Страница:
Что же: будем продвигаться последовательно, шаг за шагом. И начать необходимо с того, чтобы без лишней суеты выйти на этот самый Круг. Когда-то ведь бывал я в этих местах...
Сосредоточенно вспоминая, ориентируясь по возникавшей в памяти карте, Милов пытался наложить на реальную местность указания Лесты; они казались простыми, когда она объясняла, но, как всегда бывает, на месте обнаружилось немало лишнего - того, о чем она не упоминала, всяких дополнительных стежек-дорожек, в которых надо было разобраться. Он отсекал одно направление за другим, пока наконец не выбрал для поиска самый перспективный вроде бы маршрут: те места, где раньше, в давние времена, размещалось некое предприятие, подконтрольное его тогдашнему ведомству. Пожалуй (к такому выводу пришел он), именно в таких местах удобнее всего размещать производства, которые желательно укрыть от излишне любопытствующих, а также - располагаться людям, не желающим, чтобы их беспокоили и навещали без их ведома. Хороший, надежный забор может быть равно необходим и тем, кто остается вне его, и тем, кто располагается внутри. И между концлагерем и крепостью нет технологической разницы.
Теперь предстояло лишь дождаться темноты. Когда до вечера осталось уже совсем немного, Милов с величайшей осторожностью пробрался в заросль, где была зарыта сумка, выкопал ее, вынул все, что, по его мнению, могло пригодиться ему ночью, разместил вынутое на себе, используя некоторые хитрости своего снаряжения, и закопал остальное. Все было бы просто великолепно, если бы не так сильно хотелось есть; однако в сумке ничего съедобного не было, а показываться в придорожном магазинчике или на станции ему сейчас представлялось излишним. Приходилось терпеть. Впрочем, к этому у него давно уже выработалась привычка; плохо только, что в последние год-два ощущение голода вызывало головную боль, сейчас менее уместную, чем когда бы то ни было.
Станцию Сандра он обошел стороной, ему не нужно было, чтобы его здесь заметили. И пошел - на этот раз уже лесом - в том направлении, где, по его расчетам, и должно было находиться Производство-два. И уже в пути убедился в том, что выбранная им дорога совпадала с инструкциями, что дала Леста перед расставанием.
2
(138 часов до)
Воздух был сухим и ясным, в меру прохладным, и Милов неспешно шагал, пытаясь внушить себе, что ничего, собственно, с ним не происходит находится в очередной командировке и сейчас вот, в перерыве между делами, просто прогуливается. Вскоре он увидит у дороги то самое, что было ему обещано и сейчас очень нужно: ресторан. Да, вскоре он увидит ресторан, войдет, выберет уютный столик, раскроет карточку, вдумчиво, без лишней торопливости, выберет закуску...
- Черт! - проговорил он вслух, хотя рядом не было никого.
Но это было сказано весело, с неким удовольствием даже: впереди близ дороги и в самом деле виднелось строение, больше всего похожее именно на придорожный ресторан. Даже, может быть, на гостиничку с рестораном: одиноко стоявшее здание было трехэтажным.
Ну что же, вот он и пришел. Все правильно. Хотя в его времена здесь ничего подобного не было. Не для кого было открывать тут такое заведение: надзиратели и охрана питались кто дома, кто в своей части, а кроме них и заключенных, которым и подавно ресторанных разносолов не полагалось, здесь бывали - изредка - разве что их родственники, навещавшие тех, кому было разрешено свидание. Ну, а когда приезжало начальство, его принимали в колонии почище, чем оказалось бы под силу любому ресторану - не интуристовскому, разумеется.
А теперь кабачок тут, несомненно, был. И даже музыка доносилась оттуда. Жизнь явно не стояла на месте. Даже в Технеции. Даже в этом достаточно отдаленном от столицы уголке, у дороги, которая никак не относилась к большим автомобильным магистралям.
Милов пошел еще медленнее, на ходу обдумывая, как поступить.
Что здесь за клиентура? Во-первых, у посетителей заведения есть деньги. И во-вторых, люди эти принадлежат к тому слою общества, чьи представители предпочитают провести время за столиком и под музыку, а не закупить, допустим, ящик "Кристалла" и употребить его дома, подальше от посторонних.
Такими здесь могли быть причастные к Производству-два. И, значит, число их было достаточно велико, а интерес к подобному виду отдыха устойчивым. Кстати, вот почему указания Лесты не ассоциировались у него с давно знакомым местом: само представление о ресторане совершенно не вязалось с его воспоминаниями; слово помешало увидеть действительность. Бывает.
Он остановился; теперь надо было решить основной вопрос: пройти мимо, не привлекая к себе ничьего внимания, и ждать, пока не появится, выполняя обещание, Леста - или зайти?
Наверное, миновать привлекательное место было бы разумнее. Но против этого возражали самое малое два соображения. Ему так хотелось есть, что уже при одной мысли о хорошем ужине рот мгновенно наполнился слюной - пришлось даже сплюнуть, но не помогло, слюна возникла снова. А кроме того - там, где люди расслабляются, проводя досуг за бутылкой вина ("вина" - он подумал из любви к литературным оборотам, на самом деле в этой стране исстари предпочитали что покрепче), всегда в воздухе плавает громадное количество информации, которую надо только уметь выудить. Да и полезные знакомства и связи не раз возникали именно в таких местах. И хотя лучше, конечно, было бы появиться на людях в сопровождении женщины, околачиваться поблизости и не входить было намного опаснее, чем войти в одиночестве: заметь его кто-нибудь - а здесь наверняка имелось некоторое количество наблюдателей, это сразу вызвало бы совершенно ненужные подозрения.
И все же Милов, может быть, колебался бы еще некоторое время, если бы на крыльце не показался кто-то - вышел, огляделся, заметил стоявшего поодаль Милова и не совсем уверенной походкой направился к нему.
- Риш? - громко спросил он, приближаясь.
- Увы, нет, - ответил Милов. - Вы ошиблись.
- Не имеет значения. Опыт науки показывает, что отрицательный результат не менее важен для исследования, чем положительный. Согласны?
- В банке мне никогда не удавалось доказать справедливость этой истины, - ответил Милов.
- Хотите сказать, что вы на мели? Наплевать. Сегодня мы абонируем весь кабак. Маленькое торжество. В честь маленькой удачи. Хотя вру: удача как раз немалая, но мы скромны. Пошли, пока не нагрянула еще какая-нибудь голодная стая и есть свободные места.
- Боюсь, что мой облик придется не по вкусу...
- Ерунда. Мы здесь по-домашнему. Да мы и есть дома, если разобраться. Так что черный галстук не обязателен. Судя по оборотам речи, вы не рядовой технет, уныло воплощающий смысл. Этого вполне достаточно: вам не будет скучно с нами, а нам - с вами. Всякое новое лицо здесь приветствуется, не так-то их и много бывает.
Они медленно шли ко входу.
- А как вы вообще сюда попали? - поинтересовался как бы между прочим представитель здешнего общества.
- Люблю вечерние прогулки.
- А, вы со станции?
- Строго говоря, - сказал Милов, - я сошел в Сандре по ошибке. В поезде задумался и проехал свою остановку.
- Не секрет - какую же?
- Секрет, конечно, - улыбнулся Милов, - но вам скажу: Таре.
Он ничем не рисковал: городок Таре находился на этой Же ветке, километров на десять дальше от границы.
- Милое местечко. А здесь бывали?
- Впервые. В Тарсе я лишь на время, по делам.
- Это и так понятно: видно, что вам не хватает опыта. Поживете в этих краях подольше и научитесь ценить все, что выходит за пределы обыденного. Тут ведь нас развлечениями не балуют, а новостями - и того меньше. Так что каждый человек и каждая новая процедура приобретают такую ценность, какой в другом мире наверняка не имеют. Кстати, о новостях: вы едете с востока что там такое стряслось? Из объявления мы мало что поняли.
- Да я не совсем в курсе. Вроде бы задержали какую-то банду, но те то ли просто сбежали, то ли при этом отлупили и обобрали охрану - что-то в этом роде. Говорили в поезде, за подлинность информации не ручаюсь.
- Воистину, мы живем в диком мире, и он становится с каждым днем все хуже и хуже. Идите, идите, не упирайтесь, смелее! Не изображайте стеснительную девицу, все равно я вам не поверю. Хотя что я: девица давно уже была бы за столиком и, возможно, успела бы перестать быть девицею... Но вам повезло, что вы пошли по этой дороге.
- Разумеется. Не думаю, что такие приятные заведения находятся у вас при каждой тропе.
- Такие - нет. Зато есть другие. И если бы вы, идя от станции, на развилке взяли левее, то я смог бы познакомиться с вами разве что на ваших похоронах.
- Дикие звери?
- Нет, зверей давно съели люди, а что еще оставалось, подобрали технеты. Простите, я не обижаю ваше расовое чувство? Нет? Ну, весьма рад. Не звери, нет. Электроника и автоматика. При этом никакой старомодности, никаких этих "Стой, кто идет" и тому подобного. Прицеливание и огонь автоматические, днем и ночью. Без предупреждения. Собственно, предупреждения есть - на щитах, но в сумерках вы могли бы их и не заметить.
- О, - сказал Милов, - потрясающе интересно. Что же вы здесь так охраняете?
- Избранные секреты моей бабушки. Извините - швейцара сегодня нет, мы отправили его к чертовой родительнице: все швейцары - наушники сипо, и мы их не любим. Ничего, я приглашаю вас, выполняя его функцию.
Он отворил дверь и изящно поклонился:
- Прошу вас... простите, я не расслышал?
- Флим, - сказал Милов. - Мое имя Флим.
- Так я вас и представлю... Кстати, я отзываюсь на кличку "Силене", сиречь "молчун", если переводить с латыни. Не подумайте только, что я принадлежу к пифагорейцам и должен соблюдать обет молчания. Отнюдь! Но думаю, вы уже смвгли оценить справедливость данного мне прозвища.
- Вы скорее последователь Цицерона. А что у вас сегодня за праздник?
- Этакие посиделки, суарэ, парти... Давняя традиция. Понимаете, мы стараемся сохранить какие-то людские традиции - иначе можно опуститься, отехнетиться... Ну, это то же самое, что бриться и чистить зубы - проявлять какое-то уважение к себе, как к человеку... А вообще-то, как я успел уже намекнуть - успел, не правда ли? - нам тут удалось решить одну задачку, и в результате в этих местах сразу станет легче дышать. Решили, правда, на бумаге - но очень быстро она воплотится в материал. И уж не отметить такое дело было бы непростительным нарушением всего на свете.
- Насколько я понял - здесь собираются люди, не технеты?
- А что им тут делать? На нашем месте технеты быть не могут - мы тут не дрова колем... а их головы только на это и годятся, скажу вам откровенно.
Сейчас, войдя в маленький, но хорошо освещенный холл, Милов смог оглядеть своего собеседника, и сделал это с откровенным любопытством: очень уж не вязалась его речь с обликом. Тот усмехнулся:
- Видите! А вы еще опасались за свою экипировку. Не думайте, мы и в самом деле могли бы собраться в тэксах, но приходим в рабочем - потому что техи на нашем месте пришли бы расфуфыренными до плюс-минус бесконечности. Ну, а теперь приведите себя в несколько легкомысленное состояние, иначе какой же праздник?
3
(136 часов до)
Веселье было уже в разгаре, когда они вошли; верно, Силене с намерением медлил, развлекая Милова разговорами, чтобы избежать той неловкости, какая возникает, когда незнакомый человек появляется в еще не стартовавшей компании и невольно становится в ней центром внимания, не всегда доброжелательного, порой иронического. Сейчас в маленьком зале было уже шумно, говорили, казалось, все сразу, словно стараясь заглушить один другого, клубился дым (неплохих сигарет определил Милов, принюхавшись), потом в говор врезался хрипловатый, но явно женский смех - не жестокий, каким он порой бывает, а скорее удовлетворенный. Милов стал улыбаться, еще не успев войти, - весело, дружески, но без заискивания. В зале на долю секунды замолчали, потом шум поднялся снова.
- Силенс, разбойник, ты захватил пленника? Давно, давно не ели мы человечинки... О Господи, а я и не знал, что у нас сегодня званый вечер. Где мой смокинг?..
- Кто это собрался его съесть: ты? Оставь надежды - его проглотит Ласка, нам останется только облизываться... Кто там поближе - держите его, он сейчас удерет, он смертельно напуган, разве не видно? Эй, Голлин, он сейчас упадет без сознания, воды ему, кто там поближе - дайте стакан воды!
- Пей, мой мальчик, пей, - сказал очутившийся рядом человек в пестрой маскировочной форме, годами намного моложе Милова, - иначе ты весь вечер не придешь в себя. Ты попал к мыслителям, дружок, они, как ты понял уже, пьют только чистую воду. - Он вложил в пальцы Милова стаканчик, Милов поднес посуду к губам. - Только до дна, - предупредил тот же человек, - глубина мысли предполагает...
Милов не стал дослушивать, что именно предполагает глубина мысли - он выпил, задержав дыхание, нос еще раньше предупредил его, что воды в стакане если и было, то лишь самая малость. Пока он пил, стояла тишина. Он выпил, перевел дыхание, вручил стаканчик стоявшему рядом, вынул платок, вытер губы, немного подумал, хотя думать было тут не о чем, сорт он узнал сразу, не из самых лучших, но по здешней шкале ценностей, видимо, весьма уважаемый, сказал:
- Если уж въезжать в город, то только на белой лошади. А какое продолжение последует?
- Браво! - крикнул кто-то. - Принимаем! Все загалдели, Милова схватили за руки и подтащили к длинному, метра в три, столу. За него уселось еще несколько, у дальней стены, на диване, расположились еще трое, две женщины и один - в возрасте, редковолосый, он держал стакан на изготовку. Милов осторожно, ненавязчиво провел взглядом по остальным. Странноватое сборище... Но думать было некогда: его усадили, расчистили на столе местечко, поставили тарелку, все было, как на вечеринках вообще бывает. Силене сел рядом с ним, ему закричали:
- Оратор, на трибуну, на трибуну! Он отмахнулся:
- Нет, сегодня я в другой роли - наставника, я Вергилий нынче, это у нас бывает не часто. Не хочу, чтобы гость совсем растерялся, - а он непременно растеряется, если своевременно не оказать ему помощь. - Он повернул голову к Милову, оглядывавшему стол. - Здесь у нас никто ни за кем не ухаживает, накладывай сам себе. - И, подавая пример, стал оснащать свою тарелку. Стол был накрыт даже по нетехнетским меркам неплохо, и приготовлено было, как Милов быстро убедился, на должном уровне. Он даже вздохнул от умиления. "Воистину, ищите - и обрящете", - успел он подумать прежде, чем врубиться зубами в карбонад.
Сидевший напротив налил ему - уже не в стакан, впрочем, а в нормальную рюмку; но Милов и так ухе чувствовал - на голодный желудок легкое, приятное головокружение. Он попытался сосредоточиться, вспоминая, в какой карман уложил средство против опьянения - хорошо, что догадался взять его из сумки, снова предчувствие не подвело, хотя логически ожидать чего-то подобного было невозможно. Ага, в левом внутреннем маленьком, вот оно где. В его одежде карманов (главным образом потайных, не полагавшихся по стандарту) было великое множество, и сейчас все они были загружены, так что когда Силене посоветовал Милову снять куртку по причине жары (а в зальце и правда было жарковато), Милов вежливо отказался - сказал, что еще не отогрелся после прогулки, что он вообще мерзляк и двойную жару предпочитает ординарному холоду.
- Тогда надо добавить, - обрадовался Силене, - расширить сосудики, сразу почувствуете себя лучше!
- Не премину, - согласился Милов, - но сперва, может быть, поможете мне сориентироваться, чтобы я побыстрее почувствовал себя свободно?
- Это в смысле кто есть кто? Ну разумеется, друг мой. Начну с женщин, как того требуют приличия. Та, что помоложе - это Зила, химик, а та, что покрасивее - Ласка, она в отличие от Зилы тоже химик, но кроме того, и это самое главное, очень пригожая и милая женщина...
- Я же их не вижу, - сказал Милов, - они сзади нас. - Милов и на самом деле женщин сейчас не видел, но это ему и не нужно было, потому что в пригожей Ласке он, едва войдя в зал, опознал Лесту.
- Зачем вам их видеть? Запоминайте мои характеристики - потом разберетесь. Зила первой подойдет к вам, но это вовсе не значит, что она потом полезет с вами под одеяло. Ласка подходить вообще не станет.
- А под одеяло? - легкомысленно поинтересовался Милов, прикидывая, через сколько минут придется выйти на воздух, чтобы без помех протрезветь.
- Ну, об этом вы спросите у нее самой. И вот все о дамах. Рядом с ними сидит любопытный персонаж.
Милов вспомнил: тот, с редкими волосами, у которого стакан вроде бы сросся с рукой, так что без хирургического вмешательства их не разлучить было.
- Да, - согласился Милов, - пока меня усаживали, он успел взять на грудь два веса.
- Ну, это ему как носорогу подснежник. Он не этим примечателен.
- Понял, - ухмыльнулся Милов, притворяясь чуть более захмелевшим, чем был на самом деле. - Он модель, рекламирует мужские прически.
- Не смейтесь над недостатками, друг мой, это нехорошо, у нас не принято. Он отличается от всех нас не прической, а тем, что он тут единственный технет, чистокровный технет, и не просто технет, а еще и сило!
Милов ощутил, как бодрость его начинает убывать, он вдруг затылком почувствовал чей-то пристальный взгляд и понимал - чьим этот взгляд должен был быть.
- И это никого не смущает?
- А почему это должно нас смущать?
- Мне как-то трудно представить - веселье под официальным надзором.
- Да никакого надзора нет, оставьте!
- Зачем же он тут?
- Затем же, что и вы: чтобы перевести дух, развлечься немного. Ну, и еще - посмотреть на нас, людей, в нерабочей обстановке, так сказать, неофициальной.
- Но зачем им это? Кажется, у них были возможности изучить людей более чем достаточно.
- Затем, что им интересно. Вы представьте себе: раса-то новая, молодая, значит, инстинкт подражания сильно развит, требует применения, а кому им подражать, если не нам, людям? Вот они и перенимают кто что может...
- Не пойму. Они нас считают низшими существами...
- Так это официально; разумеется, спросите любого из них в служебной обстановке, и они вам отбарабанят без запинки: люди свое отжили, люди обречены, люди во всех отношениях менее совершенны, чем они, технеты. Официально. А на самом деле они понимают, конечно, - те, кто вообще имеет желание думать и понимать, - что для того, чтобы не быть примитивными, необходимо иметь за спиной богатую историю, от нее все и идет; а у них истории, естественно, нет, откуда ей взяться, пара десятков лет - это не история, еще даже не серьезный разбег к ней. И вот они, сознательно или нет, смотрят на нас и заимствуют, постоянно что-то заимствуют, перенимают, хотя, может быть, и себе самим в этом до конца не признаются. Так что вы не сомневайтесь: тут они себя не чувствуют на службе, они очень любят, когда мы приглашаем их вот так - провести время, но, знаете ли, без приглашения не явятся; если их не позвать - будут очень переживать, но нахрапом не полезут, не станут ссылаться на то, что власть - у них... Ну, мы и приглашаем, понятно, нам они не мешают, а с другой стороны - это помогает поддерживать неплохие отношения, все же они ведь начальство, и при желании могут нашу жизнь затруднить, отравить, а могут и наоборот.
- Это понятно, однако вы уже не можете высказать вслух что-то из того, что наверняка думаете и что не очень обрадовало бы их.
- Нет, вы напрасно так думаете. Ведь мы - кто? Легальная и признанная оппозиция! Как бы власти ни кочевряжились, они не могут не обращать внимания на мнения остального мира: будь они хоть технетами в квадрате - им в одиночку не выжить, в стране ресурсов меньше, чем в носовом платке.
- В квадрате не выжить, - усмехнулся Милов, - а в кубе?
Силене моргнул озадаченно, потом рассмеялся:
- Вы остряк. Но и Куба выживала, пока в нее вливали - хотя бы нефть... И вот, представления внешнего мира требуют каких-то видимых признаков демократии, а демократия не мыслится без оппозиции. У технетов же оппозиции не может быть принципиально: единомыслие заложено в их конструкцию. Вот им и приходится...
Милов пьяненько ухмыльнулся:
- Ну, а почему бы вам не помочь им в этом? Программировать их, скажем, на два мнения, а не на одно?
- Программировать - какие мнения? Вы о чем?
- Насколько я понимаю, вы ведь здесь и заняты их производством?
Силене ответил совершенно другим - негромким, серьезным голосом:
- Нет. Мы занимаемся совершенно другой проблематикой. И я надеюсь, что у вас хватит такта и рассудка не спрашивать - какой именно! Мы вообще не разговариваем здесь о делах, мы отдыхаем; а если бы тут было принято болтать о работе, то вас бы сюда и на порог не пустили. Не думайте, что интересы государства тут не охраняются. Отнюдь!
- О, - сказал Милов и икнул, - я, видимо, сморозил некую глупость. После четвертой дозы это со мною бывает. Извините великодушно. Итак, вы оппозиция?
- По сути - нет, конечно. Мы же не политики. Тем не менее пользуемся правом говорить порою и неприятные вещи. Власть делает так, что эти наши упражнения в элоквенции становятся известными за границей - и все сугубо довольны. Кстати, и мы тоже.
- А вы-то чем?
- Ну, например: как вы, возможно, еще не успели узнать, нам покидать эту территорию запрещается. Мы, так сказать, в резервации. И для каждого выхода нужно особое разрешение самого что ни на есть высокого начальства. Разрешение такое в принципе получить можно, но процедура это тягомотная, технеты вообще не любят решать быстро, выработалась у них почему-то такая традиция. А ведь бывает у нас и по чисто деловым вопросам: надо срочно с кем-то увидеться, пока получишь официальное разрешение - надобность эта тридцать раз успеет пройти. Вот и договариваешься тут же, на месте, вот с этими самыми. И для дела польза, и тебе самому приятнее...
- Да, - сказал Милов несколько рассеянно, - это, конечно, выгода существенная. Постойте, о чем это мы с вами?.. Ах, да. Да. И они в самом деле могут это обеспечивать?
- Простите, что именно обеспечивать? ~ Ну, вы говорили о секретности. Не сомневаюсь, что вы ее не нарушаете, но ведь сюда приезжают и уезжают посторонние лица, да и, кроме вас, здесь наверняка есть всякий низший персонал... Обождите, не отвечайте, давайте сперва выпьем, а то я все никак не согреюсь... Они выпили.
- Ну, - проговорил затем Силене, - те, кто занимается черной работой - не люди, а технеты, и они попадают сюда не по своей воле и весьма ограничены в возможностях. Мы получаем их из Системы Порядка, если угодно.
- Мне это вовсе не угодно, - пробормотал Милов, - а точнее, мне все равно, я-то к вам не попаду, уж можете быть уверены. Тем более что у вас вакансий нет.
- Совершенно верно, сейчас нет. Но бывает - кто-то переберет рентген, такой - уже не работник...
- Да, был у меня знакомый врач-рентгенолог, так у него, помнится, были какие-то неприятности по мужской линии... Ну, вы понимаете... - и Милов противно захихикал.
- Да, конечно, - проговорил Силене, - это очень забавно, - и тоже посмеялся.
- Это очень хорошо, что они вам помогают, технеты, - вернулся Милов к старой теме. - Морально легче, не правда ли?
- Помогают. Понимают ведь, что мы если и вылазим за ограждение, то не для собственного удовольствия, вернее - не только для него, но и для работы. Ну, а в наших результатах ведь и они заинтересованы, знают, что работаем на них в конечном итоге, и учет достижений у них поставлен неплохо. Вот к примеру...
Но примера Милов не дождался, потому что в зале снова поднялся всеобщий галдеж, вызванный появлением новой, достаточно многочисленной группы отдыхающих. Они, правда, не казались особенно воодушевленными предстоящим весельем.
- Да здравствуют встречающие и провожающие! Гип-гип ура! - воскликнул кто-то из уже разогревшихся.
- Ну как - все в порядке?
- Черта лысого, - ответил один из вновь пришедших, хмуро глянув на провозгласившего, - вернулись с тем же, с чем и уезжали. Только зря сожгли топливо, не заработали ни цента. С той стороны заколотили дырку, придется идти по банку... А у нас следующий рейс - по особому заказу, и придется это выкидывать, то грузить...
В зале сразу поутихло, кто-то протянул:
- М-да...
Тут сидевший позади Милова редковолосый технет неожиданно громким голосом заявил:
- Успокойтесь, все будет в порядке, меры принимаются, подкрепляйтесь и отдыхайте, разговаривать будем на веселые темы.
Сосредоточенно вспоминая, ориентируясь по возникавшей в памяти карте, Милов пытался наложить на реальную местность указания Лесты; они казались простыми, когда она объясняла, но, как всегда бывает, на месте обнаружилось немало лишнего - того, о чем она не упоминала, всяких дополнительных стежек-дорожек, в которых надо было разобраться. Он отсекал одно направление за другим, пока наконец не выбрал для поиска самый перспективный вроде бы маршрут: те места, где раньше, в давние времена, размещалось некое предприятие, подконтрольное его тогдашнему ведомству. Пожалуй (к такому выводу пришел он), именно в таких местах удобнее всего размещать производства, которые желательно укрыть от излишне любопытствующих, а также - располагаться людям, не желающим, чтобы их беспокоили и навещали без их ведома. Хороший, надежный забор может быть равно необходим и тем, кто остается вне его, и тем, кто располагается внутри. И между концлагерем и крепостью нет технологической разницы.
Теперь предстояло лишь дождаться темноты. Когда до вечера осталось уже совсем немного, Милов с величайшей осторожностью пробрался в заросль, где была зарыта сумка, выкопал ее, вынул все, что, по его мнению, могло пригодиться ему ночью, разместил вынутое на себе, используя некоторые хитрости своего снаряжения, и закопал остальное. Все было бы просто великолепно, если бы не так сильно хотелось есть; однако в сумке ничего съедобного не было, а показываться в придорожном магазинчике или на станции ему сейчас представлялось излишним. Приходилось терпеть. Впрочем, к этому у него давно уже выработалась привычка; плохо только, что в последние год-два ощущение голода вызывало головную боль, сейчас менее уместную, чем когда бы то ни было.
Станцию Сандра он обошел стороной, ему не нужно было, чтобы его здесь заметили. И пошел - на этот раз уже лесом - в том направлении, где, по его расчетам, и должно было находиться Производство-два. И уже в пути убедился в том, что выбранная им дорога совпадала с инструкциями, что дала Леста перед расставанием.
2
(138 часов до)
Воздух был сухим и ясным, в меру прохладным, и Милов неспешно шагал, пытаясь внушить себе, что ничего, собственно, с ним не происходит находится в очередной командировке и сейчас вот, в перерыве между делами, просто прогуливается. Вскоре он увидит у дороги то самое, что было ему обещано и сейчас очень нужно: ресторан. Да, вскоре он увидит ресторан, войдет, выберет уютный столик, раскроет карточку, вдумчиво, без лишней торопливости, выберет закуску...
- Черт! - проговорил он вслух, хотя рядом не было никого.
Но это было сказано весело, с неким удовольствием даже: впереди близ дороги и в самом деле виднелось строение, больше всего похожее именно на придорожный ресторан. Даже, может быть, на гостиничку с рестораном: одиноко стоявшее здание было трехэтажным.
Ну что же, вот он и пришел. Все правильно. Хотя в его времена здесь ничего подобного не было. Не для кого было открывать тут такое заведение: надзиратели и охрана питались кто дома, кто в своей части, а кроме них и заключенных, которым и подавно ресторанных разносолов не полагалось, здесь бывали - изредка - разве что их родственники, навещавшие тех, кому было разрешено свидание. Ну, а когда приезжало начальство, его принимали в колонии почище, чем оказалось бы под силу любому ресторану - не интуристовскому, разумеется.
А теперь кабачок тут, несомненно, был. И даже музыка доносилась оттуда. Жизнь явно не стояла на месте. Даже в Технеции. Даже в этом достаточно отдаленном от столицы уголке, у дороги, которая никак не относилась к большим автомобильным магистралям.
Милов пошел еще медленнее, на ходу обдумывая, как поступить.
Что здесь за клиентура? Во-первых, у посетителей заведения есть деньги. И во-вторых, люди эти принадлежат к тому слою общества, чьи представители предпочитают провести время за столиком и под музыку, а не закупить, допустим, ящик "Кристалла" и употребить его дома, подальше от посторонних.
Такими здесь могли быть причастные к Производству-два. И, значит, число их было достаточно велико, а интерес к подобному виду отдыха устойчивым. Кстати, вот почему указания Лесты не ассоциировались у него с давно знакомым местом: само представление о ресторане совершенно не вязалось с его воспоминаниями; слово помешало увидеть действительность. Бывает.
Он остановился; теперь надо было решить основной вопрос: пройти мимо, не привлекая к себе ничьего внимания, и ждать, пока не появится, выполняя обещание, Леста - или зайти?
Наверное, миновать привлекательное место было бы разумнее. Но против этого возражали самое малое два соображения. Ему так хотелось есть, что уже при одной мысли о хорошем ужине рот мгновенно наполнился слюной - пришлось даже сплюнуть, но не помогло, слюна возникла снова. А кроме того - там, где люди расслабляются, проводя досуг за бутылкой вина ("вина" - он подумал из любви к литературным оборотам, на самом деле в этой стране исстари предпочитали что покрепче), всегда в воздухе плавает громадное количество информации, которую надо только уметь выудить. Да и полезные знакомства и связи не раз возникали именно в таких местах. И хотя лучше, конечно, было бы появиться на людях в сопровождении женщины, околачиваться поблизости и не входить было намного опаснее, чем войти в одиночестве: заметь его кто-нибудь - а здесь наверняка имелось некоторое количество наблюдателей, это сразу вызвало бы совершенно ненужные подозрения.
И все же Милов, может быть, колебался бы еще некоторое время, если бы на крыльце не показался кто-то - вышел, огляделся, заметил стоявшего поодаль Милова и не совсем уверенной походкой направился к нему.
- Риш? - громко спросил он, приближаясь.
- Увы, нет, - ответил Милов. - Вы ошиблись.
- Не имеет значения. Опыт науки показывает, что отрицательный результат не менее важен для исследования, чем положительный. Согласны?
- В банке мне никогда не удавалось доказать справедливость этой истины, - ответил Милов.
- Хотите сказать, что вы на мели? Наплевать. Сегодня мы абонируем весь кабак. Маленькое торжество. В честь маленькой удачи. Хотя вру: удача как раз немалая, но мы скромны. Пошли, пока не нагрянула еще какая-нибудь голодная стая и есть свободные места.
- Боюсь, что мой облик придется не по вкусу...
- Ерунда. Мы здесь по-домашнему. Да мы и есть дома, если разобраться. Так что черный галстук не обязателен. Судя по оборотам речи, вы не рядовой технет, уныло воплощающий смысл. Этого вполне достаточно: вам не будет скучно с нами, а нам - с вами. Всякое новое лицо здесь приветствуется, не так-то их и много бывает.
Они медленно шли ко входу.
- А как вы вообще сюда попали? - поинтересовался как бы между прочим представитель здешнего общества.
- Люблю вечерние прогулки.
- А, вы со станции?
- Строго говоря, - сказал Милов, - я сошел в Сандре по ошибке. В поезде задумался и проехал свою остановку.
- Не секрет - какую же?
- Секрет, конечно, - улыбнулся Милов, - но вам скажу: Таре.
Он ничем не рисковал: городок Таре находился на этой Же ветке, километров на десять дальше от границы.
- Милое местечко. А здесь бывали?
- Впервые. В Тарсе я лишь на время, по делам.
- Это и так понятно: видно, что вам не хватает опыта. Поживете в этих краях подольше и научитесь ценить все, что выходит за пределы обыденного. Тут ведь нас развлечениями не балуют, а новостями - и того меньше. Так что каждый человек и каждая новая процедура приобретают такую ценность, какой в другом мире наверняка не имеют. Кстати, о новостях: вы едете с востока что там такое стряслось? Из объявления мы мало что поняли.
- Да я не совсем в курсе. Вроде бы задержали какую-то банду, но те то ли просто сбежали, то ли при этом отлупили и обобрали охрану - что-то в этом роде. Говорили в поезде, за подлинность информации не ручаюсь.
- Воистину, мы живем в диком мире, и он становится с каждым днем все хуже и хуже. Идите, идите, не упирайтесь, смелее! Не изображайте стеснительную девицу, все равно я вам не поверю. Хотя что я: девица давно уже была бы за столиком и, возможно, успела бы перестать быть девицею... Но вам повезло, что вы пошли по этой дороге.
- Разумеется. Не думаю, что такие приятные заведения находятся у вас при каждой тропе.
- Такие - нет. Зато есть другие. И если бы вы, идя от станции, на развилке взяли левее, то я смог бы познакомиться с вами разве что на ваших похоронах.
- Дикие звери?
- Нет, зверей давно съели люди, а что еще оставалось, подобрали технеты. Простите, я не обижаю ваше расовое чувство? Нет? Ну, весьма рад. Не звери, нет. Электроника и автоматика. При этом никакой старомодности, никаких этих "Стой, кто идет" и тому подобного. Прицеливание и огонь автоматические, днем и ночью. Без предупреждения. Собственно, предупреждения есть - на щитах, но в сумерках вы могли бы их и не заметить.
- О, - сказал Милов, - потрясающе интересно. Что же вы здесь так охраняете?
- Избранные секреты моей бабушки. Извините - швейцара сегодня нет, мы отправили его к чертовой родительнице: все швейцары - наушники сипо, и мы их не любим. Ничего, я приглашаю вас, выполняя его функцию.
Он отворил дверь и изящно поклонился:
- Прошу вас... простите, я не расслышал?
- Флим, - сказал Милов. - Мое имя Флим.
- Так я вас и представлю... Кстати, я отзываюсь на кличку "Силене", сиречь "молчун", если переводить с латыни. Не подумайте только, что я принадлежу к пифагорейцам и должен соблюдать обет молчания. Отнюдь! Но думаю, вы уже смвгли оценить справедливость данного мне прозвища.
- Вы скорее последователь Цицерона. А что у вас сегодня за праздник?
- Этакие посиделки, суарэ, парти... Давняя традиция. Понимаете, мы стараемся сохранить какие-то людские традиции - иначе можно опуститься, отехнетиться... Ну, это то же самое, что бриться и чистить зубы - проявлять какое-то уважение к себе, как к человеку... А вообще-то, как я успел уже намекнуть - успел, не правда ли? - нам тут удалось решить одну задачку, и в результате в этих местах сразу станет легче дышать. Решили, правда, на бумаге - но очень быстро она воплотится в материал. И уж не отметить такое дело было бы непростительным нарушением всего на свете.
- Насколько я понял - здесь собираются люди, не технеты?
- А что им тут делать? На нашем месте технеты быть не могут - мы тут не дрова колем... а их головы только на это и годятся, скажу вам откровенно.
Сейчас, войдя в маленький, но хорошо освещенный холл, Милов смог оглядеть своего собеседника, и сделал это с откровенным любопытством: очень уж не вязалась его речь с обликом. Тот усмехнулся:
- Видите! А вы еще опасались за свою экипировку. Не думайте, мы и в самом деле могли бы собраться в тэксах, но приходим в рабочем - потому что техи на нашем месте пришли бы расфуфыренными до плюс-минус бесконечности. Ну, а теперь приведите себя в несколько легкомысленное состояние, иначе какой же праздник?
3
(136 часов до)
Веселье было уже в разгаре, когда они вошли; верно, Силене с намерением медлил, развлекая Милова разговорами, чтобы избежать той неловкости, какая возникает, когда незнакомый человек появляется в еще не стартовавшей компании и невольно становится в ней центром внимания, не всегда доброжелательного, порой иронического. Сейчас в маленьком зале было уже шумно, говорили, казалось, все сразу, словно стараясь заглушить один другого, клубился дым (неплохих сигарет определил Милов, принюхавшись), потом в говор врезался хрипловатый, но явно женский смех - не жестокий, каким он порой бывает, а скорее удовлетворенный. Милов стал улыбаться, еще не успев войти, - весело, дружески, но без заискивания. В зале на долю секунды замолчали, потом шум поднялся снова.
- Силенс, разбойник, ты захватил пленника? Давно, давно не ели мы человечинки... О Господи, а я и не знал, что у нас сегодня званый вечер. Где мой смокинг?..
- Кто это собрался его съесть: ты? Оставь надежды - его проглотит Ласка, нам останется только облизываться... Кто там поближе - держите его, он сейчас удерет, он смертельно напуган, разве не видно? Эй, Голлин, он сейчас упадет без сознания, воды ему, кто там поближе - дайте стакан воды!
- Пей, мой мальчик, пей, - сказал очутившийся рядом человек в пестрой маскировочной форме, годами намного моложе Милова, - иначе ты весь вечер не придешь в себя. Ты попал к мыслителям, дружок, они, как ты понял уже, пьют только чистую воду. - Он вложил в пальцы Милова стаканчик, Милов поднес посуду к губам. - Только до дна, - предупредил тот же человек, - глубина мысли предполагает...
Милов не стал дослушивать, что именно предполагает глубина мысли - он выпил, задержав дыхание, нос еще раньше предупредил его, что воды в стакане если и было, то лишь самая малость. Пока он пил, стояла тишина. Он выпил, перевел дыхание, вручил стаканчик стоявшему рядом, вынул платок, вытер губы, немного подумал, хотя думать было тут не о чем, сорт он узнал сразу, не из самых лучших, но по здешней шкале ценностей, видимо, весьма уважаемый, сказал:
- Если уж въезжать в город, то только на белой лошади. А какое продолжение последует?
- Браво! - крикнул кто-то. - Принимаем! Все загалдели, Милова схватили за руки и подтащили к длинному, метра в три, столу. За него уселось еще несколько, у дальней стены, на диване, расположились еще трое, две женщины и один - в возрасте, редковолосый, он держал стакан на изготовку. Милов осторожно, ненавязчиво провел взглядом по остальным. Странноватое сборище... Но думать было некогда: его усадили, расчистили на столе местечко, поставили тарелку, все было, как на вечеринках вообще бывает. Силене сел рядом с ним, ему закричали:
- Оратор, на трибуну, на трибуну! Он отмахнулся:
- Нет, сегодня я в другой роли - наставника, я Вергилий нынче, это у нас бывает не часто. Не хочу, чтобы гость совсем растерялся, - а он непременно растеряется, если своевременно не оказать ему помощь. - Он повернул голову к Милову, оглядывавшему стол. - Здесь у нас никто ни за кем не ухаживает, накладывай сам себе. - И, подавая пример, стал оснащать свою тарелку. Стол был накрыт даже по нетехнетским меркам неплохо, и приготовлено было, как Милов быстро убедился, на должном уровне. Он даже вздохнул от умиления. "Воистину, ищите - и обрящете", - успел он подумать прежде, чем врубиться зубами в карбонад.
Сидевший напротив налил ему - уже не в стакан, впрочем, а в нормальную рюмку; но Милов и так ухе чувствовал - на голодный желудок легкое, приятное головокружение. Он попытался сосредоточиться, вспоминая, в какой карман уложил средство против опьянения - хорошо, что догадался взять его из сумки, снова предчувствие не подвело, хотя логически ожидать чего-то подобного было невозможно. Ага, в левом внутреннем маленьком, вот оно где. В его одежде карманов (главным образом потайных, не полагавшихся по стандарту) было великое множество, и сейчас все они были загружены, так что когда Силене посоветовал Милову снять куртку по причине жары (а в зальце и правда было жарковато), Милов вежливо отказался - сказал, что еще не отогрелся после прогулки, что он вообще мерзляк и двойную жару предпочитает ординарному холоду.
- Тогда надо добавить, - обрадовался Силене, - расширить сосудики, сразу почувствуете себя лучше!
- Не премину, - согласился Милов, - но сперва, может быть, поможете мне сориентироваться, чтобы я побыстрее почувствовал себя свободно?
- Это в смысле кто есть кто? Ну разумеется, друг мой. Начну с женщин, как того требуют приличия. Та, что помоложе - это Зила, химик, а та, что покрасивее - Ласка, она в отличие от Зилы тоже химик, но кроме того, и это самое главное, очень пригожая и милая женщина...
- Я же их не вижу, - сказал Милов, - они сзади нас. - Милов и на самом деле женщин сейчас не видел, но это ему и не нужно было, потому что в пригожей Ласке он, едва войдя в зал, опознал Лесту.
- Зачем вам их видеть? Запоминайте мои характеристики - потом разберетесь. Зила первой подойдет к вам, но это вовсе не значит, что она потом полезет с вами под одеяло. Ласка подходить вообще не станет.
- А под одеяло? - легкомысленно поинтересовался Милов, прикидывая, через сколько минут придется выйти на воздух, чтобы без помех протрезветь.
- Ну, об этом вы спросите у нее самой. И вот все о дамах. Рядом с ними сидит любопытный персонаж.
Милов вспомнил: тот, с редкими волосами, у которого стакан вроде бы сросся с рукой, так что без хирургического вмешательства их не разлучить было.
- Да, - согласился Милов, - пока меня усаживали, он успел взять на грудь два веса.
- Ну, это ему как носорогу подснежник. Он не этим примечателен.
- Понял, - ухмыльнулся Милов, притворяясь чуть более захмелевшим, чем был на самом деле. - Он модель, рекламирует мужские прически.
- Не смейтесь над недостатками, друг мой, это нехорошо, у нас не принято. Он отличается от всех нас не прической, а тем, что он тут единственный технет, чистокровный технет, и не просто технет, а еще и сило!
Милов ощутил, как бодрость его начинает убывать, он вдруг затылком почувствовал чей-то пристальный взгляд и понимал - чьим этот взгляд должен был быть.
- И это никого не смущает?
- А почему это должно нас смущать?
- Мне как-то трудно представить - веселье под официальным надзором.
- Да никакого надзора нет, оставьте!
- Зачем же он тут?
- Затем же, что и вы: чтобы перевести дух, развлечься немного. Ну, и еще - посмотреть на нас, людей, в нерабочей обстановке, так сказать, неофициальной.
- Но зачем им это? Кажется, у них были возможности изучить людей более чем достаточно.
- Затем, что им интересно. Вы представьте себе: раса-то новая, молодая, значит, инстинкт подражания сильно развит, требует применения, а кому им подражать, если не нам, людям? Вот они и перенимают кто что может...
- Не пойму. Они нас считают низшими существами...
- Так это официально; разумеется, спросите любого из них в служебной обстановке, и они вам отбарабанят без запинки: люди свое отжили, люди обречены, люди во всех отношениях менее совершенны, чем они, технеты. Официально. А на самом деле они понимают, конечно, - те, кто вообще имеет желание думать и понимать, - что для того, чтобы не быть примитивными, необходимо иметь за спиной богатую историю, от нее все и идет; а у них истории, естественно, нет, откуда ей взяться, пара десятков лет - это не история, еще даже не серьезный разбег к ней. И вот они, сознательно или нет, смотрят на нас и заимствуют, постоянно что-то заимствуют, перенимают, хотя, может быть, и себе самим в этом до конца не признаются. Так что вы не сомневайтесь: тут они себя не чувствуют на службе, они очень любят, когда мы приглашаем их вот так - провести время, но, знаете ли, без приглашения не явятся; если их не позвать - будут очень переживать, но нахрапом не полезут, не станут ссылаться на то, что власть - у них... Ну, мы и приглашаем, понятно, нам они не мешают, а с другой стороны - это помогает поддерживать неплохие отношения, все же они ведь начальство, и при желании могут нашу жизнь затруднить, отравить, а могут и наоборот.
- Это понятно, однако вы уже не можете высказать вслух что-то из того, что наверняка думаете и что не очень обрадовало бы их.
- Нет, вы напрасно так думаете. Ведь мы - кто? Легальная и признанная оппозиция! Как бы власти ни кочевряжились, они не могут не обращать внимания на мнения остального мира: будь они хоть технетами в квадрате - им в одиночку не выжить, в стране ресурсов меньше, чем в носовом платке.
- В квадрате не выжить, - усмехнулся Милов, - а в кубе?
Силене моргнул озадаченно, потом рассмеялся:
- Вы остряк. Но и Куба выживала, пока в нее вливали - хотя бы нефть... И вот, представления внешнего мира требуют каких-то видимых признаков демократии, а демократия не мыслится без оппозиции. У технетов же оппозиции не может быть принципиально: единомыслие заложено в их конструкцию. Вот им и приходится...
Милов пьяненько ухмыльнулся:
- Ну, а почему бы вам не помочь им в этом? Программировать их, скажем, на два мнения, а не на одно?
- Программировать - какие мнения? Вы о чем?
- Насколько я понимаю, вы ведь здесь и заняты их производством?
Силене ответил совершенно другим - негромким, серьезным голосом:
- Нет. Мы занимаемся совершенно другой проблематикой. И я надеюсь, что у вас хватит такта и рассудка не спрашивать - какой именно! Мы вообще не разговариваем здесь о делах, мы отдыхаем; а если бы тут было принято болтать о работе, то вас бы сюда и на порог не пустили. Не думайте, что интересы государства тут не охраняются. Отнюдь!
- О, - сказал Милов и икнул, - я, видимо, сморозил некую глупость. После четвертой дозы это со мною бывает. Извините великодушно. Итак, вы оппозиция?
- По сути - нет, конечно. Мы же не политики. Тем не менее пользуемся правом говорить порою и неприятные вещи. Власть делает так, что эти наши упражнения в элоквенции становятся известными за границей - и все сугубо довольны. Кстати, и мы тоже.
- А вы-то чем?
- Ну, например: как вы, возможно, еще не успели узнать, нам покидать эту территорию запрещается. Мы, так сказать, в резервации. И для каждого выхода нужно особое разрешение самого что ни на есть высокого начальства. Разрешение такое в принципе получить можно, но процедура это тягомотная, технеты вообще не любят решать быстро, выработалась у них почему-то такая традиция. А ведь бывает у нас и по чисто деловым вопросам: надо срочно с кем-то увидеться, пока получишь официальное разрешение - надобность эта тридцать раз успеет пройти. Вот и договариваешься тут же, на месте, вот с этими самыми. И для дела польза, и тебе самому приятнее...
- Да, - сказал Милов несколько рассеянно, - это, конечно, выгода существенная. Постойте, о чем это мы с вами?.. Ах, да. Да. И они в самом деле могут это обеспечивать?
- Простите, что именно обеспечивать? ~ Ну, вы говорили о секретности. Не сомневаюсь, что вы ее не нарушаете, но ведь сюда приезжают и уезжают посторонние лица, да и, кроме вас, здесь наверняка есть всякий низший персонал... Обождите, не отвечайте, давайте сперва выпьем, а то я все никак не согреюсь... Они выпили.
- Ну, - проговорил затем Силене, - те, кто занимается черной работой - не люди, а технеты, и они попадают сюда не по своей воле и весьма ограничены в возможностях. Мы получаем их из Системы Порядка, если угодно.
- Мне это вовсе не угодно, - пробормотал Милов, - а точнее, мне все равно, я-то к вам не попаду, уж можете быть уверены. Тем более что у вас вакансий нет.
- Совершенно верно, сейчас нет. Но бывает - кто-то переберет рентген, такой - уже не работник...
- Да, был у меня знакомый врач-рентгенолог, так у него, помнится, были какие-то неприятности по мужской линии... Ну, вы понимаете... - и Милов противно захихикал.
- Да, конечно, - проговорил Силене, - это очень забавно, - и тоже посмеялся.
- Это очень хорошо, что они вам помогают, технеты, - вернулся Милов к старой теме. - Морально легче, не правда ли?
- Помогают. Понимают ведь, что мы если и вылазим за ограждение, то не для собственного удовольствия, вернее - не только для него, но и для работы. Ну, а в наших результатах ведь и они заинтересованы, знают, что работаем на них в конечном итоге, и учет достижений у них поставлен неплохо. Вот к примеру...
Но примера Милов не дождался, потому что в зале снова поднялся всеобщий галдеж, вызванный появлением новой, достаточно многочисленной группы отдыхающих. Они, правда, не казались особенно воодушевленными предстоящим весельем.
- Да здравствуют встречающие и провожающие! Гип-гип ура! - воскликнул кто-то из уже разогревшихся.
- Ну как - все в порядке?
- Черта лысого, - ответил один из вновь пришедших, хмуро глянув на провозгласившего, - вернулись с тем же, с чем и уезжали. Только зря сожгли топливо, не заработали ни цента. С той стороны заколотили дырку, придется идти по банку... А у нас следующий рейс - по особому заказу, и придется это выкидывать, то грузить...
В зале сразу поутихло, кто-то протянул:
- М-да...
Тут сидевший позади Милова редковолосый технет неожиданно громким голосом заявил:
- Успокойтесь, все будет в порядке, меры принимаются, подкрепляйтесь и отдыхайте, разговаривать будем на веселые темы.