Патрик Санчес
Подружки
Моему покойному деду Эллисону Херберту, который навсегда останется моим кумиром
Вечная свидетельница на свадьбе
Сидеть на жесткой скамье в церкви было неудобно. Чертовы католики, подумала Джина Перри, как же долго у них длятся венчания! У протестантов или иудеев церемония гораздо короче. Ну какой смысл в многократных коленопреклонениях и вставаниях? Знай Джина заранее, что придется высидеть всю мессу, она бы в жизни не пришла. В довершение всего не явилась Линда. То есть она, возможно, сидит где-то среди собравшихся, но в такой переполненной церкви Джине никак не удавалось отыскать Линду в толпе гостей.
Когда свидетель жениха торжественно читал стих из Библии о том, как Господь создал Еву из ребра Адамова и что из этого вышло, Джина немного отвлеклась. Этот отрывок она помнила наизусть: за последние несколько лет все ее подруги повыходили замуж, удостоившись почетного звания ЧЗМ (Чьих-то Законных Мегер). Джину не покидало ощущение, что все подруги вступили в клуб, куда ее не приняли. Поддерживать отношения при таком раскладе стало сложно: большая радость идти куда-нибудь вместе с супружеской парой и чувствовать себя третьей лишней! Получив недели три назад приглашение на встречу выпускников, Джине не верилось, что после окончания высшей школы[1] пролетело почти десять лет. И уж как-то совсем не укладывалось в голове, что почти все подруги замужем, а некоторые даже обзавелись детьми.
Церковь, построенная в классическом стиле, утопала в белых и розовых розах: бело-розовый алтарь, бело-розовый пол на возвышении вокруг алтаря, бело-розовые подоконники узких витражных окон. Чуть раньше, наблюдая, как из лимузина выбираются подружки невесты, Джина и вовсе потеряла дар речи: все как одна в розовых платьях (того же оттенка, что и розы в церкви), с белыми бантиками на рукавах и огромными белыми бантами на груди. Пенелопа очень просила ее быть свидетельницей на венчании, но Джину внутренне ужаснула перспектива еще раз оказаться в этой роли. Скопившихся у нее в шкафу платьев пастельных тонов с рукавами-буфами хватило бы на целую армию трансвеститов, и у нее не было ни малейшего желания пополнять эту коллекцию новым приобретением. К тому же Джине до смерти надоело торжественно следовать за новобрачными по ковровой дорожке с видом доброй феи. Поэтому она солгала Пенелопе, сказав, что работа не оставляет свободного времени и она боится подвести всех в день торжества.
Вся затея с венчанием в церкви была просто смешной: Пенелопа не отличала Иисуса Христа от «Джезуса Джонса»[2]. Но, как и большинство их приятельниц, годами не посещавших церковную службу, Пенелопа, выбирая место для церемонии, тут же вспомнила, что она католичка.
Казалось, венчание будет верхом занудства, но, к удивлению Джины, бело-розовое шоу явно удалось. Стояло прекрасное летнее утро, и церковь, украшенная в самых нежных тонах, вызвала искреннее умиление у собравшихся гостей. Джина, напротив, с трудом подавляла растущую неприязнь к этой свадьбе. Пенелопа была хорошей подругой, но сейчас Джина мечтала о какой-нибудь катастрофе: хоть бы Пенелопа разволновалась сверх меры и ее вырвало на свадебное платье. А еще лучше, чтобы Донни передумал во время венчания и сбежал из церкви. Тогда на церемонии стало бы одной одинокой девицей больше…
Джина огляделась. Куда ни посмотри, всюду пары. Похоже, только ее угораздило прийти на свадьбу без кавалера.
Не успела Джина подумать, что нет повести печальнее на свете, чем одинокая девушка на чужой свадьбе, как рядом с ней на скамью присела дамочка в обтягивающей юбке-матроске и куцей блузке без рукавов. Выглядела дамочка намного старше своих сорока шести лет. С тонкими сухими волосами, резким голосом и мелкими морщинками по всему лицу она могла бы символизировать очередную антитабачную кампанию — хоть сейчас помещай ее фото на постер с лозунгом «Курить вредно!». Видимо, дамочка недавно побывала в парикмахерской: ее волосы были выкрашены в еще более яркий морковный цвет, чем обычно.
— Ширли, — прошептала Джина, — почему ты так опоздала? Постояла бы уж лучше ближе к входу, пока венчание не закончится.
— У меня была запись на укладку. Это заняло уйму времени. Я что-нибудь пропустила?
— Вообще-то всю церемонию.
— Вот и хорошо. Венчания — такая тягомотина… Мечтаю побыстрее добраться до бара.
— Мама! — с нажимом сказала Джина. Мамой она называла Ширли, когда та доводила ее до белого каления.
Вообще-то по окончании церемонии Джина намеревалась улизнуть домой, чтобы не ехать на торжественный обед по случаю бракосочетания, и сейчас искала подходящий предлог, глядя, как Пенелопа и Донни рука об руку торжественно спускаются от алтаря под величественную музыку органа.
Вместе со всеми Джина вышла из церкви. Гости столпились неподалеку, некоторые снова заходили внутрь, чтобы сняться на бело-розовом фоне. Схватив Ширли за руку, Джина протиснулась к своей машине и снова поискала глазами Линду, но той нигде не было. Джина села за руль, решая, как поступить. Ее не пугала перспектива пойти на свадебную вечеринку с Ширли в качестве эскорта. Никому и в голову не пришло бы язвить по поводу того, что она пришла с мамочкой: Ширли была в приятельских отношениях почти со всеми друзьями Джины, по крайней мере с теми, к кому Джина решилась ее подпустить, и к тому же Ширли пригласили на свадьбу. Хотя материнские чувства у Ширли отсутствовали напрочь, с пси всегда было весело на вечеринках в высшей школе или на барбекю в университете[3].
Сосед Джины, ее бывший бойфренд, согласился было составить ей компанию и пойти на свадьбу, но накануне позвонил и сообщил, что слегка приболел и вряд ли сможет сопровождать ее. Джина уже свыклась с мыслью провести остаток дня с Линдой, попивая вино и перемывая косточки подружкам невесты. Теперь, поразмыслив, она решила, что как-нибудь вытерпит начало обеда и торжественный вход новобрачных, а потом, поздравив счастливых молодоженов, тихо слиняет.
Подъехав к отелю «Мариотт» на Четырнадцатой улице, Джина и Ширли поднялись в бальный зал и остановились у стола с подарками. Когда Джина поставила на стол набор посуды от «Хейц», Пенелопа занесла его в список, а Ширли достала из сумки визитную карточку.
— Джина, дорогуша, у тебя есть ручка?
Джина порылась в сумке и протянула ручку Ширли. Та надписала карточку и оглядела подарки. Быстро сорвав визитку с одного из самых больших свертков, Ширли прицепила на ее место свою.
— О нет! Мама, не делай этого!
— Да ладно, я всегда так делаю. Экономлю кучу денег.
— Просто распишись на моей карточке, и мой подарок будет от нас обеих!
— А что ты даришь?
— Столовый набор. Он указан в списке подарков.
— Черта с два! Неужели, по-твоему, какой-то набор сравнится с тем, что лежит в этой шикарной коробке?
— Ладно, Ширли, поступай как хочешь, — устало отмахнулась Джина и отошла от стола с подарками.
Войдя в бальный зал, она направилась к бару и взяла бокал вина. Среди приглашенных не было видно ни одного знакомого. Кроме Линды, у Джины и Пенелопы почти не было общих друзей: после колледжа они отдалились друг от друга, особенно когда три года назад Пенелопа начала встречаться с Донни.
Стоя возле бара, Джина изредка делала глоток-другой из бокала. Пока собравшиеся ждали торжественного входа новобрачных, незнакомая женщина подошла к Джине и попыталась завязать разговор:
— Прекрасная свадьба, не правда ли? В церкви было очень красиво.
— Да. — Джина помолчала. — Слегка смахивало на блюющего Пасхального кролика[4], но выглядело очаровательно.
Женщина засмеялась:
— Да, с розовым перестарались. У Пенелопы вечно все чересчур… Вы ее подруга?
— Мы вместе учились в колледже. Меня зовут Джина.
— Очень приятно. Я — Салли, тетя Пенелопы. Приехала из Нью-Джерси сегодня утром.
— О-о… Долго ли вы добирались из Нью-Джерси в Вашингтон? — Джина уже устала от разговора, но радовалась тому, что ей не приходится стоять у бара в гордом одиночестве.
— Чуть больше трех часов. Не бог весть какая даль, конечно, но ехать одной немного утомительно.
— Одной? А ваш муж?
— О, дорогая, я никогда не была замужем.
Не успела Джина продолжить расспросы, как гул голосов в зале стих, и ди-джей громко предложил собравшимся поздравить новобрачных мистера и миссис Дональд Уэйлс.
Джина смотрела, как Пенелопа и Донни торжественно шествуют по бальному залу. Гости, обступившие их со всех сторон, устроили овацию. Пенелопа не отличалась красотой, но, как все невесты, в свой особый день сияла от счастья. Глядя, как новобрачные подходят к главному столу, Джина с внезапным интересом подумала о том, что испытывает сейчас Пенелопа. Личико новобрачной выражало радость и уверенность, но Джина подумала, что более всего Пенелопа должна ощущать облегчение, ибо теперь она замужем и ей не грозит одинокая старость.
С натянутой улыбкой Джина стояла рядом с Салли и, как все, приветствовала молодых аплодисментами. Джина искренне радовалась за Пенелопу, но, видит Бог, ей было бы гораздо легче радоваться, будь у нее самой серьезные отношения с каким-нибудь парнем. Сейчас, почти тридцатилетняя, Джина не имела ни с кем прочной связи, и то, что так долго продолжалось у нее с Питером, сошло на нет лет пять назад.
— Рассаживаться надо по какому-нибудь дурацкому плану или можно садиться где хочешь? — спросила Ширли, незаметно подойдя сзади.
— Наши места за одиннадцатым столом, — сказала Джина, радуясь тому, что Ширли здесь — хоть одно знакомое лицо на этой свадьбе! — и волнуясь, как бы не пришлось краснеть за ее очередной фортель.
— А кто еще будет за нашим столом? Компания-то хоть приличная?
— Не знаю, Ширли, придем — увидим. Извинившись перед Салли, Джина и Ширли подошли к одиннадцатому столу и представились четырем сидящим мужчинам. Тут же выяснилось, что это дальние родственники жениха, приехавшие из Северной Каролины. Родственники оказались законченными занудами, и разговор за обедом свелся к обсуждению возвышенных тем и установлению, кто кем теперь приходится новобрачным, к рассказам о работе и восторгам по поводу хорошей погоды. Джина уже не сомневалась, что вот-вот помрет со скуки, но тут к столу подошел фотограф и попросил всех приготовиться к групповому снимку.
— С удовольствием, дорогуша, — Ширли безуспешно пыталась взбить свои жидкие волосы.
— Улыбочку, — заученно бросил фотограф, коренастый мужчина средних лет, и нажал на кнопку. — Всем спасибо, — добавил он и направился к соседнему столику.
— Как, и это все? — удивилась Ширли. — Я, между прочим, только что из парикмахерской. Можете снимать сколько угодно.
— Как пожелаете, мисс. — Фотограф был сама вежливость.
— Одну секундочку. — Ширли выудила из сумочки помаду и пудреницу, подкрасила губы, тронула пуховкой нос и лоб. — Все, я готова. — Она непринужденно закинула руку за голову и послала фотокамере самую завлекательную улыбку.
— Восхитительно! — Фотограф щелкнул затвором. Ширли сменила позу: закинула за голову обе руки и сложила губки бантиком.
— Ширли, сколько ты выпила? — осведомилась Джина. Она знала: Ширли так просто не напоить, но надеялась, что все за столом припишут ее поведение лишнему стаканчику.
— Милочка, я что, развлечься не могу? — возмутилась Ширли, продолжая позировать. Другие гости отодвинулись, чтобы не попасть в кадр — фотограф снимал только Ширли. Джина встала из-за стола и пошла к бару, чтобы не видеть этого безобразия.
Заказав еще один бокал шардонне, Джина огляделась в надежде увидеть среди собравшихся кого-нибудь из друзей по колледжу или хотя бы знакомых ей родственников Пенелопы. Обед подошел к концу, гости уже начали подниматься и расходиться по залу. Когда Джина вернулась за свой столик, там никого не было. Видимо, все разбрелись в поисках подходящей компании.
Джина присела за стол, радуясь, что импровизированная фотосессия Ширли уже закончилась. Сейчас она допьет бокал и пожелает Пенелопе и Донни счастья, а потом уйдет с этого праздника ко всем чертям…
Сидя за столиком и потягивая вино, Джина увидела, что новобрачные идут к ней.
— Привет! — Пенелопа сияла от счастья. — Джина, я так рада, что ты пришла!
— Я тоже! — Вложив в это восклицание весь свой энтузиазм, Джина на мгновение заключила Пенелопу в объятия. — Ты чудесно выглядишь!
— Спасибо!
— Поздравляю! — Джина повернулась к Донни и снова раскрыла дружеские объятия.
— Спасибо, Джина! — ответил тот и обратился к Пенелопе: — Он должен быть где-то здесь.
— Кто? — поинтересовалась Джина.
— Да фотограф… Вот-вот начнется дискотека, а он как сквозь землю провалился. Мы его по всему залу ищем.
— Несколько минут назад он был здесь, — сообщила Джина.
— Мы спустимся и поищем его внизу. Еще раз спасибо, что ты пришла, Джина. Я очень рада, что ты выкроила время.
— Я тоже, — ответила Джина, когда новобрачные уже удалялись.
Поставив пустой бокал на стол, Джина решила поискать туалет. Сейчас она сбегает в комнату для девочек, потом найдет Ширли и не отпустит ее от себя ни на шаг. Подходя к гостиной, Джина услышала голоса из-под стойки бара, накрытой клетчатой материей. Летом бар не работал. Заглянув под стойку, Джина увидела две пары ног, они не умещались под прилавком и торчали наружу.
— Ширли! — взвизгнула Джина, узнав туфли матери. Та, как кузнечик, проворно вскочила, на ходу застегивая блузку. — Чем ты занимаешься?! Кто там еще с тобой?
— Да это я, — прокряхтел фотограф, выбираясь из-под стойки и путаясь пальцами в галстуке. — Мне, пожалуй, пора, — Он неловко тронул Ширли за локоть. Подхватив фотоаппарат и кивнув Джине, фотограф поспешил в бальный зал.
— Ширли, что ты себе позволяешь, черт побери?
— Но ему нужно было отдохнуть: шутка ли, целый вечер фотографировать!
— Отдохнуть? На полу под стойкой?
— Не будь такой злюкой, детка, мы просто немного позабавились…
— Мы уходим, Ширли, — резко сказала Джина. — Я уже достаточно краснела за тебя сегодня.
— Но ведь никто ничего не заметил!
— Хватит и того, что я вас видела! Мы уходим, Ширли, — внушительно повторила Джина, — сию же минуту.
— Ну ладно, ладно. Сейчас возьму сумочку.
— Мне надо в туалет. Через минуту встретимся здесь. Надеюсь, за минуту ты ничего не успеешь натворить.
Не удержавшись от колкости, Джина решила, однако, не продолжать, ибо воспитывать Ширли было бесполезно. Возмутительное поведение матери на торжественном вечере раздосадовало и смутило девушку, но в глубине души она сознавала, что это еще цветочки. В свое время Ширли выкидывала такие коленца, что только держись, да и сейчас от нее можно ожидать чего угодно. Джине оставалось лишь порадоваться, что никто из гостей не застукал сладкую парочку раньше се.
— Идем, — ледяным током бросила она, встретив Ширли в холле.
Пока они шли к машине, Джина не проронила ни слова.
— Это и есть наказание?
— Какое еще наказание?
— Ты не читаешь мне мораль и не осыпаешь упреками.
— Зачем? Горбатого могила…
— Верно, но я люблю, когда ты бесишься…
— Помолчи уж! — Джина не удержалась от улыбки. Пусть Ширли непредсказуема, вытворяет черт знает что, за нее частенько приходится краснеть, но с ней не соскучишься. — Пожалуйста, найди в бардачке мобильник, — обратилась Джина к Ширли, которая прикурила сигарету. — И, не сочти за труд, дыми в окно. Ты же знаешь, я не люблю, когда курят в машине. — Пошарив в отделении для перчаток, Ширли подала Джине телефон. — Ну и куда ты запропастилась? — осведомилась Джина, как только Линда сняла трубку.
— У меня разыгралась ужасная мигрень. Ты уж извини… Надеюсь, свадьба была не слишком скучной?
— Все было вполне терпимо, пока Ширли не оказалась на полу в объятиях фотографа, — фыркнула Джина, выразительно покосившись на мать.
— Что?!
— Потом расскажу, — пообещала Джина. Линда была единственным человеком, с кем Джина делилась подробностями выходок Ширли. Лучшая подруга не имела обыкновения выбалтывать чужие секреты, поэтому на нее всегда можно было положиться в трудную минуту. — Если тебе полегче, давай вечером закатимся куда-нибудь выпить? Я опишу тебе свадьбу в цветах и красках.
— До вечера я, наверное, отлежусь. Что, если я зайду за тобой часов в девять?
— Договорились. — Джина нажала отбой и сунула мобильник в руку Ширли. Та сложила антенну и убрала телефон в бардачок.
— Извини, если поставила тебя в неловкое положение, дорогуша. Обещаю отныне всегда быть паинькой.
— Да, Ширли, ты уж постарайся.
Обе прекрасно знали, что этого никогда не будет.
Когда свидетель жениха торжественно читал стих из Библии о том, как Господь создал Еву из ребра Адамова и что из этого вышло, Джина немного отвлеклась. Этот отрывок она помнила наизусть: за последние несколько лет все ее подруги повыходили замуж, удостоившись почетного звания ЧЗМ (Чьих-то Законных Мегер). Джину не покидало ощущение, что все подруги вступили в клуб, куда ее не приняли. Поддерживать отношения при таком раскладе стало сложно: большая радость идти куда-нибудь вместе с супружеской парой и чувствовать себя третьей лишней! Получив недели три назад приглашение на встречу выпускников, Джине не верилось, что после окончания высшей школы[1] пролетело почти десять лет. И уж как-то совсем не укладывалось в голове, что почти все подруги замужем, а некоторые даже обзавелись детьми.
Церковь, построенная в классическом стиле, утопала в белых и розовых розах: бело-розовый алтарь, бело-розовый пол на возвышении вокруг алтаря, бело-розовые подоконники узких витражных окон. Чуть раньше, наблюдая, как из лимузина выбираются подружки невесты, Джина и вовсе потеряла дар речи: все как одна в розовых платьях (того же оттенка, что и розы в церкви), с белыми бантиками на рукавах и огромными белыми бантами на груди. Пенелопа очень просила ее быть свидетельницей на венчании, но Джину внутренне ужаснула перспектива еще раз оказаться в этой роли. Скопившихся у нее в шкафу платьев пастельных тонов с рукавами-буфами хватило бы на целую армию трансвеститов, и у нее не было ни малейшего желания пополнять эту коллекцию новым приобретением. К тому же Джине до смерти надоело торжественно следовать за новобрачными по ковровой дорожке с видом доброй феи. Поэтому она солгала Пенелопе, сказав, что работа не оставляет свободного времени и она боится подвести всех в день торжества.
Вся затея с венчанием в церкви была просто смешной: Пенелопа не отличала Иисуса Христа от «Джезуса Джонса»[2]. Но, как и большинство их приятельниц, годами не посещавших церковную службу, Пенелопа, выбирая место для церемонии, тут же вспомнила, что она католичка.
Казалось, венчание будет верхом занудства, но, к удивлению Джины, бело-розовое шоу явно удалось. Стояло прекрасное летнее утро, и церковь, украшенная в самых нежных тонах, вызвала искреннее умиление у собравшихся гостей. Джина, напротив, с трудом подавляла растущую неприязнь к этой свадьбе. Пенелопа была хорошей подругой, но сейчас Джина мечтала о какой-нибудь катастрофе: хоть бы Пенелопа разволновалась сверх меры и ее вырвало на свадебное платье. А еще лучше, чтобы Донни передумал во время венчания и сбежал из церкви. Тогда на церемонии стало бы одной одинокой девицей больше…
Джина огляделась. Куда ни посмотри, всюду пары. Похоже, только ее угораздило прийти на свадьбу без кавалера.
Не успела Джина подумать, что нет повести печальнее на свете, чем одинокая девушка на чужой свадьбе, как рядом с ней на скамью присела дамочка в обтягивающей юбке-матроске и куцей блузке без рукавов. Выглядела дамочка намного старше своих сорока шести лет. С тонкими сухими волосами, резким голосом и мелкими морщинками по всему лицу она могла бы символизировать очередную антитабачную кампанию — хоть сейчас помещай ее фото на постер с лозунгом «Курить вредно!». Видимо, дамочка недавно побывала в парикмахерской: ее волосы были выкрашены в еще более яркий морковный цвет, чем обычно.
— Ширли, — прошептала Джина, — почему ты так опоздала? Постояла бы уж лучше ближе к входу, пока венчание не закончится.
— У меня была запись на укладку. Это заняло уйму времени. Я что-нибудь пропустила?
— Вообще-то всю церемонию.
— Вот и хорошо. Венчания — такая тягомотина… Мечтаю побыстрее добраться до бара.
— Мама! — с нажимом сказала Джина. Мамой она называла Ширли, когда та доводила ее до белого каления.
Вообще-то по окончании церемонии Джина намеревалась улизнуть домой, чтобы не ехать на торжественный обед по случаю бракосочетания, и сейчас искала подходящий предлог, глядя, как Пенелопа и Донни рука об руку торжественно спускаются от алтаря под величественную музыку органа.
Вместе со всеми Джина вышла из церкви. Гости столпились неподалеку, некоторые снова заходили внутрь, чтобы сняться на бело-розовом фоне. Схватив Ширли за руку, Джина протиснулась к своей машине и снова поискала глазами Линду, но той нигде не было. Джина села за руль, решая, как поступить. Ее не пугала перспектива пойти на свадебную вечеринку с Ширли в качестве эскорта. Никому и в голову не пришло бы язвить по поводу того, что она пришла с мамочкой: Ширли была в приятельских отношениях почти со всеми друзьями Джины, по крайней мере с теми, к кому Джина решилась ее подпустить, и к тому же Ширли пригласили на свадьбу. Хотя материнские чувства у Ширли отсутствовали напрочь, с пси всегда было весело на вечеринках в высшей школе или на барбекю в университете[3].
Сосед Джины, ее бывший бойфренд, согласился было составить ей компанию и пойти на свадьбу, но накануне позвонил и сообщил, что слегка приболел и вряд ли сможет сопровождать ее. Джина уже свыклась с мыслью провести остаток дня с Линдой, попивая вино и перемывая косточки подружкам невесты. Теперь, поразмыслив, она решила, что как-нибудь вытерпит начало обеда и торжественный вход новобрачных, а потом, поздравив счастливых молодоженов, тихо слиняет.
Подъехав к отелю «Мариотт» на Четырнадцатой улице, Джина и Ширли поднялись в бальный зал и остановились у стола с подарками. Когда Джина поставила на стол набор посуды от «Хейц», Пенелопа занесла его в список, а Ширли достала из сумки визитную карточку.
— Джина, дорогуша, у тебя есть ручка?
Джина порылась в сумке и протянула ручку Ширли. Та надписала карточку и оглядела подарки. Быстро сорвав визитку с одного из самых больших свертков, Ширли прицепила на ее место свою.
— О нет! Мама, не делай этого!
— Да ладно, я всегда так делаю. Экономлю кучу денег.
— Просто распишись на моей карточке, и мой подарок будет от нас обеих!
— А что ты даришь?
— Столовый набор. Он указан в списке подарков.
— Черта с два! Неужели, по-твоему, какой-то набор сравнится с тем, что лежит в этой шикарной коробке?
— Ладно, Ширли, поступай как хочешь, — устало отмахнулась Джина и отошла от стола с подарками.
Войдя в бальный зал, она направилась к бару и взяла бокал вина. Среди приглашенных не было видно ни одного знакомого. Кроме Линды, у Джины и Пенелопы почти не было общих друзей: после колледжа они отдалились друг от друга, особенно когда три года назад Пенелопа начала встречаться с Донни.
Стоя возле бара, Джина изредка делала глоток-другой из бокала. Пока собравшиеся ждали торжественного входа новобрачных, незнакомая женщина подошла к Джине и попыталась завязать разговор:
— Прекрасная свадьба, не правда ли? В церкви было очень красиво.
— Да. — Джина помолчала. — Слегка смахивало на блюющего Пасхального кролика[4], но выглядело очаровательно.
Женщина засмеялась:
— Да, с розовым перестарались. У Пенелопы вечно все чересчур… Вы ее подруга?
— Мы вместе учились в колледже. Меня зовут Джина.
— Очень приятно. Я — Салли, тетя Пенелопы. Приехала из Нью-Джерси сегодня утром.
— О-о… Долго ли вы добирались из Нью-Джерси в Вашингтон? — Джина уже устала от разговора, но радовалась тому, что ей не приходится стоять у бара в гордом одиночестве.
— Чуть больше трех часов. Не бог весть какая даль, конечно, но ехать одной немного утомительно.
— Одной? А ваш муж?
— О, дорогая, я никогда не была замужем.
Не успела Джина продолжить расспросы, как гул голосов в зале стих, и ди-джей громко предложил собравшимся поздравить новобрачных мистера и миссис Дональд Уэйлс.
Джина смотрела, как Пенелопа и Донни торжественно шествуют по бальному залу. Гости, обступившие их со всех сторон, устроили овацию. Пенелопа не отличалась красотой, но, как все невесты, в свой особый день сияла от счастья. Глядя, как новобрачные подходят к главному столу, Джина с внезапным интересом подумала о том, что испытывает сейчас Пенелопа. Личико новобрачной выражало радость и уверенность, но Джина подумала, что более всего Пенелопа должна ощущать облегчение, ибо теперь она замужем и ей не грозит одинокая старость.
С натянутой улыбкой Джина стояла рядом с Салли и, как все, приветствовала молодых аплодисментами. Джина искренне радовалась за Пенелопу, но, видит Бог, ей было бы гораздо легче радоваться, будь у нее самой серьезные отношения с каким-нибудь парнем. Сейчас, почти тридцатилетняя, Джина не имела ни с кем прочной связи, и то, что так долго продолжалось у нее с Питером, сошло на нет лет пять назад.
— Рассаживаться надо по какому-нибудь дурацкому плану или можно садиться где хочешь? — спросила Ширли, незаметно подойдя сзади.
— Наши места за одиннадцатым столом, — сказала Джина, радуясь тому, что Ширли здесь — хоть одно знакомое лицо на этой свадьбе! — и волнуясь, как бы не пришлось краснеть за ее очередной фортель.
— А кто еще будет за нашим столом? Компания-то хоть приличная?
— Не знаю, Ширли, придем — увидим. Извинившись перед Салли, Джина и Ширли подошли к одиннадцатому столу и представились четырем сидящим мужчинам. Тут же выяснилось, что это дальние родственники жениха, приехавшие из Северной Каролины. Родственники оказались законченными занудами, и разговор за обедом свелся к обсуждению возвышенных тем и установлению, кто кем теперь приходится новобрачным, к рассказам о работе и восторгам по поводу хорошей погоды. Джина уже не сомневалась, что вот-вот помрет со скуки, но тут к столу подошел фотограф и попросил всех приготовиться к групповому снимку.
— С удовольствием, дорогуша, — Ширли безуспешно пыталась взбить свои жидкие волосы.
— Улыбочку, — заученно бросил фотограф, коренастый мужчина средних лет, и нажал на кнопку. — Всем спасибо, — добавил он и направился к соседнему столику.
— Как, и это все? — удивилась Ширли. — Я, между прочим, только что из парикмахерской. Можете снимать сколько угодно.
— Как пожелаете, мисс. — Фотограф был сама вежливость.
— Одну секундочку. — Ширли выудила из сумочки помаду и пудреницу, подкрасила губы, тронула пуховкой нос и лоб. — Все, я готова. — Она непринужденно закинула руку за голову и послала фотокамере самую завлекательную улыбку.
— Восхитительно! — Фотограф щелкнул затвором. Ширли сменила позу: закинула за голову обе руки и сложила губки бантиком.
— Ширли, сколько ты выпила? — осведомилась Джина. Она знала: Ширли так просто не напоить, но надеялась, что все за столом припишут ее поведение лишнему стаканчику.
— Милочка, я что, развлечься не могу? — возмутилась Ширли, продолжая позировать. Другие гости отодвинулись, чтобы не попасть в кадр — фотограф снимал только Ширли. Джина встала из-за стола и пошла к бару, чтобы не видеть этого безобразия.
Заказав еще один бокал шардонне, Джина огляделась в надежде увидеть среди собравшихся кого-нибудь из друзей по колледжу или хотя бы знакомых ей родственников Пенелопы. Обед подошел к концу, гости уже начали подниматься и расходиться по залу. Когда Джина вернулась за свой столик, там никого не было. Видимо, все разбрелись в поисках подходящей компании.
Джина присела за стол, радуясь, что импровизированная фотосессия Ширли уже закончилась. Сейчас она допьет бокал и пожелает Пенелопе и Донни счастья, а потом уйдет с этого праздника ко всем чертям…
Сидя за столиком и потягивая вино, Джина увидела, что новобрачные идут к ней.
— Привет! — Пенелопа сияла от счастья. — Джина, я так рада, что ты пришла!
— Я тоже! — Вложив в это восклицание весь свой энтузиазм, Джина на мгновение заключила Пенелопу в объятия. — Ты чудесно выглядишь!
— Спасибо!
— Поздравляю! — Джина повернулась к Донни и снова раскрыла дружеские объятия.
— Спасибо, Джина! — ответил тот и обратился к Пенелопе: — Он должен быть где-то здесь.
— Кто? — поинтересовалась Джина.
— Да фотограф… Вот-вот начнется дискотека, а он как сквозь землю провалился. Мы его по всему залу ищем.
— Несколько минут назад он был здесь, — сообщила Джина.
— Мы спустимся и поищем его внизу. Еще раз спасибо, что ты пришла, Джина. Я очень рада, что ты выкроила время.
— Я тоже, — ответила Джина, когда новобрачные уже удалялись.
Поставив пустой бокал на стол, Джина решила поискать туалет. Сейчас она сбегает в комнату для девочек, потом найдет Ширли и не отпустит ее от себя ни на шаг. Подходя к гостиной, Джина услышала голоса из-под стойки бара, накрытой клетчатой материей. Летом бар не работал. Заглянув под стойку, Джина увидела две пары ног, они не умещались под прилавком и торчали наружу.
— Ширли! — взвизгнула Джина, узнав туфли матери. Та, как кузнечик, проворно вскочила, на ходу застегивая блузку. — Чем ты занимаешься?! Кто там еще с тобой?
— Да это я, — прокряхтел фотограф, выбираясь из-под стойки и путаясь пальцами в галстуке. — Мне, пожалуй, пора, — Он неловко тронул Ширли за локоть. Подхватив фотоаппарат и кивнув Джине, фотограф поспешил в бальный зал.
— Ширли, что ты себе позволяешь, черт побери?
— Но ему нужно было отдохнуть: шутка ли, целый вечер фотографировать!
— Отдохнуть? На полу под стойкой?
— Не будь такой злюкой, детка, мы просто немного позабавились…
— Мы уходим, Ширли, — резко сказала Джина. — Я уже достаточно краснела за тебя сегодня.
— Но ведь никто ничего не заметил!
— Хватит и того, что я вас видела! Мы уходим, Ширли, — внушительно повторила Джина, — сию же минуту.
— Ну ладно, ладно. Сейчас возьму сумочку.
— Мне надо в туалет. Через минуту встретимся здесь. Надеюсь, за минуту ты ничего не успеешь натворить.
Не удержавшись от колкости, Джина решила, однако, не продолжать, ибо воспитывать Ширли было бесполезно. Возмутительное поведение матери на торжественном вечере раздосадовало и смутило девушку, но в глубине души она сознавала, что это еще цветочки. В свое время Ширли выкидывала такие коленца, что только держись, да и сейчас от нее можно ожидать чего угодно. Джине оставалось лишь порадоваться, что никто из гостей не застукал сладкую парочку раньше се.
— Идем, — ледяным током бросила она, встретив Ширли в холле.
Пока они шли к машине, Джина не проронила ни слова.
— Это и есть наказание?
— Какое еще наказание?
— Ты не читаешь мне мораль и не осыпаешь упреками.
— Зачем? Горбатого могила…
— Верно, но я люблю, когда ты бесишься…
— Помолчи уж! — Джина не удержалась от улыбки. Пусть Ширли непредсказуема, вытворяет черт знает что, за нее частенько приходится краснеть, но с ней не соскучишься. — Пожалуйста, найди в бардачке мобильник, — обратилась Джина к Ширли, которая прикурила сигарету. — И, не сочти за труд, дыми в окно. Ты же знаешь, я не люблю, когда курят в машине. — Пошарив в отделении для перчаток, Ширли подала Джине телефон. — Ну и куда ты запропастилась? — осведомилась Джина, как только Линда сняла трубку.
— У меня разыгралась ужасная мигрень. Ты уж извини… Надеюсь, свадьба была не слишком скучной?
— Все было вполне терпимо, пока Ширли не оказалась на полу в объятиях фотографа, — фыркнула Джина, выразительно покосившись на мать.
— Что?!
— Потом расскажу, — пообещала Джина. Линда была единственным человеком, с кем Джина делилась подробностями выходок Ширли. Лучшая подруга не имела обыкновения выбалтывать чужие секреты, поэтому на нее всегда можно было положиться в трудную минуту. — Если тебе полегче, давай вечером закатимся куда-нибудь выпить? Я опишу тебе свадьбу в цветах и красках.
— До вечера я, наверное, отлежусь. Что, если я зайду за тобой часов в девять?
— Договорились. — Джина нажала отбой и сунула мобильник в руку Ширли. Та сложила антенну и убрала телефон в бардачок.
— Извини, если поставила тебя в неловкое положение, дорогуша. Обещаю отныне всегда быть паинькой.
— Да, Ширли, ты уж постарайся.
Обе прекрасно знали, что этого никогда не будет.
Очаровательная принцесса в царстве жаб
Джина и Линда сидели в своей излюбленной забегаловке, в данс-клубе «Сплетни». Это был один из бесчисленного множества баров и ночных клубов в центре Вашингтона. Профессиональные проститутки называли эти кабаки «мясным рынком», а квартал в шутку окрестили «герпесным треугольником». По выходным эти злачные места наводняли молодые холостяки округа Колумбия — главным образом те, кто работал на федеральное правительство или имел отношение к государственным заказам. Рядом с молодежью всегда крутились два-три бизнесмена среднего возраста в поисках своей доли романтики, тогда как их заеденные бытом женушки свято верили, что мужья задерживаются на работе. В ночных барах Джина проводила больше времени, чем призналась бы кому-нибудь в доверительной беседе, втайне надеясь встретить мистера Идеал или, на худой конец, мистера На-время-меня-хватит. Но даже когда ее настигали черные полосы невезения, она не опустилась бы до связи с кем-нибудь из крутившихся в ночных клубах обрюзгших старых пердунов с отвисшими животами: при взгляде на такое брюхо казалось, что пуговицы на рубашке вот-вот отлетят, как пули, и огромное пузо предстанет на всеобщее обозрение. Обычно Джина не снисходила даже до разговора с подобными типами, пока ей не встретился Гриффин.
Облокотившись на стойку, Джина ждала, когда Линда вернется из туалета. Бармен придвинул ей ром и кока-колу, но не успела Джина достать мелочь, как невысокий лысеющий мужчина заплатил за ее заказ. Он, видимо, пришел в бар с работы — на нем были, если можно так сказать, остатки делового костюма, но не пиджак или галстук, а брюки со стрелкой, которые очень нелепо выглядят без пиджака и галстука. Рубашка на мужчине чуть не трещала по швам, особенно на животе. В довершение всего на голове у него красовалась уморительная бейсбольная кепчонка с надписью «Большой Г» над козырьком. Не зная толком, как реагировать, Джина одарила его дежурной улыбкой, означающей: «Спасибо за любезность, можешь проваливать». Отпив глоток, она снова улыбнулась, гадая, сколько еще придется торчать у стойки. Стремясь избежать разговора с новоявленным поклонником, Джина огляделась в поисках Линды, она всем сердцем желала, чтобы та поскорее вернулась.
— По-моему, вы — само совершенство, — с надеждой произнес толстый коротышка и улыбнулся.
«Ну еще бы. Безобразные обрюзгшие мужчины всегда так считают». Джина сдержанно улыбнулась, полагая, что он все же отвалит.
Но лысый пузан проявил настойчивость:
— А как вас зовут?
— Джи… Мэри, — ответила Джина. Ей хотелось повернуться и уйти, но она чувствовала, что так поступать не годится. Мужчина говорил искренне, и у Джины не хватило духу быть с ним грубой. От нее не убудет, если она поболтает с ним пару минут, а потом скажет, что должна поискать исчезнувшую подругу, срочно пойти в туалет и таким образом избавиться от непрошеного собеседника.
— Мэри… Какое чудесное имя! А меня зовут Гриффин. — Мужчина достал из кармана пачку сигарет, закурил и предложил одну Джине.
Она отказалась. Маленького роста, толстый, лысый, да еще и курит. И почему только женщины пренебрегают такой завидной партией?
— Это у нас семейное: мою мать звали Мэри, и бабушку… — Джина чуть не сказала: «и прабабушку тоже», но решила не слишком завираться. Она не то чтобы скрывала свое настоящее имя, но не видела смысла пускаться в откровенности с типами вроде Гриффина, которому с ней заведомо ничего не светит. Не успела Джина придумать себе должность (толстяк вот-вот спросит, кем она работает), выбирая между медсестрой и персональным помощником Лоры Буш (почему бы и нет, черт побери?), как сквозь толпу к ней пробилась Линда. Взгляд Джины молил о помощи, и верная подруга тотчас включилась в игру. Страдальчески сведя брови и прижав ладонь ко лбу, она громко пожаловалась на мигрень и выразила желание уехать домой.
Джина повернулась к Гриффину, забыв, как того зовут.
— Ох, э-э-э…
— Гриффин, — подсказал он.
— Гриффин, моей подруге нехорошо. Боюсь, нам придется уйти.
— Я буду счастлив отвезти вас домой, если вы останетесь еще на минутку.
— Нет, мне уже пора. Завтра с утра мне на работу в Белый дом.
— В Белый дом?!
— Да, а что такого? Рада была познакомиться с вами.
— Можно я вам позвоню?
— Конечно. — Джина устремилась к выходу, надеясь, что у него не хватит наглости попросить у нее телефон.
— Мэри, — услышала она. — А какой у вас номер телефона?
Джина не обернулась, а Гриффин, к счастью, не настаивал.
Джина и Линда неторопливо шли по улице.
— Ну, куда теперь?
— Не знаю, Линда. Кругом одни уроды. Урод на уроде и уродом погоняет. — Настроение у Джины вконец испортилось: уже несколько месяцев ей не встречался мужчина, к которому в ее душе загорелась бы хоть искра симпатии.
— Почему бы нам не пойти в «Фазу»? — предложила Линда, имея в виду бар «Первая фаза» недалеко от Капитолийского холма.
— В «Фазу»? Но ведь туда надо топать через весь город. И потом, какие у меня шансы найти там подходящего парня? — безнадежно отозвалась Джина.
— Забудь ты свои планы встретить мистера Идеал и повеселись по-человечески! Мы возьмем по бокалу какой-нибудь выпивки, потанцуем, глядишь, и повезет…
— Ладно, уговорила. — Джина почувствовала, что расслабиться и напиться в стельку — это именно то, что ей сейчас нужно.
Облокотившись на стойку, Джина ждала, когда Линда вернется из туалета. Бармен придвинул ей ром и кока-колу, но не успела Джина достать мелочь, как невысокий лысеющий мужчина заплатил за ее заказ. Он, видимо, пришел в бар с работы — на нем были, если можно так сказать, остатки делового костюма, но не пиджак или галстук, а брюки со стрелкой, которые очень нелепо выглядят без пиджака и галстука. Рубашка на мужчине чуть не трещала по швам, особенно на животе. В довершение всего на голове у него красовалась уморительная бейсбольная кепчонка с надписью «Большой Г» над козырьком. Не зная толком, как реагировать, Джина одарила его дежурной улыбкой, означающей: «Спасибо за любезность, можешь проваливать». Отпив глоток, она снова улыбнулась, гадая, сколько еще придется торчать у стойки. Стремясь избежать разговора с новоявленным поклонником, Джина огляделась в поисках Линды, она всем сердцем желала, чтобы та поскорее вернулась.
— По-моему, вы — само совершенство, — с надеждой произнес толстый коротышка и улыбнулся.
«Ну еще бы. Безобразные обрюзгшие мужчины всегда так считают». Джина сдержанно улыбнулась, полагая, что он все же отвалит.
Но лысый пузан проявил настойчивость:
— А как вас зовут?
— Джи… Мэри, — ответила Джина. Ей хотелось повернуться и уйти, но она чувствовала, что так поступать не годится. Мужчина говорил искренне, и у Джины не хватило духу быть с ним грубой. От нее не убудет, если она поболтает с ним пару минут, а потом скажет, что должна поискать исчезнувшую подругу, срочно пойти в туалет и таким образом избавиться от непрошеного собеседника.
— Мэри… Какое чудесное имя! А меня зовут Гриффин. — Мужчина достал из кармана пачку сигарет, закурил и предложил одну Джине.
Она отказалась. Маленького роста, толстый, лысый, да еще и курит. И почему только женщины пренебрегают такой завидной партией?
— Это у нас семейное: мою мать звали Мэри, и бабушку… — Джина чуть не сказала: «и прабабушку тоже», но решила не слишком завираться. Она не то чтобы скрывала свое настоящее имя, но не видела смысла пускаться в откровенности с типами вроде Гриффина, которому с ней заведомо ничего не светит. Не успела Джина придумать себе должность (толстяк вот-вот спросит, кем она работает), выбирая между медсестрой и персональным помощником Лоры Буш (почему бы и нет, черт побери?), как сквозь толпу к ней пробилась Линда. Взгляд Джины молил о помощи, и верная подруга тотчас включилась в игру. Страдальчески сведя брови и прижав ладонь ко лбу, она громко пожаловалась на мигрень и выразила желание уехать домой.
Джина повернулась к Гриффину, забыв, как того зовут.
— Ох, э-э-э…
— Гриффин, — подсказал он.
— Гриффин, моей подруге нехорошо. Боюсь, нам придется уйти.
— Я буду счастлив отвезти вас домой, если вы останетесь еще на минутку.
— Нет, мне уже пора. Завтра с утра мне на работу в Белый дом.
— В Белый дом?!
— Да, а что такого? Рада была познакомиться с вами.
— Можно я вам позвоню?
— Конечно. — Джина устремилась к выходу, надеясь, что у него не хватит наглости попросить у нее телефон.
— Мэри, — услышала она. — А какой у вас номер телефона?
Джина не обернулась, а Гриффин, к счастью, не настаивал.
Джина и Линда неторопливо шли по улице.
— Ну, куда теперь?
— Не знаю, Линда. Кругом одни уроды. Урод на уроде и уродом погоняет. — Настроение у Джины вконец испортилось: уже несколько месяцев ей не встречался мужчина, к которому в ее душе загорелась бы хоть искра симпатии.
— Почему бы нам не пойти в «Фазу»? — предложила Линда, имея в виду бар «Первая фаза» недалеко от Капитолийского холма.
— В «Фазу»? Но ведь туда надо топать через весь город. И потом, какие у меня шансы найти там подходящего парня? — безнадежно отозвалась Джина.
— Забудь ты свои планы встретить мистера Идеал и повеселись по-человечески! Мы возьмем по бокалу какой-нибудь выпивки, потанцуем, глядишь, и повезет…
— Ладно, уговорила. — Джина почувствовала, что расслабиться и напиться в стельку — это именно то, что ей сейчас нужно.
Телефон как ловушка для мужчины
— Известно ли тебе, что ты настоящая заноза в заднице?
— Ну и что, все равно ты меня любишь. Пожалуйста, Питер, будь у тебя собака, я бы выручила тебя. — Джина говорила по мобильному телефону, стоя на улице рядом с клубом «Сплетни».
— Не знаю, не знаю. Я плохо себя чувствую, наверное, заболеваю. У меня нет ни малейшей охоты выходить из дому.
— Я тебя очень прошу, это ведь три минуты!
— Проси больше, не стесняйся, — пробурчал Питер и повесил трубку.
Звонок Джины застал его в ответственный момент приема витаминов. Дело было непростым: Питер ежедневно принимал пилюли в соответствии с хитрой схемой. Недавно он разложил все драже в коробочку с семью отделениями, что было гораздо удобнее, чем отыскивать в спортивной сумке семь отдельных упаковок, а потом еще открывать каждый пузырек. Питер нехотя поднялся, ворча себе под нос: «Сама где-то развлекается, а я должен вывести ее пса, пока он не описал всю квартиру». Сняв ключи с крючка на стене, Питер прошел через холл к двери Джины.
Они познакомились, когда Джина была студенткой Американского университета, а Питер учился на первом курсе юридического факультета. Они встречались около года, потом расстались, а чуть позже Питер переехал в этот дом. Учебу к тому времени он уже бросил. Квартиру Джины выкупила се бабушка и сдавала внучке за символическую плату. Когда освободилась квартира рядом, Джина сообщила об этом Питеру, и тот поселился там через несколько недель.
— Привет, Гомес, привет, лохматый. Как поживаешь, малыш? Твоя хозяйка где-то в городе, напивается и пытается найти себе мужчину, — пропищал Питер нарочито тонким голосом, которым, по мнению Джины, говорил бы сам Гомес, если бы умел. Звучало это так, словно Питер подышал гелием и вдобавок разъяренная женщина тянет его за яйца.
Гомес бурно радовался, когда Питер выводил его на прогулку; впрочем, он всегда ликовал, когда его выводили. Парень взял песика на руки и погладил.
— Как дела, малыш? — поинтересовался он, поднеся Гомеса к уху. Тишина. — Да что ты? — снова спросил Питер у песика. Тишина. — Ну ты ходок. Это было круто, Гомес.
Питер точно не знал, какой породы Гомес. Вроде бы Джина говорила что-то насчет карликовой таксы, но Питер не видывал таких такс. У Гомеса было длинное тело и короткие лапы, но столь густой шерсти у такс вообще-то не бывает. Питер присел на корточки, почесал песику брюшко, пощекотал загривок, поднялся и взял с тумбочки поводок.
— Не крутись, малыш. Так я не смогу пристегнуть поводок… Стой спокойно, не то оставлю дома… Да черт побери, до чего глупая шавка…
Когда они вышли на улицу, Гомес потащил Питера к крошечному газону перед входом. Джина и Питер жили в одном из немногих домов, вокруг которых сохранились узкие полоски земли, засаженные газонной травой, они отделяли здание от тротуара. Гомес прекрасно понимал, что глупо сразу сделать свои дела — Питер тут же уведет его домой, — и решил терпеть до победного, желая погулять подольше. Он поискал глазами светлячка или бабочку, чтобы поохотиться, но удача не улыбнулась ему, и он начал деловито вынюхивать что-то в траве. Половина жильцов многоэтажки высунулись поглазеть на Питера и Гомеса.
— Ну и что, все равно ты меня любишь. Пожалуйста, Питер, будь у тебя собака, я бы выручила тебя. — Джина говорила по мобильному телефону, стоя на улице рядом с клубом «Сплетни».
— Не знаю, не знаю. Я плохо себя чувствую, наверное, заболеваю. У меня нет ни малейшей охоты выходить из дому.
— Я тебя очень прошу, это ведь три минуты!
— Проси больше, не стесняйся, — пробурчал Питер и повесил трубку.
Звонок Джины застал его в ответственный момент приема витаминов. Дело было непростым: Питер ежедневно принимал пилюли в соответствии с хитрой схемой. Недавно он разложил все драже в коробочку с семью отделениями, что было гораздо удобнее, чем отыскивать в спортивной сумке семь отдельных упаковок, а потом еще открывать каждый пузырек. Питер нехотя поднялся, ворча себе под нос: «Сама где-то развлекается, а я должен вывести ее пса, пока он не описал всю квартиру». Сняв ключи с крючка на стене, Питер прошел через холл к двери Джины.
Они познакомились, когда Джина была студенткой Американского университета, а Питер учился на первом курсе юридического факультета. Они встречались около года, потом расстались, а чуть позже Питер переехал в этот дом. Учебу к тому времени он уже бросил. Квартиру Джины выкупила се бабушка и сдавала внучке за символическую плату. Когда освободилась квартира рядом, Джина сообщила об этом Питеру, и тот поселился там через несколько недель.
— Привет, Гомес, привет, лохматый. Как поживаешь, малыш? Твоя хозяйка где-то в городе, напивается и пытается найти себе мужчину, — пропищал Питер нарочито тонким голосом, которым, по мнению Джины, говорил бы сам Гомес, если бы умел. Звучало это так, словно Питер подышал гелием и вдобавок разъяренная женщина тянет его за яйца.
Гомес бурно радовался, когда Питер выводил его на прогулку; впрочем, он всегда ликовал, когда его выводили. Парень взял песика на руки и погладил.
— Как дела, малыш? — поинтересовался он, поднеся Гомеса к уху. Тишина. — Да что ты? — снова спросил Питер у песика. Тишина. — Ну ты ходок. Это было круто, Гомес.
Питер точно не знал, какой породы Гомес. Вроде бы Джина говорила что-то насчет карликовой таксы, но Питер не видывал таких такс. У Гомеса было длинное тело и короткие лапы, но столь густой шерсти у такс вообще-то не бывает. Питер присел на корточки, почесал песику брюшко, пощекотал загривок, поднялся и взял с тумбочки поводок.
— Не крутись, малыш. Так я не смогу пристегнуть поводок… Стой спокойно, не то оставлю дома… Да черт побери, до чего глупая шавка…
Когда они вышли на улицу, Гомес потащил Питера к крошечному газону перед входом. Джина и Питер жили в одном из немногих домов, вокруг которых сохранились узкие полоски земли, засаженные газонной травой, они отделяли здание от тротуара. Гомес прекрасно понимал, что глупо сразу сделать свои дела — Питер тут же уведет его домой, — и решил терпеть до победного, желая погулять подольше. Он поискал глазами светлячка или бабочку, чтобы поохотиться, но удача не улыбнулась ему, и он начал деловито вынюхивать что-то в траве. Половина жильцов многоэтажки высунулись поглазеть на Питера и Гомеса.