Страница:
Лет шесть назад, когда Ширли торговала матрасами в магазинчике в Дюпон Серкл, один из работников предложил ей чистопородного щенка длинношерстной таксы, и она с радостью согласилась. Вернее сказать, Ширли всучили щенка, заверив ее, что это чистокровная такса. Джина сомневалась, чтобы кто-нибудь за здорово живешь подарил Ширли породистого пса; к тому же у чистокровного представителя славной породы отросла такая длинная густая шерсть, какой не могла похвастать ни одна такса.
Выбирая имя крошечному щенку, Ширли заподозрила, что стала хозяйкой чихуахуа. Услышав по телевизору, что чихуахуа выведены в Мексике, Ширли решила назвать питомца Гомесом, в честь курьера-мексиканца из магазина матрасов: ей понравилось экзотическое имя с непривычным для американского уха окончанием «эс», поэтому щенок еще дешево отделался. Джина не сказала матери, что такс вывели в Германии, и по сей день не знала, известно ли Ширли, какой породы их собака, — все равно поезд уже ушел. Гомес стал собакой немецкого происхождения с мексиканским именем, и на все расспросы окружающих Джина отвечала, что ее мать — поклонница сериала «Семейка Адаме»[26].
Ширли и Гомес сразу подружились, и песик был окружен вниманием и заботой. Но через несколько недель управляющий дома, где жила Ширли, поставил ее перед выбором: либо собака, либо квартира — и дал сорок восемь часов на размышление. В доме, где жила Джина, разрешалось держать домашних животных весом до тридцати фунтов, и она, поразмыслив, согласилась присмотреть за щенком пару дней, пока ему не подыщут другое жилье. Прошло шесть лет, а Гомес все еще жил у Джины.
— Ширли, что ты вытворяешь? Хочешь, чтобы меня уволили? Я и так на вылете, а ты шутки шутишь с моей начальницей.
— Прости, дорогуша, не удержалась.
— Что тебе вообще здесь понадобилось?
— Ты же знаешь, Гомес обожает кататься в машине. Я повезла его погулять по Региональному парку. Псу нужно больше двигаться, ты слишком много держишь его взаперти. Пойдешь с нами?
— Конечно. Только предупрежу, что ухожу на обед. Побудь здесь, я сейчас.
Они неторопливо шли по Трейлу. Гомес натягивал поводок, сосредоточенно обнюхивая чей-то след. Стоял прекрасный летний день, редкий для Вашингтона, где лето обычно облачное, жаркое и душное. Термометр показывал восемьдесят градусов[27], на небе не было ни облачка. На дорожке царило необычайное для середины рабочего дня оживление: видимо, утром многие позвонили на работу и сказались больными, не желая упускать хорошую погоду. Джина и Ширли держались правой стороны: иногда мимо проносился случайный мотоциклист или показывался бегун.
— Составила ли ты план карьерного роста к сегодняшнему дню, как тебе велели?
— Мы с Линдой писали его весь вечер. Такая морока… Дважды в месяц мне предстоит в письменной форме докладывать Лиз о том, какие усилия я предпринимаю, чтобы улучшить качество моей работы. Ежедневно придется отмечать время моего прихода и ухода, чтобы показать, что я являюсь вовремя и засиживаюсь на работе допоздна. К тому же я пообещала создать ряд программ, чтобы поднять моральный дух сотрудников нашего отделения. Ну и прочая ерунда в том же роде. Большая часть идей принадлежит Линде.
— Уверена, у тебя все получится. Ты хорошо постаралась.
— Мне кажется, что… — Джина не успела закончить. Неизвестно откуда вынырнувшая толстуха на роликовых коньках со всего размаху врезалась в нее, сбила с ног и грохнулась сверху.
Гомес с громким лаем ринулся на помощь хозяйке. Пока Ширли хлопотала вокруг упавших, помогая им подняться, Гомес, порычав для порядка, азартно тяпнул толстуху за ногу.
— Тихо, Гомес. Все хорошо, маленький, — уговаривала песика Джина, пытаясь подняться на ноги.
— С вами ничего не случилось? — спросила любительница роликов, с трудом встав.
— Нет, а вы не пострадали?
— Все было бы нормально, если бы ваша собака не покусала меня. — Толстуха указала на крошечную царапину на голени. — Надеюсь, ему сделали все необходимые прививки?
— Да, — ответила Ширли.
— А почему на ошейнике нет значка о прививке против бешенства?
— Дома забыли, — солгала Джина (Гомес не был у ветеринара года два).
— Мне необходимо посмотреть на него. Вы близко живете?
— Нет, у меня обеденный перерыв, но, уверяю вас, у моей собаки нет бешенства.
— Я должна знать наверняка. Кто ваш ветеринар? Я позвоню ему, — настаивала женщина.
— Слушайте, вы, — вмешалась Ширли. — Мы пропустили очередную прививку против бешенства, так что вам не повезло.
— Тогда я позвоню в приют для животных, — отбрила ее толстуха, доставая из кармана мобильный телефон. — Пусть подержат его на карантине, пока не убедятся…
— Никто его на карантине держать не будет! — рявкнула Ширли, не зная, что означает грозное слово «карантин». — Если бы вы не врезались толстой задницей в мою дочь, пес на вас и не посмотрел бы!
— Алло, я хочу заявить, что меня искусала собака. Мне нужны координаты приюта для животных, — сказала женщина в телефон, разъяренно глядя на Ширли.
Пока рассерженная толстуха ожидала ответа, Ширли многозначительно посмотрела на Джину, подхватила Гомеса, взяла за руку дочь и побежала по дорожке от покусанной дамы. Обернувшись на бегу, они увидели, что толстуха едва передвигает ;я на роликах, но старается не потерять их из виду.
«Вернитесь немедленно, черт бы вас побрал!» — донеслось до беглянок, и в этот момент толстуха споткнулась и растянулась во весь рост. Пока она пыталась подняться, Ширли, прижав Гомеса к груди, злорадно исполнила для нее мини-танец, высунув язык, оттопырив зад и крутя бедрами. Расхохотавшись, они с Джиной поспешили дальше. И только потеряв толстуху из виду, они перешли на шаг. Джине пора было возвращаться на работу.
— Нельзя так вести себя, — с благодарной улыбкой пожурила она мать, когда обе подошли ко входу в банк.
— Главное — не теряться… Она, наверное, уже в больнице, где ей делают жуткие уколы, — злорадно ухмыльнулась Ширли.
— Ну как тебе не стыдно! Надеюсь, все обойдется, — рассмеялась Джина. — Ты вся красная. Тебе нехорошо?
— Нет-нет, просто мне вредно так долго бегать. — Ширли учащенно и тяжело дышала.
— Точно?
— Слушай, мне и впрямь плохо. Никак не могу отдышаться, — хрипло проговорила Ширли, схватившись за грудь.
— Обопрись на меня. — Джина повела мать к своей машине. — Немедленно едем в больницу.
Люди с чудинкой
Прекрасная латиноамериканка
Деньги на лекарства
Выбирая имя крошечному щенку, Ширли заподозрила, что стала хозяйкой чихуахуа. Услышав по телевизору, что чихуахуа выведены в Мексике, Ширли решила назвать питомца Гомесом, в честь курьера-мексиканца из магазина матрасов: ей понравилось экзотическое имя с непривычным для американского уха окончанием «эс», поэтому щенок еще дешево отделался. Джина не сказала матери, что такс вывели в Германии, и по сей день не знала, известно ли Ширли, какой породы их собака, — все равно поезд уже ушел. Гомес стал собакой немецкого происхождения с мексиканским именем, и на все расспросы окружающих Джина отвечала, что ее мать — поклонница сериала «Семейка Адаме»[26].
Ширли и Гомес сразу подружились, и песик был окружен вниманием и заботой. Но через несколько недель управляющий дома, где жила Ширли, поставил ее перед выбором: либо собака, либо квартира — и дал сорок восемь часов на размышление. В доме, где жила Джина, разрешалось держать домашних животных весом до тридцати фунтов, и она, поразмыслив, согласилась присмотреть за щенком пару дней, пока ему не подыщут другое жилье. Прошло шесть лет, а Гомес все еще жил у Джины.
— Ширли, что ты вытворяешь? Хочешь, чтобы меня уволили? Я и так на вылете, а ты шутки шутишь с моей начальницей.
— Прости, дорогуша, не удержалась.
— Что тебе вообще здесь понадобилось?
— Ты же знаешь, Гомес обожает кататься в машине. Я повезла его погулять по Региональному парку. Псу нужно больше двигаться, ты слишком много держишь его взаперти. Пойдешь с нами?
— Конечно. Только предупрежу, что ухожу на обед. Побудь здесь, я сейчас.
Они неторопливо шли по Трейлу. Гомес натягивал поводок, сосредоточенно обнюхивая чей-то след. Стоял прекрасный летний день, редкий для Вашингтона, где лето обычно облачное, жаркое и душное. Термометр показывал восемьдесят градусов[27], на небе не было ни облачка. На дорожке царило необычайное для середины рабочего дня оживление: видимо, утром многие позвонили на работу и сказались больными, не желая упускать хорошую погоду. Джина и Ширли держались правой стороны: иногда мимо проносился случайный мотоциклист или показывался бегун.
— Составила ли ты план карьерного роста к сегодняшнему дню, как тебе велели?
— Мы с Линдой писали его весь вечер. Такая морока… Дважды в месяц мне предстоит в письменной форме докладывать Лиз о том, какие усилия я предпринимаю, чтобы улучшить качество моей работы. Ежедневно придется отмечать время моего прихода и ухода, чтобы показать, что я являюсь вовремя и засиживаюсь на работе допоздна. К тому же я пообещала создать ряд программ, чтобы поднять моральный дух сотрудников нашего отделения. Ну и прочая ерунда в том же роде. Большая часть идей принадлежит Линде.
— Уверена, у тебя все получится. Ты хорошо постаралась.
— Мне кажется, что… — Джина не успела закончить. Неизвестно откуда вынырнувшая толстуха на роликовых коньках со всего размаху врезалась в нее, сбила с ног и грохнулась сверху.
Гомес с громким лаем ринулся на помощь хозяйке. Пока Ширли хлопотала вокруг упавших, помогая им подняться, Гомес, порычав для порядка, азартно тяпнул толстуху за ногу.
— Тихо, Гомес. Все хорошо, маленький, — уговаривала песика Джина, пытаясь подняться на ноги.
— С вами ничего не случилось? — спросила любительница роликов, с трудом встав.
— Нет, а вы не пострадали?
— Все было бы нормально, если бы ваша собака не покусала меня. — Толстуха указала на крошечную царапину на голени. — Надеюсь, ему сделали все необходимые прививки?
— Да, — ответила Ширли.
— А почему на ошейнике нет значка о прививке против бешенства?
— Дома забыли, — солгала Джина (Гомес не был у ветеринара года два).
— Мне необходимо посмотреть на него. Вы близко живете?
— Нет, у меня обеденный перерыв, но, уверяю вас, у моей собаки нет бешенства.
— Я должна знать наверняка. Кто ваш ветеринар? Я позвоню ему, — настаивала женщина.
— Слушайте, вы, — вмешалась Ширли. — Мы пропустили очередную прививку против бешенства, так что вам не повезло.
— Тогда я позвоню в приют для животных, — отбрила ее толстуха, доставая из кармана мобильный телефон. — Пусть подержат его на карантине, пока не убедятся…
— Никто его на карантине держать не будет! — рявкнула Ширли, не зная, что означает грозное слово «карантин». — Если бы вы не врезались толстой задницей в мою дочь, пес на вас и не посмотрел бы!
— Алло, я хочу заявить, что меня искусала собака. Мне нужны координаты приюта для животных, — сказала женщина в телефон, разъяренно глядя на Ширли.
Пока рассерженная толстуха ожидала ответа, Ширли многозначительно посмотрела на Джину, подхватила Гомеса, взяла за руку дочь и побежала по дорожке от покусанной дамы. Обернувшись на бегу, они увидели, что толстуха едва передвигает ;я на роликах, но старается не потерять их из виду.
«Вернитесь немедленно, черт бы вас побрал!» — донеслось до беглянок, и в этот момент толстуха споткнулась и растянулась во весь рост. Пока она пыталась подняться, Ширли, прижав Гомеса к груди, злорадно исполнила для нее мини-танец, высунув язык, оттопырив зад и крутя бедрами. Расхохотавшись, они с Джиной поспешили дальше. И только потеряв толстуху из виду, они перешли на шаг. Джине пора было возвращаться на работу.
— Нельзя так вести себя, — с благодарной улыбкой пожурила она мать, когда обе подошли ко входу в банк.
— Главное — не теряться… Она, наверное, уже в больнице, где ей делают жуткие уколы, — злорадно ухмыльнулась Ширли.
— Ну как тебе не стыдно! Надеюсь, все обойдется, — рассмеялась Джина. — Ты вся красная. Тебе нехорошо?
— Нет-нет, просто мне вредно так долго бегать. — Ширли учащенно и тяжело дышала.
— Точно?
— Слушай, мне и впрямь плохо. Никак не могу отдышаться, — хрипло проговорила Ширли, схватившись за грудь.
— Обопрись на меня. — Джина повела мать к своей машине. — Немедленно едем в больницу.
Люди с чудинкой
Стоя в вестибюле ресторана, Шерил поджидала Купера. Сегодня здесь было особенно людно, и Шерил волновалась, узнают ли они друг друга. Пожалев, что не догадалась спросить, в чем будет Купер, она заметила стильно одетого темнокожего мужчину с бритой головой. Стоя в дверях, он осматривался и широко улыбнулся, когда увидел ее.
Шерил удивилась, как это он сразу узнал ее, но тут же сообразила, что она единственная темнокожая женщина в ресторане. Мужчина подошел к ней, улыбнулся еще шире и протянул руку. Шерил тоже улыбнулась и пожала протянутую руку.
— Привет, я — Купер.
— Очень приятно, Шерил.
— Давайте сядем где-нибудь, — предложил он.
— Хорошо, — ответила Шерил. Купер ей очень понравился, и она пыталась понять, какое впечатление произвела на него. Метрдотель провела их к маленькому столику у окна. Бросив взгляд на меню, они не сговариваясь отложили его в сторону.
— Долго ждали? — спросил Купер.
— Нет, я только что пришла.
— Отлично. Так вы живете в этом районе? — начал Купер, стараясь завязать разговор.
— Да, на Пи-стрит, рядом с Семнадцатой улицей.
— Господи, вам приходится жить среди содомитов!
— Содомитов? Разве это слово еще используют?
— Простите, но район-то сильно «голубой», верно?
— Да, геев здесь пруд пруди, но я никогда не обращала на это внимания. Какое мне дело? — Шерил слегка задела явная гомофобия Купера и его дремучесть: какой нормальный человек скажет «содомит», сидя в модном ресторане в центре Дюпон Серкл?
— Все это весьма напоминает Содом и Гоморру. Я христианин и не могу мириться с подобными явлениями.
«О Боже, опять из него христианство поперло», — екнуло сердце у Шерил, и она пристально посмотрела на собеседника.
Заметив это, Купер слегка пошел на попятную.
— Библия учит нас ненавидеть грех, но любить грешников. Знаете, это как с евреями: я не питаю ненависти к евреям, но мысль, что они не считают Иисуса сыном Божиим, выводит меня из себя.
— Вы что, смеетесь надо мной?
— Смеюсь? Нет. С чего вы взяли?
— Слушайте, Купер, нам, наверное, не стоило встречаться. — Поднявшись из-за стола, Шерил поклялась себе никогда больше не знакомиться по объявлениям.
— Почему? Что случилось?
— Просто у нас разная жизненная философия.
— О, прошу вас, дайте мне шанс, — подняв брови, взмолился Купер. — Простите меня. Я действительно ничего не имею против евреев, да и «голубые», если разобраться, мне не очень досаждают. Я просто не хочу жить с ними бок о бок. Вдруг кто-нибудь из них подкатит ко мне с соответствующим предложением?
— Вы ответите «спасибо, нет», и инцидент будет исчерпан.
Купер засмеялся.
— Думаю, вы правы. Ладно, Бог с ними, с содомитами, пусть живут, не велика проблема. Присядьте, присядьте, Шерил, и разделите со мной ленч. Дайте хорошему парню еще один шанс.
Шерил со вздохом опустилась на стул.
— Мне кажется, вместо слова «содомит» лучше говорить «гей» или «гомосексуалист», — шепотом пояснила она Куперу, решив просветить невежду. — Вы догадываетесь, что половина клиентов этого ресторана, возможно, гомосексуалисты?
Купер изумленно огляделся:
— Это что, ресторан для геев?
— Нет, для всех желающих.
— Тогда что здесь делают все эти гомосексуалисты? — встревожился Купер.
— Обедают. Не стоит так волноваться. — Шерил улыбнулась. — Что закажем? — спросила она, увидев, как к их столику приближается официант. Ее забавляло смущение Купера. Шерил поняла, что какая-то дурь в нем есть, но, с другой стороны, ей всегда нравились люди с чудинкой. Чем идеальнее парень, тем скучнее с ним. Несколько лет назад она встречалась с мужчиной, относившимся к ней как к королеве. Он боготворил Шерил и готов был подарить ей весь мир, если бы ей захотелось этого. Иногда он даже ходил для нее в магазин и стирал белье. Но, находясь с ним, Шерил отчаянно скучала. Идеальный помощник по хозяйству был совершенно не интересен как любовник и друг. Без шуток и постоянной пикировки жизнь была не в радость Шерил.
Когда официант принимал заказ у Купера, Шерил, потирая пальцами веки, грустно думала, что ее привлекают не те мужчины. Шерил непреодолимо влекло к грубиянам, и они обходились с ней хуже, чем она заслуживала. Если бы Питер вдруг отнесся бы к ней по-человечески, Шерил, возможно, потеряла бы к нему всякий интерес.
За ленчем Шерил и Купер всласть наговорились. Купер оказался весьма самоуверенным, это нравилось Шерил и в то же время раздражало ее. У него было твердое мнение по любому вопросу — от политики и религии до закусочной, где подают самые лучшие в Вашингтоне гамбургеры. Беседа с таким человеком не только доставляет удовольствие, но и действует на нервы. Между самоуверенностью и противным высокомерием все-таки есть разница, и Шерил никак не удавалось решить, что больше соответствует Куперу. Несмотря ни на что, он нравился ей все сильнее.
Шерил удивилась, как это он сразу узнал ее, но тут же сообразила, что она единственная темнокожая женщина в ресторане. Мужчина подошел к ней, улыбнулся еще шире и протянул руку. Шерил тоже улыбнулась и пожала протянутую руку.
— Привет, я — Купер.
— Очень приятно, Шерил.
— Давайте сядем где-нибудь, — предложил он.
— Хорошо, — ответила Шерил. Купер ей очень понравился, и она пыталась понять, какое впечатление произвела на него. Метрдотель провела их к маленькому столику у окна. Бросив взгляд на меню, они не сговариваясь отложили его в сторону.
— Долго ждали? — спросил Купер.
— Нет, я только что пришла.
— Отлично. Так вы живете в этом районе? — начал Купер, стараясь завязать разговор.
— Да, на Пи-стрит, рядом с Семнадцатой улицей.
— Господи, вам приходится жить среди содомитов!
— Содомитов? Разве это слово еще используют?
— Простите, но район-то сильно «голубой», верно?
— Да, геев здесь пруд пруди, но я никогда не обращала на это внимания. Какое мне дело? — Шерил слегка задела явная гомофобия Купера и его дремучесть: какой нормальный человек скажет «содомит», сидя в модном ресторане в центре Дюпон Серкл?
— Все это весьма напоминает Содом и Гоморру. Я христианин и не могу мириться с подобными явлениями.
«О Боже, опять из него христианство поперло», — екнуло сердце у Шерил, и она пристально посмотрела на собеседника.
Заметив это, Купер слегка пошел на попятную.
— Библия учит нас ненавидеть грех, но любить грешников. Знаете, это как с евреями: я не питаю ненависти к евреям, но мысль, что они не считают Иисуса сыном Божиим, выводит меня из себя.
— Вы что, смеетесь надо мной?
— Смеюсь? Нет. С чего вы взяли?
— Слушайте, Купер, нам, наверное, не стоило встречаться. — Поднявшись из-за стола, Шерил поклялась себе никогда больше не знакомиться по объявлениям.
— Почему? Что случилось?
— Просто у нас разная жизненная философия.
— О, прошу вас, дайте мне шанс, — подняв брови, взмолился Купер. — Простите меня. Я действительно ничего не имею против евреев, да и «голубые», если разобраться, мне не очень досаждают. Я просто не хочу жить с ними бок о бок. Вдруг кто-нибудь из них подкатит ко мне с соответствующим предложением?
— Вы ответите «спасибо, нет», и инцидент будет исчерпан.
Купер засмеялся.
— Думаю, вы правы. Ладно, Бог с ними, с содомитами, пусть живут, не велика проблема. Присядьте, присядьте, Шерил, и разделите со мной ленч. Дайте хорошему парню еще один шанс.
Шерил со вздохом опустилась на стул.
— Мне кажется, вместо слова «содомит» лучше говорить «гей» или «гомосексуалист», — шепотом пояснила она Куперу, решив просветить невежду. — Вы догадываетесь, что половина клиентов этого ресторана, возможно, гомосексуалисты?
Купер изумленно огляделся:
— Это что, ресторан для геев?
— Нет, для всех желающих.
— Тогда что здесь делают все эти гомосексуалисты? — встревожился Купер.
— Обедают. Не стоит так волноваться. — Шерил улыбнулась. — Что закажем? — спросила она, увидев, как к их столику приближается официант. Ее забавляло смущение Купера. Шерил поняла, что какая-то дурь в нем есть, но, с другой стороны, ей всегда нравились люди с чудинкой. Чем идеальнее парень, тем скучнее с ним. Несколько лет назад она встречалась с мужчиной, относившимся к ней как к королеве. Он боготворил Шерил и готов был подарить ей весь мир, если бы ей захотелось этого. Иногда он даже ходил для нее в магазин и стирал белье. Но, находясь с ним, Шерил отчаянно скучала. Идеальный помощник по хозяйству был совершенно не интересен как любовник и друг. Без шуток и постоянной пикировки жизнь была не в радость Шерил.
Когда официант принимал заказ у Купера, Шерил, потирая пальцами веки, грустно думала, что ее привлекают не те мужчины. Шерил непреодолимо влекло к грубиянам, и они обходились с ней хуже, чем она заслуживала. Если бы Питер вдруг отнесся бы к ней по-человечески, Шерил, возможно, потеряла бы к нему всякий интерес.
За ленчем Шерил и Купер всласть наговорились. Купер оказался весьма самоуверенным, это нравилось Шерил и в то же время раздражало ее. У него было твердое мнение по любому вопросу — от политики и религии до закусочной, где подают самые лучшие в Вашингтоне гамбургеры. Беседа с таким человеком не только доставляет удовольствие, но и действует на нервы. Между самоуверенностью и противным высокомерием все-таки есть разница, и Шерил никак не удавалось решить, что больше соответствует Куперу. Несмотря ни на что, он нравился ей все сильнее.
Прекрасная латиноамериканка
— Где ее носит? — бормотала Линда себе под нос. Три часа назад Джина ушла на обед и как в воду канула. К раздражению Линды примешивался мучительный голод. В женском туалете, куда она только что забежала, кто-то опять не смыл за собой кучу, и Линда с отвращением думала, как мерзко подчас ведут себя люди. Дома небось не стали бы так поступать — ведь домашний туалет моют сами.
Персонала в банке было маловато, поэтому в отсутствие Джины Линда не могла выскочить на улицу и купить что-нибудь перекусить. В отчаянии она напилась простой воды, затем вернулась в зал к клиентам. Человек пять посетителей ожидали своей очереди, но принимать клиентов могли только Линда и Лиз. Лиз занималась своим клиентом уже более получаса. Линде казалось, что Лиз перевели из клерков в менеджеры лишь потому, что посетителей она обслуживала невыносимо долго. Руководители как-то не учли, что на посту менеджера отделения она будет проявлять такую же медлительность и туго соображать.
Вернувшись на рабочее место, Линда приготовилась к разговору с очередным посетителем. День выдался напряженный, запыхавшаяся Линда вспотела, и пояс для чулок натирал ей кожу. С недавних пор работа в банке нравилась ей все меньше. Она — лесбиянка, так с какой стати ей прозябать на должности, где приходится каждый день носить чулки?
— Здравствуйте, меня зовут Линда. Чем могу вам помочь? — спросила она молодую женщину с экзотической внешностью, протягивая руку.
Миниатюрная незнакомка с оливковым цветом лица и блестящими черными волосами пожала ей руку и улыбнулась.
— Мне нужно открыть расчетный счет. Я переехала в Вашингтон несколько недель назад.
— Пожалуйста. Проходите к моему столу и присаживайтесь.
Устраиваясь на своем месте, Линда заметила, что незнакомка так устало опустилась на стул для посетителей, словно ее не держали ноги.
— Ну и денек. Я только что из автоинспекции, два часа потратила, чтобы получить права. А отсюда пойду разбираться с транспортным агентством — они насчитали мне слишком много за перевозку мебели.
— Переезд всегда маленькое бедствие. Откуда вы приехали?
— Из Бостона.
Дальше сам собой напрашивался вопрос: «Что привело вас в Вашингтон?», хотя Линде совсем не хотелось тратить время на светскую беседу, когда в зале томились другие клиенты.
— Это длинная история.
— Понятно… — Линда помолчала. — Так вы хотите открыть счет?
Несколько месяцев назад я рассталась с моей девушкой, — продолжала незнакомка, не ответив на вопрос Линды. — Из-за нее я в свое время переехала в Бостон. Расставшись с ней, я должна была либо вернуться домой к родителям, либо принять предложение и поступить на работу в Вашингтоне. Как видите, я выбрала последнее.
«Рассталась со своей девушкой? Не ослышалась ли я?» — удивилась Линда, сразу забыв о других клиентах.
— У вас была девушка? — удивилась она: на вид посетительница была воплощением добродетели.
— Да. Вам кажется, что я слишком откровенна? Но, по-моему, вы… То есть я хочу сказать…
— Вы подумали, что я лесбиянка, — закончила за нее Линда. — Не смущайтесь. Должно быть, я окружена какой-то лесбийской аурой, даже когда на мне юбка и туфли на каблуках.
— Так вы не…
— Нет, я как раз — да.
— Ффу, слава Богу… Иных благовоспитанных девушек оскорбляет такое предположение.
— Некоторых — да, — улыбнулась Линда. Она не знала, как продолжить. Фразы «значит, мы обе лесбиянки» или «не хотите ли посмотреть мой новый каталог „Л.Л. Бин“»[28] не соответствовали ситуации.
— У вас много дел, не стану отвлекать вас болтовней. Мне действительно нужно открыть расчетный счет.
— Конечно. Прежде всего я запишу ваше имя.
— Роза, — сказала женщина. — Роза Мартинес.
— Это испанское имя? Откуда вы родом?
— Я родилась в Нью-Йорке. Мои родители когда-то приехали в Америку из Мексики.
— Как интересно! Вы говорите по-испански?
— Нет. Не все люди, фамилии которых оканчиваются на «ее», только что иммигрировали, — горячо возразила Роза: похоже, своим вопросом Линда нечаянно уколола ее. — Извините, — добавила Роза другим тоном. — Меня постоянно об этом спрашивают. Я говорю по-испански, но совсем немного. Родители считали, что для меня важнее выучить английский, и не говорили по-испански даже дома. Вы простите мою резкость?
В ее голосе появились какие-то особенные нотки, и Линда поняла, что Роза Мартинес заигрывает с ней.
— Охотно. Вы слишком красивы, чтобы сердиться на вас, — кокетливо ответила Линда.
Персонала в банке было маловато, поэтому в отсутствие Джины Линда не могла выскочить на улицу и купить что-нибудь перекусить. В отчаянии она напилась простой воды, затем вернулась в зал к клиентам. Человек пять посетителей ожидали своей очереди, но принимать клиентов могли только Линда и Лиз. Лиз занималась своим клиентом уже более получаса. Линде казалось, что Лиз перевели из клерков в менеджеры лишь потому, что посетителей она обслуживала невыносимо долго. Руководители как-то не учли, что на посту менеджера отделения она будет проявлять такую же медлительность и туго соображать.
Вернувшись на рабочее место, Линда приготовилась к разговору с очередным посетителем. День выдался напряженный, запыхавшаяся Линда вспотела, и пояс для чулок натирал ей кожу. С недавних пор работа в банке нравилась ей все меньше. Она — лесбиянка, так с какой стати ей прозябать на должности, где приходится каждый день носить чулки?
— Здравствуйте, меня зовут Линда. Чем могу вам помочь? — спросила она молодую женщину с экзотической внешностью, протягивая руку.
Миниатюрная незнакомка с оливковым цветом лица и блестящими черными волосами пожала ей руку и улыбнулась.
— Мне нужно открыть расчетный счет. Я переехала в Вашингтон несколько недель назад.
— Пожалуйста. Проходите к моему столу и присаживайтесь.
Устраиваясь на своем месте, Линда заметила, что незнакомка так устало опустилась на стул для посетителей, словно ее не держали ноги.
— Ну и денек. Я только что из автоинспекции, два часа потратила, чтобы получить права. А отсюда пойду разбираться с транспортным агентством — они насчитали мне слишком много за перевозку мебели.
— Переезд всегда маленькое бедствие. Откуда вы приехали?
— Из Бостона.
Дальше сам собой напрашивался вопрос: «Что привело вас в Вашингтон?», хотя Линде совсем не хотелось тратить время на светскую беседу, когда в зале томились другие клиенты.
— Это длинная история.
— Понятно… — Линда помолчала. — Так вы хотите открыть счет?
Несколько месяцев назад я рассталась с моей девушкой, — продолжала незнакомка, не ответив на вопрос Линды. — Из-за нее я в свое время переехала в Бостон. Расставшись с ней, я должна была либо вернуться домой к родителям, либо принять предложение и поступить на работу в Вашингтоне. Как видите, я выбрала последнее.
«Рассталась со своей девушкой? Не ослышалась ли я?» — удивилась Линда, сразу забыв о других клиентах.
— У вас была девушка? — удивилась она: на вид посетительница была воплощением добродетели.
— Да. Вам кажется, что я слишком откровенна? Но, по-моему, вы… То есть я хочу сказать…
— Вы подумали, что я лесбиянка, — закончила за нее Линда. — Не смущайтесь. Должно быть, я окружена какой-то лесбийской аурой, даже когда на мне юбка и туфли на каблуках.
— Так вы не…
— Нет, я как раз — да.
— Ффу, слава Богу… Иных благовоспитанных девушек оскорбляет такое предположение.
— Некоторых — да, — улыбнулась Линда. Она не знала, как продолжить. Фразы «значит, мы обе лесбиянки» или «не хотите ли посмотреть мой новый каталог „Л.Л. Бин“»[28] не соответствовали ситуации.
— У вас много дел, не стану отвлекать вас болтовней. Мне действительно нужно открыть расчетный счет.
— Конечно. Прежде всего я запишу ваше имя.
— Роза, — сказала женщина. — Роза Мартинес.
— Это испанское имя? Откуда вы родом?
— Я родилась в Нью-Йорке. Мои родители когда-то приехали в Америку из Мексики.
— Как интересно! Вы говорите по-испански?
— Нет. Не все люди, фамилии которых оканчиваются на «ее», только что иммигрировали, — горячо возразила Роза: похоже, своим вопросом Линда нечаянно уколола ее. — Извините, — добавила Роза другим тоном. — Меня постоянно об этом спрашивают. Я говорю по-испански, но совсем немного. Родители считали, что для меня важнее выучить английский, и не говорили по-испански даже дома. Вы простите мою резкость?
В ее голосе появились какие-то особенные нотки, и Линда поняла, что Роза Мартинес заигрывает с ней.
— Охотно. Вы слишком красивы, чтобы сердиться на вас, — кокетливо ответила Линда.
Деньги на лекарства
— Мисс Перри, — обратился к Ширли молодой врач в «Арлингтон хоспитал», — вам нужно постоянно носить с собой ингалятор. Почему сегодня у вас не оказалось его?
— Я как-то упустила это из виду…
— Мисс Перри, для вас жизненно необходимо всегда иметь его под рукой. Я выпишу вам рецепт на ингалятор. Не отыщете старый — купите новый. Подождите минуту. — Доктор исчез за занавеской, отгораживающей кушетку, на которой лежала Ширли. К ее груди были подсоединены датчики.
— Ты ведь не забыла купить ингалятор в прошлом месяце, а, Ширли? — зловещим тоном спросила Джина, сидевшая рядом на стуле.
— Конечно, нет, детка. Я каждый месяц покупаю новый ингалятор.
— Приедем домой — покажешь мне его.
— Дорогуша, я не стану демонстрировать мои лекарства всем подряд.
— А никто тебя и не заставляет. Кстати, бабушка не обязана снабжать тебя деньгами на лекарства, раз ты тратишь их на сигареты, тряпки и косметику.
— Ладно, ладно, не покупала я ингалятор в этом месяце. Я слегка поиздержалась, поэтому пришлось взять немного из свободных денег, чтобы оплатить счета.
— Черт возьми, Ширли, деньги, которые бабушка дает на лекарства, — это не «свободные» деньги! Ты хоть знаешь, во что нам обойдется сегодняшний визит в больницу?
Об этом не волнуйся, детка. Пусть платит «Медикэйд» или еще кто-нибудь. Нет, правда, Джина, что они сделают, если я не заплачу? Отберут мой «мерседес» и особняк в Мак-Лин? Ах-ах, это подорвет мой кредит! — резвилась Ширли.
— Придется, наверное, вернуться к старой системе: ты отдаешь мне рецепты, а я покупаю тебе лекарства. У меня же полно свободного времени, чтобы нянчиться с тобой.
— Не лезь в бутылку из-за одного паршивого неотоваренного рецепта. Шуму-то, будто я котенка машиной переехала!
Джина со вздохом поднялась:
— Пойду позвоню на работу. Надо же объяснить, во что ты меня втравила. Скоро вернусь.
«Господи, хоть бы трубку взяла Линда», — молилась про себя Джина, слушая длинные гудки.
— «Премьер-банк», Арлингтонское отделение. У телефона Лиз Кокс.
— Лиз, это я, Джина.
— Джина, где ты ходишь? Мы с Линдой без тебя зашиваемся.
«Со мной все отлично, спасибо, что интересуешься», — подумала Джина, а вслух сказала:
— Извини, Лиз, когда я вышла пройтись с матерью во время обеденного перерыва, у нее случился сильный приступ астмы, пришлось везти в больницу. Я звоню из «Арлингтон хоспитал».
— О, Джина, мне очень жаль. Надеюсь, ей лучше? «Как будто тебя, заразу, это волнует!»
— С ней все будет хорошо. После обследования мне придется отвезти ее домой. Боюсь, я уже не успею сегодня вернуться в банк.
— Ладно, Джина, позаботься о матери, встретимся завтра, — сочувственно отозвалась Лиз и добавила: — Извини, но мне нужно, чтобы врач письменно подтвердил твои слова.
— Ладно, я попрошу у врача такую бумагу.
— Ну вот и отлично. Всего хорошего, Джина.
— Подожди! Не могла бы ты переключить меня на Линду? Я в двух словах объясню, что со мной произошло.
— Конечно, — ответила Лиз, переводя звонок.
— «Премьер-банк», Ар…
— Линда, это я.
— Куда ты пропала? Ты что, с ума сошла? Лиз рвет и мечет.
— Да пошла она… дрянь паршивая. Я в больнице вместе с Ширли. Знаешь, что наша корова от меня потребовала?
— Ни малейшего пре… Стоп, подруга. Как ты оказалась в больнице? Ширли плохо?
— Сейчас уже все нормально. У нее случился приступ астмы, а ингалятора при себе не было.
— У нее все обойдется?
— Да, если я ее не прибью. В общем, я объяснила ситуацию Лиз, она выразила фальшивое сочувствие и велела принести справку от врача, подтверждающую мои слова. Ничего себе, а?
— Это нелепо, — согласилась Линда, покривив душой. На самом деле, принимая во внимание подвиги Джины за последнее время, требование справки от врача отнюдь не показалось ей излишним.
— Как вы там, еще живы?
— Несколько часов был аврал, но сейчас уже легче. Кстати, знаешь что? В субботу вечером у меня свидание.
— Правда? — спросила Джина упавшим голосом.
— Да, с женщиной, которая открыла у нас счет. Она очень красивая.
— Потрясающе! Потом мне все расскажешь. Я позвоню тебе вечером.
Джина положила трубку. На душе у нее скребли кошки. Она всегда заставляла себя искренне радоваться за Линду, когда у той начинался роман, но на душе у нее становилось тяжело. Последнее увлечение, помнится, поглотило Линду целиком, и на лучшую подругу у нее совсем не оставалось времени. Дела пошли так плохо, что Джина с тоски стала посещать молодежный кружок при ближайшей церкви, мечтая найти новых друзей. Молодые люди выбирались на пикники, ходили на местные фестивали, иногда все вместе обедали. Никто из них не заинтересовал Джину. Члены кружка словно сговорились перещеголять друг друга причудами: одна из девушек пыталась подсунуть Джине какой-то подозрительный заменитель сахара в чай со льдом, а один из парней признался, что считает вредным расчесывать волосы.
Во время одной из совместных вылазок в тайский ресторанчик одна из девушек ни с того ни с сего пустилась рассуждать о молоке, утверждая, что если теленка напоить пастеризованным молоком, прошедшим промышленную обработку, то теленок умрет. Вполуха слушая эту белиберду, Джина вдруг с ужасом осознала, что тратит вечер пятницы на общение с придурками, азартно обсуждающими молоко. Она встала из-за стола, извинилась и ушла из ресторана, чтобы никогда больше не видеть этих людей. К счастью, Линда вскоре рассталась со своей пассией, и жизнь вернулась в обычную колею.
Джину немного смущало, что ее не радует предстоящее свидание Линды. Ей всегда хотелось, чтобы лучшая подруга была счастлива. Однако то, что у Линды, возможно, появится новая девушка, повергло Джину в отчаяние: ведь у нее самой нет и намека на серьезный роман. Расставшись с Питером, Джина встречалась с мужчинами, но все знакомства носили непродолжительный характер. Ни к одному из этих мужчин у Джины не возникло искренней симпатии (по крайней мере ни к одному из тех, кто хотел познакомиться с ней). Правда, какое-то время назад Джина влюбилась в Ричарда, увидев его на вечеринке у друзей в Роквиле. С того момента, как Ричард вошел в комнату, Джина не отрывала от него глаз. Он был хорош собой, как раз в ее вкусе: она всегда мечтала о романе с интересным мужчиной, однако не с идеальным красавцем, чтобы не чувствовать себя дурнушкой, урвавшей сокровище. Общий знакомый представил их друг другу, и большую часть вечера молодые люди провели в занимательной беседе.
Затем последовало незабываемое первое свидание с торжественным обедом в «Гранд-кафе» отеля «Карлайл» в Арлингтоне. После ужина Джина предложила вернуться в Вашингтон и побродить по мемориалу Джефферсона. По ее мнению, на земле не было более романтического места, чем этот мемориал в роскошную летнюю ночь. Они гуляли вдоль озера, смеялись и никак не могли наговориться. На прощание Ричард одарил Джину долгим поцелуем и пообещал позвонить.
Джина как на иголках ждала этого звонка. Она не сомневалась, что Ричард «запал» на нее. Целую неделю при каждом звонке она сломя голову бежала к телефону. Так и не дождавшись звонка, Джина впала в бешенство. Разочарование было бы не столь сильным, если бы первое свидание сорвалось или она поняла бы, что Ричард равнодушен к ней. Но каждая его фраза и каждый жест свидетельствовали о том, что симпатия была взаимной. Конечно, он мог потерять номер ее телефона, но ведь есть телефонные справочники или, на худой конец, общие знакомые, поэтому разыскать Джину не представляло труда, было бы желание. До сих пор при звуках песни Ребы Мак-Интайр «Почему от тебя нет вестей» Джина вспоминала о Ричарде.
Загадка разрешилась несколько недель спустя, когда Джина столкнулась с Ричардом на улице. Он выходил из кафе «Френдшип хайте» под руку с дамой чуть старше его — слегка за тридцать. Женщина была похожа на Джину — высокая, стройная, с красивыми светлыми волосами. Но у нее было то, чем отродясь не могла похвастать Джина, — груди размером с дыни-канталупы.
Ричард как ни в чем не бывало улыбнулся и поздоровался. Джина выразительно посмотрела на его пышногрудую спутницу и бросила на Ричарда иронический взгляд, словно говоря: «Так вот почему ты не позвонил мне».
После этой встречи у Джины немного отлегло от сердца. Она уяснила причину внезапного исчезновения Ричарда с ее горизонта, а заодно и кое-какие черты его характера. Мысль о пластической операции по увеличению груди не раз приходила ей в голову. Рассудив, что спутница Ричарда, видимо, зря времени не тратила, и разозлившись на себя за нерешительность, Джина записалась на прием к пластическому хирургу, полагая, что ничем не хуже доброй половины актрис сериала «Беверли-Хиллз, 90210», однако, поостыв, отменила запись и отказалась от этой затеи. Мысль о том, что придется носить в груди два маленьких мешочка, наполненных физиологическим раствором, вызывала у нее дурноту. Джина пришла к выводу, что как-нибудь очарует мужчину с помощью того, чем одарила ее природа.
Идя по длинному больничному коридору, Джина старалась выбросить из головы всех Ричардов и Питеров на свете и порадоваться за Линду.
— Я как-то упустила это из виду…
— Мисс Перри, для вас жизненно необходимо всегда иметь его под рукой. Я выпишу вам рецепт на ингалятор. Не отыщете старый — купите новый. Подождите минуту. — Доктор исчез за занавеской, отгораживающей кушетку, на которой лежала Ширли. К ее груди были подсоединены датчики.
— Ты ведь не забыла купить ингалятор в прошлом месяце, а, Ширли? — зловещим тоном спросила Джина, сидевшая рядом на стуле.
— Конечно, нет, детка. Я каждый месяц покупаю новый ингалятор.
— Приедем домой — покажешь мне его.
— Дорогуша, я не стану демонстрировать мои лекарства всем подряд.
— А никто тебя и не заставляет. Кстати, бабушка не обязана снабжать тебя деньгами на лекарства, раз ты тратишь их на сигареты, тряпки и косметику.
— Ладно, ладно, не покупала я ингалятор в этом месяце. Я слегка поиздержалась, поэтому пришлось взять немного из свободных денег, чтобы оплатить счета.
— Черт возьми, Ширли, деньги, которые бабушка дает на лекарства, — это не «свободные» деньги! Ты хоть знаешь, во что нам обойдется сегодняшний визит в больницу?
Об этом не волнуйся, детка. Пусть платит «Медикэйд» или еще кто-нибудь. Нет, правда, Джина, что они сделают, если я не заплачу? Отберут мой «мерседес» и особняк в Мак-Лин? Ах-ах, это подорвет мой кредит! — резвилась Ширли.
— Придется, наверное, вернуться к старой системе: ты отдаешь мне рецепты, а я покупаю тебе лекарства. У меня же полно свободного времени, чтобы нянчиться с тобой.
— Не лезь в бутылку из-за одного паршивого неотоваренного рецепта. Шуму-то, будто я котенка машиной переехала!
Джина со вздохом поднялась:
— Пойду позвоню на работу. Надо же объяснить, во что ты меня втравила. Скоро вернусь.
«Господи, хоть бы трубку взяла Линда», — молилась про себя Джина, слушая длинные гудки.
— «Премьер-банк», Арлингтонское отделение. У телефона Лиз Кокс.
— Лиз, это я, Джина.
— Джина, где ты ходишь? Мы с Линдой без тебя зашиваемся.
«Со мной все отлично, спасибо, что интересуешься», — подумала Джина, а вслух сказала:
— Извини, Лиз, когда я вышла пройтись с матерью во время обеденного перерыва, у нее случился сильный приступ астмы, пришлось везти в больницу. Я звоню из «Арлингтон хоспитал».
— О, Джина, мне очень жаль. Надеюсь, ей лучше? «Как будто тебя, заразу, это волнует!»
— С ней все будет хорошо. После обследования мне придется отвезти ее домой. Боюсь, я уже не успею сегодня вернуться в банк.
— Ладно, Джина, позаботься о матери, встретимся завтра, — сочувственно отозвалась Лиз и добавила: — Извини, но мне нужно, чтобы врач письменно подтвердил твои слова.
— Ладно, я попрошу у врача такую бумагу.
— Ну вот и отлично. Всего хорошего, Джина.
— Подожди! Не могла бы ты переключить меня на Линду? Я в двух словах объясню, что со мной произошло.
— Конечно, — ответила Лиз, переводя звонок.
— «Премьер-банк», Ар…
— Линда, это я.
— Куда ты пропала? Ты что, с ума сошла? Лиз рвет и мечет.
— Да пошла она… дрянь паршивая. Я в больнице вместе с Ширли. Знаешь, что наша корова от меня потребовала?
— Ни малейшего пре… Стоп, подруга. Как ты оказалась в больнице? Ширли плохо?
— Сейчас уже все нормально. У нее случился приступ астмы, а ингалятора при себе не было.
— У нее все обойдется?
— Да, если я ее не прибью. В общем, я объяснила ситуацию Лиз, она выразила фальшивое сочувствие и велела принести справку от врача, подтверждающую мои слова. Ничего себе, а?
— Это нелепо, — согласилась Линда, покривив душой. На самом деле, принимая во внимание подвиги Джины за последнее время, требование справки от врача отнюдь не показалось ей излишним.
— Как вы там, еще живы?
— Несколько часов был аврал, но сейчас уже легче. Кстати, знаешь что? В субботу вечером у меня свидание.
— Правда? — спросила Джина упавшим голосом.
— Да, с женщиной, которая открыла у нас счет. Она очень красивая.
— Потрясающе! Потом мне все расскажешь. Я позвоню тебе вечером.
Джина положила трубку. На душе у нее скребли кошки. Она всегда заставляла себя искренне радоваться за Линду, когда у той начинался роман, но на душе у нее становилось тяжело. Последнее увлечение, помнится, поглотило Линду целиком, и на лучшую подругу у нее совсем не оставалось времени. Дела пошли так плохо, что Джина с тоски стала посещать молодежный кружок при ближайшей церкви, мечтая найти новых друзей. Молодые люди выбирались на пикники, ходили на местные фестивали, иногда все вместе обедали. Никто из них не заинтересовал Джину. Члены кружка словно сговорились перещеголять друг друга причудами: одна из девушек пыталась подсунуть Джине какой-то подозрительный заменитель сахара в чай со льдом, а один из парней признался, что считает вредным расчесывать волосы.
Во время одной из совместных вылазок в тайский ресторанчик одна из девушек ни с того ни с сего пустилась рассуждать о молоке, утверждая, что если теленка напоить пастеризованным молоком, прошедшим промышленную обработку, то теленок умрет. Вполуха слушая эту белиберду, Джина вдруг с ужасом осознала, что тратит вечер пятницы на общение с придурками, азартно обсуждающими молоко. Она встала из-за стола, извинилась и ушла из ресторана, чтобы никогда больше не видеть этих людей. К счастью, Линда вскоре рассталась со своей пассией, и жизнь вернулась в обычную колею.
Джину немного смущало, что ее не радует предстоящее свидание Линды. Ей всегда хотелось, чтобы лучшая подруга была счастлива. Однако то, что у Линды, возможно, появится новая девушка, повергло Джину в отчаяние: ведь у нее самой нет и намека на серьезный роман. Расставшись с Питером, Джина встречалась с мужчинами, но все знакомства носили непродолжительный характер. Ни к одному из этих мужчин у Джины не возникло искренней симпатии (по крайней мере ни к одному из тех, кто хотел познакомиться с ней). Правда, какое-то время назад Джина влюбилась в Ричарда, увидев его на вечеринке у друзей в Роквиле. С того момента, как Ричард вошел в комнату, Джина не отрывала от него глаз. Он был хорош собой, как раз в ее вкусе: она всегда мечтала о романе с интересным мужчиной, однако не с идеальным красавцем, чтобы не чувствовать себя дурнушкой, урвавшей сокровище. Общий знакомый представил их друг другу, и большую часть вечера молодые люди провели в занимательной беседе.
Затем последовало незабываемое первое свидание с торжественным обедом в «Гранд-кафе» отеля «Карлайл» в Арлингтоне. После ужина Джина предложила вернуться в Вашингтон и побродить по мемориалу Джефферсона. По ее мнению, на земле не было более романтического места, чем этот мемориал в роскошную летнюю ночь. Они гуляли вдоль озера, смеялись и никак не могли наговориться. На прощание Ричард одарил Джину долгим поцелуем и пообещал позвонить.
Джина как на иголках ждала этого звонка. Она не сомневалась, что Ричард «запал» на нее. Целую неделю при каждом звонке она сломя голову бежала к телефону. Так и не дождавшись звонка, Джина впала в бешенство. Разочарование было бы не столь сильным, если бы первое свидание сорвалось или она поняла бы, что Ричард равнодушен к ней. Но каждая его фраза и каждый жест свидетельствовали о том, что симпатия была взаимной. Конечно, он мог потерять номер ее телефона, но ведь есть телефонные справочники или, на худой конец, общие знакомые, поэтому разыскать Джину не представляло труда, было бы желание. До сих пор при звуках песни Ребы Мак-Интайр «Почему от тебя нет вестей» Джина вспоминала о Ричарде.
Загадка разрешилась несколько недель спустя, когда Джина столкнулась с Ричардом на улице. Он выходил из кафе «Френдшип хайте» под руку с дамой чуть старше его — слегка за тридцать. Женщина была похожа на Джину — высокая, стройная, с красивыми светлыми волосами. Но у нее было то, чем отродясь не могла похвастать Джина, — груди размером с дыни-канталупы.
Ричард как ни в чем не бывало улыбнулся и поздоровался. Джина выразительно посмотрела на его пышногрудую спутницу и бросила на Ричарда иронический взгляд, словно говоря: «Так вот почему ты не позвонил мне».
После этой встречи у Джины немного отлегло от сердца. Она уяснила причину внезапного исчезновения Ричарда с ее горизонта, а заодно и кое-какие черты его характера. Мысль о пластической операции по увеличению груди не раз приходила ей в голову. Рассудив, что спутница Ричарда, видимо, зря времени не тратила, и разозлившись на себя за нерешительность, Джина записалась на прием к пластическому хирургу, полагая, что ничем не хуже доброй половины актрис сериала «Беверли-Хиллз, 90210», однако, поостыв, отменила запись и отказалась от этой затеи. Мысль о том, что придется носить в груди два маленьких мешочка, наполненных физиологическим раствором, вызывала у нее дурноту. Джина пришла к выводу, что как-нибудь очарует мужчину с помощью того, чем одарила ее природа.
Идя по длинному больничному коридору, Джина старалась выбросить из головы всех Ричардов и Питеров на свете и порадоваться за Линду.