Страница:
– Ми-и-ало-ка-а-а ка-а-фэ-ло, ло-о, ло-о-о, – пел Баа. Он не шевелился, почти не двигался, но пот грязными струйками сбегал по его телу, с подбородка капала слюна, широко раскрытые глаза слезились. И Мир поддавался: вода и воздух, волны, небо, ветер, льдины, киты, вместе и порознь слышали и понимали исступленную молитву-заклинание Бай-Дары, Она очень, очень хотела быть вот там, вон в том месте: вот… вот… вот здесь или нет, чуть дальше… да-да, именно здесь!
И совсем не важно, не интересно, кто куда двигается, что именно меняется в гармонии Мира: Байдара хотела оказаться среди них, и ей было дано.
Глянцевые темные холмы возникают здесь и там, «Пых! Пых! Пых-х!» – взлетают фонтаны, и ветер доносит их запах, означающий Предчувствие Великого Праздника. Каждый из Дающих, кроме вон тех двух, гораздо больше Байдары, но к ней не придет даже Тень Страха – у них гладкие спины, значит, они добры.
Баа больше не смотрел вперед. На дне лодки между ним и ближайшим гребцом аккуратно уложены три мешка из снятых «чулком» шкур молодых нерп. Там внутри свернутый безупречными кольцами длинный линь – тонкий кожаный ремень, очень прочный и мягкий. Сверху, прямо под горловиной, лежит, привязанный к верхнему концу ремня, костяной наконечник, а внизу – круглый камень, обернутый куском шкуры, к которому пришит дальний конец ремня. Если линь уйдет весь, не запутавшись и ни за что не зацепившись, камень заткнет изнутри горловину мешка и вытянет его за борт. Мешок станет поплавком.
Он взял первое древко, лежавшее на дне вдоль киля байдары. К толстому концу Баа присоединил наконечник, а в пазы на другом конце вставил изящный крылатый предмет, покрытый узорами. Это стабилизатор – много дней его делал лучший мастер Настоящих Людей в подарок духам Моря. Теперь металка – и Баа встал с собранным гарпуном в руках.
– Ле! Ле! Ка-а-а ле! Ле! Ка-а-а! – звучало над водой, и Байдара делала широкий плавный поворот: два коротких гребка по левому борту и один мягкий длинный по правому, два по левому – один по правому…
– Ка-ну-ми хо-о-о-о! Уа-ла-ма ну-у-у-у!
Теперь Байдара мчалась вперед, и голос Баа опять звенел, неторопливый монолог вновь превратился в исступленную мольбу-заклинание: нет ни границ, ни различий между делом и словом, между усилием духа и тела – нужно очень хотеть, чтобы всё получилось.
У гребцов больше нет лиц, нет рук и ног, они больше не члены множества, понимающего себя как Люди или Настоящие Люди. Они – это существо, это – Байдара, чей лик сейчас оскален в гримасе экстаза.
Она очень просила, она очень хотела, и вновь ей было дано, ей опять не отказали: Дающий всплыл совсем близко. Он двигался встречным, чуть расходящимся курсом.
– О! О! – тай-о-о-ло! Па! – а-а-ми-и-и!
Баа не готовился, не думал, не целился: слова приходили сами собой, и Мир подчинялся, уступал, соглашался с волей Байдары, а она собрала всю силу своего желания на корме – в руке человека.
– Приди к нам, будь с нами!! – исступленно молил Баа. – Ты нужен нам, мы очень хотим тебя!!
Стихии откликнулись: они согласны. Свистнул стабилизатор, и пошел гарпун, рисуя пологую дугу тонким ремнем, и влажно чмокнула плоть, принимая наконечник.
Кит сразу ушел в глубину, оставив за собой бледно-розовое пятно. Зашуршал, убегая из мешка, линь. Гладкие, тщательно разжеванные, много раз промазанные жиром узлы чуть подпрыгивали, минуя борт. А потом линь кончился, мешок вылетел за борт, пару раз качнулся на поверхности и ушел под воду. Баа видел, куда тянул его Дающий. Он не делал никаких расчетов, он просто знал, о чем надо петь дальше.
Зазвучал очередной, родившийся сам собой куплет: Байдара развернулась и пошла новым курсом, а Баа стал собирать второй гарпун.
Изнутри на уровне живота к рубахе был пришит большой карман, в котором лежал кожаный мешочек со льдом. Баа извлек его, пощупал – лед растаял не весь, и воды совсем мало. Подрагивающими от нетерпения пальцами он ослабил ремешок на горловине, сунул ее в рот и запрокинул голову. «Да, воды совсем мало – всего два, нет, почти три глотка», – Баа с сожалением помял мешочек, выдавил в рот несколько льдинок, с хрустом разжевал их. И вода, и льдинки сильно отдавали старым прогорклым жиром, но это было очень, очень вкусно! «Жалко, что так мало… Но это ничего, это – поправимо: может быть, скоро натает еще», – успокоил себя Баа и, туго завязав горловину, водрузил мешочек на место.
Солнце – Приносящий Свет И Тепло – цепляло краем зубчатый горизонт в глубине берега, вокруг были Маленький Ветер, Идущий С Моря, и Медленная Волна, Поднимающая Плавучие Поля. Рядом с лодкой слабо покачивалась огромная спина Дающего – того, кто стал теперь Большой Добычей, или Подарком Всех Стихий. Его сомкнутое дыхало не шевелилось, пятно крови стало совсем бледным и вытянулось параллельно далекому берегу. В ту же сторону отнесло два мешка-поплавка, перепутавшихся своими ремнями. Третий мешок лежал на дне лодки – его линь не давал расстаться Байдаре со своей Добычей.
Гребцы зашевелились на своих местах. Всем хотелось пить, и мешочки с талым льдом быстро пустели. То и дело люди поглядывали на Добычу: они понимали, что это неприлично, но все равно улыбались, ведь на смену Предчувствию пришла Большая Радость.
Нет, Байдара не умерла, не исчезла, просто чуть-чуть распалась. Она долго без устали шла за Дающим и теперь отдыхает. Ее части опять стали немного разными членами единого множества Настоящих Людей. Вон тот, второй слева, совсем молодой. Он только третий раз вышел в море и еще не все понимает:
– Посмотри, Баа, это же Вода, Несущая К Дому! Мы можем успеть, Баа! – и замолк, испуганно переводя взгляд с одного на другого.
Четверо Мужчин молча смотрят на парня. «Нет, пожалуй, он не совершил ничего такого, из-за чего надо сразу уйти Туда, Куда Уходят Все. Нет, это просто… м-м-м… неловкость, бестактность… Пусть он будет пока с нами», – улыбнулся Баа, и парень опустился на сиденье. Еще миг, и он шагнул бы через Границу Стихий – она же рядом – прозрачная, холодная» такая манящая и страшная.
– Ка-ми-ту-у-у оди-ди-ла-а-а… – хрипло затянул Баа, и Байдара медленно двинулась кормой вперед: нужно подобрать два оставшихся поплавка и отрегулировать длину линей так, чтобы тянуть Добычу за все три ремня сразу, ведь пришла Вода, Несущая К Дому, и она может успеть!
Старый Гаако-Лиу-Тэми-Раотан маялся уже второй день. Ничего необычного или печального не происходило в Месте, Где Живут Настоящие Люди, но ему было неспокойно, еда не приносила радости, а руки не хотели ничего делать. Рао бродил между домами, беседовал с людьми или просто выходил на берег и подолгу смотрел вдаль. Никто не задавал ему вопросов, но он понимал, что все думают, будто он знает, как живет Байдара, а он не знал. Когда-то давно он, стоя на берегу, мог петь ее Песню. Теперь он не может, но Людям незачем знать об этом.
«Нет, так нехорошо, так – неправильно! Надо что-то делать: полезное и важное», – не выдержал наконец Рао и решил заняться тем, что давно откладывал, – подарком Большого Шторма. Это был хороший, нужный Людям подарок: недалеко от жилищ поселка на берегу лежали три больших дерева. Без коры и сучьев, с обломанными корнями – они, наверно, долго плавали по Реке и Морю прежде, чем Большой Шторм во время Высокого Прилива оставил их на берегу. Это была Твердая Пища, которую так любит Огонь. Всю мелочь, приносимую Приливами и Штормами, Люди сразу собирали и уносили в поселок, а эти стволы оказались очень тяжелыми. Ни разрубить, ни перепилить бревна нельзя, потому что нечем, но и оставлять на месте жалко, так как следующий Большой Шторм вполне может забрать их обратно, если, конечно, придет вместе с Высоким Приливом. Бревна нужно на месте пережечь на куски, которые можно будет донести или хотя бы докатить до поселка. А там уж молодежь и женщины как-нибудь справятся. Надо сделать Долгий Костер не для еды и тепла, а просто для удовольствия Всех Стихий, которые, в благодарность за это, позволят воспользоваться Людям оставшейся частью подарка.
Собрать свою волю так, чтобы Люди делали то, что он хочет, Рао не смог: он просто ходил от дома к дому и говорил, что нужно пойти и сделать Долгий Костер. Никто не отказывался, но у всех находились более срочные и важные дела. К нему присоединились только несколько подростков, еще не имеющих Настоящих Мужских Имен, и, конечно, целая куча детей – Рао даже не очень-то различал в этих меховых колобках девочек и мальчиков.
Они пришли на берег, и молодежь с визгом и смехом стала накатывать бревна друг на друга. Рао не командовал, не мешал им – у них свои лидеры, своя жизнь, а у него…
В конце концов стволы легли друг на друга, и Рао долго раздувал принесенные головешки, подкладывал сухие водоросли и древесную мелочь, собранную на кромке прибоя. Когда Костер все-таки разгорелся, Рао уселся на корточки и поверх дымного Огня стал смотреть в Море. Молодежь играла на Песке Отлива в свои извечные игрушки: палки, изображающие гарпуны, костяные грузила с колючками, привязанные к ремешкам, – кто дальше, кто точнее. Они играют так всегда: после Сытных Зим их бывает много в поселке, а после Голодных – совсем мало, но игры остаются те же. И он когда-то вставлял длинную палку в неуклюжую самодельную металку… Да… А потом старый шаман почему-то выделил его из толпы сверстников и стал именно ему рассказывать свои Непонятные Сказки. И неинтересны стали юному Рао ни гарпуны, ни металки, ни колючие цеплялки-кидалки.
Рао сидел у Огня, смотрел на Море, Небо и привычно поглаживал под рубахой маленький, почти незаметный шрам на плече. Если бы он выдержал, если бы смог привыкнуть… Он бы, наверное, знал сейчас, как обстоят дела у Байдары, когда и с чем она вернется, и про тех, кто ушел в Весеннюю Тундру, он тоже, наверное, знал бы все или почти все… А он не знает, не чувствует.
Он хорошо помнил тот день, когда шаман сказал, что время настало, и уложил Рао на подстилку из шкур у очага. Потом он оросил своей мочой кремневый нож и сделал надрез на его плече. Рао не смотрел на его руки, он смотрел на клочок неба в дыре дымохода, и ему было совсем не больно. Потом Шаман замотал ему руку полосками шкуры и дал выпить Настой Красных Грибов. Рао уснул, а когда проснулся, Мир был другим – невероятно, ослепительно ярким, ароматным и вкусным. Первое время, пока не привык, он просто захлебывался от избытка ощущений. Казалось, он видит, чувствует и слышит все: радость ребенка, сосущего грудь в соседнем жилище, голодное урчание в животе чайки, парящей в Небе, усталость охотников, ушедших вчера в Ледяные Поля. Потом он освоился, научился отсекать, заглушать лишнее, но все равно это было прекрасно! А потом была расплата, и еще, еще… Медведь поломал одного из охотников, и Рао умирал вместе с ним; тяжело рожала женщина, и он кричал вместе с ней… Он не выдержал: однажды, очнувшись после чужой смерти, он дрожащей рукой разрезал кожу и выдавил маленький, плоский, скользкий от крови камешек. И опять стал как все, стал одним из единого множества Настоящих Людей.
Когда умер, ушел в Другую Жизнь старый шаман, как-то само собой получилось, что Рао взял его Бубен и стал Человеком, Говорящим Со Стихиями Мира, только какой он на самом деле, Говорящий? Что-то сломалось в нем тогда, чего-то он лишился… А тот полосатый камешек болтается теперь среди зубов белого волка в ожерелье молодого Баа.
Рао очнулся от горестных мыслей: что-то странное было в Море. Какой-то темный предмет двигался вдали немного быстрее, чем вода Прилива. Рао долго следил за ним и наконец понял, что по мелкой воде к берегу идет человек, точнее нечто, очень похожее на Человека: даже ребенок знает, что вода – это Мир Мертвых и живые оттуда не приходят. Значит, это возвращается мертвый. Это нехорошо – ему не место среди живых.
Рао встал, подправил верхнее бревно в костре, погрел над Огнем кожу Бубна и побрел навстречу мертвецу. Молодежь оставила свои игры и потянулась за ним: старшие впереди, малыши сзади – интересно и страшно!
Он остановился метрах в десяти от пришельца, но вода прибывала и оставаться на месте было нельзя – приходилось пятиться, а мертвый медленно шел вперед, ему явно хотелось на сухое. Вблизи он был не очень похож на Настоящего Человека: густые светлые волосы не заплетены в косы, немного волос растет даже вокруг рта и на щеках, одежда сделана из шкур Рогатых Зверей, Живущих в Тундре, да и вообще он слишком худой и высокий, с длинными руками и ногами.
Подростки испуганно шептались за спиной, вода прибывала, и надо было на что-то решаться. Протяжно и глухо зазвучал Бубен, Рао заговорил:
– Зачем ты пришел к нам, житель Мира Мертвых? Мы не сделали ничего плохого, почему же ты нарушаешь Гармонию Стихий? Уходи, уходи обратно, ведь оттуда не возвращаются!
Мертвец остановился и слушал голоса Рао и Бубна. Когда они замолчали, мертвый сам начал издавать какие-то звуки. Они не были похожи на человеческий язык, но Рао почему-то понял, что пришельцу плохо и он хочет на берег.
Рао сомневался в том, что поступает правильно, но знал, что Люди считают его Говорящим Со Стихиями, и поэтому он должен…
– Уходи! Все знают, что в твоем мире никогда не бывает Злого Мороза, туда не приходит Большой Шторм, там всегда много еды – уходи обратно! У нас здесь Маленькие Радости часто сменяются Большой Ведой – уходи, уходи обратно!!
Вода поднялась пришельцу до колен, и он опять побрел вперед, медленно переставляя свои длинные ноги.
– Уходи!! Уходи обратно!!! – заклинал Рао и размахивал Бубном.
Наконец мертвец остановился, протянул вперед руки, показывая пустые ладони, и вновь заговорил. Рао вслушивался изо всех сил в надежде понять, что же он должен сделать, чтобы мертвый наконец ушел. Но нет, совсем не то: пришелец хочет на берег!
Кто-то подергал Рао за одежду сзади – один из подростков:
– Я! Я прогоню его! Я не боюсь!
Мальчишка, конечно, боится, но пусть попробует.
Парень шагнул вперед к самой воде, поднял для броски руку с палкой, изображающей гарпун, и грозно закричал неокрепшим, срывающимся от волнения голосом:
– Уходи!! Уходи обратно!!!
Нет, пришелец не испугался: конечно, разве можно убить мертвого? Он опять что-то сказал: кажется, он недоволен и немного – совсем чуть-чуть – угрожает…
Радостно завизжали дети, и Рао оглянулся. Они верещали и показывали пальцами в сторону поселка. Рао тоже досмотрел и увидел, что с уступа Черной Скалы над Местом, Где Живут Люди, поднимается дым, и ветер сносит его в глубь берега. Это Большой Дым – кто-то отдал Огню сразу весь запас сухих водорослей. Разом исчезла тяжесть, так долго давившая на грудь, и Рао облегченно вздохнул: идет, возвращается Байдара!
Он сразу остался один – молодежь наперегонки неслась к поселку. Какой-то малыш споткнулся, шлепнулся в лужу, но тут же вскочил и, весь перемазанный илом, с ревом побежал дальше, стараясь ни за что не отстать.
А мертвец? Он почти вышел из воды, он не смотрит больше на Рао, он стремится туда, где за линией Прибоя дымит, затухая, Долгий Костер.
«Ладно, я все равно не могу ничего поделать, ведь он не слушается меня… Может быть, он уйдет сам вместе с Водой Прилива? Что я могу?..» – Рао вздохнул, сунул Бубен под мышку и побрел к поселку вслед за всеми.
Он шел и думал о том, что Байдара возвращается и Большой Дым означает, что она идет не одна. Баа будет исполнять Танец Охоты, а потом, когда уйдет Вода Прилива, все Люди от мала до велика будут резать и носить в Ямы Для Еды жир и мясо; Прилив вернется и заберет только то, что оставят ему в подарок. А потом будет Праздник…
Женька ухватился за сучок и, навалившись всем телом, повернул бревно необгоревшей стороной к углям. Через минуту костер ожил, появилось пламя. Он подставлял теплу то один бок, то другой и тихо млел, размышляя о том, что больше никогда, ни за что не полезет в море, не полезет… по своей воле!
Шел отлив, и туша кита уже прочно сидела на мели. Вынесенная дружными усилиями далеко на берег, сохла большая кожаная лодка. Когда она подошла к берегу, люди кинулись в воду, подняли ее на руки вместе с гребцами и отнесли за границу самого большого наката. Байдара принесла Большую Добычу, почти все Мужчины были на месте, и они смогли оказать честь, достойную ее Великой Удачи. Лодку аккуратно поставили килем в гнезда из плавника и камней, дети радостно прыгали вокруг, а взрослые любовно оглаживали борта, вытирали их рукавами своих облезлых меховых рубах – они любили Байдару, они хотели, чтобы ей было хорошо.
А потом все столпились на берегу. Их было много – больших и маленьких, молодых и старых. Там у воды гремел бубен, и что-то происходило, но что?
Женька мотался туда-сюда за спинами людей и чувствовал себя… гм… ну, полным идиотом. Сначала его, полуживого, не хотели выпускать на берег, а теперь никому нет до него дела! Наряд у него, кажется, вполне подходящий: тоже из шкур мехом наружу и не первой свежести, кстати. Правда, это шкуры других зверей, и на ногах у мужчин здесь какие-то хитрые сапоги-бахилы выше колен, подвязанные к поясу, а у него – сухопутные сапожки. Как защищаться, если нападут, он знает, да и сам нападать, пожалуй, умеет, но вот что делать, если на тебя не обращают внимания?
Он вздохнул, почесал затылок, поправил ножи под рубахой и решительно полез в толпу: «Вы что тут, в конце концов?!»
Настоящим Людям – морским зверобоям – нечего было противопоставить человеку, имеющему опыт поездок в общественном транспорте большого города. Женька шел сквозь них, как горячий нож сквозь масло. В задних рядах стояли люди взрослые и солидные, а впереди – молодежь, главным образом девицы. Они тихо курлыкали между собой. Конкретных слов Женька, конечно, не понимал, но общий смысл улавливал, кажется, четко: «Какой красавец! Как он хорош! Я так хочу его! И я тоже… Он такой сильный, такой красивый!… ОЙ, не могу, он такой!..»
Чумазые, от роду не умывавшиеся девушки привставали на цыпочки, пытались заглянуть вперед. Женька был на голову выше любой из них, но тоже пока ничего не видел. Он пробирался сквозь толпу женщин, вдыхал смесь их феромонов с… гм… родным первобытным ароматом и изнывал от любопытства. Наконец он оказался в первых рядах и присел на корточки, чтобы не мешать смотреть тем, кто сзади.
На плотно укатанном волнами песке у самой кромки воды под неритмичное бряканье бубна танцевал толстый голый человечек. Он перебирал кривыми ногами, поднимал и опускал короткие руки, пытался изгибать свое слишком длинное тело без намека на талию. Его темные жидкие волосы были заплетены в две короткие косички, болтающиеся возле ушей, бурое безбородое лицо с узкими прорезями глаз напоминало печеное яблоко, а бледная кожа на теле покрыта грязными потеками высохшего пота.
Женька чуть не рассмеялся в голос, увидев этого красавца, но удержался, устроился поудобнее и стал смотреть. Слабо вскипал близкий накат, брякал бубен, топтался на песке человечек, томно вздыхали женщины…
Он сидел, смотрел, слушал бубен и в какой-то момент вдруг понял, понял отчетливо и ясно – до мурашек по коже – как могуч и прекрасен этот человек! А потом увидел (да-да, именно увидел!), как набегает Волна, Тихо Плещущая В Борт, как среди Маленьких Одиноких Льдин под Ветром, Дующим На Черную Скалу, идет Байдара…
Когда свистнул стабилизатор первого гарпуна, когда зашуршал, убегая, линь, Женька чуть не свалился под ноги женщин и затряс головой: «Что за наваждение?!» А рядом все так же брякал бубен, топтался на песке голый человечек, на его короткой грязной шее моталось нехитрое ожерелье из чьих-то зубов с маленьким, темным, полосатым камешком посередине. И мчалась вперед Байдара, и был собран второй гарпун: сейчас Дающий появится из воды вон там – она должна успеть!
– Вам ведь не нужно доказывать существование иных реальностей или параллельных миров, правда? – Гость закинул ногу на ногу и переплел пальцы на колене. – Для большинства людей это фантастика, о которой смешно говорить всерьез. Думаю, для вас не будет новостью и сообщение о том, что в доступном пространстве есть несколько точек, где разные миры или реальности сближены, пересекаются, открываются друг в друга, что ли… Собственно, в художественной литературе таких феноменов описано множество, и ни одного – в научной! Интересно, что вокруг одних «точек сближения» жизнь бьет ключом на протяжении чуть ли не всей истории человечества, а другие пребывают в тиши и забвении. События, происходящие близ такой границы миров, в большинстве своем остаются незамеченными, или, в редких случаях, им придается мистическое, религиозное значение. Нужно это пояснять, или вы понимаете, о чем речь?
– Пожалуй, понимаем, – Николай извлек из пачки сигарету, закурил и выпустил дым в потолок. – Только, может быть, поясните сначала, что вам известно о нас? За кого нас, так сказать, держат? Тогда мы будем знать, как реагировать: кровожадно рычать или светски улыбаться?
Гость несколько смутился:
– Да, да, вы правы, но… Впрочем, если хотите… Вы ведь имеете в виду не анкетные данные?
– Анкетные тоже! – усмехнулся Варов, и стало заметно, что гость старается не смотреть на него, а обращается главным образом к Николаю.
– Ваша… гм… группа попала в поле зрения заинтересованных лиц в связи с камнями – черными агатами, о которых чуть позже. О вас же мне сообщили…
– Давайте-давайте! Не стесняйтесь!
– Ну, хорошо! – гость откашлялся и начал цитировать по памяти: – «Турин Николай Васильевич: 43 года, русский, место рождения – Москва, образование высшее геологическое, бывший сотрудник РАН, имеет научные труды. С 199… года проживает в Санкт-Петербурге, формально безработный, источник доходов – случайные заработки (строитель-отделочник высокой квалификации). За последние годы дважды выезжал за границу в качестве рабочего-нелегала; женат, имеет двоих детей, в настоящее время семья проживает в США (у супруги „зеленая карта“). Курит, употребляет алкоголь (умеренно), правонарушений не зафиксировано».
– Обо мне – все? – поинтересовался Николай. – Ну, что ж: авантюрист немножко, но личность вполне заурядная.
– Там было еще примечание – такое, знаете ли со звездочкой: «паспортные данные соответствуют»,
– Надо же, как интересно! Вы хотите сказать, что у кого-то из нас они не соответствуют, да?
– Вы правы, Николай Васильевич! Увы…
– Александр Иванович! Вы это бросьте – доку. менты у всех настоящие!
– О, конечно! Конечно, настоящие! Вы, наверное, сами помогали их оформлять? Намучились?
– Не без этого, но все законно!
– Поверьте, Николай Васильевич, к органам внутренних дел я не имею ни малейшего отношения! Вы же сами подняли эту тему…
– Допустим, верю. И что дальше? О тех, кто «не соответствует »?
Гость вздохнул, извлек из кармана платочек, протер повлажневший лоб и продолжил цитирование:
– «Варов Владимир Николаевич (настоящее имя не установлено): физиологический возраст – около 40 лет, год и место рождения, национальная принадлежность не установлены…» В общем, все остальное тоже не установлено.
– Так уж и все? – Варов омерзительно скрипнул пенопластом, на котором сидел, и гость наконец посмотрел в его сторону, но тут же отвел глаза.
– Не все, конечно. Известно, что вы закончили здесь курсы белых магов, оформили документы для занятий «индивидуальной трудовой деятельностью».
– И, между прочим, даже налоги честно плачу! Но вы продолжайте, Александр Иванович.
– Кхе… Гм… Значит, так: «…установлено, что Варов В. Н. действительно способен осуществлять:
а) безмедикаментозное исцеление физических травм, резкое ускорение послеоперационной реабилитации, снятие гипертонических кризов, купирование ревматических болей, приступов радикулита и т. д.; охотно помогает больным и знакомым медикам, от официальных контактов с представителями лечебных и научных учреждений уклоняется;
б) внушение – дистанционное психическое воздействие гипнотического (?) типа; официально практикует снятие стрессов, избавление от бессонницы, улаживание внутрисемейных конфликтов…»
– Что же вы замолчали, Александр Иванович? У вас такая прекрасная память! – Варов смотрел на гостя и как-то обреченно улыбался. – Вы уж договаривайте, пожалуйста. Или мне самому продолжить? Да не бойтесь вы: не стану я на вас… воздействовать. Пока.
Гость поежился, как будто ему вдруг стало холодно:
– Да ничего такого, Владимир Николаевич! Просто… гм… В общем, эксперты полагают, что это ваше "дистанционное воздействие» может быть… скажем так: очень сильным.
– Вплоть до летального?
– Гм… Насколько я понимаю, поводов для таких предположений не имеется.
– Замечательно! – Варов рассмеялся и похлопал в ладоши. – Просто блеск! Вы ничего не забыли? Точно – ничего? Тогда, может быть, перейдем к третьему и последнему члену нашей, как вы выразились, группы?
– Извольте! – гость коротко глянул на Женю. – Васильев Евгений Иванович: физиологический возраст – 17-19 лет. Все остальное – сами понимаете…
– Понимаем-понимаем! – Николай сунул окурок в переполненную пепельницу. – А почему вы его так испугались? Он что, по вашим данным, страшнее АО-Родьки?
– Нет, пожалуй. Это что-то рефлекторное. Я, знаете ли, больше привык иметь дело с людьми… м-м-м… другого плана. А тут – драки, приводы в милицию…
– Это все из-за Коли, – поделился застарелой обидой Женька. – Он ментам сопротивляться не разрешает.
И совсем не важно, не интересно, кто куда двигается, что именно меняется в гармонии Мира: Байдара хотела оказаться среди них, и ей было дано.
Глянцевые темные холмы возникают здесь и там, «Пых! Пых! Пых-х!» – взлетают фонтаны, и ветер доносит их запах, означающий Предчувствие Великого Праздника. Каждый из Дающих, кроме вон тех двух, гораздо больше Байдары, но к ней не придет даже Тень Страха – у них гладкие спины, значит, они добры.
Баа больше не смотрел вперед. На дне лодки между ним и ближайшим гребцом аккуратно уложены три мешка из снятых «чулком» шкур молодых нерп. Там внутри свернутый безупречными кольцами длинный линь – тонкий кожаный ремень, очень прочный и мягкий. Сверху, прямо под горловиной, лежит, привязанный к верхнему концу ремня, костяной наконечник, а внизу – круглый камень, обернутый куском шкуры, к которому пришит дальний конец ремня. Если линь уйдет весь, не запутавшись и ни за что не зацепившись, камень заткнет изнутри горловину мешка и вытянет его за борт. Мешок станет поплавком.
Он взял первое древко, лежавшее на дне вдоль киля байдары. К толстому концу Баа присоединил наконечник, а в пазы на другом конце вставил изящный крылатый предмет, покрытый узорами. Это стабилизатор – много дней его делал лучший мастер Настоящих Людей в подарок духам Моря. Теперь металка – и Баа встал с собранным гарпуном в руках.
– Ле! Ле! Ка-а-а ле! Ле! Ка-а-а! – звучало над водой, и Байдара делала широкий плавный поворот: два коротких гребка по левому борту и один мягкий длинный по правому, два по левому – один по правому…
– Ка-ну-ми хо-о-о-о! Уа-ла-ма ну-у-у-у!
Теперь Байдара мчалась вперед, и голос Баа опять звенел, неторопливый монолог вновь превратился в исступленную мольбу-заклинание: нет ни границ, ни различий между делом и словом, между усилием духа и тела – нужно очень хотеть, чтобы всё получилось.
У гребцов больше нет лиц, нет рук и ног, они больше не члены множества, понимающего себя как Люди или Настоящие Люди. Они – это существо, это – Байдара, чей лик сейчас оскален в гримасе экстаза.
Она очень просила, она очень хотела, и вновь ей было дано, ей опять не отказали: Дающий всплыл совсем близко. Он двигался встречным, чуть расходящимся курсом.
– О! О! – тай-о-о-ло! Па! – а-а-ми-и-и!
Баа не готовился, не думал, не целился: слова приходили сами собой, и Мир подчинялся, уступал, соглашался с волей Байдары, а она собрала всю силу своего желания на корме – в руке человека.
– Приди к нам, будь с нами!! – исступленно молил Баа. – Ты нужен нам, мы очень хотим тебя!!
Стихии откликнулись: они согласны. Свистнул стабилизатор, и пошел гарпун, рисуя пологую дугу тонким ремнем, и влажно чмокнула плоть, принимая наконечник.
Кит сразу ушел в глубину, оставив за собой бледно-розовое пятно. Зашуршал, убегая из мешка, линь. Гладкие, тщательно разжеванные, много раз промазанные жиром узлы чуть подпрыгивали, минуя борт. А потом линь кончился, мешок вылетел за борт, пару раз качнулся на поверхности и ушел под воду. Баа видел, куда тянул его Дающий. Он не делал никаких расчетов, он просто знал, о чем надо петь дальше.
Зазвучал очередной, родившийся сам собой куплет: Байдара развернулась и пошла новым курсом, а Баа стал собирать второй гарпун.
Изнутри на уровне живота к рубахе был пришит большой карман, в котором лежал кожаный мешочек со льдом. Баа извлек его, пощупал – лед растаял не весь, и воды совсем мало. Подрагивающими от нетерпения пальцами он ослабил ремешок на горловине, сунул ее в рот и запрокинул голову. «Да, воды совсем мало – всего два, нет, почти три глотка», – Баа с сожалением помял мешочек, выдавил в рот несколько льдинок, с хрустом разжевал их. И вода, и льдинки сильно отдавали старым прогорклым жиром, но это было очень, очень вкусно! «Жалко, что так мало… Но это ничего, это – поправимо: может быть, скоро натает еще», – успокоил себя Баа и, туго завязав горловину, водрузил мешочек на место.
Солнце – Приносящий Свет И Тепло – цепляло краем зубчатый горизонт в глубине берега, вокруг были Маленький Ветер, Идущий С Моря, и Медленная Волна, Поднимающая Плавучие Поля. Рядом с лодкой слабо покачивалась огромная спина Дающего – того, кто стал теперь Большой Добычей, или Подарком Всех Стихий. Его сомкнутое дыхало не шевелилось, пятно крови стало совсем бледным и вытянулось параллельно далекому берегу. В ту же сторону отнесло два мешка-поплавка, перепутавшихся своими ремнями. Третий мешок лежал на дне лодки – его линь не давал расстаться Байдаре со своей Добычей.
Гребцы зашевелились на своих местах. Всем хотелось пить, и мешочки с талым льдом быстро пустели. То и дело люди поглядывали на Добычу: они понимали, что это неприлично, но все равно улыбались, ведь на смену Предчувствию пришла Большая Радость.
Нет, Байдара не умерла, не исчезла, просто чуть-чуть распалась. Она долго без устали шла за Дающим и теперь отдыхает. Ее части опять стали немного разными членами единого множества Настоящих Людей. Вон тот, второй слева, совсем молодой. Он только третий раз вышел в море и еще не все понимает:
– Посмотри, Баа, это же Вода, Несущая К Дому! Мы можем успеть, Баа! – и замолк, испуганно переводя взгляд с одного на другого.
Четверо Мужчин молча смотрят на парня. «Нет, пожалуй, он не совершил ничего такого, из-за чего надо сразу уйти Туда, Куда Уходят Все. Нет, это просто… м-м-м… неловкость, бестактность… Пусть он будет пока с нами», – улыбнулся Баа, и парень опустился на сиденье. Еще миг, и он шагнул бы через Границу Стихий – она же рядом – прозрачная, холодная» такая манящая и страшная.
– Ка-ми-ту-у-у оди-ди-ла-а-а… – хрипло затянул Баа, и Байдара медленно двинулась кормой вперед: нужно подобрать два оставшихся поплавка и отрегулировать длину линей так, чтобы тянуть Добычу за все три ремня сразу, ведь пришла Вода, Несущая К Дому, и она может успеть!
Старый Гаако-Лиу-Тэми-Раотан маялся уже второй день. Ничего необычного или печального не происходило в Месте, Где Живут Настоящие Люди, но ему было неспокойно, еда не приносила радости, а руки не хотели ничего делать. Рао бродил между домами, беседовал с людьми или просто выходил на берег и подолгу смотрел вдаль. Никто не задавал ему вопросов, но он понимал, что все думают, будто он знает, как живет Байдара, а он не знал. Когда-то давно он, стоя на берегу, мог петь ее Песню. Теперь он не может, но Людям незачем знать об этом.
«Нет, так нехорошо, так – неправильно! Надо что-то делать: полезное и важное», – не выдержал наконец Рао и решил заняться тем, что давно откладывал, – подарком Большого Шторма. Это был хороший, нужный Людям подарок: недалеко от жилищ поселка на берегу лежали три больших дерева. Без коры и сучьев, с обломанными корнями – они, наверно, долго плавали по Реке и Морю прежде, чем Большой Шторм во время Высокого Прилива оставил их на берегу. Это была Твердая Пища, которую так любит Огонь. Всю мелочь, приносимую Приливами и Штормами, Люди сразу собирали и уносили в поселок, а эти стволы оказались очень тяжелыми. Ни разрубить, ни перепилить бревна нельзя, потому что нечем, но и оставлять на месте жалко, так как следующий Большой Шторм вполне может забрать их обратно, если, конечно, придет вместе с Высоким Приливом. Бревна нужно на месте пережечь на куски, которые можно будет донести или хотя бы докатить до поселка. А там уж молодежь и женщины как-нибудь справятся. Надо сделать Долгий Костер не для еды и тепла, а просто для удовольствия Всех Стихий, которые, в благодарность за это, позволят воспользоваться Людям оставшейся частью подарка.
Собрать свою волю так, чтобы Люди делали то, что он хочет, Рао не смог: он просто ходил от дома к дому и говорил, что нужно пойти и сделать Долгий Костер. Никто не отказывался, но у всех находились более срочные и важные дела. К нему присоединились только несколько подростков, еще не имеющих Настоящих Мужских Имен, и, конечно, целая куча детей – Рао даже не очень-то различал в этих меховых колобках девочек и мальчиков.
Они пришли на берег, и молодежь с визгом и смехом стала накатывать бревна друг на друга. Рао не командовал, не мешал им – у них свои лидеры, своя жизнь, а у него…
В конце концов стволы легли друг на друга, и Рао долго раздувал принесенные головешки, подкладывал сухие водоросли и древесную мелочь, собранную на кромке прибоя. Когда Костер все-таки разгорелся, Рао уселся на корточки и поверх дымного Огня стал смотреть в Море. Молодежь играла на Песке Отлива в свои извечные игрушки: палки, изображающие гарпуны, костяные грузила с колючками, привязанные к ремешкам, – кто дальше, кто точнее. Они играют так всегда: после Сытных Зим их бывает много в поселке, а после Голодных – совсем мало, но игры остаются те же. И он когда-то вставлял длинную палку в неуклюжую самодельную металку… Да… А потом старый шаман почему-то выделил его из толпы сверстников и стал именно ему рассказывать свои Непонятные Сказки. И неинтересны стали юному Рао ни гарпуны, ни металки, ни колючие цеплялки-кидалки.
Рао сидел у Огня, смотрел на Море, Небо и привычно поглаживал под рубахой маленький, почти незаметный шрам на плече. Если бы он выдержал, если бы смог привыкнуть… Он бы, наверное, знал сейчас, как обстоят дела у Байдары, когда и с чем она вернется, и про тех, кто ушел в Весеннюю Тундру, он тоже, наверное, знал бы все или почти все… А он не знает, не чувствует.
Он хорошо помнил тот день, когда шаман сказал, что время настало, и уложил Рао на подстилку из шкур у очага. Потом он оросил своей мочой кремневый нож и сделал надрез на его плече. Рао не смотрел на его руки, он смотрел на клочок неба в дыре дымохода, и ему было совсем не больно. Потом Шаман замотал ему руку полосками шкуры и дал выпить Настой Красных Грибов. Рао уснул, а когда проснулся, Мир был другим – невероятно, ослепительно ярким, ароматным и вкусным. Первое время, пока не привык, он просто захлебывался от избытка ощущений. Казалось, он видит, чувствует и слышит все: радость ребенка, сосущего грудь в соседнем жилище, голодное урчание в животе чайки, парящей в Небе, усталость охотников, ушедших вчера в Ледяные Поля. Потом он освоился, научился отсекать, заглушать лишнее, но все равно это было прекрасно! А потом была расплата, и еще, еще… Медведь поломал одного из охотников, и Рао умирал вместе с ним; тяжело рожала женщина, и он кричал вместе с ней… Он не выдержал: однажды, очнувшись после чужой смерти, он дрожащей рукой разрезал кожу и выдавил маленький, плоский, скользкий от крови камешек. И опять стал как все, стал одним из единого множества Настоящих Людей.
Когда умер, ушел в Другую Жизнь старый шаман, как-то само собой получилось, что Рао взял его Бубен и стал Человеком, Говорящим Со Стихиями Мира, только какой он на самом деле, Говорящий? Что-то сломалось в нем тогда, чего-то он лишился… А тот полосатый камешек болтается теперь среди зубов белого волка в ожерелье молодого Баа.
Рао очнулся от горестных мыслей: что-то странное было в Море. Какой-то темный предмет двигался вдали немного быстрее, чем вода Прилива. Рао долго следил за ним и наконец понял, что по мелкой воде к берегу идет человек, точнее нечто, очень похожее на Человека: даже ребенок знает, что вода – это Мир Мертвых и живые оттуда не приходят. Значит, это возвращается мертвый. Это нехорошо – ему не место среди живых.
Рао встал, подправил верхнее бревно в костре, погрел над Огнем кожу Бубна и побрел навстречу мертвецу. Молодежь оставила свои игры и потянулась за ним: старшие впереди, малыши сзади – интересно и страшно!
Он остановился метрах в десяти от пришельца, но вода прибывала и оставаться на месте было нельзя – приходилось пятиться, а мертвый медленно шел вперед, ему явно хотелось на сухое. Вблизи он был не очень похож на Настоящего Человека: густые светлые волосы не заплетены в косы, немного волос растет даже вокруг рта и на щеках, одежда сделана из шкур Рогатых Зверей, Живущих в Тундре, да и вообще он слишком худой и высокий, с длинными руками и ногами.
Подростки испуганно шептались за спиной, вода прибывала, и надо было на что-то решаться. Протяжно и глухо зазвучал Бубен, Рао заговорил:
– Зачем ты пришел к нам, житель Мира Мертвых? Мы не сделали ничего плохого, почему же ты нарушаешь Гармонию Стихий? Уходи, уходи обратно, ведь оттуда не возвращаются!
Мертвец остановился и слушал голоса Рао и Бубна. Когда они замолчали, мертвый сам начал издавать какие-то звуки. Они не были похожи на человеческий язык, но Рао почему-то понял, что пришельцу плохо и он хочет на берег.
Рао сомневался в том, что поступает правильно, но знал, что Люди считают его Говорящим Со Стихиями, и поэтому он должен…
– Уходи! Все знают, что в твоем мире никогда не бывает Злого Мороза, туда не приходит Большой Шторм, там всегда много еды – уходи обратно! У нас здесь Маленькие Радости часто сменяются Большой Ведой – уходи, уходи обратно!!
Вода поднялась пришельцу до колен, и он опять побрел вперед, медленно переставляя свои длинные ноги.
– Уходи!! Уходи обратно!!! – заклинал Рао и размахивал Бубном.
Наконец мертвец остановился, протянул вперед руки, показывая пустые ладони, и вновь заговорил. Рао вслушивался изо всех сил в надежде понять, что же он должен сделать, чтобы мертвый наконец ушел. Но нет, совсем не то: пришелец хочет на берег!
Кто-то подергал Рао за одежду сзади – один из подростков:
– Я! Я прогоню его! Я не боюсь!
Мальчишка, конечно, боится, но пусть попробует.
Парень шагнул вперед к самой воде, поднял для броски руку с палкой, изображающей гарпун, и грозно закричал неокрепшим, срывающимся от волнения голосом:
– Уходи!! Уходи обратно!!!
Нет, пришелец не испугался: конечно, разве можно убить мертвого? Он опять что-то сказал: кажется, он недоволен и немного – совсем чуть-чуть – угрожает…
Радостно завизжали дети, и Рао оглянулся. Они верещали и показывали пальцами в сторону поселка. Рао тоже досмотрел и увидел, что с уступа Черной Скалы над Местом, Где Живут Люди, поднимается дым, и ветер сносит его в глубь берега. Это Большой Дым – кто-то отдал Огню сразу весь запас сухих водорослей. Разом исчезла тяжесть, так долго давившая на грудь, и Рао облегченно вздохнул: идет, возвращается Байдара!
Он сразу остался один – молодежь наперегонки неслась к поселку. Какой-то малыш споткнулся, шлепнулся в лужу, но тут же вскочил и, весь перемазанный илом, с ревом побежал дальше, стараясь ни за что не отстать.
А мертвец? Он почти вышел из воды, он не смотрит больше на Рао, он стремится туда, где за линией Прибоя дымит, затухая, Долгий Костер.
«Ладно, я все равно не могу ничего поделать, ведь он не слушается меня… Может быть, он уйдет сам вместе с Водой Прилива? Что я могу?..» – Рао вздохнул, сунул Бубен под мышку и побрел к поселку вслед за всеми.
Он шел и думал о том, что Байдара возвращается и Большой Дым означает, что она идет не одна. Баа будет исполнять Танец Охоты, а потом, когда уйдет Вода Прилива, все Люди от мала до велика будут резать и носить в Ямы Для Еды жир и мясо; Прилив вернется и заберет только то, что оставят ему в подарок. А потом будет Праздник…
Женька ухватился за сучок и, навалившись всем телом, повернул бревно необгоревшей стороной к углям. Через минуту костер ожил, появилось пламя. Он подставлял теплу то один бок, то другой и тихо млел, размышляя о том, что больше никогда, ни за что не полезет в море, не полезет… по своей воле!
Шел отлив, и туша кита уже прочно сидела на мели. Вынесенная дружными усилиями далеко на берег, сохла большая кожаная лодка. Когда она подошла к берегу, люди кинулись в воду, подняли ее на руки вместе с гребцами и отнесли за границу самого большого наката. Байдара принесла Большую Добычу, почти все Мужчины были на месте, и они смогли оказать честь, достойную ее Великой Удачи. Лодку аккуратно поставили килем в гнезда из плавника и камней, дети радостно прыгали вокруг, а взрослые любовно оглаживали борта, вытирали их рукавами своих облезлых меховых рубах – они любили Байдару, они хотели, чтобы ей было хорошо.
А потом все столпились на берегу. Их было много – больших и маленьких, молодых и старых. Там у воды гремел бубен, и что-то происходило, но что?
Женька мотался туда-сюда за спинами людей и чувствовал себя… гм… ну, полным идиотом. Сначала его, полуживого, не хотели выпускать на берег, а теперь никому нет до него дела! Наряд у него, кажется, вполне подходящий: тоже из шкур мехом наружу и не первой свежести, кстати. Правда, это шкуры других зверей, и на ногах у мужчин здесь какие-то хитрые сапоги-бахилы выше колен, подвязанные к поясу, а у него – сухопутные сапожки. Как защищаться, если нападут, он знает, да и сам нападать, пожалуй, умеет, но вот что делать, если на тебя не обращают внимания?
Он вздохнул, почесал затылок, поправил ножи под рубахой и решительно полез в толпу: «Вы что тут, в конце концов?!»
Настоящим Людям – морским зверобоям – нечего было противопоставить человеку, имеющему опыт поездок в общественном транспорте большого города. Женька шел сквозь них, как горячий нож сквозь масло. В задних рядах стояли люди взрослые и солидные, а впереди – молодежь, главным образом девицы. Они тихо курлыкали между собой. Конкретных слов Женька, конечно, не понимал, но общий смысл улавливал, кажется, четко: «Какой красавец! Как он хорош! Я так хочу его! И я тоже… Он такой сильный, такой красивый!… ОЙ, не могу, он такой!..»
Чумазые, от роду не умывавшиеся девушки привставали на цыпочки, пытались заглянуть вперед. Женька был на голову выше любой из них, но тоже пока ничего не видел. Он пробирался сквозь толпу женщин, вдыхал смесь их феромонов с… гм… родным первобытным ароматом и изнывал от любопытства. Наконец он оказался в первых рядах и присел на корточки, чтобы не мешать смотреть тем, кто сзади.
На плотно укатанном волнами песке у самой кромки воды под неритмичное бряканье бубна танцевал толстый голый человечек. Он перебирал кривыми ногами, поднимал и опускал короткие руки, пытался изгибать свое слишком длинное тело без намека на талию. Его темные жидкие волосы были заплетены в две короткие косички, болтающиеся возле ушей, бурое безбородое лицо с узкими прорезями глаз напоминало печеное яблоко, а бледная кожа на теле покрыта грязными потеками высохшего пота.
Женька чуть не рассмеялся в голос, увидев этого красавца, но удержался, устроился поудобнее и стал смотреть. Слабо вскипал близкий накат, брякал бубен, топтался на песке человечек, томно вздыхали женщины…
Он сидел, смотрел, слушал бубен и в какой-то момент вдруг понял, понял отчетливо и ясно – до мурашек по коже – как могуч и прекрасен этот человек! А потом увидел (да-да, именно увидел!), как набегает Волна, Тихо Плещущая В Борт, как среди Маленьких Одиноких Льдин под Ветром, Дующим На Черную Скалу, идет Байдара…
Когда свистнул стабилизатор первого гарпуна, когда зашуршал, убегая, линь, Женька чуть не свалился под ноги женщин и затряс головой: «Что за наваждение?!» А рядом все так же брякал бубен, топтался на песке голый человечек, на его короткой грязной шее моталось нехитрое ожерелье из чьих-то зубов с маленьким, темным, полосатым камешком посередине. И мчалась вперед Байдара, и был собран второй гарпун: сейчас Дающий появится из воды вон там – она должна успеть!
– Вам ведь не нужно доказывать существование иных реальностей или параллельных миров, правда? – Гость закинул ногу на ногу и переплел пальцы на колене. – Для большинства людей это фантастика, о которой смешно говорить всерьез. Думаю, для вас не будет новостью и сообщение о том, что в доступном пространстве есть несколько точек, где разные миры или реальности сближены, пересекаются, открываются друг в друга, что ли… Собственно, в художественной литературе таких феноменов описано множество, и ни одного – в научной! Интересно, что вокруг одних «точек сближения» жизнь бьет ключом на протяжении чуть ли не всей истории человечества, а другие пребывают в тиши и забвении. События, происходящие близ такой границы миров, в большинстве своем остаются незамеченными, или, в редких случаях, им придается мистическое, религиозное значение. Нужно это пояснять, или вы понимаете, о чем речь?
– Пожалуй, понимаем, – Николай извлек из пачки сигарету, закурил и выпустил дым в потолок. – Только, может быть, поясните сначала, что вам известно о нас? За кого нас, так сказать, держат? Тогда мы будем знать, как реагировать: кровожадно рычать или светски улыбаться?
Гость несколько смутился:
– Да, да, вы правы, но… Впрочем, если хотите… Вы ведь имеете в виду не анкетные данные?
– Анкетные тоже! – усмехнулся Варов, и стало заметно, что гость старается не смотреть на него, а обращается главным образом к Николаю.
– Ваша… гм… группа попала в поле зрения заинтересованных лиц в связи с камнями – черными агатами, о которых чуть позже. О вас же мне сообщили…
– Давайте-давайте! Не стесняйтесь!
– Ну, хорошо! – гость откашлялся и начал цитировать по памяти: – «Турин Николай Васильевич: 43 года, русский, место рождения – Москва, образование высшее геологическое, бывший сотрудник РАН, имеет научные труды. С 199… года проживает в Санкт-Петербурге, формально безработный, источник доходов – случайные заработки (строитель-отделочник высокой квалификации). За последние годы дважды выезжал за границу в качестве рабочего-нелегала; женат, имеет двоих детей, в настоящее время семья проживает в США (у супруги „зеленая карта“). Курит, употребляет алкоголь (умеренно), правонарушений не зафиксировано».
– Обо мне – все? – поинтересовался Николай. – Ну, что ж: авантюрист немножко, но личность вполне заурядная.
– Там было еще примечание – такое, знаете ли со звездочкой: «паспортные данные соответствуют»,
– Надо же, как интересно! Вы хотите сказать, что у кого-то из нас они не соответствуют, да?
– Вы правы, Николай Васильевич! Увы…
– Александр Иванович! Вы это бросьте – доку. менты у всех настоящие!
– О, конечно! Конечно, настоящие! Вы, наверное, сами помогали их оформлять? Намучились?
– Не без этого, но все законно!
– Поверьте, Николай Васильевич, к органам внутренних дел я не имею ни малейшего отношения! Вы же сами подняли эту тему…
– Допустим, верю. И что дальше? О тех, кто «не соответствует »?
Гость вздохнул, извлек из кармана платочек, протер повлажневший лоб и продолжил цитирование:
– «Варов Владимир Николаевич (настоящее имя не установлено): физиологический возраст – около 40 лет, год и место рождения, национальная принадлежность не установлены…» В общем, все остальное тоже не установлено.
– Так уж и все? – Варов омерзительно скрипнул пенопластом, на котором сидел, и гость наконец посмотрел в его сторону, но тут же отвел глаза.
– Не все, конечно. Известно, что вы закончили здесь курсы белых магов, оформили документы для занятий «индивидуальной трудовой деятельностью».
– И, между прочим, даже налоги честно плачу! Но вы продолжайте, Александр Иванович.
– Кхе… Гм… Значит, так: «…установлено, что Варов В. Н. действительно способен осуществлять:
а) безмедикаментозное исцеление физических травм, резкое ускорение послеоперационной реабилитации, снятие гипертонических кризов, купирование ревматических болей, приступов радикулита и т. д.; охотно помогает больным и знакомым медикам, от официальных контактов с представителями лечебных и научных учреждений уклоняется;
б) внушение – дистанционное психическое воздействие гипнотического (?) типа; официально практикует снятие стрессов, избавление от бессонницы, улаживание внутрисемейных конфликтов…»
– Что же вы замолчали, Александр Иванович? У вас такая прекрасная память! – Варов смотрел на гостя и как-то обреченно улыбался. – Вы уж договаривайте, пожалуйста. Или мне самому продолжить? Да не бойтесь вы: не стану я на вас… воздействовать. Пока.
Гость поежился, как будто ему вдруг стало холодно:
– Да ничего такого, Владимир Николаевич! Просто… гм… В общем, эксперты полагают, что это ваше "дистанционное воздействие» может быть… скажем так: очень сильным.
– Вплоть до летального?
– Гм… Насколько я понимаю, поводов для таких предположений не имеется.
– Замечательно! – Варов рассмеялся и похлопал в ладоши. – Просто блеск! Вы ничего не забыли? Точно – ничего? Тогда, может быть, перейдем к третьему и последнему члену нашей, как вы выразились, группы?
– Извольте! – гость коротко глянул на Женю. – Васильев Евгений Иванович: физиологический возраст – 17-19 лет. Все остальное – сами понимаете…
– Понимаем-понимаем! – Николай сунул окурок в переполненную пепельницу. – А почему вы его так испугались? Он что, по вашим данным, страшнее АО-Родьки?
– Нет, пожалуй. Это что-то рефлекторное. Я, знаете ли, больше привык иметь дело с людьми… м-м-м… другого плана. А тут – драки, приводы в милицию…
– Это все из-за Коли, – поделился застарелой обидой Женька. – Он ментам сопротивляться не разрешает.