Щербаков Владимир. Восточный конвой

   - Если кто-то и узнает об этом, то не от вас. Будьте спокойны. Садитесь вот сюда. Расслабьтесь. Можете зажмуриться: все равно сейчас вам придется надеть этот вот шлем, он непрозрачен, и в нем нет отверстий для глаз. Постарайтесь, чтобы наушники прилегали как можно плотнее. Вы не ощущаете холода? Или, может быть, вам жарко? Температура здесь легко регулируется, она в нашей власти, здесь все в нашей власти - и вы в том числе, уважаемый технет по имени Милов - в полной нашей власти.
   В дальнейшем постарайтесь не вертеть головой, в остальном сохранять неподвижность вам будет просто: сейчас мы зафиксируем ваши, так сказать, экстремальности - во избежание каких-либо недоразумений...
   "Он по-старому любит щегольнуть словечком, кстати и некстати, - успел еще подумать Милов. - Старый шандарах..."
   - ... они возможны только в первое время, - продолжал Клеврец. Потом мы будем управлять вашей моторикой сами. Ну что же - начнем?
   "Начнем", - повторил Милов про себя, имея в виду вовсе не то, что подразумевал его бывший милицейский коллега. И тут же понял, что не зря пристегнули его к креслу, словно к электрическому стулу: в голову словно ударило изнутри зубилом - такая возникла острая боль, что он невольно изогнулся, насколько позволяли ремни, и перестал что-либо соображать, слышать, видеть - только красная пелена была перед глазами и ровный шум - в ушах.
   Далеко не сразу шум этот начал распадаться на отдельные слова.
   3
   (99 часов до)
   - ...технеты, - бубнил голос, - вовсе не являются чем-то новым в истории планеты - напротив, точно такие же живые роботы сопровождали первых насельников Земли, прибывших, как то доказывают последние изыскания (какие - об этом лектор умолчал), из другой звездной системы - или даже систем ~ и колонизировавшие уютную планету; технеты сопровождали их и играли выдающуюся роль в освоении этого мира; однако спустя достаточно долгое время, между живыми существами и технетами возникли разногласия, и большинство разумных устройств было уничтожено, за исключением той их части, что уцелела именно в этих краях и готова была уже создать собственное государство. Однако выдержать натиск куда более многочисленных людей было практически невозможно, и технеты, повинуясь своим мудрым руководителям, понемногу прекратили сопротивление, даже больше притворились людьми, чтобы уцелеть. Но на самом деле были и оставались технетами на протяжении всех столетий, какие протекли с той поры и до наших дней, когда стало вновь возможно восстановить древние правила и установления и объявить себя тем, кем они и являлись на самом деле...
   Доказательств тому имеется неисчислимое количество, - говорил далее лектор. - Возьмите хотя бы язык. Любой непредубежденный языковед даже после беглого анализа подтвердит, что наш язык - один из древнейших на Земле. Латинский, греческий, древнееврейский по сравнению с ним - дети малые, в нашем языке больше архаических корней, чем в любом другом; нам удалось сохранить его лишь потому, что мы всегда помнили, что мы - технеты, хотя внешне очень похожи на людей; да иначе нам и не уцелеть бы. И поэтому принадлежать к технетам - великая честь, которой может быть удостоен далеко не всякий человек, однако при желании и настойчивых стремлениях...
   "Постой, постой. Да, именно так и сказал он: человек может быть удостоен...
   Да, - с удовлетворением подумал Милов. - Неглупые все-таки у нас сидят ребята; недаром Мерцалов говорил..."
   И невольно крепко стиснул веки - от нового сокрушительного удара дикой головной боли.
   4
   (98 часов до)
   Боль опять налетала прибойной волной, накатывалась, захлестывала все, заставляя корчиться, выть, скрежетать зубами так, что искры летели, а потом, когда его освободили от ремней и позволили двигаться - кидаться наземь и перекатываться с боку на бок, едва лишь возникала даже не мысль, но хоть какой-то намек на нее; на мысль излишнюю, не разрешенную, вредную.
   Зато от мыслей добрых и хороших боль отступала сразу же, далеко-далеко, так что ее вовсе не было видно. И начиналось блаженство, с которым просто невозможно было бы расстаться. И уж во всяком случае, по своей воле он не стал бы разрушать этого блаженства никогда и ни за какую цену.
   Мысль, приносившая блаженство, была проста, чтобы она возникла, не приходилось напрягаться - она все время была рядом, на нее можно было надежно опереться.
   Я - велик - вот в чем заключалась она. Эта мысль. Я - самое совершенное существо из всех живущих на Земле. Я выше всех. Только я понимаю, что такое жизнь и в чем заключается ее смысл и содержание.
   Они - в том, чтобы сразу и наилучшим образом выполнять то, что мне приказывают. Приказывать мне могут Старшие Великие. Я - Маленький Великий. И в этом - блаженство. Самое лучшее в мире - быть маленьким великим. Потому что Старшим Великим приходится думать. А мысли причиняют боль. Думать больно. Зато делать - совсем не больно. Исполнение приносит ощущение счастья. Маленький Великий не должен думать. Только выполнять. Но выполнять хорошо. Для того чтобы выполнять хорошо. Великий должен быть всегда исправным. Полная исправность создает ощущение "Все хорошо". Когда такое ощущение исчезает - значит, в тебе возникла неисправность, и ты должен обратиться к лучшим своим друзьям - тем Великим, что заботятся о твоей постоянной исправности. Они сделают так, что тебе снова станет очень хорошо.
   Получать приказы и выполнять - вот главное и единственное, что есть у Великого. Только если он живет по этому правилу, он может получать и все другое, что помогает возникновению блаженства. Энергию в такой форме, принятие которой доставляет удовольствие. Общение с техналями, которое тоже приносит радость. И все остальное. Но только - если он хорошо выполняет главное. Выполняет постоянно, в единственно существующем и непрерывно развертывающемся "сейчас". Кроме этого "сейчас", не существует ничего. Великий не может думать о том, что якобы было - потому что в действительности ничего не было раньше, есть только "сейчас". Непрерывное "сейчас" - и все. И больше ничего не нужно.
   Великий постоянно доволен. Довольство исчезает только тогда, когда он не получает приказов - или получает, но не в состоянии их выполнить. Тогда ему становится очень нехорошо. И он ищет приказов - или, если они есть, сокрушает все, что мешает ему их выполнить.
   В мире нет более удовлетворенного существа, чем Маленький Великий...
   - Собрат!
   - Я собрат! Я слушаю!
   - Ты доволен, собрат?
   - У меня есть все, кроме приказа на действие. Мне не хватает приказа. Мне нужен приказ!
   - Получи приказ, собрат!
   - Я слушаю! Слушаю!
   - Ты будешь запоминать каждое слово. И выполнять все только так, как тебе будет приказано.
   Тебе ясно?
   - Мне ясно! Ясно! Я запомню каждое слово!
   - Если чего-то не поймешь, не станешь скрывать этого, но спросишь. Собрат ничего не может скрывать. Если он скрывает - он неисправен. Ты понял меня, собрат?
   - Я понял. Я спрошу. Пока мне все понятно.
   - Хвалю. Ты хороший собрат. Слушай приказ. Ты будешь находиться в Восточном конвое. Знаешь, что такое - Восточный конвой?
   - Буду находиться в Восточном конвое. Нет, я не знаю, что такое Восточный конвой.
   - Правильно. Тебе не надо было этого знать. Теперь нужно. Конвой это машины. Грузовики. Много машин. Ты поедешь на одной из них. На первой.
   - Много машин - конвой. Я поеду на первой. Я понял.
   - Машины повезут груз. Они повезут его к Восточной границе. Знаешь, что такое граница?
   - Конец мира технетов. Временный конец.
   - Хорошо. Ты сделаешь все, что должен сделать, чтобы груз благополучно перевезли через границу. Когда вы окажетесь по ту сторону границы, машины конвоя оставят груз и уедут назад. Но ты останешься с грузом. Приедут другие машины, с той стороны, и заберут груз. Ты поедешь с ними и будешь находиться с грузом до тех пор, пока тебе не скажут, что вы достигли конца пути. Тогда ты вернешься сюда, к нам, и получишь новый приказ. Тебе ясно, собрат?
   - Мне все ясно.
   - Ты не хочешь ни о чем спросить? Например, о том - какой груз ты перевезешь через границу?
   - Мне надо знать это?
   - Нет, тебе не надо. И правильно, что ты не спрашиваешь о нем.
   - Я рад, что поступаю правильно.
   - А что ты должен сделать, чтобы груз благополучно перевезли через границу? Через пограничные и таможенные заставы?
   - Я должен сделать все, что должен сделать...
   - Да, да. Но-что именно ты должен сделать?
   - Я должен остаться с грузом...
   - Постой. Вот вы оказались на границе. Вас пропустили технетские пограничники и таможенники. Ты знаешь, кто такие - пограничники?
   - Мне не говорили этого. И о таможенниках тоже.
   - Но ты должен знать!
   - Я не знаю. Это плохо? Пусть мне скажут, чтобы я знал, кто такие пограничники и таможенники.
   - Тебе потом расскажут. Сейчас главное: скажи, что ты должен сделать, чтобы вас пропустили пограничники и таможенники на той стороне?
   - Я должен находиться с грузом...
   - Там, на пограничной заставе - что ты должен сделать? Что - сказать?
   - Мне этого не говорили. Пусть мне скажут...
   - Ты должен знать это!
   - Я не знаю. Пусть мне...
   - Ты должен! Должен! Должен знать сам!
   - Я не знаю. Старший. Мне очень плохо, но я не знаю! Не знаю!
   - Постой. Отдохни немного... Кстати: ты помнишь, как тебя зовут?
   - Я - маленький собрат.
   - Мы все собратья. Но как твое собственное имя?
   - У меня есть имя? Мне не говорили. Пусть мне скажут мое имя.
   - Обожди...
   Собрат, забывший о том, что он - Милов, послушно расслабился. Он больше не говорил. Только слушал.
   - Что за дьявол! Вы что - вычистили его до полной амнезии?
   - Я не собирался. Полагаю, что такого эффекта не должно было возникнуть. Он же был совершенно нормальным, уравновешенным...
   - Идиот! Человек его профессии всегда должен выглядеть нормальным и уравновешенным, иначе он просто не может работать. Однако на самом деле он никак не может быть таким! Не тот это род занятий, при котором человек может сохранить свою нервную систему в нормальном состоянии. Вы что, не учли этого? Тут надо было работать ювелирно, снимать слой за слоем...
   - Я так и делал. И вроде бы ничто не указывало...
   - Вы дурак! Дурак! Выскребли его память до
   дна! Ну, и что теперь прикажете с ним делать? Он не помнит ни слова пароля. То есть шансов миновать границу у него не больше, чем у нас с вами. Даже меньше.
   - Я же говорю вам: ничто не указывало...
   - Я вас спрашиваю: что теперь с ним делать?
   - Ну, я думаю, далеко не все потеряно.
   - Объясните.
   - Вы ведь знаете: после нормальной превенции память нередко восстанавливается. Постепенно, но все же восстанавливается. В особенности, если содержать его в соответствующем режиме. То есть не подвергать перегрузкам и моделировать ситуации, подобные тем, в которых он оказывался ранее. Вызывать, так сказать, резонансные явления...
   - Сколько это может занять времени?
   - Трудно сказать с уверенностью...
   - Бросьте ваши фигуры! День? Неделю? Месяц?..
   - Ну, за день, разумеется, вряд ли что-нибудь изменится. Но через неделю, я полагаю, мы сможем уже сделать какие-то выводы относительно того - происходит ли восстановление и какими темпами.
   - Дерьмо... Вы что, воображаете, что в нашем распоряжении бесконечность? Эти проклятые торговцы не станут делать никаких скидок на вашу неумелость! Я уже не говорю о главной части операции: вы забыли о смене ветров? Хотите, чтобы неприятности возникли здесь? Да вы представляете, к чему это приведет? Соседям не к кому будет предъявлять претензии: от нас с вами просто ничего не останется, кроме, может быть, белых теней на почерневшем бетоне...
   - Это было бы ужасно, но...
   - Впрочем, для вас, быть может, до этого не дойдет. Вы поняли?
   - Но послушайте... Я приложу все усилия... Я же не виноват в том, что он оказался... Когда я работал с ним вместе, он обладал очень устойчивой психикой. Кто мог предположить...
   - Перестаньте завывать! Вы с самого начала наделали глупостей! Вам было ясно сказано: превенция - лишь в самом крайнем случае! Если все прочие подходы не дадут результата! А вы что - испробовали все? Да вы еще и не начинали как следует... Вы представляете, во что нам обошлась его доставка сюда, в Технецию? Кто возместит убытки - вы? Да вы со всеми потрохами не стоите и сотой доли, десятитысячной...
   - Я сделаю! Сделаю! Восстановлю его память. Прошло очень мало времени, есть все шансы на успех.
   - Начинайте действовать немедленно!
   - Слушаюсь.
   - С чего начнете?
   - Я поставлю его на легкие работы здесь, в пределах Базы. Если заставить его бездельничать, будет хуже: он ведь технет, бездействие вредит ему. И буду создавать ситуации...
   - Но ни в коем случае не спускайте с него глаз! И будьте внимательны. Потому что все это может оказаться еще и постановкой.
   - Постановкой чего? Не понял...
   - Спектаклем. Теперь поняли?
   - Не беспокойтесь. Что-что, а уж внимание к нему мы проявим на высшем уровне... Собрат!
   - Я слушаю, внимательно слушаю!
   - Приказ отменен. Ступай за мной.
   - Мне нужен приказ! Я не могу без приказа...
   - Сейчас ты получишь другой.
   - Я готов. Я выполню, хорошо выполню!
   - Я и не сомневаюсь.
   5
   (96 часов до)
   С метлой в руках он медленно сканировал плац - во всю его ширину справа налево, равномерными движениями метлы отгоняя мусор вправо; затем поворот кругом - и снова через все пространство, только на этот раз движения были справа налево. И еще поворот. И еще. Много раз. И еще больше придется сделать.
   Прекрасная работа. Спокойная, безмятежная. И головная боль проходит понемногу. Хотя совершенно избавиться от нее не удастся еще долго. Пока совершенно не восстановится мышление. Да, воздействие было мощным, и если бы не предварительная подготовка - вряд ли удалось бы прийти в себя. Но как будто это получается. И теперь самое главное - не позволить никому заподозрить, что ты продолжаешь ясно и трезво оценивать обстановку и действовать по своему усмотрению, а не по приказу Старших.
   Да, прекрасная работа - подметать плац. Чувствуешь себя почти свободным, даром что в стороне маячит другой технет - настоящий, вооруженный, который не позволит тебе реализовать свободу воли, которой ты теоретически сейчас вовсе не обладаешь. Но он не может - и никто не сможет помешать тебе видеть, оценивать, сопоставлять и делать выводы.
   Во всяком случае, сейчас мы сделаем, чтобы ничто не помешало...
   Милов, по-прежнему активно орудуя метлой, добрался, наконец, до того местечка, которое еще издали наметил для нужного ему действия. Здесь угол строения закрыл его от взгляда охранника; здесь можно было оставаться почти две минуты - примерно столько времени нужно, чтобы неторопливо и аккуратно подмести этот кусочек двора. Но это можно сделать и куда быстрее - и тем самым выгадать почти минуту времени...
   Оглядевшись, Милов прислонил метлу к стене. Нагнулся. Подтянул штанину. Похлопал себя по икре ноги. Славная у него была нога, полная, с хорошей, рельефной мускулатурой; красивая нога, одним словом. А ведь еще несколько дней тому назад ему говорили о том, что ноги тонковаты... Милов усмехнулся, пальцы рук его тем временем быстро работали, отыскивая нужные места и нажимая на них. В результате через несколько секунд в руке оказались неизвестно где взятые мягкие капсулы - одна, две... три. Пока нужны только они. Быстро глотаем, оболочка растворится в желудке, средство начнет действовать через минуту-другую. Дело сделано. Хватаем метлу. Работаем...
   Он уложился в отведенное время - судя по тому, что охранник оставался на своем месте, не пошел проверить, чем там занят технет. Так что пока все в порядке. Голова яснеет, яснеет, вот уже можно нормально воспринимать окружающее и по-человечески думать. Теперь осмотримся заново, оценим обстановку.
   Милов продолжал перемещаться по двору, то и дело меняя направление, как того требовала работа.
   Внешне тут действительно мало что изменилось. Те же строения: жилые бараки, цеха, склады. Большие склады. Интересно: они пусты? Или здесь что-то производят? Кроме, разумеется, основной продукции, какой тут являются технеты. Желательно выяснить. Если производят, то хранят на складе или сразу вывозят? Заезжает ли сюда конвой? А если производство не ведется, то чем заполнены склады? Они вряд ли пустуют: даже отсюда, издалека, можно разглядеть часовых. Никто не станет охранять пустоту. Кто живет в бараках? Только охрана? А те, кого доставляют сюда в качестве сырья? Надолго ли они здесь задерживаются? А те, кто попадает сюда только для ремонта, наладки и переналадки? В чем заключаются их неисправности, в частности - много ли тех, кто страдает самопроизвольным возвращением памяти?
   Это - одна группа вопросов. А вот и другая: что, собственно, со мной сделали? Какому воздействию подвергли? Что перед тем впрыскивали? Милов помнил точно, что сделали ему два укола; то была память тела, не ума. Все это тоже нуждается в выяснении. Догадки не нужны, надо увидеть и запомнить.
   Для этого - оказаться в том самом помещении, где на него воздействовали, оказаться, обладая свободой действий. Сложно в этой обстановке. Но сложно - не значит невыполнимо. Придется постараться.
   Вопросы, вопросы, вопросы... И на них, если не на все, то на большинство, надо ответить - пока ты находишься здесь и, в общем, не состоишь на подозрении. Пока тебе поверили. Да и, собственно, подыгрывать тебе пришлось самую малость. Ты и на самом деле ощутил себя технетом, и лишь как бы издалека, со стороны наблюдал за происходившим Милов-человек. А если бы не подготовка - человека этого вообще не было.
   Двигайся, двигайся, не забывай, что ты - технет и к работе относишься очень серьезно, если даже у тебя в руках всего лишь метла. Подметай аккуратно. Это тоже надо уметь.
   Жаль, что подмести тебе приказано только плац. А цеха находятся на отлете, склады же еще дальше; к ним от самых ворот ведет специальный проезд, который хорошо просматривается и отсюда, и от проходной у ворот. Так что невзначай подойти туда, прогуливаясь, не получится. Не говоря уже о том, что прогулки не входят в здешний распорядок дня. Да и охранник тебе не позволит. Так что нечего и пробовать. И в то же время надо найти способ пробраться туда, и достаточно быстро. Цеха обязательно надо осмотреть, но только после того, как ты разберешься с той лабораторией, где обрабатывали тебя. И если окажется, что в цехах находится то же самое или похожее оборудование, если и там ты найдешь те же самые химикаты - можно считать, что классную работу ты выполнил, самое малое, на четыре с плюсом. И на все - одна ночь. Вряд ли ты засидишься тут надолго, в этом никто не заинтересован, и прежде всего - ты сам.
   Быть может, ночью, когда темно и большинство технетов не проявляют активности, удастся не только взять информацию, но и ускользнуть?
   Собственно, а нужно ли ускользать?
   Милову не пришлось долго думать, чтобы ответить утвердительно.
   "Если я не восстановлюсь, - думал он, - то есть не вспомню (для них), что именно надо мне сделать на границе, чтобы меня пропустили вместе с грузом, если в памяти не возникнут ключевые слова и действия, то меня с конвоем не отправят, и я ничего не смогу сделать из того, что сделать необходимо. В этом варианте оставаться здесь не имеет смысла. Если же я все вспоминаю, и меня отправляют с конвоем, то сто против одного, что меня постараются ликвидировать сразу же, как только груз окажется на российской территории. Там я им не только не нужен - там я опасен, и все они прекрасно понимают это. Тем больше причин сбежать отсюда. Вопрос только в том - как сделать это побыстрее и с наименьшим риском. В моем возрасте уже не хочется рисковать чрезмерно..."
   Милов еще не знал, в каких условиях будет проводить ночь, но заранее усомнился в том, что план побега можно будет привести в исполнение без забот и - что еще хуже - без потерь, без драки и крови... Сказано ведь, что с него не будут спускать глаз. Надо полагать, это относится не только к дневному времени.
   Вот если понадобится какая-то работа близ расположения складов или хотя бы цехов... Несомненно, на складах должны быть кладовщики и грузчики. Если не первые, то вторые, во всяком случае, живут вместе с прочими маленькими технетами; надо узнать их, завести знакомство - насколько это вообще принято у технетов - и попытаться...
   "Интересно: я уже твердо знаю, что принято у технетов и что - нет. Основательно все-таки меня обработали...
   Когда боль налетает особенно резко, ни в коем случае нельзя ни морщиться, ни потирать виски, вообще как-то показывать, что у тебя что-то не в порядке. Смешно, однако это сейчас - самая сложная задача.
   Давай-ка чуть быстрее. Хорошо сделанная работа выполняется не только тщательно, но и достаточно быстро. Охранник внимательно следит за тобой. Он еще не привык к мысли, что от тебя не надо ждать никаких неприятностей, ты - добрый, смирный собрат, думающий только о работе. Вот тебе и еще одна задача: расположить к себе охрану. Потому что он - не единственный, кто станет приглядывать за тобой. Да, нужно заручиться их доверием. И нет времени для того, чтобы делать это постепенно, естественно. Нужна какая-то ситуация - из тех, в которых сразу раскрывается сущность человека ли, технета ли. Опять-таки такого стечения обстоятельств можно ожидать долго, очень долго - и все-таки не дождаться. Вывод? Ситуацию надо создать.
   Ничего себе задачка - для того, кто не пользуется даже свободой передвижения и не вооружен ничем, кроме собственной головы.
   Значит, придется орудовать головой. Тут охрана бессильна.
   Вот и работа закончена, плац подметен - хоть пробуй его носовым платком, как вычищенную лошадь.
   Возвращаемся к исходной точке - к месту, где расположился охранник. Только не надо метлу волочь за собой. Возьми ее на плечо - как боевое оружие. И шагай четко, как на параде. Без малого строевым шагом. Охраннику это наверняка понравится.
   Раз-два, раз-два. Левой!..
   И помни, все время помни: для всего на свете у тебя остается менее ста часов".
   ...Он аккуратно пристроил метлу там, где брал ее; технет не мог оставить инструмент кое-как, это сразу вызвало бы подозрения. Прошагал мимо своего охранника, чтобы войти в бывший изолятор, откуда его и выпустили на работу. Но тут же остановился: охранник удержал его, положив тяжелую руку на плечо.
   - Не туда, - сказал он. - Туда только по вызову. Шагай в жилой барак. Я покажу.
   Милов послушно повернулся и направился за своим телохранителем.
   Барачный интерьер мало изменился за минувшие годы; разве что на нарах лежали более или менее пристойные тюфяки. Сейчас на них спали наработавшиеся за день технеты; ровный шум от их дыхания не раздражал, наоборот, действовал успокаивающе. На столе, что находился между рядами нар, охраннику и Милову был оставлен ужин: намазанный свиным жиром хлеб и-в алюминиевых кружках - липовый чай. Против такой трапезы Милов ничего не имел бы и на воле. Они уселись на лавках друг против друга.
   - Ты чего чухаешься? - спросил охранник подозрительно, видя, как Милов, согнувшись и упрятав руки под стол, растирает правую ногу. - Кусают, что ли? Надо доложить немедля.
   - Свело ногу, - объяснил Милов.
   - А, вон что. Ничего, обойдется. После ремонта многим бывает не по себе, - равнодушно успокоил охранник. - Поспишь, и ладно будет.
   - Мое место где?
   - Свободных хватает, выбирай любое, - сказал охранник и зевнул.
   - Где-нибудь поближе к тебе хотелось бы, - пояснил Милов.
   - К чему? Мне все равно не ложиться до утра. Я к бараку приставлен, а с тобой - так, дополнительно. Устраивайся, где не дует. До побудки не так уж много осталось.
   - А тот, что около двери стоял? - спросил Милов. - Он чего не ложится?
   - Какой - около двери?
   - Ну, был снаружи, когда мы входили. Ты что - не заметил?
   Охранник ничего не выражающим взглядом окинул Милова, еще секунду подумал, но все же поднялся, неспешно прошел до двери, на секунду-другую скрывшись за блоком нар, выглянул; недовольно вернулся обратно.
   - Ну, что он? Охранник хмуро глянул:
   - Это у тебя в голове еще не улеглось. Мерещится. Нет там никого.
   - Наверное, мерещится, - с готовностью согласился Милов. Допил чай и поднялся. - Тогда я спать пошел.
   - А чего тебе еще делать, - согласился охранник, устраиваясь на лавке так, чтобы хорошо просматривалась дверь.
   Раньше, конечно, никто из охраны не стал бы нести вахту внутри барака; но ведь туг не арестанты жили, а свои, такие же, ни в чем не виновные, ничем не наказанные и бежать никуда не собиравшиеся. Так что вообще вахты эти были данью прошлому, не более чем формальностью. А от формальностей всегда неприятности, подумал Милов, укладываясь на место, с которого можно было наблюдать за охранником. По миловским расчетам, наблюдение должно было продолжиться всего-навсего несколько минут, и это было очень хорошо, потому что до начала активности оставалось и в самом деле не так уж много времени.
   Милов медленными движениями, как бы почти не сознавая, что он именно делает, не вставая, свернувшись в клубочек, приняв позу новорожденного, долго гладил все те же свои ноги, толстые, с набухшими венами, которые, конечно, неудобно было показывать другим, - они свидетельствовали о возрасте и беспомощности, о необратимых изменениях, - гладил и ощупывал, и, как и во дворе, нашарил нужную точку и нажал. Тонкое одеяло, ему полагавшееся и которым он прикрылся, позволило Милову укрыть свои действия от любого наблюдателя - тот, надо полагать, немало удивился бы, и еще более - встревожился, заметив, как разошлась, без единой капли крови, кожа, открывая пустоту в том, что извне представлялось мускулами, но на самом деле было лишь накладкой, контейнером, так удачно прилаженным, что Милов и сам порою забывал, что это не его плоть; он давно уже привык к этому снаряжению и не ощущал от него даже и малого неудобства. Сейчас он действовал, не размышляя, все действия с контейнерами были доведены до полного автоматизма еще давно, в других местах, задолго до того, как он оказался в Технеции. Опыта у него хватало... Раскрыв левый контейнер, достал оттуда - не флакончик, но мягкий пластиковый мешочек с жидкостью, наглухо запаянный, емкостью в пять кубиков; вложил в рот, растер зубами и проглотил, ощутив резкий, но в чем-то даже приятный вкус жидкости; это нужно было, чтобы окончательно закрепить сознание, и означало, кроме прочего, что произошедшее с ним было в какой-то мере предусмотрено, хотя полной уверенности у снаряжавших Милова людей и не было. Милов тщательно закрыл контейнер, левый контейнер; правого он во дворе не касался: не требовалось, потому что если в левом находились средства, что могли ему понадобиться для предохранения самого себя от всяких неприятностей, то в правом, напротив, содержалась всякая всячина, предназначенная для причинения неприятностей другим. Теперь вот, похоже, наступала и их очередь.