Росс Джулия. Куртизанка и джентльмен

   Миракл пошла прочь, оставив Райдера смотреть ей вслед. Между скалами пролегал лабиринт тенистых тропинок. В расщелинах на тоненьких стебельках покачивались крошечные цветочки. С отвесной скалы свисали, роняя влагу, мхи и папоротники, и в каждой капле светилось солнце.
   Встревоженная неровным биением сердца и сводившим с ума желанием, Миракл остановилась и, проведя рукой по камням, засмеялась. Она всегда старалась жить настоящим. У нее не было ни прошлого, о котором ей было бы приятно вспоминать, ни будущего, о котором хотелось бы помечтать. Ее вечными спутниками были чувство вины и страх. Но здесь лорду Хэнли ее не найти, и что может быть прекраснее, чем это удивительно ясное утро?
   Миракл прислонилась спиной к сухой плите известняка и устремила взгляд в небо. Ей страстно хотелось вобрать в себя и сохранить в своем сердце эту красоту. Будь она одна, этот грот остался бы для нее лишь живописным и волшебным местом, случайно обнаруженным ею в пути.
   Но присутствие будущего герцога сообщало всему окружающему особое, скрытое значение, как если бы Оберон^[11] вдруг навел свои могучие чары на все живое, в том числе и на Миракл Хитер, куртизанку, привыкшую ублажать потомков аристократических родов, правда, не таких уважаемых, как Райдер, женщину, которая так низко пала, что теперь у нее почти не оставалось выбора, разве что катиться дальше.
   Но делать это можно весело и с дерзким небрежением к приличиям. Пусть участь шлюхи неизбежна, но это вовсе не означает, что она не сможет встретить ее с открытым забралом.
   Сливавшиеся перед ней воедино дороги подводили к выщербленным ступеням. Поднявшись по ним, Миракл очутилась на небольшом уступе. Над деревенской, покрытой зеленым мхом скамьей нависали посаженные здесь осины и красные клены. В обрамлении их ветвей, словно в раме, виднелось озеро. Миракл присела. Как раз в этот момент обнаженный Райдер, мелькнув белым пятном, нырнул в воду.
   Он плыл, энергично рассекая водную гладь, мокрые волосы прилипли к голове, плечи и ягодицы блестели, как мрамор. Не подозревая, что кто-то его может видеть, он сделал кувырок и скрылся под водой, затем снова вынырнул и лег на спину, широко раскинув руки и выгнув грудь. Его пенис был виден над водой.
   Миракл замерла, словно пронзенная стрелой. До чего ж он красив! Она закрыла лицо руками, безуспешно пытаясь рассеять образ, который уже запечатлелся в ее памяти.
   Он выглядел удивительно наивным и непорочным. Холодная зеленая вода волновалась вокруг его прекрасного тела, под белой кожей проступали идеальной формы мускулы, словно это был не человек, а неземное создание, попавшее сюда откуда-то с далекой планеты.
   Однако ей было совсем не трудно заставить себя вспомнить его запах и ощущение этой мужественной красоты в своих руках и в своем теле. Она знала, что этот мужчина может смущаться и что в самых потаенных уголках души, возможно, все еще таит обиду на нее за то, что она его использовала.
   Миракл повернулась и, спустившись по лестнице, пошла другой дорогой, оставив Райдера нырять и плавать.
   Тропа, делая петлю, возвращалась к ручью. Миракл наклонилась и плеснула водой в лицо, сердце ее взволнованно билось.
   Райдера же нисколько не заботило, обнаружат ли его обитатели дома: садовник, нянька или сам хозяин, возможно, аристократ, имеющий какие-нибудь дальние родственные связи с Сент-Джорджами. Все знатные семьи роднились друг с другом. Что бы ни делал Райдер, он оставался неуязвим. Никто не посмел бы тронуть его. Как жаль, что не такие благородные женщины, да еще и совершившие тяжкое преступление, не обладали подобной неприкосновенностью, даже несмотря на то что их сопровождали столь благородные особы, как его светлость.
   Сощурив глаза, Миракл посмотрела на небо и посмеялась над собой. Наверное, есть вещи, которые человек предотвратить не в силах, но в любом случае не стоит терять присутствия духа.
   Миракл, решив помыться, расшнуровала сапожки и, прежде чем снять с себя одежду, поболтала босой ногой в воде. Затем оделась и снова направилась к озеру.
   Он качался на воде с закрытыми глазами. Его одежда горкой высилась на камне, рядом стояли сапоги. Миракл тихонько присела рядом с одеждой. Она расправила рукой сюртук и рассеянно погладила ворот рубашки, а когда снова подняла глаза, Райдер уже собрался плыть к берегу.
   Он показался до пояса из воды, по его плечам струилось серебро.
   – Вы подсматривали? – Он прижал руку к мокрой голове. По покрытой волосами груди ручейками стекала вода. – А где же ваша девичья скромность?
   Миракл улыбнулась:
   – Я же говорила вам, что я не леди.
   Райдер улыбнулся ей в ответ:
   – Видимо, так и есть! Но как прикажете мне взять одежду, на которой вы сидите, и при этом сохранить свою скромность?
   – Я сижу не на ней. Я сижу рядом. В какой бы рыцарский вздор вы ни верили, не так уж вы и непорочны.
   – Однако я спокоен, как Лорелея^[12], на этой подводной скале в раздумьях о необходимости соблюдать осторожность.
   – Ни на секунду не поверю, что вы так застенчивы, но обещаю не смотреть, если угодно.
   – Я не застенчив, – ответил Райдер. – Просто думаю, не должен ли я – в моем настоящем положении – по крайней мере, соблюсти пристойность.
   Миракл со смехом протянула ему его рубашку.
   – Значит, несмотря на холодную воду, природа снова заявляет о себе? Вот, милорд, возьмите рубашку и прикройте срам.
   Райдер снова окунулся в воду и, сделав несколько взмахов руками, подплыл к берегу. Когда он выбрался из озера, на его мокрых плечах сияло солнце. Вода пригладила темные волосы на его теле, сверкала на руках и ягодицах, на гордо восставшем детородном органе.
   Райдер решительно подошел к Миракл, чтобы взять рубашку, и она посмотрела ему в глаза.
   Встретившись с ней взглядом, Райдер замер. Его потемневшие глаза изучали ее лицо. Сердце Миракл глухо забилось.
   – Мы говорили о долге и расплате, – сказала Миракл. – Но платить больше ни за что не нужно.
   С волос Райдера крупными каплями стекала вода, которая приятно холодила разгоряченную кожу Миракл. Райдер большим пальцем смахнул капли с ее щеки.
   – Даже за рубашку?
   – Да, – ответила Миракл. – Как и все остальное, эта рубашка уже ваша.
   С неослабевающей эрекцией Райдер присел рядом с Миракл и, проникнув пальцами в ее волосы, запрокинул ей голову. В глубине его глаз горел еле сдерживаемый темно-зеленый огонь.
   – По-моему, это очень дурная затея, – сказал он. – Мне нужно было оставаться в воде.
   Миракл положила руки Райдеру на плечи, и он выронил рубашку из рук.
   – Нет, – возразила она, поглаживая ладонями его крепкое, прохладное тело, чувствуя пламя, сжигавшее его изнутри. – Ничего худого в ней нет, если рассматривать это как веселый праздник на водах в волшебном месте.
   Райдер, словно от полученного удара, резко выдохнул и прикрыл глаза.
   – Я сражен. Господи, помоги мне!
   Миракл запустила пальцы в его мокрые волосы и в поцелуе припала губами к его огненным губам. Обняв ее за талию и затем слегка приподняв влажными руками, Райдер поставил ее на колени между своих раздвинутых ног. Миракл прижалась к нему грудью, блуждая руками по его плечам и крепкой спине, и их поцелуй становился рее более глубоким. Ее губы искали нежную и сладостную твердость его губ, а язык – горячий, жесткий бархат. Миракл почувствовала, как его восставший жезл уткнулся в ее юбки.
   Невероятные ощущения захлестнули ее стремительным потоком, сконцентрировавшись внизу живота. Если бы он не поддерживал ее, она, несомненно, упала бы, сокрушенная желанием. Однако она продолжала целовать его, поддаваясь возбуждению, порабощенная роскошью и поразительным магнетизмом его обнаженного тела.
   Наконец Райдер отстранился, чтобы перевести дух, все еще не выпуская ее из рук. Его широко раскрытые глаза были непроницаемы, будто он вобрал в себя свою тень.
   – Нет, – с трудом выдавил он из себя, разжимая пальцы на ее талии. – Это в высшей степени неудачная затея, особенно потому, что мы с вами не собираемся заниматься любовью.
   Миракл взяла его за руки, не чувствуя с его стороны сопротивления, и поцеловала каждую в середину ладони. Ей потребовалось все самообладание, чтобы заглушить свои желания.
   – Но когда представляется возможность, женщина легкого поведения должна получить хотя бы то, что можно. Одевайтесь, милорд, пока я не растерзала вас на куски. Это наверняка привело бы в смущение его светлость Отсутствующее Недреманное Око Остроконечных Оград, если бы он застал нас врасплох. Ибо, если вы еще раз поцелуете меня, это неминуемо произойдет.
   Опустившись на корточки, Райдер рассмеялся. Его эрекция все еще не ослабла, и Миракл, поднявшись на ноги, отступила.
   Она зашагала прочь по лабиринту тропинок. У нее внутри полыхал огонь, голова шла кругом. Отдалившись настолько, что Райдер не мог ее видеть, Миракл остановилась и сквозь блестевшие на глазах слезы устремила взор в небо.
   Он не просто красив! Он зачаровывает!
   Сколько бы ни довелось ей еще прожить на этом свете, до конца своих дней она будет бережно хранить в памяти образ этого мужчины таким, каким она его сейчас видела, – мокрым, блестящим от воды, словно морское языческое божество, на коленях у берега темного озера. Он сгорает от страсти к ней, но размыкает объятия и выпускает ее из рук.
 
   Они снова ехали вдоль склона горы. Отдаленные раскаты грома становились все ближе и ближе. В воздухе еще витало гнетущее напряжение, хотя холодные порывы ветра налетали с запада. У поворота дороги над верхушками деревьев перед расстилавшейся впереди долиной проглядывал высокий шпиль.
   – Видите ту церковь? – спросил Райдер. – Из-за нашей задержки у грота гроза теперь может разразиться прямо у нас над головами. Поэтому поищем убежище там. Дадим лошадям отдых и сами подкрепимся. Вы устали?
   – Не очень, – отозвалась Миракл. – Но меня бьет дрожь.
   Райдер пытливо посмотрел на нее.
   – Отчего?
   – Оттого, что во время грозы мы с вами будем в святом месте.
   – Вы полагаете, языческие гроты более соответствуют нашим обстоятельствам?
   – По крайней мере, моим. Я ведь в отличие от вас, милорд, великая грешница.
   – Я тоже не святой, – произнес Райдер.
   – Тогда, возможно, в этой церкви вы все-таки признаетесь, о чем думали или, быть может, вспоминали, когда спускали меня вниз с чердака.
   По лицу Райдера пробежала тень. С минуту он хмурился.
   – Скажу, если вам угодно. В этом нет ничего такого, что могло бы вас огорчить.
   – Однако вас это огорчило, не правда ли?
   – Прежде огорчало. А теперь нет. У меня нет причин скрывать что-либо от вас.
   – Таким образом, можно будет проверить, насколько вы мне доверяете: ведь я могу выслушать ваши откровения, но отказаться открыть свою тайну.
   – Вы этого не сделаете.
   – Думаете, я слишком честна, чтобы обмануть вас? Или не настолько глупа, чтобы рисковать?
   Красотка вдруг пошла боком, затем встала на дыбы перед очередным порывом ветра. Райдер без видимого усилия справился с ней.
   – Ну, что-то в этом роде.
   Сверкнула молния. Раскат грома раздался где-то совсем близко. Птицы внезапно умолкли. Отовсюду, словно полчища демонов, небо обступала тьма. Несколько холодных капель упали Миракл на лицо.
   – Надо ехать, – сказал Райдер, глядя в небо. – У нас не остается времени. Следует поторопиться!
   Джим понесся галопом вслед за кобылой. Лошади несли своих седоков под неистовым ливнем.
   Вымокшие до нитки, они достигли церкви. Райдер спешился и повел цокающую копытами Красотку к паперти. Опустив голову под проливным дождем, ведущая Джима Миракл сначала последовала за ним, но потом остановилась. Ее спутник толкнул тяжелую дверь в церковь и завел кобылу внутрь.
   – Вести лошадей в церковь нельзя!
   – Почему? – Громко стуча подковами о плиты каменного пола церкви, Красотка за спиной своего хозяина перебирала копытами. – Где лучше укрыть их от непогоды, как не в доме Божьем? Не Всевышний ли создал бессловесных тварей? Не Он ли по-отечески заботится о них?
   В ослепительной вспышке молнии, ударившей где-то совсем рядом, в темноте сверкнули колонны, подпиравшие свод.
   – Это можно выяснить, – ответила Миракл. – Если от удара молнии рухнут своды, будет ли это знаком Божьего гнева, как вы думаете?
   Райдер улыбнулся:
   – Нет, это будет означать только то, что на шпиле нет должного громоотвода. Входите же, вы насквозь промокли, и мы не можем допустить, чтобы наших лошадей поразила молния.
   Райдер взял Джима за поводья и привязал обеих лошадей к ручкам большого сундука возле двери. Миракл сняла промокший плащ и огляделась. Вокруг не было скамей или отгороженных мест для важных персон, оставалась лишь одна лавка возле колонны, и Миракл расстелила мокрую одежду на разрушенной временем каменной купели.
   В дальнем конце нефа располагалась деревянная кафедра проповедника, украшенная тонкой резьбой, которая могла похвастаться еще более богатым прошлым, чем алтарь, который пустовал – на нем не было ничего, кроме одинокого большого креста.
   Красотка с Джимом, пока Райдер расседлывал их, стояли смирно, понурив головы. Новые раскаты грома в пустоте церкви отдавались гулким эхом, а звуки голосов Райдера и Миракл терялись в пространстве, превращаясь в шепот.
   – Рядом, должно быть, тоже когда-то была деревня, – заметила Миракл. – В здешнем лесу, верно, можно найти развалины, давным-давно поросшие ежевикой.
   Райдер осмотрелся.
   – Да, возможно, заброшенная после черной смерти^[13] или постепенно опустевшая, когда стало требоваться гораздо меньше народу, чтобы делать деньги на шерсти.
   – Значит, дома возвратились в землю.
   – А церковь, выстроенная из камня, стоит и поныне. – Райдер сложил седла у колонны. – Хоть в ней регулярно и не служат, но и сейчас здесь иногда хоронят, а возможно, даже венчают. Кто-то не так давно оставил на кладбище цветы. Это по-прежнему освященная земля.
   Миракл двинулась вдоль стен, разглядывая остатки росписи на арках.
   – В детстве воскресный поход в церковь дважды в день был для меня единственным окном во внешний мир.
   – Вы выходили из дома только по воскресеньям? Почему?
   – Это не имеет значения. Мы обещали рассказать друг другу о событиях не столь отдаленных, не так ли? Так готовы ли вы рассказать мне о ваших таинственных воспоминаниях?
   – Это не тайна. – Райдер достал из седельной сумки хлеб и холодное мясо и протянул Миракл.
   Миракл подошла и взяла еду.
   – Благодарю. Так почему те воспоминания так растревожили вас?
   – Мне показалось, что все это я видел когда-то, – Райдер присел на скамью, – и вспомнилось, какие чувства увиденное пробудило во мне.
   Миракл устроилась на противоположном конце деревянной скамьи и стала есть. Окружавшая их атмосфера, казалось, изменилась, словно окутанная сумраком непогоды.
   – Не рассказывайте, если вам не хочется.
   – Нет причины об этом умалчивать, просто я до сих пор чувствую неудобство, которое, вероятно, покажется вам смешным. Почти все в Уайлдшее, кроме моих сестер, вскоре узнали о случившемся. И мне кажется, я должен вам рассказать это. Пытаюсь же я выведать ваши секреты. Так почему не открыть вам один из моих?
   – Если только это не причинит вам душевных страданий.
   – Не настолько я малодушен, – ответил Райдер. – Это произошло в Уайлдшее. Тогда со мной был мой кузен, Гай Деворан. Мы вышли с ним в один из огороженных садов, где некогда располагался наружный двор замка, увлеченные беседой, когда вдруг я поднял голову.
   Услышав имя кузена Райдера, Миракл прикусила губу, однако упоминание, о нем не могло усложнить создавшуюся ситуацию еще больше.
   – И вы увидели нечто такое, что потрясло вас до глубины души, даже оскорбило?
   – Оскорбило? Да, именно оскорбило. Я, разумеется, был рассержен, потрясен и глубоко разочарован. – Райдер откинул со лба мокрые волосы. – На бордюре бабушкиного фонтана мы увидели Джека с Анной. В то время они еще не были женаты, даже помолвлены. Анна – свободомыслящая дочь священника. Она была очень простой и в высшей степени неподходящей партией для мужчины из рода Сент-Джорджей. Поначалу они даже не заметили нашего присутствия, пока Анна не подняла глаз.
   – А! Они занимались любовью?
   – Совершенно верно, но тогда я этого не понял.
   – Из-за того, что увидели в ее лице нечто другое?
   Райдер, казалось, забыл про еду.
   – То, что я увидел, было чувства вины, стыд и еще – какой-то слепой ужас вперемешку с неописуемым экстазом. Я застыл на месте, пораженный безумным отчаянием, а она уткнулась лицом в плечо Джека и заплакала.
   Миракл смотрела на кусок мяса. Она была голодна, однако кусок не лез в горло.
   – Это потому, что она была девственницей?
   – Она, конечно же, была невинна, когда они познакомились – за несколько дней до этого, – и конечно же, чувствовала себя ужасно. Мы встретились с Джеком глазами. Никогда не забуду выражения его лица. Он видел, что я поражен, но вид у него был беспечный, даже насмешливый.
   – Я вас хорошо понимаю. – Миракл отщипнула кусочек хлеба и заставила себя его проглотить. – Ведь он ваш брат, и вы его любите. Вам показалось, что он предал вашу любовь, а также свою честь и честь Анны.
   – Предал мою любовь?
   – Да, разумеется!
   – Возможно, но тогда это было не важно. Важнее было то, как отреагировала на случившееся моя мать.
   Миракл отложила в сторону остатки еды и обхватила себя руками.
   – У меня на свете никого нет, кроме брата, Дилларда. В жизни нет ничего важнее родственных связей. С чего вы взяли, что ваша любовь к брату не имела значения?
   – Потому что настоящая трагедия разразилась после того, как Гай потащил меня прочь, и мы побежали к герцогине. Она тотчас догадалась, что произошло.
   – Каким образом?
   – По выражению моего лица. Она давно с ужасом ждала того, что случилось. Мы с матерью не обменялись ни словом. Я просто ушел, оставив ее одну среди ее роз.
   – Потому что поняли, что именно этого хочет герцогиня?
   – Ей нужно было остаться одной. Она обожала Джека.
   – Вас это не задевало?
   – Что? То, что она любила брата больше? Нет. Сумасшедшая любовь матери к Джеку казалась мне тяжким бременем, от которого я был, к счастью, избавлен.
   – Вы всегда были так одиноки?
   Вопрос, казалось, озадачил Райдера.
   – Не обо мне же речь!
   Миракл опустила глаза. Одинокий старший сын в большой семье? Еще более одинокий, чем была она?
   – Конечно, нет. Хотя и у вас есть свое бремя.
   – Мое бремя – неотъемлемая часть моего положения.
   – Однако для лорда Джонатана бремя материнской любви оказалось непосильным?
   Райдер ощутил облегчение оттого, что разговор снова вернулся к брату.
   – Да, думаю, это так. Джек сбежал от нее, бросившись в странствия и в объятия многочисленных женщин. Он изыскивал куртизанок на Востоке, в самых отдаленных его уголках. Там он познал все, на что только способна плотская любовь. Наивная Анна была совершенно лишена всего этого эзотерического знания и – как я тогда ошибочно полагал – просто пала жертвой его бессердечного соблазнения. Казалось, Джека нисколько не мучили угрызения совести. И это мой брат!
   Вспышка молнии осветила окружающее пространство, на стены нефа упали фантастические тени. На каменном полу ослепительно блеснула медь: рыцари в доспехах, дамы в платьях, напоминающих саваны. Райдер вскочил, отошел в сторону и, остановившись, поднял глаза на мемориальную дощечку на стене в память о каком-то баронете шестнадцатого века.
   Миракл сидела, уставившись на свои мокрые сапожки.
   Ее сердце бешено стучало.
   – Итак, он разбил ваше сердце?
   – Мне хотелось его убить.
   Воцарилась тишина. Холод, казалось, пронизывал Миракл до мозга костей. Для мужчин, подобных лорду Райдерборну, существовали только два типа женщин: чистые, вроде Анны – неприкосновенные непорочные девы, честь которых любой джентльмен обязан защищать до последнего вздоха, – и падшие, чье предназначение удовлетворять низменные потребности тех же джентльменов. К их числу относилась и она.
   – Я не священник, а вы не на исповеди, – проговорила Миракл. – Зачем вы все это рассказываете?
   Райдер обернулся:
   – Затем, что вы пожелали непременно знать это.
   – Нет! – Миракл вскочила. – Хотите убедить меня, что вам знакомо желание убить? Именно желание, но не сам акт, конечно!
   – Да, но в тот момент… – Райдер сделал глубокий вдох. – Я твердо решил по меньшей мере наказать его. Он когда-то привез мне с Востока изумительную нефритовую лошадку. Маленькую фигурку, искусно вырезанную. Я разбил ее. А потом пошел искать его.
   Стуча каблуками, Миракл подошла к купели. Вода струями стекала по церковным окнам, точно небо вдруг обернулось разлившимся озером.
   – Потому что вы были в ярости, чувствовали себя оскорбленным. И что подсказывала вам ваша честь? Вызвать собственного брата на дуэль?
   – Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Я нашел Джека. Он был один. Стоя ко мне спиной, он смотрел па мамины розы. Я попытался ударить его, желая сломать ему челюсть. Это был самый недостойный поступок из всех, что я когда-либо совершал в жизни – я хотел ударить собственного брата. Однако на Востоке Джек набрался опыта не только в чувственных наслаждениях. Не успел мой кулак коснуться его лица, как он развернулся, словно дьявол, и нанес упреждающий удар, сбив меня с ног.
   Взгляд Миракл был прикован к тяжелой церковной двери, от каждого гвоздя вниз тянулся кровавый след ржавчины. Ей хотелось только одного – убежать куда-нибудь. Почему эта история привела ее в такое смятение? Не думал ли он, что жизнь проститутки сделала ее бесчувственной и ничто не может ее потрясти? Что ж, возможно, он прав. Подавив в себе панику, Миракл повернулась к нему и села на свое место.
   – Но теперь вы его простили?
   – Я простил его очень скоро. – Райдер криво улыбнулся. – Куда труднее оказалось простить себя.
   – Почему?
   – Потому что я судил о нем так превратно. И эта моя ошибка свидетельствовала о том, как мало я его любил и как мало доверял ему. – Райдер прислонился плечом к колонне и устремил взгляд вверх, в темноту. – Джек просто боготворит Анну, он привязан к ней, как река к своему руслу. Чувства Анны так же глубоки и неизменны. Она всегда любила его, и то, что мы с кузеном видели у фонтана, была любовь. Хоть Джек в то время еще не был в этом уверен. Тогда брат без колебаний бросил нам всем вызов, заявив, что женится на ней. В результате самым настоящим грешником оказался я – допустил грех сомнения.
   Миракл вздрогнула. Сердце билось неровно.
   – Это слишком личное, чтобы рассказывать постороннему человеку.
   Райдер пристально посмотрел на нее.
   – Мне показалось, в «Веселом монархе» мы с вами были очень близки.
   Миракл отвела глаза, устремив взгляд на окна, и про себя прокляла непогоду, удерживавшую их здесь, словно в западне.
   – Несмотря на вашу славу и положение, вы, милорд, совершенно не искушены в житейских делах. Неудивительно, что брат воспринял ваше негодование с явным пренебрежением! Он знал, что вам его никогда не понять. Вы и сейчас его не понимаете, не правда ли?
   Щеки Райдера гневно вспыхнули.
   – Что вы имеете в виду?
   – Вы сказали, что он познал все тонкости плотских наслаждений, когда путешествовал по Востоку. Ваш брат наверняка знает, что связь с профессионалкой не имеет ничего общего с близостью. А вы же не видите в этом разницы. И потому считаете его распутником.
   – Он не сделал ничего, чтобы разубедить меня в этом.
   – А почему он должен был вас разубеждать? Молодого человека, решившегося на подобный поступок, нельзя в отличие от женщины обвинять в безнравственности, его можно назвать героем. Вы же смотрели на него глазами Галахада и, увидев двух любовников, щурились за шорами всей этой вашей респектабельной английской правильности. И то, что случилось в «Веселом монархе», вы способны воспринимать лишь как волшебную сказку.
   Райдер упрямо сжал губы.
   – Я знаю только то, что чувствовал тогда.
   Миракл приблизилась к нему.
   – То было просто отменное удовлетворение потребностей плоти с куртизанкой, не более того. И вот вы стоите здесь в сияющих доспехах, разглагольствуете о своих идеалах благородного рыцаря и пытаетесь требовать от меня душевной близости?
   – Едва ли человек вправе требовать у другого душевной близости, но, если вы отрицаете само ее существование, тогда как же, черт возьми, ее достичь?
   В сердце Миракл постучалась боль.
   – Не знаю! Душевная близость не по моей части. Мне известно лишь, как очаровать мужчину, заставить его расстаться со своими денежками, купить мне драгоценности, обеспечить мне крышу над головой и еду на моем столе. Я делаю это, удовлетворяя его желания, воплощая в реальность его фантазии, рассеивая его дурное настроение, давая ему ощутить себя могучим в постели.