Страница:
– Почему-то мне кажется, странник, что ты очень умен, а робость твоя фальшива, как эта вага, сделанная из глины и покрытая позолотой. Не стоит пытаться обмануть старика. Догадался ли ты, о чем я хочу спросить?
Взгляд, который при этом Озра кинул на Сеймона, мог бы не понять только полный дурак.
– Да, господин! И отвечу сразу: твой гость рассказал тебе правду.
– Откуда тебе это известно? Ты же не слышал!
– Он рассказал тебе правду потому, что ему незачем обманывать мудрейшего Озру.
– А ты? У тебя есть повод для лжи?
– О да, мудрейший… – умышленно затянул паузу Вар-ка. – Но я не стану обманывать, если ты не заставишь меня. Твой гость – великий Сеймон – знает, зачем я пришел. Мне нужно всего лишь получить это и уйти. Прошу: не препятствуй мне, господин!
– Это правда, что ты прикасался к Священным Плитам? Что был ты рядом с Сеймоном, выводившим иревов из рабства?
«Ну, начинается! – уныло подумал Вар-ка. – Зачем Сеймон, он же Мишод, это все разболтал? Хотя, с другой стороны, Озра очень силен, и врать ему трудно. Ох, не нравится мне все это!»
Он уставился в глаза книжника, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул:
– Мудрейший Озра! Все мы ходим под рукой Всемогущего и исполняем свое служение по силам и пониманию своему. Да, мне даровано счастье быть, видеть и помнить. Но этот дар – мой. Это – мой груз, моя боль. Ты хочешь разделить мое служение? Принять мою ношу? Я лишь простой и грубый инструмент в Его мастерской, твоя же мудрость всем известна – не есть ли гордыня требовать большего? Или ты сомневаешься в том пути, которым идешь? Я не хочу обманывать тебя, но не могу и сказать правду. Не потому, что ты захочешь доказательств: просто мое знание лишнее здесь, ведь не история учит людей, но лишь Бог дарует познание.
Вар-ка говорил и накатывал на собеседника волну собственной воли: «Перестань, отстань, оставь меня в покое, я не слабее тебя, но я нейтрален и не несу ни зла, ни добра». Книжник ощутимо сопротивлялся, и осталось неясным, удалось его осилить или нет. Похоже, он с самого начала не собирался всерьез проводить расследование.
– Трудно не согласиться с такими словами, странник Вар-ка. Нам ли, ничтожным рабам, пытаться постичь высший замысел? Знаем мы лишь, что ничто не бывает помимо него. Ты привел к нам Сеймона, который умер давно, и был оплакан, и не знал никто, где он похоронен. Теперь узрели мы, что не был мертв великий Сеймон. Он вернулся к народу иревов, дабы вновь направить его на путь Единого Бога, дабы поднять его из языческой мерзости к покаянию и прощению. Ты считаешь себя инструментом в руке Всемогущего, так останься и раздели труды наши. Может быть, твоими устами произнесет Он слово свое?
По сути дела, это была ответная атака – воля против воли. Тут все сразу: и признание чужой силы, и угроза, и предложение союза – черт-те что, и все в одном стакане! Вар-ка демонстративно отказался от сопротивления и опустил глаза – конфликт ему сейчас совершенно ни к чему.
– Ты хочешь ознакомить меня?..
– Эти свитки найдены в храме Единого Бога на пятый год правления праведного царя Майсола. Народ иревов вскоре ушел с пути истинного, и дарованные ему откровения остались сокрытыми. За грехи свои отданы мы были на поругание язычникам, что разграбили и унесли реликвии храма. Но милость Всемогущего безгранична: Он сохранил бесценные свитки и даровал мне счастье вернуть их народу иревов.
Озра смотрел на него очень внимательно, и Варка понял, что лучше не отказываться: «Зачем же ему это нужно?»
– О, мудрейший, мне ли, ничтожному, комментировать священные тексты? Я могу лишь внимать в трепете души своей…
– Так садись с нами и слушай, странник Вар-ка!
Книжник положил себе на колени один из свитков, а Намия, храня молчание, обреченно вздохнул. От него веяло усталостью и раздражением, которое он вынужден скрывать.
Старик, похоже, знал содержание свитка почти наизусть и не столько читал, сколько следил за реакцией слушателя. Текст, изобилующий повторами и длиннотами, повествовал о судьбе иревов, вышедших из языческого рабства. Это было не начало и не конец истории, а кусочек из середины: то ли Озра взял именно этот свиток из многих случайно, то ли выбрал с каким-то умыслом. Он явно чего-то ждал от Вар-ка, а тот не знал, как реагировать и, вообще, стоит ли это делать. Конечно же, текст был не древним, а достаточно свежим, может быть, самим Озрой и составленным – вон у него какая мозоль на последней фаланге среднего пальца правой руки.
Когда первый свиток был перемотан в обратную сторону, воцарилось напряженное молчание: Намия тоскливо смотрел в сторону, Сеймон беспокойно ерзал, а книжник уставился на главного слушателя.
«Что ж, придется комментировать», – смирился с неизбежным Вар-ка.
– Велика и неисчерпаема милость Всемогущего, но не всякий способен постичь ее – лишь тот, кому дарована частица божественного знания. Мудрейшему Озре, когда он будет читать этот свиток народу, наверное, нужно будет растолковать людям смысл слов о домах и виноградниках, которыми владели бредущие по пустыне иревы?
Вар-ка изобразил интонацией своего голоса полнейшее смирение, но в глаза Озре посмотрел с неприкрытым вопросом: «Ты этого хотел?»
Книжник ответил целой вспышкой эмоций, хотя ни один мускул на его бородатом лице не дрогнул: гнев, удивление, удовлетворение – да, примерно этого он и хотел!
В следующем свитке подробнейшим образом излагались правила организации праздников, совершения обрядов и жертвоприношений, иерархия священников, их одежда, порядок действий в том или ином случае. Это было уже слишком, и Вар-ка сделал еле заметный протестующий жест рукой. Книжник заметил, понял и прекратил чтение.
– О, мудрейший Озра, не следует слышать это ничтожному страннику, который не принадлежит даже к народу иревов!
Прозвучало не очень убедительно, но книжник возражение принял. У него явно была какая-то другая цель, к которой он двигался медленно, но неуклонно. Озра внимательно посмотрел на Намию, Сеймона и взял свиток, лежащий чуть в стороне. Читал он все так же медленно и монотонно:
– «…И сказал Всемогущий устами пророка: „Пусть не будет осквернена дарованная вам страна мерзостью народов, поклоняющихся богам каменным и деревянным. Женщин их не берите себе и своих не отдавайте им. Не ищите мира с чтящими мертвых богов, чтобы не усилились они и не пожрали вас в земле этой. Ничтожество и слабость ваши оттого с вами, что смешали семя с языческой мерзостью не только пасущие и сеющие, но и священники, и начальствующие. Удалите же от себя всех жен народов чужих, всех детей, что рождены ими в домах ваших…"»
Дальше следовало подробное описание репрессий, которые следует применить к тем, кто не согласен.
На сей раз чтение вялым жестом прервал Намия:
– Мудрейший, ты не убедишь меня, даже если прочитаешь этот свиток еще десять раз! Прошло два года, а храм и столица только начали подниматься из пепла. Нужно золото, серебро – и много, а ты отталкиваешь руку дающих! После оглашения свитка ни Аходы, ни Тураги не дадут ни монеты!
– Зато Элоды и Манивы откроют свои хранилища: в этих кланах нет языческой крови! Или ты озабочен судьбой своих?
– Ломевы чисты перед лицом Всемогущего! Среди нас нет людей с чужой кровью… Почти нет. Но дело не в этом: я понимаю, что ты хочешь усилить кланы священников, которые поддержали тебя. Не возражай! Пусть так и будет, но сделай это позже. Пока царь Айлона милостив к народу иревов, мы должны отстроить хотя бы несколько основных городов, восстановить храм. Правитель стар, и неизвестно, как на все это посмотрит новый владыка. Сейчас на стройках работают все, кто согласен трудиться за деньги, а ты хочешь…
– Нет! Твой труд и потраченное золото имеют смысл, только если это будет делом народа Единого Бога!
– Да где же ты видишь его?! Ты же никогда не был в Наахе! Это давно уже не наша страна, и те, кто живет в ней, – они кто угодно, только не… Ты же знаешь, что настоящих иревов остался десяток кланов, да и они живут в Айлоне, и сюда их не заманишь!
– Не может исчезнуть народ наш без воли на то Всемогущего! По моим сведениям, в Наахе еще остались люди, помнящие клятвы своих предков. Мы призовем их, и они станут нашей опорой!
– Хочешь устроить войну с соседями, как когда-то Ноедег? В то время это дало хороший результат, но сейчас здесь все изменилось.
– Я внимательно слушал рассказы о жизни в Наахе – и твои, кстати, тоже. Здесь не с кем воевать, потому что враг внутри нас! Ты еще молод, Намия, глаза твои остры, но видишь ты лишь то, что лежит перед тобою. Дарованная нам земля иссохла. Она десятки лет пребывает в мерзости запустения. Если оросить ее, она вновь наполнится жизнью, но среди сорняков ты уже не отыщешь хлебного колоса! Так отделим же сейчас…
Спор продолжался еще минут двадцать. Впечатление было такое, что оппоненты не в первый раз повторяют друг другу свои доводы. Вар-ка уже начал догадываться, зачем Озре понадобился и Мишод-Сеймон, и он сам – весы! Ничего хорошего в этом не было.
– …не так ли поступил когда-то пророк Мишод, сын Рагеба, благословивший Ноедега на битву?
Вопрос был обращен к Сеймону, и тот, поколебавшись, ответил:
– Обливается кровью сердце мое, и исполнена скорби душа. Жестоки слова Священного Свитка, но… Всемогущий водил рукой написавшего это!
«Та-ак! Вот и гирька на чаше весов! – безрадостно утвердился Вар-ка в своей догадке. – Интересно, Сеймон вполне искренен, или надеется получить признание и авторитет за поддержку Озры? Скорее всего, тут и то, и другое, и чего больше – не ясно, хотя мужик откровенно страдает. Но это, в конце концов, его проблемы, а мне-то что отвечать?!»
– Что же скажет нам странник Вар-ка?
– Понимаешь, мудрейший Озра… Мой разум слаб и полон сомнений, но я уверен: не угодны Богу ни горе, ни кровь – ни своих, ни чужих! Все ходят пред ликом Его, и познавшие истину должны нести ее свет тем, кто прозябает во тьме.
Книжник был откровенно разочарован, но еще не потерял надежды:
– Говори, странник, говори!
– Мне кажется, что и мудрейший Озра, и почтенный Намия, и великий Сеймон просто неправильно поняли смысл, заключенный в словах этого свитка. Речь идет не о том, чтобы изгнать всех чужих и отгородиться от них. Этих чужих нужно делать своими, не терпеть рядом мерзость язычества, а истреблять ее проповедью истинной веры!
– Разве? – усмехнулся старик. – Наверное, ты невнимательно слушал. Что ж, я готов прочитать еще раз!
Вар-ка и сам понимал, что говорит ерунду, что ничего он никому не докажет, но не мог удержаться и продолжал:
– Я долго жил в другом мире, похожем на этот. То понимание божественных слов, которое предлагает мудрейший Озра, называется там «геноцид» или «этническая чистка». Эти слова означают величайший грех пред лицом Всемогущего! Я молю вас: не преступайте путей Его, ибо проходят они сквозь все сотворенное!
Книжник сокрушенно покачал головой:
– Обидно и горько мне, почтенный Намия, но ты оказался прав: эти люди – жалкие колдуны и мошенники. Ты догадался, конечно, что я лишь проверял их, – и все равно мне обидно и горько!
С этими словами Озра слегка приподнял указательный палец. Что-то мелькнуло перед глазами и едва ощутимо коснулось шеи: «Диспут окончен, господа!»
С безошибочностью настоящего пророка Вар-ка понял, что немедленно умрет, если сделает хоть малейшее движение. Он скосил глаза на Сеймона и обнаружил, что тот оказался в точно таком же положении. С самого начала светской беседы темнокожие охранники расположились за их спинами, где и стояли неподвижно, как статуи. Сначала это слегка раздражало Вар-ка, но воины не излучали никаких эмоций, и он в конце концов перестал обращать на них внимание.
Неизвестно, как там у них в Айлоне принято обходиться с самозванцами, но сейчас Сеймон застыл с выпученными от ужаса глазами: на шею ему была накинута тонкая удавка, концы которой держал в руках охранник за его спиной. Это была или струна, или нечто подобное, чем можно даже не пережать, а просто перерезать шею.
Немая сцена длилась не более трех-четырех секунд, потом в палатку вошли еще два воина. Прежде чем на голову Вар-ка надели мешок, он успел увидеть, как мудрейший Озра брезгливо швырнул к ногам Сеймона… зажигалку!
Мешок плотно завязали на шее чуть выше удавки. Потом стали вязать руки и ноги, а когда с этим закончили, струну с шеи убрали. Вар-ка попытался сосредоточиться и внушить тому, кто вязал его, что он, мол, хилый, слабый и никуда не денется, но не успел – вязка получилась плотной и жесткой.
Из палатки его выносили в четыре руки, а потом, похоже, взвалили на спину кому-то одному и потащили дальше. Дышать с передавленной шеей было и так трудно, а в мешке к тому же оказалась то ли пыль, то ли какая-то труха. Вар-ка терпел сколько мог, а потом все-таки чихнул. Чужая спина под ним дрогнула, две сильных руки ухватили его за плечи, подняли, поставили на связанные ноги и… Скорее всего, это был удар кулаком в основание черепа.
Когда он очнулся, вплотную перед глазами был серый шершавый камень. Вар-ка лежал лицом вниз, и мешка на голове не было. Он прислушался к окружающему миру и понял, что пребывает в полном одиночестве. Голова сильно болела, и пришлось долго внушать себе, что с ней все в порядке. Это помогло, но не сразу и не полностью. Потом он перевернулся лицом к небу и не увидел его: вокруг было знакомое белесое марево.
«Все понятно: мудрейший Озра не решился меня убить, а просто приказал выбросить пришельца туда, откуда тот пришел. Интересно, что он сделал с Мишодом-Сеймоном?»
Веревка на руках оказалась удивительно прочной, и пришлось изрядно помучиться прежде, чем удалось перетереть ее о зазубренный край большого обломка андезита. С ногами было уже проще.
Глава 3. Примитивный мир
Взгляд, который при этом Озра кинул на Сеймона, мог бы не понять только полный дурак.
– Да, господин! И отвечу сразу: твой гость рассказал тебе правду.
– Откуда тебе это известно? Ты же не слышал!
– Он рассказал тебе правду потому, что ему незачем обманывать мудрейшего Озру.
– А ты? У тебя есть повод для лжи?
– О да, мудрейший… – умышленно затянул паузу Вар-ка. – Но я не стану обманывать, если ты не заставишь меня. Твой гость – великий Сеймон – знает, зачем я пришел. Мне нужно всего лишь получить это и уйти. Прошу: не препятствуй мне, господин!
– Это правда, что ты прикасался к Священным Плитам? Что был ты рядом с Сеймоном, выводившим иревов из рабства?
«Ну, начинается! – уныло подумал Вар-ка. – Зачем Сеймон, он же Мишод, это все разболтал? Хотя, с другой стороны, Озра очень силен, и врать ему трудно. Ох, не нравится мне все это!»
Он уставился в глаза книжника, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул:
– Мудрейший Озра! Все мы ходим под рукой Всемогущего и исполняем свое служение по силам и пониманию своему. Да, мне даровано счастье быть, видеть и помнить. Но этот дар – мой. Это – мой груз, моя боль. Ты хочешь разделить мое служение? Принять мою ношу? Я лишь простой и грубый инструмент в Его мастерской, твоя же мудрость всем известна – не есть ли гордыня требовать большего? Или ты сомневаешься в том пути, которым идешь? Я не хочу обманывать тебя, но не могу и сказать правду. Не потому, что ты захочешь доказательств: просто мое знание лишнее здесь, ведь не история учит людей, но лишь Бог дарует познание.
Вар-ка говорил и накатывал на собеседника волну собственной воли: «Перестань, отстань, оставь меня в покое, я не слабее тебя, но я нейтрален и не несу ни зла, ни добра». Книжник ощутимо сопротивлялся, и осталось неясным, удалось его осилить или нет. Похоже, он с самого начала не собирался всерьез проводить расследование.
– Трудно не согласиться с такими словами, странник Вар-ка. Нам ли, ничтожным рабам, пытаться постичь высший замысел? Знаем мы лишь, что ничто не бывает помимо него. Ты привел к нам Сеймона, который умер давно, и был оплакан, и не знал никто, где он похоронен. Теперь узрели мы, что не был мертв великий Сеймон. Он вернулся к народу иревов, дабы вновь направить его на путь Единого Бога, дабы поднять его из языческой мерзости к покаянию и прощению. Ты считаешь себя инструментом в руке Всемогущего, так останься и раздели труды наши. Может быть, твоими устами произнесет Он слово свое?
По сути дела, это была ответная атака – воля против воли. Тут все сразу: и признание чужой силы, и угроза, и предложение союза – черт-те что, и все в одном стакане! Вар-ка демонстративно отказался от сопротивления и опустил глаза – конфликт ему сейчас совершенно ни к чему.
– Ты хочешь ознакомить меня?..
– Эти свитки найдены в храме Единого Бога на пятый год правления праведного царя Майсола. Народ иревов вскоре ушел с пути истинного, и дарованные ему откровения остались сокрытыми. За грехи свои отданы мы были на поругание язычникам, что разграбили и унесли реликвии храма. Но милость Всемогущего безгранична: Он сохранил бесценные свитки и даровал мне счастье вернуть их народу иревов.
Озра смотрел на него очень внимательно, и Варка понял, что лучше не отказываться: «Зачем же ему это нужно?»
– О, мудрейший, мне ли, ничтожному, комментировать священные тексты? Я могу лишь внимать в трепете души своей…
– Так садись с нами и слушай, странник Вар-ка!
Книжник положил себе на колени один из свитков, а Намия, храня молчание, обреченно вздохнул. От него веяло усталостью и раздражением, которое он вынужден скрывать.
Старик, похоже, знал содержание свитка почти наизусть и не столько читал, сколько следил за реакцией слушателя. Текст, изобилующий повторами и длиннотами, повествовал о судьбе иревов, вышедших из языческого рабства. Это было не начало и не конец истории, а кусочек из середины: то ли Озра взял именно этот свиток из многих случайно, то ли выбрал с каким-то умыслом. Он явно чего-то ждал от Вар-ка, а тот не знал, как реагировать и, вообще, стоит ли это делать. Конечно же, текст был не древним, а достаточно свежим, может быть, самим Озрой и составленным – вон у него какая мозоль на последней фаланге среднего пальца правой руки.
Когда первый свиток был перемотан в обратную сторону, воцарилось напряженное молчание: Намия тоскливо смотрел в сторону, Сеймон беспокойно ерзал, а книжник уставился на главного слушателя.
«Что ж, придется комментировать», – смирился с неизбежным Вар-ка.
– Велика и неисчерпаема милость Всемогущего, но не всякий способен постичь ее – лишь тот, кому дарована частица божественного знания. Мудрейшему Озре, когда он будет читать этот свиток народу, наверное, нужно будет растолковать людям смысл слов о домах и виноградниках, которыми владели бредущие по пустыне иревы?
Вар-ка изобразил интонацией своего голоса полнейшее смирение, но в глаза Озре посмотрел с неприкрытым вопросом: «Ты этого хотел?»
Книжник ответил целой вспышкой эмоций, хотя ни один мускул на его бородатом лице не дрогнул: гнев, удивление, удовлетворение – да, примерно этого он и хотел!
В следующем свитке подробнейшим образом излагались правила организации праздников, совершения обрядов и жертвоприношений, иерархия священников, их одежда, порядок действий в том или ином случае. Это было уже слишком, и Вар-ка сделал еле заметный протестующий жест рукой. Книжник заметил, понял и прекратил чтение.
– О, мудрейший Озра, не следует слышать это ничтожному страннику, который не принадлежит даже к народу иревов!
Прозвучало не очень убедительно, но книжник возражение принял. У него явно была какая-то другая цель, к которой он двигался медленно, но неуклонно. Озра внимательно посмотрел на Намию, Сеймона и взял свиток, лежащий чуть в стороне. Читал он все так же медленно и монотонно:
– «…И сказал Всемогущий устами пророка: „Пусть не будет осквернена дарованная вам страна мерзостью народов, поклоняющихся богам каменным и деревянным. Женщин их не берите себе и своих не отдавайте им. Не ищите мира с чтящими мертвых богов, чтобы не усилились они и не пожрали вас в земле этой. Ничтожество и слабость ваши оттого с вами, что смешали семя с языческой мерзостью не только пасущие и сеющие, но и священники, и начальствующие. Удалите же от себя всех жен народов чужих, всех детей, что рождены ими в домах ваших…"»
Дальше следовало подробное описание репрессий, которые следует применить к тем, кто не согласен.
На сей раз чтение вялым жестом прервал Намия:
– Мудрейший, ты не убедишь меня, даже если прочитаешь этот свиток еще десять раз! Прошло два года, а храм и столица только начали подниматься из пепла. Нужно золото, серебро – и много, а ты отталкиваешь руку дающих! После оглашения свитка ни Аходы, ни Тураги не дадут ни монеты!
– Зато Элоды и Манивы откроют свои хранилища: в этих кланах нет языческой крови! Или ты озабочен судьбой своих?
– Ломевы чисты перед лицом Всемогущего! Среди нас нет людей с чужой кровью… Почти нет. Но дело не в этом: я понимаю, что ты хочешь усилить кланы священников, которые поддержали тебя. Не возражай! Пусть так и будет, но сделай это позже. Пока царь Айлона милостив к народу иревов, мы должны отстроить хотя бы несколько основных городов, восстановить храм. Правитель стар, и неизвестно, как на все это посмотрит новый владыка. Сейчас на стройках работают все, кто согласен трудиться за деньги, а ты хочешь…
– Нет! Твой труд и потраченное золото имеют смысл, только если это будет делом народа Единого Бога!
– Да где же ты видишь его?! Ты же никогда не был в Наахе! Это давно уже не наша страна, и те, кто живет в ней, – они кто угодно, только не… Ты же знаешь, что настоящих иревов остался десяток кланов, да и они живут в Айлоне, и сюда их не заманишь!
– Не может исчезнуть народ наш без воли на то Всемогущего! По моим сведениям, в Наахе еще остались люди, помнящие клятвы своих предков. Мы призовем их, и они станут нашей опорой!
– Хочешь устроить войну с соседями, как когда-то Ноедег? В то время это дало хороший результат, но сейчас здесь все изменилось.
– Я внимательно слушал рассказы о жизни в Наахе – и твои, кстати, тоже. Здесь не с кем воевать, потому что враг внутри нас! Ты еще молод, Намия, глаза твои остры, но видишь ты лишь то, что лежит перед тобою. Дарованная нам земля иссохла. Она десятки лет пребывает в мерзости запустения. Если оросить ее, она вновь наполнится жизнью, но среди сорняков ты уже не отыщешь хлебного колоса! Так отделим же сейчас…
Спор продолжался еще минут двадцать. Впечатление было такое, что оппоненты не в первый раз повторяют друг другу свои доводы. Вар-ка уже начал догадываться, зачем Озре понадобился и Мишод-Сеймон, и он сам – весы! Ничего хорошего в этом не было.
– …не так ли поступил когда-то пророк Мишод, сын Рагеба, благословивший Ноедега на битву?
Вопрос был обращен к Сеймону, и тот, поколебавшись, ответил:
– Обливается кровью сердце мое, и исполнена скорби душа. Жестоки слова Священного Свитка, но… Всемогущий водил рукой написавшего это!
«Та-ак! Вот и гирька на чаше весов! – безрадостно утвердился Вар-ка в своей догадке. – Интересно, Сеймон вполне искренен, или надеется получить признание и авторитет за поддержку Озры? Скорее всего, тут и то, и другое, и чего больше – не ясно, хотя мужик откровенно страдает. Но это, в конце концов, его проблемы, а мне-то что отвечать?!»
– Что же скажет нам странник Вар-ка?
– Понимаешь, мудрейший Озра… Мой разум слаб и полон сомнений, но я уверен: не угодны Богу ни горе, ни кровь – ни своих, ни чужих! Все ходят пред ликом Его, и познавшие истину должны нести ее свет тем, кто прозябает во тьме.
Книжник был откровенно разочарован, но еще не потерял надежды:
– Говори, странник, говори!
– Мне кажется, что и мудрейший Озра, и почтенный Намия, и великий Сеймон просто неправильно поняли смысл, заключенный в словах этого свитка. Речь идет не о том, чтобы изгнать всех чужих и отгородиться от них. Этих чужих нужно делать своими, не терпеть рядом мерзость язычества, а истреблять ее проповедью истинной веры!
– Разве? – усмехнулся старик. – Наверное, ты невнимательно слушал. Что ж, я готов прочитать еще раз!
Вар-ка и сам понимал, что говорит ерунду, что ничего он никому не докажет, но не мог удержаться и продолжал:
– Я долго жил в другом мире, похожем на этот. То понимание божественных слов, которое предлагает мудрейший Озра, называется там «геноцид» или «этническая чистка». Эти слова означают величайший грех пред лицом Всемогущего! Я молю вас: не преступайте путей Его, ибо проходят они сквозь все сотворенное!
Книжник сокрушенно покачал головой:
– Обидно и горько мне, почтенный Намия, но ты оказался прав: эти люди – жалкие колдуны и мошенники. Ты догадался, конечно, что я лишь проверял их, – и все равно мне обидно и горько!
С этими словами Озра слегка приподнял указательный палец. Что-то мелькнуло перед глазами и едва ощутимо коснулось шеи: «Диспут окончен, господа!»
С безошибочностью настоящего пророка Вар-ка понял, что немедленно умрет, если сделает хоть малейшее движение. Он скосил глаза на Сеймона и обнаружил, что тот оказался в точно таком же положении. С самого начала светской беседы темнокожие охранники расположились за их спинами, где и стояли неподвижно, как статуи. Сначала это слегка раздражало Вар-ка, но воины не излучали никаких эмоций, и он в конце концов перестал обращать на них внимание.
Неизвестно, как там у них в Айлоне принято обходиться с самозванцами, но сейчас Сеймон застыл с выпученными от ужаса глазами: на шею ему была накинута тонкая удавка, концы которой держал в руках охранник за его спиной. Это была или струна, или нечто подобное, чем можно даже не пережать, а просто перерезать шею.
Немая сцена длилась не более трех-четырех секунд, потом в палатку вошли еще два воина. Прежде чем на голову Вар-ка надели мешок, он успел увидеть, как мудрейший Озра брезгливо швырнул к ногам Сеймона… зажигалку!
Мешок плотно завязали на шее чуть выше удавки. Потом стали вязать руки и ноги, а когда с этим закончили, струну с шеи убрали. Вар-ка попытался сосредоточиться и внушить тому, кто вязал его, что он, мол, хилый, слабый и никуда не денется, но не успел – вязка получилась плотной и жесткой.
Из палатки его выносили в четыре руки, а потом, похоже, взвалили на спину кому-то одному и потащили дальше. Дышать с передавленной шеей было и так трудно, а в мешке к тому же оказалась то ли пыль, то ли какая-то труха. Вар-ка терпел сколько мог, а потом все-таки чихнул. Чужая спина под ним дрогнула, две сильных руки ухватили его за плечи, подняли, поставили на связанные ноги и… Скорее всего, это был удар кулаком в основание черепа.
Когда он очнулся, вплотную перед глазами был серый шершавый камень. Вар-ка лежал лицом вниз, и мешка на голове не было. Он прислушался к окружающему миру и понял, что пребывает в полном одиночестве. Голова сильно болела, и пришлось долго внушать себе, что с ней все в порядке. Это помогло, но не сразу и не полностью. Потом он перевернулся лицом к небу и не увидел его: вокруг было знакомое белесое марево.
«Все понятно: мудрейший Озра не решился меня убить, а просто приказал выбросить пришельца туда, откуда тот пришел. Интересно, что он сделал с Мишодом-Сеймоном?»
Веревка на руках оказалась удивительно прочной, и пришлось изрядно помучиться прежде, чем удалось перетереть ее о зазубренный край большого обломка андезита. С ногами было уже проще.
Глава 3. Примитивный мир
Вар-ка смотрел в даль нового мира и с наслаждением дышал полной грудью: «Вот это по мне, вот это мне нравится!» Он только сейчас понял, как сильно соскучился по настоящим горам и лесу. Пора, конечно, возвращаться на базу, но так хочется хоть немного пожить в нормальной реальности, чтобы не город и не пустыня! Он не станет здесь задерживаться – просто немного отдохнет.
Нежаркое солнце освещало пологие отроги гор, поросшие лесом, за ними вдали расстилалась равнина. Прямо под ногами начинался каменистый водораздел, свободный от растительности, – иди себе да иди! «И люди тут, кажется, есть, но немного и далеко. Чем-то даже напоминает родную реальность. А что? Может быть, вон по тому гребню мы с Зик-ка когда-то уходили от погони? Только горы тогда были выше, ущелья глубже, а настоящий лес кончался где-то там, а здесь уже и кустов почти не было. Впрочем, в параллельных мирах, по идее, все и должно быть похожее».
Что ж, раз такое дело, раз сами горы его приглашают, то он пойдет! Обувь цела, одежда, в общем, по сезону, нож и спички на месте. Он будет идти по этому гребню до вечера, а потом спустится вниз к воде и добудет еду: птичку, рыбку, зверька. Или лягушку, или улитку – не настолько же он одичал за последние годы, чтобы не прокормиться в летнем лесу!
Близость людей Вар-ка почувствовал к вечеру второго дня: они где-то тут, за последним водоразделом. Он заночевал у ручья, а утром поднялся наверх. Открывшийся вид его озадачил, и он не меньше часа бродил по гребню, пытаясь понять, что же это такое. А когда понял, начал спускаться так, чтобы его услышали и увидели издалека. Это были раскопки! На склоне, обращенном к равнине, велись археологические раскопки!
Вар-ка шел по лесу и специально наступал на сучки, обламывал по пути сухие ветки – пусть никто не подумает, что он крадется! В итоге оказалось, что старался он напрасно: никакой охраны вокруг участка не было и в помине, заметили его только у самых домиков.
Судя по общему удивлению, пришельцу здесь неоткуда было взяться, а его внешний вид всем казался странным. В ответ на вопросы Вар-ка нес чушь на разных языках, жестикулировал, улыбался, ласково заглядывал в глаза и изо всех сил старался внушить окружающим, что ничего необычного в его появлении нет. В конце концов ему это удалось: собравшийся народ постепенно утратил к нему интерес и вернулся к своим делам. Высокий мускулистый парень в пыльных шортах провел его в один из домиков, выложил на стол несколько коробочек с едой, указал на пустую кровать и ушел. Вар-ка осмотрел помещение, вскрыл одну из коробочек, съел нечто, похожее на котлету, и отправился бродить по территории, тепло улыбаясь всем встречным.
Возле неглубокой широкой ямы два загорелых парня отгребали подальше от края отвал земли. Вар понаблюдал за ними, потом взял свободную лопату и тоже начал откидывать землю. Ребята одобрительно закивали, оставили свой инструмент и полезли в яму, где на плоском дне из грунта торчали края каких-то черепков и костей. Вар-ка снял рубашку, завязал рукава на поясе и продолжал работать один. Через полчаса он закончил, кивнул парням и пошел дальше.
Крупная полногрудая девица в узких шортах и символическом лифчике уныло перетаскивала какие-то свертки из большой груды к низкому прямоугольному контейнеру. Обворожительно улыбаясь, Вар-ка жестом показал, что, мол, давай я буду таскать, а ты только укладывай. Девушка согласно тряхнула выгоревшей на солнце гривой, и процесс пошел веселее. Потом она потащила его к другой яме и стала показывать, как упакованные в прозрачную пленку обломки нужно обкладывать ватой, заворачивать в бумагу и надписывать на ней тот же значок, вероятно, инвентарный номер, что и на внутренней упаковке. Через некоторое время девица что-то проговорила, встала и скрылась в одной из ям. И не вылезла оттуда, пока Вар не подписал последний сверток.
В общем, нетрудно было понять, что тут масса всякой скучной работы, которую никто не хочет делать добровольно. Это Вар-ка вполне устроило, и вскоре он был уже нарасхват: отгрести, перетаскать, снять верхний слой грунта, упаковать. Молодежь, учуяв халяву, звала его то туда, то сюда и даже спорила, кому он будет помогать раньше. Вар-ка всем улыбался и демонстрировал свою сноровку. Через несколько часов он заговорил, и это было воспринято как нечто само собой разумеющееся.
По окончании рабочего дня молодые люди дружной гурьбой отправились купаться, а Вар-ка удалился в лес и попытался обобщить свои впечатления: «На раскопках задействовано человек пятьдесят, большинство из которых составляет учащаяся молодежь, парии и девушки. Ими командуют дяди и тети среднего возраста, являющиеся, вероятно, преподавателями и научными сотрудниками. Общее руководство осуществляют три седовласых патриарха, перед которыми все трепещут. О деньгах или каком-то материальном вознаграждении за работу разговоров практически не ведется, еда не нормируется. Бытовой мусор на участке и в окружающем лесу отсутствует. Непонятно, откуда берется энергия, но в жилых домиках есть электричество и даже горячая и холодная вода.
А еще деталь, которая не сразу бросается в глаза: похоже, что все постройки, оборудование помещений, бытовые предметы и рабочие инструменты выполнены из одного и того же материала, который почему-то обладает разными свойствами. Привычные швы, стыки и крепления отсутствуют: даже обычная лопата кажется отлитой (или выращенной?) целиком».
Все это очень забавно и мило, но гораздо интересней было другое. Вар-ка провел целый день в окружении людей, в почти постоянном общении с ними, но не чувствовал обычной в таких случаях усталости: «Наверное, это из-за чрезвычайно низкого уровня взаимной агрессивности, отсутствия подозрительности и темных страстей. Можно предположить, что я оказался в кусочке очень продвинутого общества, в котором мало что препятствует удовлетворению людских потребностей».
Кроме того, ему не давал покоя пейзаж. Никак не покидало ощущение, что и этот склон, и эту равнину, и даже эту речку он уже где-то видел, видел, когда все это было таким же, но… не таким: «Река была большой и полноводной, вон из того увала торчали скалы, там был обрыв, а на месте леса вдали простиралось бескрайнее болото, заросшее кустами. Прямо наваждение какое-то!»
В общем, Вар-ка решил здесь остаться – на несколько дней, конечно.
За годы жизни в цивилизованном мире он так и не увлекся археологией, хотя кое-что, конечно, прочитал. Николай тоже не был специалистом в данной области, но упорно доказывал, что Вар-ка и Женька являются выходцами то ли из позднего палеолита, то ли из раннего неолита своей реальности. В ответ парень смеялся и демонстрировал стальные метательные ножи, добытые когда-то в бою с воинами Горного племени. С другой стороны, в мире Николая, где давно изобрели атомную бомбу и летают в космос, сохранилось несколько племен, живущих именно в условиях каменного века, причем даже не позднего. В общем, разбираться во всем этом Вар-ка быстро надоело, да и другие дела появились. Тем более он не надеялся что-либо понять в местной древней истории и собирался ограничиться освоением современности. Казалось, у него вполне могут получиться маленькие приятные каникулы, но первый эксцесс произошел уже на третий день: наверное, он слишком расслабился в здешней благостной атмосфере.
Вар-ка с утра занимался просеиванием возле одного из раскопов: цеплял лопатой грунт и бросал его на крупноячеистую сетку. Поблизости на земле были разложены обломки полусгнивших досок, возле которых собралось несколько парней и девушек. Вероятно, намечалось какое-то учебное мероприятие – он чувствовал их тревогу и желание находиться где-нибудь в другом месте. Вар-ка уже неплохо знал этих ребят: им еще не надоело то, чему их учат, а многим, наверное, не надоест никогда. Но сейчас лето, стоит прекрасная погода, а они молоды, красивы, полны сил и, кажется, готовы заниматься сексом круглые сутки. Кроме того, многим не терпится поскорее сделать какое-нибудь научное открытие или найти в древней помойке бесценное произведение искусства, которое будет красоваться в музее с его именем на табличке.
К группе подошел один из ученых среднего поколения:
– Все в сборе? Тогда не будем терять время. Кто озвучит датировку?
Молчание, потупленные взоры. Наконец одна из девиц решается:
– Эра камня, поздняя эра камня, э-э-э… железный период, э-э-э, раннеиндустриальная эпоха, век… век…
– Ну! Давайте, девушка, давайте!
– Э-э-э… Век первых полимеров!
Народ облегченно вздыхает.
– Слава Создателю! Я уже думал, что вы будете мекать и экать до вечера! Идем дальше. С чем мы имеем дело?
А в ответ тишина… Вар-ка бросает грунт на сетку.
– Я вас спрашиваю: вас, вас – и не делайте вид, что это относится не к вам!
Кто-то вздрогнул, кто-то почесался…
– Молодые люди, среди вас, как мне известно, нет троечников, но, кажется, на сессии с вами поступили слишком либерально. В конце концов, этот разговор мы можем продолжить и осенью. Очень обстоятельно продолжить! Ну, я слушаю!
– Э-э-э, ну… вот… эта… альковный культ в смысле – альковного типа… деревянное зодчество, эта… реликтовое, как его?.. архаичное явление…
И опять тишина. Нет, не волнуют ученого ни крутые бедра, ни пышные полуголые груди – это вам, девушки, не поможет! Под его сверлящим взглядом жертвы переминаются с ноги на ногу, вздыхают и как-то так невнятно передвигаются, пытаясь оказаться за спиной друг у друга.
– Ладно! Начнем сначала. Но я вас предупреждаю: чтобы больше никакого мычания или молчания вместо ответов. Не хотите заниматься – переходите на экономический факультет, учитесь на менеджеров, на дистрибьютеров, в конце концов!
Вар-ка бросает грунт на сетку. Грунт просыпается, в сетке ничего не остается. Светит нежаркое солнце, шелестит листва, чирикают птички, стрекочут кузнечики…
– Значит, так: перед нами однозначное доказательство того, что языческий альковный культ пережил промышленную революцию и благополучно существовал в раннеиндустриальную эпоху. Первые сооружения такого типа появляются в захоронениях середины периода железа в лесной и лесостепной зоне. Позже, с развитием торговли и систем коммуникации, они получают широкое географическое распространение. Параллельно с этим наблюдается усложнение их конструкции, возрастает морфологическое разнообразие. Практически в каждом из регионов наблюдаются всплески развития этого культа и, соответственно, увеличение количества построек. Каждый раз всплеск сменяется упадком. Есть желающие рассказать о классификации построек? Так я и думал…
Существует несколько классификаций, некоторые из которых еще не получили достаточного подтверждения. Так, например, предпринята неудачная попытка делить постройки на созданные с использованием рубяще-режущего инструмента и без него. Не получила развития и классификационная схема, в основу которой было положено крепление дверного полотна: установлено, что в одновозрастных захоронениях однотипные постройки часто обладают различным креплением. Более того: в ряде захоронений были обнаружены сооружения, где у одного полотна верхнее и нижнее крепления различны. Общепринятой в настоящее время является классификация, основанная на количественном принципе – по числу резных овалов…
Грунт падает на сито. После очередной порции там остается какой-то комок. Вар-ка счищает землю – болт, большой и ржавый. Он откладывает находку в кучку, где уже лежит несколько ржавых гаек.
Нежаркое солнце освещало пологие отроги гор, поросшие лесом, за ними вдали расстилалась равнина. Прямо под ногами начинался каменистый водораздел, свободный от растительности, – иди себе да иди! «И люди тут, кажется, есть, но немного и далеко. Чем-то даже напоминает родную реальность. А что? Может быть, вон по тому гребню мы с Зик-ка когда-то уходили от погони? Только горы тогда были выше, ущелья глубже, а настоящий лес кончался где-то там, а здесь уже и кустов почти не было. Впрочем, в параллельных мирах, по идее, все и должно быть похожее».
Что ж, раз такое дело, раз сами горы его приглашают, то он пойдет! Обувь цела, одежда, в общем, по сезону, нож и спички на месте. Он будет идти по этому гребню до вечера, а потом спустится вниз к воде и добудет еду: птичку, рыбку, зверька. Или лягушку, или улитку – не настолько же он одичал за последние годы, чтобы не прокормиться в летнем лесу!
Близость людей Вар-ка почувствовал к вечеру второго дня: они где-то тут, за последним водоразделом. Он заночевал у ручья, а утром поднялся наверх. Открывшийся вид его озадачил, и он не меньше часа бродил по гребню, пытаясь понять, что же это такое. А когда понял, начал спускаться так, чтобы его услышали и увидели издалека. Это были раскопки! На склоне, обращенном к равнине, велись археологические раскопки!
Вар-ка шел по лесу и специально наступал на сучки, обламывал по пути сухие ветки – пусть никто не подумает, что он крадется! В итоге оказалось, что старался он напрасно: никакой охраны вокруг участка не было и в помине, заметили его только у самых домиков.
Судя по общему удивлению, пришельцу здесь неоткуда было взяться, а его внешний вид всем казался странным. В ответ на вопросы Вар-ка нес чушь на разных языках, жестикулировал, улыбался, ласково заглядывал в глаза и изо всех сил старался внушить окружающим, что ничего необычного в его появлении нет. В конце концов ему это удалось: собравшийся народ постепенно утратил к нему интерес и вернулся к своим делам. Высокий мускулистый парень в пыльных шортах провел его в один из домиков, выложил на стол несколько коробочек с едой, указал на пустую кровать и ушел. Вар-ка осмотрел помещение, вскрыл одну из коробочек, съел нечто, похожее на котлету, и отправился бродить по территории, тепло улыбаясь всем встречным.
Возле неглубокой широкой ямы два загорелых парня отгребали подальше от края отвал земли. Вар понаблюдал за ними, потом взял свободную лопату и тоже начал откидывать землю. Ребята одобрительно закивали, оставили свой инструмент и полезли в яму, где на плоском дне из грунта торчали края каких-то черепков и костей. Вар-ка снял рубашку, завязал рукава на поясе и продолжал работать один. Через полчаса он закончил, кивнул парням и пошел дальше.
Крупная полногрудая девица в узких шортах и символическом лифчике уныло перетаскивала какие-то свертки из большой груды к низкому прямоугольному контейнеру. Обворожительно улыбаясь, Вар-ка жестом показал, что, мол, давай я буду таскать, а ты только укладывай. Девушка согласно тряхнула выгоревшей на солнце гривой, и процесс пошел веселее. Потом она потащила его к другой яме и стала показывать, как упакованные в прозрачную пленку обломки нужно обкладывать ватой, заворачивать в бумагу и надписывать на ней тот же значок, вероятно, инвентарный номер, что и на внутренней упаковке. Через некоторое время девица что-то проговорила, встала и скрылась в одной из ям. И не вылезла оттуда, пока Вар не подписал последний сверток.
В общем, нетрудно было понять, что тут масса всякой скучной работы, которую никто не хочет делать добровольно. Это Вар-ка вполне устроило, и вскоре он был уже нарасхват: отгрести, перетаскать, снять верхний слой грунта, упаковать. Молодежь, учуяв халяву, звала его то туда, то сюда и даже спорила, кому он будет помогать раньше. Вар-ка всем улыбался и демонстрировал свою сноровку. Через несколько часов он заговорил, и это было воспринято как нечто само собой разумеющееся.
По окончании рабочего дня молодые люди дружной гурьбой отправились купаться, а Вар-ка удалился в лес и попытался обобщить свои впечатления: «На раскопках задействовано человек пятьдесят, большинство из которых составляет учащаяся молодежь, парии и девушки. Ими командуют дяди и тети среднего возраста, являющиеся, вероятно, преподавателями и научными сотрудниками. Общее руководство осуществляют три седовласых патриарха, перед которыми все трепещут. О деньгах или каком-то материальном вознаграждении за работу разговоров практически не ведется, еда не нормируется. Бытовой мусор на участке и в окружающем лесу отсутствует. Непонятно, откуда берется энергия, но в жилых домиках есть электричество и даже горячая и холодная вода.
А еще деталь, которая не сразу бросается в глаза: похоже, что все постройки, оборудование помещений, бытовые предметы и рабочие инструменты выполнены из одного и того же материала, который почему-то обладает разными свойствами. Привычные швы, стыки и крепления отсутствуют: даже обычная лопата кажется отлитой (или выращенной?) целиком».
Все это очень забавно и мило, но гораздо интересней было другое. Вар-ка провел целый день в окружении людей, в почти постоянном общении с ними, но не чувствовал обычной в таких случаях усталости: «Наверное, это из-за чрезвычайно низкого уровня взаимной агрессивности, отсутствия подозрительности и темных страстей. Можно предположить, что я оказался в кусочке очень продвинутого общества, в котором мало что препятствует удовлетворению людских потребностей».
Кроме того, ему не давал покоя пейзаж. Никак не покидало ощущение, что и этот склон, и эту равнину, и даже эту речку он уже где-то видел, видел, когда все это было таким же, но… не таким: «Река была большой и полноводной, вон из того увала торчали скалы, там был обрыв, а на месте леса вдали простиралось бескрайнее болото, заросшее кустами. Прямо наваждение какое-то!»
В общем, Вар-ка решил здесь остаться – на несколько дней, конечно.
За годы жизни в цивилизованном мире он так и не увлекся археологией, хотя кое-что, конечно, прочитал. Николай тоже не был специалистом в данной области, но упорно доказывал, что Вар-ка и Женька являются выходцами то ли из позднего палеолита, то ли из раннего неолита своей реальности. В ответ парень смеялся и демонстрировал стальные метательные ножи, добытые когда-то в бою с воинами Горного племени. С другой стороны, в мире Николая, где давно изобрели атомную бомбу и летают в космос, сохранилось несколько племен, живущих именно в условиях каменного века, причем даже не позднего. В общем, разбираться во всем этом Вар-ка быстро надоело, да и другие дела появились. Тем более он не надеялся что-либо понять в местной древней истории и собирался ограничиться освоением современности. Казалось, у него вполне могут получиться маленькие приятные каникулы, но первый эксцесс произошел уже на третий день: наверное, он слишком расслабился в здешней благостной атмосфере.
Вар-ка с утра занимался просеиванием возле одного из раскопов: цеплял лопатой грунт и бросал его на крупноячеистую сетку. Поблизости на земле были разложены обломки полусгнивших досок, возле которых собралось несколько парней и девушек. Вероятно, намечалось какое-то учебное мероприятие – он чувствовал их тревогу и желание находиться где-нибудь в другом месте. Вар-ка уже неплохо знал этих ребят: им еще не надоело то, чему их учат, а многим, наверное, не надоест никогда. Но сейчас лето, стоит прекрасная погода, а они молоды, красивы, полны сил и, кажется, готовы заниматься сексом круглые сутки. Кроме того, многим не терпится поскорее сделать какое-нибудь научное открытие или найти в древней помойке бесценное произведение искусства, которое будет красоваться в музее с его именем на табличке.
К группе подошел один из ученых среднего поколения:
– Все в сборе? Тогда не будем терять время. Кто озвучит датировку?
Молчание, потупленные взоры. Наконец одна из девиц решается:
– Эра камня, поздняя эра камня, э-э-э… железный период, э-э-э, раннеиндустриальная эпоха, век… век…
– Ну! Давайте, девушка, давайте!
– Э-э-э… Век первых полимеров!
Народ облегченно вздыхает.
– Слава Создателю! Я уже думал, что вы будете мекать и экать до вечера! Идем дальше. С чем мы имеем дело?
А в ответ тишина… Вар-ка бросает грунт на сетку.
– Я вас спрашиваю: вас, вас – и не делайте вид, что это относится не к вам!
Кто-то вздрогнул, кто-то почесался…
– Молодые люди, среди вас, как мне известно, нет троечников, но, кажется, на сессии с вами поступили слишком либерально. В конце концов, этот разговор мы можем продолжить и осенью. Очень обстоятельно продолжить! Ну, я слушаю!
– Э-э-э, ну… вот… эта… альковный культ в смысле – альковного типа… деревянное зодчество, эта… реликтовое, как его?.. архаичное явление…
И опять тишина. Нет, не волнуют ученого ни крутые бедра, ни пышные полуголые груди – это вам, девушки, не поможет! Под его сверлящим взглядом жертвы переминаются с ноги на ногу, вздыхают и как-то так невнятно передвигаются, пытаясь оказаться за спиной друг у друга.
– Ладно! Начнем сначала. Но я вас предупреждаю: чтобы больше никакого мычания или молчания вместо ответов. Не хотите заниматься – переходите на экономический факультет, учитесь на менеджеров, на дистрибьютеров, в конце концов!
Вар-ка бросает грунт на сетку. Грунт просыпается, в сетке ничего не остается. Светит нежаркое солнце, шелестит листва, чирикают птички, стрекочут кузнечики…
– Значит, так: перед нами однозначное доказательство того, что языческий альковный культ пережил промышленную революцию и благополучно существовал в раннеиндустриальную эпоху. Первые сооружения такого типа появляются в захоронениях середины периода железа в лесной и лесостепной зоне. Позже, с развитием торговли и систем коммуникации, они получают широкое географическое распространение. Параллельно с этим наблюдается усложнение их конструкции, возрастает морфологическое разнообразие. Практически в каждом из регионов наблюдаются всплески развития этого культа и, соответственно, увеличение количества построек. Каждый раз всплеск сменяется упадком. Есть желающие рассказать о классификации построек? Так я и думал…
Существует несколько классификаций, некоторые из которых еще не получили достаточного подтверждения. Так, например, предпринята неудачная попытка делить постройки на созданные с использованием рубяще-режущего инструмента и без него. Не получила развития и классификационная схема, в основу которой было положено крепление дверного полотна: установлено, что в одновозрастных захоронениях однотипные постройки часто обладают различным креплением. Более того: в ряде захоронений были обнаружены сооружения, где у одного полотна верхнее и нижнее крепления различны. Общепринятой в настоящее время является классификация, основанная на количественном принципе – по числу резных овалов…
Грунт падает на сито. После очередной порции там остается какой-то комок. Вар-ка счищает землю – болт, большой и ржавый. Он откладывает находку в кучку, где уже лежит несколько ржавых гаек.