Роберт Сальваторе
Море Мечей
(Тропы Тьмы-3)
Пролог
Уверенными и плавными движениями он описывал саблями широкие дуги, чтобы сбить противника с толку. При первой же возможности он сделал шаг вперед и занес оружие над незащищенным плечом противника. Однако эльф с бритой головой, блестевшей на солнце, быстро отступил и, защищаясь, отбил изогнутый клинок длинным прямым мечом, сделал молниеносный выпад кинжалом, а затем шаг вперед — и удар мечом.
Но его соперник передвигался так, словно предвидел каждое следующее действие противника. Вращая саблями, он со звоном отбил смертоносный меч. Эльф сделал новый выпад, метя чуть пониже груди, потом еще один.
Однако сабли, скрещиваясь, мастерски парировали удары. Проворный эльф, поблескивая лысиной, попытался пнуть его ногой поверх клинков, но их изогнутые лезвия в то же мгновение взлетели вверх.
Правда, удар оказался всего лишь обманной уловкой, и, едва лезвия сабель поднялись, эльф пригнулся и метнул кинжал. Ни опустить клинки, ни отступить его противник не успел.
Бросок был безупречен: кинжал вонзился в живот.
— Да это точно Дюдермонт! — возбужденно прокричал один из матросов. — Снова нас догоняет!
— Да ну, он же понятия не имеет, кто мы, — отозвался другой.
— Обогнем риф и пройдем мимо волнорезов, — приказала рулевому Шила Кри.
Высокая и грузная рыжеволосая пиратка с раздражением наблюдала за преследователем. Кулаки ее были тяжелы, как камень, от долгих лет тяжелой работы на судне, а в зеленых глазах плескалась злость — трехмачтовая шхуна заставила ее изменить курс, отказаться от легкой добычи — слабовооруженного торгового корабля.
— Окутай нас туманом, чтобы они не проследили, — выкрикнула пиратка, обращаясь к Беллани, чародейке, постоянно служившей на «Кровавом киле».
— Угу, туман, — тряхнув головой и рассыпав по плечам смолено — черные волосы, презрительно фыркнула Беллани.
Но Шила, которой привычнее было махать мечом, чем вести беседы, таких тонкостей, как интонации, не понимала. Беллани передернула плечами и начала произносить самое сильное заклинание — для создания огненного шара. Однако направила она его не на корабль — преследователь. — Если это на самом деле «Морская фея», их чародей легко обезвредит удар, — а в воду за кормой «Кровавого киля».
Едва огненные языки коснулись волн, вода зашипела и забурлила, и позади быстро удалявшегося судна поднялось плотное облако пара. Шила Кри кивнула с довольной улыбкой. Ее штурману, ширококостной мордатой рябой бабе с желтыми зубами, воды за западным отрогом Хребта Мира были известны лучше, чем кому бы то ни было. Она могла бы провести корабль там в самую глухую ночь, руководствуясь лишь плеском волн о рифы. Судно Дюдермонта не посмеет сунуться за ними в эти опасные воды. Вскоре «Кровавый киль» минет третий волнорез, обогнет скалистый выступ, а там либо отправится в открытое море, либо повернет к изрезанному берегу, который Шила и ее товарищи считали своим домом.
— Откуда ему знать, что это мы? — усомнился один из матросов.
Шила Кри, надеясь, что парень прав, кивнула. Очертания «Морской феи», трехмачтовой шхуны, трудно было спутать с очертаниями другого судна, тогда как «Кровавый киль» был обычной, небольшой и ничем не примечательной каравеллой. Тем не менее Шила Кри, будучи опытным морским волком, вовсе не желала связываться с легендарным капитаном Дюдермонтом и его верной командой, не важно, узнали они ее или нет.
До нее дошли слухи, что Дюдермонт разыскивает именно ее, хотя чем она так заинтересовала знамени того истребителя морских разбойников, Шила Кри совершенно не представляла. Женщина задумчиво коснулась клейма на плече. Это был ее новый «герб». Такой же знак носили все женщины в ее команде. Это было изображение громадного боевого молота, который она купила у какого-то недоумка в Лускане, Клыка Защитника.
Может, и есть причина столь пристального внимания Дюдермонта? Шиле Кри в общих чертах была известна история великолепного оружия, болтали, что его прежний владелец, пьянчуга-варвар по имени Вульфгар, был другом капитана. Возможно, все дело в этом, но разве можно знать наверняка? И потом, разве Вульфгара не судили в Лускане за попытку убить Дюдермонта?
Однако Шила, передернув плечами, выбросила эти мысли из головы, потому что «Кровавый киль» осторожно маневрировал между подводными скалами и рифами, направляясь к тайному убежищу пиратов, надежно укрытому от чужих глаз в Золотой Бухте. Не смотря на опыт штурмана, корпус корабля несколько раз проскрежетал по острым камням и в гавань вошел с креном на левый борт.
Но это было не страшно, поскольку в пиратской бухте, окруженной со всех сторон зубчатыми скалами, отремонтировать корабль не составляло труда. «Кровавый киль» вошел в обширную пещеру, первую из сложного переплетения естественных туннелей, пустот и гротов, изрезавших восточные отроги Хребта Мира. Теперь эти туннели заполнились дымом факелов, пещеры были обжиты и служили хранилищем богатой добычи пиратской шайки, становившейся самой удачливой в северных водах Побережья Мечей.
Хрупкая черноволосая чародейка вздохнула. Было очевидно, что в предстоящем ремонте ей предстояло проделать самую большую работу.
— Черт бы побрал этого Дюдермонта! — процедила она.
— Лучше бы черт побрал нашу трусость, — провор чал, проходя мимо, один из матросов.
Рядом с ним тут же возникла Шила Кри и ударом в челюсть сбила с ног.
— Да он нас, может, и не видел, — попытался оправдаться матрос, со страхом глядя снизу вверх на рыжую пиратку.
Если бы Шиле посмела возразить одна из женщин Команды, ее поколотили бы, но если голос подавал кто-то из матросов-мужчин, он вполне мог на своей шкуре оценить, что корабль заслуженно носил свое имя. Ведь килевание было любимой забавой жестокой Шилы Кри.
Однако на сей раз Шила, озабоченная внезапным появлением Дюдермонта, позволила провинившемуся скрыться с глаз, и тот мешкать не стал. Вполне вероятно, что с «Морской феи» их действительно не заметили, а если и заметили, то не поняли, кто они такие.
Но все же Шила Кри предпочитала перестраховаться, когда дело касалось капитана Дюдермонта. Если они впрямь задался целью настичь ее, то пусть уж это произойдет здесь, в Золотой Бухте, надежной крепости, где кроме пиратки и ее команды обитало еще много численное племя огров.
Удар был точен, но кинжал со звоном упал на пол.
— Дзирт До'Урден никогда не поддался бы на такую уловку! — высоким, красивым голосом отчитывал соперника бритоголовый эльф Лелоринель. Сквозь прорези черной маски, которую он носил постоянно, жестко блестели голубые с золотистыми искрами глаза. Резким движением он вложил меч в ножны. — А если б и поддался, то успел бы отступить или закрыться саблями, — скривив губы, добавил он.
— Но я не Дзирт До'Урден, — скромно возразил эльф-полукровка Тюневек. Он сделал несколько шагов по крыше и привалился к зубцу парапета, тяжело дыша.
— Маскевик наделил тебя вполне достаточной прытью, чтобы возместить этот печальный недостаток, — ответил эльф, поднимая кинжал и оправляя легкую коричневую рубаху без рукавов.
Тюневек только фыркнул:
— Да ты ведь даже не знаешь, как бьется Дзирт До'Урден! — не преминул заметить он. — Полно! Ты когда-нибудь видел его в бою? Ты хоть видел, как он двигается, что приписываешь ему такое мастерство? Это просто невозможно, говорю тебе! На Лелоринеля его слова, похоже, не произвели ни какого впечатления:
— На севере все знают о его боевом искусстве и храбрости.
— И все наверняка преувеличивают, — заметил Тюневек.
Лелоринель упрямо мотнул лысой головой. Он не однократно и в подробностях расписывал подвиги Дзирта своему партнеру-полукровке.
— Я щедро оплачиваю твое участие в наших поединках, — сказал он. — Так что было бы лучше, если бы ты внимательно прислушивался к моим словам и не сомневался в них, а постарался настолько хорошо имитировать боевой стиль Дзирта До'Урдена, насколько это позволяют твои жалкие возможности.
Голый по пояс Тюневек вытирал пот с мускулисто го стройного торса. Он протянул полотенце Лелоринелю, смерившему его презрительным взглядом, как всегда в случаях неудач эльф прошел мимо партнера и открыл крышку лаза, через который можно было спуститься на верхний этаж башни.
— Похоже, действие заклятия «каменной кожи» заканчивается, — сухо бросил он, спускаясь.
Оставшись на крыше один, Тюневек невесело усмехнулся. Подойдя к своей рубашке, он вдруг заметил мерцание в воздухе. Эльф-полукровка остановился, поджидая, пока материализуется старый Маскевик.
— Ну что, сегодня он доволен? — скрипучим голосом спросил седобородый старик. Но по его желтозубой насмешливой улыбке было ясно, что ему уже все известно.
— Лелоринель просто одержим, — отозвался Тюневек. — Если бы сам не видел, не поверил бы, что такое возможно.
Маскевик безразлично пожал плечами.
— Он больше пяти лет трудился на меня в поте лица, чтобы заслужить и мои услуги, и то, чем он щедро оплачивает твои, — заметил он. — Только, чтобы найти такого, как ты, подающего некоторую надежду со временем научиться воспроизводить стиль этого странного темного эльфа, Дзирта До'Урдена, мы потратили много месяцев.
— Стоило ли надрываться? — огрызнулся раздосадованный Тюневек. — Почему бы вам с Лелоринелем не разыскать этого разнесчастного дроу и покончить с ним раз и навсегда? Все проще, чем эти бесконечные поединки.
Красноречивая усмешка Маскевика говорила, как сильно эльф-полукровка недооценивает этого дроу, тогда как они с Лелоринелем много наслышаны о его необыкновенных свершениях.
— Говорят, Дзирт — близкий друг дворфа по имени Бренор Боевой Топор, — сказал Маскевик. — Слыхал о таком?
Тюневек, натягивая серую рубашку, отрицательно мотнул головой.
— Он король Мифрил Халла, — пояснил чародей. — Или был по крайней мере. А я не испытываю ни малейшего желания навлечь на себя месть целого клана разъяренных дворфов с толпой чародеев в придачу. Вряд ли можно надеяться на отменное здоровье или сказочное богатство, имея врагом Бренора Боевого Топора. Кроме того, я не имею ничего против этого Дзирта До'Урдена, — прибавил Маскевик. — С какой стати я должен желать ему смерти?
— Потому что Лелоринель твой друг.
— Лелоринель, — несколько насмешливо повторил маг. — Не спорю, он мне нравится, и, соблюдая долг дружбы, я время от времени пытаюсь убедить его, что выбранный им путь ведет к саморазрушению, и ничему больше.
— Могу спорить, он остается совершенно глух, — вставил Тюневек.
— Точно, — подтвердил Маскевик. — Этот Лелоринель Тел'е'бренекетт такой упрямец.
— Если только это его настоящее имя, — фыркнул Тюневек, который после последнего поединка был со всем не в духе. — «Я с тобой так, как ты со мной», — перевел он имя эльфа, которое и впрямь было одной из вариаций распространенной у этого народа поговорки.
— Что ж, в ней нашла отражение философия дружбы и уважения, разве не так? — спросил старый маг.
— И мести тоже, — хмуро добавил Тюневек.
Лелоринель же, оказавшись один с маленькой комнате на одном из нижних этажей башни, сорвал с лица маску и тяжело плюхнулся на кровать, весь кипя от раздражения и ненависти к Дзирту До'Урдену.
— Сколько же лет на это уйдет? — пробормотал он, теребя на пальце ониксовый перстень. — А хоть бы и веков, какая разница?
Лелоринель сдернул кольцо и поднес его к глазам. Ему пришлось два года трудиться изо всех сил, чтобы получить эту вещь от Маскевика. Перстень был волшебным и мог надолго удерживать различные чары. В нем заключалось четыре заклятия, которые, как считал Лелоринель, помогут ему убить Дзирта До'Урдена.
Само собой, эльф понимал, что если ему придется применить их все, то, скорее всего, он тоже погибнет. Но это не имело значения. Если Дзирт До'Урден умрет, Лелоринель перейдет в мир иной спокойно.
Но его соперник передвигался так, словно предвидел каждое следующее действие противника. Вращая саблями, он со звоном отбил смертоносный меч. Эльф сделал новый выпад, метя чуть пониже груди, потом еще один.
Однако сабли, скрещиваясь, мастерски парировали удары. Проворный эльф, поблескивая лысиной, попытался пнуть его ногой поверх клинков, но их изогнутые лезвия в то же мгновение взлетели вверх.
Правда, удар оказался всего лишь обманной уловкой, и, едва лезвия сабель поднялись, эльф пригнулся и метнул кинжал. Ни опустить клинки, ни отступить его противник не успел.
Бросок был безупречен: кинжал вонзился в живот.
* * *
— Да это точно Дюдермонт! — возбужденно прокричал один из матросов. — Снова нас догоняет!
— Да ну, он же понятия не имеет, кто мы, — отозвался другой.
— Обогнем риф и пройдем мимо волнорезов, — приказала рулевому Шила Кри.
Высокая и грузная рыжеволосая пиратка с раздражением наблюдала за преследователем. Кулаки ее были тяжелы, как камень, от долгих лет тяжелой работы на судне, а в зеленых глазах плескалась злость — трехмачтовая шхуна заставила ее изменить курс, отказаться от легкой добычи — слабовооруженного торгового корабля.
— Окутай нас туманом, чтобы они не проследили, — выкрикнула пиратка, обращаясь к Беллани, чародейке, постоянно служившей на «Кровавом киле».
— Угу, туман, — тряхнув головой и рассыпав по плечам смолено — черные волосы, презрительно фыркнула Беллани.
Но Шила, которой привычнее было махать мечом, чем вести беседы, таких тонкостей, как интонации, не понимала. Беллани передернула плечами и начала произносить самое сильное заклинание — для создания огненного шара. Однако направила она его не на корабль — преследователь. — Если это на самом деле «Морская фея», их чародей легко обезвредит удар, — а в воду за кормой «Кровавого киля».
Едва огненные языки коснулись волн, вода зашипела и забурлила, и позади быстро удалявшегося судна поднялось плотное облако пара. Шила Кри кивнула с довольной улыбкой. Ее штурману, ширококостной мордатой рябой бабе с желтыми зубами, воды за западным отрогом Хребта Мира были известны лучше, чем кому бы то ни было. Она могла бы провести корабль там в самую глухую ночь, руководствуясь лишь плеском волн о рифы. Судно Дюдермонта не посмеет сунуться за ними в эти опасные воды. Вскоре «Кровавый киль» минет третий волнорез, обогнет скалистый выступ, а там либо отправится в открытое море, либо повернет к изрезанному берегу, который Шила и ее товарищи считали своим домом.
— Откуда ему знать, что это мы? — усомнился один из матросов.
Шила Кри, надеясь, что парень прав, кивнула. Очертания «Морской феи», трехмачтовой шхуны, трудно было спутать с очертаниями другого судна, тогда как «Кровавый киль» был обычной, небольшой и ничем не примечательной каравеллой. Тем не менее Шила Кри, будучи опытным морским волком, вовсе не желала связываться с легендарным капитаном Дюдермонтом и его верной командой, не важно, узнали они ее или нет.
До нее дошли слухи, что Дюдермонт разыскивает именно ее, хотя чем она так заинтересовала знамени того истребителя морских разбойников, Шила Кри совершенно не представляла. Женщина задумчиво коснулась клейма на плече. Это был ее новый «герб». Такой же знак носили все женщины в ее команде. Это было изображение громадного боевого молота, который она купила у какого-то недоумка в Лускане, Клыка Защитника.
Может, и есть причина столь пристального внимания Дюдермонта? Шиле Кри в общих чертах была известна история великолепного оружия, болтали, что его прежний владелец, пьянчуга-варвар по имени Вульфгар, был другом капитана. Возможно, все дело в этом, но разве можно знать наверняка? И потом, разве Вульфгара не судили в Лускане за попытку убить Дюдермонта?
Однако Шила, передернув плечами, выбросила эти мысли из головы, потому что «Кровавый киль» осторожно маневрировал между подводными скалами и рифами, направляясь к тайному убежищу пиратов, надежно укрытому от чужих глаз в Золотой Бухте. Не смотря на опыт штурмана, корпус корабля несколько раз проскрежетал по острым камням и в гавань вошел с креном на левый борт.
Но это было не страшно, поскольку в пиратской бухте, окруженной со всех сторон зубчатыми скалами, отремонтировать корабль не составляло труда. «Кровавый киль» вошел в обширную пещеру, первую из сложного переплетения естественных туннелей, пустот и гротов, изрезавших восточные отроги Хребта Мира. Теперь эти туннели заполнились дымом факелов, пещеры были обжиты и служили хранилищем богатой добычи пиратской шайки, становившейся самой удачливой в северных водах Побережья Мечей.
Хрупкая черноволосая чародейка вздохнула. Было очевидно, что в предстоящем ремонте ей предстояло проделать самую большую работу.
— Черт бы побрал этого Дюдермонта! — процедила она.
— Лучше бы черт побрал нашу трусость, — провор чал, проходя мимо, один из матросов.
Рядом с ним тут же возникла Шила Кри и ударом в челюсть сбила с ног.
— Да он нас, может, и не видел, — попытался оправдаться матрос, со страхом глядя снизу вверх на рыжую пиратку.
Если бы Шиле посмела возразить одна из женщин Команды, ее поколотили бы, но если голос подавал кто-то из матросов-мужчин, он вполне мог на своей шкуре оценить, что корабль заслуженно носил свое имя. Ведь килевание было любимой забавой жестокой Шилы Кри.
Однако на сей раз Шила, озабоченная внезапным появлением Дюдермонта, позволила провинившемуся скрыться с глаз, и тот мешкать не стал. Вполне вероятно, что с «Морской феи» их действительно не заметили, а если и заметили, то не поняли, кто они такие.
Но все же Шила Кри предпочитала перестраховаться, когда дело касалось капитана Дюдермонта. Если они впрямь задался целью настичь ее, то пусть уж это произойдет здесь, в Золотой Бухте, надежной крепости, где кроме пиратки и ее команды обитало еще много численное племя огров.
* * *
Удар был точен, но кинжал со звоном упал на пол.
— Дзирт До'Урден никогда не поддался бы на такую уловку! — высоким, красивым голосом отчитывал соперника бритоголовый эльф Лелоринель. Сквозь прорези черной маски, которую он носил постоянно, жестко блестели голубые с золотистыми искрами глаза. Резким движением он вложил меч в ножны. — А если б и поддался, то успел бы отступить или закрыться саблями, — скривив губы, добавил он.
— Но я не Дзирт До'Урден, — скромно возразил эльф-полукровка Тюневек. Он сделал несколько шагов по крыше и привалился к зубцу парапета, тяжело дыша.
— Маскевик наделил тебя вполне достаточной прытью, чтобы возместить этот печальный недостаток, — ответил эльф, поднимая кинжал и оправляя легкую коричневую рубаху без рукавов.
Тюневек только фыркнул:
— Да ты ведь даже не знаешь, как бьется Дзирт До'Урден! — не преминул заметить он. — Полно! Ты когда-нибудь видел его в бою? Ты хоть видел, как он двигается, что приписываешь ему такое мастерство? Это просто невозможно, говорю тебе! На Лелоринеля его слова, похоже, не произвели ни какого впечатления:
— На севере все знают о его боевом искусстве и храбрости.
— И все наверняка преувеличивают, — заметил Тюневек.
Лелоринель упрямо мотнул лысой головой. Он не однократно и в подробностях расписывал подвиги Дзирта своему партнеру-полукровке.
— Я щедро оплачиваю твое участие в наших поединках, — сказал он. — Так что было бы лучше, если бы ты внимательно прислушивался к моим словам и не сомневался в них, а постарался настолько хорошо имитировать боевой стиль Дзирта До'Урдена, насколько это позволяют твои жалкие возможности.
Голый по пояс Тюневек вытирал пот с мускулисто го стройного торса. Он протянул полотенце Лелоринелю, смерившему его презрительным взглядом, как всегда в случаях неудач эльф прошел мимо партнера и открыл крышку лаза, через который можно было спуститься на верхний этаж башни.
— Похоже, действие заклятия «каменной кожи» заканчивается, — сухо бросил он, спускаясь.
Оставшись на крыше один, Тюневек невесело усмехнулся. Подойдя к своей рубашке, он вдруг заметил мерцание в воздухе. Эльф-полукровка остановился, поджидая, пока материализуется старый Маскевик.
— Ну что, сегодня он доволен? — скрипучим голосом спросил седобородый старик. Но по его желтозубой насмешливой улыбке было ясно, что ему уже все известно.
— Лелоринель просто одержим, — отозвался Тюневек. — Если бы сам не видел, не поверил бы, что такое возможно.
Маскевик безразлично пожал плечами.
— Он больше пяти лет трудился на меня в поте лица, чтобы заслужить и мои услуги, и то, чем он щедро оплачивает твои, — заметил он. — Только, чтобы найти такого, как ты, подающего некоторую надежду со временем научиться воспроизводить стиль этого странного темного эльфа, Дзирта До'Урдена, мы потратили много месяцев.
— Стоило ли надрываться? — огрызнулся раздосадованный Тюневек. — Почему бы вам с Лелоринелем не разыскать этого разнесчастного дроу и покончить с ним раз и навсегда? Все проще, чем эти бесконечные поединки.
Красноречивая усмешка Маскевика говорила, как сильно эльф-полукровка недооценивает этого дроу, тогда как они с Лелоринелем много наслышаны о его необыкновенных свершениях.
— Говорят, Дзирт — близкий друг дворфа по имени Бренор Боевой Топор, — сказал Маскевик. — Слыхал о таком?
Тюневек, натягивая серую рубашку, отрицательно мотнул головой.
— Он король Мифрил Халла, — пояснил чародей. — Или был по крайней мере. А я не испытываю ни малейшего желания навлечь на себя месть целого клана разъяренных дворфов с толпой чародеев в придачу. Вряд ли можно надеяться на отменное здоровье или сказочное богатство, имея врагом Бренора Боевого Топора. Кроме того, я не имею ничего против этого Дзирта До'Урдена, — прибавил Маскевик. — С какой стати я должен желать ему смерти?
— Потому что Лелоринель твой друг.
— Лелоринель, — несколько насмешливо повторил маг. — Не спорю, он мне нравится, и, соблюдая долг дружбы, я время от времени пытаюсь убедить его, что выбранный им путь ведет к саморазрушению, и ничему больше.
— Могу спорить, он остается совершенно глух, — вставил Тюневек.
— Точно, — подтвердил Маскевик. — Этот Лелоринель Тел'е'бренекетт такой упрямец.
— Если только это его настоящее имя, — фыркнул Тюневек, который после последнего поединка был со всем не в духе. — «Я с тобой так, как ты со мной», — перевел он имя эльфа, которое и впрямь было одной из вариаций распространенной у этого народа поговорки.
— Что ж, в ней нашла отражение философия дружбы и уважения, разве не так? — спросил старый маг.
— И мести тоже, — хмуро добавил Тюневек.
* * *
Лелоринель же, оказавшись один с маленькой комнате на одном из нижних этажей башни, сорвал с лица маску и тяжело плюхнулся на кровать, весь кипя от раздражения и ненависти к Дзирту До'Урдену.
— Сколько же лет на это уйдет? — пробормотал он, теребя на пальце ониксовый перстень. — А хоть бы и веков, какая разница?
Лелоринель сдернул кольцо и поднес его к глазам. Ему пришлось два года трудиться изо всех сил, чтобы получить эту вещь от Маскевика. Перстень был волшебным и мог надолго удерживать различные чары. В нем заключалось четыре заклятия, которые, как считал Лелоринель, помогут ему убить Дзирта До'Урдена.
Само собой, эльф понимал, что если ему придется применить их все, то, скорее всего, он тоже погибнет. Но это не имело значения. Если Дзирт До'Урден умрет, Лелоринель перейдет в мир иной спокойно.
Часть I. КЛОЧЬЯ ТЬМЫ
Как хорошо быть дома! Как прекрасно слышать шум ветра в Долине, чувствовать его бодрящий холодок, словно напоминающий мне, что я живу.
Как часто мы забываем, насколько важно это простое ощущение. Так легко забыть, что ты действительно живешь, и испытывать благоговение оттого, что можно, наслаждаться рассветом и закатом каждого дня.
И чувствовать, что все время, разделяющее их, и все долгие часы после того, как падет покров темноты, принадлежат тебе и ты волен распоряжаться ими.
И любой человек, встреченный на пути, может как-то изменить жизнь, оставить по себе хорошую или плохую память, оживить будни, прервать монотонный поток одинаковых мгновений. Я думаю, что эти бесполезные мгновения, часы, похожие друг на друга, — наш враг, мазки смерти на полотне жизни.
Да, прекрасно быть дома, в суровой Долине Ледяно го Ветра, где полно всяких чудовищ и за каждым поворотом дороги можно встретить разбойника. Но я чувствую себя более живым и более счастливым, чем раньше. Я слишком долго боролся со зловещей тенью мо его происхождения. Я боролся с неизбежностью отпущенной мне датой жизни, стараясь примириться с тем, что умру много позже Бренора, Вульфгара, Реджиса и Кэтти-бри.
Как глупо было скорбеть о конце ее дней и не радоваться тем дням, что отпущены нам, дням, когда мы вместе! Как глупо позволять настоящему бесследно уплывать в прошлое, при этом сокрушаясь о возможном — всего лишь возможном — будущем!
С каждым мгновением нового дня все мы приближаемся к смерти. И это неизбежно. Осознание этой истины может либо парализовать нас страхом, либо наполнить нетерпеливой жаждой испытать и испробовать все на свете, стремясь жить так, чтобы каждое мгновение запечатлелось в нашей памяти. Жить так, чтобы ощущать биение бытия в мерцании звезды и при ярком свете дня, в тихую погоду и в бурю, и делать каждый шаг с готовностью независимо от того, идешь ли ты через цветущий сад, или глубокие снега.
Старые и зрелые люди нередко забывают эту истину, так хорошо известную юным. И именно в этом прчина злости и зависти, которую многие питают к молодым. Как часто мне доводилось слышать распространенную жалобу: «Если бы я только мог вернуться в то время, зная то, что знаю сейчас! Слышать такое просто смешно, потому что на самом деле таким людям следовало бы сказать: „Если бы я только мог вновь ощутить жажду и радость жизни, что испытывал тогда!“
Я, в конце концов, понял, что в этом и есть значение жизни, и в осознании этого и почерпнул ту самую жажду и радость. Можно прожить короткую жизнь в двадцать лет полнее и радостнее, чем целые столетия, когда глаза потуплены и опущены плечи.
Вспоминаю наш первый совместный бой с Вульфгаром, когда я, улыбаясь и чувствуя себя переполненным жаждой жизни, вступил в схватку, несмотря на то, что нам противостояли страшные гиганты с перевесом в численности и силе! Странно, что со временем эта жажда жизни уменьшилась.
Мне потребовалось мною времени, пришлось пережить горькие утраты для того, чтобы понять неправильность такого отношения. Чтобы вновь очнуться для жизни, наслаждаться красотой вокруг и испытывать восторг от собственного существования, мне прежде пришлось неразумно уступить хрустальный осколок Джарлаксу, наконец, завершить (надеюсь, навсегда) наш спор с Артемисом Энтрери и вернуться в Долину Ледяною Ветра.
Само собой, тревога и переживания никуда не деваются. По-прежнему Вульфгара с нами нет, мы не знаем, где он, и я беспокоюсь за его здоровье и жизнь. Но я смирился с тем, что он выбрал такой путь, — именно ради того, чтобы сохранить свою жизнь и здоровье, ему нужно было оставить нас. Мне остается только мо лить небо, что когда-нибудь наши дороги вновь пересекутся и он вернется домой. Я надеюсь, что до нас наконец дойдут какие-нибудь вести о нем и либо наши опасения развеятся, либо нам придется собираться в путь, чтобы спасать его.
Но теперь я могу терпеть и надеяться на лучшее, поскольку, без конца тревожась о своем друге, я разрушаю собственную жизнь.
А этого я не сделаю.
В мире слишком много красоты.
В мире слишком много чудовищ и негодяев.
И столько интересного.
Дзирт До'Урден
Как часто мы забываем, насколько важно это простое ощущение. Так легко забыть, что ты действительно живешь, и испытывать благоговение оттого, что можно, наслаждаться рассветом и закатом каждого дня.
И чувствовать, что все время, разделяющее их, и все долгие часы после того, как падет покров темноты, принадлежат тебе и ты волен распоряжаться ими.
И любой человек, встреченный на пути, может как-то изменить жизнь, оставить по себе хорошую или плохую память, оживить будни, прервать монотонный поток одинаковых мгновений. Я думаю, что эти бесполезные мгновения, часы, похожие друг на друга, — наш враг, мазки смерти на полотне жизни.
Да, прекрасно быть дома, в суровой Долине Ледяно го Ветра, где полно всяких чудовищ и за каждым поворотом дороги можно встретить разбойника. Но я чувствую себя более живым и более счастливым, чем раньше. Я слишком долго боролся со зловещей тенью мо его происхождения. Я боролся с неизбежностью отпущенной мне датой жизни, стараясь примириться с тем, что умру много позже Бренора, Вульфгара, Реджиса и Кэтти-бри.
Как глупо было скорбеть о конце ее дней и не радоваться тем дням, что отпущены нам, дням, когда мы вместе! Как глупо позволять настоящему бесследно уплывать в прошлое, при этом сокрушаясь о возможном — всего лишь возможном — будущем!
С каждым мгновением нового дня все мы приближаемся к смерти. И это неизбежно. Осознание этой истины может либо парализовать нас страхом, либо наполнить нетерпеливой жаждой испытать и испробовать все на свете, стремясь жить так, чтобы каждое мгновение запечатлелось в нашей памяти. Жить так, чтобы ощущать биение бытия в мерцании звезды и при ярком свете дня, в тихую погоду и в бурю, и делать каждый шаг с готовностью независимо от того, идешь ли ты через цветущий сад, или глубокие снега.
Старые и зрелые люди нередко забывают эту истину, так хорошо известную юным. И именно в этом прчина злости и зависти, которую многие питают к молодым. Как часто мне доводилось слышать распространенную жалобу: «Если бы я только мог вернуться в то время, зная то, что знаю сейчас! Слышать такое просто смешно, потому что на самом деле таким людям следовало бы сказать: „Если бы я только мог вновь ощутить жажду и радость жизни, что испытывал тогда!“
Я, в конце концов, понял, что в этом и есть значение жизни, и в осознании этого и почерпнул ту самую жажду и радость. Можно прожить короткую жизнь в двадцать лет полнее и радостнее, чем целые столетия, когда глаза потуплены и опущены плечи.
Вспоминаю наш первый совместный бой с Вульфгаром, когда я, улыбаясь и чувствуя себя переполненным жаждой жизни, вступил в схватку, несмотря на то, что нам противостояли страшные гиганты с перевесом в численности и силе! Странно, что со временем эта жажда жизни уменьшилась.
Мне потребовалось мною времени, пришлось пережить горькие утраты для того, чтобы понять неправильность такого отношения. Чтобы вновь очнуться для жизни, наслаждаться красотой вокруг и испытывать восторг от собственного существования, мне прежде пришлось неразумно уступить хрустальный осколок Джарлаксу, наконец, завершить (надеюсь, навсегда) наш спор с Артемисом Энтрери и вернуться в Долину Ледяною Ветра.
Само собой, тревога и переживания никуда не деваются. По-прежнему Вульфгара с нами нет, мы не знаем, где он, и я беспокоюсь за его здоровье и жизнь. Но я смирился с тем, что он выбрал такой путь, — именно ради того, чтобы сохранить свою жизнь и здоровье, ему нужно было оставить нас. Мне остается только мо лить небо, что когда-нибудь наши дороги вновь пересекутся и он вернется домой. Я надеюсь, что до нас наконец дойдут какие-нибудь вести о нем и либо наши опасения развеятся, либо нам придется собираться в путь, чтобы спасать его.
Но теперь я могу терпеть и надеяться на лучшее, поскольку, без конца тревожась о своем друге, я разрушаю собственную жизнь.
А этого я не сделаю.
В мире слишком много красоты.
В мире слишком много чудовищ и негодяев.
И столько интересного.
Дзирт До'Урден
Глава 1. СПИНА К СПИНЕ
По плечу Кэтти-бри, щекоча голую руку, рассыпались белые волосы Дзирта, а ее собственная золотистая грива разметалась по груди дроу.
Они сидели на берегу Мер Дуалдон, самого большого озера в Долине Ледяного Ветра, спина к спине, и глядели в марево летнего неба. Низко над горизонтом медленно скользили белые облачка, и их пушистые бока казались еще мягче в сравнении с резки ми силуэтами стервятников, во множестве круживших под ними. Но друзья рассматривали облака, а не птиц.
— Вон то похоже на костолобую форель, попавшую на багор, — заметила Кэтти-бри об одном облаке необычной формы — слегка вытянутом и изогнутом, вслед за которым тянулась длинная тонкая белая линия.
— Как это у тебя получается? — со смехом спросил темный эльф.
Кэтти-бри чуть обернулась, чтобы взглянуть в сиреневые глаза темнокожего друга.
— А как у тебя не получается? — в свою очередь спросила она. — Что может быть проще?
Дзирт снова рассмеялся, но не столько словам, сколько тому, как они были произнесены. Сейчас они вновь жили вместе с дворфами из клана Боевого Топора на рудниках вблизи Десяти Городов, и сильный акцент и грубоватые интонации языка дворфов вновь отчетливо проявлялись в речи девушки.
Дроу тоже чуть повернул голову, и их глаза оказались совсем близко. Дзирт различил в глубине ее зрачков особое мерцание — искорки благодушия и счастья, появившиеся там лишь недавно, после долгих месяцев отсутствия Вульфгара, и сейчас этот счастливый взгляд был гораздо более определенным, чем раньше. Дзирт снова со смехом перевел взгляд на небо.
— Твоя рыбка вырвалась, — объявил он, поскольку ветер разрушил длинный след за большим облаком.
— Все равно это рыба, — с обидой, притворной конечно, возразила Кэтти-бри.
Дзирт с улыбкой промолчал.
— Ты набитый дурак! — брызгая слюной, бушевал Бренор Боевой Топор. Дворф с силой топнул ногой, обутой в тяжелый сапог, и водрузил себе на голову однорогий помятый шлем, из-под которого во все стороны топорщилась густая огненно-рыжая шевелюра. — Я тут думаю, что у меня в Совете теперь есть сторонник, а ты что делаешь? Позволяешь этому Кемпу из Таргоса устанавливать цены, даже не поторговавшись!
Хафлинг Реджис, нянчивший раненую руку, по страдавшую в последнем походе, и заметно похудевший, ответил, пожав плечами:
— Кемп из Таргоса говорит только о ценах на руду для рыбаков.
— Можно подумать, рыбаки покупают много руды! — взревел Бренор. — Какого черта я вернул тебя в Совет, Пузан, если ты только осложняешь мне жизнь?
Реджис постарался спрятать улыбку. Он едва удержался, чтобы не напомнить товарищу, что вовсе не Бренор вернул его в Совет, а жители Одинокого Леса упросили его стать их новым представителем, поскольку прежний окончил свои дни в брюхе йети.
— Рыбаки, — раздраженно повторил дворф и сплюнул прямо под босые волосатые ножки хафлинга.
Хафлинг ласково улыбнулся и чуть отступил. Бренор из тех собак, что лают, да не кусают, и Реджис понимал, что вскоре он забудет об этом — едва лишь на горизонте замаячит новая катастрофа. Бренор Боевой Топор просто чрезвычайно легко распалялся.
Дворф все еще продолжал ворчать, когда они, свернув по тропинке, внезапно увидели Кэтти-бри и Дзирта, сидящих на мшистом берегу, наслаждающихся присутствием друг друга и погруженных в созерцание об лаков. Реджис невольно затаил дыхание, предполагая, что Бренор, увидев свою драгоценную доченьку в столь близком соседстве с Дзиртом, — собственно, все равно с кем, — начнет рвать и метать, но дворф только потряс косматой головой и стремительно направился в другую сторону.
— Тупой эльф, — бормотал он себе под нос, когда Реджис наконец нагнал его. — Неужели нельзя просто поцеловать девчонку — и дело с концом?
— Откуда ты знаешь, что он этого еще не сделал? — спросил хафлинг, широко ухмыляясь. Щеки Бренора тут же запылали почище огненной бороды.
А хафлинг, само собой, поспешил отскочить подальше от тяжелой руки короля дворфов. — Однако Бренор, бормоча проклятия и низко склонив голову, потопал прочь. Реджис изумленно спрашивал себя, как можно так грохотать сапогами по земляной тропинке, заросшей мягким мхом.
Стоявший в Зале Совета Брин Шандера деловитый гул ничуть не удивлял Реджиса. Он старался внимательно следить за слушаниями, которыми руководил старейшина Кассиус, самый уважаемый из предводителей Десяти Городов. Каждый из Десяти Городов управлялся независимо, но когда затрагивались общие интересы, решения принимались Советом, куда входили представители всех городов, но заслуги Кассиуса перед этой землей были столь велики, что он больше не представлял конкретный город, даже его родной Брин Шандер, самый крупный из Десяти Городов. Это, разумеется, не понравилось Кемпу из Таргоса, второго по величине города. Между ними часто возникали споры, теперь же авторитет Кассиуса заметно вырос, от Брин Шандера был назначен новый представитель, и Кемп остался в меньшинстве.
Однако Кассиус оставался выше интриг, и даже Кемпу с неохотой пришлось признать, что эти несколько месяцев его соперник был справедлив и бес пристрастен в делах.
Зато советник от Одинокого Леса из-за установившихся в Зале Совета спокойствия и деловитости скучал еще больше. Хафлинг любил жаркие споры и ссоры, особенно когда их предмет его прямо не касался и он мог, оставаясь в стороне, умело подогревать страсти. Увы, прошли те славные денечки!
Реджис честно старался не спать, но сейчас обсуждался передел глубинных вод Мер Дуалдона на участки. Рыболовецкие суда должны были не нарушать границы и воздерживаться на воде от выяснения отношений.
Эти споры велись в Десяти Городах десятилетиями, и Реджис хорошо знал, что никакие предписания не удержат рыбаков на отведенных участках на бескрайней глади озера. Когда рыбаки нападали на косяк рыбы, ее преследовали, напрочь забывая о всяческих правилах. Костолобая форель, основное сырье для косторезов и, кроме того, деликатес, была залогом процветания городов и привлекала большое количество всяких грабителей и мошенников, которые были не прочь поживиться.
Законы принимались в далеком от берегов трех больших озер зале лишь затем, чтобы советникам было к чему апеллировать, когда все правила будут в который раз позабыты.
Реджис открыл глаза, когда обсуждение перешло к более насущным предметам, напрямую касавшимся хафлинга. Вообще-то разбудил его оклик Кассиуса, как коротышка осознал в следующий миг.
— Прости, что прерываю твой сон, — негромко обратился к хафлингу старейшина Десяти Городов.
— Я… м-м… я работал день и ночь, готовясь… м-м-м… к заседанию, — смущенно промямлил Реджис. — К тому же путь до Брин Шандера неблизкий.
Кассиус, улыбаясь, жестом пресек дальнейшие объяснения, пока Реджис не поставил себя в еще более неловкое положение. Хафлингу не было нужды оправдываться перед ними. Все понимали, чего стоит он сам, зато знали, какие у него друзья.
— Что ж, в таком случае ты позаботишься об этом деле? — отрывисто спросил Кемп из Таргоса, меньше всех остальных расположенный к Реджису.
— Каком деле?
Кемп опустил голову и негромко выругался.
— О разбойниках на дорогах, — помог хафлингу Кассиус. — Новую банду видели за Шенгарном к югу от Бремена. Путь, конечно, дальний, но, если бы ты и твои товарищи снова взяли на себя заботу о безопасности дорог, мы были бы очень вам признательны.
Реджис откинулся на спинку стула, сложив руки на округлом животике. Вот это хорошо, раздумывал он, еще один случай показать себя героями. Реджис почувствовал себя в своей стихии, хоть и не стал бы отрицать, что в подвигах друзей ему обычно доставались самые скромные роли. Зато во время заседаний Совета бывали моменты, когда маленький хафлинг мог пред стать во всем блеске славы и даже чувствовать себя равным могущественному Кемпу. Он обдумал предложенную Кассиусом задачу. Бремен находился западнее всех городов, за рекой Шенгарн, которая сейчас, в конце лета, должна быть сравнительно мелкой.
— Полагаю, дней через десять мы будем там и очистим дорогу, — важно произнес Реджис, выдержав надлежащую паузу.
Он не сомневался, что друзья согласятся. Разве мало они охотились на всяких страшилищ и разбойников за последние пару месяцев? Дзирт и Кэтти-бри особенно любили такие предприятия, да и Бренор тоже был бы не прочь, несмотря на вечные жалобы и ворчание.
Раздумывая об этом, Реджис вдруг осознал, что он и сам охотно вновь пустится навстречу приключениям. После серьезного, едва ли не смертельного ранения, полученного в последнем путешествии, с Реджисом произошла заметная перемена. Тогда он сам ее не заметил. Мучаясь от раны, в то время он желал лишь одного — поскорее вернуться в свой уютный домик в Одиноком Лесу, резать кость и спокойно сидеть с удочкой на берегу Мер Дуалдона. Однако, прибью домой, Реджис вдруг обнаружил, что хвастаться полученным шрамом невыразимо приятно.
Так что, если Дзирт и остальные решат сразиться с новыми врагами, Реджис с радостью последует за ними, готовый сделать все, что в его силах.
Они сидели на берегу Мер Дуалдон, самого большого озера в Долине Ледяного Ветра, спина к спине, и глядели в марево летнего неба. Низко над горизонтом медленно скользили белые облачка, и их пушистые бока казались еще мягче в сравнении с резки ми силуэтами стервятников, во множестве круживших под ними. Но друзья рассматривали облака, а не птиц.
— Вон то похоже на костолобую форель, попавшую на багор, — заметила Кэтти-бри об одном облаке необычной формы — слегка вытянутом и изогнутом, вслед за которым тянулась длинная тонкая белая линия.
— Как это у тебя получается? — со смехом спросил темный эльф.
Кэтти-бри чуть обернулась, чтобы взглянуть в сиреневые глаза темнокожего друга.
— А как у тебя не получается? — в свою очередь спросила она. — Что может быть проще?
Дзирт снова рассмеялся, но не столько словам, сколько тому, как они были произнесены. Сейчас они вновь жили вместе с дворфами из клана Боевого Топора на рудниках вблизи Десяти Городов, и сильный акцент и грубоватые интонации языка дворфов вновь отчетливо проявлялись в речи девушки.
Дроу тоже чуть повернул голову, и их глаза оказались совсем близко. Дзирт различил в глубине ее зрачков особое мерцание — искорки благодушия и счастья, появившиеся там лишь недавно, после долгих месяцев отсутствия Вульфгара, и сейчас этот счастливый взгляд был гораздо более определенным, чем раньше. Дзирт снова со смехом перевел взгляд на небо.
— Твоя рыбка вырвалась, — объявил он, поскольку ветер разрушил длинный след за большим облаком.
— Все равно это рыба, — с обидой, притворной конечно, возразила Кэтти-бри.
Дзирт с улыбкой промолчал.
* * *
— Ты набитый дурак! — брызгая слюной, бушевал Бренор Боевой Топор. Дворф с силой топнул ногой, обутой в тяжелый сапог, и водрузил себе на голову однорогий помятый шлем, из-под которого во все стороны топорщилась густая огненно-рыжая шевелюра. — Я тут думаю, что у меня в Совете теперь есть сторонник, а ты что делаешь? Позволяешь этому Кемпу из Таргоса устанавливать цены, даже не поторговавшись!
Хафлинг Реджис, нянчивший раненую руку, по страдавшую в последнем походе, и заметно похудевший, ответил, пожав плечами:
— Кемп из Таргоса говорит только о ценах на руду для рыбаков.
— Можно подумать, рыбаки покупают много руды! — взревел Бренор. — Какого черта я вернул тебя в Совет, Пузан, если ты только осложняешь мне жизнь?
Реджис постарался спрятать улыбку. Он едва удержался, чтобы не напомнить товарищу, что вовсе не Бренор вернул его в Совет, а жители Одинокого Леса упросили его стать их новым представителем, поскольку прежний окончил свои дни в брюхе йети.
— Рыбаки, — раздраженно повторил дворф и сплюнул прямо под босые волосатые ножки хафлинга.
Хафлинг ласково улыбнулся и чуть отступил. Бренор из тех собак, что лают, да не кусают, и Реджис понимал, что вскоре он забудет об этом — едва лишь на горизонте замаячит новая катастрофа. Бренор Боевой Топор просто чрезвычайно легко распалялся.
Дворф все еще продолжал ворчать, когда они, свернув по тропинке, внезапно увидели Кэтти-бри и Дзирта, сидящих на мшистом берегу, наслаждающихся присутствием друг друга и погруженных в созерцание об лаков. Реджис невольно затаил дыхание, предполагая, что Бренор, увидев свою драгоценную доченьку в столь близком соседстве с Дзиртом, — собственно, все равно с кем, — начнет рвать и метать, но дворф только потряс косматой головой и стремительно направился в другую сторону.
— Тупой эльф, — бормотал он себе под нос, когда Реджис наконец нагнал его. — Неужели нельзя просто поцеловать девчонку — и дело с концом?
— Откуда ты знаешь, что он этого еще не сделал? — спросил хафлинг, широко ухмыляясь. Щеки Бренора тут же запылали почище огненной бороды.
А хафлинг, само собой, поспешил отскочить подальше от тяжелой руки короля дворфов. — Однако Бренор, бормоча проклятия и низко склонив голову, потопал прочь. Реджис изумленно спрашивал себя, как можно так грохотать сапогами по земляной тропинке, заросшей мягким мхом.
* * *
Стоявший в Зале Совета Брин Шандера деловитый гул ничуть не удивлял Реджиса. Он старался внимательно следить за слушаниями, которыми руководил старейшина Кассиус, самый уважаемый из предводителей Десяти Городов. Каждый из Десяти Городов управлялся независимо, но когда затрагивались общие интересы, решения принимались Советом, куда входили представители всех городов, но заслуги Кассиуса перед этой землей были столь велики, что он больше не представлял конкретный город, даже его родной Брин Шандер, самый крупный из Десяти Городов. Это, разумеется, не понравилось Кемпу из Таргоса, второго по величине города. Между ними часто возникали споры, теперь же авторитет Кассиуса заметно вырос, от Брин Шандера был назначен новый представитель, и Кемп остался в меньшинстве.
Однако Кассиус оставался выше интриг, и даже Кемпу с неохотой пришлось признать, что эти несколько месяцев его соперник был справедлив и бес пристрастен в делах.
Зато советник от Одинокого Леса из-за установившихся в Зале Совета спокойствия и деловитости скучал еще больше. Хафлинг любил жаркие споры и ссоры, особенно когда их предмет его прямо не касался и он мог, оставаясь в стороне, умело подогревать страсти. Увы, прошли те славные денечки!
Реджис честно старался не спать, но сейчас обсуждался передел глубинных вод Мер Дуалдона на участки. Рыболовецкие суда должны были не нарушать границы и воздерживаться на воде от выяснения отношений.
Эти споры велись в Десяти Городах десятилетиями, и Реджис хорошо знал, что никакие предписания не удержат рыбаков на отведенных участках на бескрайней глади озера. Когда рыбаки нападали на косяк рыбы, ее преследовали, напрочь забывая о всяческих правилах. Костолобая форель, основное сырье для косторезов и, кроме того, деликатес, была залогом процветания городов и привлекала большое количество всяких грабителей и мошенников, которые были не прочь поживиться.
Законы принимались в далеком от берегов трех больших озер зале лишь затем, чтобы советникам было к чему апеллировать, когда все правила будут в который раз позабыты.
Реджис открыл глаза, когда обсуждение перешло к более насущным предметам, напрямую касавшимся хафлинга. Вообще-то разбудил его оклик Кассиуса, как коротышка осознал в следующий миг.
— Прости, что прерываю твой сон, — негромко обратился к хафлингу старейшина Десяти Городов.
— Я… м-м… я работал день и ночь, готовясь… м-м-м… к заседанию, — смущенно промямлил Реджис. — К тому же путь до Брин Шандера неблизкий.
Кассиус, улыбаясь, жестом пресек дальнейшие объяснения, пока Реджис не поставил себя в еще более неловкое положение. Хафлингу не было нужды оправдываться перед ними. Все понимали, чего стоит он сам, зато знали, какие у него друзья.
— Что ж, в таком случае ты позаботишься об этом деле? — отрывисто спросил Кемп из Таргоса, меньше всех остальных расположенный к Реджису.
— Каком деле?
Кемп опустил голову и негромко выругался.
— О разбойниках на дорогах, — помог хафлингу Кассиус. — Новую банду видели за Шенгарном к югу от Бремена. Путь, конечно, дальний, но, если бы ты и твои товарищи снова взяли на себя заботу о безопасности дорог, мы были бы очень вам признательны.
Реджис откинулся на спинку стула, сложив руки на округлом животике. Вот это хорошо, раздумывал он, еще один случай показать себя героями. Реджис почувствовал себя в своей стихии, хоть и не стал бы отрицать, что в подвигах друзей ему обычно доставались самые скромные роли. Зато во время заседаний Совета бывали моменты, когда маленький хафлинг мог пред стать во всем блеске славы и даже чувствовать себя равным могущественному Кемпу. Он обдумал предложенную Кассиусом задачу. Бремен находился западнее всех городов, за рекой Шенгарн, которая сейчас, в конце лета, должна быть сравнительно мелкой.
— Полагаю, дней через десять мы будем там и очистим дорогу, — важно произнес Реджис, выдержав надлежащую паузу.
Он не сомневался, что друзья согласятся. Разве мало они охотились на всяких страшилищ и разбойников за последние пару месяцев? Дзирт и Кэтти-бри особенно любили такие предприятия, да и Бренор тоже был бы не прочь, несмотря на вечные жалобы и ворчание.
Раздумывая об этом, Реджис вдруг осознал, что он и сам охотно вновь пустится навстречу приключениям. После серьезного, едва ли не смертельного ранения, полученного в последнем путешествии, с Реджисом произошла заметная перемена. Тогда он сам ее не заметил. Мучаясь от раны, в то время он желал лишь одного — поскорее вернуться в свой уютный домик в Одиноком Лесу, резать кость и спокойно сидеть с удочкой на берегу Мер Дуалдона. Однако, прибью домой, Реджис вдруг обнаружил, что хвастаться полученным шрамом невыразимо приятно.
Так что, если Дзирт и остальные решат сразиться с новыми врагами, Реджис с радостью последует за ними, готовый сделать все, что в его силах.