— Этот туман вгоняет в тоску, — сказал Янес, дымивший своей сигаретой. — Он должен действовать даже на тигров.
   — Возможно, поэтому, — ответил Тремаль-Найк, — тигры, обитающие в Сундарбане, кровожаднее, чем другие.
   — Они, должно быть, терроризируют здесь молангов.
   — Каждый год многие из этих несчастных кончают жизнь в зубах хозяина джунглей. Если по всей Индии от тигров погибают примерно четыре тысячи человек, то три четверти их приходится на жителей Сундарбана.
   — Каждый год?
   — Да, Янес.
   — И моланги спокойно дают себя пожирать?
   — А что им остается делать?
   — Уничтожать их.
   — Чтобы бороться с этими зверями, нужна смелость, а у молангов ее нет.
   — Они боятся охотиться на них?
   — Они предпочитают покидать свои деревни, когда людоед становится слишком прожорливым.
   — Они не умеют делать западни?
   — В тех местах, где обитают эти звери, они роют глубокие ямы с острым колом внутри, покрывают их тонким бамбуком, спрятанным под легким слоем земли и травы, но поймать тигра удается редко. Они хитры и к тому же настолько ловки, что, даже упав в яму, умудряются выскочить из нее.
   С большим успехом моланги пользуются другой ловушкой. Они выбирают молодое дерево, крепкое и гибкое, сгибают его наподобие арки и привязывают вершину к колу, вбитому в землю. Веревку соединяют с приманкой, обычно это козленок или поросенок, положенной так, чтобы тигр не мог достать ее, не просунув сначала голову или лапу в скользящий узел.
   — Который стягивается при распрямлении дерева.
   — Да, и тигр оказывается повешенным на дереве.
   — Я предпочитаю стрелять их из карабина.
   — Англичане тоже.
   — Так они все-таки приезжают сюда на охоту?
   — Время от времени устраивают набеги. И надо сказать, они прекрасные и храбрые охотники. Помню охоту, устроенную капитаном Леноксом, в которой я тоже участвовал, охоту со многими слонами, целым войском загонщиков и сотней собак. Я тогда сам едва не оставил тут свою шкуру.
   — В пасти тигра?
   — Да, по вине моего оруженосца, который испугался и убежал с моим запасным ружьем в критический момент, когда я оказался лицом к лицу с тремя тиграми и только с одним зарядом.
   — Расскажи-ка, как ты выпутался, — сказал Сандокан, который заинтересовался этим.
   — Как я вам сказал, была устроена грандиозная охота, чтобы проучить тигров, которые уже много месяцев устраивали настоящую резню среди жителей Сундарбана. Из-за голода или по другим причинам они покинули болотистые и чумные острова Бенгальского залива и устраивали отчаянные набеги на деревни молангов, где осмеливались появляться даже средь бела дня. За какие-нибудь пятнадцать дней они сожрали более двадцати человек, парализовали движение на дороге в Сонапоре, убили двух лоцманов из Даймонд-Харбора, которых разорвали на куски вместе с женами. Они настолько осмелели, что появлялись даже в окрестностях Порт-Каннинга и Ранагала.
   — Видно, им надоело в Сундарбане, и они захотели переменить климат, — пошутил Янес.
   — Первые вылазки дали хорошие результаты, — продолжая Тремаль-Найк, — днем англичане охотились на них со слонами, по ночам ждали их у водопоя, притаившись в засадах, и стреляли прекрасно. За три дня были застрелены четырнадцать тигров. Но однажды вечером, незадолго до заката, в лагерь пришли два бедных моланга, чтобы предупредить, что видели тигра, бродившего возле развалин старой пагоды. Все англичане уже отправились к своим засадам, в лагере оставался только я и несколько погонщиков. У меня был приступ лихорадки. Несмотря на то что руки мои дрожали от озноба, я решил отправиться к пагоде, взяв с собой оруженосца, которому вполне доверял, не раз я уже испытав его храбрость и хладнокровие на охоте.
   Мы пришли туда через час после заката и устроили засаду среди деревьев, росших невдалеке от маленького пруда, — на берегу там было много следов. Рано или поздно тигр должен был появиться, чтобы подстерегать здесь антилопу или кабана, пришедших на водопой.
   Я сидел там часа два и начал уже терять терпение, когда увидел вдруг крупного оленя с прекрасными рогами, осторожно подходящего к воде. Эта добыча стоила ружейного выстрела, и, забыв о тигре, я выстрелил в него.
   Олень упал, но не успел я добежать до него, как он поднялся и бросился в джунгли. Он хромал, и, думая, что он ранен, я кинулся следом, на бегу перезаряжая свой карабин. Мой оруженосец с запасным ружьем следовал за мной. Я уже готов был углубиться в тростниковую чащу, как вдруг среди высокий травы услышал рычание и чавканье. Я остановился, как вкопанный, не зная, идти вперед или бежать назад.
   В этот момент мой оруженосец закричал:
   — Осторожно, господин! Там в зарослях тигр.
   — Хорошо, — ответил я. — Стой возле меня. У нас сегодня будут и ребрышки оленя, и тигриная шкура.
   Я осторожно углубился в заросли, держа карабин на изготовку, и через несколько шагов оказался лицом к лицу с… тремя тиграми!
   — У меня мороз по коже, — произнес Янес, — невеселое положеньице!
   — Продолжай, Тремаль-Найк, — сказал Сандокан, — что же было дальше?
   — Эти проклятые звери прикончили бедного оленя и поедали его. Увидев меня, они собрались кучкой, готовые броситься. Не думая о страшной опасности, в которой оказался, я выстрелил в ближайшего, попав ему в загривок, и тут же быстро отскочил назад, чтобы избежать нападения двух других.
   — Мое ружье! — закричал я оруженосцу и протянул руку, не оборачиваясь.
   Никто не ответил. Моего оруженосца не было позади. Испугавшись внезапного появления сразу трех тигров, он сбежал, унеся с собой мою заряженную пулями двустволку. Этот мошенник и не подумал, что оставляет меня без оружия перед тремя страшными людоедами!
   Нет нужды говорить, что я испытал в тот момент. Я почувствовал, как по лбу у меня струится холодный пот, за спиной я ощутил дыхание смерти.
   — И что же тигры? — с волнением спросила баядера.
   — Они стояли прямо в двадцати шагах, пристально глядя на меня расширенными зрачками и не осмеливаясь двигаться. Так прошла минута, длинная, как век, и вдруг меня осенило, как я могу спасти свою жизнь. Я решительно прицелился из карабина, который был уже разряжен, и щелкнул курком. Вы не поверите, но, услышав этот щелчок, два диких зверя повернулись и огромным прыжком исчезли в зарослях бамбука.
   — Вот что значит иметь фортуну, — сказал Сандокан, — и обладать к тому же немалым хладнокровием.
   — Да, — отвечал Тремаль-Найк, — правда, уже к утру следующего дня я лежал в постели в сорокаградусном жару.
   — Но ты все равно заработал шкуру, — пошутил Янес. -Ведь собственная шкура стоит лихорадки, не так ли?
   Пока продолжался этот разговор о перипетиях тигриной охоты, два слона продолжали углубляться в джунгли, прокладывая себе дорогу среди огромного бамбука и жесткой густой травы.
   Пернатые уже проснулись и хлопотали среди растений, не обращая внимания на присутствие двух слонов и людей, восседавших на них. Стаи ворон, длинноклювых аистов, павлинов с гордым оперением, сверкающим на солнце, и белоснежных горлиц поднимались почти из-под ног у слонов, кружились с минуту над паланкином, а затем снова опускались среди высоких трав.
   Почва становилась все более зыбкой и болотистой, затрудняя слонам путь. Вода просачивалась повсюду; сами эти земли, составляющие дельту Ганга, образованы из илистых наносов, едва просыхающих. Но это были подходящие места для тигров, которые любят сырость и близость рек.
   И, действительно, слоны шествовали по этим болотам не более получаса, когда послышался голос моланга:
   — Господин, здесь логово тигра. Будьте осторожны: он должен быть недалеко.
   — Друзья, зарядите карабины, — сказал Тремаль-Найк, — Пунти уже идет по следу. Слышите?
   Огромный пес глухо зарычал и вздыбил шерсть на загривке. Он уже почуял людоеда.

Глава 14
ПЕРВЫЙ ТИГР

   Оба слона по команде погонщиков замедлили шаг. Должно быть, они тоже почувствовали присутствие опасного зверя, потому что вдруг стали необычайно осторожны, особенно первый, на котором сидели Сандокан и его товарищи. Он был пониже второго и мог быть захвачен врасплох, поэтому, раздвинув бамбук, он сразу же убирал хобот и прятал его между огромных бивней.
   Хотя слоны и имеют толстую шкуру, она у них чрезвычайно чувствительна. Особенно нежен хобот, поэтому они всячески оберегают его, тем более от когтей кровожадного зверя.
   С карабинами на изготовку Сандокан и его друзья всматривались в заросли, пытаясь увидеть тигра, однако безрезультатно. Впрочем, растительность в этом месте была столь густа, что нелегко было проникнуть взглядом за ее завесу. И все же тигр, видимо, прошел здесь недавно. Этот сильный и характерный запах, который они оставляют позади себя, еще чувствовался. Потревоженный лаем Пунти, он, должно быть, решил укрыться.
   — Куда он забился? — спрашивал Сандокан, нетерпеливо трогая курок карабина.
   — Он понял, что с нами не стоит связываться, — сказал Янес, — и спрятался в свое логово.
   — Неужели он сбежал от нас?
   — Если Пунти взял след, это ему не удастся.
   — А Дарма? — спросил Янес. — Я ее не вижу.
   — Не беспокойся, она идет за нами. Она просто не любит слонов, к этим животным у нее антипатия.
   — Тихо, — сказал Сандокан. — Пунти обнаружил его!
   Из чащи колючего бамбука слышался яростный лай.
   — Он схватился с тигром? — вскричал Янес.
   — Он не станет, мой умный пес, — ответил Тремаль-Найк. — Он понимает, что не в силах сразиться с тигром. Он только дает нам знать.
   В этот момент моланг, который стоял позади паланкина, держась за его край, крикнул Тремаль-Найку:
   — Господин, вон он.
   — Ты видел его?
   — Да. Он прячется там внизу, в траве. Разве ты не видишь, как трава шевелится? Тигр крадется там, стараясь уйти от твоей собаки.
   — Погонщик! — крикнул бенгалец. — Толкни слона вперед: сейчас мы будем стрелять.
   По свистку погонщика слон ускорил шаг, направляясь к высокой траве, из которой доносился прерывистый лай Пунти. Второй слон с шестью малайцами на спине следовал за ним.
   Запах дикого зверя больше не чувствовался. Тем не менее слон, не новичок в таких опасных охотах, казалось, чуял присутствие страшного врага. Он выказывал знаки живейшего беспокойства: шумно отдувался, тряс огромной головой; время от времени по всему телу его проходила сильная дрожь, которая ощущалась даже в паланкине.
   Несмотря на свою огромную силу и необыкновенную мощь хобота, которым они вырывают с корнями большие деревья, слоны испытывают настоящий страх перед тиграми. Бывает, что они даже отказываются идти вперед и остаются глухи к понуканиям своих погонщиков.
   Но первый слон был храбрец: он уже много лет участвовал в таких охотах и, как уверял его погонщик, немало тигров затоптал своими мощными ногами. Однако сейчас даже он колебался. Его товарищ, который шел следом, тоже был неуверен, и погонщику приходилось понукать его ударами пики.
   Неожиданно моланг, который прошел вперед и теперь стоял, держась за плечи погонщика, крикнул:
   — Смотрите!
   Две желтые полосатые тени мелькнули в высокой траве, ближе чем в пятидесяти шагах от слона, и тут же снова исчезли в ней.
   — Их двое! — воскликнул Тремаль-Найк. — Людоед здесь, оказывается, с подругой. Спокойно, друзья мои! Стреляйте только наверняка. Кажется, они решили дать нам бой.
   — Так охота будет интереснее, — ответил Сандокан.
   Янес посмотрел на Сураму. Молодая баядера была очень бледна, но сохраняла спокойствие.
   — Ты боишься? — спросил он ее.
   — Рядом с тобой, белый господин, нет, — ответила девушка.
   — Не бойся, мы старые охотники и с тиграми близко знакомы.
   Оба зверя вновь забились в заросли. Казалось, они уходили от погони — лай Пунти сделался более яростным.
   — Толкни слона! — закричал Тремаль-Найк погонщику.
   От удара острой пики слон сразу осмелел, он тут же зашагал вдвое быстрее. Но чувствовалось, что страх не совсем преодолен, насколько можно было судить по его дрожи и тяжкому пыхтению.
   Тремаль-Найк и его товарищи, взведя курки, внимательно всматривались в высокую траву, но звери упорно не показывались.
   Вдруг послышался лай Пунти слева, в нескольких шагах от слона.
   Моланг закричал:
   — Осторожно, господин! Тигры собираются напасть. Они кружат вокруг нас.
   В тот же миг слон остановился и быстро свернул хобот, спрятав его между бивнями. Он уперся своими крепкими ногами в землю, слегка наклонил корпус назад и издал трубный звук, словно предупреждая охотников.
   И тут трава всколыхнулась от яростного толчка, и огромный тигр мощным прыжком бросился на слона, обрушившись ему на лоб и пытаясь когтями достать погонщика, который отпрянул назад.
   Сандокан, находившийся в передней части паланкина, мгновенно разрядил в тигра свой карабин, раздробив зверю лапу.
   Несмотря на рану, страшный зверь не упал. В немыслимом перевороте он увернулся от выстрелов Янеса и Тремаль-Найка, сжался в комок и огромным прыжком пролетел над головами охотников, упав позади слона с громким рычанием. Малайцы, сидевшие на втором слоне, тут же разрядили в него свои карабины, рискуя попасть в ноги первого слона; но тигр уже исчез среди бамбука.
   Несколько мгновений по его следу еще колыхались верхушки тростников, потом все замерло, точно и не было ничего.
   — Ушел! — закричал Сандокан, поспешно перезаряжая ружье.
   — Нет, он готовится к новому нападению, — встревоженно сказал Тремаль-Найк. — Наверняка он подкрадывается к нам поближе.
   — Ну и бросок у этого зверя! — воскликнул Янес. — Я думал, он обрушится нам на головы, казалось, я чувствую уже, как его когти впиваются в мой мозг.
   — Постараемся не промахнуться, — сказал Тремаль-Найк.
   — Стрелять со спины слона не очень-то удобно, — ответил Сандокан. — Не знаю, как мне удалось попасть в него — паланкин так колыхался.
   — Слон весь дрожал, — сказал Янес. — Я, впрочем, его понимаю. При виде такого зверюги теряешь свое хладнокровие.
   — Осторожно, господин! — закричал моланг. — Слон опять его почуял.
   Действительно, слон начал выказывать беспокойство. Он пыхтел и еще сильнее задрожал. Вдруг он быстро закружился вокруг своей оси, потом снова встал неподвижно, опустив голову, и спрятал крепко скрученный хобот между бивнями.
   Через мгновение Сандокан и его товарищи увидели тигра. Он полз, извиваясь, среди бамбука, пытаясь приблизиться к ним незаметно.
   — Видишь его? — спросил Тремаль-Найк у Сандокана.
   — Да.
   — Ты тоже, Янес?
   — Я беру его на мушку, — ответил португалец.
   Несколько выстрелов из карабина раздались из паланкина второго слона.
   Малайцы открыли огонь, но в другом направлении.
   — Еще один тигр, он напал на другого слона! — закричал Тремаль-Найк. — Не теряйте из виду своего; разделаемся сначала с ним. Вот он!
   Тигр, который угрожал им, появился на свободном пространстве впереди. На минуту он замер, колотя себя хвостом по бокам, затем молниеносным броском кинулся в заросли и тут же снова появился в нескольких шагах от слона.
   Погонщик заорал:
   — Давай, сынок!
   Слон бросился вперед, наклонив голову и выставив бивни, готовый вонзить их в тело зверя, но тот извернулся немыслимым кульбитом и кинулся в новую атаку. Со страшным рычанием он обрушился снова на лоб слона; но раненая лапа не слушалась его, и он тут же свалился на землю.
   Слон проворно наступил ему ногой на хвост, вонзил ему в грудь один из своих бивней и рывком поднял в воздух. В ярости тигр испускал страшные вопли и отчаянно бился, стараясь достать до головы колосса, но тщетно.
   Сандокан и Янес прицелились из карабинов, но погонщик сделал им знак опустить оружие.
   — Пусть это сделает слон, — сказал он.
   Слон ловко обернул свой сильный хобот вокруг тела тигра, сжав ему лапы, чтобы не дать воспользоваться страшными когтями. Затем сорвал его с бивня, сжал так, что захрустели кости, приподнял вверх, раскачал короткими взмахами и с силой швырнул на землю. И сразу же, не дав подняться, наступил своей чудовищной ногой. Послышался хруст, потом трубный звук хобота, который прозвучал, как клич победителя.
   — Браво, слон! — закричал Сандокан. — Вот это называется отличный удар!
   — Спустимся! — закричал Янес.
   — Не двигаться! — скомандовал Тремаль-Найк. — Вот и другой приближается! Берегись!
   В самом деле, второй тигр, которому удалось избежать пуль малайцев, широкими скачками несся сквозь заросли, делая огромные пятиметровые прыжки.
   Видя, что слон топчет первого тигра, он ринулся на него с правого бока. Ему удалось вцепиться в попону, и его грозная пасть показалась под самым паланкином в полуметре от бедного моланга.
   — Огонь! — поспешно вскричал Тремаль-Найк.
   Три выстрела прогремели в один и тот же миг, а потом и четвертый — это стреляла Сурама.
   Тигр упал, окровавив слоновью попону.
   Охотники видели, как он судорожно ползет среди густой травы, но вскоре он лег и вытянулся, как бы пряча от врагов полученные раны.
   Сандокан и Тремаль-Найк снова зарядили карабины и выстрелили в голову, стараясь по возможности не попортить его чудесную шкуру.
   Тигр ответил страшным рычанием. Он снова вскинулся и обнажил клыки, как собака, но силы вдруг окончательно изменили ему, и он упал.
   — Это тебе, Янес, — сказал Тремаль-Найк. — Прикончи его! Тигр великолепный.
   Хищник лежал в тридцати шагах, с мордой, повернутой к слону, и с открытой грудью.
   Португалец прицелился, пока погонщик удерживал слона, и, поймав тигра на мушку, выстрелил.
   Зверь приподнялся, раскрыл пасть и тут же свалился замертво.
   — Мастерский выстрел! — закричал Тремаль-Найк. — Погонщик, бросай лестницу. Заберем эту великолепную шкуру.
   Из предосторожности они вновь зарядили карабины и быстро спустились в траву.
   Первый тигр представлял собой массу мяса и разбитых костей, раздробленных ногой слона. Его шкура, разорванная во многих местах, ни на что не годилась.
   Но у второго шкура была цела. Это был один из самых великолепных экземпляров, какой охотники когда-либо видели.
   — Настоящий королевский тигр, — сказал Тремаль-Найк. — В ваших лесах на Борнео подобных, конечно же, нет.
   — Нет, — ответил Сандокан. — На Малайских островах они не такие красивые. Там они помельче и не так развиты. Правда, Янес?
   — Да, — отвечал португалец, который рассматривал раны тигра. — Но наши не менее храбры и не менее свирепы, чем эти.
   — Прекрасный экземпляр, — не уставал восхищаться Тремаль-Найк. — «Господин тигр», как называют их наши поэты.
   — Черт побери! Какое уважение!
   — Вызванное страхом, — ответил Тремаль-Найк, смеясь.
   — Мы можем расположиться здесь, — сказал Сандокан, бросив взгляд вокруг. — Здесь открытое место: то, что нам нужно. На сегодня достаточно с нас. А затем пойдем к Сундарбану, и пусть нам предшествует слава страстных охотников. Это не вызовет подозрений у тугов.
   — Завтра все обитатели окрестных деревень заговорят о нашей охоте на тигров, — сказал Тремаль-Найк. — Моланг, которого мы взяли с собой, расскажет о нас чудеса.
   — Мы отошлем его?
   — Он нам больше не нужен. Не надо лишних свидетелей.

Глава 15
В ДЕБРЯХ СУНДАРБАНА

   Было только пять часов пополудни, когда оба слона пустились в путь, направляясь на юг, то есть к Сундарбану, чтобы добраться до совершенно необитаемых земель. Тот район, который они пересекали сейчас, был, хоть и редко, но населен бедными молангами. Время от времени там и сям среди бамбука и травы виднелись небольшие селения с высокими оградами, чтобы защитить от нападений диких зверей не только их обитателей, но также коров и буйволов. Вокруг были небольшие поля, обработанные под рисовые плантации, да несколько бананов, кокосов и манго, что дают превосходные плоды, высокоценимые в Индии. Лишь только путники миновали эти деревни, как джунгли снова вступали в свои права. Пруды становились все многочисленнее, все более заросшие тростником и полусгнившими водорослями — настоящие рассадники лихорадки.
   Стаи птиц поднимались с берегов при появлении двух гигантских слонов; охотники приветствовали их ружейными выстрелами, которые не пропадали зря.
   Среди бамбука мелькали иногда антилопы, попадались стаи диких собак с темно-рыжей шерстью и больные шакалы, обычно трусливые, но опасные, когда они голодны. Небольшая пантера на миг показалась из зарослей, чтобы тут же исчезнуть опять среди них.
   — Настоящий рай для охотников! — восклицал Сандокан. -Жаль, что мы должны больше заниматься тугами, чем тиграми, буйволами и носорогами. Я бы славно здесь поохотился.
   — Сегодня ночью я не лягу спать, — сказал Янес. — Я пойду в засаду. Говорят, что ночная охота не хуже дневной. Правда, Тремаль-Найк?
   — И к тому же гораздо опаснее, — отвечал бенгалец.
   — Возьмем с собой Дарму. Думаю, ты приучил ее к охоте.
   — Она обучена лучше, чем иная пантера.
   — Пантеры дрессируются для охоты?
   — И какими ловкими охотницами становятся! — воскликнул Тремаль-Найк, — Моя Дарма, однако, получше, она не побоится напасть даже на буйвола.
   — А, кстати, где эта плутовка? — спросил Янес. — Когда мы на слонах, она всегда держится подальше.
   — Не бойся, — отвечал Тремаль-Найк. — Она появится в час ужина, если только не поймает себе что-нибудь сама.
   — Я вижу впереди протоку, — сказал Сандокан. — Устроим лагерь на противоположном берегу. Больше всего дичи по берегам рек.
   Речонка шириной метров десять, с желтоватой гнилой водой, прокладывала себе путь меж двух берегов, поросших манграми, на аркоподобных ветках которых неподвижно сидели марабу, эти ненасытные пожиратели трупов и падали.
   — Осторожно, погонщик, — сказал Тремаль-Найк. — В этой реке могут быть гавиалы. Весьма свирепые крокодилы, — пояснил он своим товарищам.
   Оба колосса остановились на берегу, осторожно щупая землю и шумно нюхая воду, прежде чем войти в нее. Казалось, они не доверяют тому обманчивому спокойствию, которое царило под этой грязно-желтой водой.
   — Уверен, что я не обманываюсь, — сказал Тремаль-Найк, вставая. — Слоны чуют гавиалов и боятся их жестоких укусов.
   Первый слон, более решительный, чем его товарищ, наконец осмелился войти в реку, которая была довольно глубока и доходила ему до боков.
   Однако, пройдя три-четыре метра, он вдруг остановился так резко, что от толчка паланкина охотники едва не свалились в воду.
   — Что случилось? — спросил Сандокан, хватая карабин.
   Остановившись, слон издал яростный трубный звук, потом быстро погрузил хобот в воду, проворно отступив.
   — Он схватил его! — закричал погонщик.
   — Кого? — в один голос спросили Сандокан и Янес.
   — Гавиала, который укусил его.
   Хобот был поднят. Он сжимал чудовищную рептилию, похожую на крокодила, вооруженную двумя мощными челюстями, усеянными острыми желтоватыми зубами.
   Чудовище, вырванное из своей среды, яростно билось, пытаясь ударить слона своим мощным хвостом, покрытым, как и спина, острыми выступами.
   — Он задушит его? — спросил Янес.
   — Ни за что: увидишь, как он заставит эту рептилию расплатиться за полученный укус. Эти исполины и храбры, и умны, но при этом и чрезвычайно мстительны.
   — Тогда он затопчет его ногами.
   — Ничего подобного.
   — Какой же род смерти он предназначил этому болотному гаду? Я полагаю, он его не пощадит.
   — Увидишь, — сказал Тремаль-Найк. — Я бы не хотел оказаться на месте этого гавиала.
   Словно раздумывая, слон еще некоторое время сжимал хоботом извивающегося гавиала, держа его довольно высоко, чтобы избежать ударов хвоста, затем вышел на берег и быстро направился к гигантскому тамаринду, который рос отдельно, выбрасывая во все стороны свои раскидистые ветви.
   Несколько мгновений слон смотрел на огромное дерево и, найдя то, что ему было нужно, засунул рептилию в развилку двух ветвей, покрепче зажав ее, чтобы она не могла освободиться.
   Сделав это, он протяжно затрубил, что должно было означать удовлетворение, и спокойно вернулся к речке, пыхтя и комично раскачивая свой хобот, в то время как мстительный огонек сверкал в его черных глазках.
   — Видел? — спросил Тремаль-Найк Янеса.
   — Да, но не очень понял.
   — Он обрек рептилию на страшное мучение.
   — А как? Ах понял! — воскликнул португалец, разражаясь смехом. — Он медленно умрет от голода и жажды на верхушке дерева.
   — И солнце высушит его.
   — Какой мстительный слон!
   — Это казнь, которой они подвергают гавиалов и аллигаторов, когда удается поймать их.
   — Я бы не поверил, что эти колоссы, у которых такой мягкий, спокойный нрав, способны на подобную мстительность.
   — Больше того, они довольно злопамятны и очень чувствительны к тому, насколько вежливо с ними обращаются. Вот пример. Один погонщик имел привычку всякий раз, когда ему хотелось утолить жажду, разбивать кокосовый орех о голову своего слона. Слону эта процедура очень не нравилась, но до поры до времени он не показывал вида. И вот случилось однажды, что, проходя через плантацию кокосов, погонщик прихватил несколько штук, чтобы разбить, как обычно, на черепе слона. Тот позволил разбить один, другой, а потом схватил своим хоботом самый большой кокос и разбил его…
   — О голову своего погонщика? — захохотал и Сандокан.