Страница:
Но фигуру не стоило сбрасывать с доски.
— Гонза! — окликнул я.
Кубинец оторвался от книги и вопросительно посмотрел на меня.
— Кроме Ирисова кто бы мог взломать для нас файлы?
— Мне знаком кое-кто из окружения Вано. — Гонза задумался. — Вроде достойные ребята. Стоит подумать. Надо?
— Думать всегда надо, — съязвил я.
— Тогда я сделаю пару звонков. Найду, Даг, — пообещал Гонза.
— Еще вызови Сфинкса и Химеру. Пусть захватят амуницию. Нам потребуется боевая сила. И хорошее прикрытие.
— Ты думаешь, кто-нибудь сунется?
— Уже сунулись, — напомнил я. Я взял трубку, не глядя набрал номер Иеронима Балаганова. Господин Чистоплюй проявился сразу же.
— Кто? — встретил он в лоб вопросом.
— Даг Туровский, — кратко напомнил я.
— Слушаю. Но учтите, вам повезло, что вы меня застали. Взгляните на часы.
Я послушался. Стрелки указывали на четверть седьмого.
«Матерь Божья — Ангелина!»
Справившись с раздражением — кажется, я опоздал, и грядет крупный скандал, — я вернулся к теме звонка.
— Во-первых, кое-что проясняется. Без подробностей. Комп Романова убийцы распотрошили, но наш специалист успел создать резервный диск и спрятать в надежное место. Над диском придется поработать. Я подключу специалиста. Во-вторых… — Я подумал было попросить у Балаганова двух охранников для силовой поддержки, но оставил эту мысль.
— Что во-вторых? — торопливо переспросил господин Чистоплюй.
— Тема отпала. Ничего. Только, господин Балаганов, думаю… У Ивана Ирисова, убитого программиста, остались жена и ребенок…
Прозрачный намек.
— Боже правый, прошло только семь часов, а уже два трупа. У Плавникова ведь тоже голодные рты остались. Но не беспокойтесь, господин Туровский, у нашей компании есть программа по благотворительной помощи. Семьи Плавникова и… как его там…
Ирисова, — подсказал я.
— Точно, Ирисова. Их семьи не останутся без поддержки. Только так. Истинно так. У вас все?
— Пожалуй.
Мы распрощались.
Я поспешно покинул приемную и поднялся в свою комнату. Наскоро переодевшись — только смокинг! — я забежал в кабинет на втором этаже и активировал катер. Если поторопиться, то я еще мог успеть к Ангелине. С половины дороги я подумал позвонить и предупредить о прибытии. Пока что я еще не начал опаздывать, но если не поторопиться, катастрофа неминуема.
С минуту я простоял перед зеркалом, размышляя, нацепить плечевую кобуру с пистолетом или не стоит. Кого в конце концов отстреливать в Мариинке. Но нацепил. Бес попутал!
Ангелина жила в Коломне, на Мясном канале. Если поторопиться и подфартит с чистой водой, то за полчаса можно домчать. Я покинул бывший генеральский особняк, поднялся на борт своего старенького, латаного-перелатаного катера. Давно пора прикупить новый, да со стариком меня связывали нежные воспоминания. Я пробудил древний «форд», по-моему, эту модель уже давно скинули с производства, и через две минуты, миновав кладбищенский Смольный остров, вырулил на Малый проспект.
У Ангелины я был через двадцать две минуты, поставив рекорд скорости. Дважды меня пытались задержать патрульные катера ВПС. В первый раз в районе Клубного канала, но мне удалось уйти через сад Василиостровец. Второй раз меня срезали у Горного института, но я прибавил газу, обогнул патрульные катера и ушел в Большую Неву, где в это время дня особо интенсивное движение. Мне удалось затеряться. Правда, и скорость сбросить пришлось. Потерю времени я компенсировал в канале Грибоедова. Ангелина жила вместе с матерью и отцом — профессором юриспруденции, крупнейшим специалистом в области англо-саксонской правовой школы — в шикарном шестнадцатиэтажном доме, входящем в комплекс «Зазеркалье». Внутри — двухуровневый паркинг, офис местной службы безопасности и домовое управление вкупе с бытовыми службами: прачечными, химчистками, ремонтными мастерскими, даже собственное почтовое отделение и эллинг для ремонта катеров имелись в наличии. Службы занимали первый этаж, кроме парковки, погруженной под воду.
Опустившись на первый уровень паркинга, я занял свободное место, включил сигнализацию «Ватерлиния», подумал и, для верности запустив сигнализацию «Томагавк» — ревун, покинул борт.
Ближайший лифт располагался в десяти метрах, и я устремился к нему, чувствуя, как истошно колотится сердце.
В лифт со мной вошел пожилой мужчина — очевидец штурма Рейхстага. Он заскочил в последний момент, притормозив дверь массивной резной клюкой с головой черта в качестве набалдашника. Старик заложил в память компьютера лифта нужный ему этаж, запустил подъем, откинулся к стене и, казалось, задремал.
Я расслабился, закрыл глаза, но сердце продолжало метаться в груди, посылая шифрованные сигналы, остававшиеся для меня бессмысленным набором букв и цифр. Я отогнал от себя рой кодов и постарался представить, как буду оправдываться перед Ангелиной, но споткнулся, почувствовав, как в затылок уперлось ледяное жало.
— Не гоношись! — посоветовал недавний старик. Жало чуть углубилось в кожу, вызвав кровотечение.
— Слушай внимательно, Туровский, и не перебивай. Не в твоем интересе.
Жало отступило.
Я попытался развернуться и выбить клинок из рук старикана, но он навалился на меня, прижал к стене лифта, упер лезвие в позвоночник, щелкнул клавишу «Стоп» на пульте лифта и надсадно задышал мне в ухо.
— Оставь это дело, Туровский. Будь паинькой. Зачем тебе лишняя кровь? Мало, что ли, сопляка-программиста.
Я дернулся в бессильной злобе, повел ноздрями, втягивая ароматный дорогой запах рублей за сто, что шел от старика.
— Не шали. — Он ехидно захихикал. Что-то скользнуло ко мне в правый карман пиджака. Я уловил знакомый хруст банкнот.
— Если одумаешься, получишь в два раза больше. Если же нет, то это тебе на похороны.
Последнее слово потонуло в лавине боли, захлестнувшей затылок. Картинка поплыла. Я попытался ухватиться за стену, но пальцы соскользнули. Я упал. Перед глазами промелькнул ослепительный фейерверк, и я буквально погас, как вывернутая из патрона лампочка.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Гонза! — окликнул я.
Кубинец оторвался от книги и вопросительно посмотрел на меня.
— Кроме Ирисова кто бы мог взломать для нас файлы?
— Мне знаком кое-кто из окружения Вано. — Гонза задумался. — Вроде достойные ребята. Стоит подумать. Надо?
— Думать всегда надо, — съязвил я.
— Тогда я сделаю пару звонков. Найду, Даг, — пообещал Гонза.
— Еще вызови Сфинкса и Химеру. Пусть захватят амуницию. Нам потребуется боевая сила. И хорошее прикрытие.
— Ты думаешь, кто-нибудь сунется?
— Уже сунулись, — напомнил я. Я взял трубку, не глядя набрал номер Иеронима Балаганова. Господин Чистоплюй проявился сразу же.
— Кто? — встретил он в лоб вопросом.
— Даг Туровский, — кратко напомнил я.
— Слушаю. Но учтите, вам повезло, что вы меня застали. Взгляните на часы.
Я послушался. Стрелки указывали на четверть седьмого.
«Матерь Божья — Ангелина!»
Справившись с раздражением — кажется, я опоздал, и грядет крупный скандал, — я вернулся к теме звонка.
— Во-первых, кое-что проясняется. Без подробностей. Комп Романова убийцы распотрошили, но наш специалист успел создать резервный диск и спрятать в надежное место. Над диском придется поработать. Я подключу специалиста. Во-вторых… — Я подумал было попросить у Балаганова двух охранников для силовой поддержки, но оставил эту мысль.
— Что во-вторых? — торопливо переспросил господин Чистоплюй.
— Тема отпала. Ничего. Только, господин Балаганов, думаю… У Ивана Ирисова, убитого программиста, остались жена и ребенок…
Прозрачный намек.
— Боже правый, прошло только семь часов, а уже два трупа. У Плавникова ведь тоже голодные рты остались. Но не беспокойтесь, господин Туровский, у нашей компании есть программа по благотворительной помощи. Семьи Плавникова и… как его там…
Ирисова, — подсказал я.
— Точно, Ирисова. Их семьи не останутся без поддержки. Только так. Истинно так. У вас все?
— Пожалуй.
Мы распрощались.
Я поспешно покинул приемную и поднялся в свою комнату. Наскоро переодевшись — только смокинг! — я забежал в кабинет на втором этаже и активировал катер. Если поторопиться, то я еще мог успеть к Ангелине. С половины дороги я подумал позвонить и предупредить о прибытии. Пока что я еще не начал опаздывать, но если не поторопиться, катастрофа неминуема.
С минуту я простоял перед зеркалом, размышляя, нацепить плечевую кобуру с пистолетом или не стоит. Кого в конце концов отстреливать в Мариинке. Но нацепил. Бес попутал!
Ангелина жила в Коломне, на Мясном канале. Если поторопиться и подфартит с чистой водой, то за полчаса можно домчать. Я покинул бывший генеральский особняк, поднялся на борт своего старенького, латаного-перелатаного катера. Давно пора прикупить новый, да со стариком меня связывали нежные воспоминания. Я пробудил древний «форд», по-моему, эту модель уже давно скинули с производства, и через две минуты, миновав кладбищенский Смольный остров, вырулил на Малый проспект.
У Ангелины я был через двадцать две минуты, поставив рекорд скорости. Дважды меня пытались задержать патрульные катера ВПС. В первый раз в районе Клубного канала, но мне удалось уйти через сад Василиостровец. Второй раз меня срезали у Горного института, но я прибавил газу, обогнул патрульные катера и ушел в Большую Неву, где в это время дня особо интенсивное движение. Мне удалось затеряться. Правда, и скорость сбросить пришлось. Потерю времени я компенсировал в канале Грибоедова. Ангелина жила вместе с матерью и отцом — профессором юриспруденции, крупнейшим специалистом в области англо-саксонской правовой школы — в шикарном шестнадцатиэтажном доме, входящем в комплекс «Зазеркалье». Внутри — двухуровневый паркинг, офис местной службы безопасности и домовое управление вкупе с бытовыми службами: прачечными, химчистками, ремонтными мастерскими, даже собственное почтовое отделение и эллинг для ремонта катеров имелись в наличии. Службы занимали первый этаж, кроме парковки, погруженной под воду.
Опустившись на первый уровень паркинга, я занял свободное место, включил сигнализацию «Ватерлиния», подумал и, для верности запустив сигнализацию «Томагавк» — ревун, покинул борт.
Ближайший лифт располагался в десяти метрах, и я устремился к нему, чувствуя, как истошно колотится сердце.
В лифт со мной вошел пожилой мужчина — очевидец штурма Рейхстага. Он заскочил в последний момент, притормозив дверь массивной резной клюкой с головой черта в качестве набалдашника. Старик заложил в память компьютера лифта нужный ему этаж, запустил подъем, откинулся к стене и, казалось, задремал.
Я расслабился, закрыл глаза, но сердце продолжало метаться в груди, посылая шифрованные сигналы, остававшиеся для меня бессмысленным набором букв и цифр. Я отогнал от себя рой кодов и постарался представить, как буду оправдываться перед Ангелиной, но споткнулся, почувствовав, как в затылок уперлось ледяное жало.
— Не гоношись! — посоветовал недавний старик. Жало чуть углубилось в кожу, вызвав кровотечение.
— Слушай внимательно, Туровский, и не перебивай. Не в твоем интересе.
Жало отступило.
Я попытался развернуться и выбить клинок из рук старикана, но он навалился на меня, прижал к стене лифта, упер лезвие в позвоночник, щелкнул клавишу «Стоп» на пульте лифта и надсадно задышал мне в ухо.
— Оставь это дело, Туровский. Будь паинькой. Зачем тебе лишняя кровь? Мало, что ли, сопляка-программиста.
Я дернулся в бессильной злобе, повел ноздрями, втягивая ароматный дорогой запах рублей за сто, что шел от старика.
— Не шали. — Он ехидно захихикал. Что-то скользнуло ко мне в правый карман пиджака. Я уловил знакомый хруст банкнот.
— Если одумаешься, получишь в два раза больше. Если же нет, то это тебе на похороны.
Последнее слово потонуло в лавине боли, захлестнувшей затылок. Картинка поплыла. Я попытался ухватиться за стену, но пальцы соскользнули. Я упал. Перед глазами промелькнул ослепительный фейерверк, и я буквально погас, как вывернутая из патрона лампочка.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Пробуждение оказалось мучительным. Колокольным звоном полнилась голова, терзаемая дикими болями, словно кто-то из моей черепушки, как птенец из яйца, проклевывался на волю. Я приоткрыл глаза. Веко — свинцовое покрывало. Мерзкий, словно наполненный плесенью полумрак, только кнопки на пульте управления лифтом светятся чахоточным желтым цветом.
Я пошевелился и зашипел от разряда боли, пробившей в голову. Осторожно, цепляясь руками за стены, я выполз наверх и сделал несколько шагов на непослушных, будто из теста слепленных ногах.
Каждое движение отражалось в голове раскатом грома.
Я неторопливо ощупал эпицентр боли, отнял руку от головы и поднес к лицу. Кровь напитала волосы, отчего они стали напоминать кабанью щетину, но более не текла.
Приятная новость!
Я старался не наводнять мозг мыслями, но они лезли, как грибы-паразиты в мокром подвале, причиняя нестерпимую боль. Я тщательно ощупал себя, проверяя, в чем еще оказалась убыль, целы ли кости, нет ли где колотых ран. И обнаружил. Наплечная кобура пустовала. Мой девятимиллиметровый армейский «питон» исчез.
Я скривился от боли, но поднес правое запястье к глазам и взглянул на светящийся циферблат. Без пяти девять вечера. Стало быть, я провалялся без сознания два с половиной часа. Ангелина будет в ярости. Я скрипел зубами от злости и разочарования. Последняя возможность наладить пошатнувшиеся отношения с любимой рухнула. Оставалась крохотная надежда, что мой изрядно помятый вид послужит стопроцентным алиби. Такое алиби нарочно не выдумаешь. Не будешь же биться головой об стены, чтобы только оправдать свое опоздание.
«Нужно позвонить инспектору Крабову, — проблеснула сквозь грозовой сумрак дельная мысль, — и заявить о пропаже лицензионного пистолета».
Почему-то эта мысль показалась мне чрезвычайно важной. И отчего-то я знал, что мой «питон» пропал неспроста и мне это ничего хорошего не сулит.
Я дотянулся до лифтового пульта и нажал кнопку восьмого этажа. Мигнули лампочки, и в кабине включился свет.
Лифт ожил и устремился вверх.
Я нащупал в кармане сотовый. Достал его. На удивление, аппарат оказался целехоньким. Вызвав из памяти номер Гонзы, я включил набор.
— Кубинец, — позвал я.
— Даг, ты, что ли? Как балет? Не заснул? — отозвался он.
Лифт дополз до восьмого этажа и распахнул двери.
— Не попал я на балет. Не добрался, — сообщил я, шагнув из кабины.
Шаг — взрыв боли в голове.
— Как не добрался? Ты где? Могу поспорить, что Гонза подскочил и забегал нервически по комнате.
— К Ангелине поднимаюсь. Меня в лифте приложили по голове. Я в бессознанке почти три часа проболтался. Ангелина меня мумифицирует заживо. К тому же у меня украли пистолет.
Я медленно продвигался по коридору к квартире Ангелины.
— Срочно заяви Крабову, пока из твоего «питона» полгорода не перестреляли, — резко отреагировал Кубинец.
Вот почему мне показалось опасным исчезновение пистолета. Не откладывая дело в долгий ящик, я набрал номер полицейского управления.
— Добрый вечер, — пробурчал я невнятно, — инспектора Крабова можно?
— Он только что отправился на выезд. А кто его спрашивает? — вежливо, но сухо осведомился секретарь.
— Даг Туровский, частный сыщик. Я перезвоню.
Сбросив номер и замедлив шаг, я остановился перед нужной дверью. Сто двадцать восьмая квартира. Я потянулся к звонку, но что-то остановило меня. Я насторожился, почувствовав опасность. Все мое естество вывернулось, протестуя против последнего шага. Я панически не хотел открывать дверь ее квартиры.
Что за бред?!
Я покачал головой, стараясь выгнать жуткое чувство неотвратимости какой-то катастрофы. Так ощущала бы себя Кассандра, севшая по ошибке на «Титаник».
Я пошатнулся. Жуткое головокружение взболтало мою голову. Чтобы удержаться на ногах, я ухватился за ручку двери, и дверь распахнулась внутрь. Я ввалился в квартиру, поскользнулся на чем-то и растянулся на пороге, испытав извержение вулкана внутри черепной коробки.
Брюки тут же намокли.
Что-то было разлито на полу. Я попытался подняться на ноги, упершись руками в пол, но ладони скользили в чем-то липком. Я уцепился за дверь и вытянул себя в вертикальное положение. Дотянулся по памяти до кнопки включения света и пробудил светильники в прихожей.
От неожиданности и навалившегося ужаса я чуть было не грохнулся вновь.
Посреди прихожей лицом в пол лежал профессор юриспруденции, крупный специалист в области англо-саксонского права в домашнем халате и с одной тапочкой на ноге. Другая валялась чуть вдалеке, как указатель — «продолжение следует». Голова профессора представляла кашу из костей, мозга и крови в котелке целой части черепной коробки.
Я почувствовал дурноту. С трудом уговорил желудок поостеречься от поспешных действий и оглядел себя. Я словно искупался в кровавой ванне. С меня капала кровь.
Я не впервые видел труп, но, пожалуй, в первый раз передо мной лежал очень близкий человек. Будущий тесть. Мелькнула мысль. Я ужаснулся промелькнувшей мысли.
Ангелина?
Перескочив через тело профессора, я устремился в глубь квартиры. Душа, как губка, впитала ужас и трепетала, как флаг на ураганном ветру.
Пустая гостиная. Пустынная столовая. Одинокая кухня. Лестница на второй этаж, где располагались спальни, библиотека и кабинет. Я резво взбежал по ступенькам. Боль стремительно улетучилась из головы. Поочередно я заглянул в каждую дверь. Ни в библиотеке, ни в отцовском кабинете Ангелины не было. Дверь в туалет меня насторожила. Она была приоткрыта, а в дверном косяке в районе замка зиял вырванный кусок. Я почувствовал, как внутри все обмерло, и осторожно заглянул. В туалете на унитазе сидела мать Ангелины, напоминавшая наседку на яйцах, в махровом халате и без единой кровинки на лице. Голова ее покоилась на умывальнике. Бессильно обвисшая, она лежала на фарфоре и взирала выпученными в ужасе глазами. Халат был распахнут, отчего открывался вид на маленькие груди. Прямо между двух холмиков бурели три рваные раны с кровавыми потеками.
Я развернулся и отошел. Сердце прыгало в груди. Я предчувствовал худшее. Предчувствовал и предвкушал, как самоубийца, уже избравший время своей гибели. На восковых ногах я двинулся к Ангелининой комнате. Последние полметра зачем-то преодолел на цыпочках. Распахнул дверь. И… Комната была пуста. Какое неимоверное наслаждение.
Конечно же, устав ждать, Ангелина одна поехала в Мариинку. Тем и спаслась. Когда же кончается спектакль?
«В десять-одиннадцать?» — предположил я и посмотрел на настенные часы. Двадцать один час десять минут. Еще есть время. Встретить ее, подготовить. Нужно и полицию вызвать.
Я направился прочь из квартиры, но по пути все же заглянул в спальню Ангелининой матери. И умер. Душа оборвалась, рассыпаясь на множество фрагментов, и собралась в иной последовательности. Последовательности, именуемой «Живой мертвец».
Ангелина находилась там. Она лежала на огромной застеленной кровати, распахнув руки. В ее голове зияла дыра. Ангелина была одета в вечернее красное платье. На ее губах запечатлелись удивление и одновременно улыбка. Она умерла в ожидании меня, не зная, что я катастрофически опоздаю.
Предо мной пронеслась жуткая картина. Мозг восстановил ход событий. Убийца позвонил в квартиру. Отец, видимо работавший в кабинете — я видел разложенные бумаги предстоящего процесса на рабочем столе, — спустился открыть дверь. Почему не Ангелина? А она, предчувствуя, что я сделаю ей предложение, советовалась с матерью. Но совет прервался. Мать отправилась в туалет. Убийца первым делом расправился с отцом. Потом поднялся наверх и… расстрелял Ангелину. Мать услышала шум и подала голос из туалета, подписав себе тем самым приговор. Киллер выломал дверь и прикончил мою несостоявшуюся тещу.
Финита ля комедия!
Я сглотнул подступивший к горлу комок.
Но почему Ангелина и мать не услышали звуков выстрела, когда убивали отца? Ответ я увидел на полу возле своих ног, когда смог оторвать взгляд от мертвой, но прекрасной Ангелины. На полу лежал армейский «питон» с глушителем. Мой пистолет с неизвестным мне глушителем. Не задумываясь над своими действиями, я наклонился, поднял оружие и присел на краешек кровати.
Дальнейшие десять-пятнадцать минут провалились у меня в грандиозную всеобъемлющую пустоту. Я перестал осознавать себя как человека. Я низвергался в пропасть боли. Я летел, раскинув руки, а звезды улыбались мне.
Очнулся я от присутствия посторонних людей. Их было много. Множество незнакомых лиц. Они втиснулись в спальню. Окружили меня, оружие убийства и Ангелину, грозно нахмурившись. Я начал выплывать из пустоты и стал различать цвета, оттенки цветов и тьму деталей, подробностей, до этого ускользавших от меня. И первая подробность сложилась в оружие. Люди, замкнувшие меня в кольцо, были вооружены. И множество дул от пистолетного до автоматного смотрели мне в лицо. Вторая деталь заключалась в форме. Эти люди все поголовно оказались полицейскими.
И тут я окончательно проснулся и осознал, до чего же чудовищно должна выглядеть картина со стороны. Три трупа. Повсюду кровь. Я весь в крови с оружием в руках, убаюкивая пистолет как младенца. Страшно! Я понял, что в глазах всех этих людей выгляжу кровавым маньяком. По минимуму — Джеком Потрошителем. Без малейшей надежды на помилование или оправдание. Попался волк в овчарне. А ведь мне уже вынесли приговор — окончательный, без права на обжалование.
Полицейские расступились, пропуская ко мне инспектора Крабова и поручика Стеблина. Крабов выглядел ошеломленным, словно узрел во плоти самого Люцифера и тот предложил ему работу. Стеблин стоял с каменным лицом.
— Даг, вы сошли с ума? — тихо спросил Крабов. Я промолчал.
— Может, вы еще утверждать станете, что эту бойню учинили не вы? — ехидно поинтересовался инспектор.
Но была в этом ехидстве какая-то горечь.
— Я правда никого не убивал, Крабов, — устало ответил я. — И вы это знаете.
— Я ни черта не знаю, — вздыбился инспектор. — Я приезжаю на предполагаемое место предполагаемого преступления и обнаруживаю вас в крови подле трупов с пистолетом в руках. Что я, по-вашему, должен думать?
— Сегодня я собирался сделать ей предложение, — убито проговорил я.
— Что? Передумали? — зло спросил инспектор.
— Да, никого я не убивал, Крабов. Меня в лифте вырубили, когда я к Ангелине поднимался. Это произошло три часа назад. Когда я очнулся, обнаружил пропажу пистолета. Позвонил вам. Вас не было. Я поднялся сюда. Застал вот это.
— Складно поете, — неожиданно легко согласился Крабов. — Тогда почему вы в крови?
— Упал при входе.
— Шеф, там как раз лужа крови размазана, — поддержал меня Стеблин.
— Это еще ни о чем не говорит, — одернул лейтенанта инспектор. — Чтобы выпутаться на этот раз, Туровский, вам придется уменьшиться до размеров сперматозоида. И если у вас это получится, я сниму шляпу и уйду из полиции. Стеблин, зачитай ему его права. — Крабов повернулся на каблуках и покинул комнату.
— Так это твой лицензированный? — поинтересовался Стеблин, кивая на вещдок.
— «Питончик», — подтвердил я.
— Ты, парень, крепко попал.
Я был полностью согласен с его диагнозом. Стеблин приступил к процедуре озвучивания прав арестованного.
Я заскучал.
Я пошевелился и зашипел от разряда боли, пробившей в голову. Осторожно, цепляясь руками за стены, я выполз наверх и сделал несколько шагов на непослушных, будто из теста слепленных ногах.
Каждое движение отражалось в голове раскатом грома.
Я неторопливо ощупал эпицентр боли, отнял руку от головы и поднес к лицу. Кровь напитала волосы, отчего они стали напоминать кабанью щетину, но более не текла.
Приятная новость!
Я старался не наводнять мозг мыслями, но они лезли, как грибы-паразиты в мокром подвале, причиняя нестерпимую боль. Я тщательно ощупал себя, проверяя, в чем еще оказалась убыль, целы ли кости, нет ли где колотых ран. И обнаружил. Наплечная кобура пустовала. Мой девятимиллиметровый армейский «питон» исчез.
Я скривился от боли, но поднес правое запястье к глазам и взглянул на светящийся циферблат. Без пяти девять вечера. Стало быть, я провалялся без сознания два с половиной часа. Ангелина будет в ярости. Я скрипел зубами от злости и разочарования. Последняя возможность наладить пошатнувшиеся отношения с любимой рухнула. Оставалась крохотная надежда, что мой изрядно помятый вид послужит стопроцентным алиби. Такое алиби нарочно не выдумаешь. Не будешь же биться головой об стены, чтобы только оправдать свое опоздание.
«Нужно позвонить инспектору Крабову, — проблеснула сквозь грозовой сумрак дельная мысль, — и заявить о пропаже лицензионного пистолета».
Почему-то эта мысль показалась мне чрезвычайно важной. И отчего-то я знал, что мой «питон» пропал неспроста и мне это ничего хорошего не сулит.
Я дотянулся до лифтового пульта и нажал кнопку восьмого этажа. Мигнули лампочки, и в кабине включился свет.
Лифт ожил и устремился вверх.
Я нащупал в кармане сотовый. Достал его. На удивление, аппарат оказался целехоньким. Вызвав из памяти номер Гонзы, я включил набор.
— Кубинец, — позвал я.
— Даг, ты, что ли? Как балет? Не заснул? — отозвался он.
Лифт дополз до восьмого этажа и распахнул двери.
— Не попал я на балет. Не добрался, — сообщил я, шагнув из кабины.
Шаг — взрыв боли в голове.
— Как не добрался? Ты где? Могу поспорить, что Гонза подскочил и забегал нервически по комнате.
— К Ангелине поднимаюсь. Меня в лифте приложили по голове. Я в бессознанке почти три часа проболтался. Ангелина меня мумифицирует заживо. К тому же у меня украли пистолет.
Я медленно продвигался по коридору к квартире Ангелины.
— Срочно заяви Крабову, пока из твоего «питона» полгорода не перестреляли, — резко отреагировал Кубинец.
Вот почему мне показалось опасным исчезновение пистолета. Не откладывая дело в долгий ящик, я набрал номер полицейского управления.
— Добрый вечер, — пробурчал я невнятно, — инспектора Крабова можно?
— Он только что отправился на выезд. А кто его спрашивает? — вежливо, но сухо осведомился секретарь.
— Даг Туровский, частный сыщик. Я перезвоню.
Сбросив номер и замедлив шаг, я остановился перед нужной дверью. Сто двадцать восьмая квартира. Я потянулся к звонку, но что-то остановило меня. Я насторожился, почувствовав опасность. Все мое естество вывернулось, протестуя против последнего шага. Я панически не хотел открывать дверь ее квартиры.
Что за бред?!
Я покачал головой, стараясь выгнать жуткое чувство неотвратимости какой-то катастрофы. Так ощущала бы себя Кассандра, севшая по ошибке на «Титаник».
Я пошатнулся. Жуткое головокружение взболтало мою голову. Чтобы удержаться на ногах, я ухватился за ручку двери, и дверь распахнулась внутрь. Я ввалился в квартиру, поскользнулся на чем-то и растянулся на пороге, испытав извержение вулкана внутри черепной коробки.
Брюки тут же намокли.
Что-то было разлито на полу. Я попытался подняться на ноги, упершись руками в пол, но ладони скользили в чем-то липком. Я уцепился за дверь и вытянул себя в вертикальное положение. Дотянулся по памяти до кнопки включения света и пробудил светильники в прихожей.
От неожиданности и навалившегося ужаса я чуть было не грохнулся вновь.
Посреди прихожей лицом в пол лежал профессор юриспруденции, крупный специалист в области англо-саксонского права в домашнем халате и с одной тапочкой на ноге. Другая валялась чуть вдалеке, как указатель — «продолжение следует». Голова профессора представляла кашу из костей, мозга и крови в котелке целой части черепной коробки.
Я почувствовал дурноту. С трудом уговорил желудок поостеречься от поспешных действий и оглядел себя. Я словно искупался в кровавой ванне. С меня капала кровь.
Я не впервые видел труп, но, пожалуй, в первый раз передо мной лежал очень близкий человек. Будущий тесть. Мелькнула мысль. Я ужаснулся промелькнувшей мысли.
Ангелина?
Перескочив через тело профессора, я устремился в глубь квартиры. Душа, как губка, впитала ужас и трепетала, как флаг на ураганном ветру.
Пустая гостиная. Пустынная столовая. Одинокая кухня. Лестница на второй этаж, где располагались спальни, библиотека и кабинет. Я резво взбежал по ступенькам. Боль стремительно улетучилась из головы. Поочередно я заглянул в каждую дверь. Ни в библиотеке, ни в отцовском кабинете Ангелины не было. Дверь в туалет меня насторожила. Она была приоткрыта, а в дверном косяке в районе замка зиял вырванный кусок. Я почувствовал, как внутри все обмерло, и осторожно заглянул. В туалете на унитазе сидела мать Ангелины, напоминавшая наседку на яйцах, в махровом халате и без единой кровинки на лице. Голова ее покоилась на умывальнике. Бессильно обвисшая, она лежала на фарфоре и взирала выпученными в ужасе глазами. Халат был распахнут, отчего открывался вид на маленькие груди. Прямо между двух холмиков бурели три рваные раны с кровавыми потеками.
Я развернулся и отошел. Сердце прыгало в груди. Я предчувствовал худшее. Предчувствовал и предвкушал, как самоубийца, уже избравший время своей гибели. На восковых ногах я двинулся к Ангелининой комнате. Последние полметра зачем-то преодолел на цыпочках. Распахнул дверь. И… Комната была пуста. Какое неимоверное наслаждение.
Конечно же, устав ждать, Ангелина одна поехала в Мариинку. Тем и спаслась. Когда же кончается спектакль?
«В десять-одиннадцать?» — предположил я и посмотрел на настенные часы. Двадцать один час десять минут. Еще есть время. Встретить ее, подготовить. Нужно и полицию вызвать.
Я направился прочь из квартиры, но по пути все же заглянул в спальню Ангелининой матери. И умер. Душа оборвалась, рассыпаясь на множество фрагментов, и собралась в иной последовательности. Последовательности, именуемой «Живой мертвец».
Ангелина находилась там. Она лежала на огромной застеленной кровати, распахнув руки. В ее голове зияла дыра. Ангелина была одета в вечернее красное платье. На ее губах запечатлелись удивление и одновременно улыбка. Она умерла в ожидании меня, не зная, что я катастрофически опоздаю.
Предо мной пронеслась жуткая картина. Мозг восстановил ход событий. Убийца позвонил в квартиру. Отец, видимо работавший в кабинете — я видел разложенные бумаги предстоящего процесса на рабочем столе, — спустился открыть дверь. Почему не Ангелина? А она, предчувствуя, что я сделаю ей предложение, советовалась с матерью. Но совет прервался. Мать отправилась в туалет. Убийца первым делом расправился с отцом. Потом поднялся наверх и… расстрелял Ангелину. Мать услышала шум и подала голос из туалета, подписав себе тем самым приговор. Киллер выломал дверь и прикончил мою несостоявшуюся тещу.
Финита ля комедия!
Я сглотнул подступивший к горлу комок.
Но почему Ангелина и мать не услышали звуков выстрела, когда убивали отца? Ответ я увидел на полу возле своих ног, когда смог оторвать взгляд от мертвой, но прекрасной Ангелины. На полу лежал армейский «питон» с глушителем. Мой пистолет с неизвестным мне глушителем. Не задумываясь над своими действиями, я наклонился, поднял оружие и присел на краешек кровати.
Дальнейшие десять-пятнадцать минут провалились у меня в грандиозную всеобъемлющую пустоту. Я перестал осознавать себя как человека. Я низвергался в пропасть боли. Я летел, раскинув руки, а звезды улыбались мне.
Очнулся я от присутствия посторонних людей. Их было много. Множество незнакомых лиц. Они втиснулись в спальню. Окружили меня, оружие убийства и Ангелину, грозно нахмурившись. Я начал выплывать из пустоты и стал различать цвета, оттенки цветов и тьму деталей, подробностей, до этого ускользавших от меня. И первая подробность сложилась в оружие. Люди, замкнувшие меня в кольцо, были вооружены. И множество дул от пистолетного до автоматного смотрели мне в лицо. Вторая деталь заключалась в форме. Эти люди все поголовно оказались полицейскими.
И тут я окончательно проснулся и осознал, до чего же чудовищно должна выглядеть картина со стороны. Три трупа. Повсюду кровь. Я весь в крови с оружием в руках, убаюкивая пистолет как младенца. Страшно! Я понял, что в глазах всех этих людей выгляжу кровавым маньяком. По минимуму — Джеком Потрошителем. Без малейшей надежды на помилование или оправдание. Попался волк в овчарне. А ведь мне уже вынесли приговор — окончательный, без права на обжалование.
Полицейские расступились, пропуская ко мне инспектора Крабова и поручика Стеблина. Крабов выглядел ошеломленным, словно узрел во плоти самого Люцифера и тот предложил ему работу. Стеблин стоял с каменным лицом.
— Даг, вы сошли с ума? — тихо спросил Крабов. Я промолчал.
— Может, вы еще утверждать станете, что эту бойню учинили не вы? — ехидно поинтересовался инспектор.
Но была в этом ехидстве какая-то горечь.
— Я правда никого не убивал, Крабов, — устало ответил я. — И вы это знаете.
— Я ни черта не знаю, — вздыбился инспектор. — Я приезжаю на предполагаемое место предполагаемого преступления и обнаруживаю вас в крови подле трупов с пистолетом в руках. Что я, по-вашему, должен думать?
— Сегодня я собирался сделать ей предложение, — убито проговорил я.
— Что? Передумали? — зло спросил инспектор.
— Да, никого я не убивал, Крабов. Меня в лифте вырубили, когда я к Ангелине поднимался. Это произошло три часа назад. Когда я очнулся, обнаружил пропажу пистолета. Позвонил вам. Вас не было. Я поднялся сюда. Застал вот это.
— Складно поете, — неожиданно легко согласился Крабов. — Тогда почему вы в крови?
— Упал при входе.
— Шеф, там как раз лужа крови размазана, — поддержал меня Стеблин.
— Это еще ни о чем не говорит, — одернул лейтенанта инспектор. — Чтобы выпутаться на этот раз, Туровский, вам придется уменьшиться до размеров сперматозоида. И если у вас это получится, я сниму шляпу и уйду из полиции. Стеблин, зачитай ему его права. — Крабов повернулся на каблуках и покинул комнату.
— Так это твой лицензированный? — поинтересовался Стеблин, кивая на вещдок.
— «Питончик», — подтвердил я.
— Ты, парень, крепко попал.
Я был полностью согласен с его диагнозом. Стеблин приступил к процедуре озвучивания прав арестованного.
Я заскучал.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Дома я оказался к двенадцати часам следующего дня.
Против меня были выдвинуты обвинения в убийстве трех человек. Унылый сержант, мечтавший о сне и обеде, взял у меня показания. После чего его сменил Крабов, приступив к допросу, который затянулся до утра.
К семи часам приехал Евгений Постегайло, мой адвокат. Он добился решения суда, состоявшегося в одиннадцать часов. Меня выпустили под залог. Суд назначил тридцать тысяч рублей, Гонза оперативно внес деньги. И я оказался на свободе.
Правда, имелось одно «но». Приостановили до окончания следствия действие моей лицензии. Так что теперь в частном детективном агентстве «Квадро» остался только один лицензированный детектив — Гонза Кубинец.
Дома помимо Гонзы меня ждали Иероним Балаганов, Сфинкс, Химера и поручик Стеблин, сменившийся с дежурства.
Когда в сопровождении Евгения Постегайло я вошел в приемный кабинет, прекратились разговоры, повисла гробовая тишина. Только напряженные взгляды приклеились к моей фигуре.
Иероним Балаганов сидел в красном кресле прямо напротив моего рабочего стола, рядом расположился поручик Стеблин.
Сфинкс и Химера примостились обособленно на коричневом диванчике. И хотя оба этих человека принадлежали к женскому полу — лучших телохранителей найти было просто невозможно. Я даже не знал настоящих имен этих женщин. Все что я знал, сводилось к формуле: Сфинкс и Химера — лучшие специалисты в области индивидуального боя. Подготовку проходили в непревзойденной в этом деле имперской гвардии. Сфинкс получила свое прозвище за невозмутимость. Ходил слух, что однажды на глазах у Сфинкса убили ее мать, но девушка не издала ни звука, не дрогнула ни одним мускулом лица. Но если происхождение ее прозвища было понятно, то за что окрестили Химерой ничем не примечательную некрасивую женщину, я не имел представления. Даже догадаться не мог.
Опустившись в свое кресло, я блаженно расслабился. Больше всего мне хотелось сейчас поспать, прийти в себя, приглушить боль от потери Ангелины, но не было у меня на это времени.
— Сфинкс, Химера, я вызвал вас потому, что мне нужна круглосуточная охрана этого дома. Уже дважды сюда проникали. Я хочу знать как, через какую щель. Осмотрите весь дом. Можете приступить.
Сфинкс поднялась и, ни словом не обмолвившись, покинула кабинет. Химера вышла за ней.
— Гонза, ты обращался к хакерам?
— Файлы уже отправлены, — коротко ответил Кубинец, подумал и добавил: — К вечеру, возможно, будет результат.
— Теперь ты. — Я посмотрел на поручика Стеблина. — Что намерен предпринять Крабов?
— Думаю, ничего. — Стеблин неуверенно поерзал в кресле и добавил: — По крайней мере, мне он ни о чем не говорил.
— Что ж, на большее я и не рассчитывал.
— Но я кое-что успел сделать, — сообщил Стеблин, ухмыльнувшись. — Единственная зацепка с тем стариком, которого, кроме тебя, никто не видел.
— Кстати, как твоя голова? — перебил Стеблина Кубинец.
— Порядок. Врач осмотрел в камере. Продолжай. Стеблин грозно взглянул на Гонзу и вернулся к оборванной теме.
— Единственная зацепка-ниточка, ведущая к таинственному старику, — это глушитель. Ну, как и ежику понятно, отпечатки пальцев найдены только твои. Поэтому, если к чему и подкопаешься, так это глушитель. Эксперты сняли номер, установили дату выпуска. Сейчас пытаются отследить его путь с завода к покупателю. Быть может, выяснив, кто покупатель, мы выйдем на убийцу. Только это моя инициатива. Крабов о ней не в курсе, но скоро узнает.
Стеблин развел руками.
— Сколько у меня времени?
— До суда. Месяца два, — отозвался Евгений Постегайло.
— Три недели, — поправил Стеблин. — Крабов уже гонит к финишу. Для него это слишком выигрышная партия.
— Какие у меня шансы?
— Мизерные. Все факты указывают на тебя. На полицию надеяться… — Евгений Постегайло пренебрежительно скривился. — Они не станут из-за тебя напрягаться. Тем более Крабов. Он твердо убежден в твоей виновности. С моей точки зрения, Крабов презанятнейшая сволочь…
— Прошу не оскорблять Петра Петровича! — преданной овчаркой вступился поручик Стеблин.
— Простите. Я говорю то, что думаю, — хладным тоном отозвался Евгений Постегайло.
— Значит, мой единственный выход — найти убийцу Ангелины, — рассуждал я вслух.
— Вообще-то я нанял вас, чтобы вы нашли Романова, — напомнил мне Иероним Балаганов.
— Одно связано с другим, — парировал я. — Те, кто убил Плавникова, Ирисова, Ангелину и ее родителей, знают, где находится Романов. Правда, я думаю, и мы скоро узнаем, где он. — Я хлопнул в ладоши и алчно потер их друг о друга. — А пока, может, чего-нибудь выпьем? Не хотите ли пивка?
Но желающих не нашлось.
— В пиве — сила, в вине — мудрость, в воде — микробы. — Я поднялся было, чтобы принести напиток, но Кубинец оказался проворнее. — Господин Балаганов, — продолжил я, — временно я лишен возможности проводить расследование. По крайней мере, на легальном уровне. У меня отобрали лицензию.
— Приостановили, — поправил Стеблин.
— Хорошо. Приостановили. Но на этот случай мы и зарегистрировались с Гонзой как индивидуальные детективы, объединенные в агентство. Лицензию отобрали у меня, но не у него. Так что официально ваше дело продолжает Кубинец. А я становлюсь его помощником, оруженосцем, так сказать. Это формальность.
Дверь в кабинет отворилась, пропуская Гонзу с подносом, на котором стояло пять бутылок с моим фирменным «Туровским светлым» и пять искристых бокалов.
— Итак, уладив формальность, — я плеснул пиво в бокал, — можно перейти к существу. Так я вижу это дело на данный момент. Романов вовсе не исчез, а был похищен. Не думаю, что он еще жив.
Иероним Балаганов не изменился в лице. Равнодушный египетский лев.
— Похищен Роман Романов был из своего особняка. Нам потом нужно будет осмотреть его. — Я ошарашил господина Чистоплюя своей новостью.
— Но его видели. Как он садился в катер, — попробовал возразить Иероним Балаганов. — Его проводили до Адмиралтейского РАЯ.
— Видел его только Плавников. Шеф службы безопасности. Более никто. Затем Плавникова убивают. Перед гибелью он долго куда-то звонил. Вам не кажется это подозрительным?
Иероним Балаганов не ответил.
— Плавников участвовал в похищении. Он запрограммировал автопилот в «бентли» Романова. Засвидетельствовал, что Романов сел-таки в катер. А на VIP-паркинге отключил автоматику. У него имелась такая возможность, когда он в одиночку проверял катер.
— Плавников очень уважаемый специалист. Давно у нас работает, пользуется большим авторитетом.
То, что я говорил, господину Чистоплюю совсем не нравилось.
— На то, впрочем, и расчет. Только расплачиваться за операцию с ним не стали. Предпочли убить. — Я отпил пива и продолжил: — Если все происходило так, как я предположил, а для проверки этой версии мне нужно будет все же посетить особняк Романова, то напрашивается вопрос: зачем нужно было похищать Романова, при этом убивая Плавникова. Плавникову денег пожалели? Вздор! Для того чтобы решиться на такое дело, как похищение одного из самых богатых бизнесменов в Петрополисе, нужно обладать капиталом. Значит, вот в этом и есть зацепка. Стоит раскрутить линию Плавникова. Все его связи, реальные и возможные. Ведь его убрали вовсе не из-за того, что платить не хотели. Он мог вывести на похитителей или начать их шантажировать. Что также возможно. Стало быть, Плавников в похищении Романова заинтересован не был.
Против меня были выдвинуты обвинения в убийстве трех человек. Унылый сержант, мечтавший о сне и обеде, взял у меня показания. После чего его сменил Крабов, приступив к допросу, который затянулся до утра.
К семи часам приехал Евгений Постегайло, мой адвокат. Он добился решения суда, состоявшегося в одиннадцать часов. Меня выпустили под залог. Суд назначил тридцать тысяч рублей, Гонза оперативно внес деньги. И я оказался на свободе.
Правда, имелось одно «но». Приостановили до окончания следствия действие моей лицензии. Так что теперь в частном детективном агентстве «Квадро» остался только один лицензированный детектив — Гонза Кубинец.
Дома помимо Гонзы меня ждали Иероним Балаганов, Сфинкс, Химера и поручик Стеблин, сменившийся с дежурства.
Когда в сопровождении Евгения Постегайло я вошел в приемный кабинет, прекратились разговоры, повисла гробовая тишина. Только напряженные взгляды приклеились к моей фигуре.
Иероним Балаганов сидел в красном кресле прямо напротив моего рабочего стола, рядом расположился поручик Стеблин.
Сфинкс и Химера примостились обособленно на коричневом диванчике. И хотя оба этих человека принадлежали к женскому полу — лучших телохранителей найти было просто невозможно. Я даже не знал настоящих имен этих женщин. Все что я знал, сводилось к формуле: Сфинкс и Химера — лучшие специалисты в области индивидуального боя. Подготовку проходили в непревзойденной в этом деле имперской гвардии. Сфинкс получила свое прозвище за невозмутимость. Ходил слух, что однажды на глазах у Сфинкса убили ее мать, но девушка не издала ни звука, не дрогнула ни одним мускулом лица. Но если происхождение ее прозвища было понятно, то за что окрестили Химерой ничем не примечательную некрасивую женщину, я не имел представления. Даже догадаться не мог.
Опустившись в свое кресло, я блаженно расслабился. Больше всего мне хотелось сейчас поспать, прийти в себя, приглушить боль от потери Ангелины, но не было у меня на это времени.
— Сфинкс, Химера, я вызвал вас потому, что мне нужна круглосуточная охрана этого дома. Уже дважды сюда проникали. Я хочу знать как, через какую щель. Осмотрите весь дом. Можете приступить.
Сфинкс поднялась и, ни словом не обмолвившись, покинула кабинет. Химера вышла за ней.
— Гонза, ты обращался к хакерам?
— Файлы уже отправлены, — коротко ответил Кубинец, подумал и добавил: — К вечеру, возможно, будет результат.
— Теперь ты. — Я посмотрел на поручика Стеблина. — Что намерен предпринять Крабов?
— Думаю, ничего. — Стеблин неуверенно поерзал в кресле и добавил: — По крайней мере, мне он ни о чем не говорил.
— Что ж, на большее я и не рассчитывал.
— Но я кое-что успел сделать, — сообщил Стеблин, ухмыльнувшись. — Единственная зацепка с тем стариком, которого, кроме тебя, никто не видел.
— Кстати, как твоя голова? — перебил Стеблина Кубинец.
— Порядок. Врач осмотрел в камере. Продолжай. Стеблин грозно взглянул на Гонзу и вернулся к оборванной теме.
— Единственная зацепка-ниточка, ведущая к таинственному старику, — это глушитель. Ну, как и ежику понятно, отпечатки пальцев найдены только твои. Поэтому, если к чему и подкопаешься, так это глушитель. Эксперты сняли номер, установили дату выпуска. Сейчас пытаются отследить его путь с завода к покупателю. Быть может, выяснив, кто покупатель, мы выйдем на убийцу. Только это моя инициатива. Крабов о ней не в курсе, но скоро узнает.
Стеблин развел руками.
— Сколько у меня времени?
— До суда. Месяца два, — отозвался Евгений Постегайло.
— Три недели, — поправил Стеблин. — Крабов уже гонит к финишу. Для него это слишком выигрышная партия.
— Какие у меня шансы?
— Мизерные. Все факты указывают на тебя. На полицию надеяться… — Евгений Постегайло пренебрежительно скривился. — Они не станут из-за тебя напрягаться. Тем более Крабов. Он твердо убежден в твоей виновности. С моей точки зрения, Крабов презанятнейшая сволочь…
— Прошу не оскорблять Петра Петровича! — преданной овчаркой вступился поручик Стеблин.
— Простите. Я говорю то, что думаю, — хладным тоном отозвался Евгений Постегайло.
— Значит, мой единственный выход — найти убийцу Ангелины, — рассуждал я вслух.
— Вообще-то я нанял вас, чтобы вы нашли Романова, — напомнил мне Иероним Балаганов.
— Одно связано с другим, — парировал я. — Те, кто убил Плавникова, Ирисова, Ангелину и ее родителей, знают, где находится Романов. Правда, я думаю, и мы скоро узнаем, где он. — Я хлопнул в ладоши и алчно потер их друг о друга. — А пока, может, чего-нибудь выпьем? Не хотите ли пивка?
Но желающих не нашлось.
— В пиве — сила, в вине — мудрость, в воде — микробы. — Я поднялся было, чтобы принести напиток, но Кубинец оказался проворнее. — Господин Балаганов, — продолжил я, — временно я лишен возможности проводить расследование. По крайней мере, на легальном уровне. У меня отобрали лицензию.
— Приостановили, — поправил Стеблин.
— Хорошо. Приостановили. Но на этот случай мы и зарегистрировались с Гонзой как индивидуальные детективы, объединенные в агентство. Лицензию отобрали у меня, но не у него. Так что официально ваше дело продолжает Кубинец. А я становлюсь его помощником, оруженосцем, так сказать. Это формальность.
Дверь в кабинет отворилась, пропуская Гонзу с подносом, на котором стояло пять бутылок с моим фирменным «Туровским светлым» и пять искристых бокалов.
— Итак, уладив формальность, — я плеснул пиво в бокал, — можно перейти к существу. Так я вижу это дело на данный момент. Романов вовсе не исчез, а был похищен. Не думаю, что он еще жив.
Иероним Балаганов не изменился в лице. Равнодушный египетский лев.
— Похищен Роман Романов был из своего особняка. Нам потом нужно будет осмотреть его. — Я ошарашил господина Чистоплюя своей новостью.
— Но его видели. Как он садился в катер, — попробовал возразить Иероним Балаганов. — Его проводили до Адмиралтейского РАЯ.
— Видел его только Плавников. Шеф службы безопасности. Более никто. Затем Плавникова убивают. Перед гибелью он долго куда-то звонил. Вам не кажется это подозрительным?
Иероним Балаганов не ответил.
— Плавников участвовал в похищении. Он запрограммировал автопилот в «бентли» Романова. Засвидетельствовал, что Романов сел-таки в катер. А на VIP-паркинге отключил автоматику. У него имелась такая возможность, когда он в одиночку проверял катер.
— Плавников очень уважаемый специалист. Давно у нас работает, пользуется большим авторитетом.
То, что я говорил, господину Чистоплюю совсем не нравилось.
— На то, впрочем, и расчет. Только расплачиваться за операцию с ним не стали. Предпочли убить. — Я отпил пива и продолжил: — Если все происходило так, как я предположил, а для проверки этой версии мне нужно будет все же посетить особняк Романова, то напрашивается вопрос: зачем нужно было похищать Романова, при этом убивая Плавникова. Плавникову денег пожалели? Вздор! Для того чтобы решиться на такое дело, как похищение одного из самых богатых бизнесменов в Петрополисе, нужно обладать капиталом. Значит, вот в этом и есть зацепка. Стоит раскрутить линию Плавникова. Все его связи, реальные и возможные. Ведь его убрали вовсе не из-за того, что платить не хотели. Он мог вывести на похитителей или начать их шантажировать. Что также возможно. Стало быть, Плавников в похищении Романова заинтересован не был.