Страница:
Ночной лес из машины казался совсем другим, чем тогда, когда Милов пробирался по нему, даже не очень далеко отсюда, стремясь увернуться от предстоящего прочесывания. Сейчас казалось, что было это если не годы, то, во всяком случае, месяцы назад, и даже не здесь, а в каких-то совсем других местах - во всяком случае, Милов из окна кабины тут, даже когда удавалось оглядеться по сторонам, не мог заметить ничего такого, что говорило бы ему о происходивших здесь событиях, связанных со стрельбой, с опасностью для жизни, с умиравшим в глубокой заброшенной шахте человеком. Все тут казалось растворенным в ночном покое, и нужно было постоянно напоминать себе, что во всяком случае, для него - это оставалось лишь видимостью, а совсем близко, за какой-то невидимой гранью, поджидала настоящая опасность.
Милов думал об этом каким-то уголком мозга, пока вся остальная мощность мыслительного аппарата расходовалась на то, чтобы вовремя вывернуть баранку, переключить скорость и прибавить или, наоборот, сбросить газ. До настоящего шоферского автоматизма было еще далеко, все-таки пусть это был и "мерседес", но тягач, а не послушный и легкий на ходу лимузин с автоматической коробкой. Тут зевать не приходилось, и все-таки нашелся в голове и свободный уголок, который впору оказалось загрузить несколько более отвлеченными рассуждениями. В частности, очень полезным было бы как можно раньше определить место того самого окна на границе, к которому они направлялись. И не ради теоретического интереса; там, на месте предстоящего действия, счет времени будет (он был уверен) идти на минуты, и большое значение имело - как скоро окажутся на нужном месте пограничники и другие силы, которые должны были участвовать в операции с восточной стороны. Район, определенный Миловым предварительно, был достаточно обширным, и если даже пользоваться машинами, перебросить группу с одного его конца на другой потребовало бы немало минут, если только не часов. А их никто не мог дать сверх необходимого минимума. Насколько Милов мог судить по общему направлению дороги (многочисленные повороты в общем уравновешивали друг друга, это он понял уже спустя первые полчаса езды), их колонна продвигалась не прямо на восток, но несколько уклоняясь к югу. В этом ничего странного не было: на своей территории люди имеют полное право двигаться, как им заблагорассудится: хоть к границе, хоть от нее или же по какой-то рокаде - вдоль. Так что вроде бы все было в порядке, и пока что задумываться над маршрутом не стоило. Все равно дорога приведет к нужной цели. И однако. Вызвав в свободном уголке памяти карту той местности, в которой они сейчас находились, Милов без труда обнаружил, что не так уж далеко в том же направлении - к границе, к официальным контрольно-пропускным пунктам с пограничниками, таможней и всем прочим вели самое малое две неплохие автомобильные дороги, по которым можно было катить с нормальной скоростью, а не так, как тут - то и дело переходя на вторую и даже на первую передачи. Расстояние до северного ли, до южного ли шоссе было - если, конечно, ехать, а не идти пешком - настолько незначительным, что никакой экономией времени нельзя было объяснить пристрастие к лесным узким просекам, где деревья порой чуть ли не бросались под колеса, неожиданно вывертываясь за очередным виражом. То же самое можно было сказать и о расходе топлива: тут его сгорало, пожалуй, вдвое больше, чем при нормальной езде. Собственно, в этом ничего странного не было: конвой направлялся туда, где его меньше всего могли ждать люди, непричастные к операции. Но сейчас память подсказывала Милову, что дорога уводит их туда, куда вроде бы совершенно не должна была. Потому что помнил он - именно в промежутке между обеими автомобильными дорогами располагалось обширное и топкое болото, через которое и пешком мог перебраться только редкий знаток местной топографии, а уж о тяжеленных машинах и говорить не приходилось. Граница пересекала болото почти посредине, так что если его сделали проходимым, работы должны были вестись с обеих сторон - Милову же об этом ничего известно не было. Конечно, никто вроде бы и не был обязан информировать его обо всех переменах, происходивших на западной границе, тем не менее он почему-то считал, что если бы об этих изменениях знали, то его своевременно предупредили бы.
Это вовсе не было чисто теоретическим рассуждением. Если бы убедиться в том, что болотный переход действительно существует, он мог бы тут же, не выходя из машины, сообщить по радио уже о гораздо более узком районе предполагаемого перехода границы; тогда встретить их наверняка успели бы. Конечно, риск в таком действии был заключен немалый: эфир тут мог прослушиваться - хотя бы из головной машины, да и, кроме того, Милов вовсе не был уверен в том, что еще какие-то группы - то ли Базы, то ли Орланза, а может быть, и те, и другие - сопровождают их на небольшом расстоянии, чтобы в нужный момент (если он наступит) вмешаться в ход событий. Относительно Орланза он был даже совершенно уверен: не зря же старик обещал старшине конвоя встретиться на границе. И если Орланз не хитрил, говоря, что местоположение этого резервного окна ему неизвестно, то для него и не оставалось другого выхода, как следовать за конвоем чуть ли не в пределах прямой видимости. Да, выходить на связь было сейчас опасно. Однако, будь у Милова полная уверенность, и на такой риск он пошел бы; но не существовало никакой гарантии в том, что они и в самом деле намерены форсировать болото; скорее можно было предположить, что свернут в нужную минуту и станут огибать его по самой кромке, чтобы уже в непосредственной близости от границы вновь повернуть в нужном направлении. Так что такое заблаговременное предупреждение могло на деле оказаться дезинформацией - и как знать, может быть, в числе прочих обстоятельств и это учитывалось организаторами операции.
Не без труда вписавшись непривычно длинным телом машины в крутой поворот, Милов приготовился было поразмышлять и над этим, но тут же распростился с этим намерением: деревья, до сих пор сжимавшие дорогу с обеих сторон, вдруг исчезли, как если бы кто-то сведущий произнес необходимое заклинание; и одновременно впереди идущая машина зажгла яркие стоп-сигналы, так что пришлось не мешкая жать на тормоз. Колонна остановилась. Сперва Милову показалось, что они выехали на поляну, однако, приотворив дверцу и высунувшись, он понял, что не просто поляна это была; тут самое время было - крепко выругать себя за неверный расчет времени: он рассчитывал, что до кромки болота им добираться еще самое малое полчаса, оказалось же что это оно и было, приятное для взгляда, но губительное для путника. Болото расстилалось перед конвоем; и дорога, не сворачивая никуда, словно бы ныряла в него и исчезала. Вернувшись на место, Милов глянул на спидометр, прикинул и понял, что не память ухитрилась подвести его, но обмануло ощущение времени. С километражем было все в порядке, однако, занятый процессом вождения, он просто забыл (непростительно, конечно) сверить часы на панели со своими, и время выезда он засек по своим, а в дороге отмечал время по автомобильным - так что на самом деле они были в пути дольше, чем ему казалось, примерно на те самые полчаса, которые, как он рассчитывал, оставались еще у него в запасе. Впрочем, с этим ничего уже нельзя было поделать. И выходить в эфир сию минуту никак нельзя было: раз конвой остановился - значит, можно было - и следовало - ожидать каких-то осложнений.
Вообще-то неожиданностью можно было считать уже то, что их тут никто не встретил. Нельзя пускаться в путь через болото (а сейчас Милов уже был уверен в том, что именно так они и двинутся) без надежных проводников. Нет, проводники обязательно должны были быть.
"Ну, а если их так и не окажется? - подумал он. - Что тогда предпримут с опасным грузом его вороватые хозяева? Не бросят же тут! Может быть, игра пойдет уже по какому-то другому сценарию, и, обождав какое-то время, конвой вынужден будет развернуться и тронуться в обратный путь? Потому что вряд ли кто-либо решится оставить ракеты здесь надолго - в век спутниковой разведки и всяких прочих средств обнаружения".
Милов стал уже прикидывать, как будет действовать, когда понадобится разворачивать неповоротливую махину на узкой дороге.
Но такой возможный поворот событий никакого 'энтузиазма в нем не вызывал. Хорошо, предположим, конвой задержится здесь на какое-то время. База немного помедлит со своей провокацией. Однако у них - свои расчеты, а у Милова - свои и, к сожалению, намного более страшные. Потому что предпримет База что-нибудь или нет, но ракетам осталось жить (он взглянул на часы) - да, уже меньше двадцати часов. Плюс-минус, как было в свое время ему сказано; однако скорее минус, чем плюс. Единственное, на что еще можно будет надеяться при таком повороте событий, - это команда с тренером во главе, неведомо для конвойского начальства трясущаяся сейчас в последнем, пятом трейлере, наконец-то прибывшем из Круга несколько часов тому назад. Если тут сорвется, придется с помощью команды захватывать машины, поворачивать, выскакивать на одну из двух автодорог и гнать к официальному чек-пойнту, подвергая груз и самих себя опасности обстрела. Кстати, в программе действий команды такой демарш не предусматривался, и придется им еще доказывать, что операция действительно необходима. Удастся ли еще доказать? Воистину, сильно подвела его База!
"Вот сукины дети, - подумал он не с досадой даже, а с какой-то в общем не присущей ему растерянностью. - Даже такой мелочи организовать не могут толком, как элементарный переход границы. Никуда не годится такая работа!.."
2
(18 часов до)
Однако в последнем он ошибался - и тут же признал свою неправоту. Люди у болота, как оказалось, все же были. Просто до поры, до времени они укрывались в лесу, сбоку от дороги, здесь же, прямо напротив машин. И не сразу показались, а лишь выждав несколько минут - для того, наверное, чтобы убедиться, что все тихо и спокойно и ни с той, ни с другой стороны никто не спешит, чтобы помешать и ожидавшим, и прибывшим заниматься своим делом.
Дело же, надо полагать, только начиналось. Так подумал Милов. И на сей раз не ошибся.
Четыре человека, вышедшие из леса, на несколько секунд остановились под деревьями. Один из них помигал фонариком. В ответ первая машина на долю секунды включила дальний свет - и тут же еще раз, и еще один. Тогда четверо приблизились, разделившись: каждый направился к одной из машин. Милов напрягся. Но, стараясь внешне никак не показать этого, перегнулся на сиденье и отворил правую дверцу, ожидая, что приближавшийся к его машине человек займет место рядом с водителем.
Тот, однако, обошел машину спереди и уверенным движением, поднявшись на ступеньку, распахнул дверцу слева.
- Ну давай, что же ты? - проговорил он сердито. - Двигайся!
Только тут Милов понял, что от него требовалось, но и поняв, отодвинулся не сразу, помедлил еще с полсекунды: так поразило его то, что человек этот заговорил с ним по-русски.
- Там, у себя, поедешь, - кратко пояснил ему российский шофер. Он не прибавил ничего больше, но Милову почудилось, что в самом тоне, каким эти немногие слова были сказаны, заключался весьма определенный смысл: "Ты, кукла, можешь там, по своей Технеции, раскатывать как угодно, а здесь Россия, и здесь тебе за баранкой на нашей дороге делать вовсе нечего..."
- Не тяни резину! Ехать пора!..
И в самом деле - на остальных машинах уже зашумели моторы. Милов отодвинулся, и встречавший сел за руль. Включая стартер, покосился на Милова:
- Новичок?
Милов только кивнул. Он боялся, что если сейчас начнет отвечать по-русски, то у него не получится нужного акцента. Но разговаривать ему не пришлось: человек за рулем больше ни о чем не стал спрашивать, Милов его, надо полагать, не интересовал совершенно. Стоявшая впереди машина уже тронулась, и новый водитель, позволив ей отдалиться метров на пятнадцать, включил скорость и отпустил сцепление. Милову оставалось только смотреть; ну и запоминать, естественно.
Он предполагал, что в последний миг они свернут все-таки и поползут по твердой земле вдоль болота. Но ничего похожего: головная машина уверенно, хотя и не быстро, двигалась прямо к обманчивому простору. Остальные без задержек следовали за ней. Вскоре к ровному, низкому гудению моторов присоединился новый звук. Милов не сразу опознал его; то был легкий плеск воды, тяжелой болотной жидкости. Вскоре он послышался и под его машиной. Форсировали болото. Теперь можно было без труда понять, почему окно через границу по сей день существовало, никем из властей не обнаруженное: болото по традиции почиталось непроходимым, да и теперь еще (вдруг вспомнил Милов имевшуюся у него информацию) в нем тонули и люди, и скот время от времени. А машины вот шли.
Он высунул голову в окошко кабины, глянул вниз. Колеса были в воде выше ступицы; однако этот уровень практически был для грузовиков безопасным, и, как понял Милов, более не понижался. И колеса под водой катились по чему-то твердому, им не приходилось преодолевать сопротивление вязкого, илистого дна - а только таким оно и могло здесь быть; значит, дорога существовала - твердая, хорошая, не грунтовая, конечно, а выложенная, скорее всего, тяжелыми бетонными плитами (Милов понял это по ритмически повторявшимся легким сотрясениям, когда машина проезжала стыки плит), только тракт этот был подводным, и сверху установить его было нельзя, да и легковая машина тут неизбежно увязла бы; доступ же местного населения к этим местам был наверняка ограничен, да и вообще близ границ живет, как правило, народ не болтливый - все равно, люди то или технеты: среда обитания формирует нравы и обычаи.
Милов снова поднял стекло. Водитель, не отрывая глаз от поверхности болота, неизвестно каким образом угадывая дорогу (она была близка к прямой, но все же временами приходилось работать баранкой), сказал Милову:
- Боязно? - И сам же ответил: - Без привычки - конечно. Но если напрактиковаться, то просто.
- Да, - согласился Милов, следя за акцентом. - Страшновато. Но, надо думать, окупается? Шофер покосился на него, но отвечать не стал.
Больше они не разговаривали. Вокруг лежала темнота, машины шли без огней, даже габариты были выключены. Но, видимо, у здешних водителей опыт был действительно немалым: ни одна машина не съехала с дороги, даже не замедлила ход, и конвой метр за метром преодолевал опасное место не менее уверенно, пожалуй, чем если бы двигался по сухому асфальту. "Конечно, подумал Милов, - груз тяжелый, резина не старая, так что сцепление с дорогой надежное. И все же хотелось бы миновать это местечко побыстрее. Хотя по ту его сторону ничего хорошего не ждет: наши могут сейчас находиться где угодно - только там, где конвой вынырнет, их точно не окажется".
Он не мог бы сказать, в какой именно миг они перевалили через границу; на болоте она никак не была обозначена, хотя специалисты, наверное, определили бы ее достаточно точно. Путь через водную преграду занял сорок с небольшим минут, так что к концу Милов уже и не волновался совершенно: привык, поверил, что путь безопасен, - хотя не очень представлял себе, что было бы, окажись он сам в это время за рулем. Он понял также, что назад - если придется - сам он машину вряд ли проведет; на обратном пути тоже понадобится помощь. Вот будет ли она - другой разговор.
Или, может быть, все-таки не понадобится?..
Занятый этими мыслями, он даже не уловил мгновения, когда плеск под колесами утих - они снова оказались на твердой земле, куда дорога исправно выбежала из непрозрачной воды, покрытой всякой болотной растительностью.
3
(17 часов до)
На миг у него сжалось сердце. Позади болото, а вот тут уже лежит своя страна. Несколько шагов буквально. Сейчас, среди ночи, - пустяк для человека, которому не однажды приходилось уже преодолевать и не такие рубежи...
И ему стало жалко на несколько мгновений, искренне жалко, что он не может сейчас воспользоваться столь удобным случаем. Потому что вовсе не затем оказался здесь, чтобы возвращаться с пустыми руками, не оправдав даже того керосина, что был израсходован, чтобы доставить в нужное место взорвавшийся в воздухе самолет; не оправдав нервов и жизней даже, потребовавшихся, чтобы он оказался там - по соседству с границей России.
С глухой, непроницаемой границей. Что она именно такова, свидетельствовал, казалось бы, весь предшествовавший опыт.
А вот опыт сиюминутный не менее убедительно говорил: да какая же она непроницаемая, какая же она глухая, эта граница, если вот тебе сразу за болотом начинается тщательно расчищенная просека, какая осталась и на той стороне, технетской, а за просекой, в отдаленной ее части, притерпевшийся уже к неверному свету глаз явственно различает, что дорога, точно такая же, как и та, по которой конвой из четырех трейлеров прибыл сюда, продолжается и по эту сторону границы: черным пятном в монолитной на первый взгляд стене деревьев кажется въезд на ту часть лесного грейдера, что бежит уже по территории России. Одним словом, все как на ладони-и никакой таможни, никакого инспектора, ни одного пограничника... Полное безлюдье - если не считать тех, кто прибыл вместе с машинами.
Машина медленно, дрогнув, переползла через последний стык плит, пересекла просеку и снова оказалась в лесу, ничем не отличавшемся от того, что остался по технетскую сторону границы. Ничем - кроме разве сознания, что здесь уже Россия была, совсем другая страна.
Дорога все так же петляла, деревья так же стискивали ее, и таким же чистым и сыроватым - был ночной воздух. И все-таки Милову казалось, что все не такое здесь, все другое - даже звездное мерцание, местами пробивавшееся сквозь кроны деревьев.
"Просто я давно не был в России, - подумал он в поисках оправдания, чтобы не заподозрить себя в сентиментальности, которой вроде бы никогда не страдал. - Слишком долго, пожалуй. Москва ведь не совсем Ничего. Вот закончим это дело, возьму отпуск - самое малое на месяц - и уж никуда больше, ни на какие Багамы, а только сюда. Ну, не буквально сюда, конечно, но в наши, российские широты".
Размышляя так, он не забывал все-таки ненавязчиво поглядывать на спидометр: для будущего полезно было узнать, на сколько же караван углубится на чужую для технетов территорию, так и не встретив никаких представителей власти, коим положено обеспечивать неприкосновенность государственных рубежей. Три километра уже проползли. Три с половиной...
Место назначения оказалось на исходе четвертого километра. На этот раз они выехали действительно на поляну. И не просто на поляну, а оснащенную некоторыми техническими удобствами.
Здесь, на нужном расстоянии друг от друга, из толстых бревен, наверняка тут же и вырубленных, были сооружены мощные козлы - попарно. И в каждой паре одни козлы были свободными, а на вторые опирался передней частью полуприцеп - совершенно такой же, как и те, что доставили сюда четыре машины каравана. Таких сооружений Милов насчитал пять пар, из них сейчас были заняты четыре, и каждая из пришедших машин направилась к одной из этих пар. Милов порадовался про себя тому, что не он сейчас находился за рулем: не настолько большим был его опыт вождения грузовиков, чтобы быстро и правильно развернуть машину и подать ее точно на нужное место. Чужой же водитель сделал это без всякого труда.
Все было организовано целесообразнее и проще, чем думалось Милову. Никто не стал перегружать грузы, какими бы они ни были, из одного трейлера в другой. Просто приведенные сюда из Технеции полуприцепы должны были, отсоединив от тягачей, оставить на пустовавших в каждой паре козлах. После этого тягачам предстояло, совершив простенький маневр, заехать рамой под те прицепы, что уже стояли здесь в ожидании перевозки, после чего отправиться в обратный путь к себе домой. Прицепы же с ракетами, получив новые тягачи те самые, что привезли сюда уже ожидавшие переправки грузы и теперь ожидавшие своей очереди в сторонке, - тронутся (по официальной версии) в далекий путь уже по российским дорогам, на самом же деле через какое-то время получат по радио сигнал - и взлетят на воздух... Но об этом никто не знал.
Да, технология тут была отработана. Для умелых и снаряженных всем нужным людей не составляло труда, приподняв сильным домкратом переднюю часть прицепа, затем опустить ее на седло тягача и закрепить. Вот и вся работа.
Еще несколько минут прошло, пока старший каравана - водитель передней машины - и один из людей, встретивших транспорт здесь, на поляне, забравшись в кабину и включив плафон, просмотрели какие-то бумаги и обменялись ими. Надо полагать, подобная система перевозок существовала уже достаточно давно - наверное, целые годы, так что было время все проверить и отладить. И при этом в России еще оставалось что-то, что можно было вывозить... "Нет, воистину нет другой такой страны в мире", - невольно повторил Милов далеко не свежую мысль.
Снова перемигнулись фонарики, а когда они погасли, из леса показалось еще несколько человек. Немедля они принялись за дело.
Как помнилось Милову из услышанного разговора, по первому сценарию по плану Базы - люди эти должны были сразу же отсоединить привезенные полуприцепы с ракетами и вместо них закрепить на тягачах конвоя те, что ожидали здесь обратного перехода границы; в них, надо полагать, была простая контрабанда, надо думать - тот же цветной металлолом. Впрочем, не только он: один из здешних полуприцепов оказался цистерной; вероятно, через границу шел и бензин. Нормальная вроде бы, привычная контрабанда.
Однако Милов не смог вмешаться в игру; он не успел предупредить российскую сторону о месте перехода границы. И теперь вроде бы никто не мог более помешать Базе осуществить свой вариант. Тем не менее получилось не совсем так. Люди, встретившие конвой здесь, еще не успели ничего предпринять, как погруженная в темноту поляна вдруг неожиданно и странно посветлела - как будто наступил внеочередной и стремительный рассвет.
4
(15 часов до)
То были осветительные ракеты, вспыхнувшие высоко в ночном небе и теперь медленно снижавшиеся на парашютах.
Все на поляне замерли. И в наступившем внезапно безмолвии все услышали недалекое рычание мощных моторов. Оно приближалось не со стороны границы, а из глубины российского пространства.
"Значит, все-таки... - подумал Милов. - Я не смог сориентировать, но кто-то постарался. Подсуетился. Кто-то, кому известно было, где произойдет переход. И кто очень не хотел, чтобы ракеты ушли на восток. Орланз?.. Еще кто-то, пытающийся сорвать чреватую многими и многими опасностями провокацию Базы?"
Сейчас не время было размышлять об этом. Обстановка изменялась с каждой секундой, и надо было быстро принимать решения и выполнять их. Но еще неясно было, что предпримет конвой, оказавшись в непосредственной опасности захвата. Однако так ли важно для Базы, произойдет взрыв с выбросом радиоактивных материалов несколькими десятками километров ближе или дальше от границы? Так или иначе, тут была уже российская территория... Для жителей этих мест, разумеется, это небезразлично, но кто и когда считался с мнением жителей? К тому же - чужой и не очень дружественной страны?
Шум все приближался; шум, какой неизбежно издают открыто наступающие части. Гул моторов. Треск подминаемых кустов. Громко отдаваемые команды. А вот уже и первые выстрелы раздались. Пока, надо полагать, не прицельные, не на поражение, а для психического воздействия: пули свистели где-то высоко. Но это могло означать, что до настоящей схватки остаются считанные секунды. Конечно, никакой схватки не будет, если конвой побежит, а обслуга рассеется в лесу так же мгновенно и неслышно, как из него возникла. Не прольется кровь и в том случае, если атакованные поднимут руки, не пытаясь применить оружие. Люди, в этом Милов был совершенно уверен, избрали бы один из этих двух вариантов. Ну, а технеты?..
Так или иначе, он выпростал из зажимов на потолке автомат. Примкнул магазин. Мало ли что может случиться...
Мимо него пробежал старшина. Остановился на мгновение:
- Ты готов?
Милов не стал спрашивать - к чему надо было приготовиться. Если бы речь шла об отступлении, старшина приказал бы сесть за руль. Этого не было сказано. Технетский вариант...
И все же он воспользовался этими секундами:
- Старшина! Надо уезжать. Тот глянул яростными глазами:
- Технеты не побегут перед этими... Давно мы не дрались с ними. Пришла наконец пора...
- Нас перебьют!
- Их не так уж много. И мы лучше стреляем.
- Они будут стрелять по машинам. Все разнесет, никто не уцелеет! Ты ведь знаешь сам...
- Наплевать! - бросил старшина перед тем, как бежать дальше, к остальным машинам. - Бери побольше патронов! И - вперед, - он махнул рукой, указывая направление, - в цепь! Сейчас веселая жизнь начнется, парень! Мы им покажем - за все, что было...
Милов думал об этом каким-то уголком мозга, пока вся остальная мощность мыслительного аппарата расходовалась на то, чтобы вовремя вывернуть баранку, переключить скорость и прибавить или, наоборот, сбросить газ. До настоящего шоферского автоматизма было еще далеко, все-таки пусть это был и "мерседес", но тягач, а не послушный и легкий на ходу лимузин с автоматической коробкой. Тут зевать не приходилось, и все-таки нашелся в голове и свободный уголок, который впору оказалось загрузить несколько более отвлеченными рассуждениями. В частности, очень полезным было бы как можно раньше определить место того самого окна на границе, к которому они направлялись. И не ради теоретического интереса; там, на месте предстоящего действия, счет времени будет (он был уверен) идти на минуты, и большое значение имело - как скоро окажутся на нужном месте пограничники и другие силы, которые должны были участвовать в операции с восточной стороны. Район, определенный Миловым предварительно, был достаточно обширным, и если даже пользоваться машинами, перебросить группу с одного его конца на другой потребовало бы немало минут, если только не часов. А их никто не мог дать сверх необходимого минимума. Насколько Милов мог судить по общему направлению дороги (многочисленные повороты в общем уравновешивали друг друга, это он понял уже спустя первые полчаса езды), их колонна продвигалась не прямо на восток, но несколько уклоняясь к югу. В этом ничего странного не было: на своей территории люди имеют полное право двигаться, как им заблагорассудится: хоть к границе, хоть от нее или же по какой-то рокаде - вдоль. Так что вроде бы все было в порядке, и пока что задумываться над маршрутом не стоило. Все равно дорога приведет к нужной цели. И однако. Вызвав в свободном уголке памяти карту той местности, в которой они сейчас находились, Милов без труда обнаружил, что не так уж далеко в том же направлении - к границе, к официальным контрольно-пропускным пунктам с пограничниками, таможней и всем прочим вели самое малое две неплохие автомобильные дороги, по которым можно было катить с нормальной скоростью, а не так, как тут - то и дело переходя на вторую и даже на первую передачи. Расстояние до северного ли, до южного ли шоссе было - если, конечно, ехать, а не идти пешком - настолько незначительным, что никакой экономией времени нельзя было объяснить пристрастие к лесным узким просекам, где деревья порой чуть ли не бросались под колеса, неожиданно вывертываясь за очередным виражом. То же самое можно было сказать и о расходе топлива: тут его сгорало, пожалуй, вдвое больше, чем при нормальной езде. Собственно, в этом ничего странного не было: конвой направлялся туда, где его меньше всего могли ждать люди, непричастные к операции. Но сейчас память подсказывала Милову, что дорога уводит их туда, куда вроде бы совершенно не должна была. Потому что помнил он - именно в промежутке между обеими автомобильными дорогами располагалось обширное и топкое болото, через которое и пешком мог перебраться только редкий знаток местной топографии, а уж о тяжеленных машинах и говорить не приходилось. Граница пересекала болото почти посредине, так что если его сделали проходимым, работы должны были вестись с обеих сторон - Милову же об этом ничего известно не было. Конечно, никто вроде бы и не был обязан информировать его обо всех переменах, происходивших на западной границе, тем не менее он почему-то считал, что если бы об этих изменениях знали, то его своевременно предупредили бы.
Это вовсе не было чисто теоретическим рассуждением. Если бы убедиться в том, что болотный переход действительно существует, он мог бы тут же, не выходя из машины, сообщить по радио уже о гораздо более узком районе предполагаемого перехода границы; тогда встретить их наверняка успели бы. Конечно, риск в таком действии был заключен немалый: эфир тут мог прослушиваться - хотя бы из головной машины, да и, кроме того, Милов вовсе не был уверен в том, что еще какие-то группы - то ли Базы, то ли Орланза, а может быть, и те, и другие - сопровождают их на небольшом расстоянии, чтобы в нужный момент (если он наступит) вмешаться в ход событий. Относительно Орланза он был даже совершенно уверен: не зря же старик обещал старшине конвоя встретиться на границе. И если Орланз не хитрил, говоря, что местоположение этого резервного окна ему неизвестно, то для него и не оставалось другого выхода, как следовать за конвоем чуть ли не в пределах прямой видимости. Да, выходить на связь было сейчас опасно. Однако, будь у Милова полная уверенность, и на такой риск он пошел бы; но не существовало никакой гарантии в том, что они и в самом деле намерены форсировать болото; скорее можно было предположить, что свернут в нужную минуту и станут огибать его по самой кромке, чтобы уже в непосредственной близости от границы вновь повернуть в нужном направлении. Так что такое заблаговременное предупреждение могло на деле оказаться дезинформацией - и как знать, может быть, в числе прочих обстоятельств и это учитывалось организаторами операции.
Не без труда вписавшись непривычно длинным телом машины в крутой поворот, Милов приготовился было поразмышлять и над этим, но тут же распростился с этим намерением: деревья, до сих пор сжимавшие дорогу с обеих сторон, вдруг исчезли, как если бы кто-то сведущий произнес необходимое заклинание; и одновременно впереди идущая машина зажгла яркие стоп-сигналы, так что пришлось не мешкая жать на тормоз. Колонна остановилась. Сперва Милову показалось, что они выехали на поляну, однако, приотворив дверцу и высунувшись, он понял, что не просто поляна это была; тут самое время было - крепко выругать себя за неверный расчет времени: он рассчитывал, что до кромки болота им добираться еще самое малое полчаса, оказалось же что это оно и было, приятное для взгляда, но губительное для путника. Болото расстилалось перед конвоем; и дорога, не сворачивая никуда, словно бы ныряла в него и исчезала. Вернувшись на место, Милов глянул на спидометр, прикинул и понял, что не память ухитрилась подвести его, но обмануло ощущение времени. С километражем было все в порядке, однако, занятый процессом вождения, он просто забыл (непростительно, конечно) сверить часы на панели со своими, и время выезда он засек по своим, а в дороге отмечал время по автомобильным - так что на самом деле они были в пути дольше, чем ему казалось, примерно на те самые полчаса, которые, как он рассчитывал, оставались еще у него в запасе. Впрочем, с этим ничего уже нельзя было поделать. И выходить в эфир сию минуту никак нельзя было: раз конвой остановился - значит, можно было - и следовало - ожидать каких-то осложнений.
Вообще-то неожиданностью можно было считать уже то, что их тут никто не встретил. Нельзя пускаться в путь через болото (а сейчас Милов уже был уверен в том, что именно так они и двинутся) без надежных проводников. Нет, проводники обязательно должны были быть.
"Ну, а если их так и не окажется? - подумал он. - Что тогда предпримут с опасным грузом его вороватые хозяева? Не бросят же тут! Может быть, игра пойдет уже по какому-то другому сценарию, и, обождав какое-то время, конвой вынужден будет развернуться и тронуться в обратный путь? Потому что вряд ли кто-либо решится оставить ракеты здесь надолго - в век спутниковой разведки и всяких прочих средств обнаружения".
Милов стал уже прикидывать, как будет действовать, когда понадобится разворачивать неповоротливую махину на узкой дороге.
Но такой возможный поворот событий никакого 'энтузиазма в нем не вызывал. Хорошо, предположим, конвой задержится здесь на какое-то время. База немного помедлит со своей провокацией. Однако у них - свои расчеты, а у Милова - свои и, к сожалению, намного более страшные. Потому что предпримет База что-нибудь или нет, но ракетам осталось жить (он взглянул на часы) - да, уже меньше двадцати часов. Плюс-минус, как было в свое время ему сказано; однако скорее минус, чем плюс. Единственное, на что еще можно будет надеяться при таком повороте событий, - это команда с тренером во главе, неведомо для конвойского начальства трясущаяся сейчас в последнем, пятом трейлере, наконец-то прибывшем из Круга несколько часов тому назад. Если тут сорвется, придется с помощью команды захватывать машины, поворачивать, выскакивать на одну из двух автодорог и гнать к официальному чек-пойнту, подвергая груз и самих себя опасности обстрела. Кстати, в программе действий команды такой демарш не предусматривался, и придется им еще доказывать, что операция действительно необходима. Удастся ли еще доказать? Воистину, сильно подвела его База!
"Вот сукины дети, - подумал он не с досадой даже, а с какой-то в общем не присущей ему растерянностью. - Даже такой мелочи организовать не могут толком, как элементарный переход границы. Никуда не годится такая работа!.."
2
(18 часов до)
Однако в последнем он ошибался - и тут же признал свою неправоту. Люди у болота, как оказалось, все же были. Просто до поры, до времени они укрывались в лесу, сбоку от дороги, здесь же, прямо напротив машин. И не сразу показались, а лишь выждав несколько минут - для того, наверное, чтобы убедиться, что все тихо и спокойно и ни с той, ни с другой стороны никто не спешит, чтобы помешать и ожидавшим, и прибывшим заниматься своим делом.
Дело же, надо полагать, только начиналось. Так подумал Милов. И на сей раз не ошибся.
Четыре человека, вышедшие из леса, на несколько секунд остановились под деревьями. Один из них помигал фонариком. В ответ первая машина на долю секунды включила дальний свет - и тут же еще раз, и еще один. Тогда четверо приблизились, разделившись: каждый направился к одной из машин. Милов напрягся. Но, стараясь внешне никак не показать этого, перегнулся на сиденье и отворил правую дверцу, ожидая, что приближавшийся к его машине человек займет место рядом с водителем.
Тот, однако, обошел машину спереди и уверенным движением, поднявшись на ступеньку, распахнул дверцу слева.
- Ну давай, что же ты? - проговорил он сердито. - Двигайся!
Только тут Милов понял, что от него требовалось, но и поняв, отодвинулся не сразу, помедлил еще с полсекунды: так поразило его то, что человек этот заговорил с ним по-русски.
- Там, у себя, поедешь, - кратко пояснил ему российский шофер. Он не прибавил ничего больше, но Милову почудилось, что в самом тоне, каким эти немногие слова были сказаны, заключался весьма определенный смысл: "Ты, кукла, можешь там, по своей Технеции, раскатывать как угодно, а здесь Россия, и здесь тебе за баранкой на нашей дороге делать вовсе нечего..."
- Не тяни резину! Ехать пора!..
И в самом деле - на остальных машинах уже зашумели моторы. Милов отодвинулся, и встречавший сел за руль. Включая стартер, покосился на Милова:
- Новичок?
Милов только кивнул. Он боялся, что если сейчас начнет отвечать по-русски, то у него не получится нужного акцента. Но разговаривать ему не пришлось: человек за рулем больше ни о чем не стал спрашивать, Милов его, надо полагать, не интересовал совершенно. Стоявшая впереди машина уже тронулась, и новый водитель, позволив ей отдалиться метров на пятнадцать, включил скорость и отпустил сцепление. Милову оставалось только смотреть; ну и запоминать, естественно.
Он предполагал, что в последний миг они свернут все-таки и поползут по твердой земле вдоль болота. Но ничего похожего: головная машина уверенно, хотя и не быстро, двигалась прямо к обманчивому простору. Остальные без задержек следовали за ней. Вскоре к ровному, низкому гудению моторов присоединился новый звук. Милов не сразу опознал его; то был легкий плеск воды, тяжелой болотной жидкости. Вскоре он послышался и под его машиной. Форсировали болото. Теперь можно было без труда понять, почему окно через границу по сей день существовало, никем из властей не обнаруженное: болото по традиции почиталось непроходимым, да и теперь еще (вдруг вспомнил Милов имевшуюся у него информацию) в нем тонули и люди, и скот время от времени. А машины вот шли.
Он высунул голову в окошко кабины, глянул вниз. Колеса были в воде выше ступицы; однако этот уровень практически был для грузовиков безопасным, и, как понял Милов, более не понижался. И колеса под водой катились по чему-то твердому, им не приходилось преодолевать сопротивление вязкого, илистого дна - а только таким оно и могло здесь быть; значит, дорога существовала - твердая, хорошая, не грунтовая, конечно, а выложенная, скорее всего, тяжелыми бетонными плитами (Милов понял это по ритмически повторявшимся легким сотрясениям, когда машина проезжала стыки плит), только тракт этот был подводным, и сверху установить его было нельзя, да и легковая машина тут неизбежно увязла бы; доступ же местного населения к этим местам был наверняка ограничен, да и вообще близ границ живет, как правило, народ не болтливый - все равно, люди то или технеты: среда обитания формирует нравы и обычаи.
Милов снова поднял стекло. Водитель, не отрывая глаз от поверхности болота, неизвестно каким образом угадывая дорогу (она была близка к прямой, но все же временами приходилось работать баранкой), сказал Милову:
- Боязно? - И сам же ответил: - Без привычки - конечно. Но если напрактиковаться, то просто.
- Да, - согласился Милов, следя за акцентом. - Страшновато. Но, надо думать, окупается? Шофер покосился на него, но отвечать не стал.
Больше они не разговаривали. Вокруг лежала темнота, машины шли без огней, даже габариты были выключены. Но, видимо, у здешних водителей опыт был действительно немалым: ни одна машина не съехала с дороги, даже не замедлила ход, и конвой метр за метром преодолевал опасное место не менее уверенно, пожалуй, чем если бы двигался по сухому асфальту. "Конечно, подумал Милов, - груз тяжелый, резина не старая, так что сцепление с дорогой надежное. И все же хотелось бы миновать это местечко побыстрее. Хотя по ту его сторону ничего хорошего не ждет: наши могут сейчас находиться где угодно - только там, где конвой вынырнет, их точно не окажется".
Он не мог бы сказать, в какой именно миг они перевалили через границу; на болоте она никак не была обозначена, хотя специалисты, наверное, определили бы ее достаточно точно. Путь через водную преграду занял сорок с небольшим минут, так что к концу Милов уже и не волновался совершенно: привык, поверил, что путь безопасен, - хотя не очень представлял себе, что было бы, окажись он сам в это время за рулем. Он понял также, что назад - если придется - сам он машину вряд ли проведет; на обратном пути тоже понадобится помощь. Вот будет ли она - другой разговор.
Или, может быть, все-таки не понадобится?..
Занятый этими мыслями, он даже не уловил мгновения, когда плеск под колесами утих - они снова оказались на твердой земле, куда дорога исправно выбежала из непрозрачной воды, покрытой всякой болотной растительностью.
3
(17 часов до)
На миг у него сжалось сердце. Позади болото, а вот тут уже лежит своя страна. Несколько шагов буквально. Сейчас, среди ночи, - пустяк для человека, которому не однажды приходилось уже преодолевать и не такие рубежи...
И ему стало жалко на несколько мгновений, искренне жалко, что он не может сейчас воспользоваться столь удобным случаем. Потому что вовсе не затем оказался здесь, чтобы возвращаться с пустыми руками, не оправдав даже того керосина, что был израсходован, чтобы доставить в нужное место взорвавшийся в воздухе самолет; не оправдав нервов и жизней даже, потребовавшихся, чтобы он оказался там - по соседству с границей России.
С глухой, непроницаемой границей. Что она именно такова, свидетельствовал, казалось бы, весь предшествовавший опыт.
А вот опыт сиюминутный не менее убедительно говорил: да какая же она непроницаемая, какая же она глухая, эта граница, если вот тебе сразу за болотом начинается тщательно расчищенная просека, какая осталась и на той стороне, технетской, а за просекой, в отдаленной ее части, притерпевшийся уже к неверному свету глаз явственно различает, что дорога, точно такая же, как и та, по которой конвой из четырех трейлеров прибыл сюда, продолжается и по эту сторону границы: черным пятном в монолитной на первый взгляд стене деревьев кажется въезд на ту часть лесного грейдера, что бежит уже по территории России. Одним словом, все как на ладони-и никакой таможни, никакого инспектора, ни одного пограничника... Полное безлюдье - если не считать тех, кто прибыл вместе с машинами.
Машина медленно, дрогнув, переползла через последний стык плит, пересекла просеку и снова оказалась в лесу, ничем не отличавшемся от того, что остался по технетскую сторону границы. Ничем - кроме разве сознания, что здесь уже Россия была, совсем другая страна.
Дорога все так же петляла, деревья так же стискивали ее, и таким же чистым и сыроватым - был ночной воздух. И все-таки Милову казалось, что все не такое здесь, все другое - даже звездное мерцание, местами пробивавшееся сквозь кроны деревьев.
"Просто я давно не был в России, - подумал он в поисках оправдания, чтобы не заподозрить себя в сентиментальности, которой вроде бы никогда не страдал. - Слишком долго, пожалуй. Москва ведь не совсем Ничего. Вот закончим это дело, возьму отпуск - самое малое на месяц - и уж никуда больше, ни на какие Багамы, а только сюда. Ну, не буквально сюда, конечно, но в наши, российские широты".
Размышляя так, он не забывал все-таки ненавязчиво поглядывать на спидометр: для будущего полезно было узнать, на сколько же караван углубится на чужую для технетов территорию, так и не встретив никаких представителей власти, коим положено обеспечивать неприкосновенность государственных рубежей. Три километра уже проползли. Три с половиной...
Место назначения оказалось на исходе четвертого километра. На этот раз они выехали действительно на поляну. И не просто на поляну, а оснащенную некоторыми техническими удобствами.
Здесь, на нужном расстоянии друг от друга, из толстых бревен, наверняка тут же и вырубленных, были сооружены мощные козлы - попарно. И в каждой паре одни козлы были свободными, а на вторые опирался передней частью полуприцеп - совершенно такой же, как и те, что доставили сюда четыре машины каравана. Таких сооружений Милов насчитал пять пар, из них сейчас были заняты четыре, и каждая из пришедших машин направилась к одной из этих пар. Милов порадовался про себя тому, что не он сейчас находился за рулем: не настолько большим был его опыт вождения грузовиков, чтобы быстро и правильно развернуть машину и подать ее точно на нужное место. Чужой же водитель сделал это без всякого труда.
Все было организовано целесообразнее и проще, чем думалось Милову. Никто не стал перегружать грузы, какими бы они ни были, из одного трейлера в другой. Просто приведенные сюда из Технеции полуприцепы должны были, отсоединив от тягачей, оставить на пустовавших в каждой паре козлах. После этого тягачам предстояло, совершив простенький маневр, заехать рамой под те прицепы, что уже стояли здесь в ожидании перевозки, после чего отправиться в обратный путь к себе домой. Прицепы же с ракетами, получив новые тягачи те самые, что привезли сюда уже ожидавшие переправки грузы и теперь ожидавшие своей очереди в сторонке, - тронутся (по официальной версии) в далекий путь уже по российским дорогам, на самом же деле через какое-то время получат по радио сигнал - и взлетят на воздух... Но об этом никто не знал.
Да, технология тут была отработана. Для умелых и снаряженных всем нужным людей не составляло труда, приподняв сильным домкратом переднюю часть прицепа, затем опустить ее на седло тягача и закрепить. Вот и вся работа.
Еще несколько минут прошло, пока старший каравана - водитель передней машины - и один из людей, встретивших транспорт здесь, на поляне, забравшись в кабину и включив плафон, просмотрели какие-то бумаги и обменялись ими. Надо полагать, подобная система перевозок существовала уже достаточно давно - наверное, целые годы, так что было время все проверить и отладить. И при этом в России еще оставалось что-то, что можно было вывозить... "Нет, воистину нет другой такой страны в мире", - невольно повторил Милов далеко не свежую мысль.
Снова перемигнулись фонарики, а когда они погасли, из леса показалось еще несколько человек. Немедля они принялись за дело.
Как помнилось Милову из услышанного разговора, по первому сценарию по плану Базы - люди эти должны были сразу же отсоединить привезенные полуприцепы с ракетами и вместо них закрепить на тягачах конвоя те, что ожидали здесь обратного перехода границы; в них, надо полагать, была простая контрабанда, надо думать - тот же цветной металлолом. Впрочем, не только он: один из здешних полуприцепов оказался цистерной; вероятно, через границу шел и бензин. Нормальная вроде бы, привычная контрабанда.
Однако Милов не смог вмешаться в игру; он не успел предупредить российскую сторону о месте перехода границы. И теперь вроде бы никто не мог более помешать Базе осуществить свой вариант. Тем не менее получилось не совсем так. Люди, встретившие конвой здесь, еще не успели ничего предпринять, как погруженная в темноту поляна вдруг неожиданно и странно посветлела - как будто наступил внеочередной и стремительный рассвет.
4
(15 часов до)
То были осветительные ракеты, вспыхнувшие высоко в ночном небе и теперь медленно снижавшиеся на парашютах.
Все на поляне замерли. И в наступившем внезапно безмолвии все услышали недалекое рычание мощных моторов. Оно приближалось не со стороны границы, а из глубины российского пространства.
"Значит, все-таки... - подумал Милов. - Я не смог сориентировать, но кто-то постарался. Подсуетился. Кто-то, кому известно было, где произойдет переход. И кто очень не хотел, чтобы ракеты ушли на восток. Орланз?.. Еще кто-то, пытающийся сорвать чреватую многими и многими опасностями провокацию Базы?"
Сейчас не время было размышлять об этом. Обстановка изменялась с каждой секундой, и надо было быстро принимать решения и выполнять их. Но еще неясно было, что предпримет конвой, оказавшись в непосредственной опасности захвата. Однако так ли важно для Базы, произойдет взрыв с выбросом радиоактивных материалов несколькими десятками километров ближе или дальше от границы? Так или иначе, тут была уже российская территория... Для жителей этих мест, разумеется, это небезразлично, но кто и когда считался с мнением жителей? К тому же - чужой и не очень дружественной страны?
Шум все приближался; шум, какой неизбежно издают открыто наступающие части. Гул моторов. Треск подминаемых кустов. Громко отдаваемые команды. А вот уже и первые выстрелы раздались. Пока, надо полагать, не прицельные, не на поражение, а для психического воздействия: пули свистели где-то высоко. Но это могло означать, что до настоящей схватки остаются считанные секунды. Конечно, никакой схватки не будет, если конвой побежит, а обслуга рассеется в лесу так же мгновенно и неслышно, как из него возникла. Не прольется кровь и в том случае, если атакованные поднимут руки, не пытаясь применить оружие. Люди, в этом Милов был совершенно уверен, избрали бы один из этих двух вариантов. Ну, а технеты?..
Так или иначе, он выпростал из зажимов на потолке автомат. Примкнул магазин. Мало ли что может случиться...
Мимо него пробежал старшина. Остановился на мгновение:
- Ты готов?
Милов не стал спрашивать - к чему надо было приготовиться. Если бы речь шла об отступлении, старшина приказал бы сесть за руль. Этого не было сказано. Технетский вариант...
И все же он воспользовался этими секундами:
- Старшина! Надо уезжать. Тот глянул яростными глазами:
- Технеты не побегут перед этими... Давно мы не дрались с ними. Пришла наконец пора...
- Нас перебьют!
- Их не так уж много. И мы лучше стреляем.
- Они будут стрелять по машинам. Все разнесет, никто не уцелеет! Ты ведь знаешь сам...
- Наплевать! - бросил старшина перед тем, как бежать дальше, к остальным машинам. - Бери побольше патронов! И - вперед, - он махнул рукой, указывая направление, - в цепь! Сейчас веселая жизнь начнется, парень! Мы им покажем - за все, что было...