вернулась в коридор и снова посчитала шаги. Разница очевидна. Коридор длиннее, чем комната рядом. Возбужденная от пришедшей в голову мысли, она вновь ворвалась в кабинет Дава. Торцовые стены и коридора, и кабинета составляли части одной и той же внешней стены дома, значит, разница заключалась в стене с камином.
Она провела руками по панелям рядом с камином, нажимая и пробуя все подряд выпуклости резьбы. Странно, что она раньше ничего не заметила. За стеной должен находиться потайной шкаф. Однако сколько она ни нажимала, ничего не получалось: никакой замок не щелкнул, ни одна часть панели не сдвинулась. Ничего.
– Закончила работу? – спросил голос Дава. – Только не говори, что тебе скучно.
Сильвия резко обернулась, но он улыбался.
– Вовсе нет, сэр. – Она присела на край стола и сложила руки на груди. – Я искала потайную дверь.
Она ожидала, что он удивится, разгневается, возмутится и станет все отрицать, но он рассмеялся.
– Подобные розыски опасны! Неужели ты забыла историю Синей Бороды? – Он бросил перчатки на кресло и подошел к ней. Сердце ее взвилось, заплясало, как заигравшая под всадником лошадь. – Что дашь, если я покажу тебе, как она открывается?
– Все зависит от того, что у вас за ней спрятано.
– А вдруг там ужасные крюки, на которых висят бренные останки всех моих прежних жен?
– Или прежних любовниц? Вы считаете, что я излишне любопытна?
– Вовсе нет. Я поражен тем, насколько ты проницательна. Ты заметила, что комната коротковата. Как у тебя получилось? Ты по коридору расхаживала?
– Да. Именно так.
– Что ж, в таком случае я с удовольствием покажу тебе. А плату потребую позже. – Он полез в карман и вытащил маленький ключик. – Вот, – показал он. – Ключ, который открывает ее.
Сильвия взяла ключик твердой, к ее собственному удивлению, рукой: сердце ее то падало, то подпрыгивало в груди.
– Открывает что?
– Дверь.
Она уставилась на стену с камином. Деревянные панели тихо поблескивали. Штукатурка безупречно ровная. Резные же рамы двух картин она успела ощупать раньше и ничего не обнаружила.
– Какую дверь?
Он подошел к камину и взял кочергу. Поворошил угли на решетке.
– Ту, в которой замок, разумеется.
Кровь бросилась ей в лицо, но она рассмеялась.
На обеих картинах, старых, потрескавшихся от времени, изображались лошади, выглядывающие из деревенского вида стойл. На левой серый в яблоках конь смотрел в нарисованную даль. Позади его гордой головы и серебряной гривы виднелись пожелтевшие деревья и просторы полей. Гнедой конь темным влажным глазом смотрел с другой картины. Стойло его запиралось на висячий замок. Крошечную замочную скважину замка было почти невозможно разглядеть среди затененных предметов.
Сильвия решительным шагом подошла к картине и вставила ключ в скважину нарисованного замка. За картиной что-то щелкнуло, и она, взявшись за раму, потянула картину на себя. За ней зияла большая ниша.
– Прист-хоул – тайник, в котором прятали священников, – объяснил Дав. – Я узнал про него, когда приобрел дом. – Он взял с каминной полки свечу и зажег. – Возьми. Тебе понадобится освещение.
– Так мне позволено изгнать оттуда тьму? – спросила она. – Можно обследовать все темные углы и тайные закоулки?
– В любом случае уже смеркается, – ответил он. – А я ничего не имею против того, чтобы, ты все ясно увидела, хотя, должен признаться, мне очень интересно, что ты там рассчитываешь найти.
Дав привалился к столу, скрестив обутые в сапоги ноги. Сильвия переступила через низкий порог и оказалась в узком чуланчике вроде стенного шкафа с множеством полок. Пламя свечи колебалось, и неверный свет падал на собрание самых что ни на есть повседневных предметов. Она сняла с полки надбитое блюдо, поставила обратно. Несколько безобразных чашек. Сверток свечей про запас. Запасная кочерга, чуть погнутая. Щетка для чистки ковров. Связка старых книг.
– Какое ужасное разочарование, – заметила она. – Неужели нет никаких трупов? Никаких окровавленных крюков?
– Что, ничто не подтверждает гипотезу, что я Синяя Борода?
– Кажется, я опять сваляла дурака, – она.
– Напротив. Но тем не менее мне очень хотелось бы знать, почему ты до сих пор относишься ко мне с такой подозрительностью.
Сильвия, которая думала только о том, что вот он стоит рядом с ней, глубоко вздохнула.
– А я с подозрительностью отношусь? Ну, не потому, что считаю вас Синей Бородой...
– Осторожно, не сломай ее!
– Что? – Она опустила взгляд и увидела, что в ее беспокойных руках оказалась маленькая шкатулка. – Да почему, собственно? В ней хранятся улики, изобличающие вас как убийцу ваших жен, которые у вас, оказывается, были?
Дав отошел обратно к столу.
– Посмотри сама, если хочешь.
Сильвия вышла из маленького чулана, держа шкатулку в руках.
– Но почему?
Твердо ступая по ковру, она тоже подошла к столу и поставила на него-шкатулку, чувствуя себя очень неловкой, как ребенок, которого поймали за подсматриванием. Дав же отошел, зажег от камина тонкую свечечку, и от нее стал зажигать все свечи в комнате.
– Вероятно, совсем не то, чего ты ожидала, – предположил он.
В свое время дамская шкатулка служила пристанищем для швейных принадлежностей. Прекрасной работы и с множеством мелких отделений внутри. Крошечные ящички выдвигались. Миниатюрные перегородки раскрывались. И в каждом отделеньице лежали маленькие безделушки – ленточки, медальоны, пуговицы...
– Итак, никаких жен, – она. —? Да тут залоги любви?
– В некотором смысле. Истина одновременно и гораздо трогательнее, и страшнее.
– Вы не решаетесь сказать мне? – Ей хотелось, чтобы фраза прозвучала насмешливо, но у нее перехватило горло.
– Ну что ты! Я просто не очень хочу объяснять, потому как истина обыкновенно влечет за собой женские мелодраматические вскрикивания. Можно заподозрить, что я вызвал их нарочно.
– Нарочно?
– Всплеск дамской чувствительности часто происходит в одном шаге от ложа любви.
Она поставила шкатулку на стол, закрыла крышку, и таинственные безделушки скрылись из глаз.
– Любопытство – главный женский порок, разумеется, но вы ошибаетесь, сэр, полагая, что лично мне свойственна чувствительность. Пожалуй, мне стоит заключить с вами пари. Если вы думаете, что сумеете заставить меня плакать, то я выиграю его и пальцем не шевельнув.
– Я не могу, не погрешив против чести, принять такое пари, так как у тебя нет ни малейшего шанса его выиграть.
– А вы испытайте меня, – заявила она.
– И что ты предложишь в залог, если я соглашусь?
– Удовольствие от сознания того, что вы с успехом сумели манипулировать моими чувствами.
Он засмеялся.
– Фальшивая монета! Если ты заплачешь, то будешь должна мне поцелуй в любую часть тела по моему выбору. Если же ты зарыдаешь или упадешь в обморок, то, разумеется, завтра проснешься уже в моей постели.
– А если я выиграю?
.– Если ты выиграешь, то получишь Абдиэля.
Дав снова подошел к столу и позвонил. Лакей появился с поклоном.
– Поди найми лошадь, – приказал Дав. – Мы с мистером Уайтом едем со двора.
– Мы едем? – удивилась Сильвия. – Куда?
– Я собираюсь взять тебя с собой в Сент-Джонс. Сердце в груди у нее больно стукнуло.
– В Сент-Джонс?
– В то место, у ворот которого упорствующий в своих заблуждениях пони Таннера Бринка сбросил тебя прямо мне под ноги.
Скульптура над воротами изображала святого с ягненком и посохом, но латинский девиз прочитать уже не представлялось никакой возможности.
– Когда-то тут действовал женский монастырь, – проинформировал Дав.
Он продел поводья Абдиэля в кольцо, вделанное в стену.
Сильвия соскочила с коня, привязала его и стала подниматься по ступенькам вслед за Давом. За дверью оказался довольно жалкий холл. К ним вышла пожилая симпатичная женщина и поздоровалась. Женщина с Давом обменялись парой фраз, а затем она повела их по коридору. Экскурсия оказалась не слишком долгой. Женщина провела их по столовым, мастерским, прачечным, кладовым, кухням. Древние монастырские стены блестели чистотой побелки. Тряпичные коврики покрывали каменный пол. Чувствовалась заботливая рука.
Женщина поманила их за собой вверх по лестнице, и на втором этаже стала тихонько открывать дверь за дверью, за которыми тихо дышала темнота. Свет от свечи падал на круглые спящие личики, безмятежные сейчас, когда сновидения вступили в свои права, с губами, приоткрывшимися, как лепестки цветов. Там, где некогда монахини проводили свои целомудренные ночи, теперь спали дети, по двое, по трое в койке. И так тянулся длинный-длинный ряд.
– Не очень-то любишь лошадей, а? – спросил Таннер Бринк на вполне сносном французском.
– Нет, сэр, не очень-то.
Цыган наклонился ближе и улыбнулся ей.
– А ты бы лучше доверяла лошадям побольше, а мужчинам поменьше.
Берта так и взвилась:
– Да с чего вы взяли, что я мужчинам доверяю? Я и не думала доверять мистеру Давенби. Я с ним разговаривала.
Таннер засмеялся.
– Только разговаривала? И что же ты ему сказала?
– Только то, что договорились говорить. То же, что и вы.
– Умница. – Цыган полез в карман и вытащил несколько монет. – И что дальше?
– Он дал мне кружева.
– Но ты кружева не отработала, верно? Потому и злишься?
– Он сказал, что я заслуживаю хорошего парня, а не такого повесу, как он.
– Заслуживаешь, заслуживаешь, девочка. – Таннер Бринк вложил монеты в ее ладонь. – Вот тебе за труды.
Осмотрительная Берта попробовала монеты на зуб, затем удовлетворенно кивнула и незаметно возвратилась обратно в дом.
Первое, что увидела Сильвия, очнувшись, – движение теней. Тени тихо ходили с другой стороны балдахина кровати.
Парик с нее сняли. Шпильки и тряпица, которой она повязывала голову, тоже отсутствовали. Она лежала в постели. В постели Дава. Ее голова оказалась точнехонько в той самой вмятине, которую оставила голова Берты, а ее волосы, рассыпавшиеся по подушкам, тщательно расчесаны. Какое-то время она просто переваривала случившееся. Итак, ее обман обнаружен!
– Блондинка, – произнес прекрасный, соблазнительный, демонический голос. – Я так и думал, но никак не ожидал, что твои волосы будут так прелестны, как шелковые нити, как золотая паутина. Ты упала в обморок.
Сильвия закрыла глаза и провела рукой по своей голой шее.
Ее тайна раскрыта, а ведь она взяла на себя выполнение миссии. Нельзя допустить, чтобы что-либо отвлекло ее от обязанностей.
– Когда вы несли меня к постели, тогда вы все и поняли? – спросила она. – Однако скромность моя не оскорблена. Вы прикрыли меня покрывалом, но и панталоны, и рубашка по-прежнему на мне. Спасибо и на том.
– Если бы я не подхватил тебя, ты упала бы в камин. Сильвия повернула голову. Дав стоял возле камина.
– Вы меня выставите? – спросила она.
– Не знаю. Не думаю, что имеет смысл обсуждать подобный вопрос, пока ты лежишь, как сам соблазн, перешедший в жидкое состояние, в моей постели. Хочешь чаю? – Закопченный чайник висел над пламенем камина.
– Замечательно, – ответила она. – Спасибо. Она смотрела, как он ловко орудует чайником.
Как могла она так сильно ошибиться в нем? Кем бы он ни представлялся, что бы ни совершил, чем бы ни казался, она все равно перехитрит его.
«Вы не будете спать с ним!»
Но эти слова прозвучали до того, как Дав обнаружил, что она женщина! И если он решит выставить ее, то у нее просто не будет выбора. Часы показывали четыре утра. Она уже лежала в его постели. Довольно улыбки, жеста, немого приглашения, и он станет ее любовником.
Жаркая дрожь пробежала по ее позвоночнику. Сколько она ни пыталась вызвать отрешенность, желания самым подлым образом требовали своего.
Дав налил ей чаю. Сильвия подобрала одной рукой волосы, чтобы не мешали, и села. Она сумела сама дойти до камина, и ноги ее в одних чулках ступали твердо. Сев в одно из кресел как ни в чем не бывало, она даже улыбнулась, принимая чашку из его рук.
– Полагаю, мне следует извиниться перед вами за обман, – проговорила она. – Так вы выставите меня?
– Может быть. Так каково твое подлинное имя и история?
– Сильвия Джорджиана Уайт. Друзья зовут меня Сильвия.
Сладкий чай обжег ей горло. У нее уже заготовлена история на такой случай: гувернантка, компаньонка – второй ложный след, проложенный ею во Франции. Все звучало на диво убедительно. Даже если он и пошлет своих агентов проверить, найдутся свидетели, которые станут клятвенно заверять, что она сказала правду, потому что отчасти так и было. Он выслушал ее историю молча, не задавая вопросов, чем невольно облегчил ей задачу.
– А твое дело – торговля антиквариатом? – спросил он наконец. – Почему оно потерпело крах? У тебя ведь оставались все необходимые навыки для того, чтобы управлять им.
– Мой склад сгорел.
– И ты потеряла все?
– Не такая уж большая потеря, – ответила она. – Да и слишком трудно оказалось убедить клиентов воспринимать меня серьезно.
– Потому что ты молода, красива, светловолоса, да еще и женщина?
– Женщина – уже достаточная причина. Как давно вы догадались?
– В первый же день, когда нашел тебя привязанной к моей кровати.
Привычка с иронией смотреть на вещи оказалась сильнее шока. Сильвия недоверчиво посмотрела на него, затем закрыла лицо ладонями и залилась смехом, и хохотала, пока не заболели бока.
– Так вы знали все время? – с трудом выговорила она наконец сквозь смех. – И как, черт возьми, вы догадались?
– Право, мадам! Вы что ж думаете, у меня глаз нет?
– Так вы уже знали и во время нашего первого обеда, когда за ростбифом, хлебом, фруктами и бисквитом с кофейной глазурью говорили эти возмутительные вещи?
Он весело кивнул.
– И в доме номер восемнадцать, и в пекарне мистера Финча? Во время гонки на санях? И когда заставили ехать позади вас на крупе Абдиэля? И когда мы на коньках катались в Сент-Джеймсском парке? Вы все время знали?
– Да.
Она ткнула пальцем в ковер между кроватью и камином.
– И даже когда вы принимали ванну у меня на глазах в тот первый вечер?
– Насколько я помню, ты не попросила позволения выйти.
Сильвия вытянула ноги, радуясь свободе, которую давали панталоны, и снова взяла свою чашку. Какое счастье, что Дав воспринял все легко!
– Значит, не так-то уж вы и боитесь оскорбить мою скромность. Какой же вы галантный кавалер, сэр!
– Я галантен только в случаях, когда галантного отношения заслуживают, мадам.
Скрученные в жгут волосы стали развиваться и рассыпаться по ее плечам.
– И вы полагаете, что подавляющее большинство женщин и не заслуживают, и не стоят галантности? Возможно, вы и правы. Я ведь действительно вторглась в ваше жилище без всякого позволения, что имело весьма дымные и разрушительные последствия. Почему вы не разоблачили меня сразу же?
– Я не имел ни малейшего представления ни о твоих мотивах, ни о том, кто ты такая, но если бы я признался, то уже не смог бы нанять тебя в качестве секретаря.
– Но если вы знали уже тогда, что я лгу, зачем вы все-таки наняли меня?
– Мне стало любопытно. И мне действительно нужен секретарь. И, возможно, мысль о том, что со временем я смогу завоевать новую любовницу, также приходила в голову.
– А, – протянула она и уставилась на свои ноги в толстых мальчишечьих чулках. – Мы собираемся продемонстрировать честность. Я так и думала. Но вот насчет любовницы не стоит очень уж рассчитывать. Я в отличие от Берты не питаю особого пристрастия к кружевам.
– В моем распоряжении имеются иные способы прельстить даму, – пояснил он.
Она подняла на него взгляд:
– Так у меня будет еще время?
– Я не вижу никаких оснований выставлять тебя из дому только потому, что ты женщина. Никогда так не делал.
– Я боялась сказать вам. Я думала, вы рассердитесь. Он плюхнулся на постель и развалился на подушках.
– Рассержусь? Почему? Я в любой момент мог открыть, что все знаю. Я просто решил выждать.
– Боялись, что я запрошу слишком много кружев? Изящные пальцы прошлись по черным волосам.
– Боже мой, Сильвия! Какие мысли тебя посещают! Хотя если ты останешься сейчас, то тебе придется примириться с тем, что для тебя существует определенный риск.
– Риск? Какой еще риск? – Она встала и откинула рассыпавшиеся волосы за плечи. – Риск прийти к выводу, что я все же влюблена в ваши кружевные манжеты?
Он посмотрел на нее снизу вверх, и в глазах его заплясали искорки смеха.
– Если бы вы так легко поддавались соблазну, мадам, вы бы не стали пытаться жить переодетой в мужское платье. Вы попытались бы, хотя и обманом, заключить совсем другую сделку. Я изо всех сил старался относиться к вашему решению с уважением.
Какое великодушие! Сногсшибательное великодушие! Она обманула его, шпионила за ним, хотела предать его в руки его врага. А он не пожелал ни на улицу ее выставить, ни заставить платить своим телом за его снисходительность. Оглядываясь назад, Сильвия понимала теперь по множеству мелких признаков, что Дав хотя и сдерживался, но желал ее. И пожалуй, даже начал соблазнять ее, но она ничего не замечала, потому что ей самой понравилось играть роль мужчины и иметь друга.
– Я не знаю, что сказать.
– Я ни разу не принуждал ни одну женщину лечь со мной в постель, хотя отнюдь не чуждаюсь того, чтобы немножко поискушать приглянувшуюся мне даму. Я бы предпочел, чтобы ты жила здесь в качестве моей любовницы. Желание и трепет ручейками вливались в ее кровь и бежали по жилам, однако страх оставался в глубоких омутах. Она вспыхнула и отвернулась.
– Я не знаю! Я бы предпочла... да и не можете вы нанять женщину в качестве секретаря!
– А ты бы все-таки предпочла оставаться секретарем, а не любовницей? Проклятие! – бросил он беззлобно. – Как и всякий мужчина, я фантастически нетерпелив. Однако я по-прежнему нуждаюсь в твоих услугах, а ты по-прежнему должна мне крупную сумму. Так что можешь продолжать существовать в моем доме под личиной «Джорджа», если желаешь, а я пойду на риск, но при одном условии.
Несмотря на то что сердце ее отчаянно билось, она попыталась ответить ему в тон, так же легкомысленно:
– А именно?
– Предоставленная самой себе, ты выглядишь в мужском платье так, что не смогла бы провести и слепого нищего в Михайлов день. Если ты желаешь продолжать свой маскарад на публике, то мне волей-неволей придется научить тебя, как стать настоящим мужчиной.
– Как, сэр? После того как я так мужественно предавалась зимним развлечениям, я плохой мужчина? Да вы что! Леди Шарлотта пыталась затащить меня в постель!
Он разразился веселым смехом.
– Только потому, что была пьяна. – Он потер пальцами глаза. – К счастью, я пришел тебе на выручку.
Она принялась расхаживать взад-вперед, и тень ее заплясала по стенам. Опять она достигла всего, чего хотела. Ее пульс бился сильно и быстро. После того как она столько узнала от Ившира, ее желание вызывало ужас.
– По-моему, из меня и так вышел неплохой мальчик. Несмотря на мой недавний истерический обморок, я вовсе не подвержена чрезмерной женской чувствительности. Я не подведу вас.
Он окинул ее взглядом с ног до головы.
– Итак, ты не расплачешься на людях и не зальешься румянцем, услышав грубую шутку?
– Вопль, плач и скрежет зубовный вообще не в моем стиле. А вы полагали, что меня придется учить?
– Увы, тебя придется учить всему.
– А я-то думала, что у меня все отлично получается! Вы хотите начать прямо сейчас?
Глаза его так и сверкали – таинственно, весело.
– Завтра! Завтра! Мы начнем завтра, когда ты надежно скроешь свою внешность под своим уродливым париком и галстуком.
И он закрыл себе лицо подушкой, как если бы его душило горе или смех.
– Но для чего вам оставлять меня мужчиной?
– Право, мадам! Если вы и дальше будете расхаживать взад-вперед вблизи моей кровати, то вид ваших волос очень скоро совсем лишит меня мужества.
Она остановилась, словно вросла вдруг в ковер.
– Комплименты? Вы открыто заявляете, что желаете меня? – требовательно спросила она.
Дав откинул подушку и потянулся, раскинув руки в стороны. Черные волосы его взлохматились. Обрисовались длинные ноги под шлафроком. У Сильвии перехватило дыхание.
– Боже, конечно, нет! Влечение давно уже стало взаимным. Открыто заявлять о том, что я высоко ценю вас, излишне. Неужели вы еще не догадались, что мои приманки будут гораздо хитроумнее?
Горло у нее сдавило, она чуть не задохнулась. Руки ее бессильно повисли.
– Вы предупреждаете меня, – сумела она наконец выговорить, – что в процессе обучения тому, как стать настоящим мужчиной, меня ждут искусные силки?
– Нет, я собираюсь учить тебя в собственных целях. А смертоносные силки таятся в том, что ты женщина.
– Я не отрицаю, что я женщина, но сам факт отнюдь не делает меня уязвимой.
– Он делает тебя уязвимой.
Не найдясь что ответить, она направилась к выходу. Возле двери оглянулась.
– Вы говорите так уверенно, – упрекнула она. – Совершенно не понимаю почему.
– Уверенно? Абсолютно уверен я только в одном...
– В чем же?
– Что наш с тобой удел – экстаз вдвоем.
Щелкнула, отворяясь, щеколда, и Сильвия вышла в коридор. Лицо ее горело, кровь бежала как расплавленный металл. Она прижалась лбом к холодной стене.
Все у нее внутри сжималось от страха. Решимость ее того и гляди грозила рухнуть под напором желания – пронзительного даже сейчас, когда ей убедительно доказали, что Давенби развращен, лжив, двуличен. Она приняла на себя миссию уничтожить его. Теперь же она испытывала ужас, в котором не смогла признаться Ивширу и едва могла сейчас признаться самой себе.
«Я страшусь оказаться в его постели, потому что ласки развращенного подлеца могут оказаться невыносимо прекрасными».
Наследующий день Сильвия расхаживала по его кабинету. Блеклый свет меркнущего зимнего дня с трудом проникал сквозь разрисованные морозными узорами оконные стекла. Вчера она пролежала без сна до самого исхода ночи, а потом проспала допоздна. Дав отсутствовал. Он не вызывал ее и не предлагал научить, как стать настоящим мужчиной. Может, он избегал ее?
Только бы он не догадался, какую сердечную муку она терпела, слушая его заявления о том, что он ею заинтересовался! Не надо ему разбрасывать никакие приманки. Она уже очарована, уже подпала под дьявольское обаяние.
Хотя Ившир и раскрыл ей правду о нем, невероятная привлекательность Дава по-прежнему подавляла ее. Она относила свое чувство к нему как какой-то ужасный изъян ее характера, слабость, которую она твердо решила вырвать с корнем.
А вдруг вместо того, чтобы обнаружить подтверждение его вины, она найдет доказательства его невиновности? Нечто такое, что объясняло бы, почему ей так приятно его общество, невзирая на улики, предъявленные Ивширом? Какая трусливая мысль! Она видела улики, написанные его собственной рукой. С каких пор она не смеет посмотреть правде в глаза?
Обуреваемая тревожными мыслями, она вышла в коридор, рассеянно прислушиваясь, не раздастся ли звук его шагов.
Дойдя до окна в конце коридора, она вернулась назад, пытаясь составить какой-то план, понять, испытывая ужас от того, что интуиция все-таки может обманывать ее. Получалась какая-то бессмыслица. Ее шаги отбивали такт. Бес-смы-сли-ца. Бес-смы-сли-ца. Наверняка она что-то упустила. Она осмотрела все шкафы и ящики. От нее ничего не запирали, однако что-то же в этом доме спрятали. Но что?
Наконец она сдалась, вернулась в кабинет и стала расхаживать по нему, делая все те же восемь шагов от окна до камина.
Восемь шагов? .
Сердце ее отчаянно забилось. Просто на всякий случай она вернулась в коридор и снова посчитала шаги. Разница очевидна. Коридор длиннее, чем комната рядом. Возбужденная от пришедшей в голову мысли, она вновь ворвалась в кабинет Дава. Торцовые стены и коридора, и кабинета составляли части одной и той же внешней стены дома, значит, разница заключалась в стене с камином.
Она провела руками по панелям рядом с камином, нажимая и пробуя все подряд выпуклости резьбы. Странно, что она раньше ничего не заметила. За стеной должен находиться потайной шкаф. Однако сколько она ни нажимала, ничего не получалось: никакой замок не щелкнул, ни одна часть панели не сдвинулась. Ничего.
– Закончила работу? – спросил голос Дава. – Только не говори, что тебе скучно.
Сильвия резко обернулась, но он улыбался.
– Вовсе нет, сэр. – Она присела на край стола и сложила руки на груди. – Я искала потайную дверь.
Она ожидала, что он удивится, разгневается, возмутится и станет все отрицать, но он рассмеялся.
– Подобные розыски опасны! Неужели ты забыла историю Синей Бороды? – Он бросил перчатки на кресло и подошел к ней. Сердце ее взвилось, заплясало, как заигравшая под всадником лошадь. – Что дашь, если я покажу тебе, как она открывается?
– Все зависит от того, что у вас за ней спрятано.
– А вдруг там ужасные крюки, на которых висят бренные останки всех моих прежних жен?
– Или прежних любовниц? Вы считаете, что я излишне любопытна?
– Вовсе нет. Я поражен тем, насколько ты проницательна. Ты заметила, что комната коротковата. Как у тебя получилось? Ты по коридору расхаживала?
– Да. Именно так.
– Что ж, в таком случае я с удовольствием покажу тебе. А плату потребую позже. – Он полез в карман и вытащил маленький ключик. – Вот, – показал он. – Ключ, который открывает ее.
Сильвия взяла ключик твердой, к ее собственному удивлению, рукой: сердце ее то падало, то подпрыгивало в груди.
– Открывает что?
– Дверь.
Она уставилась на стену с камином. Деревянные панели тихо поблескивали. Штукатурка безупречно ровная. Резные же рамы двух картин она успела ощупать раньше и ничего не обнаружила.
– Какую дверь?
Он подошел к камину и взял кочергу. Поворошил угли на решетке.
– Ту, в которой замок, разумеется.
Кровь бросилась ей в лицо, но она рассмеялась.
На обеих картинах, старых, потрескавшихся от времени, изображались лошади, выглядывающие из деревенского вида стойл. На левой серый в яблоках конь смотрел в нарисованную даль. Позади его гордой головы и серебряной гривы виднелись пожелтевшие деревья и просторы полей. Гнедой конь темным влажным глазом смотрел с другой картины. Стойло его запиралось на висячий замок. Крошечную замочную скважину замка было почти невозможно разглядеть среди затененных предметов.
Сильвия решительным шагом подошла к картине и вставила ключ в скважину нарисованного замка. За картиной что-то щелкнуло, и она, взявшись за раму, потянула картину на себя. За ней зияла большая ниша.
– Прист-хоул – тайник, в котором прятали священников, – объяснил Дав. – Я узнал про него, когда приобрел дом. – Он взял с каминной полки свечу и зажег. – Возьми. Тебе понадобится освещение.
– Так мне позволено изгнать оттуда тьму? – спросила она. – Можно обследовать все темные углы и тайные закоулки?
– В любом случае уже смеркается, – ответил он. – А я ничего не имею против того, чтобы, ты все ясно увидела, хотя, должен признаться, мне очень интересно, что ты там рассчитываешь найти.
Дав привалился к столу, скрестив обутые в сапоги ноги. Сильвия переступила через низкий порог и оказалась в узком чуланчике вроде стенного шкафа с множеством полок. Пламя свечи колебалось, и неверный свет падал на собрание самых что ни на есть повседневных предметов. Она сняла с полки надбитое блюдо, поставила обратно. Несколько безобразных чашек. Сверток свечей про запас. Запасная кочерга, чуть погнутая. Щетка для чистки ковров. Связка старых книг.
– Какое ужасное разочарование, – заметила она. – Неужели нет никаких трупов? Никаких окровавленных крюков?
– Что, ничто не подтверждает гипотезу, что я Синяя Борода?
– Кажется, я опять сваляла дурака, – она.
– Напротив. Но тем не менее мне очень хотелось бы знать, почему ты до сих пор относишься ко мне с такой подозрительностью.
Сильвия, которая думала только о том, что вот он стоит рядом с ней, глубоко вздохнула.
– А я с подозрительностью отношусь? Ну, не потому, что считаю вас Синей Бородой...
– Осторожно, не сломай ее!
– Что? – Она опустила взгляд и увидела, что в ее беспокойных руках оказалась маленькая шкатулка. – Да почему, собственно? В ней хранятся улики, изобличающие вас как убийцу ваших жен, которые у вас, оказывается, были?
Дав отошел обратно к столу.
– Посмотри сама, если хочешь.
Сильвия вышла из маленького чулана, держа шкатулку в руках.
– Но почему?
Твердо ступая по ковру, она тоже подошла к столу и поставила на него-шкатулку, чувствуя себя очень неловкой, как ребенок, которого поймали за подсматриванием. Дав же отошел, зажег от камина тонкую свечечку, и от нее стал зажигать все свечи в комнате.
– Вероятно, совсем не то, чего ты ожидала, – предположил он.
В свое время дамская шкатулка служила пристанищем для швейных принадлежностей. Прекрасной работы и с множеством мелких отделений внутри. Крошечные ящички выдвигались. Миниатюрные перегородки раскрывались. И в каждом отделеньице лежали маленькие безделушки – ленточки, медальоны, пуговицы...
– Итак, никаких жен, – она. —? Да тут залоги любви?
– В некотором смысле. Истина одновременно и гораздо трогательнее, и страшнее.
– Вы не решаетесь сказать мне? – Ей хотелось, чтобы фраза прозвучала насмешливо, но у нее перехватило горло.
– Ну что ты! Я просто не очень хочу объяснять, потому как истина обыкновенно влечет за собой женские мелодраматические вскрикивания. Можно заподозрить, что я вызвал их нарочно.
– Нарочно?
– Всплеск дамской чувствительности часто происходит в одном шаге от ложа любви.
Она поставила шкатулку на стол, закрыла крышку, и таинственные безделушки скрылись из глаз.
– Любопытство – главный женский порок, разумеется, но вы ошибаетесь, сэр, полагая, что лично мне свойственна чувствительность. Пожалуй, мне стоит заключить с вами пари. Если вы думаете, что сумеете заставить меня плакать, то я выиграю его и пальцем не шевельнув.
– Я не могу, не погрешив против чести, принять такое пари, так как у тебя нет ни малейшего шанса его выиграть.
– А вы испытайте меня, – заявила она.
– И что ты предложишь в залог, если я соглашусь?
– Удовольствие от сознания того, что вы с успехом сумели манипулировать моими чувствами.
Он засмеялся.
– Фальшивая монета! Если ты заплачешь, то будешь должна мне поцелуй в любую часть тела по моему выбору. Если же ты зарыдаешь или упадешь в обморок, то, разумеется, завтра проснешься уже в моей постели.
– А если я выиграю?
.– Если ты выиграешь, то получишь Абдиэля.
Дав снова подошел к столу и позвонил. Лакей появился с поклоном.
– Поди найми лошадь, – приказал Дав. – Мы с мистером Уайтом едем со двора.
– Мы едем? – удивилась Сильвия. – Куда?
– Я собираюсь взять тебя с собой в Сент-Джонс. Сердце в груди у нее больно стукнуло.
– В Сент-Джонс?
– В то место, у ворот которого упорствующий в своих заблуждениях пони Таннера Бринка сбросил тебя прямо мне под ноги.
Скульптура над воротами изображала святого с ягненком и посохом, но латинский девиз прочитать уже не представлялось никакой возможности.
– Когда-то тут действовал женский монастырь, – проинформировал Дав.
Он продел поводья Абдиэля в кольцо, вделанное в стену.
Сильвия соскочила с коня, привязала его и стала подниматься по ступенькам вслед за Давом. За дверью оказался довольно жалкий холл. К ним вышла пожилая симпатичная женщина и поздоровалась. Женщина с Давом обменялись парой фраз, а затем она повела их по коридору. Экскурсия оказалась не слишком долгой. Женщина провела их по столовым, мастерским, прачечным, кладовым, кухням. Древние монастырские стены блестели чистотой побелки. Тряпичные коврики покрывали каменный пол. Чувствовалась заботливая рука.
Женщина поманила их за собой вверх по лестнице, и на втором этаже стала тихонько открывать дверь за дверью, за которыми тихо дышала темнота. Свет от свечи падал на круглые спящие личики, безмятежные сейчас, когда сновидения вступили в свои права, с губами, приоткрывшимися, как лепестки цветов. Там, где некогда монахини проводили свои целомудренные ночи, теперь спали дети, по двое, по трое в койке. И так тянулся длинный-длинный ряд.