— Я говорю, что меня зовут Рене, я — муж Розы.
   — Муж, вот как? Забавно, она никогда не упоминала о том, что замужем.
   — Никогда? Она не произносила имени Рене?
   — Ну, она рассказывала о некой Рене, но никогда не говорила о своем муже по имени Рене.
   — Мы расстались несколько месяцев назад.
   — Нет, она о вас не упоминала. Ей придется это объяснить, когда она придет.
   Джина видела и слышала все происходящее, сидя за своим столом, но не произнесла ни слова. Она прекрасно понимала, какая это ужасная новость для Линды, но тут же у нее мелькнула мысль, что это может привести к разрыву между Линдой и Розой, и лучшая подруга снова станет уделять ей больше времени.
   — Что объяснить? — не понял Рене.
   — Вам я об этом даже в общих чертах сообщить не могу. У вас была уборщица по имени Бьянка?
   — Боже, она рассказала вам о Бьянке!
   — Она упоминала о ней.
   — Это было один-единственный раз! Зачем только она рассказала вам об этом? — весьма решительно отбивался Рене. — Бьянка соблазнила меня, чуть ли не насильно затащила на себя.
   — Ладно, ладно. Вы вовсе не обязаны посвящать меня в подробности. Мне нет до этого дела, — солгала Линда. Это было самое что ни на есть ее дело. Она собиралась задать следующий вопрос, когда в дверях показалась Роза и, улыбнувшись Линде, вошла в зал. Увидев Рене, она замерла, посмотрела на него с изумлением и гневом, затем перевела взгляд на Линду.
   — Линда, мне очень неловко. Что он тебе наговорил?
   — Почти ничего, кроме того, что он твой муж, супруг, спутник жизни…
   — Чертов ублюдок! — заорала Роза на Рене. — Что ты здесь делаешь?
   — Я должен был найти тебя, Роза. Не сердись. Я пришел, потому что ты дорога мне.
   — Правда? Дороже, чем тогда, когда ты кувыркался с девкой на полу гостиной?
   — Я совершил ошибку, Роза, большую ошибку. Не знаю, как это вышло. Это было один-единственный раз, клянусь тебе. Боже… Я сам не понимаю, как такое могло случиться!
   — Один раз? Так я поступила нерасчетливо? Надо бросать мужа, только когда он дважды переспит с девкой, ты это имеешь в виду?
   Нет! Черт побери, Роза, я не собираюсь оправдываться. Я лишь прошу у тебя прощения, умоляю хоть когда-нибудь простить меня. Я люблю тебя, Роза. Я свалял такого дурака. Пожалуйста, ты должна про… — Рене не закончил фразу: он наконец-то заметил очевидное. — Роза, ты беременна? Это мой ребенок?.. Конечно же, мой! Дорогая, — сказал он, расплываясь в улыбке и подходя ближе к Розе, — так у нас будет ребенок?
   — У нас ничего не будет. Это у меня будет ребенок.
   — Перестань, Роза, это же знак свыше. Мы должны быть вместе. Станем вместе растить малыша. Ты должна дать мне еще один шанс.
   — Я не желаю говорить об этом сейчас, — пробормотала Роза сквозь слезы. — Ты причинил мне такую боль, Рене. Ты истерзал мое сердце. Ты представляешь себе, каково мне было застать вас вдвоем? Откуда мне знать, что это случилось лишь однажды? Как я могу поверить, что это не повторится?
   Линда, Джина и все, кто находился в банке, наблюдали за сценой. Окаменев, Линда смотрела, как одно за другим рушатся нагромождения лжи. Выдумкой оказалась и вероломная подруга-любовница, и искусственное оплодотворение. Черт побери, Роза, оказывается, даже не лесбиянка. Слова Розы «откуда мне знать, что это было лишь однажды» и «как я могу верить, что это не повторится» резанули Линду как ножом. Эти фразы означали, что она готова уступить, принять мужа обратно. Роза не прогнала его, не сказала, чтобы он никогда не возвращался, она лишь просила объяснений и заверений, что впредь он не причинит ей боли.
   — Это никогда не повторится, любимая, я обещаю. Я не вынесу, если снова потеряю тебя, — говорил Рене, нежно поглаживая Розу по плечу. — Пожалуйста, дорогая, давай попытаемся наладить отношения. Прошу тебя, ради ребенка — нашего ребенка.
   — Я не могу. Не могу снова испытать такую боль, — всхлипывала Роза.
   — Я обещаю, Роза. Бог свидетель, я никогда не огорчу тебя.
   Роза подняла голову и пристально взглянула ему в глаза. Она долго смотрела на мужа, потом приблизилась к нему и спрятала лицо у него на груди. Рене крепко обнял ее, потому что она снова начала плакать.
   — Все в порядке, все хорошо, — повторял Рене, успокаивая жену. — Давай пойдем куда-нибудь и поговорим. — Он взял Розу за руку и потянул ее к выходу.
   — Подожди минуту, Рене. — Роза вытерла слезы и повернулась к Линде. — Линда, я не знаю, что сказать. Прости меня…
   — Сегодня виноватые так и кишат повсюду, не правда ли? Куда ни ткнись, все только и просят прощения.
   — Я позвоню тебе, Линда, когда соберусь с мыслями.
   — Не стоит беспокоиться.
   Роза долго смотрела на нее, потом опустила глаза и пошла за мужем.
   — Роза! — окликнула ее Линда. — Если ты любишь его и действительно веришь, что он любит тебя, что ж… Когда ребенок родится, сообщи мне, что с вами все в порядке.
   Роза снова взглянула на нее, кивнула и улыбнулась дрожащими губами.

Войди в нее

   В последние дни Камерон была в подавленном настроении. Она работала в компании почти год и впервые опоздала на работу: когда Камерон проснулась, был уже почти полдень. Нервы ее были на пределе, она не высыпалась. Камерон продолжали досаждать дурацкие телефонные звонки, иногда даже посреди ночи. Она решила выключать перед сном телефон, но иногда забывала это сделать. Слава Богу, хоть кошмарные звонки на работу прекратились. Последним ей позвонил мужчина и выразил желание, чтобы она отшлепала его ракеткой для пинг-понга. Может, весь этот ужас подошел к концу?..
   Ко всему прочему у Камерон возникло ощущение, что сотрудники невзлюбили ее. Подавая отчеты о нарушении правил использования Интернета и электронной почты, Камерон считала, что все поймут, что она лишь выполняет свою работу. В конце концов, взрослые же люди. Зачем же воспринимать это как личную обиду? Камерон гордилась своим умением эффективно работать и безупречно выполнять свои обязанности. Она не позволит кучке бездельников, рассылающих по электронной почте анекдоты о бородатых карликах, испортить ей жизнь. Выйдя из лифта, Камерон расправила плечи и вскинула голову, пытаясь настроиться на хорошую волну.
   «Больше уверенности в себе, Камерон. Ты — победитель в мире неудачников», — повторяла она себе, идя на рабочее место. Включив компьютер, Камерон села за рабочий стол. Войдя в Интернет, она открыла электронную почту и проверила входящие сообщения. Среди них оказалось письмо от ее начальника. Он требовал срочно собрать рапорты за месяц и принести их как можно быстрее. Камерон сразу начала выдвигать ящики стола, доставая необходимые документы.
   Найдя последний отчет, она повернулась на вращающемся стуле и машинально бросила взгляд на монитор. При виде новой заставки-скринсейвера у нее отвисла челюсть. С экрана компьютера на нее смотрела виртуальная Камерон, полностью обнаженная, если не считать одеждой пару туфель на десятисантиметровых «шпильках» и прозрачные чулки (строго говоря, на мониторе красовалась голова Камерон, мастерски совмещенная с чужим женским телом, на котором были лишь чулки и туфли на умопомрачительно высоких каблуках-«стилетах»). Шокированная Камерон метнулась к клавиатуре, чтобы убрать заставку. Нажатие первой же клавиши привело к тому, что фигура на экране начала активно мастурбировать. Виртуальная Камерон сладострастно изгибалась, мастурбируя одной рукой, а другой стягивая чулки. В панике Камерон начала нажимать подряд все клавиши, но это только добавило звук к чертовщине на экране. Колонки оказались включенными на полную мощность (Анни выбрала низкий, грудной голос, но, видимо, произошел какой-то сбой, и звуки, доносившиеся из колонок, напоминали запись на виниловой пластинке, крутящейся со слишком высокой скоростью). Словно писк возбужденного бурундука разносился по всему этажу. «Войди в меня! Войди в меня!» — гремело из колонок, сотрясая зал и коридор. Люди, привлеченные шумом, заглядывали к Камерон, чтобы посмотреть на источник странных криков. Близкая к истерике, Камерон застучала по клавише «эскейп». Это помогло — изображение исчезло; вместо него на экране выскочила надпись: «Благодарю вас. Сообщение разослано всем сотрудникам компании».
   Питер наконец взял реванш. Противная дамочка, чьи происки помешали его повышению, унизила его перед начальником. Она делала карьеру, подлавливая сотрудников на нарушении внутренних правил использования Интернета и энергично добиваясь наказания виновных. И вот только что она сама разослала ролик с виртуальной Камерон каждому работнику компании «Сондерс, Крафф и Ларсон».

Надо думать о Линде

   — Боже мой, Линда, с тобой все в порядке? — Джина понимала, что задает глупейший вопрос.
   — Со мной все в порядке, — ответила Линда, глядя в стол.
   — Мне очень жаль. — Джина устыдилась, что испытала радость при расставании Линды и Розы. Да, она ревновала к Розе с первого дня, когда та начала встречаться с Линдой, но в последний месяц лучшая подруга излучала спокойную уверенность и удовлетворенность, чего за ней никогда раньше не водилось. Джина была рада этому, зная, что Линда, возможно, больше, чем кто-либо из ее друзей, заслуживает счастья. Линда всегда держалась спокойно и сдержанно, изредка бывала грустной, но до встречи с Розой никогда не выглядела по-настоящему счастливой. Недавно Джина с изумлением услышала, как подруга что-то напевает, сидя за рабочим столом, и стала часто замечать широкую улыбку на лице Линды без явных на то причин.
   — Хочешь пройтись со мной или сходить куда-нибудь? Не так уж мы и заняты, отдохнем пару минут.
   Спасибо, Джина, но со мной действительно все в порядке. Легко досталось, легко ушло. — Приподняв голову, Линда начала неловко перебирать бумаги на столе. — Почему бы тебе не сходить на ленч, а я пока мужественно приму огонь на себя.
   — Линда, тебе же плохо, я вижу. Как бы я хотела утешить тебя…
   — О Боже, Джина, со мной все нормально! Не могла бы ты оставить эту тему? — в голосе Линды слышалось раздражение.
   — Я ушам своим не поверила, когда ты попросила ее позвонить тебе после рождения ребенка. Эта маленькая тварь растерзала тебе сердце, растоптала твои чувства, а ты ей только это и сказала? Слушай, если ты не выскажешь ей все, что следует, тогда это сделаю я.
   — Джина! Это еще не конец света. Не все воспринимают происходящее так, как ты. Мнение о других Джины Перри — это еще не истина в конечной инстанции! — отрезала Линда таким жестким тоном, какого Джина не слышала от подруги за всю многолетнюю дружбу.
   — Извини, Линда. Я уже молчу. — Голос Джины дрогнул от обиды. Линда никогда не говорила с ней так резко, и для Джины это оказалось полной неожиданностью. Ей случалось выслушивать выговоры от Лиз, господина Туша, даже от Питера, но ни разу от Линды. Обиду усилило нервное напряжение: результаты анализа на ВИЧ задерживались, и Джина готова была расплакаться. Она поспешно отвернулась.
   — Джина, прости меня. Ты пытаешься помочь, а я удручена и вымещаю обиду на тебе.
   — Нет-нет, ты права. Порой я слишком эгоистична.
   — Как и все прочие. Но я все равно тебя люблю.
   — Ладно, Линда, не утешай меня. Это я должна тебя успокаивать. — Джина удивлялась, как у подруги это получается: ее только что бросили, унизив перед всеми сотрудниками отделения банка, но плачет почему-то она, Джина, а Линда утешает ее и извиняется перед ней.
   «Неужели я и вправду считаю себя пупом земли? О нет, опять я за свое. Сердце Линды разбито, а меня беспокоит, не возомнила ли я себя центром мироздания. Как я могу быть такой… Стоп. Надо думать о Линде. Сейчас важнее думать о Линде».
   — Ты уверена, что не хочешь поговорить об этом? Может, все-таки я могла бы помочь тебе.
   — Вряд ли это в твоих силах, — отозвалась Линда. В это время в банк вошла Роза.
   Линда встретила ее ледяным молчанием. Джина смотрела на Розу с ненавистью.
   — Линда, можно поговорить с тобой одну минуту? — спросила Роза, приблизившись к ее столу. — Пожалуйста, позволь мне объяснить.
   — Я не хочу ничего слушать, Роза. По-моему, сегодня прозвучало достаточно объяснений.
   — Линда, я…
   — Какое слово из фразы «я ничего не хочу слушать» ты не поняла? — перебила ее Линда.
   — Но разреши же мне…
   — Пожалуйста, уходи отсюда. — Щеки Линды припухли, в глазах стояли слезы.
   — Я вовсе не хотела причинить тебе боль, Линда. Я обещаю…
   — Ты обещаешь? Ты обещаешь! Кто ты такая, чтобы что-нибудь обещать? Пожалуйста, Роза, уходи отсюда. Убирайся! — Линда повысила голос, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
   Роза посмотрела на нее, минуту постояла и вышла на улицу.
   Джина проводила ее взглядом. У нее вспыхнуло желание наподдать Розе, как подростку, укравшему Гомеса пару недель назад. Она никогда не видела, чтобы Линда так страдала. Джина сочувственно смотрела на подругу, пока Роза шла к выходу, и попыталась дружески обнять ее, но Линда чуть отстранилась.
   — Джина, — твердо сказала Линда, и глаза ее странно сверкнули, — со мной все в порядке. Пожалуйста, не беспокойся. — Она отвернулась и пошла в туалетную комнату. Джина ненавидела эту сторону любовных романов. Любовь делает человека уязвимым и дает предмету страсти огромную власть над влюбленным. Еще вчера Линда улыбалась и мурлыкала песенки, сидя за рабочим столом, а сейчас идет рыдать в туалете. Все это казалось Джине нелепым — любовь, роман и тому подобное. Какой в этом прок? Все равно ничем хорошим это не заканчивается.
   Проводив Линду взглядом, Джина решила оставить ее на время в покое. Вернувшись на свое место, она увидела, как за Линдой закрылась дверь туалетной комнаты.
   «Господи, я же не веду себя как пуп земли?» — встревоженно подумала Джина, сев за свой стол.

А вот и результаты

   Последняя сцена, разыгравшаяся в банке, не на шутку взволновала Джину. Остаток дня она на цыпочках ходила вокруг Линды. Та, сохраняя непроницаемое выражение лица, вела себя так, словно ничего особенного не произошло. Джина сходила с ума оттого, что Линда не проявляет никаких эмоций. Она несколько раз заговаривала с ней о сложившейся ситуации, но Линда тут же перебивала подругу, уверяя, что у нее все хорошо. Во всем этом был только один положительный момент: Джина совсем перестала думать о задержавшихся результатах анализа.
   Джина и Шерил поехали в клинику вместе. Последние две ночи они по несколько часов болтали по телефону, и Джина очень радовалась тому, что Шерил вернулась в ее жизнь. Вот и сейчас, увлекшись беседой, они почти забыли о том, что едут узнавать результаты теста на ВИЧ. Большую часть дороги подруги обсуждали несносные привычки Питера с его ипохондрию. Приближался день рождения Питера, и, несмотря на все проблемы, свалившиеся на них, им предстояло что-нибудь придумать.
   Войдя в клинику, девушки представились женщине в регистратуре и написали свои идентификационные коды. Им предложили сесть в холле и подождать, пока назовут их номера.
   — Нервничаешь? — спросила Шерил.
   — Нервничаю. Точнее, я на грани нервного срыва. Сколько можно ждать?
   — Расслабься. В самом деле, так ли уж велики шансы, что анализ окажется положительным?
   — Если бы мы не переспали с порноактером, имевшим до нас сотни женщин, таких шансов было бы раз-два и обчелся.
   — Пусть так, но мы сделали это лишь однажды. Вот и прикинь.
   — Одного раза вполне достаточно, чтобы заразиться.
   — Ладно, вижу, уговаривать тебя бесполезно.
   — Извини, Шерил. Я знаю, для тебя это такая же пытка, как и для меня. Я очень благодарна тебе за то, что все эти дни могла говорить с тобой и поплакаться тебе.
   — Ну что ты. Это тебе спасибо, что разговариваешь со мной. Я уж и не надеялась, что мы помиримся.
   — Признаться, я никогда не пошла бы на мировую. Тогда я так рассердилась, что злиться на тебя вошло у меня в привычку. Каждый раз я, уже готовая ответить на один из твоих телефонных звонков, заставляла себя вспомнить ту ночь в мотеле. Скажи, Шерил, ты сыграла со мной плохую шутку?
   — Ты права. Я поступила дурно. Я пыталась потом убедить себя, что не сделала ничего страшного. В конце концов, вы с Питером уже расстались, я его не отбивала. Однако я знала, что у тебя к нему оставались чувства, и не должна была так поступать с подругой. Но прошу тебя, сделай скидку на то, что, во-первых, я была пьяна до полусмерти, а во-вторых, мы с ним легли на одну кровать. Заранее я этого не планировала.
   — Да, заранее не планировала, но с той ночи вы начали встречаться.
   — А что мне оставалось делать? Ты перестала со мной разговаривать и заставила сделать это Линду. Один Питер у меня и остался. Нелепо вышло, тем более что у нас с Питером нет будущего.
   — Почему ты так говоришь?
   Ты знаешь почему, Джина. Питеру нравится проводить со мной время, и по-своему он искренне привязан ко мне, но он никогда всерьез не рассматривал длительные отношения с темнокожей женщиной со взаимными обязательствами. Пойми меня правильно: я не считаю Питера расистом, но его родители ни за что на это не согласятся. Да и сам Питер не готов к тем сложностям, которые неизбежно возникнут. Честно говоря, и я не готова пойти на все это ради него. — Шерил мало-помалу осознавала, какой ущербной была их связь. Независимо от того, получится у нее что-нибудь с Купером или нет, постельные отношения с Питером пора прекращать, решила она.
   У Шерил язык чесался рассказать Джине, как Питер взбесился в ресторане, но ей казалось, что он не хотел бы об этом распространяться. Шерил было бы приятно думать, что, избив негодяя-расиста, Питер защищал именно ее, однако она подозревала настоящую причину его вспышки, таившуюся гораздо глубже. Шерил неоднократно заговаривала с ним об этом, но Питер явно не желал касаться этой темы. Шерил подумала, что он сам расскажет Джине про этот случай, если захочет.
   — Живем уже в двадцать первом веке, — продолжала Шерил, — но стоит где-нибудь появиться вдвоем, как на нас лупят глаза, а то и оскорбляют. Это еще в Вашингтоне, а ведь страшно подумать, что было бы, окажись мы в сельской местности или на Юге, где жители не столь корректны, как здесь. Боже упаси…
   — Господи, я об этом и не подозревала… У меня с Питером тоже ничего такого не намечалось с самого начала. Я знаю, это все говорят, когда их бросают, но если бы он не порвал со мной, я в конце концов ушла бы от него сама.
   — Неужели? Вот уж не подумала бы. Но почему?
   — Я не могла больше выносить его пьянство, Шерил. Он слишком много пил.
   — Питер?!
   — Да, сейчас ты и сама, наверное, это замечаешь. Стоило нам вместе выбраться куда-нибудь, у него в руке обязательно была открытая банка пива. Питер не пропускал ни одного вечера, и это тем более странно, что он так трясется над своим здоровьем.
   — Теперь, когда ты это сказала, мне тоже кажется, что он много пьет. Но что тут такого? Многие люди пьют.
   — Да, возможно, тогда я погорячилась. Я не ханжа и сама люблю выпить пивка. Но постепенно ситуация стала беспокоить меня.
   — Вряд ли здесь есть повод для беспокойства, Джина.
   — Может, и нет, но временами Питер пугал меня, напиваясь по-настоящему. Он становился другим человеком, не тем Питером, которого я знала. Такие выходки можно простить студенту, но когда человеку под тридцать, пора вести себя солиднее.
   — Ты сказала, что он пугал тебя?
   — Иногда. Последней каплей стал один случай незадолго до того, как Питер расстался со мной. Я еще никому об этом не рассказывала. Однажды вечером мы допоздна засиделись перед телевизором, смотрели Эйч-би-о и уговорили бутылку или две вина. Утром я просыпаюсь и вижу: Питер намочил постель. Представляешь? Это было отвратительно. Мы не говорили об этом, я даже не уверена, что я заметила, но в то утро мне всерьез захотелось бросить все это. О, я не знаю, лишь предпола…
   — Ноль три двенадцать семьдесят два, — произнесла женщина в коридоре, прерывая Джину.
   — Боже, мой номер! — Джина вскочила. Сердце у нее бешено заколотилось. — Пожелай мне удачи.
   — Здравствуйте, меня зовут Кэрол. Как поживаете? — спросила женщина, объявившая номер Джины.
   «Вот-вот обделаюсь от страха».
   — Спасибо, хорошо.
   Женщина повела Джину в маленькую комнату, где стояли два стула, и жестом пригласила сесть. Те несколько минут, пока Кэрол перебирала бумаги, показались Джине вечностью. Врач попросила Джину еще раз проверить индивидуальный код: она хотела убедиться, что отдает результаты тому, кому нужно. Джина нервно повторила кодовый номер, всем сердцем желая, чтобы эта пытка побыстрее закончилась.
   — У вас результат отрицательный. Нет никаких признаков наличия ВИЧ.
   — Слава Богу, — вздохнула Джина с огромным облегчением. — Вы уверены?
   — Да, мэм. Результат отрицательный. У вас есть вопросы?
   — Нет. Спасибо вам.
   Женщина немного рассказала о клинике, объяснила, как связаться с консультантом, если в дальнейшем у Джины возникнут вопросы, и отпустила ее. Закрыв за собой дверь, Джина увидела, как из комнаты напротив выходит Шерил. Она показала подруге «о'кей». Шерил улыбнулась и тоже сложила пальцы колечком. Крепко обнявшись, они направились к выходу.
   — Слава Богу, все закончилось, — сказала Шерил, когда они вышли на улицу.
   — Закончилось? Шерил, милая, до конца еще далеко.
   — Да-да, верно, нам надо снова пройти тест через несколько месяцев, но, по словам врача-консультанта, вероятность того, что результаты окажутся положительными, равны нулю.
   — Нет, я не об этом. Я говорю о Гриффине, Большом Г. Он заставил нас пройти через этот ад. Мы должны отобрать у него все пленки, где он снимал нас, и заставить мерзавца закрыть свой поганый сайт.
   — И как же нам к этому подступиться?
   — Пока не знаю, Шерил, но что-нибудь придумаю. На выдумки я мастер.

Сумасшедшая засранка

   Джина улыбнулась последнему клиенту и придержала дверь, пока он выходил из банка. Искренняя улыбка не сходила с ее лица весь день после получения отрицательного результата анализа на ВИЧ. Джина еще не придумала, как воспрепятствовать появлению на сайте Гриффина видеозаписи постельной сцены с ее участием, но результаты теста принесли ей такое облегчение, что эта забота отодвинулась на второй план. Хорошее настроение способствовало и тому, что теперь Джина могла подбодрить Линду, погрузившуюся в жестокую депрессию из-за истории с Розой и Рейс, хотя она и не признавалась в этом.
   Проводив посетителя и заперев дверь, Джина вернулась за свой стол. Она хотела закончить бумажную работу с чтобы уйти сразу после собрания. Раз в неделю Лиз собирала подчиненных после закрытия банка. Заседания сотрудников отделения под ее председательством сильно смахивали на классные собрания в высшей школе. Как правило, Лиз тщетно пыталась пробудить хоть каплю энтузиазма в СЕОИХ подчиненных, открывая им заманчивые перспективы продажи исполнительных банковских услуг владельцам расчетных счетов и кредитных карт. Снова и снова она вылезала с очередной гениальной схемой увеличения продаж этих самых услуг. На прошлой неделе идея Лиз регулярно премировать сотрудника, продавшего наибольшее количество дополнительных услуг, двумя билетами в кино была встречена всеобщим молчанием. Поэтому Лиз поспешила снять предложение и закрыть собрание. От сегодняшнего заседания Джина тоже не ожидала ничего хорошего, но благодаря чудесному настроению не огорчилась из-за напрасной траты времени. Когда все служащие отделения потянулись в зал, таща за собой стулья, на столе Джины зазвонил телефон.
   — «Премьер-банк», арлингтонское отделение, Джина Перри.
   — Привет, дорогуша, что новенького?
   — Здравствуй, Ширли, у нас начинается собрание, я потом тебе позвоню.
   — Хорошо, позволь только один маленький вопрос, — заторопилась Ширли. Пожалуй, весьма кстати, что Джине некогда. — Детка, могу я занять у тебя пятьдесят баксов?
   — Ты хочешь сказать — взять пятьдесят баксов, которые ты не собираешься отдавать. На что?
   — Мне надо заплатить… ну… по одной глупой штрафной квитанции.
   — Ну нет, Ширли. Я тебе сто раз говорила: перестань лихачить.
   — Я не превышала скорость, я вообще была на заправке, занималась своими делами, и вдруг мне выписали штраф.
   — Что-то не верится, Ширли.
   — Я заехала на заправочную станцию в Арлингтоне и решила заодно пропылесосить салон. Дай, думаю, наведу чистоту, пока я в пригороде. Пес был со мной: ты ведь знаешь, как Гомес любит кататься в машине. Я побоялась оставить его внутри, пока пылесосила салон, — малыш мог выпрыгнуть и ушибиться…
   — При чем здесь это, не пойму, — нетерпеливо сказала Джина.
   — Ну я же говорю, побоялась, что Гомес выпрыгнет, поэтому на несколько минут посадила его в багажник.
   — Что?! Ширли, ты заперла собаку в багажнике?
   — Всего на несколько минут! Гомес не возражал. Все равно он дремал. Но кто-то заметил это и вызвал полицию. Какой-то маленький нацист в полицейской форме, лет двадцати двух, не больше, битый час читал мне лекцию о том, как надо заботиться о домашних животных. Представляешь? Натравить на меня полицейских! Люди готовы шагать по головам бездомных, чтобы пройти к своим «мерседесам», но стоит посадить маленького пса в багажник, как они тут же звонят в полицию.
   — Все ясно. Правильно он тебя оштрафовал. Еще раз запрешь мою собаку в багажнике, я тебя туда посажу.
   — Джина, уверяю тебя, он не был против. Спектакль получился — жаль, что ты не видела: полицейский пытался сохранить строгий и надменный вид, а Гомес лаял на него, пока не охрип…