Страница:
Дырок Николай не обнаружил и пренебрежительно хмыкнул:
– Тоже мне, снайперы!
– Или притворяются, – не согласился Женька. – Здесь же близко, они видят, что это не голова.
– Слушай, Маил, а связь у ваших солдатиков есть? – вновь обратился Николай к беглецу. – Ну, там рации, телефоны какие-нибудь?
– Рации есть.
– Большие? Маленькие?
– Ящик такой. На спине носят…
– А скажи, пожалуйста: вот они нас тут окружили, и что? Облава на этом закончилась?
– Не знаю…
– Ты думаешь, что они отведут часть людей? – догадался Женька и с сомнением покачал головой: – Боюсь, нам это мало поможет. Вот если бы у тебя в рюкзаке случайно завалялась парочка гранат…
– У меня только противотанковые, а их на пехоту тратить жалко, – грустно пошутил напарник.
– Ну, тогда придумай, как жить дальше.
Николай вздохнул и начал думать. Он занимался этим на протяжении двух сигарет, а потом сказал:
– Мы должны ждать!
– Это очень мудрое решение. И ловкий тактический ход. А зачем? И чего?
– Объясняю. Вот смотри: они вели прочесывание и кого-то тормознули. У них впереди еще целый день и приличный кусок склона, а мы явно никуда не денемся. По моей логике, начальство, скорее всего, оставит какое-то количество солдат с командиром, чтобы держать нас тут, а остальных отправит заниматься другими делами.
– «Какое-то количество» – это пять или пятьдесят?
– Ну, не знаю… Мы видели в цепи человек сто пятьдесят – двести, наверное?
– Где-то так. А спроси у своего друга, что на нашем месте стали бы делать здешние уголовники или кто тух у них самый крутой? Чего от нас могут ожидать местные охотники? Потряси его хорошенько: есть им интерес брать нас живыми? Если мы не заключенные – это что-то меняет?
Николай вновь взялся за беглеца, но ничего путного больше не выяснил. Создавалось впечатление, что этот человек крайне плохо приспособлен к окружающей жизни, и непонятно, как он умудрился выжить за проволокой почти три года. В конце концов Женьке это надоело:
– Ладно, Коля, не мучай его! Похоже, нам действительно надо ждать, но давай мы будем это делать в позе »низкого старта». План такой: при малейшем изменении ситуации не в нашу пользу сразу идем на прорыв. Точнее, устраиваем полупрорыв. Тут, главное, все сделать быстро и четко: я стреляю два-три раза и делаю рывок. Как только выскочу, ты пальни пару раз в воздух или просто начни кричать и махать курткой, только сам не высовывайся. Понимаешь? Тебе надо будет отвлечь на себя хоть кого-то, пока я добегу до кустов. А потом ничего не делай – сиди тут, . следи за обстановкой и жди сигнала. Я там с ними повоюю и, если получится, тебе крикну. Тогда хватай нашего зека под мышку и прыжками ко мне, а я попытаюсь прикрыть вас огнем.
Парень помолчал и добавил:
– Если придется стрелять, имей в виду, что вот у этого карабина после выстрела плохо открывается затвор.
– М-да-а… Простенько, но со вкусом! – разочарованно промямлил Николай. – А прикрыть себя огнем ты мне не доверишь? Увы, наверное, правильно. Только в твоем плане есть все-таки некоторая «киношность». Вот представь: сидят ребята в кустах, караулят вооруженных бандитов. Долго сидят: комары их кусают, муравьи по ним ползают, курить хочется, и вдруг трах-бах – бегут, кричат, стреляют! Парни вздрагивают, просыпаются и начинают палить со страшной силой.
– Я понял, на что ты намекаешь, – рассеянное внимание, пока сообразят… Давай иметь наготове два варианта: шумный и тихий. Во втором случае ты начинаешь шуметь после первого их выстрела. Годится?
– За неимением лучшего, – уныло согласился Николай. – Думаю, что нам все равно не просчитать их возможные действия – слишком много неизвестных факторов.
– Тогда выбери самый простой вариант. Что бы стал делать ты на их месте?
– Если бы я был командиром? Гм… Я бы постарался сам с нами не связываться!
– Это как?
– А вот так! Отдал бы приказ кому-нибудь из подчиненных разобраться с нами и доложить. И чтобы быстро и без потерь! Если у него получится хорошо, то славу поделим, а если плохо – он будет виноват!
– Что ж, убедительно! Не зря ты военный билет… в тумбочке хранишь!
– Эх, где та тумбочка! – вздохнул Николай. – А что там видно? Их как, больше не становится?
– Ну, знаешь! Они в рост не ходят – жить хотят! Хотя… Сначала все попрятались, но теперь бдительность потихоньку теряют: я бы вон тех двоих уже мог снять.
– Не вздумай! Пусть дальше расслабляются! Лишь бы новые не подошли!
– Ну, новых-то, наверное, я замечу – не поползут же они через кусты на брюхе. Давай пока по шоколадке зажуем и друга нашего покормим!
Смотреть, как очкастый зек расправляется с шоколадкой, Николай не смог – отвернулся и подождал, пока тот не вылижет губы и пальцы.
– Скажи мне, Маил Алан, как ты дошел до жизни такой? Враг народа, наверное?
– Я не враг!
– Тогда, конечно, шпион и диверсант! Хотя… Хочешь, угадаю с одного раза? Наверное, ты ученый какой-нибудь? Изучал что-то не так, или не то, или не в том, так сказать, русле? Только не говори, что ты биолог-генетик!
– Я не занимался генетикой, хотя в группе профессора…
– Не-e-ет, дорогой! Ты давай по порядку: представь, что мы с неба свалились и совершенно не в курсе, что тут у вас происходит с генетикой, кибернетикой, плейт-тектоникой и, вообще, с местом человека в природе и мире. Представь, что дикарь слез с пальмы, оторвал себе хвост и приехал жить в эту свободную и прекрасную страну, а ты читаешь ему вводную лекцию!
Не сразу, но Николай разговорил-таки аборигена, да так, что уже с трудом останавливал его для пояснений. То ли Маил намолчался за годы заключения, то ли хотел выговориться перед смертью, а может быть, это просто было реакцией на пережитый шок. Впрочем, особых пояснений и не требовалось.
Чрезвычайно широка родная страна, в ней много рек, полей и лесов, но кругом злые империалисты куют танки и вострят ракеты, чтоб стереть с лица земли государство победившего труда, в котором человек звучит гордо и дышит очень вольно, потому что является венцом и царем природы, рожденным для превращения сказки в повседневную реальность при помощи учения, которое непобедимо, потому что верно. Основоположники, конечно, давно нашли единственно правильные ответы на все вопросы, но наука ещё нужна трудовому народу, чтобы дальше летели снаряды, выше поднимались самолеты, чтобы быстрее все приумножалось, гуще колосилось и ярче сияло. И вот теперь, когда все в едином порыве, отдельные члены общества под влиянием тлетворных идей…
В общем, за исключением мелких деталей, это было то: то самое.
Маил Алан не был ни правым, ни левым уклонистом, он не был ни генетиком, ни кибернетиком. Он всего лишь изучал историю древнего земледелия, но страна (Николай как в воду глядел!) переживала тот радостный период, когда последнее слово в научных спорах часто оставалось за прокурором.
Николай плохо понял многословный, изобилующий незнакомыми именами и терминами рассказ о научной коллизии. Кажется, дело сводилось к тому, что один крупный ученый написал не совсем такой отзыв на работу другого крупного ученого, какой тот хотел бы от него получить. В разгоревшейся дискуссии кто-то кого-то обвинил в пропаганде идей, враждебных единственно верному учению, и пошло-поехало. В общем, свою подрывную диссертацию Маил защищал в кабинете следователя и поначалу был очень рад, что схлопотал только червонец и сохранил несколько зубов во рту. Его научный руководитель мучился значительно дольше, чтобы получить всенародное осуждение и вышку.
– И чего же враждебного вы со своим профессором накопали?
– Понимаете, Николай, ведь земледелие возникло десять-двенадцать тысяч лет назад после того, как климат на планете изменился, и людям стало не хватать продуктов питания. Известно несколько очагов древнего земледелия на территории… ах да, вы просили!.. На территории нескольких стран. Зарубежные ученые утверждают, что эти центры географически не совпадают с районами распространения диких предков большинства культурных растений. Кроме того, даже самые древние сорта культурных злаков, найденные в захоронениях, настолько сильно отличаются от диких, что никак не могли быть получены примитивным искусственным отбором. Или этот отбор должен был продолжаться десятки тысяч лет, что противоречит данным науки.
– Ага, значит и в вашем мире все держится на хлебном колосе? А я ведь где-то читал, что всякие там бобы и корнеплоды продуктивнее!
– О, наш профессор утверждал, что тут целый букет проблем: и растения предки выбрали не самые лучшие для питания, и способ их обработки не оптимальный, да и земледелием начали заниматься как раз в тех районах, где, кажется, еды и так хватало, и ещё много всякого!
– И как же враждебная буржуазная наука объясняет такое безобразие?
– Видите ли, Николай… Они там, лишенные генеральной линии, отрицающие фундаментальные идеи…
– Не компостируй мозги, Маил! Все равно помирать!
– В общем, они по-разному это объясняют, но, в целом, почти все согласны, что и растения, и земледельческие технологии были принесены извне.
– Это как?
– Ну, так… Это или Бог, или инопланетяне.
– Однако! Ну а вы, вооруженные единственно верным учением?
– Академик…
– Я же просил, Маил! Не грузи ты меня именами! И так от твоей лингвы вот-вот крыша съедет! Пусть будет просто «академик» – он же один фигурирует в твоей истории? Давай вашу официальную концепцию!
– Да, хорошо… Земледелие и, соответственно, все развитие цивилизации на планете началось в тех странаx, где власть перешла в руки трудящихся.
– Это охотников-собирателей, что ли?!
– Ну, да… наверное. Власть перешла в руки трудящихся, и это привело к бурному развитию производительных сил, расцвету наук и искусства. Но в дальнейшем фатальную роль сыграло враждебное окружение. Внешняя агрессия…
– Напали злые капиталисты-эксплуататоры?
– И развитие человечества было отброшено… за торможено на тысячи лет. И только теперь в нашей стране… И мы не должны допустить повторения прошлого!
– Поэтому нам нужна крепкая броня и быстрые танки?
– Не смейтесь, Николай! Это совсем не смешно! Я сам сначала… Но когда такое говорит с трибуны пожилой, уважаемый человек…
– Я не смеюсь, Маил. Скорее – наоборот. Какой же вклад ваша группа внесла в построение светлого будущего?
– Лет десять назад, в связи с падением уровня Шальского моря…
– Воду на орошение разобрали, что ли?
– Вы знаете?! Так вот: вода ушла, огромные площади стали доступны для изучения, и подтвердилась старая гипотеза о том, что в этой естественной котловине когда-то располагался один из древнейших центров цивилизации. Раскопки возглавил профессор… ну, тот, у которого я потом стал работать. Представляете, в некоторых местах культурные слои сменяют друг друга почти без перерывов на протяжении многих тысяч лет!
– И что же вы раскопали? Только не забывай, что я – не археолог!
– Понимаете, Николай, практически по всем методикам датирования получилось, что это самый древний на планете район раннего земледелия. Им не у кого и нечего было заимствовать! Однако и остатки культурных растений, и примитивные орудия для обработки земли появляются сразу! И в большом количестве!
– Что такое «сразу» в вашем археологическом понимании? В геологии «сразу» может соответствовать сотням тысяч лет!
– Нет, что вы! Тут речь идет о годах, самое большее, о десятках лет! Дело в том, что на нескольких участках удалось проследить фациальные соотношения культурных слоев и речных отложений, в которых фиксируются следы ежегодных паводков. Это – однозначно!
– Мд-а-а, опрометчиво, конечно, с вашей стороны, но, по-моему, не смертельно.
– Если бы это было все… Дело в том, что в данном районе очень отчетливо прослеживается последовательность: охотники-собиратели, жившие тысячи лет без всяких изменений, потом внезапно появляется земледелие, и за несколько сотен лет формируется рабовладельческое государство, в котором начинают развиваться ремесла, письменность, искусство…
– И никакого рабоче-крестьянского царства?
– Какое там!
– Да-а-а… Ты слышишь, Женя? А ведь я читал что-то такое… Точнее, это жена в Интернете читала и мне пересказывала статью… м-м-м… Склярова! А я как раз плиткорез чинил: хотел колесико заменить, а там, оказывается, ось почти перетерлась!
– Эх, Коля! Тебе бы только за письменным столом воевать! Вы с этим чудиком – два сапога пара.
– Прости, заболтался! А что там у них?
– Что-что… Кажется, они и правда отвели людей. С этой стороны я вижу только четыре ствола, и вроде бы собака мелькнула. А там их больше, но не сотня – может, человек десять. Как-то они копошатся подозрительно… Если будут атаковать, не вздумай стрелять! Твоя задача, чтобы у меня под рукой всегда был карабин с полным магазином! Понял? Возьми обойму и потренируйся – потом некогда будет.
Из кустов закричали. Голос молодой и звонкий:
– Заключенный 85-16! Маил Алан! Мы знаем, что ты здесь! Брось оружие и выходи! Три минуты на размышление! Ты слышишь? Три минуты!
– Как ты думаешь, откуда они узнали твой номер и имя? На тебе написано?
– Написано, – вздохнул Маил и показал грязную нашивку с номером. – Но они не видели. Может быть, им по рации передали, что среди живых и мертвых не хватает только меня?
– Тогда мы – лишние!
Опять тот же голос:
– Маил! Три минуты прошло! Кто там с тобой? Бросайте оружие и выходите! Жизнь гарантирую!
После паузы:
– Маил Алан! Зачем ты пошел в бега? Тебя, наверное, заставили? Ты не хотел, да? В канцелярию пришли документы: твое дело будут пересматривать! За тебя просило начальство Академии! Выходи!
– Стой!!! Куда ты, псих?!! – заорал Николай и схватил беглого заключенного за ногу, но не удержал: в руках остался только рваный башмак. Бывший ученый Маил Алан уже стоял на краю ямы. Очки его болтались на одной дужке, зацепившейся за ухо, он улыбался во всю ширь своего изможденного лица и тянул вверх костлявые черные руки.
Только выстрел раздался чуть раньше, чем он успел поднять их. Наверное, это был тот самый случай, когда пуля с мягкой головкой попадает в кость – сквозь грудную клетку в позвоночник.
То, что осталось от тела, рухнуло обратно в яму, лицом вверх. Кажется, это лицо все еще улыбалось.
Николай стряхнул с куртки ошметки костей и мяса:
– Он умер счастливым…
– Прекрати!! Сейчас будет атака.
– Понял!
– Готовь оружие. В любом случае сиди здесь. Сейчас… Ну!
После первых выстрелов Николай не удержался и выглянул наружу: слева от кустов, выстроившись неровной цепью, к ним бежали солдаты – человек семь-восемь. Оки были уже очень близко…
Больше Николай не отвлекался: встав на колено у ног напарника, он считал его выстрелы: …три, четыре, пять.
– Держи! – подал карабин с полным магазином» но Женька не взял: задрав голову вверх, он вставал на четвереньки. Николай тоже посмотрел и увидел, что к ним летит, кувыркаясь, какой-то предмет.
– И-ЁХ!!! – в диком, невероятном прыжке парень взвился в воздух и отбил гранату куда-то в сторону атакующих.
Грохнул взрыв, в ушах зазвенело, сверху посыпались камни и палки. Николай на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, в укрытии он был один. Не считая, конечно, покойного Маила Алана.
Стрельба продолжалась еще несколько минут, а потом все стихло. Николай высунулся из-за камней: на открытом пространстве лежали тела солдат. Он попытался сосчитать их, но не успел: рядом ударила пуля, чуть дальше еще одна. Он глянул вправо и увидел большую серую собаку, несущуюся к его яме.
Пристраивать карабин на упор времени уже не было, и Николай решил стрелять с колена. Собака двигалась прямо на него – он легко поймал ее прицелом, потянул крючок, сильнее, сильнее… Ход оказался длинным и тугим – он понял, что промахнется ещё до выстрела.
Отдача была сокрушительно мощной. Николай толкнул рукоятку затвора, но она не пошла, и он надавил сильнее – похоже, у него в руках оказался именно тот карабин, о котором предупреждал напарник!
Ну же!! Остались даже не секунды!!!
Он все-таки перезарядил оружие, но собака была уже на краю ямы, уже прыгала…
Ему показалось, что в момент выстрела он почти засунул ствол ей в пасть, хотя на самом деле между ними ещё оставалось больше метра.
Пот ом он стал смотреть поверх камней, чтобы понять, почему из кустов перестали стрелять.
Сначала там никого не было видно. Примерно через минуту появился Женька в залитой кровью рубахе. Он улыбнулся и махнул рукой:
– Пошли! Рюкзак мой забери!
Вот теперь Николай пробежался от всей души: в размокших ботинках, в куртке, с рюкзаком на спине, с карабином в руках. И при этом – вверх по склону! Ощущения такие… что ни в сказке сказать, ни пером описать. Наверное, он сполна расплатился за каждую из тысяч выкуренных сигарет, за каждый глоток пива, прежде чем Женька разрешил остановиться. Ему казалось, что сейчас он отхаркнет и выплюнет клочья сожженных легких, но кровь в мокроте так и не появилась.
– Лучше бы ты меня пристрелил!
– Еще чего: патроны тратить! Тренироваться надо было!
– Ты садист!
– И садист, и убийца и вообще. У тебя иголка есть?
Николай наконец перестал хрипеть, кашлять и плеваться. Он даже смог осмотреться: они сидели на довольно крутой осыпи, а вокруг было знакомое белесое марево. Женька, голый по пояс и перемазанный кровью, рассматривал свою рубаху.
– Ты что, ранен?
– Ясное дело: изрешечен вражескими пулями. Энцефалитку вот мне порвали, а она, между прочим, сама не зарастет!
– Давай посмотрим! Брось ты рубаху, с самим-то что?!
– Что-что… Всего одно попадание, и то – вскользь.
Николай все-таки настоял на осмотре: правая и часть левой грудной мышцы были вспороты пулей.
– Надо промыть, зашить и забинтовать!
– Лучше пропиши мне постельный режим, усиленное питание и девочку три раза в сутки.
– А ты что предлагаешь?
– Ну-у… Кровь почти уже не идет, но промыть, конечно, можно. И перестань дергаться, Коля, – это не первая дырка в моей шкуре. Лучше займись своими ногами: у вас, бледнолицых, вечно бывают мозоли!
– Ребра-то тебе не задели?
– Успокойся – только мясо, да и то сверху. А вот рубаху придется зашивать и стирать. Наделал мне проблем этот парень.
– Какой парень?
– Тот, который на тебя собаку спустил. Я ему прикладом врезал: лежи, дескать, отдыхай – живой будешь. Но его дальше воевать потянуло. Пришлось прикончить.
– Так ты их всех?!.
– Кого-нибудь, наверное, откачают. Только не начинай ныть, что они были хорошие, подневольные и ни в чем не виноватые: их заставили!
– Да, по идее я должен ужаснуться и начать рвать на себе волосы.
– Успокойся, Коля: их кровь на мне.
– Нет, она на нас обоих. Но истерики не будет… В конце концов, ни сдаться, ни начать переговоры мы не могли… Или могли?
– Давай это обсудим в другой раз. А сейчас займемся прозой жизни. Ты еще не созрел для возвращения на базу?
– Я тебе сильно мешаю?
– Отнюдь. Мы проверили один из двух наиболее вероятных маршрутов Элланы. Теперь остался второй водораздел.
– Это маршруты вероятные, а есть еще и маловероятные: кто возьмется просчитать логику женщины?
– Только не я. Так что, идем?
– Пошли! Ты уверен, что нам нужно именно два карабина, а не один? Тяжелые они…
– Коля!!
– Молчу, молчу! Больше не буду!
Этот пейзаж Николай мог сравнить разве что с Центральной Чукоткой, если бы на ней вдруг потеплело градусов на десять. Женька долго принюхивался, а потом сказал, что в этой реальности он, кажется, уже был. Николаю он посоветовал заняться просушкой носков, а сам отправился на разведку. Вернулся он часа через два.
– Она здесь, Коля! И след я уже взял.
– Ты уверен?
– Смотри сам!
– Это что же такое?!
– Ну, привет! Ты что, женских прокладок никогда не видел?
Удар был направлен ему в голову, и Лис качнулся, поворачиваясь боком. Обколотый камень, примотанный к толстой палке, прошел рядом, слегка зацепив меховую рубаху на груди. Ждать, когда противник снова поднимет оружие, вождь не стал – ткнул дротиком в подбородок снизу, а правой рукой обрушил топор ему на голову – вот так! Нынче мало кто из молодых умеет драться топором и дротиком одновременно – много ли их доживет до его лет?
Лис осмотрел поле боя: Лось с Весенним Гусем в два топора наседали на крупного рагга; Журавль засадил копье глубоко в живот противника и никак не мог выдернуть; чуть дальше Черный Хорь загнал в ручей сразу трех раггов и, работая дубинами с двух рук, добивал одного за другим. А это что такое?!
Белка своей дубинкой блокирует удар сверху, рукоятка топора обламывается, и камень летит ему в голову, противник бьет обломком рукоятки, еще раз… Ударить в третий раз Лис ему не дал: подскочил и коротко уколол дротиком в ухо – готов!
Уклоняясь от брошенного кем-то копья, вождь прянул в сторону и чуть не споткнулся: рыча и пачкая камни кровью, катались двое. Он дождался, когда рагг окажется сверху, и ударил топором ему в спину – и этот готов!
Битва подходила к концу – воинам уже не хватало противников, и они добивали оставшихся, мешая друг другу. Справа на берегу загнанный в куст рагг бросил топор, на четвереньках проскочил между ног нападающих и кинулся бежать. На рывке его не догнать, а близко только Журавль, который никак не освободит оружие – уйдет!! Журавль увидел и понял: рванул копье, обломав наконечник, и тут же метнул пустое древко. Он не попал, но палка оказалась под ногами бегущего, тот запнулся, упал, вскочил и… тут же снова упал, получив топором по затылку. Все!
Подошел Хорь – низкорослый и широкий, с длинными могучими руками, свернутым на сторону носом и старым шрамом, оттягивающим вниз веко левого глаза. Желтозубый оскал заросшего бурым волосом лица означал улыбку:
– Бурундук и Сорока. Белка выживет.
Лис кивнул и попытался осмотреть друга: «Сам-то цел?» Хорь, конечно, это заметил и осуждающе качнул головой: «Не доверяешь? Обидеть хочешь?» Лис улыбнулся: «Извини, виноват!»
Обычно вождь старался не связываться с раггами: если их много, то воевать бесполезно, а если мало – они уйдут сами. Он обошел бы стороной и этих, но уж больно удобным показалось место, где они жили: возле невысокой скальной гряды маленькая речка распадается на два русла, и здесь же в нее впадают два ручья, текущие с севера. Когда придет время Большой Охоты, со скал будет далеко видно, а по руслам ручьев можно уходить в степь, оставаясь невидимыми для пасущихся стад. Этим раггам просто не повезло: они не знали, что племя Серых Лис каждый год уходит все дальше на север, чтоб не мешать охотиться Детям Бурого Медведя (вот уж с кем точно не стоит связываться!). Теперь молодые воины очистят жилище от их самок и детенышей, а старшие пойдут смотреть следы. Вечером подростки приведут детей и женщин.
Чуть позже Лис сидел на берегу, слушал шум воды на ближайшем перекате и крики, долетающие от жилища раггов. Он щурился, подставляя лицо нежаркому солнцу, и думал, что, наверное, и правда стареет, раз начинает ценить возможность не двигаться, а просто греться на солнце.
Хорь, наконец, напился, стряхнул с бороды воду и уселся рядом:
– Ты становишься седым. Знаешь об этом?
– Знаю, – Лис потрогал свою голову, где надо лбом осталось совсем мало волос, но короткая коса сзади была еще толстой. – Надо будет сбросить трупы в воду.
– Зачем?
– У второй излучины следы. Может быть, придут медведи, когда завоняет.
– Туда два переката.
– Пошлем мальчишек, они перетащат.
Они помолчали, думая каждый о своем.
– Лис, у тебя никогда не возникало желания трахнуть самку раггов?
– Бр-р-р! Скажешь тоже!
– А что? Они почти такие же, как наши! И главное, не надо ждать ни первого мяса Большой Охоты, ни праздника Белых Мух – они же не люди, их можно всегда!
– Тьфу, гадость! Даже подумать противно.
– Или отбить парочку женщин у Медведей – хоть они и люди, но не наши – их тоже можно!
– Тебе что, своих мало? Не мальчишка уже!
– Женщин у нас достаточно, но их же почти все время нельзя. А рагги трахаются, когда захотят!
– Поэтому люди сильнее раггов.
– А я слышал, что очень давно диких было много, и они были сильнее нас!
– Ты же тогда еще не родился и не знаешь; может, когда-то и они соблюдали Законы Жизни?
– Чтобы рагги что-нибудь соблюдали?! Ни за что не поверю! У них же каждый сам по себе: кто сильнее, тот всегда прав и может делать, что хочет. А вот Медведи живут правильно: не трахаются, когда попало, и своих не убивают – только вождь может. Жаль, что они кочуют такой большой кучей, а то бы…
– Когда Лисы станут сильнее Медведей, ты уже не будешь мужчиной ют старости.
– Надеюсь, что не доживу до такого позора!
– Тебе еще долго! Я видел, как ты вчера…
– Ты про Чужую? Да… Чуть повязку набедренную не порвал, пока ее рассматривал! Бывает же такое: волос нигде нет, только чуть-чуть между ног и под мышками, а на голове… И что на меня нашло? Так бы и бросился!
– Во-во! Мало того, что парни ошалелые ходят и все на нее косятся, так и ты туда же! А ее, между прочим. Барсук приволок, это его добыча!
– Барсук уже в стране Счастливой Охоты. Там, говорит, нет наших запретов, и трахаться можно всегда!
– Ты что, кого-то встречал оттуда?
– Тоже мне, снайперы!
– Или притворяются, – не согласился Женька. – Здесь же близко, они видят, что это не голова.
– Слушай, Маил, а связь у ваших солдатиков есть? – вновь обратился Николай к беглецу. – Ну, там рации, телефоны какие-нибудь?
– Рации есть.
– Большие? Маленькие?
– Ящик такой. На спине носят…
– А скажи, пожалуйста: вот они нас тут окружили, и что? Облава на этом закончилась?
– Не знаю…
– Ты думаешь, что они отведут часть людей? – догадался Женька и с сомнением покачал головой: – Боюсь, нам это мало поможет. Вот если бы у тебя в рюкзаке случайно завалялась парочка гранат…
– У меня только противотанковые, а их на пехоту тратить жалко, – грустно пошутил напарник.
– Ну, тогда придумай, как жить дальше.
Николай вздохнул и начал думать. Он занимался этим на протяжении двух сигарет, а потом сказал:
– Мы должны ждать!
– Это очень мудрое решение. И ловкий тактический ход. А зачем? И чего?
– Объясняю. Вот смотри: они вели прочесывание и кого-то тормознули. У них впереди еще целый день и приличный кусок склона, а мы явно никуда не денемся. По моей логике, начальство, скорее всего, оставит какое-то количество солдат с командиром, чтобы держать нас тут, а остальных отправит заниматься другими делами.
– «Какое-то количество» – это пять или пятьдесят?
– Ну, не знаю… Мы видели в цепи человек сто пятьдесят – двести, наверное?
– Где-то так. А спроси у своего друга, что на нашем месте стали бы делать здешние уголовники или кто тух у них самый крутой? Чего от нас могут ожидать местные охотники? Потряси его хорошенько: есть им интерес брать нас живыми? Если мы не заключенные – это что-то меняет?
Николай вновь взялся за беглеца, но ничего путного больше не выяснил. Создавалось впечатление, что этот человек крайне плохо приспособлен к окружающей жизни, и непонятно, как он умудрился выжить за проволокой почти три года. В конце концов Женьке это надоело:
– Ладно, Коля, не мучай его! Похоже, нам действительно надо ждать, но давай мы будем это делать в позе »низкого старта». План такой: при малейшем изменении ситуации не в нашу пользу сразу идем на прорыв. Точнее, устраиваем полупрорыв. Тут, главное, все сделать быстро и четко: я стреляю два-три раза и делаю рывок. Как только выскочу, ты пальни пару раз в воздух или просто начни кричать и махать курткой, только сам не высовывайся. Понимаешь? Тебе надо будет отвлечь на себя хоть кого-то, пока я добегу до кустов. А потом ничего не делай – сиди тут, . следи за обстановкой и жди сигнала. Я там с ними повоюю и, если получится, тебе крикну. Тогда хватай нашего зека под мышку и прыжками ко мне, а я попытаюсь прикрыть вас огнем.
Парень помолчал и добавил:
– Если придется стрелять, имей в виду, что вот у этого карабина после выстрела плохо открывается затвор.
– М-да-а… Простенько, но со вкусом! – разочарованно промямлил Николай. – А прикрыть себя огнем ты мне не доверишь? Увы, наверное, правильно. Только в твоем плане есть все-таки некоторая «киношность». Вот представь: сидят ребята в кустах, караулят вооруженных бандитов. Долго сидят: комары их кусают, муравьи по ним ползают, курить хочется, и вдруг трах-бах – бегут, кричат, стреляют! Парни вздрагивают, просыпаются и начинают палить со страшной силой.
– Я понял, на что ты намекаешь, – рассеянное внимание, пока сообразят… Давай иметь наготове два варианта: шумный и тихий. Во втором случае ты начинаешь шуметь после первого их выстрела. Годится?
– За неимением лучшего, – уныло согласился Николай. – Думаю, что нам все равно не просчитать их возможные действия – слишком много неизвестных факторов.
– Тогда выбери самый простой вариант. Что бы стал делать ты на их месте?
– Если бы я был командиром? Гм… Я бы постарался сам с нами не связываться!
– Это как?
– А вот так! Отдал бы приказ кому-нибудь из подчиненных разобраться с нами и доложить. И чтобы быстро и без потерь! Если у него получится хорошо, то славу поделим, а если плохо – он будет виноват!
– Что ж, убедительно! Не зря ты военный билет… в тумбочке хранишь!
– Эх, где та тумбочка! – вздохнул Николай. – А что там видно? Их как, больше не становится?
– Ну, знаешь! Они в рост не ходят – жить хотят! Хотя… Сначала все попрятались, но теперь бдительность потихоньку теряют: я бы вон тех двоих уже мог снять.
– Не вздумай! Пусть дальше расслабляются! Лишь бы новые не подошли!
– Ну, новых-то, наверное, я замечу – не поползут же они через кусты на брюхе. Давай пока по шоколадке зажуем и друга нашего покормим!
Смотреть, как очкастый зек расправляется с шоколадкой, Николай не смог – отвернулся и подождал, пока тот не вылижет губы и пальцы.
– Скажи мне, Маил Алан, как ты дошел до жизни такой? Враг народа, наверное?
– Я не враг!
– Тогда, конечно, шпион и диверсант! Хотя… Хочешь, угадаю с одного раза? Наверное, ты ученый какой-нибудь? Изучал что-то не так, или не то, или не в том, так сказать, русле? Только не говори, что ты биолог-генетик!
– Я не занимался генетикой, хотя в группе профессора…
– Не-e-ет, дорогой! Ты давай по порядку: представь, что мы с неба свалились и совершенно не в курсе, что тут у вас происходит с генетикой, кибернетикой, плейт-тектоникой и, вообще, с местом человека в природе и мире. Представь, что дикарь слез с пальмы, оторвал себе хвост и приехал жить в эту свободную и прекрасную страну, а ты читаешь ему вводную лекцию!
Не сразу, но Николай разговорил-таки аборигена, да так, что уже с трудом останавливал его для пояснений. То ли Маил намолчался за годы заключения, то ли хотел выговориться перед смертью, а может быть, это просто было реакцией на пережитый шок. Впрочем, особых пояснений и не требовалось.
Чрезвычайно широка родная страна, в ней много рек, полей и лесов, но кругом злые империалисты куют танки и вострят ракеты, чтоб стереть с лица земли государство победившего труда, в котором человек звучит гордо и дышит очень вольно, потому что является венцом и царем природы, рожденным для превращения сказки в повседневную реальность при помощи учения, которое непобедимо, потому что верно. Основоположники, конечно, давно нашли единственно правильные ответы на все вопросы, но наука ещё нужна трудовому народу, чтобы дальше летели снаряды, выше поднимались самолеты, чтобы быстрее все приумножалось, гуще колосилось и ярче сияло. И вот теперь, когда все в едином порыве, отдельные члены общества под влиянием тлетворных идей…
В общем, за исключением мелких деталей, это было то: то самое.
Маил Алан не был ни правым, ни левым уклонистом, он не был ни генетиком, ни кибернетиком. Он всего лишь изучал историю древнего земледелия, но страна (Николай как в воду глядел!) переживала тот радостный период, когда последнее слово в научных спорах часто оставалось за прокурором.
Николай плохо понял многословный, изобилующий незнакомыми именами и терминами рассказ о научной коллизии. Кажется, дело сводилось к тому, что один крупный ученый написал не совсем такой отзыв на работу другого крупного ученого, какой тот хотел бы от него получить. В разгоревшейся дискуссии кто-то кого-то обвинил в пропаганде идей, враждебных единственно верному учению, и пошло-поехало. В общем, свою подрывную диссертацию Маил защищал в кабинете следователя и поначалу был очень рад, что схлопотал только червонец и сохранил несколько зубов во рту. Его научный руководитель мучился значительно дольше, чтобы получить всенародное осуждение и вышку.
– И чего же враждебного вы со своим профессором накопали?
– Понимаете, Николай, ведь земледелие возникло десять-двенадцать тысяч лет назад после того, как климат на планете изменился, и людям стало не хватать продуктов питания. Известно несколько очагов древнего земледелия на территории… ах да, вы просили!.. На территории нескольких стран. Зарубежные ученые утверждают, что эти центры географически не совпадают с районами распространения диких предков большинства культурных растений. Кроме того, даже самые древние сорта культурных злаков, найденные в захоронениях, настолько сильно отличаются от диких, что никак не могли быть получены примитивным искусственным отбором. Или этот отбор должен был продолжаться десятки тысяч лет, что противоречит данным науки.
– Ага, значит и в вашем мире все держится на хлебном колосе? А я ведь где-то читал, что всякие там бобы и корнеплоды продуктивнее!
– О, наш профессор утверждал, что тут целый букет проблем: и растения предки выбрали не самые лучшие для питания, и способ их обработки не оптимальный, да и земледелием начали заниматься как раз в тех районах, где, кажется, еды и так хватало, и ещё много всякого!
– И как же враждебная буржуазная наука объясняет такое безобразие?
– Видите ли, Николай… Они там, лишенные генеральной линии, отрицающие фундаментальные идеи…
– Не компостируй мозги, Маил! Все равно помирать!
– В общем, они по-разному это объясняют, но, в целом, почти все согласны, что и растения, и земледельческие технологии были принесены извне.
– Это как?
– Ну, так… Это или Бог, или инопланетяне.
– Однако! Ну а вы, вооруженные единственно верным учением?
– Академик…
– Я же просил, Маил! Не грузи ты меня именами! И так от твоей лингвы вот-вот крыша съедет! Пусть будет просто «академик» – он же один фигурирует в твоей истории? Давай вашу официальную концепцию!
– Да, хорошо… Земледелие и, соответственно, все развитие цивилизации на планете началось в тех странаx, где власть перешла в руки трудящихся.
– Это охотников-собирателей, что ли?!
– Ну, да… наверное. Власть перешла в руки трудящихся, и это привело к бурному развитию производительных сил, расцвету наук и искусства. Но в дальнейшем фатальную роль сыграло враждебное окружение. Внешняя агрессия…
– Напали злые капиталисты-эксплуататоры?
– И развитие человечества было отброшено… за торможено на тысячи лет. И только теперь в нашей стране… И мы не должны допустить повторения прошлого!
– Поэтому нам нужна крепкая броня и быстрые танки?
– Не смейтесь, Николай! Это совсем не смешно! Я сам сначала… Но когда такое говорит с трибуны пожилой, уважаемый человек…
– Я не смеюсь, Маил. Скорее – наоборот. Какой же вклад ваша группа внесла в построение светлого будущего?
– Лет десять назад, в связи с падением уровня Шальского моря…
– Воду на орошение разобрали, что ли?
– Вы знаете?! Так вот: вода ушла, огромные площади стали доступны для изучения, и подтвердилась старая гипотеза о том, что в этой естественной котловине когда-то располагался один из древнейших центров цивилизации. Раскопки возглавил профессор… ну, тот, у которого я потом стал работать. Представляете, в некоторых местах культурные слои сменяют друг друга почти без перерывов на протяжении многих тысяч лет!
– И что же вы раскопали? Только не забывай, что я – не археолог!
– Понимаете, Николай, практически по всем методикам датирования получилось, что это самый древний на планете район раннего земледелия. Им не у кого и нечего было заимствовать! Однако и остатки культурных растений, и примитивные орудия для обработки земли появляются сразу! И в большом количестве!
– Что такое «сразу» в вашем археологическом понимании? В геологии «сразу» может соответствовать сотням тысяч лет!
– Нет, что вы! Тут речь идет о годах, самое большее, о десятках лет! Дело в том, что на нескольких участках удалось проследить фациальные соотношения культурных слоев и речных отложений, в которых фиксируются следы ежегодных паводков. Это – однозначно!
– Мд-а-а, опрометчиво, конечно, с вашей стороны, но, по-моему, не смертельно.
– Если бы это было все… Дело в том, что в данном районе очень отчетливо прослеживается последовательность: охотники-собиратели, жившие тысячи лет без всяких изменений, потом внезапно появляется земледелие, и за несколько сотен лет формируется рабовладельческое государство, в котором начинают развиваться ремесла, письменность, искусство…
– И никакого рабоче-крестьянского царства?
– Какое там!
– Да-а-а… Ты слышишь, Женя? А ведь я читал что-то такое… Точнее, это жена в Интернете читала и мне пересказывала статью… м-м-м… Склярова! А я как раз плиткорез чинил: хотел колесико заменить, а там, оказывается, ось почти перетерлась!
– Эх, Коля! Тебе бы только за письменным столом воевать! Вы с этим чудиком – два сапога пара.
– Прости, заболтался! А что там у них?
– Что-что… Кажется, они и правда отвели людей. С этой стороны я вижу только четыре ствола, и вроде бы собака мелькнула. А там их больше, но не сотня – может, человек десять. Как-то они копошатся подозрительно… Если будут атаковать, не вздумай стрелять! Твоя задача, чтобы у меня под рукой всегда был карабин с полным магазином! Понял? Возьми обойму и потренируйся – потом некогда будет.
Из кустов закричали. Голос молодой и звонкий:
– Заключенный 85-16! Маил Алан! Мы знаем, что ты здесь! Брось оружие и выходи! Три минуты на размышление! Ты слышишь? Три минуты!
– Как ты думаешь, откуда они узнали твой номер и имя? На тебе написано?
– Написано, – вздохнул Маил и показал грязную нашивку с номером. – Но они не видели. Может быть, им по рации передали, что среди живых и мертвых не хватает только меня?
– Тогда мы – лишние!
Опять тот же голос:
– Маил! Три минуты прошло! Кто там с тобой? Бросайте оружие и выходите! Жизнь гарантирую!
После паузы:
– Маил Алан! Зачем ты пошел в бега? Тебя, наверное, заставили? Ты не хотел, да? В канцелярию пришли документы: твое дело будут пересматривать! За тебя просило начальство Академии! Выходи!
– Стой!!! Куда ты, псих?!! – заорал Николай и схватил беглого заключенного за ногу, но не удержал: в руках остался только рваный башмак. Бывший ученый Маил Алан уже стоял на краю ямы. Очки его болтались на одной дужке, зацепившейся за ухо, он улыбался во всю ширь своего изможденного лица и тянул вверх костлявые черные руки.
Только выстрел раздался чуть раньше, чем он успел поднять их. Наверное, это был тот самый случай, когда пуля с мягкой головкой попадает в кость – сквозь грудную клетку в позвоночник.
То, что осталось от тела, рухнуло обратно в яму, лицом вверх. Кажется, это лицо все еще улыбалось.
Николай стряхнул с куртки ошметки костей и мяса:
– Он умер счастливым…
– Прекрати!! Сейчас будет атака.
– Понял!
– Готовь оружие. В любом случае сиди здесь. Сейчас… Ну!
После первых выстрелов Николай не удержался и выглянул наружу: слева от кустов, выстроившись неровной цепью, к ним бежали солдаты – человек семь-восемь. Оки были уже очень близко…
Больше Николай не отвлекался: встав на колено у ног напарника, он считал его выстрелы: …три, четыре, пять.
– Держи! – подал карабин с полным магазином» но Женька не взял: задрав голову вверх, он вставал на четвереньки. Николай тоже посмотрел и увидел, что к ним летит, кувыркаясь, какой-то предмет.
– И-ЁХ!!! – в диком, невероятном прыжке парень взвился в воздух и отбил гранату куда-то в сторону атакующих.
Грохнул взрыв, в ушах зазвенело, сверху посыпались камни и палки. Николай на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, в укрытии он был один. Не считая, конечно, покойного Маила Алана.
Стрельба продолжалась еще несколько минут, а потом все стихло. Николай высунулся из-за камней: на открытом пространстве лежали тела солдат. Он попытался сосчитать их, но не успел: рядом ударила пуля, чуть дальше еще одна. Он глянул вправо и увидел большую серую собаку, несущуюся к его яме.
Пристраивать карабин на упор времени уже не было, и Николай решил стрелять с колена. Собака двигалась прямо на него – он легко поймал ее прицелом, потянул крючок, сильнее, сильнее… Ход оказался длинным и тугим – он понял, что промахнется ещё до выстрела.
Отдача была сокрушительно мощной. Николай толкнул рукоятку затвора, но она не пошла, и он надавил сильнее – похоже, у него в руках оказался именно тот карабин, о котором предупреждал напарник!
Ну же!! Остались даже не секунды!!!
Он все-таки перезарядил оружие, но собака была уже на краю ямы, уже прыгала…
Ему показалось, что в момент выстрела он почти засунул ствол ей в пасть, хотя на самом деле между ними ещё оставалось больше метра.
Пот ом он стал смотреть поверх камней, чтобы понять, почему из кустов перестали стрелять.
Сначала там никого не было видно. Примерно через минуту появился Женька в залитой кровью рубахе. Он улыбнулся и махнул рукой:
– Пошли! Рюкзак мой забери!
Вот теперь Николай пробежался от всей души: в размокших ботинках, в куртке, с рюкзаком на спине, с карабином в руках. И при этом – вверх по склону! Ощущения такие… что ни в сказке сказать, ни пером описать. Наверное, он сполна расплатился за каждую из тысяч выкуренных сигарет, за каждый глоток пива, прежде чем Женька разрешил остановиться. Ему казалось, что сейчас он отхаркнет и выплюнет клочья сожженных легких, но кровь в мокроте так и не появилась.
– Лучше бы ты меня пристрелил!
– Еще чего: патроны тратить! Тренироваться надо было!
– Ты садист!
– И садист, и убийца и вообще. У тебя иголка есть?
Николай наконец перестал хрипеть, кашлять и плеваться. Он даже смог осмотреться: они сидели на довольно крутой осыпи, а вокруг было знакомое белесое марево. Женька, голый по пояс и перемазанный кровью, рассматривал свою рубаху.
– Ты что, ранен?
– Ясное дело: изрешечен вражескими пулями. Энцефалитку вот мне порвали, а она, между прочим, сама не зарастет!
– Давай посмотрим! Брось ты рубаху, с самим-то что?!
– Что-что… Всего одно попадание, и то – вскользь.
Николай все-таки настоял на осмотре: правая и часть левой грудной мышцы были вспороты пулей.
– Надо промыть, зашить и забинтовать!
– Лучше пропиши мне постельный режим, усиленное питание и девочку три раза в сутки.
– А ты что предлагаешь?
– Ну-у… Кровь почти уже не идет, но промыть, конечно, можно. И перестань дергаться, Коля, – это не первая дырка в моей шкуре. Лучше займись своими ногами: у вас, бледнолицых, вечно бывают мозоли!
– Ребра-то тебе не задели?
– Успокойся – только мясо, да и то сверху. А вот рубаху придется зашивать и стирать. Наделал мне проблем этот парень.
– Какой парень?
– Тот, который на тебя собаку спустил. Я ему прикладом врезал: лежи, дескать, отдыхай – живой будешь. Но его дальше воевать потянуло. Пришлось прикончить.
– Так ты их всех?!.
– Кого-нибудь, наверное, откачают. Только не начинай ныть, что они были хорошие, подневольные и ни в чем не виноватые: их заставили!
– Да, по идее я должен ужаснуться и начать рвать на себе волосы.
– Успокойся, Коля: их кровь на мне.
– Нет, она на нас обоих. Но истерики не будет… В конце концов, ни сдаться, ни начать переговоры мы не могли… Или могли?
– Давай это обсудим в другой раз. А сейчас займемся прозой жизни. Ты еще не созрел для возвращения на базу?
– Я тебе сильно мешаю?
– Отнюдь. Мы проверили один из двух наиболее вероятных маршрутов Элланы. Теперь остался второй водораздел.
– Это маршруты вероятные, а есть еще и маловероятные: кто возьмется просчитать логику женщины?
– Только не я. Так что, идем?
– Пошли! Ты уверен, что нам нужно именно два карабина, а не один? Тяжелые они…
– Коля!!
– Молчу, молчу! Больше не буду!
Этот пейзаж Николай мог сравнить разве что с Центральной Чукоткой, если бы на ней вдруг потеплело градусов на десять. Женька долго принюхивался, а потом сказал, что в этой реальности он, кажется, уже был. Николаю он посоветовал заняться просушкой носков, а сам отправился на разведку. Вернулся он часа через два.
– Она здесь, Коля! И след я уже взял.
– Ты уверен?
– Смотри сам!
– Это что же такое?!
– Ну, привет! Ты что, женских прокладок никогда не видел?
Удар был направлен ему в голову, и Лис качнулся, поворачиваясь боком. Обколотый камень, примотанный к толстой палке, прошел рядом, слегка зацепив меховую рубаху на груди. Ждать, когда противник снова поднимет оружие, вождь не стал – ткнул дротиком в подбородок снизу, а правой рукой обрушил топор ему на голову – вот так! Нынче мало кто из молодых умеет драться топором и дротиком одновременно – много ли их доживет до его лет?
Лис осмотрел поле боя: Лось с Весенним Гусем в два топора наседали на крупного рагга; Журавль засадил копье глубоко в живот противника и никак не мог выдернуть; чуть дальше Черный Хорь загнал в ручей сразу трех раггов и, работая дубинами с двух рук, добивал одного за другим. А это что такое?!
Белка своей дубинкой блокирует удар сверху, рукоятка топора обламывается, и камень летит ему в голову, противник бьет обломком рукоятки, еще раз… Ударить в третий раз Лис ему не дал: подскочил и коротко уколол дротиком в ухо – готов!
Уклоняясь от брошенного кем-то копья, вождь прянул в сторону и чуть не споткнулся: рыча и пачкая камни кровью, катались двое. Он дождался, когда рагг окажется сверху, и ударил топором ему в спину – и этот готов!
Битва подходила к концу – воинам уже не хватало противников, и они добивали оставшихся, мешая друг другу. Справа на берегу загнанный в куст рагг бросил топор, на четвереньках проскочил между ног нападающих и кинулся бежать. На рывке его не догнать, а близко только Журавль, который никак не освободит оружие – уйдет!! Журавль увидел и понял: рванул копье, обломав наконечник, и тут же метнул пустое древко. Он не попал, но палка оказалась под ногами бегущего, тот запнулся, упал, вскочил и… тут же снова упал, получив топором по затылку. Все!
Подошел Хорь – низкорослый и широкий, с длинными могучими руками, свернутым на сторону носом и старым шрамом, оттягивающим вниз веко левого глаза. Желтозубый оскал заросшего бурым волосом лица означал улыбку:
– Бурундук и Сорока. Белка выживет.
Лис кивнул и попытался осмотреть друга: «Сам-то цел?» Хорь, конечно, это заметил и осуждающе качнул головой: «Не доверяешь? Обидеть хочешь?» Лис улыбнулся: «Извини, виноват!»
Обычно вождь старался не связываться с раггами: если их много, то воевать бесполезно, а если мало – они уйдут сами. Он обошел бы стороной и этих, но уж больно удобным показалось место, где они жили: возле невысокой скальной гряды маленькая речка распадается на два русла, и здесь же в нее впадают два ручья, текущие с севера. Когда придет время Большой Охоты, со скал будет далеко видно, а по руслам ручьев можно уходить в степь, оставаясь невидимыми для пасущихся стад. Этим раггам просто не повезло: они не знали, что племя Серых Лис каждый год уходит все дальше на север, чтоб не мешать охотиться Детям Бурого Медведя (вот уж с кем точно не стоит связываться!). Теперь молодые воины очистят жилище от их самок и детенышей, а старшие пойдут смотреть следы. Вечером подростки приведут детей и женщин.
Чуть позже Лис сидел на берегу, слушал шум воды на ближайшем перекате и крики, долетающие от жилища раггов. Он щурился, подставляя лицо нежаркому солнцу, и думал, что, наверное, и правда стареет, раз начинает ценить возможность не двигаться, а просто греться на солнце.
Хорь, наконец, напился, стряхнул с бороды воду и уселся рядом:
– Ты становишься седым. Знаешь об этом?
– Знаю, – Лис потрогал свою голову, где надо лбом осталось совсем мало волос, но короткая коса сзади была еще толстой. – Надо будет сбросить трупы в воду.
– Зачем?
– У второй излучины следы. Может быть, придут медведи, когда завоняет.
– Туда два переката.
– Пошлем мальчишек, они перетащат.
Они помолчали, думая каждый о своем.
– Лис, у тебя никогда не возникало желания трахнуть самку раггов?
– Бр-р-р! Скажешь тоже!
– А что? Они почти такие же, как наши! И главное, не надо ждать ни первого мяса Большой Охоты, ни праздника Белых Мух – они же не люди, их можно всегда!
– Тьфу, гадость! Даже подумать противно.
– Или отбить парочку женщин у Медведей – хоть они и люди, но не наши – их тоже можно!
– Тебе что, своих мало? Не мальчишка уже!
– Женщин у нас достаточно, но их же почти все время нельзя. А рагги трахаются, когда захотят!
– Поэтому люди сильнее раггов.
– А я слышал, что очень давно диких было много, и они были сильнее нас!
– Ты же тогда еще не родился и не знаешь; может, когда-то и они соблюдали Законы Жизни?
– Чтобы рагги что-нибудь соблюдали?! Ни за что не поверю! У них же каждый сам по себе: кто сильнее, тот всегда прав и может делать, что хочет. А вот Медведи живут правильно: не трахаются, когда попало, и своих не убивают – только вождь может. Жаль, что они кочуют такой большой кучей, а то бы…
– Когда Лисы станут сильнее Медведей, ты уже не будешь мужчиной ют старости.
– Надеюсь, что не доживу до такого позора!
– Тебе еще долго! Я видел, как ты вчера…
– Ты про Чужую? Да… Чуть повязку набедренную не порвал, пока ее рассматривал! Бывает же такое: волос нигде нет, только чуть-чуть между ног и под мышками, а на голове… И что на меня нашло? Так бы и бросился!
– Во-во! Мало того, что парни ошалелые ходят и все на нее косятся, так и ты туда же! А ее, между прочим. Барсук приволок, это его добыча!
– Барсук уже в стране Счастливой Охоты. Там, говорит, нет наших запретов, и трахаться можно всегда!
– Ты что, кого-то встречал оттуда?