Страница:
Вот только неосторожностью я никогда не страдал. Словотский вытащил из кармана палочку вяленого мяса, молча откусил и предложил палочку Джейсону – тот затряс головой, отказываясь. Слишком сильно затряс.
В засаде нельзя двигаться резко, сынок. Впрочем, сейчас особого вреда от этого не будет. Люди не имеют обыкновения смотреть вверх.
Уолтер насчитал шестьдесят три врага – и еще, может, десять-одиннадцать отдыхали в фургонах. Несколько оборванцев, помогающих подгонять связки рабов, явно были чем-то вроде добровольных помощников; но, хоть Уолтер и не питал уважения к подобным типам, считать их опасными он бы не стал: в случае драки они побегут.
С другой стороны, работорговцы были и проблемой, и опасностью.
Ехавшие впереди всадники рассеянно следили за дорогой и почти не оглядывались, рассчитывая, очевидно, что за пленниками присмотрят замыкающие; пятерка же разведчиков выдвинулась на милю вперед, с похвальным постоянством присылая связного сообщить, что все в порядке – ясно, заметь они что, связной примчится тотчас.
Классический способ Карла перехватывать караваны здесь не сработает. Карл обожал пугать работорговцев: шумная атака отшвыривала их на засаду с двустволками, которая рвала ублюдков на тряпочки почти без урона налетчикам.
Но эти ребята вели себя на марше настолько профессионально, что было ясно: Работорговая гильдия за последние годы немало поднаторела в тактике, и в засаду караван не полезет. Худо дело: Даэррин – выученик Карла и другого способа не признаёт. И все же – новости не так уж и плохи.
Самое главное – не заметно, чтобы у врага были ружья и этот их порох. И, хотя работорговцы прямо-таки щетинятся арбалетами и короткими катардскими роговыми луками, длинных луков у них нет. Что просто отлично. В ближнем бою, пока он еще не превратился в стычку «стенка на стенку», длинный лук – самое страшное оружие из возможных, если, разумеется, стреляет из него мастер. А вот найти такого мастера всегда было проблемой.
Гм… То, что вражий отряд почти вдвое меньше, чем выходило со слов Коралева посланца, Уолтера не удивило: чего-то подобного он и ожидал. В рассказах о битвах размер войска зависит от номера пересказа, и повесть о разграблении нескольких терранжийских поселков не была исключением.
И это еще не много – увеличить все вдвое: когда в последний раз Уолтер слышал историю о том, как легендарный Карл Куллинан убил Ольмина и его банду, Ольмин был предводителем воинства из тысячи работорговцев, а Карл побеждал их, разя мечом Арта Мирддина.
Уолтер Словотский едва удержался от смеха. Он был там, и все было не так – совсем не так. К последнему бою работорговцев осталось от силы полдюжины, и четверых из них Уолтер свалил из арбалета, а с двумя разобрался Карл – действуя прекрасной шашкой; но шашка, хоть и отлично сделанная, была просто шашкой, а не зачарованным мечом, о существовании которого они тогда и понятия не имели.
И Ольмин вовсе не был сражен одним ударом, развалившим его от шеи до паха; он, кстати сказать, владел мечом куда лучше Карла, и если Карл в конце концов прикончил ублюдка, то не одним ударом, а несколькими – он нанес их Ольмину штук шесть, и все по голове, пока тот пытался выдернуть стрелу, которую всадил в него Уолтер.
Причем всадил очень умно – в яйца. Каким бы хорошим мечником ни был Карл – Ольмин был лучше, и наверняка нарезал бы из Карла лапшу, не попади Уолтер болтом ему в пах.
Если я так уж умен, подумал он, отчего же не намекнул Лу, что нам, возможно – черт, да наверняка, – не понадобится столько народу, сколько он пожелал послать?
Ответ был прост: Лу с удовольствием обошелся бы «малой кровью» и сделал отряд таким маленьким, как только возможно, а Уолтер считал, что понятия «слишком большой» просто не существует, и не собирался давать Лу ни малейшей лазейки для сокращения размеров летучего отряда. Начальник порта не любит видеть пустых причалов, командующий гарнизоном – пустующий плац.
И все же – даже сотня воинов против шестидесяти вовсе не обязательно облегчит дело. И уж наверняка не сделает его менее кровавым.
Карты Уолтера остались в седельных сумках, а до коня было добрых несколько миль; он не помнил точно этой дороги, но знал, что где-то она вливается в тракт на Венест – что сулило неприятности. Если не перехватить работорговцев до этого – придется сражаться с ними на равнине, окружающей этот городок. Куда лучше напасть на врага в лесу: может сработать фактор неожиданности. Да и вообще что угодно будет лучше стычки лоб в лоб на проселочной дороге.
Под деревом проехал последний всадник. Джейсон подождал, пока он скроется из виду, и повернулся к Уолтеру.
– Дя…
Ладонь Словотского зажала ему рот.
– Заткнись, болван, – чуть слышно прошипел Уолтер в самое его ухо. – Я скажу, когда начинать шуметь. Если понял, кивни.
Джейсон кивнул, и Словотский, даже не пытаясь скрыть раздражение, убрал руку.
Джейсон шевельнул губами, будто собираясь сказать что-то, но промолчал. Вот и славно.
Уолтер снова приблизил губы к уху юноши.
– Молчать, пока я не велю, – прошипел он так тихо, как только мог. – Просто сиди и не шевелись.
Убедившись, что Джейсон замер, Словотский прислонился к шершавому стволу, прикрыл глаза и предался размышлениям. Все было чуть-чуть слишком гладко. Было довольно просто напасть на их с Джейсоном след и проследить его вбок – до места, где они бросили лошадей. Уолтер Словотский, сам любивший простые решения, был тем не менее подозрителен – принципиально. Работорговцы выставили впередсмотрящих; разве не может у них быть отряда, прикрывающего спину? Может, и даже вполне.
Прошло пять безмолвных минут. Десять. Уолтер разлепил веки и поманил юношу.
«Слышишь?» – Он поднес руки к ушам, делая вид, что внимательно прислушивается.
Джейсон наморщил лоб, словно спрашивая: «Слышу – что?»
Уолтер снова приблизил губы к уху юноши.
– Мы молчали, – прошептал он, – и не шевелились. Звуки леса должны были вернуться.
– Но не вернулись, – одними губами ответил Джейсон.
– Именно, Ватсон. – Словотский показал на тропу по направлению, откуда пришел караван. – Так что держи рот закрытым, а глаза – открытыми: следи за тропой.
Спасибо вам, белки и птицы. Твари лесные помогали им. Разведчики не шумели – значит, более чувствительное зверье учуяло кого-то другого. Возможно, кто-то еще воспользовался этой малохоженой тропой…
Еще через десяток минут послышались удары копыт – и под деревом проехало семнадцать воинов.
Значит, выходит – сто к восьмидесяти семи. Не самые худшие ставки.
Когда всадники скрылись за поворотом, Уолтер повернулся к Джейсону. Урок не прошел для юноши даром: он почти не дышал, пока тяжеловооруженный отряд проезжал под ними, и не сделал даже попытки шевельнуться, когда враг скрылся.
– Видел? – одними губами сказал Словотский. – Я знаю, о чем говорю. – Он подышал на ногти и принялся полировать их о грудь.
И все же стоит попробовать напасть неожиданно, сказал он себе, выйдет – получим изрядный куш.
Он выждал еще пару минут, поднялся и потянулся: лесные звуки вернулись.
– Пошли к лошадям, сынок, – проговорил он. – Пора ехать – и быстро.
Джейсон помялся.
– Дядя Уолтер…
– Да?
– Как ты узнал?
– Н-ну… – Уолтер Словотский мог бы объяснить про лесные звуки, но отчего-то ему не хотелось посвящать Джейсона в секреты мастерства. Во всяком случае, не сейчас – сейчас куда важней произвести на мальчишку впечатление; да и почтение в голосе Джейсона слышать куда приятней, чем прежнюю надменность. – Элементарно, дорогой Куллинан. Мне напели птички. – Самое интересное, что это почти правда.
– Что?
– Давай двигаться; и если чуток повезет, мы доберемся до своих завтра поутру.
Часовой окликнул их около полудня, и Даэррин по совету Ахиры устроил на ближайшей поляне полноценную дневку. Коней расседлали и выводили, потом отвели к недальнему ручейку, напоили и пустили пастись: пусть отдохнут от овса и сена, заодно и припасы сэкономятся.
Кони закусывали; закусывали и люди – твердой колбасой и сыром, более вонючим, чем Уолтеру доводилось есть, и более невкусным, чем ему приходилось нюхать. Запивалось все это парой глотков вина и огромным количеством родниковой воды. Боже, как же он ненавидит походные трапезы. Большинство опытных воинов соединяли дневную еду с полуденным привалом; стоило провести в пути несколько дней, и прежние привычки вернулись. Ты спишь и ешь, когда можешь – и сколько можешь, – потому что потом случай может и не представиться.
Джилла, одна из двух женщин в отряде, лежала навзничь под сплетенными ветками какого-то куста и храпела, как гном. Другой женщиной была Эйя; хоть и не став пока опытным воином, она уже научилась спать, когда можно. Она дремала, по-детски свернувшись под одеялом, и Уолтер нагнулся поправить его. А может, приподнять и нырнуть под него, чтобы вырвать из забытья дремы и – пусть на краткий миг – погрузить в иное забытье.
Остынь, велел он себе с усмешкой. Тебе полагается думать совершенно другим органом.
А пока что командование отряда и кое-кто из приезжих держали совет. Как обычно: командиры занимаются планированием, где и когда позволяет ситуация; новички – где и когда позволяет ситуация – обедают и отдыхают.
В совете участвовали: от старших – Ахира, Даэррин, Брен Адахан и Валеран; от молодежи – Джейсон и еще один пятнадцатилетка по имени Самалин. Уолтера удивило, что Даэррин прислушивается к мальчишкам; дай волю Уолтеру – он велел бы им заткнуться и слушать. Даэррин покачал крупной головой.
– Не по душе мне нападать на них днем. – Он потер узловатым пальцем уголок глаза. – Лучше попробовать в сумерки.
Ахира мотнул головой и сплюнул.
– Нас здесь только тринадцать из Истинного народа, – сказал он на гномьем. – Ты что ж, думаешь, мы одни одолеем работорговцев?
Джейсон Куллинан нахмурился.
– Английский или эрендра, – пророкотал он на том же языке. – Твой акцент слишком силен.
– Уймись, Джейсон. – Валеран старательно изображал воспитателя.
Брен Адахан прикрыл улыбку ладонью. Человек заявляет гному, что тот плохо говорит на гномьем?… С деланным терпением он покачал головой.
Даэррин кивнул:
– Джейсон прав.
Уолтер чуть не взорвался. Начать с того, что Ахира в отряде со дня основания; если он счел, что что-то должно быть сказано по-гномьи, так тому и быть. Никакой неоперившийся юнец не имеет права поправлять его.
С другой стороны, для Даэррина Джейсон – не просто юнец, не просто ученик воина и инженера; он – сын Карла Куллинана, а для Даэррина это значит много, возможно – даже слишком.
Испорченный щенок.
Даэррин снова нахмурился.
– Мне не по душе, что мы не можем напасть на них так, как всегда. Можно бы дождаться их на поляне, но тогда возникает проблема с передовыми всадниками.
– Забудь. – Ахира покачал головой. – Все могло бы оказаться и куда хуже. Они ведь могли выслать разведку и на день вперед.
Словотский кивнул:
– У меня предложение – по-моему, блестящее. Вы позволите?…
Подняв ветку, он провел по земле ломаную линию.
– Вот главный тракт. Они сейчас вот здесь. Наша тропа разветвляется, и если мы свернем вот сюда… и поскачем достаточно быстро, мы перехватим их во-от тут, в дне езды от Венеста. Эта боковая тропка ведет к маленькому хутору; мы сможем укрыть на ней наши главные силы.
Он подобрал три камня и вдавил их в землю.
– Вот их передовой отряд. Они проезжают мимо тропы и вот… тут нарываются на наших лучников – их должно быть человека три-четыре, не больше. Примерно четверть передового отряда – нашего. Нескольких они подстрелят, а остальных – остановят.
В то же время большая часть этого отряда – бойцов десять – ударяет на них с флангов и заставляет спешиться.
Даэррин улыбнулся.
– И тогда наши главные силы бьют по ним с тыла.
Валеран тоже улыбнулся.
– Но у них остаются резервы.
Ахира обернулся к седому воину.
– И что в этом смешного?
– Просто я знаю Уолтера Словотского. – Он повернулся к разведчику. – Ты ведь наверняка оставил про запас какую-нибудь хитрость.
– А то. Когда основной караван проедет по дороге и наши главные силы кинутся за ним, я и еще пара-тройка ребят растянем веревку поперек тропы, примерно на высоте головы. Потом спрячемся у обочины и подождем развлечения.
Брен Адахан согласно – хоть и неохотно – кивнул.
– Когда зазвучат выстрелы, работорговцы помчатся галопом; кое-кто наверняка свернет себе при падении шею. – Ему явно не нравилось, как Словотский смотрел на Эйю, но это не помешало ему оценить план по достоинству.
– Умница, – кивнул Словотский. – Нескольких мы снимем – возможно, и гранатами, – а остальных задержим. Когда разделаешься с их основными силами, Даэррин, разделишь свой отряд на три: один – охранять рабов и добивать, кто еще останется живым из врагов, второй – догнать и перебить тех, кто сумеет удрать, а третий – самый главный – вытащить из огня мою драгоценную задницу. Вместе с тушкой. Если, разумеется, ее надо будет вытаскивать.
Даэррин обвел взглядом совет.
– Звучит неплохо. Кроме разве что гранат – вы покалечите лошадей, а за них в Венесте можно взять неплохие деньги. – Он замер на миг, взгляд опустел, лицо утратило выражение. – Больше поправок у меня нет. Как у других?
Внесенные другими поправки касались в основном количества бойцов в каждой команде; Даэррин одобрил лишь малую их часть. И наконец поднявшись, хлопнул в ладоши.
– Подъем! Едем.
Найти в темноте полянку не удалось, так что Даэррин отдал приказ стать лагерем прямо на тропе, потом разбил на пары часовых – по одному воину-гному и гонцу-человеку – и выставил дозоры на милю вокруг главного лагеря. Гномы разглядят приближающегося врага; люди быстро доставят весть о нем.
В прохладе ночи над головой высились одетые листвой гиганты; легкий ветерок трепал их кроны, и в ответ они бормотали то ли невнятные угрозы, то ли неясные мольбы.
Держа доспехи и оружие в одной руке, фонарь – в другой, Уолтер Словотский прошел пару сотен ярдов по тропе и нырнул в заросли. Спать в окружении сотни вояк не по нему; к тому же он предпочитал слышать ночные лесные шорохи. Так любой непонятный звук – или неожиданная тишина – скорей разбудят его.
Он повесил фонарь на обломок нижней ветки почти уже высохшего дуба и, расчистив место на покрытой мхом земле, бросил на нее сперва кусок просмоленной парусины, а потом – два из трех своих одеял.
С легкой усмешкой он вспомнил, с каким недоверием отнесся когда-то к наставлению командира своего скаутского отряда – насчет того, что «отгораживаться» от земли куда важней, чем от воздуха. Земля крадет тепло гораздо быстрей, чем это способен сделать воздух.
Уолтер Словотский не поверил, однако его старший брат Стивен мрачно кивнул и подтвердил: все так и есть. Но Уолтер все равно решил, что ему врут.
Утром он проснулся промерзшим насквозь и к тому же едва мог пошевелиться – так у него все болело.
Вздохнув, Уолтер стянул одежду, повесил ее на ветку и нырнул под третье одеяло. Иногда ему казалось, что все это происходило с кем-то другим. Хотел бы я знать, как там Стив? – подумал он, сообразив вдруг, что много лет вообще не вспоминал о брате. Они были почти полностью противоположны; Стивен – замкнутый интроверт, Уолтер – открытый и…
Шорох кустарника заставил его потянуться за пистолетом.
– Уолтер? – раздался из темноты голос Эйи. – Ты где?…
В глубине душе он размышлял только, когда это произойдет, а не произойдет ли вообще.
– Здесь, – шепотом откликнулся он и вскинул руку, когда свет ее фонаря нащупал его.
Она была в тяжелой полотняной рубахе, доходящей до самых икр.
– Надеюсь, ты не против, – сказала она, усаживаясь на его одеяло. – Хочу поболтать.
– Не хочешь.
– Ну… – она смотрела спокойно, – вообще-то – хотела. Раньше. Мне уйти?
– Я не верю в совпадения. – Уолтер быстро задул фонарь. В то, что его поймали, он тоже не верил. – И это приводит меня к мысли, что у твоей приемной мамочки слишком длинный язык.
«Надеюсь, ты не против, но мне хочется поболтать», – именно эти слова сказала Энди той давней ночью в его каюте, ночью, когда Карл едва не убил его.
– Возможно. – Шорох одежды, и ее теплое тело скользнуло ему в объятия. – Андреа как-то сказала мне, что Та Сторона породила семь чудес и что я должна держаться подальше от одного из них.
– От твоего отца?
– От Карла. – Эйя спрятала лицо у него на груди, длинные темные волосы рассыпались по его груди и шее. – Я не помню, какими были другие чудеса, кроме тебя.
На чарующий миг ее теплые губы прижались к его и оторвались, оставив Уолтера почти бездыханным. «Утром я возненавижу себя за это, но…»
– Не пойми меня превратно, но как же Брен?
– Это совершенно не твое дело. – Голос ее был нежен, однако решителен.
Вот уж воистину Эндина дочь, сказал он себе. И – еще один удар по разговорам о наследственности.
– Я собираюсь выйти за Брена. Я даже собираюсь спать с ним – когда-нибудь, – ровно проговорила она. – Когда укрощу его. И не волнуйся, я сумею его удержать. Если он узнает. Но он не узнает.
Кажется, это я уже слышал.
Эйя слегка отодвинулась.
– Может, ты не хочешь меня?
С другой стороны – джентльмен не станет заставлять даму ждать.
– Не говори глупостей. – Уолтер притянул ее к себе. – Не надо.
Глава 7: ПУТЬ ВО ТЬМЕ
Карл Куллинан вышел на балкон, всмотрелся в ночь – и тишина навалилась на него.
Ночь была сырой и темной, небо затянуто, западный ветер сулил холод и дождь. Феи не играли в свои огоньки; тьму разгоняли лишь огни замка да светящиеся кое-где внизу окна Бимстрена.
Почему же ему не спится? Ночь почти прошла – а ему удалось забыться лишь на пару минут.
Неужели над ними нависла угроза? Или у него внезапно прорезалось умение предощущать опасность?
Нет.
Не будь глупцом, Карл.
Снаружи нет ничего, кроме темноты. Ничего важного, ничего интересного.
Были времена, когда молодой Карл Куллинан мог пробродить всю ночь, и мысли роились в его голове – о налетах на работорговцев, о других нужных и важных делах… а то и просто о том, как здорово быть молодым.
Быть молодым – очень приятно. Но юность прошла; годы пронеслись слишком быстро.
В том-то и дело. Годы летели слишком быстро. Просто чересчур быстро.
Карл закрыл балконную дверь и плюхнулся в кресло.
Быть может, дело в Совете баронов. Возможно, время для него еще не пришло, но он объявил о его создании, и теперь совет должен собраться. Холтам и бимцам придется сесть за один стол и привыкнуть к мысли, что сейчас они – одно государство. И Нерахан заслуживает того, чтобы снова владеть своим баронством. И все же…
– Карл? – Позади зашуршала ткань; вспыхнул огонек: Энди лучинкой перенесла его из камина в лампу.
– Да. Всего только я. – Он постарался, чтобы голос его прозвучал без напряжения. – А ты кого ждала? Спи.
Не обращая внимания на эту вялую просьбу, Андреа поднялась и подошла к нему; ее белая шелковая ночная рубашка трепетала на ветерке.
– Было время, старушка, когда мы оба спали вполглаза.
Она улыбнулась.
– На сырой земле, когда между ней и нами не было ничего, кроме пары одеял. – Ее рука скользнула по бедру, потом поднялась и коснулась его руки. – Возвращайся в постель.
Карл повел плечами.
– Сейчас. – Он закрыл балконную дверь, автоматически опустив засов. – Посиди немножко со мной, ладно?
– Что с тобой? – Энди нежно коснулась его плеча.
Карл мотнул головой.
– Сам не знаю. Ничего.
– Тогда, может, вернешься в постель? Пожалуйста! – Она отошла к кровати, откинула одеяла и скользнула под них. – Завтра у тебя долгий день.
– Спи. – Он шагнул к кровати и взял из рук Энди лампу. – То, что на меня напала бессонница, еще не значит, что ты должна бдить со мной. Я скоро приду. Мне надо кое-что сделать…
Убедившись, что она задремала, он прошел по ковру в кабинет и осторожно прикрыл за собой створки двери. Поставил лампу на стол, сел и взял пачку бумаг, намереваясь прочесть.
Вопрос был важным – краткий отчет о последнем сборе налогов в баронстве Адахан, но, как и всегда, он не смог выловить в нем ни единой «блохи». То, что сборщики податей воровали по мелочи, было правилом. Хотя официально за кражу податных денег грозила виселица, на мелкие хищения обычно смотрели сквозь пальцы – пока сборщики не становились слишком жадны. Баронским мытарям платили мало, и у них всегда было искушение собрать чуть больше, чем указывалось в податных списках.
Тут не помогала даже двойная бухгалтерия; неверными были изначальные списки, а дальше – проверяй, не проверяй, ничего не поймаешь.
Но Карлу было все равно. Это не имело значения.
Он пожалел, что нет Эллегона. Дракон всегда помогал ему навести в мыслях порядок.
Черт. Он потянулся и дважды дернул шнур звонка – несрочный сигнал часовому.
Снаружи загремели сапоги. Дверь распахнулась настежь.
– Слушаю, ваше величество! – громыхнул стражник. Голос у него был громче, чем полагалось бы при небольшом росте.
– Ш-ш-ш. Не так громко. – Карл повернулся в кресле. – Добрый вечер, Нартхам. – Догадаться, кто это, можно было и не глядя – по голосу.
– Я к вашим услугам, – проревел стражник. Голос его рвал ночь в клочья.
– Та хават, Нартхам, – сказал Карл. – Тише. – Почему этот стражник всегда говорит так, будто он – глухой артиллерийский сержант на плацу, оставалось для Карла загадкой. – Моя жена спит в соседней комнате, ясно?
– Простите, государь. – Страж слегка умерил свой трубный глас.
– Тюремная повозка – она уехала сегодня днем?
– Нет, ваше величество. Возчик прибыл слишком поздно, как я слышал, и бар… судья велел ему остаться на ночь. Он выедет со светом.
– Благодарю, – кивнул Карл, отпуская стражника…
… но Нартхам не понял знака.
– Что-нибудь еще?
– Нет. Доброй ночи, Нартхам.
Едва дверь за стражником закрылась, распахнулись створки двери в спальню.
– Поговорим? – Энди стояла в проеме, скрестив на груди руки.
– Я думал, ты пошла спать.
– Нет. Ты велел мне идти спать. Есть разница. Может, я смогла бы снова заснуть, но глас Нартхама поднимет и мертвого. Так в чем дело? Что все-таки тебя гложет?
– Возможно, суд. И не то чтобы там были сложности. Дело в этом… Верниме, В этом дурацком болване. Если б он держал пасть на замке, если б у него хватило ума понять, что Томен только пугает его…
Энди покачала головой:
– И из-за этого ты сам не свой? Из-за браконьера? Возможно, я стала чересчур местной, но из-за чего сыр-бор? Ты объявил амнистию, всходя на престол. Все, что надо было сделать этому парню и его семье, – перестать бить оленей и начать ловить кроликов.
– Но он не перестал.
И это было неправильно.
Но это ли грызло его? Он не мог сказать – даже положа руку на сердце.
Бессмыслица. В прежние – его – времена Карлу приходилось мириться с делами куда более неправедными, чем повешение того, кто заслуживает самое большее порки.
Он покачал головой:
– В этом деле есть что-то еще, что тревожит меня. Не могу понять – что.
Сам себе болван. В юности Карл Куллинан обожал подтрунивать над калифорнийцами – ребята вечно старались «разобраться в собственных чувствах». Разбираться в чувствах?… Не знать, что чувствуешь?… Что может быть глупей?
Только не когда это происходит с тобой.
– Знаешь, будь я помоложе – я бы не смирился. Возможно, все дело в этом. А возможно – и нет.
– Не смирился бы – с чем? – Энди присела на подлокотник его кресла.
Он потрепал ее по колену.
– Не смирился бы с тем, что ты вылезла из постели, вот с чем. Старею, – проговорил он, порадовавшись про себя, что Тэннети тут нет.
Она покачала головой и сбросила его руку – но без раздражения.
– Нет. Не морочь мне голову. Ты не смирился бы с тем, что человека повесят только за то, что он добывал мясо себе на обед. Это-то тебя и грызет.
Он пожал плечами:
– Пришлось. Выбора не было.
Она кивнула:
– И что? Собираешься мучиться этим до скончания века?
Он покачал головой:
– Не до скончания века. – В свое время он поступал и хуже. Он подвел друзей под вражий огонь – и ни на миг не пожалел об этом, хотя из всего отряда уцелели лишь он и Тэннети.
Нет. Карл сжал кулаки. Не было мига, чтоб он не сожалел об этом. Авенир, Пэйлл, Эрек… Ему не хватало рыжей Авенировой гривы, его гудящего голоса, хмурой, но удивительно успокаивающей усмешки Пейлла, сосредоточенной внимательности Эрека – он всегда жалел, что пришлось послать их в пасть пушке.
Карл всегда сожалел о необходимости поступать так – но не о том, что этой необходимости подчинился.
Есть вещи, которые должны совершаться; но об иных поступках потом сожалеешь – всегда. Это – долг перед мертвыми.
– Тогда что же? – Энди улыбнулась, глядя на него сверху вниз. – Знаешь, когда тебе было столько, сколько сейчас Томену, ты не стал бы маяться ничем подобным. Ты бы либо освободил болвана, либо повесил, не мучаясь угрызениями совести.
В засаде нельзя двигаться резко, сынок. Впрочем, сейчас особого вреда от этого не будет. Люди не имеют обыкновения смотреть вверх.
Уолтер насчитал шестьдесят три врага – и еще, может, десять-одиннадцать отдыхали в фургонах. Несколько оборванцев, помогающих подгонять связки рабов, явно были чем-то вроде добровольных помощников; но, хоть Уолтер и не питал уважения к подобным типам, считать их опасными он бы не стал: в случае драки они побегут.
С другой стороны, работорговцы были и проблемой, и опасностью.
Ехавшие впереди всадники рассеянно следили за дорогой и почти не оглядывались, рассчитывая, очевидно, что за пленниками присмотрят замыкающие; пятерка же разведчиков выдвинулась на милю вперед, с похвальным постоянством присылая связного сообщить, что все в порядке – ясно, заметь они что, связной примчится тотчас.
Классический способ Карла перехватывать караваны здесь не сработает. Карл обожал пугать работорговцев: шумная атака отшвыривала их на засаду с двустволками, которая рвала ублюдков на тряпочки почти без урона налетчикам.
Но эти ребята вели себя на марше настолько профессионально, что было ясно: Работорговая гильдия за последние годы немало поднаторела в тактике, и в засаду караван не полезет. Худо дело: Даэррин – выученик Карла и другого способа не признаёт. И все же – новости не так уж и плохи.
Самое главное – не заметно, чтобы у врага были ружья и этот их порох. И, хотя работорговцы прямо-таки щетинятся арбалетами и короткими катардскими роговыми луками, длинных луков у них нет. Что просто отлично. В ближнем бою, пока он еще не превратился в стычку «стенка на стенку», длинный лук – самое страшное оружие из возможных, если, разумеется, стреляет из него мастер. А вот найти такого мастера всегда было проблемой.
Гм… То, что вражий отряд почти вдвое меньше, чем выходило со слов Коралева посланца, Уолтера не удивило: чего-то подобного он и ожидал. В рассказах о битвах размер войска зависит от номера пересказа, и повесть о разграблении нескольких терранжийских поселков не была исключением.
И это еще не много – увеличить все вдвое: когда в последний раз Уолтер слышал историю о том, как легендарный Карл Куллинан убил Ольмина и его банду, Ольмин был предводителем воинства из тысячи работорговцев, а Карл побеждал их, разя мечом Арта Мирддина.
Уолтер Словотский едва удержался от смеха. Он был там, и все было не так – совсем не так. К последнему бою работорговцев осталось от силы полдюжины, и четверых из них Уолтер свалил из арбалета, а с двумя разобрался Карл – действуя прекрасной шашкой; но шашка, хоть и отлично сделанная, была просто шашкой, а не зачарованным мечом, о существовании которого они тогда и понятия не имели.
И Ольмин вовсе не был сражен одним ударом, развалившим его от шеи до паха; он, кстати сказать, владел мечом куда лучше Карла, и если Карл в конце концов прикончил ублюдка, то не одним ударом, а несколькими – он нанес их Ольмину штук шесть, и все по голове, пока тот пытался выдернуть стрелу, которую всадил в него Уолтер.
Причем всадил очень умно – в яйца. Каким бы хорошим мечником ни был Карл – Ольмин был лучше, и наверняка нарезал бы из Карла лапшу, не попади Уолтер болтом ему в пах.
Если я так уж умен, подумал он, отчего же не намекнул Лу, что нам, возможно – черт, да наверняка, – не понадобится столько народу, сколько он пожелал послать?
Ответ был прост: Лу с удовольствием обошелся бы «малой кровью» и сделал отряд таким маленьким, как только возможно, а Уолтер считал, что понятия «слишком большой» просто не существует, и не собирался давать Лу ни малейшей лазейки для сокращения размеров летучего отряда. Начальник порта не любит видеть пустых причалов, командующий гарнизоном – пустующий плац.
И все же – даже сотня воинов против шестидесяти вовсе не обязательно облегчит дело. И уж наверняка не сделает его менее кровавым.
Карты Уолтера остались в седельных сумках, а до коня было добрых несколько миль; он не помнил точно этой дороги, но знал, что где-то она вливается в тракт на Венест – что сулило неприятности. Если не перехватить работорговцев до этого – придется сражаться с ними на равнине, окружающей этот городок. Куда лучше напасть на врага в лесу: может сработать фактор неожиданности. Да и вообще что угодно будет лучше стычки лоб в лоб на проселочной дороге.
Под деревом проехал последний всадник. Джейсон подождал, пока он скроется из виду, и повернулся к Уолтеру.
– Дя…
Ладонь Словотского зажала ему рот.
– Заткнись, болван, – чуть слышно прошипел Уолтер в самое его ухо. – Я скажу, когда начинать шуметь. Если понял, кивни.
Джейсон кивнул, и Словотский, даже не пытаясь скрыть раздражение, убрал руку.
Джейсон шевельнул губами, будто собираясь сказать что-то, но промолчал. Вот и славно.
Уолтер снова приблизил губы к уху юноши.
– Молчать, пока я не велю, – прошипел он так тихо, как только мог. – Просто сиди и не шевелись.
Убедившись, что Джейсон замер, Словотский прислонился к шершавому стволу, прикрыл глаза и предался размышлениям. Все было чуть-чуть слишком гладко. Было довольно просто напасть на их с Джейсоном след и проследить его вбок – до места, где они бросили лошадей. Уолтер Словотский, сам любивший простые решения, был тем не менее подозрителен – принципиально. Работорговцы выставили впередсмотрящих; разве не может у них быть отряда, прикрывающего спину? Может, и даже вполне.
Прошло пять безмолвных минут. Десять. Уолтер разлепил веки и поманил юношу.
«Слышишь?» – Он поднес руки к ушам, делая вид, что внимательно прислушивается.
Джейсон наморщил лоб, словно спрашивая: «Слышу – что?»
Уолтер снова приблизил губы к уху юноши.
– Мы молчали, – прошептал он, – и не шевелились. Звуки леса должны были вернуться.
– Но не вернулись, – одними губами ответил Джейсон.
– Именно, Ватсон. – Словотский показал на тропу по направлению, откуда пришел караван. – Так что держи рот закрытым, а глаза – открытыми: следи за тропой.
Спасибо вам, белки и птицы. Твари лесные помогали им. Разведчики не шумели – значит, более чувствительное зверье учуяло кого-то другого. Возможно, кто-то еще воспользовался этой малохоженой тропой…
Еще через десяток минут послышались удары копыт – и под деревом проехало семнадцать воинов.
Значит, выходит – сто к восьмидесяти семи. Не самые худшие ставки.
Когда всадники скрылись за поворотом, Уолтер повернулся к Джейсону. Урок не прошел для юноши даром: он почти не дышал, пока тяжеловооруженный отряд проезжал под ними, и не сделал даже попытки шевельнуться, когда враг скрылся.
– Видел? – одними губами сказал Словотский. – Я знаю, о чем говорю. – Он подышал на ногти и принялся полировать их о грудь.
И все же стоит попробовать напасть неожиданно, сказал он себе, выйдет – получим изрядный куш.
Он выждал еще пару минут, поднялся и потянулся: лесные звуки вернулись.
– Пошли к лошадям, сынок, – проговорил он. – Пора ехать – и быстро.
Джейсон помялся.
– Дядя Уолтер…
– Да?
– Как ты узнал?
– Н-ну… – Уолтер Словотский мог бы объяснить про лесные звуки, но отчего-то ему не хотелось посвящать Джейсона в секреты мастерства. Во всяком случае, не сейчас – сейчас куда важней произвести на мальчишку впечатление; да и почтение в голосе Джейсона слышать куда приятней, чем прежнюю надменность. – Элементарно, дорогой Куллинан. Мне напели птички. – Самое интересное, что это почти правда.
– Что?
– Давай двигаться; и если чуток повезет, мы доберемся до своих завтра поутру.
Часовой окликнул их около полудня, и Даэррин по совету Ахиры устроил на ближайшей поляне полноценную дневку. Коней расседлали и выводили, потом отвели к недальнему ручейку, напоили и пустили пастись: пусть отдохнут от овса и сена, заодно и припасы сэкономятся.
Кони закусывали; закусывали и люди – твердой колбасой и сыром, более вонючим, чем Уолтеру доводилось есть, и более невкусным, чем ему приходилось нюхать. Запивалось все это парой глотков вина и огромным количеством родниковой воды. Боже, как же он ненавидит походные трапезы. Большинство опытных воинов соединяли дневную еду с полуденным привалом; стоило провести в пути несколько дней, и прежние привычки вернулись. Ты спишь и ешь, когда можешь – и сколько можешь, – потому что потом случай может и не представиться.
Джилла, одна из двух женщин в отряде, лежала навзничь под сплетенными ветками какого-то куста и храпела, как гном. Другой женщиной была Эйя; хоть и не став пока опытным воином, она уже научилась спать, когда можно. Она дремала, по-детски свернувшись под одеялом, и Уолтер нагнулся поправить его. А может, приподнять и нырнуть под него, чтобы вырвать из забытья дремы и – пусть на краткий миг – погрузить в иное забытье.
Остынь, велел он себе с усмешкой. Тебе полагается думать совершенно другим органом.
А пока что командование отряда и кое-кто из приезжих держали совет. Как обычно: командиры занимаются планированием, где и когда позволяет ситуация; новички – где и когда позволяет ситуация – обедают и отдыхают.
В совете участвовали: от старших – Ахира, Даэррин, Брен Адахан и Валеран; от молодежи – Джейсон и еще один пятнадцатилетка по имени Самалин. Уолтера удивило, что Даэррин прислушивается к мальчишкам; дай волю Уолтеру – он велел бы им заткнуться и слушать. Даэррин покачал крупной головой.
– Не по душе мне нападать на них днем. – Он потер узловатым пальцем уголок глаза. – Лучше попробовать в сумерки.
Ахира мотнул головой и сплюнул.
– Нас здесь только тринадцать из Истинного народа, – сказал он на гномьем. – Ты что ж, думаешь, мы одни одолеем работорговцев?
Джейсон Куллинан нахмурился.
– Английский или эрендра, – пророкотал он на том же языке. – Твой акцент слишком силен.
– Уймись, Джейсон. – Валеран старательно изображал воспитателя.
Брен Адахан прикрыл улыбку ладонью. Человек заявляет гному, что тот плохо говорит на гномьем?… С деланным терпением он покачал головой.
Даэррин кивнул:
– Джейсон прав.
Уолтер чуть не взорвался. Начать с того, что Ахира в отряде со дня основания; если он счел, что что-то должно быть сказано по-гномьи, так тому и быть. Никакой неоперившийся юнец не имеет права поправлять его.
С другой стороны, для Даэррина Джейсон – не просто юнец, не просто ученик воина и инженера; он – сын Карла Куллинана, а для Даэррина это значит много, возможно – даже слишком.
Испорченный щенок.
Даэррин снова нахмурился.
– Мне не по душе, что мы не можем напасть на них так, как всегда. Можно бы дождаться их на поляне, но тогда возникает проблема с передовыми всадниками.
– Забудь. – Ахира покачал головой. – Все могло бы оказаться и куда хуже. Они ведь могли выслать разведку и на день вперед.
Словотский кивнул:
– У меня предложение – по-моему, блестящее. Вы позволите?…
Подняв ветку, он провел по земле ломаную линию.
– Вот главный тракт. Они сейчас вот здесь. Наша тропа разветвляется, и если мы свернем вот сюда… и поскачем достаточно быстро, мы перехватим их во-от тут, в дне езды от Венеста. Эта боковая тропка ведет к маленькому хутору; мы сможем укрыть на ней наши главные силы.
Он подобрал три камня и вдавил их в землю.
– Вот их передовой отряд. Они проезжают мимо тропы и вот… тут нарываются на наших лучников – их должно быть человека три-четыре, не больше. Примерно четверть передового отряда – нашего. Нескольких они подстрелят, а остальных – остановят.
В то же время большая часть этого отряда – бойцов десять – ударяет на них с флангов и заставляет спешиться.
Даэррин улыбнулся.
– И тогда наши главные силы бьют по ним с тыла.
Валеран тоже улыбнулся.
– Но у них остаются резервы.
Ахира обернулся к седому воину.
– И что в этом смешного?
– Просто я знаю Уолтера Словотского. – Он повернулся к разведчику. – Ты ведь наверняка оставил про запас какую-нибудь хитрость.
– А то. Когда основной караван проедет по дороге и наши главные силы кинутся за ним, я и еще пара-тройка ребят растянем веревку поперек тропы, примерно на высоте головы. Потом спрячемся у обочины и подождем развлечения.
Брен Адахан согласно – хоть и неохотно – кивнул.
– Когда зазвучат выстрелы, работорговцы помчатся галопом; кое-кто наверняка свернет себе при падении шею. – Ему явно не нравилось, как Словотский смотрел на Эйю, но это не помешало ему оценить план по достоинству.
– Умница, – кивнул Словотский. – Нескольких мы снимем – возможно, и гранатами, – а остальных задержим. Когда разделаешься с их основными силами, Даэррин, разделишь свой отряд на три: один – охранять рабов и добивать, кто еще останется живым из врагов, второй – догнать и перебить тех, кто сумеет удрать, а третий – самый главный – вытащить из огня мою драгоценную задницу. Вместе с тушкой. Если, разумеется, ее надо будет вытаскивать.
Даэррин обвел взглядом совет.
– Звучит неплохо. Кроме разве что гранат – вы покалечите лошадей, а за них в Венесте можно взять неплохие деньги. – Он замер на миг, взгляд опустел, лицо утратило выражение. – Больше поправок у меня нет. Как у других?
Внесенные другими поправки касались в основном количества бойцов в каждой команде; Даэррин одобрил лишь малую их часть. И наконец поднявшись, хлопнул в ладоши.
– Подъем! Едем.
Найти в темноте полянку не удалось, так что Даэррин отдал приказ стать лагерем прямо на тропе, потом разбил на пары часовых – по одному воину-гному и гонцу-человеку – и выставил дозоры на милю вокруг главного лагеря. Гномы разглядят приближающегося врага; люди быстро доставят весть о нем.
В прохладе ночи над головой высились одетые листвой гиганты; легкий ветерок трепал их кроны, и в ответ они бормотали то ли невнятные угрозы, то ли неясные мольбы.
Держа доспехи и оружие в одной руке, фонарь – в другой, Уолтер Словотский прошел пару сотен ярдов по тропе и нырнул в заросли. Спать в окружении сотни вояк не по нему; к тому же он предпочитал слышать ночные лесные шорохи. Так любой непонятный звук – или неожиданная тишина – скорей разбудят его.
Он повесил фонарь на обломок нижней ветки почти уже высохшего дуба и, расчистив место на покрытой мхом земле, бросил на нее сперва кусок просмоленной парусины, а потом – два из трех своих одеял.
С легкой усмешкой он вспомнил, с каким недоверием отнесся когда-то к наставлению командира своего скаутского отряда – насчет того, что «отгораживаться» от земли куда важней, чем от воздуха. Земля крадет тепло гораздо быстрей, чем это способен сделать воздух.
Уолтер Словотский не поверил, однако его старший брат Стивен мрачно кивнул и подтвердил: все так и есть. Но Уолтер все равно решил, что ему врут.
Утром он проснулся промерзшим насквозь и к тому же едва мог пошевелиться – так у него все болело.
Вздохнув, Уолтер стянул одежду, повесил ее на ветку и нырнул под третье одеяло. Иногда ему казалось, что все это происходило с кем-то другим. Хотел бы я знать, как там Стив? – подумал он, сообразив вдруг, что много лет вообще не вспоминал о брате. Они были почти полностью противоположны; Стивен – замкнутый интроверт, Уолтер – открытый и…
Шорох кустарника заставил его потянуться за пистолетом.
– Уолтер? – раздался из темноты голос Эйи. – Ты где?…
В глубине душе он размышлял только, когда это произойдет, а не произойдет ли вообще.
– Здесь, – шепотом откликнулся он и вскинул руку, когда свет ее фонаря нащупал его.
Она была в тяжелой полотняной рубахе, доходящей до самых икр.
– Надеюсь, ты не против, – сказала она, усаживаясь на его одеяло. – Хочу поболтать.
– Не хочешь.
– Ну… – она смотрела спокойно, – вообще-то – хотела. Раньше. Мне уйти?
– Я не верю в совпадения. – Уолтер быстро задул фонарь. В то, что его поймали, он тоже не верил. – И это приводит меня к мысли, что у твоей приемной мамочки слишком длинный язык.
«Надеюсь, ты не против, но мне хочется поболтать», – именно эти слова сказала Энди той давней ночью в его каюте, ночью, когда Карл едва не убил его.
– Возможно. – Шорох одежды, и ее теплое тело скользнуло ему в объятия. – Андреа как-то сказала мне, что Та Сторона породила семь чудес и что я должна держаться подальше от одного из них.
– От твоего отца?
– От Карла. – Эйя спрятала лицо у него на груди, длинные темные волосы рассыпались по его груди и шее. – Я не помню, какими были другие чудеса, кроме тебя.
На чарующий миг ее теплые губы прижались к его и оторвались, оставив Уолтера почти бездыханным. «Утром я возненавижу себя за это, но…»
– Не пойми меня превратно, но как же Брен?
– Это совершенно не твое дело. – Голос ее был нежен, однако решителен.
Вот уж воистину Эндина дочь, сказал он себе. И – еще один удар по разговорам о наследственности.
– Я собираюсь выйти за Брена. Я даже собираюсь спать с ним – когда-нибудь, – ровно проговорила она. – Когда укрощу его. И не волнуйся, я сумею его удержать. Если он узнает. Но он не узнает.
Кажется, это я уже слышал.
Эйя слегка отодвинулась.
– Может, ты не хочешь меня?
С другой стороны – джентльмен не станет заставлять даму ждать.
– Не говори глупостей. – Уолтер притянул ее к себе. – Не надо.
Глава 7: ПУТЬ ВО ТЬМЕ
Советник не должен спать ночью, ибо он тот, кому доверяет народ и на ком лежит бремя ответственности.
Гомер
Карл Куллинан вышел на балкон, всмотрелся в ночь – и тишина навалилась на него.
Ночь была сырой и темной, небо затянуто, западный ветер сулил холод и дождь. Феи не играли в свои огоньки; тьму разгоняли лишь огни замка да светящиеся кое-где внизу окна Бимстрена.
Почему же ему не спится? Ночь почти прошла – а ему удалось забыться лишь на пару минут.
Неужели над ними нависла угроза? Или у него внезапно прорезалось умение предощущать опасность?
Нет.
Не будь глупцом, Карл.
Снаружи нет ничего, кроме темноты. Ничего важного, ничего интересного.
Были времена, когда молодой Карл Куллинан мог пробродить всю ночь, и мысли роились в его голове – о налетах на работорговцев, о других нужных и важных делах… а то и просто о том, как здорово быть молодым.
Быть молодым – очень приятно. Но юность прошла; годы пронеслись слишком быстро.
В том-то и дело. Годы летели слишком быстро. Просто чересчур быстро.
Карл закрыл балконную дверь и плюхнулся в кресло.
Быть может, дело в Совете баронов. Возможно, время для него еще не пришло, но он объявил о его создании, и теперь совет должен собраться. Холтам и бимцам придется сесть за один стол и привыкнуть к мысли, что сейчас они – одно государство. И Нерахан заслуживает того, чтобы снова владеть своим баронством. И все же…
– Карл? – Позади зашуршала ткань; вспыхнул огонек: Энди лучинкой перенесла его из камина в лампу.
– Да. Всего только я. – Он постарался, чтобы голос его прозвучал без напряжения. – А ты кого ждала? Спи.
Не обращая внимания на эту вялую просьбу, Андреа поднялась и подошла к нему; ее белая шелковая ночная рубашка трепетала на ветерке.
– Было время, старушка, когда мы оба спали вполглаза.
Она улыбнулась.
– На сырой земле, когда между ней и нами не было ничего, кроме пары одеял. – Ее рука скользнула по бедру, потом поднялась и коснулась его руки. – Возвращайся в постель.
Карл повел плечами.
– Сейчас. – Он закрыл балконную дверь, автоматически опустив засов. – Посиди немножко со мной, ладно?
– Что с тобой? – Энди нежно коснулась его плеча.
Карл мотнул головой.
– Сам не знаю. Ничего.
– Тогда, может, вернешься в постель? Пожалуйста! – Она отошла к кровати, откинула одеяла и скользнула под них. – Завтра у тебя долгий день.
– Спи. – Он шагнул к кровати и взял из рук Энди лампу. – То, что на меня напала бессонница, еще не значит, что ты должна бдить со мной. Я скоро приду. Мне надо кое-что сделать…
Убедившись, что она задремала, он прошел по ковру в кабинет и осторожно прикрыл за собой створки двери. Поставил лампу на стол, сел и взял пачку бумаг, намереваясь прочесть.
Вопрос был важным – краткий отчет о последнем сборе налогов в баронстве Адахан, но, как и всегда, он не смог выловить в нем ни единой «блохи». То, что сборщики податей воровали по мелочи, было правилом. Хотя официально за кражу податных денег грозила виселица, на мелкие хищения обычно смотрели сквозь пальцы – пока сборщики не становились слишком жадны. Баронским мытарям платили мало, и у них всегда было искушение собрать чуть больше, чем указывалось в податных списках.
Тут не помогала даже двойная бухгалтерия; неверными были изначальные списки, а дальше – проверяй, не проверяй, ничего не поймаешь.
Но Карлу было все равно. Это не имело значения.
Он пожалел, что нет Эллегона. Дракон всегда помогал ему навести в мыслях порядок.
Черт. Он потянулся и дважды дернул шнур звонка – несрочный сигнал часовому.
Снаружи загремели сапоги. Дверь распахнулась настежь.
– Слушаю, ваше величество! – громыхнул стражник. Голос у него был громче, чем полагалось бы при небольшом росте.
– Ш-ш-ш. Не так громко. – Карл повернулся в кресле. – Добрый вечер, Нартхам. – Догадаться, кто это, можно было и не глядя – по голосу.
– Я к вашим услугам, – проревел стражник. Голос его рвал ночь в клочья.
– Та хават, Нартхам, – сказал Карл. – Тише. – Почему этот стражник всегда говорит так, будто он – глухой артиллерийский сержант на плацу, оставалось для Карла загадкой. – Моя жена спит в соседней комнате, ясно?
– Простите, государь. – Страж слегка умерил свой трубный глас.
– Тюремная повозка – она уехала сегодня днем?
– Нет, ваше величество. Возчик прибыл слишком поздно, как я слышал, и бар… судья велел ему остаться на ночь. Он выедет со светом.
– Благодарю, – кивнул Карл, отпуская стражника…
… но Нартхам не понял знака.
– Что-нибудь еще?
– Нет. Доброй ночи, Нартхам.
Едва дверь за стражником закрылась, распахнулись створки двери в спальню.
– Поговорим? – Энди стояла в проеме, скрестив на груди руки.
– Я думал, ты пошла спать.
– Нет. Ты велел мне идти спать. Есть разница. Может, я смогла бы снова заснуть, но глас Нартхама поднимет и мертвого. Так в чем дело? Что все-таки тебя гложет?
– Возможно, суд. И не то чтобы там были сложности. Дело в этом… Верниме, В этом дурацком болване. Если б он держал пасть на замке, если б у него хватило ума понять, что Томен только пугает его…
Энди покачала головой:
– И из-за этого ты сам не свой? Из-за браконьера? Возможно, я стала чересчур местной, но из-за чего сыр-бор? Ты объявил амнистию, всходя на престол. Все, что надо было сделать этому парню и его семье, – перестать бить оленей и начать ловить кроликов.
– Но он не перестал.
И это было неправильно.
Но это ли грызло его? Он не мог сказать – даже положа руку на сердце.
Бессмыслица. В прежние – его – времена Карлу приходилось мириться с делами куда более неправедными, чем повешение того, кто заслуживает самое большее порки.
Он покачал головой:
– В этом деле есть что-то еще, что тревожит меня. Не могу понять – что.
Сам себе болван. В юности Карл Куллинан обожал подтрунивать над калифорнийцами – ребята вечно старались «разобраться в собственных чувствах». Разбираться в чувствах?… Не знать, что чувствуешь?… Что может быть глупей?
Только не когда это происходит с тобой.
– Знаешь, будь я помоложе – я бы не смирился. Возможно, все дело в этом. А возможно – и нет.
– Не смирился бы – с чем? – Энди присела на подлокотник его кресла.
Он потрепал ее по колену.
– Не смирился бы с тем, что ты вылезла из постели, вот с чем. Старею, – проговорил он, порадовавшись про себя, что Тэннети тут нет.
Она покачала головой и сбросила его руку – но без раздражения.
– Нет. Не морочь мне голову. Ты не смирился бы с тем, что человека повесят только за то, что он добывал мясо себе на обед. Это-то тебя и грызет.
Он пожал плечами:
– Пришлось. Выбора не было.
Она кивнула:
– И что? Собираешься мучиться этим до скончания века?
Он покачал головой:
– Не до скончания века. – В свое время он поступал и хуже. Он подвел друзей под вражий огонь – и ни на миг не пожалел об этом, хотя из всего отряда уцелели лишь он и Тэннети.
Нет. Карл сжал кулаки. Не было мига, чтоб он не сожалел об этом. Авенир, Пэйлл, Эрек… Ему не хватало рыжей Авенировой гривы, его гудящего голоса, хмурой, но удивительно успокаивающей усмешки Пейлла, сосредоточенной внимательности Эрека – он всегда жалел, что пришлось послать их в пасть пушке.
Карл всегда сожалел о необходимости поступать так – но не о том, что этой необходимости подчинился.
Есть вещи, которые должны совершаться; но об иных поступках потом сожалеешь – всегда. Это – долг перед мертвыми.
– Тогда что же? – Энди улыбнулась, глядя на него сверху вниз. – Знаешь, когда тебе было столько, сколько сейчас Томену, ты не стал бы маяться ничем подобным. Ты бы либо освободил болвана, либо повесил, не мучаясь угрызениями совести.