Страница:
Это прозвучало как приказ. Веселых разговоров что-то не возникло, но и о печальном говорить больше никто не стал, наступила относительная тишина - только звякало стекло и металл ножей и вилок.
- Так вы не успели рассказать... - обратился Милов к Силенсу.
- Я? Я ровно ничего не собирался, - ответил тот, - это вам почудилось!
- Понимаю, - сказал Милов, и больше на эту тему не было сказано ничего.
В свободном углу зала, подле маленькой эстрады, уже танцевали под магнитофон, обе женщины были нарасхват. Вдруг Леста бросила партнера, подбежала к Милову, положила руку ему на плечо.
- Вам не удается отсидеться, гость, извольте-ка танцевать со мной! решительно заявила она.
- В моем-то возрасте? - начал было Милов.
- Ах, перестаньте, - капризно заявила женщина, - я ведь все равно от вас не отстану!
Милов поднялся - впрочем, это вовсе не было ему неприятно. Леста позволила обнять себя, прижалась, пробормотав:
- Ax, я так люблю старомодные танцы... - положила голову ему на плечо; Милов бережно вел ее, вскоре они оказались в самом дальнем углу. Обожаю танцы, - прошептала Леста вроде бы и не ему даже, но сама себе или же всему миру. - Чудесно, правда?
- Настолько чудесно, - так же тихо ответил Милов, - что я сейчас же уйду - чтобы ничто не смогло разрушить впечатления от этой прекрасной минуты.
Он и в самом деле подумал, что пора уходить: редковолосый технет поднялся с дивана и внимательно оглядывал зал - не исключено, что именно Милова искал он, и это было бы совершенно естественно: работники секретных служб не верят в случайные совпадения, и Милов, окажись он сейчас на месте того технета, постарался бы вдумчиво побеседовать с неизвестно как и зачем оказавшимся тут персонажем; Милову же казалось, что для него такая встреча вовсе не обязательна, тем более что ему хотелось какое-то время побыть в одиночестве, привести в систему многое, услышанное здесь, и таким путем догадаться о том, чего не услышал.
- Куда же вы денетесь? - заботливо поинтересовалась Леста. - Как я слышала, вы ведь попали сюда случайно и вам негде остановиться?
- Ничего, дождусь на станции поезда и доберусь наконец до дома, ответил он легкомысленно.
- Где же ваш дом?
- Хотите навестить меня?
- Не исключено, - она прищурилась, - или это связано для вас с осложнениями?
- Буду очень рад, - пробормотал Милов. - Но я живу вовсе не так близко: в столице.
- В Текнисе? О, это чудесно, я там бываю не так уж редко... Где же?
Милов, не задумываясь, ответил - громко, чтобы всякий, кому хотелось бы услышать, не прослушал бы:
- Вы знаете такое местечко - Шестиугольник? Такая небольшая, красивая площадь недалеко от центра. Если ехать от вокзала, то туда идет тридцать седьмой транспортер, очень удобно, никаких пересадок... Итак, Шестиугольник, дом шестнадцать, квартира семь...
Некогда он действительно жил там, и адрес как-то сам собой всплыл в памяти в нужный миг.
- Я запомню... - многообещающе прошептала Леста.
Танцуя, они мало-помалу сместились в самый угол, где говорить было безопаснее. Тем более что желавшие быть в курсе их обмена словами успели уже, без сомнения, наслушаться и прийти к выводу, что, кроме обычных банальностей, ни он, ни она ничего не произносили. Он склонился к ее уху, как бы для того, чтобы продолжить флирт:
- Что-нибудь новое?
- О Мироне ничего не удалось услышать. Конвой только что вернулся безуспешно, как вы, наверное, успели понять.
- Что такое - конвой?
- Специальная автоколонна, занимается секретными перевозками.
- Чего именно?
- Всего на свете, но в основном - контрабанды.
- Конвой принадлежит Кругу?
- Нет, это - подразделение Базы, но тут - промежуточная остановка, тут они нередко забирают груз. Если бы они загрузились там, на востоке, то поехали бы прямо на Базу или туда, куда им было указано; но раз неудача будут здесь ждать команды...
- Что отправляют отсюда на эту Базу? Они продолжали мило улыбаться, Леста кокетливо щурилась, шепотом отвечая:
- Чаще всего людей.
- Их везут на Базу? Но зачем?
- Для производства. Знаете, как их называют в здешнем обиходе? Сырьем... Многозначительно, а?
Но может быть, груз окажется другим - не знаю. Я ведь говорила вам: сюда что-то привезли - очень громоздкое, оттого и возникло предположение, что это может быть интересующий вас товар.
- Люди меня тоже интересуют, - ответил Ми-лов. - Хотя бы Орланз, о котором вы упоминали. Он здесь?
- Он здесь никогда не бывает. Это человек совсем другого уровня, в Круге он царь и бог.
- Тем больше для меня необходимость проникнуть за ограду - если только там можно его увидеть. Пролезть. Хотя один джентльмен предупредил меня, что лучше не пробовать.
- Он совершенно прав. Хватит Мирона. Милов кивнул, словно соглашаясь, весело рассмеялся и проговорил:
- Ну конечно, на рожон я не полезу - однако попытку сделаю, не заходя слишком далеко.
- Лучше не делайте, прошу вас. Со временем найдете решение.
- Времени у меня как раз нет. - Он не стал объяснять ей - почему. На худой конец, попробую прицепиться к этому, как вы назвали, конвою.
- Это еще опаснее - они стреляют при малейшем подозрении, им все сходит с рук. База - очень серьезная система.
- Ладно, - сказал Милов, - поживем - увидим. В любом случае постарайтесь в дальнейшем держаться поближе к дому - может быть, вы мне понадобитесь, дела должны развиваться быстро.
- Вы уверены?
- Если они не будут развиваться быстро, то можно вообще ничего не делать: результат будет столь же плачевным.
- А почему... Милов прервал ее:
- И держите рацию в постоянной готовности. Слушайте наших. Я буду с вами связываться ежедневно в два ночи по местному.
- Вы запомнили номер моего телефона?
- Разумеется.
- Звоните в любое время: у меня в сумочке - сотовый аппарат, в стокилометровом "радиусе вы меня найдете.
- Ну, мне пора, - пробормотал Милов с подлинным сожалением. Технет сипо уже медленно продвигался по залу в их направлении. - Буду ждать, страстно возгласил Милов и выскользнул в дверь, к которой они как раз приблизились. Оглянувшись, он встретился с пристальным взглядом спецтехнета, но через миг дверь, затворившись, позволила Милову почувствовать себя если не в безопасности, то, во всяком случае, на пути к ней.
4
(135 часов до)
"Надо же, какая чертова темнота, - подумал Милов, - такая ночь даже не каждый год выпадает, того и гляди загремишь на землю, мало ли обо что здесь можно споткнуться... Хотя, с другой стороны, это и полезно: меня тоже можно увидеть только с ноктовизором, а он наверняка не у каждого здесь найдется. Хотя у того плешивого - может быть. На слух он меня не определит, передвигаться бесшумно я еще вроде бы не разучился..."
Милов и в самом деле шел без единого звука, напрягшийся до крайности, держа полусогнутые руки перед собой, словно был хирургом и приближался к операционному столу. Порой он даже закрывал глаза - все равно ничего не увидеть было, но тогда слух острее воспринимал малейшие нарушения тишины. Однако закрывал он глаза даже не столько ради этого, а чтобы яснее различить схему этих дорог, которую постарался запечатлеть в памяти, когда шел сюда. "Так, - думал он, - сейчас я приближаюсь к той самой развилке, о которой говорил Силене и где тяжелые колеса свернули налево, я же направо. Теперь надо решить, как вести себя дальше. Двигаться по этим следам - значит излишне рисковать: то, что говорун наплел относительно автоматической стрельбы, вернее всего, соответствует истине. Пусть в меня даже не попадут - хотя могут ведь и попасть, - все равно, лишняя реклама мне ни к чему, я не на телевидении работаю... С другой же стороны - если сейчас возвращаться к станции, то это будет как раз то, чего от меня ждут, и на пути туда меня наверняка станут поджидать. Вообще вроде бы нет оснований для такой уверенности в том, что меня опознали и хотят взять; чистая интуиция, всего лишь. Однако она меня редко подводит... Да и очень странно все это: случайного прохожего чуть ли не силой затаскивают на вечеринку, кормят-поят на халяву - не в такие времена мы живем, чтобы кто угодно проявлял столь щедрое гостеприимство. Ну, а варианты? Да нет, если хорошо подумать, становится ясным: случайных прохожих здесь быть вообще не может, слишком наивно было бы полагать, что посторонних станут подпускать так близко к секретному объекту, на котором люди время от времени получают количество рентген выше допустимого. Туг наверняка все просматривается и прослушивается как минимум от самой станции. Значит, меня видели, и вели, и подпустили. Зачем? Чтобы выяснить, какие проблемы меня волнуют? Не исключено, но для этого они должны если не знать, то хотя бы предполагать, кто я такой на самом деле и какие задачи решаю. А откуда у них быть такой информации? Ладно, Леста меня заложила, предположим, от излишнего страха, но это им дает только факт, что появился на сцене некий человек, плохо знакомый с условиями и, значит, пришлый, из-за кордона. Ну что же: и этого достаточно, чтобы начать интересоваться вплотную. Убедившись, что из города я исчез, они могли дать установки по всем своим объектам, которые могут интересовать пришельца; элементарный и естественный ход мысли. Хорошо, но если так - почему меня не взяли сразу же, почему позволили вечерок порезвиться?
Трудно сказать. Разумное объяснение одно: они сами не вправе были принять решение, им не было приказано брать, но лишь - доложить. Они и доложили и получили какое-то указание; это всегда требует времени, технология принятия решений нам знакома... Вот и прошла эта пара часов. Предположим, им скомандовали: брать. Значит, мне нужно сделать какой-то финт ушами, чтобы ничего у них не получилось. Какие же финты можно сейчас пустить в дело?..
...Вот она, развилка. Стой. Три секунды паузы. Слушай. Внимательно слушай. Может быть, кто-нибудь громко дышит? Правда, вряд ли они могли успеть сюда; скорее всего, двинули по прямой, чтобы пересечь дороги где-то, куда я, не знающий местной топографии и вынужденный пользоваться наезженными путями, не мог еще попасть. Ну, что там? Тишина. Пошли дальше. Но если можно, раза в два осторожнее, пожалуйста, - попросил он сам себя и действительно пошел еще осторожнее. - Теперь принять левее - и бережно, бережно... Тут, конечно, есть одно обстоятельство в твою пользу: от тебя не ждут рекордов, они тебя еще не раскусили до конца. Стоп! Вот теперь действительно - умри и не шевелись! Теперь я кого-то несомненно ощутил. Ну-ка, попытаемся локализовать его... Приблизиться - легко, как весенний ветерок, чтобы хотя бы понять: один ли там, двое ли, а может, и больше... И, кстати, откуда уверенность, что они не вооружены приборами? Но до сих пор они меня не видят. Значит - нужно подобраться до предела возможного и затаиться, потому что в таком положении самое безопасное место - под самым боком противника; другие станут искать тебя где угодно, только не тут. Зато если там начнется какой-то разговор - я, пожалуй, услышу. Капсула-то у меня с собой, жаль, что ноктовизор пришлось оставить - уж очень он выпирал бы из кармана... Вот так. Дальше не ходить, Лечь на землю. Прижаться, как к любимой женщине..."
Он так и сделал. Что-то и на самом деле стало слышно. Хотя о связности думать не приходилось: даже капсула доносила лишь отдельные звуки. Но уже ясно было, что разговаривают двое. Придется одним ухом слушать разговор, другим - все остальное. Что у них там за диалог выстраивается? Ну-ка, ну-ка...
(Один голос:) - ...не очень поддался, хотя... может быть... действительно... (бур-бур-бур).
(Другой:) - ...и все же... не свернет... конвой должен... засвечивать... (бур-бур-бур) отправить на Базу...
- В таком случае надо... (и вовсе неразборчиво).
- А если... женщина... крик ночью... (дальше каша).
- (Бур-бур-бур) женщина... (дальше не понять).
- Женщина... (невразумительно).
- З-з-з-з-з... Орланз... Женщина... З-з-з-з...
- Время... Но я... конвой... женщина... и он... (бур-бур-бур)...
"Да, - подумал Милов. - Могли бы все-таки говорить и более членораздельно. Подумать о моих удобствах. Пока я понял только, что женщина их очень интересует, только не знаю, какая и по какому поводу. То ли это ссылки на Лесту, а может быть, речь о Зиле - тогда надо ожидать, что и она тоже вступит в игру. Да, к этому надо быть готовым. Ну, а что там были за упоминания о конвое и времени? Можно выстроить такое умозаключение: через какое-то время, не слишком, видимо, долгое, конвой должен снова тронуться в путь - на Базу, вероятно. И они, по-видимому, не очень хотят, чтобы я был тому свидетелем. Им нужно или убедиться, что меня тут уже нет, или, наоборот, что я есть, - и тогда сделать так, чтобы меня и на самом деле здесь больше не стало.
Убедиться, но как? В таких случаях ловят на живца. На что я, по их представлениям, могу клюнуть? На женский крик, призыв о помощи? Черт, но если они так думают - значит, меня идентифицировали с тем субъектом, который нарушил правила поведения в городе. Кстати, этого они могут как раз не знать. Хорошо, если так. Потому что в ином случае выходит, что они знают обо мне больше, чем им положено. Веселый разговор".
Значит, так: глухой ночью где-то поблизости раздается женский крик. Искренний, отчаянный. Ожидается, что рыцарь и дамский угодник, что стало ясно всем после городского эпизода, - сей паладин стремглав выскочит из своего убежища и кинется выручать красавицу. И тут его вяжут. Хрестоматийно. Если же он не бросается на помощь - а крики все отчаяннее, потом они начинают прерываться, становятся хриплыми, просто-таки предсмертными, дама никак не может расслабиться, чтобы получить максимум удовольствия, - итак, если он не бросается, значит, его здесь нет и надо переносить ловчие сети в другое место. Ну что же, вполне возможный вариант. Боюсь только, что так они Милова не возьмут. И вообще вряд ли возьмут. Слишком давно уж он играет в такие игры.
Он вспомнил вдруг: Мирон, по словам Лесты, говорил что-то о том, что ему, Милову, сюда приезжать вообще не стоило. Однако дорого, как говорится, яичко ко Христову дню... А игра началась не сегодня. Давненько уже она началась.
5
(134 часа до)
Для Милова все игры начались с ракетного скандала.
Основы его были заложены давно: задолго до конца Империи, в годы ее закатного великолепия, на территории, впоследствии получившей название Каспарии, было размещено некоторое количество ракет среднего радиуса действия с разделяющимися боеголовками - нет нужды говорить, что были эти головки ядерными. Когда Империи не стало, так называемая мировая общественность начала проявлять искреннее беспокойство по поводу судьбы этого опасного великодержавного наследства: ядерное оружие вообще опасно, но оно становится на порядок опаснее, оказавшись в руках слабого государства, которое может - в приступе ли отчаяния, или мании величия - в один роковой миг нажать кнопку. Поэтому правительству Каспарии было незамедлительно заявлено о необходимости как-то освободиться от опасного реликта империи. Откровенно говоря, никто не ожидал каких-либо осложнений: всякому было ясно, что у Каспарии нет ни возможности, ни нужды содержать ракетные войска, и не было сомнений в том, что правительство молодой страны с радостью согласится избавиться от ракет. Однако неожиданности чаще всего возникают именно в совершенно прозрачных ситуациях. И на сделанные предложения (все расходы по ликвидации ракет и вывозу их для этого за пределы страны международные организации брали на себя) последовал совершенно немыслимый ответ: правительство Каспарии наотрез отказалось расстаться с ракетами, сперва объявив их национальной собственностью, а потом, противореча самим себе, сообщили, что отдавать, собственно, нечего: ракеты уничтожены на месте, а ядерная взрывчатка отдана науке. Никто не сомневался в том, что это было вранье, однако доказательств не было.
Этот демарш был встречен в мире с растерянным возмущением. Организация Объединенных Наций, ее Совет Безопасности сразу приняли соответствующие постановления - но безрезультатно. Пошли уже разговоры о применении вооруженной силы, но тут дело зашло в тупик: ни у кого не хватало решимости послать войска в маленькую страну, исторически лишь недавно начавшую контролировать собственную территорию.
Тогда задумались о компромиссном варианте: не применяя вооруженных сил официально, послать рейнджеров, которые, будучи снабжены необходимой техникой, просто-напросто выкрадут ракеты со стартовых площадок и вывезут их на вертолетах - и дело с концом. То есть шум бы, конечно, поднялся, все маленькие страны мира постарались бы устроить грандиозную обструкцию; но любой дипломатический шум - ничто по сравнению с взрывом хотя бы одного реального ядерного заряда, пусть и не стратегического, а всего лишь тактического класса. Такой вариант (не обсуждавшийся, разумеется, открыто, но анализировавшийся в узком кругу и при наглухо закрытых дверях) получил негласное одобрение всех, от кого зависела его реализация, и дело закрутилось.
Началом, как всегда, была разведка. В то время проникновение на территорию страны не представляло еще такой сложности, как сейчас, да и в те дни на местах оставалось еще вполне достаточное количество информаторов. Результат был неожиданным: ракет на базах более не оказалось, они были сняты и вывезены в неизвестном направлении после того, как малочисленная охрана их - единственные из персонала баз, еще остававшиеся на чужой территории, - подверглись вооруженному нападению и были обезоружены и изолированы. Они, собственно, и не оказали сопротивления: такого поворота событий, такого, мягко выражаясь, нахальства со стороны малого государства никто не ожидал, и охране баз не было отдано приказа применять оружие на поражение в случае каких-либо событий. Так или иначе, ракеты исчезли, и это было непреложным фактом.
А сейчас нужно было их непременно найти. Потому что...
Потому что оставалось уже сто тридцать три часа до.
6
(133 часа до)
Найти. Каким способом? Да любым. А какими вообще могут быть способы в этом случае? Примитивно сигануть через линии ограждения?
Тогда на территории окажется лишь твоя бренная оболочка, хорошо нашпигованная пулями и поджаренная на высоком напряжении. Лакомое блюдо, конечно, но тебе-то попробовать его не придется. Топать на проходную с липой в кармане? Нет у тебя ни липы, ни представления о том, какой она должна быть, ни, наконец, времени. Запрыгнуть туда с парашютом? Увы, самолет взорвался несколько раньше.
И тут его ударила в виски совершенно неожиданная мысль.
Ну а, собственно, почему бы им не взять его? "В конце концов, что тебе нужно? - спросил он сам себя. И ответил: - Попасть на объект. Сюда пока не получается - значит, попробовать на Базу. Если туда возят людей... Я ведь все еще стою в классе у доски и отвечаю на заданные вопросы. До домашнего задания дело еще не дошло. Хорошо. Значит, ждем конвой. Ну, а если он повезет не людей, а то, что меня интересует не менее, а, скорее, более? Если он повезет пресловутые грибы? Переключиться? Оптимальным было бы - решить задачу у доски еще до того, как понадобится переходить к домашнему заданию. Значит - предоставить им возможность поработать за меня, а именно - доставить меня в места, до которых мне самому не добраться? Нагловато, конечно. И рискованно. Однако без риска, как сказал один классик, можно заработать лишь пять центов на доллар. Не воодушевляет - в наши сумасшедшие времена... Да, а если все-таки они сейчас готовятся перевозить куда-то именно грибы? Да к чертям эти детские шифры, когда речь идет о ракетах! Перевозить неизвестно откуда - неизвестно куда; но известно ведь, что именно при перемещении легче всего найти искомое: хранить можно и очень скрытно, а перевозить - лишь до определенной степени секретности, полная тайна тут невозможна и никогда не была возможной. Что же получается? Конвой собирается на Базу, как они это место называют. И мне нужно туда же. Вывод: ждем конвоя. Пытаемся зацепиться. А если нет - ладно, пусть хватают меня, пусть провезут хоть через какие-то ворота, а там попытаемся разобраться.
Да, если все прочее не годится, то остается один-единственный способ. Чреватый последствиями, зато весьма реальный.
Да, предусмотреть последствия невозможно. И утешаться можно лишь с детства известной припевкой: "Я от дедки ушел, я от бабки ушел, от тебя, сило, и вовсе уйду..."
Опасная игра, черт бы ее побрал. Однако кто не рискует, тот здоровеньким помрет. Но тебе это вряд ли на роду написано.
Итак - сгореть на женщине?
Пожалуй, нет. Не обязательно сразу дать им возможность идентифицировать тебя с тем, городским. Пусть повозятся, поскрипят мозгами. Если они будут думать, что наличествуют самое малое два чужака - тем лучше. Нет, на женщину не клюем, даже если она действительно возникнет и вопить станет очень, ну просто очень жалобно.
К тому же ее запустят - если запустят - наверняка перед тем, как тронется в путь конвой. А есть большое желание его увидеть. Чтобы понять, наконец, что это такое. И впоследствии опознать в случае нужды. Значит, надо дождаться конвоя. И сыграть что-нибудь такое - нелепое до наглости. На двести процентов непрофессиональное. Чтобы снова поставить их в тупик: да действительно ли он - тот, за кого его принимают? А может, просто случайный дурачок?..
О'кей. Кажется, подсчитано, взвешено и решено. Мене, текел, фарес.
Однако они что-то медлят. Нет, нет должной четкости в здешней службе безопасности. Распустились, разучились..."
Он прислушался. Голоса, все еще неразличимо бубнившие, заметно сместились поближе к дороге. Ага, значит, скоро представление начнется. Ну, а мы пока что опорожним карманы, освободимся от всего, что могло бы послужить уликой. Выроем ямку. Вот так... И зароем. Конечно, шансов потом отыскать это полезное снаряжение будет крайне мало. Но избавиться от него в предвидении событий нужно. Тем более что вещи, которые могут оказаться нужнее всего прочего, все равно останутся у Милова. Как это говорил Географ? "Все мое ношу с собой"?
Милов так и сделал. И едва успел закончить, как и в самом деле раздался женский крик.
7
(132 часа до)
Милову даже немного страшно стало: оттого, что он так точно все угадал. Хотя, конечно, большой сложности в этом не было. И еще по той причине, что кричала Зила очень натурально. И стоило немалых усилий сдержать себя и не рвануться на помощь. Милов даже порадовался тому, что зарыл слуховую капсулу вместе со всем прочим добром: слушать эти вопли через усилитель было бы вообще невозможно. Никакая логика не удержала бы его на месте.
А так он все-таки стерпел. Хотя ему казалось, что продолжалась эта пытка не менее часа, а на самом деле Зила терзала его слух и нервы от силы минут десять, и чем дальше, тем перерывы между воплями становились дольше. "Бедняга, - подумал Милов, - совсем сорвет голос. Ну, что делать - такая служба..."
Когда наступила наконец тишина, Милов признал, что никогда в жизни до этого не приходилось ему слышать такой чудесной, такой бархатной, душистой, очаровательной тишины. Он пил тишину, наслаждался ею.
Но, к сожалению, недолго.
Тишину взломал низкий рокот мощных моторов. И он понял, что тронулся в неведомый путь тот самый конвой, с которым он так хотел познакомиться.
Однако рассмотреть его как следует было немыслимо. Все еще стояла темнота, а машины шли без фар. Видимо, имели такую возможность. Милов скорее угадал, чем увидел длинные-длинные крытые кузова, в которых можно было бы (прикинул он наспех) разместить не меньше груза, чем в товарном вагоне. Причем - крупногабаритного груза. Милов узнал машины, несмотря на темноту. То был тот самый конвой, что он наблюдал на шоссе вчера - перед тем, как пересечь дорогу.
Однако, судя по звуку моторов, сейчас конвой шел если не порожняком, то, во всяком случае, с небольшой загрузкой. Да, те же машины. Милов насчитал пока пять силуэтов. Правда, может быть, их было и больше. Кроме мглы, различить было трудно еще и потому, что видел он их под острым углом. Можно было, разумеется, найти позицию и поудобнее. Но тогда ему не удалось бы сделать то, что он намеревался.
Приготовившись к старту, он коротко вздохнул. Откровенно говоря, было страшновато. Да кой черт страшновато: просто страшно. Редко когда он находился в такой опасности.
Он решительно шагнул вперед. Не скрываясь более, вышел на дорогу, когда головная машина конвоя была уже совсем близко. И поднял руку, словно голосуя в надежде, что подвезут.
Нервы его были закручены в тугой клубок. И поэтому, когда из первой машины ударил пулемет, Милов, готовый к этому, на микросекунду опередил пули и, бросившись наземь, скатился в придорожную канаву.
Конвой не остановился. Стоп-сигналы медленно, один за другим, уплывали направо.
Сосчитать их Милов не успел. Обостренный, как всегда в минуты опасности, слух уловил шаги, приближавшиеся к нему с нескольких сторон одновременно; услышал, несмотря на все старания подкрадывавшихся действовать бесшумно.
И одновременно слух его уловил и еще один звук, казалось бы, тут совершенно неуместный: звук песни, которую негромко и не очень в лад пели хором; глухой звук, словно из-под подушки. Звук усиливался с приближением последнего трейлера - и с его удалением стал ослабевать.
Зато шаги делались все явственнее.
"Значит, взяли все-таки", - подумал он и хотел было ухмыльнуться. Ухмыльнуться хотя бы тому, что все развертывается по его сценарию. Но ему сейчас, если говорить серьезно, весело не было, так что улыбки настоящей получиться не могло, а ненастоящая Милову сто лет не была нужна.
Глава пятая
1
(130 часов до)
Наверное, еще можно было что-то сделать. Рискнуть. Поставить все на карту. Но Милов, и не скашивая глаз, видел: и справа, и слева надвигаются темные силуэты - со всех сторон, и их достаточно много, чтобы схватить и задержать одного лишь. Готовых ко всяким неожиданностям. Если даже удалось бы прорваться, пусть они и не станут стрелять - все равно, бегают они быстрее, ничего не поделаешь, да и места знакомы им досконально, ходы и выходы. Нет, поздно. Уже ничего не успеть. И они это понимают. Так что задержание его выйдет совершенно естественным: ничто не говорит о том, что человек на самом деле просто-напросто сдается. Ну, придется, конечно, сделать несколько выразительных телодвижений - но не переусердствовать, а то ведь запросто могут попортить здоровье.
- Так вы не успели рассказать... - обратился Милов к Силенсу.
- Я? Я ровно ничего не собирался, - ответил тот, - это вам почудилось!
- Понимаю, - сказал Милов, и больше на эту тему не было сказано ничего.
В свободном углу зала, подле маленькой эстрады, уже танцевали под магнитофон, обе женщины были нарасхват. Вдруг Леста бросила партнера, подбежала к Милову, положила руку ему на плечо.
- Вам не удается отсидеться, гость, извольте-ка танцевать со мной! решительно заявила она.
- В моем-то возрасте? - начал было Милов.
- Ах, перестаньте, - капризно заявила женщина, - я ведь все равно от вас не отстану!
Милов поднялся - впрочем, это вовсе не было ему неприятно. Леста позволила обнять себя, прижалась, пробормотав:
- Ax, я так люблю старомодные танцы... - положила голову ему на плечо; Милов бережно вел ее, вскоре они оказались в самом дальнем углу. Обожаю танцы, - прошептала Леста вроде бы и не ему даже, но сама себе или же всему миру. - Чудесно, правда?
- Настолько чудесно, - так же тихо ответил Милов, - что я сейчас же уйду - чтобы ничто не смогло разрушить впечатления от этой прекрасной минуты.
Он и в самом деле подумал, что пора уходить: редковолосый технет поднялся с дивана и внимательно оглядывал зал - не исключено, что именно Милова искал он, и это было бы совершенно естественно: работники секретных служб не верят в случайные совпадения, и Милов, окажись он сейчас на месте того технета, постарался бы вдумчиво побеседовать с неизвестно как и зачем оказавшимся тут персонажем; Милову же казалось, что для него такая встреча вовсе не обязательна, тем более что ему хотелось какое-то время побыть в одиночестве, привести в систему многое, услышанное здесь, и таким путем догадаться о том, чего не услышал.
- Куда же вы денетесь? - заботливо поинтересовалась Леста. - Как я слышала, вы ведь попали сюда случайно и вам негде остановиться?
- Ничего, дождусь на станции поезда и доберусь наконец до дома, ответил он легкомысленно.
- Где же ваш дом?
- Хотите навестить меня?
- Не исключено, - она прищурилась, - или это связано для вас с осложнениями?
- Буду очень рад, - пробормотал Милов. - Но я живу вовсе не так близко: в столице.
- В Текнисе? О, это чудесно, я там бываю не так уж редко... Где же?
Милов, не задумываясь, ответил - громко, чтобы всякий, кому хотелось бы услышать, не прослушал бы:
- Вы знаете такое местечко - Шестиугольник? Такая небольшая, красивая площадь недалеко от центра. Если ехать от вокзала, то туда идет тридцать седьмой транспортер, очень удобно, никаких пересадок... Итак, Шестиугольник, дом шестнадцать, квартира семь...
Некогда он действительно жил там, и адрес как-то сам собой всплыл в памяти в нужный миг.
- Я запомню... - многообещающе прошептала Леста.
Танцуя, они мало-помалу сместились в самый угол, где говорить было безопаснее. Тем более что желавшие быть в курсе их обмена словами успели уже, без сомнения, наслушаться и прийти к выводу, что, кроме обычных банальностей, ни он, ни она ничего не произносили. Он склонился к ее уху, как бы для того, чтобы продолжить флирт:
- Что-нибудь новое?
- О Мироне ничего не удалось услышать. Конвой только что вернулся безуспешно, как вы, наверное, успели понять.
- Что такое - конвой?
- Специальная автоколонна, занимается секретными перевозками.
- Чего именно?
- Всего на свете, но в основном - контрабанды.
- Конвой принадлежит Кругу?
- Нет, это - подразделение Базы, но тут - промежуточная остановка, тут они нередко забирают груз. Если бы они загрузились там, на востоке, то поехали бы прямо на Базу или туда, куда им было указано; но раз неудача будут здесь ждать команды...
- Что отправляют отсюда на эту Базу? Они продолжали мило улыбаться, Леста кокетливо щурилась, шепотом отвечая:
- Чаще всего людей.
- Их везут на Базу? Но зачем?
- Для производства. Знаете, как их называют в здешнем обиходе? Сырьем... Многозначительно, а?
Но может быть, груз окажется другим - не знаю. Я ведь говорила вам: сюда что-то привезли - очень громоздкое, оттого и возникло предположение, что это может быть интересующий вас товар.
- Люди меня тоже интересуют, - ответил Ми-лов. - Хотя бы Орланз, о котором вы упоминали. Он здесь?
- Он здесь никогда не бывает. Это человек совсем другого уровня, в Круге он царь и бог.
- Тем больше для меня необходимость проникнуть за ограду - если только там можно его увидеть. Пролезть. Хотя один джентльмен предупредил меня, что лучше не пробовать.
- Он совершенно прав. Хватит Мирона. Милов кивнул, словно соглашаясь, весело рассмеялся и проговорил:
- Ну конечно, на рожон я не полезу - однако попытку сделаю, не заходя слишком далеко.
- Лучше не делайте, прошу вас. Со временем найдете решение.
- Времени у меня как раз нет. - Он не стал объяснять ей - почему. На худой конец, попробую прицепиться к этому, как вы назвали, конвою.
- Это еще опаснее - они стреляют при малейшем подозрении, им все сходит с рук. База - очень серьезная система.
- Ладно, - сказал Милов, - поживем - увидим. В любом случае постарайтесь в дальнейшем держаться поближе к дому - может быть, вы мне понадобитесь, дела должны развиваться быстро.
- Вы уверены?
- Если они не будут развиваться быстро, то можно вообще ничего не делать: результат будет столь же плачевным.
- А почему... Милов прервал ее:
- И держите рацию в постоянной готовности. Слушайте наших. Я буду с вами связываться ежедневно в два ночи по местному.
- Вы запомнили номер моего телефона?
- Разумеется.
- Звоните в любое время: у меня в сумочке - сотовый аппарат, в стокилометровом "радиусе вы меня найдете.
- Ну, мне пора, - пробормотал Милов с подлинным сожалением. Технет сипо уже медленно продвигался по залу в их направлении. - Буду ждать, страстно возгласил Милов и выскользнул в дверь, к которой они как раз приблизились. Оглянувшись, он встретился с пристальным взглядом спецтехнета, но через миг дверь, затворившись, позволила Милову почувствовать себя если не в безопасности, то, во всяком случае, на пути к ней.
4
(135 часов до)
"Надо же, какая чертова темнота, - подумал Милов, - такая ночь даже не каждый год выпадает, того и гляди загремишь на землю, мало ли обо что здесь можно споткнуться... Хотя, с другой стороны, это и полезно: меня тоже можно увидеть только с ноктовизором, а он наверняка не у каждого здесь найдется. Хотя у того плешивого - может быть. На слух он меня не определит, передвигаться бесшумно я еще вроде бы не разучился..."
Милов и в самом деле шел без единого звука, напрягшийся до крайности, держа полусогнутые руки перед собой, словно был хирургом и приближался к операционному столу. Порой он даже закрывал глаза - все равно ничего не увидеть было, но тогда слух острее воспринимал малейшие нарушения тишины. Однако закрывал он глаза даже не столько ради этого, а чтобы яснее различить схему этих дорог, которую постарался запечатлеть в памяти, когда шел сюда. "Так, - думал он, - сейчас я приближаюсь к той самой развилке, о которой говорил Силене и где тяжелые колеса свернули налево, я же направо. Теперь надо решить, как вести себя дальше. Двигаться по этим следам - значит излишне рисковать: то, что говорун наплел относительно автоматической стрельбы, вернее всего, соответствует истине. Пусть в меня даже не попадут - хотя могут ведь и попасть, - все равно, лишняя реклама мне ни к чему, я не на телевидении работаю... С другой же стороны - если сейчас возвращаться к станции, то это будет как раз то, чего от меня ждут, и на пути туда меня наверняка станут поджидать. Вообще вроде бы нет оснований для такой уверенности в том, что меня опознали и хотят взять; чистая интуиция, всего лишь. Однако она меня редко подводит... Да и очень странно все это: случайного прохожего чуть ли не силой затаскивают на вечеринку, кормят-поят на халяву - не в такие времена мы живем, чтобы кто угодно проявлял столь щедрое гостеприимство. Ну, а варианты? Да нет, если хорошо подумать, становится ясным: случайных прохожих здесь быть вообще не может, слишком наивно было бы полагать, что посторонних станут подпускать так близко к секретному объекту, на котором люди время от времени получают количество рентген выше допустимого. Туг наверняка все просматривается и прослушивается как минимум от самой станции. Значит, меня видели, и вели, и подпустили. Зачем? Чтобы выяснить, какие проблемы меня волнуют? Не исключено, но для этого они должны если не знать, то хотя бы предполагать, кто я такой на самом деле и какие задачи решаю. А откуда у них быть такой информации? Ладно, Леста меня заложила, предположим, от излишнего страха, но это им дает только факт, что появился на сцене некий человек, плохо знакомый с условиями и, значит, пришлый, из-за кордона. Ну что же: и этого достаточно, чтобы начать интересоваться вплотную. Убедившись, что из города я исчез, они могли дать установки по всем своим объектам, которые могут интересовать пришельца; элементарный и естественный ход мысли. Хорошо, но если так - почему меня не взяли сразу же, почему позволили вечерок порезвиться?
Трудно сказать. Разумное объяснение одно: они сами не вправе были принять решение, им не было приказано брать, но лишь - доложить. Они и доложили и получили какое-то указание; это всегда требует времени, технология принятия решений нам знакома... Вот и прошла эта пара часов. Предположим, им скомандовали: брать. Значит, мне нужно сделать какой-то финт ушами, чтобы ничего у них не получилось. Какие же финты можно сейчас пустить в дело?..
...Вот она, развилка. Стой. Три секунды паузы. Слушай. Внимательно слушай. Может быть, кто-нибудь громко дышит? Правда, вряд ли они могли успеть сюда; скорее всего, двинули по прямой, чтобы пересечь дороги где-то, куда я, не знающий местной топографии и вынужденный пользоваться наезженными путями, не мог еще попасть. Ну, что там? Тишина. Пошли дальше. Но если можно, раза в два осторожнее, пожалуйста, - попросил он сам себя и действительно пошел еще осторожнее. - Теперь принять левее - и бережно, бережно... Тут, конечно, есть одно обстоятельство в твою пользу: от тебя не ждут рекордов, они тебя еще не раскусили до конца. Стоп! Вот теперь действительно - умри и не шевелись! Теперь я кого-то несомненно ощутил. Ну-ка, попытаемся локализовать его... Приблизиться - легко, как весенний ветерок, чтобы хотя бы понять: один ли там, двое ли, а может, и больше... И, кстати, откуда уверенность, что они не вооружены приборами? Но до сих пор они меня не видят. Значит - нужно подобраться до предела возможного и затаиться, потому что в таком положении самое безопасное место - под самым боком противника; другие станут искать тебя где угодно, только не тут. Зато если там начнется какой-то разговор - я, пожалуй, услышу. Капсула-то у меня с собой, жаль, что ноктовизор пришлось оставить - уж очень он выпирал бы из кармана... Вот так. Дальше не ходить, Лечь на землю. Прижаться, как к любимой женщине..."
Он так и сделал. Что-то и на самом деле стало слышно. Хотя о связности думать не приходилось: даже капсула доносила лишь отдельные звуки. Но уже ясно было, что разговаривают двое. Придется одним ухом слушать разговор, другим - все остальное. Что у них там за диалог выстраивается? Ну-ка, ну-ка...
(Один голос:) - ...не очень поддался, хотя... может быть... действительно... (бур-бур-бур).
(Другой:) - ...и все же... не свернет... конвой должен... засвечивать... (бур-бур-бур) отправить на Базу...
- В таком случае надо... (и вовсе неразборчиво).
- А если... женщина... крик ночью... (дальше каша).
- (Бур-бур-бур) женщина... (дальше не понять).
- Женщина... (невразумительно).
- З-з-з-з-з... Орланз... Женщина... З-з-з-з...
- Время... Но я... конвой... женщина... и он... (бур-бур-бур)...
"Да, - подумал Милов. - Могли бы все-таки говорить и более членораздельно. Подумать о моих удобствах. Пока я понял только, что женщина их очень интересует, только не знаю, какая и по какому поводу. То ли это ссылки на Лесту, а может быть, речь о Зиле - тогда надо ожидать, что и она тоже вступит в игру. Да, к этому надо быть готовым. Ну, а что там были за упоминания о конвое и времени? Можно выстроить такое умозаключение: через какое-то время, не слишком, видимо, долгое, конвой должен снова тронуться в путь - на Базу, вероятно. И они, по-видимому, не очень хотят, чтобы я был тому свидетелем. Им нужно или убедиться, что меня тут уже нет, или, наоборот, что я есть, - и тогда сделать так, чтобы меня и на самом деле здесь больше не стало.
Убедиться, но как? В таких случаях ловят на живца. На что я, по их представлениям, могу клюнуть? На женский крик, призыв о помощи? Черт, но если они так думают - значит, меня идентифицировали с тем субъектом, который нарушил правила поведения в городе. Кстати, этого они могут как раз не знать. Хорошо, если так. Потому что в ином случае выходит, что они знают обо мне больше, чем им положено. Веселый разговор".
Значит, так: глухой ночью где-то поблизости раздается женский крик. Искренний, отчаянный. Ожидается, что рыцарь и дамский угодник, что стало ясно всем после городского эпизода, - сей паладин стремглав выскочит из своего убежища и кинется выручать красавицу. И тут его вяжут. Хрестоматийно. Если же он не бросается на помощь - а крики все отчаяннее, потом они начинают прерываться, становятся хриплыми, просто-таки предсмертными, дама никак не может расслабиться, чтобы получить максимум удовольствия, - итак, если он не бросается, значит, его здесь нет и надо переносить ловчие сети в другое место. Ну что же, вполне возможный вариант. Боюсь только, что так они Милова не возьмут. И вообще вряд ли возьмут. Слишком давно уж он играет в такие игры.
Он вспомнил вдруг: Мирон, по словам Лесты, говорил что-то о том, что ему, Милову, сюда приезжать вообще не стоило. Однако дорого, как говорится, яичко ко Христову дню... А игра началась не сегодня. Давненько уже она началась.
5
(134 часа до)
Для Милова все игры начались с ракетного скандала.
Основы его были заложены давно: задолго до конца Империи, в годы ее закатного великолепия, на территории, впоследствии получившей название Каспарии, было размещено некоторое количество ракет среднего радиуса действия с разделяющимися боеголовками - нет нужды говорить, что были эти головки ядерными. Когда Империи не стало, так называемая мировая общественность начала проявлять искреннее беспокойство по поводу судьбы этого опасного великодержавного наследства: ядерное оружие вообще опасно, но оно становится на порядок опаснее, оказавшись в руках слабого государства, которое может - в приступе ли отчаяния, или мании величия - в один роковой миг нажать кнопку. Поэтому правительству Каспарии было незамедлительно заявлено о необходимости как-то освободиться от опасного реликта империи. Откровенно говоря, никто не ожидал каких-либо осложнений: всякому было ясно, что у Каспарии нет ни возможности, ни нужды содержать ракетные войска, и не было сомнений в том, что правительство молодой страны с радостью согласится избавиться от ракет. Однако неожиданности чаще всего возникают именно в совершенно прозрачных ситуациях. И на сделанные предложения (все расходы по ликвидации ракет и вывозу их для этого за пределы страны международные организации брали на себя) последовал совершенно немыслимый ответ: правительство Каспарии наотрез отказалось расстаться с ракетами, сперва объявив их национальной собственностью, а потом, противореча самим себе, сообщили, что отдавать, собственно, нечего: ракеты уничтожены на месте, а ядерная взрывчатка отдана науке. Никто не сомневался в том, что это было вранье, однако доказательств не было.
Этот демарш был встречен в мире с растерянным возмущением. Организация Объединенных Наций, ее Совет Безопасности сразу приняли соответствующие постановления - но безрезультатно. Пошли уже разговоры о применении вооруженной силы, но тут дело зашло в тупик: ни у кого не хватало решимости послать войска в маленькую страну, исторически лишь недавно начавшую контролировать собственную территорию.
Тогда задумались о компромиссном варианте: не применяя вооруженных сил официально, послать рейнджеров, которые, будучи снабжены необходимой техникой, просто-напросто выкрадут ракеты со стартовых площадок и вывезут их на вертолетах - и дело с концом. То есть шум бы, конечно, поднялся, все маленькие страны мира постарались бы устроить грандиозную обструкцию; но любой дипломатический шум - ничто по сравнению с взрывом хотя бы одного реального ядерного заряда, пусть и не стратегического, а всего лишь тактического класса. Такой вариант (не обсуждавшийся, разумеется, открыто, но анализировавшийся в узком кругу и при наглухо закрытых дверях) получил негласное одобрение всех, от кого зависела его реализация, и дело закрутилось.
Началом, как всегда, была разведка. В то время проникновение на территорию страны не представляло еще такой сложности, как сейчас, да и в те дни на местах оставалось еще вполне достаточное количество информаторов. Результат был неожиданным: ракет на базах более не оказалось, они были сняты и вывезены в неизвестном направлении после того, как малочисленная охрана их - единственные из персонала баз, еще остававшиеся на чужой территории, - подверглись вооруженному нападению и были обезоружены и изолированы. Они, собственно, и не оказали сопротивления: такого поворота событий, такого, мягко выражаясь, нахальства со стороны малого государства никто не ожидал, и охране баз не было отдано приказа применять оружие на поражение в случае каких-либо событий. Так или иначе, ракеты исчезли, и это было непреложным фактом.
А сейчас нужно было их непременно найти. Потому что...
Потому что оставалось уже сто тридцать три часа до.
6
(133 часа до)
Найти. Каким способом? Да любым. А какими вообще могут быть способы в этом случае? Примитивно сигануть через линии ограждения?
Тогда на территории окажется лишь твоя бренная оболочка, хорошо нашпигованная пулями и поджаренная на высоком напряжении. Лакомое блюдо, конечно, но тебе-то попробовать его не придется. Топать на проходную с липой в кармане? Нет у тебя ни липы, ни представления о том, какой она должна быть, ни, наконец, времени. Запрыгнуть туда с парашютом? Увы, самолет взорвался несколько раньше.
И тут его ударила в виски совершенно неожиданная мысль.
Ну а, собственно, почему бы им не взять его? "В конце концов, что тебе нужно? - спросил он сам себя. И ответил: - Попасть на объект. Сюда пока не получается - значит, попробовать на Базу. Если туда возят людей... Я ведь все еще стою в классе у доски и отвечаю на заданные вопросы. До домашнего задания дело еще не дошло. Хорошо. Значит, ждем конвой. Ну, а если он повезет не людей, а то, что меня интересует не менее, а, скорее, более? Если он повезет пресловутые грибы? Переключиться? Оптимальным было бы - решить задачу у доски еще до того, как понадобится переходить к домашнему заданию. Значит - предоставить им возможность поработать за меня, а именно - доставить меня в места, до которых мне самому не добраться? Нагловато, конечно. И рискованно. Однако без риска, как сказал один классик, можно заработать лишь пять центов на доллар. Не воодушевляет - в наши сумасшедшие времена... Да, а если все-таки они сейчас готовятся перевозить куда-то именно грибы? Да к чертям эти детские шифры, когда речь идет о ракетах! Перевозить неизвестно откуда - неизвестно куда; но известно ведь, что именно при перемещении легче всего найти искомое: хранить можно и очень скрытно, а перевозить - лишь до определенной степени секретности, полная тайна тут невозможна и никогда не была возможной. Что же получается? Конвой собирается на Базу, как они это место называют. И мне нужно туда же. Вывод: ждем конвоя. Пытаемся зацепиться. А если нет - ладно, пусть хватают меня, пусть провезут хоть через какие-то ворота, а там попытаемся разобраться.
Да, если все прочее не годится, то остается один-единственный способ. Чреватый последствиями, зато весьма реальный.
Да, предусмотреть последствия невозможно. И утешаться можно лишь с детства известной припевкой: "Я от дедки ушел, я от бабки ушел, от тебя, сило, и вовсе уйду..."
Опасная игра, черт бы ее побрал. Однако кто не рискует, тот здоровеньким помрет. Но тебе это вряд ли на роду написано.
Итак - сгореть на женщине?
Пожалуй, нет. Не обязательно сразу дать им возможность идентифицировать тебя с тем, городским. Пусть повозятся, поскрипят мозгами. Если они будут думать, что наличествуют самое малое два чужака - тем лучше. Нет, на женщину не клюем, даже если она действительно возникнет и вопить станет очень, ну просто очень жалобно.
К тому же ее запустят - если запустят - наверняка перед тем, как тронется в путь конвой. А есть большое желание его увидеть. Чтобы понять, наконец, что это такое. И впоследствии опознать в случае нужды. Значит, надо дождаться конвоя. И сыграть что-нибудь такое - нелепое до наглости. На двести процентов непрофессиональное. Чтобы снова поставить их в тупик: да действительно ли он - тот, за кого его принимают? А может, просто случайный дурачок?..
О'кей. Кажется, подсчитано, взвешено и решено. Мене, текел, фарес.
Однако они что-то медлят. Нет, нет должной четкости в здешней службе безопасности. Распустились, разучились..."
Он прислушался. Голоса, все еще неразличимо бубнившие, заметно сместились поближе к дороге. Ага, значит, скоро представление начнется. Ну, а мы пока что опорожним карманы, освободимся от всего, что могло бы послужить уликой. Выроем ямку. Вот так... И зароем. Конечно, шансов потом отыскать это полезное снаряжение будет крайне мало. Но избавиться от него в предвидении событий нужно. Тем более что вещи, которые могут оказаться нужнее всего прочего, все равно останутся у Милова. Как это говорил Географ? "Все мое ношу с собой"?
Милов так и сделал. И едва успел закончить, как и в самом деле раздался женский крик.
7
(132 часа до)
Милову даже немного страшно стало: оттого, что он так точно все угадал. Хотя, конечно, большой сложности в этом не было. И еще по той причине, что кричала Зила очень натурально. И стоило немалых усилий сдержать себя и не рвануться на помощь. Милов даже порадовался тому, что зарыл слуховую капсулу вместе со всем прочим добром: слушать эти вопли через усилитель было бы вообще невозможно. Никакая логика не удержала бы его на месте.
А так он все-таки стерпел. Хотя ему казалось, что продолжалась эта пытка не менее часа, а на самом деле Зила терзала его слух и нервы от силы минут десять, и чем дальше, тем перерывы между воплями становились дольше. "Бедняга, - подумал Милов, - совсем сорвет голос. Ну, что делать - такая служба..."
Когда наступила наконец тишина, Милов признал, что никогда в жизни до этого не приходилось ему слышать такой чудесной, такой бархатной, душистой, очаровательной тишины. Он пил тишину, наслаждался ею.
Но, к сожалению, недолго.
Тишину взломал низкий рокот мощных моторов. И он понял, что тронулся в неведомый путь тот самый конвой, с которым он так хотел познакомиться.
Однако рассмотреть его как следует было немыслимо. Все еще стояла темнота, а машины шли без фар. Видимо, имели такую возможность. Милов скорее угадал, чем увидел длинные-длинные крытые кузова, в которых можно было бы (прикинул он наспех) разместить не меньше груза, чем в товарном вагоне. Причем - крупногабаритного груза. Милов узнал машины, несмотря на темноту. То был тот самый конвой, что он наблюдал на шоссе вчера - перед тем, как пересечь дорогу.
Однако, судя по звуку моторов, сейчас конвой шел если не порожняком, то, во всяком случае, с небольшой загрузкой. Да, те же машины. Милов насчитал пока пять силуэтов. Правда, может быть, их было и больше. Кроме мглы, различить было трудно еще и потому, что видел он их под острым углом. Можно было, разумеется, найти позицию и поудобнее. Но тогда ему не удалось бы сделать то, что он намеревался.
Приготовившись к старту, он коротко вздохнул. Откровенно говоря, было страшновато. Да кой черт страшновато: просто страшно. Редко когда он находился в такой опасности.
Он решительно шагнул вперед. Не скрываясь более, вышел на дорогу, когда головная машина конвоя была уже совсем близко. И поднял руку, словно голосуя в надежде, что подвезут.
Нервы его были закручены в тугой клубок. И поэтому, когда из первой машины ударил пулемет, Милов, готовый к этому, на микросекунду опередил пули и, бросившись наземь, скатился в придорожную канаву.
Конвой не остановился. Стоп-сигналы медленно, один за другим, уплывали направо.
Сосчитать их Милов не успел. Обостренный, как всегда в минуты опасности, слух уловил шаги, приближавшиеся к нему с нескольких сторон одновременно; услышал, несмотря на все старания подкрадывавшихся действовать бесшумно.
И одновременно слух его уловил и еще один звук, казалось бы, тут совершенно неуместный: звук песни, которую негромко и не очень в лад пели хором; глухой звук, словно из-под подушки. Звук усиливался с приближением последнего трейлера - и с его удалением стал ослабевать.
Зато шаги делались все явственнее.
"Значит, взяли все-таки", - подумал он и хотел было ухмыльнуться. Ухмыльнуться хотя бы тому, что все развертывается по его сценарию. Но ему сейчас, если говорить серьезно, весело не было, так что улыбки настоящей получиться не могло, а ненастоящая Милову сто лет не была нужна.
Глава пятая
1
(130 часов до)
Наверное, еще можно было что-то сделать. Рискнуть. Поставить все на карту. Но Милов, и не скашивая глаз, видел: и справа, и слева надвигаются темные силуэты - со всех сторон, и их достаточно много, чтобы схватить и задержать одного лишь. Готовых ко всяким неожиданностям. Если даже удалось бы прорваться, пусть они и не станут стрелять - все равно, бегают они быстрее, ничего не поделаешь, да и места знакомы им досконально, ходы и выходы. Нет, поздно. Уже ничего не успеть. И они это понимают. Так что задержание его выйдет совершенно естественным: ничто не говорит о том, что человек на самом деле просто-напросто сдается. Ну, придется, конечно, сделать несколько выразительных телодвижений - но не переусердствовать, а то ведь запросто могут попортить здоровье.