– Я не понимаю, чего он, собственно, хотел? – спросила Сильвия.
   Мег дошла до окна и повернула обратно.
   – Полагаю, он хотел найти настоящих родителей Дава.
   – Но, по-моему, Дав совершенно не интересовался ими. Он любил приемных родителей.
   – Вот именно. К тому же сэру Томасу решительно ничего не удалось узнать о матери Дава, хоть она и оставила в его корзинке погремушку, которая стоила небольшого состояния. Визит сына герцога произвел немалое впечатление, и когда лорд Эдвард предложил сэру Томасу помочь вложить кое-какие деньги, тот охотно согласился.
   – Дав знал об этом? Мег покачала головой:
   – Тогда нет. Не знал он и того, что Том Хенли уже работал на лорда Эдварда и что с его помощью младший сын герцога потихоньку расхищал состояния других людей, причем так, что его причастность доказать было почти невозможно.
   – Но ведь сэр Эдвард, надо полагать, сам имел состояние и его ожидало блестящее будущее?
   – О да. Но ему все казалось мало. – Тонкая морщинка появилась меж бровей Мег. – Наверное, он просто никак не мог смириться с тем, что он младший сын. Он поставил себе целью стать самым богатым человеком в Англии, богаче собственного отца, и создать империю власти и капитала с помощью поддельных документов и мошенничества.
   Сильвия сидела молча.
   – Дав узнал обо всем, – продолжала Мег, – только после того, как его приемный отец утопился в озере Дервент-Уотер.
   «Сэр Томас Фарлоу и его жена воспитали меня как родного сына. Моя мать еще жива, а вот отец умер». Теперь она по-новому поняла смысл его слов, и сердце у нее сжалось. Она вытерла слезы.
   Мег повернулась. Ее глаза сверкали.
   – Дав и его мать пережили ужасный удар, но благодаря талантам Тома Хенли доказать что-либо никто не смог. Вот тогда-то он и решил принять дружбу лорда Эдварда, вернее, притвориться, что принял, с целью завоевать его доверие. Постепенно он разузнал все о махинациях с помощью поддельных документов. Но тут он случайно обнаружил нечто гораздо худшее.
   – Он узнал про клуб лорда Эдварда, про молоденьких девушек? Ившир рассказал мне.
   – Дав пришел в неописуемую ярость. Он вознамерился немедленно обличить это чудовище, но тут случилось кое-что, что вынудило .его изменить свои планы. Лорд Эдвард нанес удар первым. – Мег набрала в грудь побольше воздуха. – К тому времени он искренне поверил, что сумел наконец завоевать дружбу Дава, но он хотел еще и любви. Ревность снедала его.
   – Ревность? Но почему?
   – Лондонский свет принял Дава в свои объятия, как если бы он был принцем крови. Как и все остальные, я безумно влюбилась в него. Мой брак оказался крайне неудачным. Я имела любовников и до того, как овдовела, и после, но я представляла собой лакомый кусочек на брачном рынке. Лорд Эдвард Вейн пожелал отхватить его для себя. Он пытался ухаживать за мной, хотя я всегда находила его общество неприятным, в то время как в Дава... я влюбилась без оглядки и не скрывала этого.
   – Мне знакомо это ощущение, – заметила Сильвия. Мег улыбнулась, хотя кожа ее блестела от пота и приобрела пепельный оттенок.
   – Итак, лорд Эдвард попытался сделать Дава своим любимчиком, а в результате сам оказался в числе подхалимов, искавших его общества. Он решил, что виновата во всем я. И тут Ившир – его старший брат – стал оказывать мне знаки внимания... – Она сделала глубокий вдох. – По иронии судьбы в то время, когда влюбленность моя в Дава начала ослабевать, для лорда Эдварда наступил решающий час. Прежде чем Дав успел приступить к публичному разоблачению, лорд Эдвард осуществил свою месть.
   – Он отомстил Даву?
   – Нет, – промолвила Мег. – Молодой негодяй даже не знал, что Дав заподозрил его в мошенничестве, не говоря уж о тайном обществе. Он отомстил мне.
   У Сильвии внутри что-то оборвалось.
   – Если у вас слишком болезненные воспоминания...
   – Нет. Вы должны услышать все. Я бессовестно воспользовалась добротой Дава. Я заставила его поклясться, что он поможет мне уничтожить лорда Эдварда, совершенно уничтожить. Мы с Ивширом в некотором отношении очень похожи!
   – Однако Дав имел свои основания жаждать мести. То, что случилось с его отцом...
   – Да, и отвратительный тайный клуб к тому же. Первым порывом Дава стало послать открытый вызов сэру Эдварду на дуэль. Но я связала его клятвой и потребовала сохранить тайну. Ради меня Дав согласился уничтожить тайный клуб так, чтобы лорд Эдвард не узнал, чьих рук это дело. Дав к тому времени уже успел приобрести книгопечатню и начал печатать листовки. Приятели лорда Эдварда сразу перепугались. И тайное общество распалось само собой.
   – Дальше мы обратили свои усилия на то, чтобы разорить лорда Вейна, так как по-настоящему он любил только деньги.
   – И вы начали с Тома Хенли?
   – Я заплатила немало, чтобы переманить этого мошенника от лорда Эдварда. Том Хенли не способен на преданность, если не считать преданности деньгам, но хитрый мошенник предпочитал оставаться в тени. Ведь если бы он заговорил, то и ему самому не поздоровилось бы. К тому времени Дав уже превратился в самого доверенного из всех деловых партнеров лорда Эдварда.
   – Лорд Эдвард пребывал в уверенности, что они вместе создают грандиозный торговый флот, – заметила Сильвия. – Ившир показал мне документы.
   – Да. Документы, написанные самим Давом. Таланты специалиста по поддельным документам он использовал для того, чтобы тайно восстанавливать состояние людей, которых в свое время обобрал лорд Вейн. Все, что осталось, мы вложили в Сент-Джонс. Я намеревалась открыть все после того, как мы полностью разорим нашего врага. И тогда Дав просто убил бы его на дуэли. Но обстоятельства сложились иначе. Кто-то другой убил лорда Вейна. Множество людей желали его смерти, и не один джентльмен рискнул бы своей жизнью ради избавления мира от подобного негодяя.
   – Однако лорд Вейн уже успел поведать брату свою версию событий?
   – Он излагал ему свои лживые версии все время, медленно впуская яд. И Ившир попытался предостеречь меня, говоря бог знает что про моего же любовника. Мы ужасно поссорились. Но и тогда ни ради того, чтобы спасти доброе имя Дава, ни ради того, чтобы погасить разгоравшуюся ненависть Ившира... – Мег остановилась, чтобы перевести дух. – Я не могла сказать Ивширу правду.
   – Почему же, мадам?
   В белоснежном парике и парчовом камзоле герцог Ившир стоял в дверях и смотрел на них. Порез на щеке выделялся алой полосой на побледневшем лице.
   – Почему? – Герцог вошел в гостиную. – Что за тайна, которую вы не можете поведать мне? Вы могли ненавидеть моего брата, но почему вы отвергали и меня с такой яростью? Почему? Мег покачала головой.
   – У меня нет никакого права задавать вам вопросы, – продолжал герцог, – я знаю. Вы можете сейчас прогнать меня, и я никогда больше не стану искать встреч с вами. Но почему вы не пришли ко мне с ужасной правдой об Эдварде? Почему, позабыв о чести, вы взяли с Дава клятву хранить тайну? Ваш любовник даже практиковался, дружески фехтуя с моим братом и в то же время лелея планы его убить.
   – Дав хотел как следует натренироваться, чтобы наверняка убить вашего брата, – поведала Мег. – А ваш брат должен был как следует почувствовать, что такое унижение, прежде чем умереть.
   – И ради этого вы принесли в жертву всех, включая и Давенби, и Сильвию. – Ившир подошел к камину и уставился в зеркало над ним. – Даже сегодня утром вы сказали мне ровно столько, чтобы спасти любовника от виселицы, но не больше.
   – Я хотела пощадить вас, – ответила Мег. – К вам я никогда не питала ненависти. Однако ради сохранения моей тайны я не задумываясь принесла бы в жертву и вас.
   Руки герцога вцепились в мрамор каминной полки.
   – Нет, мадам, вы защищаете нечто гораздо большее, чем моя ранимая душа. Как именно мой брат отомстил вам?
   Мег опустилась в кресло и прикрыла глаза.
   – Вы подслушивали?
   – Я подслушивал, – ответил герцог. – И я не в состоянии больше выносить неведение. Оно причиняет мне гораздо большую боль, чем могут причинить любые слова.
   – Я не хотела, чтобы вы знали, – прошептала Мег. – Я не хотела, чтобы вообще кто-то знал.
   Спина Ившира напряглась.
   – Если правда, что ты не питаешь ко мне ненависти, Мег, прошу тебя, скажи! Он обесчестил тебя?
   – Меня? О нет! – Ресницы Мег увлажнились. – Он отомстил мне гораздо более жестоко. Лорд Эдвард выместил свою ненависть на моей девочке.
   – На Софи? – Казалось, герцог ушам своим не поверил.
   – Да. – Мег подняла глаза на него. Теперь слезы потоками лились по ее щекам. – Софи вместе с ее горничной похитили и отвезли в клуб. Даву удалось выручить обеих, но мою дочь уже использовали, как и остальных. Ей исполнилось тогда только тринадцать.
   Герцог опустил голову на руки. Плечи его ссутулились, а потом затряслись, когда он, издавая ужасные, нечеловеческие звуки, начал рыдать.
   Мег сидела, словно прикованная к своему креслу.
   – Прошу вас, герцог! Не надо.
   Сильвия с совершенно мокрым лицом подошла к герцогу и положила руку ему на рукав, прижалась лицом к его плечу.
   – Мне надо уйти, – прошептала она. – Теперь я здесь лишняя.
   Герцог повернулся. Лицо его осунулось, глаза покраснели.
   – Нет! Останься! Это касается тебя. – Он снова взглянул на Мег. – А Софи?
   – Ее одурманили наркотиком. Она почти ничего не помнит. Сейчас она совершенствует свой французский в обществе своих кузин в Брюсселе и считает, что видела просто дурной сон. На будущий год она вернется в Англию и будет представлена ко двору. Ей даже никогда в голову не придет, что она не девственница. Вы осуждаете меня?
   – Нет! – Ившир быстро прикрыл рукой глаза и сделал шаг вперед. – Во всем виноват только один человек, и он мертв.
   Мег потупилась.
   – Но теперь, когда я разбила вам сердце...
   – Мое сердце? – Герцог протянул руку, словно хотел коснуться ее склоненных плеч. – Мое сердце? Я не удивился бы, если бы вы возненавидели меня на всю жизнь!
   Рука его безвольно упала, он круто развернулся и вышел вон.
   Ничего не видя перед собой, Сильвия подошла к Мег и обняла ее.
   – Я не знаю, какие слова следовало бы сказать, – прошептала она. – Но мне так вас жаль!
   Мгновение они молча стояли обнявшись, а потом Мег поцеловала ее, высвободилась из объятий и села.
   – Однако лорд Эдвард как проклятие, которое исковеркало жизнь всем нам. А теперь я вручила судьбу своей дочери в руки его брата...
   – И мои, – добавила Сильвия. – Вы оказали мне большую честь, леди Грэнхем. Я клянусь вам, что сохраню тайну вашей дочери. И вы сами знаете, что герцог сохранит ее тоже. Он любит вас. Он всегда любил вас. Он не понимал, почему вы его отвергаете, так как понятия не имел, что совершил его брат.
   – Я хотела защитить его и мою доченьку. Однако решение, которое я приняла в ту ночь, всем принесло только страдания. Ах, Сильвия, Дав держался великолепно, он так заботливо и нежно обращался с моей девочкой, когда принес Софи домой! Я долго не понимала, как несправедливо поступаю по отношению к нему, привязывая его к себе. И, однако, никак не могла отпустить его, пока не обнаружила вас в его спальне.
   – Но почему? При чем здесь я?
   – Вы выглядели такой юной и буйной в своем дурацком парике и штанах! Как раз такая женщина и нужна Даву. И словно пелена спала с моих глаз. Я поняла, что должна дать ему свободу, дабы он мог следовать своей собственной судьбе; и немедленно, без колебаний, отрезала себе все пути к отступлению.
   – Цыгане говорят, что никто из нас не властен над своей судьбой, – проронила Сильвия. – К сожалению, я не могу ему предложить то, что надо. Я не могу капитулировать безоговорочно, а ему необходимо полное подчинение.
   – Мне нужно найти герцога. – Мег повернулась, заплаканная, прекрасная, и улыбнулась Сильвии. – Но не кажется ли вам, что Даву лучше судить, что именно ему необходимо? Он в лесу, любуется подснежниками.
   Солнце уже садилось за горизонт, и по земле протянулись длинные зябкие тени. Сильвия торопливо шла по дорожке, все больше углубляясь в лес. Сердце ее билось и подпрыгивало в груди, как перепуганный кролик. «Нет во мне никакого мужества, – думала она, – дурацкая напускная храбрость».
   Она увидела Дава, прежде чем он заметил ее. Небрежно прислонившись плечом к стволу дерева, он смотрел на храбрые беленькие подснежники, которые высыпали во множестве и под березами, и по берегу озера.
   Сердце ее дрогнуло. Тоска и томление побежали в крови. Она сложила руки на длинном вышитом корсажр платья и двинулась вперед.
   Он оглянулся:
   – А, Диана-охотница! Сильвия встала как вкопанная.
   – Откуда ты?.. Не надо смеяться надо мной!
   – Я не смеюсь над тобой, я люблю тебя, – Дав.
   – Ившир здесь. Леди Грэнхем рассказала ему все. Глаза его внимательно вглядывались в ее лицо.
   – Они сейчас вместе?
   – Надеюсь, что да. Он выбежал из гостиной, потому что не хотел, чтобы видели, как он плачет. Но она пошла искать его.
   – Итак, теперь ты знаешь, что я лишь невольная причина происшедшего.
   – Потому что даже лорд Вейн хотел завоевать твое сердце? – спросила Сильвия. – Ну что еще ты мог сделать? Разве ты мог покинуть Мег после того, что произошло?
   – Конечно, нет. Однако нашу карательную кампанию можно охарактеризовать как в высшей степени бесчестную.
   – Нет. Отомстить за Софи публично было бы невозможно. И все те ни в чем не повинные люди, которых разорил лорд Эдвард, заслуживали хоть какой-то компенсации. Вы проявили и сострадание, и справедливость. Вы поступили справедливо.
   – Так, значит, ты и в самом деле моя судьба, Сильвия?
   – Судьба? – Она собралась с мужеством и посмотрела ему прямо в глаза, темные, прекрасные, полные нежности. – Тогда тебе следует узнать, что еще сказала Бесс. «Его сердце предназначено для незапятнанной, белорукой и белоногой леди Луны, но, когда он отдаст свое сердце, рок настигнет его».
   – Боже! Прямо так и сказала? Напомни мне, чтоб я никогда больше не позволял проклятым цыганам заглядывать в мою ладонь.
   Сильвия нервно сглотнула, ломая пальцы. Сердце ее так и разрывалось от желания коснуться его.
   – Она также сказала, что ты женишься на девственнице, охотнице. – попыталась улыбнуться. – тогда Дав падет, как вода в водопад, и пропадет». Так что меня можно смело исключить из числа претенденток.
   – Разве тебе не известно, что душа твоя посвящена Диане и что на другое я бы и не согласился?
   Он сделал шаг к ней, отчего кровь ее сразу побежала живее. Сильвия закрыла глаза и очертя голову заговорила:
   – Но ты по-прежнему не знаешь, что я на самом деле собой представляю. Когда мои родители умерли, я вышла замуж из-за денег, а не по любви. Я продала свое тело старику, потому что он обещал обеспечить мое будущее. Когда он умер, я узнала, что он лгал мне. У него не было никаких денег. Я попыталась вдохнуть жизнь в антикварную лавку, но дело прогорело. А все прочее, что рассказывал тебе Таннер Бринк и я сама, – сплошное вранье. Я дарила мужчин своей благосклонностью в обмен на средства к существованию. Я жила в содержанках.
   Она подняла глаза. Он отвернулся и смотрел на озеро.
   – Потом я повстречала Ившира, – продолжала она, вне себя от волнения. – С ним мы тоже стали любовниками, но он предложил мне другой вариант: шпионить на него, посылать ему с континента любую информацию, которая могла бы пойти на пользу Британии. Хотя отношения наши складывались своеобразно, мы никогда не пересекали некоторых границ, но я доверяла ему, и он ни разу меня не подвел. Впервые в жизни у меня появился надежный источник дохода. Однако и тогда, если обстоятельства того требовали, я пускала в свою постель мужчин, которых не любила.
   – Потому что ты добивалась независимости для себя, права решать собственную судьбу. – Его профиль вырисовывался четко, ясно, и он говорил спокойно. – А какие еще возможности мир предлагает женщине, оставшейся без родных? Я поступил бы так же.
   – Я солгала тебе, Дав. Я позволила тебе оставаться в заблуждении и думать, что ты сможешь полюбить меня.
   Он повернулся к ней лицом.
   – Я не собираюсь уходить. Я хочу просить у тебя прошения.
   – У меня просить прощения?
   – Ну да. Ты не ошибалась, обвиняя меня. Ты проявила мудрость, сомневаясь во мне. Я оказался связан клятвой и не мог посвятить тебя в некоторые тайны, но все равно я поступил дурно, не приняв во внимание, что ты имеешь право определять собственную судьбу. Мне следовало посоветоваться с тобой, прежде чем договариваться с Ивширом. – Он опустил взгляд, посмотрел на свои ладони, и она поняла, что и он тоже с трудом сдерживает порыв броситься ей в объятия. – Мой грех, а не твой, встал между нами.
   – Жизнь приучила нас поступать так. А грех был и моим в той же степени.
   Он так тепло улыбнулся, что у нее чуть сердце не разорвалось.
   – Для меня важно только одно, любишь ты меня или нет. Как ты думаешь, сумеем мы начать новую жизнь без уверток, как равноправные партнеры, без страхов, без предубеждения?
   – Рука в руке? – Она попыталась улыбнуться, хотя слезы стояли в ее глазах. – Я не знаю. Я попробую, потому что я люблю тебя, хотя в глубине души до сих пор опасаюсь, .что сердце твое может оказаться неуязвимой твердыней...
   Вдруг что-то грохнуло, да так, что содрогнулись белые стволы. Птицы с криками и громким хлопаньем крыльев взлетели в воздух.
   Он дернулся всем телом, а затем повалился, как падает выпущенный из руки плащ, складываясь в мягкую груду, к ее ногам.
   В ушах у нее звенело, сердце, кажется, остановилось. Его черноволосая голова лежала на талом снегу, на коричневой мокрой прошлогодней листве, на подмятых подснежниках с поломанными тонкими стебельками. В лице его не было ни кровинки. А на груди расплывалось красное пятно.
   – Вот дьявольщина! – проговорил Дав. – Как ни ужасно, оказывается, еще уязвим.
   Сминая юбки, Сильвия упала на колени. Красное пятно становилось все шире, кровь сочилась сквозь сжимавшие рану пальцы. Глаза его закрылись.
   Сильвия в отчаянии теребила его пышным бантом завязанный галстук. Узел никак не развязывался. Она заставила себя глубоко вздохнуть и принялась за узел снова, но пальцы тряслись и отказывались повиноваться. Господи, пожалуйста! Пожалуйста, Господи! Он же истечет кровью, пока она совладает с собой! Она оставила галстук и пошарила в кармане. Носовой платок! Она положила сложенный квадратик полотна поверх того ужасного, красного, зиявшего в его груди, и прижала покрепче. «Но когда он отдаст свое сердце, рок настигнет его».
   – Ты не можешь умереть! – прошептала она. – Не умирай! Пожалуйста, не умирай!
   Она отняла платок – он пропитался кровью. Она сложила платок и снова приложила к ране. И помощи ждать неоткуда! И надежды никакой! Зеленовато-белые лепестки – гладкие, как фарфор, безжизненные, как лилии, – смятые, возле самого его уха. Лицо его выглядело теперь как мрамор, и безупречная красота черт показалась вдруг бессмысленной от дыхания подступающей смерти.
   Дышит ли он? О Боже! Дышит ли он? Сильвия прижала губы к его похолодевшим губам и попыталась вдохнуть воздух в его легкие.
   Веточка хрустнула под чьей-то ногой.
   – Мне все равно! – пробормотала Сильвия не оборачиваясь. – Можете застрелить и меня, если хотите, но если жалость не умерла в вашем сердце, умоляю, позовите кого-нибудь на помощь!
   Приглушенные рыдания нарушили тишину под мокрыми березами. Краешком глаза Сильвия увидела подол юбки и пару неуклюжих башмаков. Сжимая дымящийся пистолет в руке, обладательница подола и башмаков стояла, прислонясь спиной к белому стволу березы, с лицом, опухшим от слез.
   Берта!
   Сильвия коснулась дрожащими пальцами губ Дава.
   – Кажется, он еще дышит, – проговорила она. – Я не могу оставить его. Ты должна пойти и позвать на помощь.
   Француженка, сглатывая слезы, отрицательно затрясла головой.
   В дикой ярости Сильвия закричала на нее:
   – Берта! Беги за помощью! Сейчас же! Сообщи кому-нибудь, кому угодно! Садовнику, лакею – кому угодно! А потом можешь спасаться бегством. Если хочешь!
   – Я хочу, чтобы он умер, – выдавила наконец Берта. – Я думала, вы его так же презираете, как я. Я думала, что вы никогда не сдадитесь на милость ни одному мужчине. Я думала, что вы свободная женщина. Но вы считаете, что влюбились в него. А я ненавижу его. И хочу, чтобы он умер!
   Француженка теперь уже рыдала в три ручья, закрыв лицо руками.
   – Если он умрет, тебя повесят. Пожалуйста, сбегай позови кого-нибудь на помощь!
   – Меня так и так повесят, – прорыдала Берта. – И мне все равно.
   – Хэй-хо! – раздался вдруг мужской голос. – Вовсе и не повесят: тебе, красавица моя, суждено помереть от старости, в окружении детей и внуков. Да и какое уж тут повешение, когда речь идето жизни парня, причинившего всем нам столько хлопот, – нашего мистера Давенби.
   И Таннер Бринк соскочил со своего пони. Из лесу к ним бежали люди.
   – Услыхал выстрел, – объяснил цыган, посверкивая карими глазами. – Помощь уже на подходе.
   Как живой пример разнобоя стилей, Таннер Бринк сидел на золоченой табуреточке. Его кожаные штаны, грязные сапоги и кротовый картуз смотрелись на редкость неуместно на фоне бесценных ковров Мег и шелковых обоев. Сам же цыган, похоже, отнюдь не чувствовал себя неловко. Герцог Ившир стоял возле камина, с мрачным лицом и покрасневшими глазами. Мег, окутанная шелками как облаком, сидела напротив, и ее прекрасный лоб прорезали морщины.
   Дава уже давно перенесли из леса в дом. Из Лондона срочно вытребовали хирурга. Пока остальные томились ожиданием, а Сильвия цеплялась за руку Дава, хирург поковырялся в теле раненого и извлек пулю. И теперь Дав, забинтованный и обескровленный, лежал в одной из предназначенных для гостей спален Грэнхем-Холла. Он так и не пришел в себя, но оставался жив.
   Берта, очень бледная, но все с тем же вызывающим выражением на лице, сидела в уголке.
   Сильвия вошла в комнату. Она вымыла руки и лицо, но платье все перепачкалось в крови. Сердце ее сильно билось.
   – Он спит, – пояснила она. – Он потерял очень много крови, но хирург полагает, что ни один из жизненно важных органов не задет.
   – А! – воскликнул Таннер Бринк. – Мистер Джордж Уайт! Дамой ты смотришься куда лучше, дружок. Если Дав умрет, пойдешь замуж за полоумного герцога?
   Ившир резко обернулся к цыгану. Однако на лице его играла улыбка.
   – Нет, – ответила Сильвия. – Не пойду. А вы не боитесь, что его милость проткнет вас насквозь за нахальство, мистер Бринк?
   Цыган ухмыльнулся.
   – Мы, цыгане, не признаем ни чинов, ни титулов. Для нас все люди равны.
   – Ну так я отправлю тебя на виселицу за твои республиканские убеждения, – пообещал герцог.
   – Как вы можете веселиться? – Берта переводила взгляд с одного на другого. – Я его погубила. Даже если выживет, он не сможет теперь заправлять своей книгопечатней. У него ничего не осталось. Он разорен.
   Таннер Бринк повернулся и посмотрел на нее. Из-за Берты все говорили по-французски.
   – Ну-ка тихо там. Так у англичан принято вести себя в трагических обстоятельствах. У них такой способ проявлять храбрость. Но Дав не умрет и не разорится. Я сам смотрел его ладонь. Бесс все переврала. Судьба сулит ему победу над смертью и обретение любви. Да и тебе то же самое, красавица.
   Слезы заструились по лицу Берты.
   – Я не знаю, зачем я выстрелила. Я вовсе не хотела стрелять. Лакей его милости сказал мне, что Дав – воплощенное зло. Что он заправлял клубом, где с невинными девушками делали ужасные вещи. Но все равно я хотела только попугать его, чтобы он обратил на меня внимание.
   – Мой лакей? – переспросил Ившир.
   – Да! Он рассказал мне все, когда мы встречались с ним на Шепардс-маркет. Вы что ж, думаете, что ваши слуги под дверью не подслушивают? И не делают собственных выводов? Вы все считаете, что люди вроде меня должны благоговеть перед вами и радоваться за возможность обслуживать вас? Это несправедливо!
   – Несправедливо? – Бринк. – Верно, несправедливо. Несправедливо, что у парнишки, который лежит сейчас, раненный, там, наверху, ум острый как бритва, в то время как большинству людей приходится обходиться собственной убогой глупостью. Несправедливо, что одна леди прекрасна, а другая не привлекательнее задка телеги, но мир должен быть разнообразным. Тогда жить веселее. Что, если б все мужчины были такие же умные красавцы, как наш Дав, а все женщины – такие же глупые дурнушки, как ты?
   Берта залилась багровым румянцем.
   – Я во всем виновата, – призналась Сильвия. – Я привезла тебя в Англию. И потом, мне и в голову не пришло объяснить тебе, что рассказы про Дава – сплошная ложь, Берта.
   – Но откуда я знала? – пролепетала Берта.
   – Ты не могла знать, – подала голос Мег. – Но чего же ты хочешь теперь?
   Француженка опустила голову.
   – Раньше я хотела уехать из Франции. Я не хотела быть шлюхой. Теперь я не хочу, чтобы меня повесили как убийцу.
   – Никто не станет наказывать тебя, Берта Дюбуа.
   Цыган встал и, подмигнув остальным, подошел к француженке. Наклонившись, он принялся нашептывать ей что-то на ухо. Берта одарила его свирепым взглядом, и Таннер Бринк засмеялся.