Росс Джулия. Грешный любовник

   Обходительная, умная Мег! Желание его вновь оказаться в ее постели по-прежнему оставалось сильным. И как получилось, что все чувства, помимо дружбы, вдруг окончательно и бесповоротно ушли в прошлое?
   – Неужели вы в одиночестве? – раздался женский голос. Дав повернулся. Фигура Мег слабо белела на самом краю сада: Снежная королева в широких юбках, вся в бриллиантах и кружевах, смотрела на него. Он отвесил поклон.
   – Как видите, мадам.
   – Так же как и я, – заметила она.
   – Но как же лорд Хартшем?
   – Я отослала его домой.
   – После всех усилий, которые я приложил ради него? Почему? А он очень многообещающий молодой человек.
   Ее улыбка стала шире, осветив лицо.
   – О, я тоже так полагаю. Но тем не менее я отослала его домой. Он так вымок.
   – Вы могли бы отогреть его и высушить.
   – Могла бы, Дав. Но я предпочла бы отогреть тебя. Я совершила ошибку и хочу ее исправить, – сказала Мег. – Прошу тебя остаться со мной на ночь.
   Его руки безвольно висели вдоль тела. Он понятия не имел, что следует сказать.
   – Мег...
   Она сделала шаг вперед, грациозная, прелестная.
   – С моей стороны нечестно обращаться к тебе с такими просьбами. Как ты можешь отказаться? Ведь ты только что убедительно продемонстрировал высшему свету, что продолжаешь представлять собой силу, с которой следует считаться, даже и лишившись моей благосклонности. Однако именно я позволила тебе использовать свой дом в качестве канвы для создания твоего триумфа. Ты не можешь мне отказать.
   – Да, я у тебя в долгу, – согласился Дав.
   – Я тоже у тебя в долгу, но хочу, чтобы ты остался, Дав, если только сам этого хочешь.
   – Итак, ты предлагаешь мне то, чего желает моя душа, – заверил он. – И ты знаешь, что я должен отказаться.
   Она пошла по узенькой, занесенной снегом дорожке, оставляя на снегу маленькие изящные отпечатки подошв своих туфелек, похожие на следы лани.
   – Отказаться? Почему, Дав?
   Он подождал, пока она, следуя извивам дорожки, повернула и снова оказалась лицом к нему.
   – Потому что нельзя вернуться назад.
   – Ты прав, конечно.
   – Я прав. Хотя ты так прекрасна, что у меня захватывает дух. Хотя я так желаю тебя, что не в силах сойти с места. Хотя я никогда тебя не забуду.
   – Мне достаточно и одного знания того, что ты желаешь меня.
   – У меня нет никого, Мег, – вздохнул он.
   – Конечно, нет. Но будет.
   Он чувствовал горечь оттого, что совершенно сбит с толку.
   – После тебя?
   Отчего бы и вправду не начать все сначала с Мег? Она безмерно пленительна. Они бы отправились в спальню и провели безумную ночь. И она снова проснулась бы, теплая и удовлетворенная, в его объятиях. Однако такая мысль вызвала лишь тревогу.
   – Чушь и чепуха! – В складке ее губ таилось сожаление, однако и веселость не оставила ее. – Сознаешь ли ты сам, что уже желаешь своего таинственного нового секретаря? Иначе почему ты вынудил ее принять участие в безумной гонке на санях?
   – Потому что я недооценил ее, само собой!
   – А! Так ты полагал, что сможешь преподать ей урок? Только не пытайся уверить меня, что рассчитывал на ее вскрикивания и падения в обмороки от страха!
   – Что бы я там ни думал, страх она преодолела, а к скорости отнеслась с презрением. Боже! Да девчонка способна отнестись с презрением и к самой луне в небесах! На кой черт мне такие качества в любовнице?
   – Когда вспыхивает пожар, – мягко подсказала Мег, – то свечки, хоть и теплой, более недостаточно. Не говори больше ничего, Дав. Просто поцелуй меня, и покончим с этим.
   Она сделала шаг вперед. Знакомые губы открылись навстречу ему. Ее поцелуй, сладостный и терпкий, манил его. Пахнущее медом и воспоминаниями теплое тело прижалось к нему. Если он не уведет ее сейчас в спальню, то ночь ему придется провести одному. С прозорливостью всех проклятых он понимал, что обречен – впервые с тех пор, как стал взрослым, – провести еще много ночей в одиночестве.
   Мег права: «Сознаешь ли ты, что уже желаешь своего таинственного нового секретаря?»
   Каменная Афродита – свидетельница того, как завертелся колесом его мир и ускользнул из-под его контроля, и, надо думать, богиня ликовала, видя, что его душу высосала через рот женщина, которую он не понимал и которой не доверял, но она влекла его к себе так, как мотылька влечет огонь. Для него такое влечение стало новым и отнюдь не желанным ощущением.
   Он оторвался от губ Мег, поцеловал еще раз ее пальцы и, отвешивая поклон, сделал шаг назад.
   – Я слишком привязан к тебе, Мег. Полагаю, наша судьба – оставаться друзьями?
   Она засмеялась.
   – Да! Будь ты проклят! – сказала она прерывающимся от волнения голосом и пошла к своему дому.
   Но все проклятия, все богохульства, известные ему, все грубости, которые он беззвучно шептал себе под нос, не могли уже вернуть уходящую ночь обратно.
   Звон разбившихся сосулек отвлек его. Дав резко повернулся. Проказливая ирония ворвалась в оледенелый сад. Его «секретарь» стояла с совершенно белым лицом возле солнечных часов.
   – Я проявил наблюдательность в неподходящий момент? – заговорила «Джордж». – Я всего лишь...
   – ...желал лицезреть образчик галантного поведения, дабы поучиться искусству ухаживания за дамами?
   – У эксперта, – она насмешливо. – Вероятно, леди Грэнхем предпочла бы несколько менее благородное самоотречение.
   – Допустим, что сейчас я ощущаю себя столь же благородным, что и ничтожнейший из подлецов. То, что ты стал свидетелем происшедшего, как-то спланировано?
   – Я-то полагал, что планированием на празднике занимались исключительно вы, мистер Давенби. Особенно планированием столь волнующей сцены с вашей любовницей.
   – Как много ты услышал?
   – Ничего. Как образцовые любовники вы переговаривались только шепотом. Но желания очевидны, и вы пускали слюни, глядя на нее, как сущий сатир. Какого черта вы не отправились с ней в спальню?
   Если бы она на самом деле была мужчиной, он бы ударил ее. Он заговорил голосом, который обжигал не хуже хлыста:
   – Вы, мистер Уайт, с чрезвычайной ловкостью умеете попадать впросак. Вы мой секретарь, а не мой друг. И находитесь не в том положении, чтобы позволять себе высказывать свои незрелые мнения...
   – Ваш тон, сэр, определенно мог бы оскорбить и деревяшку. Но мне казалось, что никогда не следует отказывать даме, готовой гостеприимно предоставить свою теплую постель. – Она с вызовом вздернула подбородок, хотя в глазах ее блестели слезы, а лицо заливала слабая краска, подобно облачку, набегающему на луну. – Вы же сказали, что желаете, чтобы я проявлял наблюдательность.
   Он подошел к ней так близко, что она невольно отступила на шаг и едва не повалилась, наступив на скрытую под снегом клумбу.
   – Ты не имеешь ни малейшего представления о том, чему только что оказался свидетелем, и, кроме того, не лезь не в свое дело. Ты забываешь: хотя мне и довелось сегодня целоваться с женщинами в лабиринтах, но домой я возвращаюсь один и один должен лечь в свою кошмарно целомудренную постель...
   – Так же как и я.
   – Тогда будь любезен, попридержи язык, пока мы туда возвращаемся.
   Новая порция сосулек свалилась с циферблата солнечных часов.
   – Приношу свои извинения, сэр, если я заговорил некстати. Должно быть, ваша цыганская музыка повлияла на мою способность верно оценивать ситуацию.
   – В самом деле? А я-то думал, что тебя расстроили санные гонки.
   – Нет. – дрожь пробежала по ее позвоночнику. – Гонки прошли довольно забавно.
   – Забавно! По-твоему, забавно?
   – Ну да, – сердито пнула она ногой снег. – А вы бы как назвали?
   Он рассмеялся, и гнев его исчез.
   – Я бы назвал их дьявольски глупой затеей, – ответил он.
   Она сумела заставить себя ни разу не оглянуться назад, когда уходила от него. Она шла мимо похожих на привидения статуй, проходила под арками тисовой живой изгороди. Зимний пейзаж расплывался в ее глазах из-за подступающих слез.
   Сильвия остановилась возле края верхней террасы, сейчас почти совершенно пустой, так как все парочки разошлись по более укромным уголкам. Несколько мужчин, оставшихся без пары, утешались выпивкой. Небрежно развалясь, они сидели на скамейках или же возле теплых жаровен. Не следует ли и ей присоединиться к ним и утопить свои печали? В сухом испанском вине?
   Она только что наблюдала нежность, от которой сердце ее рвалось пополам. Что же он за мужчина, если проявляет такую нежность к женщине, которую, по его собственным словам, любил, и в то же время отказывает ей?
   Она знала, что такое животное влечение, снисходительно-покровительственное отношение, слабость, мольбы, злоба. Она знала, что такое сила, пылкость. Но ни один мужчина никогда не проявлял к ней нежности.
   Ившир обходился с ней мягко, по-доброму, но никогда до того безумного поцелуя Дава в лабиринте она не думала, что страсть, сила желания и нежная, почти болезненная чувственность способны сплавиться в единую восхитительную смесь...
   – Песню, сэр? – ласково прозвучал свистящий шепот. – Желаете куплетик? Или узнать свою судьбу?
   Цыган улыбался ей, прижимая скрипку подбородком. Прежде чем она успела ответить, он провел смычком по струнам и извлек из инструмента тихий и скорбный аккорд. Она узнала его. Она встретила цыгана возле конюшни Дава и хорошо запомнила его кротовый картуз.
   – Не надо музыки, – остановила она его. – У меня неподходящее настроение как для еды, так и для любви.
   – Тогда посеребрите-ка мне ладонь, и я расскажу вам вашу судьбу, сэр. – Коричневое лицо раскололось в улыбке. – Чего изволите узнать? Ваше будущее? Погадать молодому господину на богатство? Или на настоящую любовь? Предсказать смертный час? Рождение первенца? Или рассказать вам ваше подлинное прошлое? Кровь застыла в ее жилах.
   – Мое прошлое? Что ты мелешь?
   Цыган сыграл несколько тактов какой-то мелодии, ловко прижимая струны мозолистыми пальцами.
   – Прошлое ли, будущее ли, молодой господин. Мне все равно. Я знаю истину что так, что эдак.
   Она наклонилась и сорвала с туфли пряжку, пытаясь скрыть охватившую ее панику от карих проницательных глаз.
   – Вот, – произнесла она. – Мое будущее. Прошлое мне известно.
   Пряжка исчезла в кармане цыгана. Он пристроил свою скрипку на каменную скамью и взял ее правую руку. Коричневый длинный палец заскользил по линиям ее ладони.
   – Я вижу долгую жизнь. Я вижу богатство. Я вижу маленькие печали и большие радости. Я вижу одну великую любовь, почти утраченную, но обретенную снова...
   Она засмеялась.
   – Все, что цыгане говорят каждому. А что моя ладонь говорит тебе о моих нуждах?
   Проницательные глаза так и пригвоздили ее к месту.
   – Я вижу утрату серых лошадей. Я вижу другую лошадь в вашем будущем. |
   – Отлично, – кивнула Сильвия. – Надеюсь, другая лошадь появится скоро.
   – Так скоро, как пожелаете, – ответил цыган. – Мои братья и я, мы торгуем лошадьми.
   Она вырвала у него свою руку.
   – Что ж, полагаю, такая низкопробная судьба – все, что можно предсказать за пряжку от туфли со стразами. Я не могу себе позволить купить лошадь, сэр, так же как и настоящее предсказание судьбы. Вы понапрасну теряете со мной время.
   Он многозначительно коснулся пальцем своего носа и подмигнул.
   – Время никогда не бывает потрачено напрасно. Моя бабушка предсказала, сколько мне его отмерено, когда я еще спал в колыбели.
   И, подхватив свою скрипку и прижав ее подбородком, цыган зашагал прочь. Словно повинуясь зову музыки, из ледяного замка нетвердой походкой вышла дама в зеленых шелках. Поднимаясь по ступеням, она покачнулась, еле устояла и налетела прямо на Сильвию.
   – О! – воскликнула дама, пристально вглядываясь в нее из-под отекших век. – Мистер Джордж Уайт!
   – Леди Шарлотта! Я к вашим услугам, мадам.
   Сильвия сделала попытку отступить, однако пьяная крепко схватила ее за обе руки. Лицо ее белело в лунном свете, зрачки казались огромными.
   – Один раз вы уже сбежали от меня, мистер Уайт. На сей раз я вас не отпущу. Вы мой пленник, сэр. – Тут леди Шарлотта хихикнула. – И цена вашей свободы – поцелуй!
   – Миледи, я в восторге! Однако слишком высоко ценю...
   – Всего один! – Руки женщины вцепились в нее с ужасной силой. – Я одинока и брошена. Вы не можете проявить жестокость, сэр. Вы ведь почти мальчик. Один поцелуй!
   Сильвия отвернулась, стараясь скрыть обуревавшее ее веселье, равно как и тревогу. Боже!
   – Право, мадам, – вдруг раздался мужской голос совсем рядом. – Стоитли требовать объятий от мальчика, когда мои в вашем полном распоряжении?
   Руки леди Шарлотты соскользнули с рукавов Сильвии, и она пьяно улыбнулась вновь пришедшему:
   – Мистер Давенби!
   И повалилась всем телом вперед. Дав подхватил ее. На долю секунды глаза его встретились с глазами Сильвии. Они не выражали ничего, кроме веселья.
   Зашуршал шелк – леди Шарлотта обхватила нового кавалера за талию.
   – Тогда я требую, чтобы вы поцеловали меня вместо него, мистер Давенби.
   – Зачем же требовать, миледи, то, что я вам могу подарить?
   Леди Шарлотта улыбнулась. Едва он начал целовать ее, глаза ее закрылись.
   Сильвия понимала, что ей следовало уйти. Но со странной решимостью она скрестила руки на груди и заставила себя смотреть. Дав длил поцелуй, поддерживая леди Шарлотту одной рукой, в то время как его длинные пальцы поглаживали мочку ее уха.
   Краска бросилась Сильвии в лицо.
   Она закусила губу и опустила глаза, пытаясь делать вид, что сжигавшей ее вспышки чувственности просто нет.
   Дав подмигнул Сильвии и осторожно опустил леди Шарлотту на скамью. Обмякшая, податливая женщина склонила голову к холодному камню. Она мечтательно улыбнулась и вздохнула. Не прошло и нескольких секунд, как она погрузилась в сон. Дав снял свой камзол и укрыл им обнаженные плечи спящей.
   – Три, – констатировала Сильвия, стараясь, чтобы голос ее звучал обыденно. – По крайней мере три дамы, заплутавшие в лабиринтах.
   – Ты, Джордж, знаешь только о трех. Я же усыплял поцелуями дам весь вечер напролет.
   К ее великому удивлению, ее стал распирать смех, рвавшийся наружу, как вода сквозь плотину.
   – И с совершенно... излишним... усердием, без сомнения!
   – И много ли, черт возьми, ты можешь знать о том, как целовать женщин, Джордж?
   Она только хваталась за бока.
   – Очевидно, недостаточно! Вы точно так же целовали ее после карточной партии в доме номер восемнадцать? Усыпили ее?
   – А ты полагаешь, что нашлось бы время для блуда между бубнами и трефами?
   И почему ей все казалось так смешно? Сильвия повалилась на скамью рядом с леди Шарлоттой, которая уже тихонько похрапывала, пригревшись под шелковым камзолом Дава, и попыталась подавить обуревавшее ее веселье.
   – Отчего же нет? Право! Сколько же на поцелуй требуется времени?
   – Так, чтобы доставлять удовольствие, Джордж, нужно много времени и терпения. Есть только одна ситуация, в которой я никогда не спешу, – когда я с женщиной.
   Его профиль выделялся ясно и отчетливо при луне. Сердце ее все еще отчаянно билось, и она постаралась скрыть под внешней веселостью какое-то неясное смущение.
   – Вы хотели дать мне еще урок, сэр?
   – Боже, нет! Я просто решил спасти тебя. Я все неправильно понял? Неужели я некстати вмешался как раз тогда, когда ты замыслил впервые предаться разгулу в обществе дамы старше тебя?
   – Нет. – Ей пришлось опустить глаза, потому что она испугалась: вдруг он заметит в них желание. – Нет. Я благодарен вам, сэр. Спасибо.
   – Не за что, – ответил он с плутовским видом, – я получил удовольствие. Сплошные поцелуи. Пошли же, Джордж! Пора нам, невинным маленьким мальчикам, в наши девственные кроватки.
   Карета, заново выложенная нагретыми кирпичами, отвезла их обратно в Лондон. При тусклом свете каретных фонарей Дав изучал черты ее лица. «Джордж» свернулась калачиком в противоположном углу кареты, уютно завернулась в меховую полость и уснула. Расслабленная, смягчившаяся, ее верхняя губа приподнялась, открывая блестящие белые зубы.
   Он облизнул сухие губы. Проснется она, если он возьмет сейчас и наклонится к ней и прижмет свой жадный рот к ее губам? Застонет ли, вздохнет ли, признается ли вслух, что она хочет его так же сильно, как он ее?
   Проклятие! Он поцеловал трех женщин сегодня вечером, но желал лишь одну.
   Итак, оказывается, он все-таки не влюблен в Мег. Она ему нравилась. Он уважал ее и восхищался ею. Их связывало нечто драгоценное и важное для обоих. И все же, что бы ни казалось ему прежде, он не влюблен в нее. И как давно Мег, с ее женской мудростью, поняла это?
   Леди Шарлотта и ее пропитанные винными парами объятия не интересовали его вообще. Он надеялся, что к утру весь эпизод выветрится из ее памяти.
   Но что бы стала делать «Джордж», если бы он вовремя не вмешался?
   Взгляд его скользнул по ее длинным ресницам, по изящному вырезу ноздрей, шелковистой коже.
   Ему хотелось прижаться губами к ее шее там, где бьется жилка, и высосать ее пульс, чтобы биение ее сердца перешло в его кровь.
   Он закрыл глаза, думая о том, что именно она станет делать, если, проснувшись, обнаружит, что он целует ее. Но даже сквозь сомкнутые веки ее образ жег его, ее губы призывали. В его мечтах они говорили: «Да». Кровь его вскипала, ему стало нестерпимо жарко в одежде, и он постарался думать о чем-то другом.
   Сильвия поспешно начала записку шифром, которым она пользовалась многие годы.
   «Ваша милость, хочу уведомить вас...» Она жирно зачеркнула написанное. «Мой дорогой Ившир, я не в состоянии завершить эту миссию...» Рука ее смяла бумагу. «Ваша милость, я не обнаружила ничего...»
   Порвав бумагу в клочки, она вскочила и принялась расхаживать по комнате. Берта внизу шила рубашки и сплетничала с прочей прислугой. Дав ушел куда-то. Она осталась одна в своей комнате, в его городском доме. Одна, и из мыслей ее не шли события того катастрофического вечера.
   Все в нем вызывало невольное восхищение: изобретательность, с которой он продумал увеселения на празднике Мег; сумасшедшая гонка на санях; поцелуй в лабиринте. Она никак не могла поверить, что он – само зло.
   С какой стороны ни посмотри на Давенби, все в нем совершенно непонятно. И она ничего не смогла раздобыть для герцога.
   Сильвия собрала обрывки своих писем и сожгла в камине. Затем спустилась вниз, в его пустой кабинет. Стол Дава почти не виден под грудами бумаг – еще куча скучной работы для нее.
   Она прошла через весь дом и вышла во двор. Холодный моросящий дождь смешивался с миазмами угольного дыма, образуя жирный смог возле фонарей. Бездумно бродя по двору, она забрела к конюшне. Если бы он не остановился, чтобы помочь Хартшему выбраться из воды, если бы они выиграли гонку, сейчас она имела бы свою собственную лошадь.
   Что-то фыркнуло. Сильвия остановилась и с отчаянно бьющимся сердцем взглянула через плечо в желтый туман. Тишину нарушали какие-то непонятные звуки. Дыхание. Какое-то позвякивание. Что-то большое, фантастически уродливое маячило в тени конюшни.
   – Кто там? – окликнула она. – Что вам надо?
   – Мое имя, молодой господин, – негромко произнес знакомый шипящий голос, – Таннер Бринк. В последнюю нашу встречу мы гадали по руке и распевали куплеты.
   Железные подковы застучали по булыжнику. Сидя верхом на пони серо-коричневой масти, цыган выехал на свет фонарей. Он держал второго пони под уздцы, пегого, в черных и белых пятнах.
   – Я привел вам лошадь, – сообщил Таннер Бринк. – Вы ведь хотели прокатиться верхом?
   – А куда я хочу прокатиться, на моей ладони тоже можно прочитать? – засмеялась она.
   – Ваша линия жизни, молодой господин, стремится к линии жизни Роберта Синклера Давенби. Я знаю его с самого юного возраста, мы тогда повстречались с ним на вересковой пустоши. Я знаю, куда он отправился.
   Сердце у нее в груди так и подпрыгнуло, и зашлось, и заколотилось в нервном и восторженном ритме. Кивком она указала на пегого.
   – Он заплатил вам, чтобы вы привели мне пони? Цыган пожал плечами.
   – Он заплатил мне, чтобы я играл на скрипке. Куда я отправлюсь после того – мое собственное дело.
   – И мое также, если я за вами последую?
   – Ни одному из нас не уйти от своей судьбы.
   – Очень хорошо, – кивнула Сильвия. – Так поехали!
   Она забралась в седло пегого. Уже целую неделю Дав уходил из дома на весь день. Она так и не нашла способа проследить за ним – зато теперь!.. Возбуждение ее нарастало. Сердце от волнения забилось сильнее.
   Пегий пони уткнулся носом в хвост своему серо-коричневому товарищу и бежал за ним как приклеенный. Они тряской рысью двигались по лабиринту лондонских улиц и переулков сквозь толпы народа. Наконец сами улицы стали темнее, с меньшим количеством фонарей, и факельщики попадались реже. Серо-коричневый круп покачивался и подпрыгивал. Кротовый картуз то появлялся, то вновь скрывался в клубящемся тумане.
   Стало тише, и улицы почти опустели. Вдруг влажная дымка рассеялась. Огромная стена без окон высилась слева. Серо-коричневый пони процокал за угол: открылся перекресток, все четыре совершенно безлюдные улицы которого терялись в затянутой непроницаемой дымкой тумана тьме.
   – Здесь, – ей цыган, обернувшись через плечо. – По средам.
   И исчез.
   Сильвия подобрала поводья своего пегого пони. Дымный воздух влажно окутывал ее как одеялом.
   – Мистер Бринк? Мистер Бринк!
   Ее лошадка вдруг заржала и едва не сбросила ее, а туман все наползал.
   Она попробовала тронуть своего пони вперед. Пегий опустил голову и, судя по всему, погрузился в сон. Тщетно била она его пятками по бокам. Вдруг колени пони подломились, и Сильвия едва успела соскочить с него, как он повалился на землю и перекатился на спину, извиваясь на булыжниках мостовой.
   – Не самая умная мысль, – раздался чей-то голос. – Можно гарантировать, что седло будет сломано.
   Туман стал рассеиваться и подниматься, и в нем появились сначала четыре черных лоснящихся ноги, а затем нос конской морды. Ноздри Абдиэля раздулись, и он негодующе фыркнул.
   О Боже! Дав!
   Человек, которого она выслеживала, сидел со спокойным видом, в треуголке, усеянной бусинками влаги, на спине своего жеребца и смотрел на нее сверху вниз.
   – Боже! – произнесла она, чувствуя, что краска заливает ей лицо. Пегий пони фыркнул и продолжал кататься по булыжникам. Сильвия тщетно тянула его за повод. – Что вы здесь делаете, сэр?
   – Я мог бы задать тебе тот же вопрос, имея на него большие основания. Вижу, мистер Бринк успел одолжить тебе пони. Как неудачно, что ты не умеешь управлять лошадью!
   – Никогда еще ни одна лошадь не сбрасывала меня! Пони вскочил на ноги. Встряхнув головой, он вырвал кожаный повод у нее из рук и помчался прочь по одной из улиц.
   – Осмелюсь предположить, что тебе никогда прежде не приходилось ездить на цыганском пони, – изрек Дав, глядя вслед удаляющемуся пегому крупу, – у цыган все лошади заколдованные.
   – Вы заплатили ему, чтобы он проделал со мной такую штуку? – Звонкое цоканье копыт удалялось и походило теперь на стук камешков, которые высыпают из кувшина. – Вы заплатили мистеру Бринку, чтобы он бросил меня здесь?
   – Я никогда никого сюда не привожу. Полагаю, с точки зрения Таннера, он просто пошутил.
   Прямо за крупом Абдиэля высилась огромная арка ворот, похожая на вход в пещеру. Сильвия попыталась обнаружить какую-нибудь деталь, которая помогла бы ей впоследствии узнать здание. Каменная статуя помещалась в нише над воротами: фигура в одеянии, державшая на руках ягненка, может быть? Был также и девиз, но слова из-за тумана невозможно прочесть.
   – Что здесь, черт возьми, за место?
   В уголках губ Дава затаилось раздражение, но не без признаков веселости.
   – Сюда я обычно отправляюсь по средам, что тебя совершенно не касается. Или ты станешь настаивать, что касается?
   – Вряд ли я вообще на чем-нибудь могу настаивать, сэр, – ответила она. – Я всего-навсего наемный работник.
   – Так, значит, ты просто-напросто отправился на прогулку? Ночью? В туман?
   Абдиэль снова переступил, встал боком и загородил ей обзор. Лошадь смотрела на нее влажным темным глазом.
   – Кажется, я стал жертвой какого-то странного цыганского розыгрыша, – предположила она.
   – Следовательно, в твои намерения вовсе не входило следовать за мной и узнать, каким занятиям я предаюсь в ночное время?
   – Я следовал только заТаннером Бринком, мистер Давенби. Или, вернее, пегий пони следовал за его серо-коричневым.
   – Итак, тебя вовсе не интересуют мои ночные занятия, а, мистер Уайт? Тебе неинтересно, не поклоняюсь ли я дьяволу, например? Не принимаю ли участия в оргиях? Не предаюсьли каким-нибудь позорным извращениям? – Дав скривил рот.
   Она посмотрела ему прямо в глаза.
   – А вы что, предаетесь, сэр?
   – Место, куда ты приехал, – заявил Дав, – связано и с позором, и с грехом, вернее, с его результатами, но здесь нет ничего, что касалось бы тебя. Поехали домой?
   – У меня больше нет пони.
   – Мы можем ехать вдвоем.
   – На Абдиэле? – спросила она. – Не думаю, что ему понравится.
   Она не боялась жеребца, но не испытывала особой охоты усаживаться на его блестящий круп позади Дава – слишком уж сильный эротический заряд сулила такая близость.
   – Ну, не моей лошади решать. Если я попрошу его нести нас двоих, то ему придется подчиниться.
   Сильвия попятилась.
   – Я могу пешком дойти.