Страница:
Женька и Эллана вылезли как люди, а Николай просто вывалился из люка на камни. И упал бы, если б его не подхватили. Г'Хай помахал рукой и захлопнул крышку.
– Что это вы так ужасно пели, Коля? Упираясь при этом друг в друга рогами? – ревниво поинтересовалась Эллана.
– Не рогами, а ретрансляторами. Мы пели боевые песни нашей молодости!
Женька попытался пошутить:
– Теперь ты имеешь право говорить, что тебе не только медведь на ухо наступил, но и…
– Перестань! – возмутилась девушка. – Я не виновата: Хай показал мне кнопку, которой звук снаружи включается, а как громкость правильно делать, ре объяснил! Ну, я нажала, а оно как заорет!
Многотонная махина челнока на секунду зависла над камнями и резко пошла вверх, обдав зрителей волной холодного воздуха. Серебристый корабль сначала превратился в черточку, а потом и вовсе исчез в серых тучах. Николай стал рыться в нагрудном кармане, надеясь даже не на сигарету, а хотя бы на обломок в две-три затяжки, но там была только труха. За его спиной всхлипнула Эллана.
– Ты чего?
Она не ответила, и Николай продолжал смотреть на мрачную панораму. Прошло, наверное, минут пять, и в небе на севере возникло сияние. Источник был настолько силен, что кое-где свет пробил облака и высветил развороченную тундру. Это длилось всего мгновение, а потом грохот слабым эхом прокатился по распадкам.
Эллана опять всхлипнула:
– Он не смог разобрать черный блок.
– Какой еще блок?
– Ну, такой… Который все взрывает. Они не должны оставлять свои машины.
– Так что же он?!
– Он смог только отсрочку. Чтобы не сразу.
Николай все-таки нашел обломок сигареты, пару раз затянулся и затушил микроскопический бычок на камне.
– Терпите, ребята: мы собирались с ним спеть повтор первого куплета. Надеюсь, Городницкий меня простит…
И он заревел в хмурую пустоту чужого мира:
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1. Исход
– Что это вы так ужасно пели, Коля? Упираясь при этом друг в друга рогами? – ревниво поинтересовалась Эллана.
– Не рогами, а ретрансляторами. Мы пели боевые песни нашей молодости!
Женька попытался пошутить:
– Теперь ты имеешь право говорить, что тебе не только медведь на ухо наступил, но и…
– Перестань! – возмутилась девушка. – Я не виновата: Хай показал мне кнопку, которой звук снаружи включается, а как громкость правильно делать, ре объяснил! Ну, я нажала, а оно как заорет!
Многотонная махина челнока на секунду зависла над камнями и резко пошла вверх, обдав зрителей волной холодного воздуха. Серебристый корабль сначала превратился в черточку, а потом и вовсе исчез в серых тучах. Николай стал рыться в нагрудном кармане, надеясь даже не на сигарету, а хотя бы на обломок в две-три затяжки, но там была только труха. За его спиной всхлипнула Эллана.
– Ты чего?
Она не ответила, и Николай продолжал смотреть на мрачную панораму. Прошло, наверное, минут пять, и в небе на севере возникло сияние. Источник был настолько силен, что кое-где свет пробил облака и высветил развороченную тундру. Это длилось всего мгновение, а потом грохот слабым эхом прокатился по распадкам.
Эллана опять всхлипнула:
– Он не смог разобрать черный блок.
– Какой еще блок?
– Ну, такой… Который все взрывает. Они не должны оставлять свои машины.
– Так что же он?!
– Он смог только отсрочку. Чтобы не сразу.
Николай все-таки нашел обломок сигареты, пару раз затянулся и затушил микроскопический бычок на камне.
– Терпите, ребята: мы собирались с ним спеть повтор первого куплета. Надеюсь, Городницкий меня простит…
И он заревел в хмурую пустоту чужого мира:
…Со злой тоски не матерись -
Сегодня ты без спирта пьян.
На материк, на материк
Ушел последний караван!..
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1. Исход
В тот день они случайно встретились на выходе из метро и решили прогуляться пешком, благо погода позволяла. Вар-ка купил себе коробочку с соком, а Николай – банку пива.
– Послушай, Вар! Почему ты не сказал посреднику, что уже имел дело с этим амулетом в родном мире?
– А зачем? Наши «заказчики» об этом наверняка знают. Неспроста они так уверены, что мы обязательно встретимся с этими штучками в других реальностях. Между нами какая-то связь.
– Блин горелый! Прямо мистика, да и только! Или расчет на то, что ты вернешься в свой мир и во всем разберешься?
– Наверное, такое в принципе возможно.
– Ну да: если на границе твоей реальности не окажется большого временного скачка, если ее вообще удастся найти.
– Я думаю, что, даже если тыкаться наугад, уж в родной-то мир попасть, в конце концов, можно. Но скачок… Вернешься, а там прошли десятилетия.
– Или столетия!
– Не расстраивай меня, – вздохнул Вар-ка. – Оказавшись в далеком будущем своей реальности, lee можно просто не узнать.
Николай подумал, что ему такое, пожалуй, не грозит, и решил сменить тему:
– Вот скажи мне, как профессионал, почему люди тысячи лет верят в волшебство, в чудеса? Казалось бы, практический опыт давно должен был показать, что ничего такого не бывает.
– Наоборот: практический опыт как раз показывает, что всякое бывает! Просто люди разных времен и культур одно и то же явление могут воспринимать и как обыденность, и как немыслимое отклонение от повседневной нормы. Солнце, к примеру, с неба не падает, хотя, казалось бы, ни к чему оно не подвешено и ни на чем не лежит – чем не чудо?
– Значит, все дело в знаниях? Чем их больше, тем меньше пространства остается для волшебства?
– Не думаю. Знания всегда односторонни, и место для чудес остается. В жизни упорно встречается всякая чертовщина, которую иначе никак не объяснить!
– Даже тебе?!
– Конечно! Скажем, это ваше электричество – ну, явная магия! Или телевизор…
– Ты просто еще не совсем привык, – рассмеялся Николай. – Признаться, я тоже не до конца понимаю, почему в проводах не кончаются электроны, но чудом это не считаю!
– Ну, а если у меня прямо сейчас вырастут рога на лбу или твое пиво превратится в воду?
– Ты говоришь так, словно это возможно!
– А что такого? Давай попробуем! В конце концов, какая тебе разница, что я изменю: саму реальность или ощущение, через которое ты ее познаешь? Для тебя результат будет тем же!
– Э, нет! Выпью я пару литров пива, думая, что это вода, и окосею!
– Ты уверен? – ухмыльнулся Вар-ка. – А вдруг не окосеешь? Если будешь полностью уверен, что пьешь именно воду?
– Забавно! Хотя, был у меня когда-то знакомый, который йогой увлекался. Он говорил, что ему пить не нужно: при желании он может вызвать у себя состояние опьянения самовнушением – без всякой водки! Представляешь, какая экономия! Но это – самовнушение, а ты-то, получается, на других влиять можешь?
– На самом деле – все могут, только…
– Во всем нужна сноровка, закалка, тренировка?
– Конечно! Меня же с детства натаскивали. Главное, я всегда был абсолютно уверен, что в этом нет ничего особенного, что я это МОГУ. Понимаешь? С Женькой, между прочим, примерно такая же история…
– А если я буду сопротивляться, у тебя все равно получится?
– Думаю, на тебя у меня сил хватит: тут главное сконцентрироваться и суметь выплеснуть сразу достаточное количество… психоэнергии, жизненной силы – называй, как хочешь. Ты же видел, как это происходит.
– Ага, видел! И знаю, что с тобой бывает после такого «выплеска».
– Конечно, – согласился Вар-ка, – иногда возникает перерасход. К примеру, в драке нет смысла пугать противника до смерти, так как потом тебя самого придется…
Их беседу прервал прилично одетый молодой человек с сумкой в руке:
– Простите, пожалуйста, что беспокою! Извините… Такие обстоятельства… Не могли бы вы дать мне немного денег? Понимаете, у меня в милиции отобрали и документы, и деньги, а я в Сосново живу…
Пока Николай соображал, к какой категории уличных попрошаек отнести данную особь, Вар-ка уже извлек из кармана деньги:
– Держи!
– Большое спасибо!
Некоторое время они шли молча. Потом Николай спросил:
– Ты чего это? Молодой парень не может проехаться на электричке без билета?! Подумаешь, какая проблема! Я сам…
– Да соврал он и про милицию, и про Сосново!
– Зачем же ты дал ему денег?
– Ну… Как тебе сказать? Я не почувствовал в нем зла, и… ему действительно очень нужны были деньги.
– А кому они не нужны? Что ж теперь, ходить и раздавать? Ты уверен, что он…
– Нет, Коля, не уверен. Но мне кажется, что лучше наделить сотню мерзавцев, чем отказать одному хорошему человеку.
– Однако!
– Что поделаешь – мне так спокойнее. Может быть, это влияние того амулета, который был у нашего шамана?
Снизу, по едва различимой тропинке между колючих кустов, медленно поднимался человек. Вар-ка сейчас совсем не горел желанием общаться с туземцами и стал прикидывать, куда бы перебраться на ночлег. Правда, лазить по кустам, да еще в темноте, которая вот-вот наступит, хотелось еще меньше. Он остался на месте, но вытащил из крохотного костерка не успевшие разгореться ветки – пускай тухнет, у него же целый карман трухи какого-то дерева, что растет у «входа» в соседнюю вселенную, – эта дрянь горит лучше пороха и не отсыревает. Что там за человечек лезет в гору на ночь глядя?
Вар-ка поднялся на ноги и стал всматриваться в просветы кустов: «Зря я, наверное, доел в одиночку свою добычу – то ли кролика, то ли зайца. Можно было бы угостить мужика… Впрочем, он, кажется, сам что-то несет. Уж не овцу ли маленькую? Или козу? Ну-ну…»
Он развалился на траве между камней и стал смотреть в вечернее небо чужого мира. Гора тут в заоблачные выси не уходит, у нее широкое пологое основание, плавно переходящее в каменистую полупустыню. Там, внизу, бродят стада овец и коз – пастухи их перегоняют от колодца к колодцу. Люди передвигаются и перетаскивают грузы пешком или на животных, похожих на ослов и лошадей из мира Николая. Вар-ка почувствовал, что потенциальный гость перестал приближаться, и вновь всмотрелся в сумерки: человек копошился на склоне метрах в пятидесяти ниже. «Чего это он? Надо бы подобраться поближе – интересно, я еще не разучился ходить бесшумно?»
Пока Вар-ка играл в Чинганчгука среди кустов, человек успел соорудить из камней этакий постамент, мало похожий на очаг. Тем не менее сверху он складывал дрова, за которыми лазил в ближайшие заросли. Оказалось, что он действительно принес с собой связанного ягненка и дырявый глиняный горшок с тлеющими углями. Пока шла заготовка дров, окончательно стемнело, а потом посветлело – это, наверное, взошло местное ночное светило, которого отсюда не видно.
Туземец, как с ходу определил Вар-ка, вряд ли был простым пастухом. Те ходили по пояс голые и носили что-то вроде юбок, а этот был одет полностью: один кусок материи обернут вокруг бедер и закреплен на поясе, а второй изображает рубашку с застежкой на плече. Шапки на нем нет, только роскошная седая шевелюра до плеч и окладистая белая борода – прямо Дед Мороз какой-то! При этом он, похоже, не очень и старый – двигается легко, хотя, наверное, раза в полтора крупнее Вар-ка.
Человек с привычной ловкостью прирезал ягненка и ободрал с него шкуру. Кажется, при этом он даже сумел не испачкаться кровью. В качестве инструмента ему послужил плоский каменный сколок, хотя на его поясе болтался довольно большой нож. Освежеванную, но не потрошеную тушку человек уложил поверх заготовленных дров и стал поджигать их снизу.
«Ничего себе, способ приготовления пищи! – удивился Вар-ка. – Или это он так жертву приносит? Можно только радоваться, что ветра нет и аромат горелого мяса уходит вверх вместе с дымом!»
Человек опустился у костра на колени и начал молиться, время от времени поднимая руки к небу, вслед за дымом от полусырых веток. Костер успел превратился в груду углей и костей, а он все бормотал и бормотал. Вар-ка уже порядком надоело вслушиваться, тем более что понимать язык он начал довольно быстро. Ничего особенного человек не просил: душа его в смятении, он должен принять какое-то важное решение и хочет, чтобы Бог помог ему это сделать – облегчил, так сказать, жизненный выбор.
Этот местный житель оказался явно «духом не слаб»: его молитва была искренней и исступленной, а посыл, внутренняя подоплека читалась даже лучше, чем озвученный текст. Самым интересным, пожалуй, было то, что человек обращался к единому всемогущему Богу. При этом он неустанно повторял, что считает его именно «единственным» и «единым», именно «всемогущим»! Это был как бы довод, аргумент в свою пользу: человек полагает себя вправе надеяться на Его помощь, потому что искренне считает Его самым могущественным, самым всесильным, самым-самым… То есть вроде бы другие боги тоже существуют, но, в отличие от остальных людей, он-то абсолютно точно знает, кто самый главный и сильный, именно Ему поклоняется и за это рассчитывает на помощь.
По-хорошему, конечно, надо бы встать и уйти – что за дело Вар-ка до этого бородатого? До его проблем? Однако он вдруг почувствовал, что не хочет уходить, – какая-то непонятная сила влечет его к незнакомцу, да и спать совсем расхотелось.
После первых же наблюдений над жизнью этого мира Вар-ка облачился в набедренную повязку из прямоугольного куска шкуры – чуть больше полутора оборотов вокруг пояса, а штаны и рубаху убрал в рюкзак. Очень удобно: ходить не мешает, чувствительные места прикрывает, ножа и карманов не видно. «Наверное, внешне я не сильно отличаюсь от какого-нибудь местного пастуха, который не скопил денег на кусок ткани для юбки. Вот только как же оформить первый контакт? Почему-то никто обычно не радуется незнакомому человеку, возникшему из темноты. „Не радуется" – еще очень мягко сказано. Надо что-то придумать, чтобы общаться при нормальном свете – костер-то почти потух. Может, сыпануть туда горючей трухи? Заодно и карман освободится…»
Вар-ка стал лепить комочки и кидать их вниз, пытаясь попасть в почти остывшие угли костра. Комочки получались легкие и не долетали. Тогда он решил подобраться поближе, благо туземец в своем молитвенном экстазе, кажется, ничего не видит и не слышит.
В конце концов Вар-ка оказался в кусте, усыпанном мелкими ягодами, от которого до костра было метра три. Он скатал очередной шарик и точным щелчком отправил его в угли. Несколько секунд ничего не происходило, а потом получился целый фейерверк: шарик зашипел, закрутился, пару раз подпрыгнул и вдруг, шипя и разбрасывая искры, взвился вверх! Он описал крутую дугу и упал, цепляясь за ветки, прямо возле Вар-ка. Вот тут он разгорелся по-настоящему: всего на несколько секунд, но ярко и сильно, как бенгальский огонь. Наступить на него ногой Вар-ка не решился – пусть уж догорает сам.
Туземец, похоже, по достоинству оценил полученный пиротехнический эффект: он лежал на земле лицом вниз и даже ногами не дрыгал.
Когда опять стало темно, Вар-ка осторожно вылез из куста, уселся возле потухшего костра и заговорил, привычно обкатывая звуки очередного нового языка: – Приветствую тебя, человек. Не надо меня бояться. Ты так просил о поддержке и помощи, что я не смог пройти мимо. Скажи мне имя свое, и, может быть, я смогу помочь тебе.
– Сеймон! Сеймон – имя недостойного раба твоего! Ты услышал, услышал меня!!!
– Встань, Сеймон! Встань и убери руки от лица своего!
– Нет!! Не могу я взглянуть на тебя, дабы не умереть мне…
«Ох, и дурак же я! – рассердился сам на себя Вар-ка. – Надо же было сделать такую глупую детскую ошибку! Я для него возник из тьмы во вспышке яркого света и теперь надеюсь, что перепуганный местный житель вместе со мной посмеется над шуткой? Как же, жди! Да он же принял меня за того самого бога, которому молился!»
– Хорошо, хорошо, можешь не смотреть. Но с земли поднимись, ведь падать ниц ты должен лишь перед Богом своим!
– Значит, ты, озаривший ночь, посланник Его?
Вар-ка хотел отказаться и от этой чести, но призадумался: «Посланник? Я?! А собственно, почему бы мне им не быть? Ведь сказал же поэт, что „в этом мире случайностей нет, каждый шаг оставляет след, и чуда нет, и крайне редки совпаденья…". Правда, Макаревич имел в виду мир Николая, но он просто не знал о других».
– Считай, что ты угадал, Сеймон! Подними лицо свое, сядь и говори со мной!
Туземец кое-как принял вертикальное положение, но рук от лица не убрал.
– Кто ты, Сеймон? Скажи о себе.
– Я раб твой, я тот, кто долго брел во тьме, пока не нашел то, что искал!
«…А искал не то, что хотел!» – мысленно закончил Вар-ка искаженную цитату из того же раннего Макаревича. Очень мило, но надо же как-то успокоить человека, привести его в чувство.
– Ты можешь считать себя рабом, если хочешь. Наверное, в твоем мире просто никого больше нет – только рабы и хозяева. В таком случае не я твой хозяин. Мы ведь люди, а не песчинки, влекомые ветром Вселенной. Без воли Творца не светят ни солнце, ни звезды, не растет трава и не поют птицы. Наш жалкий разум не в силах объять и малой части того Мироздания, что создал и держит Он волей своей. И если среди бескрайности миров пересеклись наши тропы, если скрестились пути в этом месте и времени этом, значит, таков Его промысел, такова Его воля. Нам ли, ничтожным, пытаться понять замысел Того, чьи мгновения – наши века, а расстояний не существует? Кто к кому послан? Какова наша роль, предназначение наше? Нет ответов, и не будет, наверное, их! Нам остается лишь жить и слушать голос Бога в сердцах наших. Ты взывал к Всевышнему, ты открывал Ему душу свою, и я понял, что нелегок путь твоей жизни. Отвергаешь ты богов деревянных и каменных, отлитых из золота и серебра, тех, что живут в пещерах и храмах, в священных рощах и на горных вершинах. Ты отвергаешь тех, кому тысячи лет поклонялись люди мира сего, и хочешь служить лишь Ему…
Вар-ка говорил и усиленно «колдовал» – накатывал на слушателя волны теплоты, доброжелательности и сочувствия. Ему пришлось изрядно потрудиться, прежде чем беседа приняла характер диалога. Они проговорили почти до утра, но рук от лица Сеймон так ни разу и не убрал, а именем собеседника не поинтересовался.
Как понял Вар-ка, они находятся на глухой окраине какого-то большого государства, которым правит то ли царь, то ли император – некто Богоподобный. Вся жизнь кипит где-то далеко на западе у большой реки. Там народ занимается земледелием, скотоводством, ремеслами. Там дворцы, храмы, гробницы и все такое прочее. Основных богов только два, зато есть множество вспомогательных. Светская и религиозная власть тесно переплетены. Табель о рангах чиновников, жрецов, вельмож и царедворцев так сложна и запутанна, что, как выразился бы Николай, без бутылки не разобраться. В этой иерархии Сеймон занимал настолько высокое положение, что мог позволить себе без особого риска для жизни вступить в конфликт со жрецами главных богов.
Если Вар-ка правильно понял, то ничего принципиально нового Сеймон не предлагал. В истории государства не раз были периоды, когда оба культа объединялись под тем или иным предлогом, а затем вновь разъединялись. Это происходило мирно или не очень и внешне выглядело как борьба религиозных течений, хотя Вар-ка сразу заподозрил, что без элементарной борьбы за власть здесь, конечно, дело не обходилось. Сеймон же, начитавшись старинных свитков, проникся мыслью, что Бог на самом деле един, всемогущ и многолик. Насколько его концепция отличалась от прежних, признанных ересями, Вар-ка было не очень понятно. Так или иначе, но Сеймон задался целью сделать свою истину всеобщей, благо ему за это не грозило битье палками на площади.
Политическая и экономическая ситуация в стране была, кажется, довольно тяжелой. Верховный правитель, преследуя, конечно, свои цели, сначала поддерживал Сеймона в борьбе со жрецами, а потом охладел к нему и пустил дело на самотек. Жрецы же наоборот, почувствовав слабину противника, смогли отбросить внутренние распри и встать единым фронтом. Не решаясь пока на физическое устранение, они скрупулезно собирали грехи и ошибки врага, чтобы разом вывалить их пред лицом правителя. В конце Концов, какой-то пустяк, вроде убийства простолюдина, двинул чашу весов в нужную сторону. У Сеймона же хватило ума уйти в бега чуть раньше, чем его официально объявят преступником. Это всех устроило, и его оставили в покое.
Здесь, на окраине государства, у которого внятных границ и в помине не было, Сеймон быстро подружился с главой одного из местных скотоводческих кланов. И даже оказал ему честь, женившись на его дочери. С тех пор он бродит тут по пустыне, командует пастухами, смотрит, как растут его дети, и… мучается. А в последнее время появились упорные слухи, что дела в центре совсем плохи, что там опять поднимается какая-то буча. В общем, он хочет вернуться, но не решается.
Что может тут сделать, сказать, посоветовать он, Вар-ка? История эта кажется вполне банальной – мало ли их, пророков… Другое дело, что человек-то необычный: сколько ни вслушивается Вар-ка в его слова, в его мысли, в то, что спрятано под ними, не находит он (хоть убей!) в новом знакомом ни личной корысти, ни признаков смрадного фанатизма. Вполне нормальный, умный и добрый мужик. Ну, допустим, с корыстью-то понятно: богатства жаждут те, кто знает вкус бедности, но власть! Нет, похоже, он и власти не хочет. Он просто познал истину и желает нести ее людям. Без этого ему жить неинтересно, невкусно и вообще ни к чему.
– Я чувствую, Сеймон, что ты принял решение.
– О да!
– Ну, что ж… Может быть, на одной из дорог ты встретишь человека, который заговорит моим голосом. Может быть, он захочет пойти с тобой.
Лысый все бубнил и бубнил:
– …в конце месяца дождей с Верхних полей. А четвертое хранилище очищено будет и просушено, и освящено лучезарной силой великого Ара. Вознесем мы молитвы и, восславив бессмертного Тога, поместим вдоль восточной стены…
«Похоже, скоро светильники просто начнут гаснуть. И не потому, что кончится масло, а потому, что в воздухе вообще не останется кислорода! У них тут не зал приемов, а морилка какая-то! Да еще эта дрянь дымится в мисках. И комнатушка-то от силы восемь на восемь метров, а народу набилось! Стоят, дышат, тихонько переминаются с ноги на ногу, тряпками все обмотаны: кто черными, кто белыми, кто желтыми, а вот те трое вообще разноцветные – красно-сине-зеленые. Мокрые все от пота, только что на пол с них не капает.
А их главный сидит в своем кресле и даже не моргает. Может, он и не живой вовсе? Кажется, дышит… И слезы текут… Но ведь не шевелится?! Уже сколько времени сидит и не шевелится – вот это выдержка!
Ну, за каким чертом Сеймон меня сюда притащил? Он, похоже, здесь в авторитете, ему по дороге все кланялись – чуть ли не на землю ложились. У него какие-то дела к начальнику, а я-то тут при чем?! Ох-хо-хо…
Великий Творец, неужели он закончил?! Или будут еще докладчики? Только не это!!»
Лысый скатал свиток и склонился в глубоком поклоне. Вар-ка облегченно вздохнул: «Кажется, все!»
В зале повисла душная тишина. И вдруг…
Сеймон шагнул в первый ряд, раздался тихий стук – он уронил посох. И сразу же:
– Змей!!!
Публика шарахнулась в стороны. В просвете между телами Вар-ка увидел, как толстенная серая змеюка изогнулась на каменных плитах, подняла голову и, шурша брюхом, двинулась в сторону трона.
– О-о-хо-о-о!..
И нет никакой змеюки! А лежит на полу палка Сеймона с грубо вырезанным набалдашником. Померещилось?!
Чьи-то невидимые руки отодвинули в сторону тяжелый занавес с пришитыми к нему кругами и треугольниками из желтого металла, и в дальней стене за троном открылся широкий проход. Люди потянулись туда, но не толпой, а как бы соблюдая очередность – непонятную, но строгую. В какой-то момент возникла пауза: оставшиеся (жрецы, сановники?) явно ждали Сеймона, чтобы выйти после него, но тот с места не сдвинулся. Вар-ка тоже остался стоять, передвинувшись так, чтобы не слишком высовываться из-за широкой спины своего спутника.
– Как же я устал, Великие Боги!
Человек на троне откинулся на спинку и закрыл глаза. Его обнаженное до пояса тело с неразвитой мускулатурой безвольно обмякло. В голосе Сеймона прозвучала явная насмешка:
– Разве устают Солнцеликие и Богоподобные?
– Молчи!!
В зал бесшумно вошли две девицы. Обе голые, но обвешанные украшениями с головы до пят. Различались они, пожалуй, только цветом волос и кожи – одна темненькая, другая светленькая. Двигались девицы плавно и быстро, как тени, только брякали браслеты и кольца: загасили светильники и дымокуры в мисках, длинными палочками открыли маленькие окошки под потолком – оказывается, на улице день еще в разгаре. Откуда-то из-за трона они извлекли два разукрашенных сосуда. Один, смахивающий на флягу, брюнетка поднесла к губам правителя, а блондинка, подняв покрывало, пристроила между его ног посудину, похожую на разрезанную вдоль большую грушу. И замерла, слушая тихое журчание. Когда одна емкость опустела, а другая наполнилась, девицы, все так же молча, двинулись к выходу, держа драгоценные сосуды перед собой.
– Полегчало? – с притворным сочувствием спросил Сеймон.
– Пошел ты к Тиву, дурак! – беззлобно буркнул правитель.
Его кожа блестела от пота, живот заметно раздулся. Вар-ка тоже с удовольствием попил бы, да и помочиться бы не помешало, но, увы, ему не предложили – придется терпеть.
– Зачем ты пришел, Сеймон? Тебя звали?! И опять со своими штучками! Я что, должен теперь казнить всех, кто испугался твоей змеи? Хоть бы новое что придумал – крокодила какого-нибудь или скорпиона.
– А ты и так не сможешь!
– Я?!
Тонкие пальцы разжались, и полосатый жезл в виде загогулины с ручкой упал на пол. Вар-ка чуть не отдернул ногу, когда пестрая змейка почти коснулась ее.
– Умеешь, умеешь – не забыл еще! – усмехнулся Сеймон.
– То-то! Лучше выбери сам, чтобы я не мучился: тебя сжечь целиком, как требуют люди Ара, или по кусочкам, как хотят жрецы Тога? Кого ты привел? Я не знаю его!
– Это мой… брат. Он ниспослан мне…
– Брат?! А я-то всегда думал, что если у тебя и есть брат, то это…
– Нет!! Ты не можешь быть моим братом!
– Конечно! У нас же с тобой похожи только норы! Давай-давай, расскажи про корзинку в камышах, которую слуги нашли и принесли моей матери! Ты же седой уже, Сеймон! Сам, небось, наплодил кучу детей – законных и незаконных, тайных и явных! И при этом все еще веришь в прекрасного младенца, которого моя солнцеликая мать вдруг решила выкормить и вырастить вместе с собственным сыном?! Что за причуда такая странная, а?
– Тебя же тогда еще не было! Она боялась, что не сможет сама родить и…
– Ну-ну, рассказывай! Жалко, что она сошла в царство Вечной Жизни и не сказала… А могла бы шепнуть!
– Не оскверняй память родившей тебя!
– Прекрати, Сей! Вдруг у нас с тобой все-таки один отец? И это вовсе не…
– Послушай, Вар! Почему ты не сказал посреднику, что уже имел дело с этим амулетом в родном мире?
– А зачем? Наши «заказчики» об этом наверняка знают. Неспроста они так уверены, что мы обязательно встретимся с этими штучками в других реальностях. Между нами какая-то связь.
– Блин горелый! Прямо мистика, да и только! Или расчет на то, что ты вернешься в свой мир и во всем разберешься?
– Наверное, такое в принципе возможно.
– Ну да: если на границе твоей реальности не окажется большого временного скачка, если ее вообще удастся найти.
– Я думаю, что, даже если тыкаться наугад, уж в родной-то мир попасть, в конце концов, можно. Но скачок… Вернешься, а там прошли десятилетия.
– Или столетия!
– Не расстраивай меня, – вздохнул Вар-ка. – Оказавшись в далеком будущем своей реальности, lee можно просто не узнать.
Николай подумал, что ему такое, пожалуй, не грозит, и решил сменить тему:
– Вот скажи мне, как профессионал, почему люди тысячи лет верят в волшебство, в чудеса? Казалось бы, практический опыт давно должен был показать, что ничего такого не бывает.
– Наоборот: практический опыт как раз показывает, что всякое бывает! Просто люди разных времен и культур одно и то же явление могут воспринимать и как обыденность, и как немыслимое отклонение от повседневной нормы. Солнце, к примеру, с неба не падает, хотя, казалось бы, ни к чему оно не подвешено и ни на чем не лежит – чем не чудо?
– Значит, все дело в знаниях? Чем их больше, тем меньше пространства остается для волшебства?
– Не думаю. Знания всегда односторонни, и место для чудес остается. В жизни упорно встречается всякая чертовщина, которую иначе никак не объяснить!
– Даже тебе?!
– Конечно! Скажем, это ваше электричество – ну, явная магия! Или телевизор…
– Ты просто еще не совсем привык, – рассмеялся Николай. – Признаться, я тоже не до конца понимаю, почему в проводах не кончаются электроны, но чудом это не считаю!
– Ну, а если у меня прямо сейчас вырастут рога на лбу или твое пиво превратится в воду?
– Ты говоришь так, словно это возможно!
– А что такого? Давай попробуем! В конце концов, какая тебе разница, что я изменю: саму реальность или ощущение, через которое ты ее познаешь? Для тебя результат будет тем же!
– Э, нет! Выпью я пару литров пива, думая, что это вода, и окосею!
– Ты уверен? – ухмыльнулся Вар-ка. – А вдруг не окосеешь? Если будешь полностью уверен, что пьешь именно воду?
– Забавно! Хотя, был у меня когда-то знакомый, который йогой увлекался. Он говорил, что ему пить не нужно: при желании он может вызвать у себя состояние опьянения самовнушением – без всякой водки! Представляешь, какая экономия! Но это – самовнушение, а ты-то, получается, на других влиять можешь?
– На самом деле – все могут, только…
– Во всем нужна сноровка, закалка, тренировка?
– Конечно! Меня же с детства натаскивали. Главное, я всегда был абсолютно уверен, что в этом нет ничего особенного, что я это МОГУ. Понимаешь? С Женькой, между прочим, примерно такая же история…
– А если я буду сопротивляться, у тебя все равно получится?
– Думаю, на тебя у меня сил хватит: тут главное сконцентрироваться и суметь выплеснуть сразу достаточное количество… психоэнергии, жизненной силы – называй, как хочешь. Ты же видел, как это происходит.
– Ага, видел! И знаю, что с тобой бывает после такого «выплеска».
– Конечно, – согласился Вар-ка, – иногда возникает перерасход. К примеру, в драке нет смысла пугать противника до смерти, так как потом тебя самого придется…
Их беседу прервал прилично одетый молодой человек с сумкой в руке:
– Простите, пожалуйста, что беспокою! Извините… Такие обстоятельства… Не могли бы вы дать мне немного денег? Понимаете, у меня в милиции отобрали и документы, и деньги, а я в Сосново живу…
Пока Николай соображал, к какой категории уличных попрошаек отнести данную особь, Вар-ка уже извлек из кармана деньги:
– Держи!
– Большое спасибо!
Некоторое время они шли молча. Потом Николай спросил:
– Ты чего это? Молодой парень не может проехаться на электричке без билета?! Подумаешь, какая проблема! Я сам…
– Да соврал он и про милицию, и про Сосново!
– Зачем же ты дал ему денег?
– Ну… Как тебе сказать? Я не почувствовал в нем зла, и… ему действительно очень нужны были деньги.
– А кому они не нужны? Что ж теперь, ходить и раздавать? Ты уверен, что он…
– Нет, Коля, не уверен. Но мне кажется, что лучше наделить сотню мерзавцев, чем отказать одному хорошему человеку.
– Однако!
– Что поделаешь – мне так спокойнее. Может быть, это влияние того амулета, который был у нашего шамана?
Снизу, по едва различимой тропинке между колючих кустов, медленно поднимался человек. Вар-ка сейчас совсем не горел желанием общаться с туземцами и стал прикидывать, куда бы перебраться на ночлег. Правда, лазить по кустам, да еще в темноте, которая вот-вот наступит, хотелось еще меньше. Он остался на месте, но вытащил из крохотного костерка не успевшие разгореться ветки – пускай тухнет, у него же целый карман трухи какого-то дерева, что растет у «входа» в соседнюю вселенную, – эта дрянь горит лучше пороха и не отсыревает. Что там за человечек лезет в гору на ночь глядя?
Вар-ка поднялся на ноги и стал всматриваться в просветы кустов: «Зря я, наверное, доел в одиночку свою добычу – то ли кролика, то ли зайца. Можно было бы угостить мужика… Впрочем, он, кажется, сам что-то несет. Уж не овцу ли маленькую? Или козу? Ну-ну…»
Он развалился на траве между камней и стал смотреть в вечернее небо чужого мира. Гора тут в заоблачные выси не уходит, у нее широкое пологое основание, плавно переходящее в каменистую полупустыню. Там, внизу, бродят стада овец и коз – пастухи их перегоняют от колодца к колодцу. Люди передвигаются и перетаскивают грузы пешком или на животных, похожих на ослов и лошадей из мира Николая. Вар-ка почувствовал, что потенциальный гость перестал приближаться, и вновь всмотрелся в сумерки: человек копошился на склоне метрах в пятидесяти ниже. «Чего это он? Надо бы подобраться поближе – интересно, я еще не разучился ходить бесшумно?»
Пока Вар-ка играл в Чинганчгука среди кустов, человек успел соорудить из камней этакий постамент, мало похожий на очаг. Тем не менее сверху он складывал дрова, за которыми лазил в ближайшие заросли. Оказалось, что он действительно принес с собой связанного ягненка и дырявый глиняный горшок с тлеющими углями. Пока шла заготовка дров, окончательно стемнело, а потом посветлело – это, наверное, взошло местное ночное светило, которого отсюда не видно.
Туземец, как с ходу определил Вар-ка, вряд ли был простым пастухом. Те ходили по пояс голые и носили что-то вроде юбок, а этот был одет полностью: один кусок материи обернут вокруг бедер и закреплен на поясе, а второй изображает рубашку с застежкой на плече. Шапки на нем нет, только роскошная седая шевелюра до плеч и окладистая белая борода – прямо Дед Мороз какой-то! При этом он, похоже, не очень и старый – двигается легко, хотя, наверное, раза в полтора крупнее Вар-ка.
Человек с привычной ловкостью прирезал ягненка и ободрал с него шкуру. Кажется, при этом он даже сумел не испачкаться кровью. В качестве инструмента ему послужил плоский каменный сколок, хотя на его поясе болтался довольно большой нож. Освежеванную, но не потрошеную тушку человек уложил поверх заготовленных дров и стал поджигать их снизу.
«Ничего себе, способ приготовления пищи! – удивился Вар-ка. – Или это он так жертву приносит? Можно только радоваться, что ветра нет и аромат горелого мяса уходит вверх вместе с дымом!»
Человек опустился у костра на колени и начал молиться, время от времени поднимая руки к небу, вслед за дымом от полусырых веток. Костер успел превратился в груду углей и костей, а он все бормотал и бормотал. Вар-ка уже порядком надоело вслушиваться, тем более что понимать язык он начал довольно быстро. Ничего особенного человек не просил: душа его в смятении, он должен принять какое-то важное решение и хочет, чтобы Бог помог ему это сделать – облегчил, так сказать, жизненный выбор.
Этот местный житель оказался явно «духом не слаб»: его молитва была искренней и исступленной, а посыл, внутренняя подоплека читалась даже лучше, чем озвученный текст. Самым интересным, пожалуй, было то, что человек обращался к единому всемогущему Богу. При этом он неустанно повторял, что считает его именно «единственным» и «единым», именно «всемогущим»! Это был как бы довод, аргумент в свою пользу: человек полагает себя вправе надеяться на Его помощь, потому что искренне считает Его самым могущественным, самым всесильным, самым-самым… То есть вроде бы другие боги тоже существуют, но, в отличие от остальных людей, он-то абсолютно точно знает, кто самый главный и сильный, именно Ему поклоняется и за это рассчитывает на помощь.
По-хорошему, конечно, надо бы встать и уйти – что за дело Вар-ка до этого бородатого? До его проблем? Однако он вдруг почувствовал, что не хочет уходить, – какая-то непонятная сила влечет его к незнакомцу, да и спать совсем расхотелось.
После первых же наблюдений над жизнью этого мира Вар-ка облачился в набедренную повязку из прямоугольного куска шкуры – чуть больше полутора оборотов вокруг пояса, а штаны и рубаху убрал в рюкзак. Очень удобно: ходить не мешает, чувствительные места прикрывает, ножа и карманов не видно. «Наверное, внешне я не сильно отличаюсь от какого-нибудь местного пастуха, который не скопил денег на кусок ткани для юбки. Вот только как же оформить первый контакт? Почему-то никто обычно не радуется незнакомому человеку, возникшему из темноты. „Не радуется" – еще очень мягко сказано. Надо что-то придумать, чтобы общаться при нормальном свете – костер-то почти потух. Может, сыпануть туда горючей трухи? Заодно и карман освободится…»
Вар-ка стал лепить комочки и кидать их вниз, пытаясь попасть в почти остывшие угли костра. Комочки получались легкие и не долетали. Тогда он решил подобраться поближе, благо туземец в своем молитвенном экстазе, кажется, ничего не видит и не слышит.
В конце концов Вар-ка оказался в кусте, усыпанном мелкими ягодами, от которого до костра было метра три. Он скатал очередной шарик и точным щелчком отправил его в угли. Несколько секунд ничего не происходило, а потом получился целый фейерверк: шарик зашипел, закрутился, пару раз подпрыгнул и вдруг, шипя и разбрасывая искры, взвился вверх! Он описал крутую дугу и упал, цепляясь за ветки, прямо возле Вар-ка. Вот тут он разгорелся по-настоящему: всего на несколько секунд, но ярко и сильно, как бенгальский огонь. Наступить на него ногой Вар-ка не решился – пусть уж догорает сам.
Туземец, похоже, по достоинству оценил полученный пиротехнический эффект: он лежал на земле лицом вниз и даже ногами не дрыгал.
Когда опять стало темно, Вар-ка осторожно вылез из куста, уселся возле потухшего костра и заговорил, привычно обкатывая звуки очередного нового языка: – Приветствую тебя, человек. Не надо меня бояться. Ты так просил о поддержке и помощи, что я не смог пройти мимо. Скажи мне имя свое, и, может быть, я смогу помочь тебе.
– Сеймон! Сеймон – имя недостойного раба твоего! Ты услышал, услышал меня!!!
– Встань, Сеймон! Встань и убери руки от лица своего!
– Нет!! Не могу я взглянуть на тебя, дабы не умереть мне…
«Ох, и дурак же я! – рассердился сам на себя Вар-ка. – Надо же было сделать такую глупую детскую ошибку! Я для него возник из тьмы во вспышке яркого света и теперь надеюсь, что перепуганный местный житель вместе со мной посмеется над шуткой? Как же, жди! Да он же принял меня за того самого бога, которому молился!»
– Хорошо, хорошо, можешь не смотреть. Но с земли поднимись, ведь падать ниц ты должен лишь перед Богом своим!
– Значит, ты, озаривший ночь, посланник Его?
Вар-ка хотел отказаться и от этой чести, но призадумался: «Посланник? Я?! А собственно, почему бы мне им не быть? Ведь сказал же поэт, что „в этом мире случайностей нет, каждый шаг оставляет след, и чуда нет, и крайне редки совпаденья…". Правда, Макаревич имел в виду мир Николая, но он просто не знал о других».
– Считай, что ты угадал, Сеймон! Подними лицо свое, сядь и говори со мной!
Туземец кое-как принял вертикальное положение, но рук от лица не убрал.
– Кто ты, Сеймон? Скажи о себе.
– Я раб твой, я тот, кто долго брел во тьме, пока не нашел то, что искал!
«…А искал не то, что хотел!» – мысленно закончил Вар-ка искаженную цитату из того же раннего Макаревича. Очень мило, но надо же как-то успокоить человека, привести его в чувство.
– Ты можешь считать себя рабом, если хочешь. Наверное, в твоем мире просто никого больше нет – только рабы и хозяева. В таком случае не я твой хозяин. Мы ведь люди, а не песчинки, влекомые ветром Вселенной. Без воли Творца не светят ни солнце, ни звезды, не растет трава и не поют птицы. Наш жалкий разум не в силах объять и малой части того Мироздания, что создал и держит Он волей своей. И если среди бескрайности миров пересеклись наши тропы, если скрестились пути в этом месте и времени этом, значит, таков Его промысел, такова Его воля. Нам ли, ничтожным, пытаться понять замысел Того, чьи мгновения – наши века, а расстояний не существует? Кто к кому послан? Какова наша роль, предназначение наше? Нет ответов, и не будет, наверное, их! Нам остается лишь жить и слушать голос Бога в сердцах наших. Ты взывал к Всевышнему, ты открывал Ему душу свою, и я понял, что нелегок путь твоей жизни. Отвергаешь ты богов деревянных и каменных, отлитых из золота и серебра, тех, что живут в пещерах и храмах, в священных рощах и на горных вершинах. Ты отвергаешь тех, кому тысячи лет поклонялись люди мира сего, и хочешь служить лишь Ему…
Вар-ка говорил и усиленно «колдовал» – накатывал на слушателя волны теплоты, доброжелательности и сочувствия. Ему пришлось изрядно потрудиться, прежде чем беседа приняла характер диалога. Они проговорили почти до утра, но рук от лица Сеймон так ни разу и не убрал, а именем собеседника не поинтересовался.
Как понял Вар-ка, они находятся на глухой окраине какого-то большого государства, которым правит то ли царь, то ли император – некто Богоподобный. Вся жизнь кипит где-то далеко на западе у большой реки. Там народ занимается земледелием, скотоводством, ремеслами. Там дворцы, храмы, гробницы и все такое прочее. Основных богов только два, зато есть множество вспомогательных. Светская и религиозная власть тесно переплетены. Табель о рангах чиновников, жрецов, вельмож и царедворцев так сложна и запутанна, что, как выразился бы Николай, без бутылки не разобраться. В этой иерархии Сеймон занимал настолько высокое положение, что мог позволить себе без особого риска для жизни вступить в конфликт со жрецами главных богов.
Если Вар-ка правильно понял, то ничего принципиально нового Сеймон не предлагал. В истории государства не раз были периоды, когда оба культа объединялись под тем или иным предлогом, а затем вновь разъединялись. Это происходило мирно или не очень и внешне выглядело как борьба религиозных течений, хотя Вар-ка сразу заподозрил, что без элементарной борьбы за власть здесь, конечно, дело не обходилось. Сеймон же, начитавшись старинных свитков, проникся мыслью, что Бог на самом деле един, всемогущ и многолик. Насколько его концепция отличалась от прежних, признанных ересями, Вар-ка было не очень понятно. Так или иначе, но Сеймон задался целью сделать свою истину всеобщей, благо ему за это не грозило битье палками на площади.
Политическая и экономическая ситуация в стране была, кажется, довольно тяжелой. Верховный правитель, преследуя, конечно, свои цели, сначала поддерживал Сеймона в борьбе со жрецами, а потом охладел к нему и пустил дело на самотек. Жрецы же наоборот, почувствовав слабину противника, смогли отбросить внутренние распри и встать единым фронтом. Не решаясь пока на физическое устранение, они скрупулезно собирали грехи и ошибки врага, чтобы разом вывалить их пред лицом правителя. В конце Концов, какой-то пустяк, вроде убийства простолюдина, двинул чашу весов в нужную сторону. У Сеймона же хватило ума уйти в бега чуть раньше, чем его официально объявят преступником. Это всех устроило, и его оставили в покое.
Здесь, на окраине государства, у которого внятных границ и в помине не было, Сеймон быстро подружился с главой одного из местных скотоводческих кланов. И даже оказал ему честь, женившись на его дочери. С тех пор он бродит тут по пустыне, командует пастухами, смотрит, как растут его дети, и… мучается. А в последнее время появились упорные слухи, что дела в центре совсем плохи, что там опять поднимается какая-то буча. В общем, он хочет вернуться, но не решается.
Что может тут сделать, сказать, посоветовать он, Вар-ка? История эта кажется вполне банальной – мало ли их, пророков… Другое дело, что человек-то необычный: сколько ни вслушивается Вар-ка в его слова, в его мысли, в то, что спрятано под ними, не находит он (хоть убей!) в новом знакомом ни личной корысти, ни признаков смрадного фанатизма. Вполне нормальный, умный и добрый мужик. Ну, допустим, с корыстью-то понятно: богатства жаждут те, кто знает вкус бедности, но власть! Нет, похоже, он и власти не хочет. Он просто познал истину и желает нести ее людям. Без этого ему жить неинтересно, невкусно и вообще ни к чему.
– Я чувствую, Сеймон, что ты принял решение.
– О да!
– Ну, что ж… Может быть, на одной из дорог ты встретишь человека, который заговорит моим голосом. Может быть, он захочет пойти с тобой.
Лысый все бубнил и бубнил:
– …в конце месяца дождей с Верхних полей. А четвертое хранилище очищено будет и просушено, и освящено лучезарной силой великого Ара. Вознесем мы молитвы и, восславив бессмертного Тога, поместим вдоль восточной стены…
«Похоже, скоро светильники просто начнут гаснуть. И не потому, что кончится масло, а потому, что в воздухе вообще не останется кислорода! У них тут не зал приемов, а морилка какая-то! Да еще эта дрянь дымится в мисках. И комнатушка-то от силы восемь на восемь метров, а народу набилось! Стоят, дышат, тихонько переминаются с ноги на ногу, тряпками все обмотаны: кто черными, кто белыми, кто желтыми, а вот те трое вообще разноцветные – красно-сине-зеленые. Мокрые все от пота, только что на пол с них не капает.
А их главный сидит в своем кресле и даже не моргает. Может, он и не живой вовсе? Кажется, дышит… И слезы текут… Но ведь не шевелится?! Уже сколько времени сидит и не шевелится – вот это выдержка!
Ну, за каким чертом Сеймон меня сюда притащил? Он, похоже, здесь в авторитете, ему по дороге все кланялись – чуть ли не на землю ложились. У него какие-то дела к начальнику, а я-то тут при чем?! Ох-хо-хо…
Великий Творец, неужели он закончил?! Или будут еще докладчики? Только не это!!»
Лысый скатал свиток и склонился в глубоком поклоне. Вар-ка облегченно вздохнул: «Кажется, все!»
В зале повисла душная тишина. И вдруг…
Сеймон шагнул в первый ряд, раздался тихий стук – он уронил посох. И сразу же:
– Змей!!!
Публика шарахнулась в стороны. В просвете между телами Вар-ка увидел, как толстенная серая змеюка изогнулась на каменных плитах, подняла голову и, шурша брюхом, двинулась в сторону трона.
– О-о-хо-о-о!..
И нет никакой змеюки! А лежит на полу палка Сеймона с грубо вырезанным набалдашником. Померещилось?!
Чьи-то невидимые руки отодвинули в сторону тяжелый занавес с пришитыми к нему кругами и треугольниками из желтого металла, и в дальней стене за троном открылся широкий проход. Люди потянулись туда, но не толпой, а как бы соблюдая очередность – непонятную, но строгую. В какой-то момент возникла пауза: оставшиеся (жрецы, сановники?) явно ждали Сеймона, чтобы выйти после него, но тот с места не сдвинулся. Вар-ка тоже остался стоять, передвинувшись так, чтобы не слишком высовываться из-за широкой спины своего спутника.
– Как же я устал, Великие Боги!
Человек на троне откинулся на спинку и закрыл глаза. Его обнаженное до пояса тело с неразвитой мускулатурой безвольно обмякло. В голосе Сеймона прозвучала явная насмешка:
– Разве устают Солнцеликие и Богоподобные?
– Молчи!!
В зал бесшумно вошли две девицы. Обе голые, но обвешанные украшениями с головы до пят. Различались они, пожалуй, только цветом волос и кожи – одна темненькая, другая светленькая. Двигались девицы плавно и быстро, как тени, только брякали браслеты и кольца: загасили светильники и дымокуры в мисках, длинными палочками открыли маленькие окошки под потолком – оказывается, на улице день еще в разгаре. Откуда-то из-за трона они извлекли два разукрашенных сосуда. Один, смахивающий на флягу, брюнетка поднесла к губам правителя, а блондинка, подняв покрывало, пристроила между его ног посудину, похожую на разрезанную вдоль большую грушу. И замерла, слушая тихое журчание. Когда одна емкость опустела, а другая наполнилась, девицы, все так же молча, двинулись к выходу, держа драгоценные сосуды перед собой.
– Полегчало? – с притворным сочувствием спросил Сеймон.
– Пошел ты к Тиву, дурак! – беззлобно буркнул правитель.
Его кожа блестела от пота, живот заметно раздулся. Вар-ка тоже с удовольствием попил бы, да и помочиться бы не помешало, но, увы, ему не предложили – придется терпеть.
– Зачем ты пришел, Сеймон? Тебя звали?! И опять со своими штучками! Я что, должен теперь казнить всех, кто испугался твоей змеи? Хоть бы новое что придумал – крокодила какого-нибудь или скорпиона.
– А ты и так не сможешь!
– Я?!
Тонкие пальцы разжались, и полосатый жезл в виде загогулины с ручкой упал на пол. Вар-ка чуть не отдернул ногу, когда пестрая змейка почти коснулась ее.
– Умеешь, умеешь – не забыл еще! – усмехнулся Сеймон.
– То-то! Лучше выбери сам, чтобы я не мучился: тебя сжечь целиком, как требуют люди Ара, или по кусочкам, как хотят жрецы Тога? Кого ты привел? Я не знаю его!
– Это мой… брат. Он ниспослан мне…
– Брат?! А я-то всегда думал, что если у тебя и есть брат, то это…
– Нет!! Ты не можешь быть моим братом!
– Конечно! У нас же с тобой похожи только норы! Давай-давай, расскажи про корзинку в камышах, которую слуги нашли и принесли моей матери! Ты же седой уже, Сеймон! Сам, небось, наплодил кучу детей – законных и незаконных, тайных и явных! И при этом все еще веришь в прекрасного младенца, которого моя солнцеликая мать вдруг решила выкормить и вырастить вместе с собственным сыном?! Что за причуда такая странная, а?
– Тебя же тогда еще не было! Она боялась, что не сможет сама родить и…
– Ну-ну, рассказывай! Жалко, что она сошла в царство Вечной Жизни и не сказала… А могла бы шепнуть!
– Не оскверняй память родившей тебя!
– Прекрати, Сей! Вдруг у нас с тобой все-таки один отец? И это вовсе не…