— Мы это сделаем прямо сейчас, — сказал Сандокан. -Услышав выстрелы, они подойдут сюда.
   Он поднял карабин и выстрелил.
   Выстрел громко прозвучал над темными водами и затих в отдалении.
   Не прошло и полминуты, как стало видно, что светящаяся точка изменила направление и движется прямо к башне.
   — Когда рассветет, судно будет уже здесь, — определил Сандокан. — Небо уже светлеет. Приготовимся спуститься и сесть на судно.
   — А если эти люди откажутся взять нас на борт? — спросил француз.
   — Получат свинец, если не захотят золота, — холодно ответил Сандокан. — Увидим, что они предпочтут. Погонщик, спускай лестницу: они уже подходят.

Глава 21
ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТУГОВ

   Показался первый луч солнца, когда маленькое судно причалило напротив башни. Сандокан не ошибся: это была не шлюпка и не корабль. Это была пинасса, то есть большая лодка с высокими бортами и двумя небольшими мачтами, поддерживающими квадратные паруса, имеющая мостик.
   Обычно эти парусники используются в Индии для плавания по большим рекам, но могут выходить и в море, правда, недалеко.
   Пинасса, которая причалила вблизи башни, имела водоизмещение шестьдесят тонн. На борту ее было восемь индийцев, молодых и крепких, одетых в белое, как сипаи, под командованием шкипера, высокого старика с длинной белой бородой, который в этот момент держал руль.
   Увидев пятерых мужчин, среди которых было двое белых, старик вежливо приподнял тюрбан, потом сошел на землю, сказав на хорошем английском языке:
   — Добрый день, господа! Мы услышали ружейный выстрел и поспешили сюда, думая, что кто-то в опасности.
   — Как ты оказался здесь, старик? — спросил Тремаль-Найк. — В здешние воды суда не заходят просто так.
   — Мы рыбаки, — ответил старик. — В этой лагуне много рыбы, и каждую неделю мы приходим сюда.
   — Откуда?
   — Из Даймонд-Харбора.
   — Хочешь заработать сто рупий? — спросил Сандокан.
   Индиец поднял глаза на Тигра Малайзии и несколько мгновений смотрел на него внимательно и с некоторым любопытством.
   — Вы шутите, господин? — спросил он. — Сто рупий — большая сумма, мы не зарабатываем столько даже за неделю ловли.
   — Ты предоставишь свою пинассу в наше распоряжение на двадцать четыре часа, и сто рупий перейдут в твои карманы.
   — Вы щедры, господин, — сказал старик.
   — Ты согласен?
   — От такого предложения никто бы не отказался.
   — Ты сказал, что пришел с Даймонд-Харбора? — переспросил Тремаль-Найк.
   — Да, господин.
   — Ты вошел в лагуны из канала Райматла?
   — Нет, из канала Ямере.
   — Тогда не видел ли ты маленького судна, плавающего в этих водах?
   — Вчера я видел какую-то шлюпку в северном конце Райматла, — отвечал старик.
   — Это наверняка была наша шлюпка, которая искала нас, — сказал Сандокан. — Еще до вечера мы будем на судне. Садитесь, друзья, а завтра мы пришлем сюда шлюпку забрать остальных.
   Вручив старику половину условленной суммы, они взошли на борт, вежливо приветствуемые индийцами, составлявшими экипаж.
   Сандокан и Тремаль-Найк уселись на корме под навесом, который рыбаки натянули, чтобы защитить их от солнца. Янес, француз и погонщик спустились под палубу, в каюту, которую шкипер предоставил в их распоряжение, чтобы они немного смогли отдохнуть.
   Пинасса, которая казалась хорошим парусником, оттолкнулась от берега и направилась к нескольким островам, которые виднелись сквозь туман, поднимавшийся над лагуной.
   Ужасный смрад исходил от этих вод, где разлагалось огромное количество трупов, принесенных сюда по протокам Сундарбана течением. Попадались полуразложившиеся головы, разорванные спины, руки и ноги, которые колыхались и сталкивались на волнах от проплывавшей мимо пинассы.
   На некоторых из трупов стояли на своих длинных ногах марабу, время от времени вырывая клювом куски уже разложившегося мяса и жадно заглатывая их.
   — Сколько же этих плавучих кладбищ! — сказал Тремаль-Найк.
   — Не очень весело, — ответил Сандокан.
   — Правительство Бенгалии поступило бы мудро, приказав похоронить всех этих людей под трехметровым слоем земли. Оно бы избежало холеры, которая почти каждый год посещает столицу.
   — А зачем их бросают в реку?
   — Индийцы, которые желают попасть в рай, должны добраться туда по Гангу.
   — Который, видимо, в него впадает? — смеясь, спросил Сандокан.
   — Этого я не знаю, — ответил Тремаль-Найк, — Однако мне так не кажется. Я видел, как он впадает в Бенгальский залив и смешивает свои воды с морем.
   — Так все эти люди попадут в ваш рай?
   — О нет! Воды Ганга, которые считаются священными, не очистят душу человека, который убил, например, корову.
   — Тяжкое преступление, по-вашему?
   — Которое приведет его прямо в ад, где виновный будет страдать от голода, жажды и змей, непрерывно пожирающих его.
   — Страшное место — этот ваш ад, — сказал Сандокан.
   — Наши священные книги говорят, что там царит вечная ночь и не слышно ничего, кроме стонов и ужасных криков; страдания, которые там испытывают, ужасны. В зависимости от вида грехов там есть и муки для каждого органа, каждой части тела. Огонь, железо, змеи, ядовитые насекомые, дикие звери, хищные птицы — все используется, чтобы воздать осужденным за их грехи.
   — И это наказание длится вечно?
   — Нет, в конце каждой эпохи, которая длится несколько тысяч лет, они опять вернутся на землю: кто в облике животного, кто насекомого или птицы, чтобы в конце концов, настрадавшись, очистится. Вот каков этот наш ад, где правит Йама, бог смерти и тьмы.
   — Но у вас есть и рай, наверное.
   — И даже не один, — ответил Тремаль-Найк. — Есть рай бога Индры, обитель всех добродетельных душ; есть рай Вишну; есть другой, который принадлежит Шиве; есть тот, где правит Брама, предназначенный исключительно для браминов, которые считаются у нас людьми высшей касты и которые…
   Ружейный выстрел и пуля, просвистевшая над головами, внезапно оборвали их разговор. Один из матросов, находившихся на носу, выстрелил из карабина.
   Тремаль-Найк и Сандокан были настолько поражены, что застыли неподвижно. Оба решили, что выстрел случайный. Они и вообразить не могли, что тут измена. Но все дальнейшее подтвердило, что пуля предназначалась именно им.
   — Вперед, ребята! Доставайте ножи и арканы! — бросая руль, закричал шкипер своей команде.
   Индийцы выхватили ножи и размотали арканы, спрятанные под их широкими куртками.
   Увидя это, Сандокан зарычал от ярости. Он бросился за карабином, оставленным у борта, но карабин исчез, как исчезли и карабины его друзей.
   Молниеносным движением он схватил валявшийся на палубе обломок весла и бросился на бак, крича громовым голосом:
   — Измена! Янес, Люссак! На палубу!
   За ним последовал Тремаль-Найк, вооружившийся топором, который он заметил на соседнем бочонке.
   Индийцы расступились, стараясь их окружить; их ножи и арканы не предвещали ничего хорошего.
   — Вперед, ребята! — подбадривал их шкипер, размахивая саблей в правой и кинжалом в левой руке. — Хватайте врагов Суйод-хана!
   — Ах ты, старая собака! — закричал Тремаль-Найк. — Ах ты, пес шелудивый!..
   Он бросился к шкиперу с топором, но тот отступил за спины матросов.
   Силы на палубе были не равны: восемь матросов бросились на них, как тигры. Это были крепкие парни, гибкие и изворотливые. Они медлили, но не потому, что боялись их, а словно выбирая позицию для лучшей атаки.
   — Спасайся на корме, Тремаль-Найк! — закричал пират. — Продержись полминуты!
   Против него самого было трое. Прыжком пантеры он бросился на одного из них и, вскинув над головой обломок весла, молниеносным движением обрушил его на голову противника. Туг с проломленным черепом рухнул на палубу, как бык под ударом мясника. Но в ту же секунду аркан взвился над головой пирата и захлестнул его левую руку.
   — Попался! — закричали, торжествуя, душители. — Вали его на палубу, ребята!
   — Попробуйте!.. — вскричал Сандокан.
   Он бросил весло и, нагнувшись, ударил ближнего головой в живот. Переломившись в поясе, тот упал и покатился по палубе. А Сандокан набросился на третьего, который с ножом готовился напасть на него сзади. Обманным движением он выбил у него нож и стиснул руку железным захватом.
   Однако индиец был сильнее, чем думал Сандокан, и в свой черед вцепился рукой ему в горло. Набежавшая волна качнула пинассу, и оба они упали, продолжая бороться на палубе.
   Тем временем Тремаль-Найк отчаянно защищался, размахивая топором и отступая к корме. Он уже избежал двух арканов и сабельного удара, который пытался нанести ему шкипер, но долго шестерым сопротивляться не мог.
   Его прижали к мачте и уже набросили на шею аркан, когда на палубу ворвались Янес и де Люссак вместе с погонщиком слона.
   Разбуженные криком Сандокана, они сразу же вскочили с коек, ища глазами свои карабины, но их оружия в каюте не было; оно исчезло, как и оружие их товарищей. Однако ножи еще были при них, и, не медля ни секунды, все трое выскочили наружу.
   Туги, теснившие Тремаль-Найка, видя двоих белых и погонщика, ворвавшихся на палубу, тут же разделились: трое из команды бросились на них.
   — Ах, канальи! — выругался португалец, отпрянув к кормовому навесу и одним рывком срывая его, чтобы обернуть вокруг левой руки. — Так здесь измена? Ну, ублюдки, держись!
   И он бросился на тугов, подставляя под удары ножей защищенную брезентом левую руку, а правой готовясь нанести смертельный удар.
   На борту разгорелась яростная борьба, в то время как пинасса, предоставленная самой себе, кружилась и кренилась с борта на борт посреди лагуны.
   Туги побросали свои арканы, ставшие бесполезными в схватке лицом к лицу, и действовали ножами. Владели они ими надо сказать, совсем не плохо. Тремаль-Найк и погонщик отступали под натиском их к корме; де Люссак стремился прийти им на помощь, но пока безуспешно.
   Сандокан же боролся со своим противником на палубе, пытаясь покончить с ним голыми руками. Ему удалось повалить туга и схватить за горло, однако индиец сопротивлялся упорно. Его плечи и горло были смазаны кокосовым маслом, и в конце концов он выскользнул из рук Сандокана.
   Он уже вырвался и встал на колени, когда пират, обладавший мгновенной реакцией, свалил его страшным ударом кулака.
   — Готов! — закричал Сандокан. — Держитесь крепче, друзья! Я иду к вам на помощь.
   Он готов был броситься на корму, когда почувствовал, что сзади его схватили за шею. Индиец, сраженный его страшным ударом, все же очнулся и бросился со спины.
   — Как! — воскликнул пират. — Ты еще жив? Так иди же, составь компанию рыбам!
   Он резко нагнулся и ловким приемом перебросил противника через себя. Несчастный, тщетно цепляясь за борт, головой вниз полетел в воду.
   В этот момент крик боли раздался на корме, сопровождаемый взрывом ругани Янеса. Погонщик, который бился бок о бок с ним, упал, сраженный ударом в грудь.
   Но тугам рано было торжествовать; в тот же миг с проломленной головой упал и один из них. Это был старый шкипер. Тремаль-Найк, воспользовавшись неверным шагом своего противника, нанес ему страшный удар топором.
   Старик раскрыл руки, выпустил кинжал и рухнул на палубу, обливаясь кровью.
   Покончив со своим противником, Сандокан одним взглядом оценил ситуацию и сразу понял, что в самом опасном положении находится Янес, на которого нападали трое.
   Не раздумывая, он бросился другу на помощь и сразу сбил с ног одного. Другой, испугавшись, бросился на корму, но удар веслом достал его сзади. Он упал на колени, выронив нож, но тут же поднялся и, перескочив через борт, бросился вниз головой в лагуну.
   Сандокан был готов уже атаковать и последнего противника Янеса, но тот неожиданно упал и распростерся на палубе. Нож португальца пронзил ему сердце.
   Два туга, с которыми бился де Люссак, видя, что игра уже проиграна, побежали на нос и тоже бросились в воду, исчезнув среди листьев лотоса и тростника, которые росли здесь на отмели, соединяющейся с островком.
   На борту оставался только противник Тремаль-Найка, самый крепкий и самый храбрый из всей банды, который яростно сражался с бенгальцем, с ловкостью зверя избегая ударов топора.
   Сандокан уже замахнулся было веслом, чтобы покончить и с этим негодяем, когда Янес перехватил его руку.
   — Не надо: он нужен нам живой, мы заставим его говорить.
   Вдвоем они кинулись на туга сзади, повалили и связали его собственным арканом, валявшимся тут же на палубе.

Глава 22
СИРДАР

   Пленник, захваченный ими в этой кровавой схватке, был красивый молодой человек, сложенный, как Геркулес, с очень тонкими и правильными чертами лица, что могло указывать на принадлежность к высокой касте, несмотря на то что кожа его была темная, как у молангов.
   Уже связанный, он закричал Тремаль-Найку, который еще угрожал ему топором, покрытым кровью старого шкипера:
   — Убей же меня: я не боюсь смерти! Мы проиграли, так убей же меня!..
   Он еще бился, тщетно пытаясь разорвать узы, но видя, что это ему не удается, лег ничком, не говоря больше ни слова и не выказывая страха перед участью, которая его ожидала.
   — Господин де Люссак, — сказал Сандокан, — сядьте рядом с этим человеком, чтобы он не сбежал. Если попытается, покончите с ним ударом ножа. Дышит ли еще погонщик?
   — Он умер в тот же миг, — ответил Янес. — Бедняга! Нож его врага так и остался в ране.
   — Но я за него отомстил, — сказал Сандокан. — Ублюдки! Они продумали свой коварный замысел, мы живы только благодаря Аллаху.
   — Но как они узнали, что мы здесь?
   — Это нам скажет пленник. А пока очистим палубу от мертвецов. Этим до райских ворот плыть недолго.
   Они побросали в воду трупы тугов; тело же погонщика положили в каюте, накрыв брезентом, чтобы позже с честью похоронить его.
   Они вылили на палубу несколько ведер воды, чтобы смыть. кровь, и сориентировали паруса по ветру. Потом приволокла на корму пленника, поскольку нужно было следить за рулем.
   — Вот что, юноша, — предложил ему Сандокан без обиняков. — Тебе придется выбирать, предпочитаешь ты жить или умереть в страшных мучениях? Предупреждаю только, что мы люди, которые не шутят; ты только что сам это видел.
   — Что вы от меня хотите? — спросил юноша.
   — Узнать кое-какие вещи, которые нам необходимы.
   — Туги не выдают тайны своей секты.
   — А ты знаком с йоумой? — резко спросил Тремаль-Найк.
   Туг вздрогнул, и страх молнией мелькнул в его глазах.
   — Я знаю секрет этого питья, которое развязывает языки и которое заставит говорить даже самого упрямого немого. Листья йоумы, немного лимонного сока и зернышко опия; как видишь у меня есть рецепт, и я им воспользуюсь, если будет нужно. Так что бесполезно упрямиться. Все равно мы заставим тебя заговорить.
   Янес и Сандокан с удивлением смотрели на Тремаль-Найка, не понимая, о каком таинственном питье идет речь. Де Люссак кивнул и улыбнулся, одобряя слова бенгальца.
   — Решай, — сказал Тремаль-Найк. — Время не ждет.
   Юноша вместо ответа несколько мгновений пристально смотрел на бенгальца, потом спросил:
   — Ты отец девочки, так ведь? Тот страшный охотник змей и тигров, который когда-то похитил Деву пагоды?
   — Кто тебе это сказал? — спросил Тремаль-Найк.
   — Шкипер пинассы.
   — От кого он это узнал?
   Молодой человек не ответил. Он опустил глаза, и лицо его странно исказилось, но не от страха. Казалось, в его душе происходит какая-то мучительная борьба.
   — Что тебе сказал этот подлый предатель? — спросил Тремаль-Найк. — Все вы мерзавцы и негодяи!
   — Да! — неожиданно воскликнул юноша и рывком, несмотря на веревки, встал на колени. — Да, негодяи, вот их имя! И трусы! Они безжалостные убийцы, и я проклинаю тот день, когда вступил в их ужасную секту.
   Он опустил голову и добавил сдавленным голосом:
   — Будь проклята моя судьба, которая сделала меня, сына брамина, сообщником их преступлений. Кали или Дурга, под одним или под другим именем, богиня крови и убийств, я проклинаю тебя! Ты ложное божество!
   Тремаль-Найк, Сандокан и оба европейца, удивленные этой речью и страстным тоном, которым была произнесена она, слушали молча. Было ясно, что в этом человеке, которого они принимали за одного из самых фанатичных и решительных приверженцев страшной богини, происходит какая-то перемена.
   — Так, значит, ты не туг? — спросил, наконец, Тремаль-Найк.
   — Я ношу на моей груди знаки этих трусливых сектантов, — сказал юноша с горечью. — Но душа моя осталась душой брамина.
   — Ты разыгрываешь комедию? — не поверил де Люссак.
   — Пусть я потеряю свое спасение, пусть мое тело после смерти превратится в самое отвратительное насекомое, если я лгу, — сказал юноша.
   — Как же ты оказался тогда среди этих мерзавцев, если не отказался от своего Брамы ради Кали? — удивился Тремаль-Найк.
   Молодой человек помолчал несколько мгновений, потом снова потупил взгляд и сказал:
   — Я сын брамина и потомок раджи, я бы мог занять видное положение, но меня увлек порок, игра поглотила все мои богатства. Ступенька за ступенькой я спускался все ниже в грязь и стал наконец более презренным, чем пария. Однажды один старик, который называл себя манти…
   — Ты сказал манти? — спросил Тремаль-Найк.
   — Пусть он кончит, — остановил его Сандокан.
   — …встретился мне в компании игроков, — продолжал юноша, — к которой я присоединился, чтобы не умереть с голоду. Пораженный моей силой и ловкостью, он предложил мне принять религию богини Кали. Я узнал потом, что туги везде набирали осведомителей, чтобы следить за действиями властей Бенгалии, которые угрожали им полным истреблением.
   Я был на самом дне, и нищета стучалась в дверь моей хижины, я принял предложение, чтобы выжить. Так сын брамина стал презренным тугом. Чем я занимался потом, для вас не так уж важно; но теперь я ненавижу этих людей, которые вынудили меня убивать, чтобы умилостивить свою богиню кровью невинных жертв. Я знаю, что вы принесли войну в их логова: примите меня к себе! Сирдар предоставляет в ваше распоряжение свою силу и свою храбрость.
   — Откуда ты знаешь, что мы едем на Раймангал? — спросил Тремаль-Найк.
   — Мне сказал шкипер.
   — Кем он был?
   — Командиром одного из двух парусников, которые напали на ваше судно.
   — Он следовал за нами?
   — Да, вместе с тугами, которые составляли его экипаж, и я был в их числе. Мы следили за каждым вашим шагом, мы следовали за вами через джунгли, мы наблюдали, спрятавшись в зарослях, за вашими охотами, мы похитили баядеру из опасения, что она выдаст убежище тугов…
   — Сураму! — воскликнул Янес.
   — Да, эту девушку зовут так, — сказал Сирдар. — Это дочь одного из горских вождей в Ассаме.
   — А где она сейчас?
   — На Раймангале, конечно, — ответил юноша. — Мы боялись, что она приведет вас в тайные подземелья острова.
   — Продолжай, — сказал Сандокан.
   — Мы устроили засаду, чтобы убить вашего второго слона. Мы составили план, как уничтожить вас, прежде чем вы ступите на Раймангал.
   — А пинасса? — спросил Тремаль-Найк.
   — Ее нам послал Суйод-хан, предупрежденный о ваших намерениях. Мы узнали, что вы укрылись в башне Баррекпорре, решили предложить вам свои услуги, даже без ваших сигналов.
   — Какая организация у этих бандитов! — воскликнул Янес.
   — У них действительно есть тайная полиция, чтобы расстраивать все намерения правительства Бенгалии, направленные против них, — сказал Сирдар. — Они боятся неожиданного удара со стороны властей Калькутты, поэтому джунгли и Сундарбан напичканы шпионами тугов. Если какой-нибудь подозрительный отряд направляется туда, рамсинга сигнализирует об этом, и громкие звуки этих труб распространяются одна от другой до самого берега Мангала. Как видите, захватить их врасплох невозможно.
   — Значит, ворваться на их остров нельзя?
   — Можно, но только действуя с величайшей осторожностью.
   — Ты знаешь эти подземелья?
   — Я провел там несколько месяцев.
   — Когда ты их покинул?
   — Четыре недели назад.
   — Значит, ты видел мою дочь! — вскричал Тремаль-Найк с волнением, которое невозможно описать.
   — Да, я ее видел однажды вечером в пагоде, когда ее учили наливать в жертвенную чашу кровь бедного моланга, задушенного за несколько часов до того.
   — Негодяи! — завопил Тремаль-Найк. — То же самое они заставляли делать и ее мать, когда она была Девой пагоды. О, мерзавцы! О, исчадия ада!..
   Рыдания вырвались из его груди.
   — Успокойся, — произнес Сандокан мягко. — Мы вырвем ее у них. Зачем же мы приехали из далекого Момпрачема? Пусть даже кто-то из нас умрет здесь, но мы добьемся своего.
   Он взял у Янеса кинжал и разрезал веревки пленника.
   — Мы сохраняем тебе жизнь и возвращаем свободу, чтобы ты отвел нас на Раймангал и показал дорогу в таинственные подземелья.
   — Моя ненависть к этим убийцам равняется вашей, и Сирдар сдержит обещание. Пусть Йама, бог смерти и ада, осудит меня на вечные муки, если я изменю данному слову. Я отвергаю и проклинаю Кали, чтобы снова стать брамином.
   — К рулю, Янес! — закричал Сандокан. — Поднимается ветер, и «Марианна», наверное, недалеко. Натягивайте шкоты! Мы помчимся, как стрела.
   Свежий бриз начинал задувать сильнее, наполняя паруса маленького суденышка и разгоняя туман, образовавшийся от обильных испарений.
   Сандокан взял курс на юг, где открывалась широкая протока, тот самый канал Райматла, в котором парусник поджидал их.
   Пинасса, которая оказалась ходким судном, прекрасно двигалась и повиновалась рулю. Меньше чем за час они добрались до северной оконечности острова, который простирался к востоку, и поплыли вдоль берега, держась, однако, на почтительном расстоянии, чтобы не подвергнуться нападению с него.
   — Глядите в оба, — приказал Сандокан, который сменил Янеса у руля. — Если Самбильонг и Каммамури выполнили мои приказания, они разобрали мачты и спрятали судно так, что мы его можем и не заметить.
   — Сигнализируем им ружейным выстрелом, — предложил Тремаль-Найк. — Я нашел один из наших карабинов.
   — Тот самый, из которого в нас стреляли?
   — Должно быть, тот самый, Сандокан.
   — Да, — подтвердил Сирдар, который сидел на кормовой скамейке. — Остальные шкипер велел бросить в лагуну.
   — Старый дурак, — сказал Янес. — Он мог использовать их против нас.
   — Они были не заряжены, господин, а у нас на борту не было ни пороха, ни пуль, — ответил молодой человек.
   — Правда! — сказал Сандокан. — Другие мы разрядили на башне, чтобы привлечь внимание пинассы. Это было настоящее счастье, иначе нас расстреляли бы в упор.
   — Шкипер так и собирался сделать, — ответил Сирдар. — Они забрали у вас оружие с этой целью.
   — Капитан Сандокан, — окликнул в этот момент де Люссак, который залез на мачту, чтобы лучше охватить горизонт, — я вижу черную точку, бороздящую канал.
   Тигр Малайзии оставил руль Сирдару и направился на нос в сопровождении Янеса.
   — На юге, господин де Люссак?
   — Да, капитан, и, кажется, она направляется к Райматла.
   Сандокан, который имел необыкновенно острое зрение, посмотрел в указанном направлении и действительно заметил, но не точку, а тонкую черную черточку, которая пересекала протоку на расстоянии семи-восьми миль.
   — Это шлюпка, — определил он.
   — Это может быть только шлюпка с «Марианны», — добавил Тремаль-Найк.
   — Она направляется к острову, — сказал Янес, у которого глаза были не менее зоркие. — Возможно, наше судно укрывается там.
   — Право руля! — скомандовал Сандокан. — Держи к берегу.
   Пинасса, которую быстро гнал свежий ветер, повернула к Райматла, в то время как шлюпка исчезла за изгибами берега.
   Три четверти часа спустя маленькое судно достигло небольшой бухточки, которая вдавалась в остров на несколько сот метров, загроможденная тут и там крошечными островками, поросшими высоченным бамбуком и манграми.
   Сандокан, который снова взял руль, ловко ввел пинассу в эту бухточку, в то время как Тремаль-Найк и Сирдар мерили дно, опасаясь мели.
   — Стрельни-ка из карабина, — сказал Сандокан Янесу.
   Португалец уже взвел курок, когда неожиданно шлюпка с двенадцатью людьми, вооруженными до зубов, вышла из бокового канальчика и быстро направилась к пинассе.
   — Наша шлюпка! — закричал Янес. — Эй, друзья, не стреляйте!
   Эта команда поспела вовремя, поскольку экипаж шлюпки бросил весла и взялся за оружие, собираясь осыпать маленькое суденышко градом пуль.
   В ответ раздался радостный крик:
   — Господин Янес!
   Это кричал Каммамури, верный слуга Тремаль-Найка, который принял на себя командование экспедицией.
   — Подходите, давайте сюда! — закричал португалец, в то время как малайцы и даяки приветствовали своих капитанов восторженным воплем.
   В несколько ударов весел шлюпка пристала к бакборту пинассы в тот момент как де Люссак и Сирдар бросили маленький носовой якорь. Каммамури одним прыжком перелетел через борт и оказался на палубе.
   — Наконец-то! — воскликнул он. — Мы уже начали бояться, что с вами случилось какое-то несчастье. Ах! Какая красивая пинасса!
   — Какие новости, мой храбрый Каммамури? — нетерпеливо спросил Тремаль-Найк.
   — Мало хорошего, хозяин, — ответил тот.
   — Значит, что-то случилось за время нашего отсутствия?
   — Манти сбежал.