Страница:
— Может, и ждут, — ответил Саша. — А мы кого ждём? Пошли. Заодно и проверим.
— Только сразу не оглядывайся, Ань, — поспешил дать совет Иван, вроде он до сих пор был главный по шпионской части, а теперь так неожиданно Сашка перехватил инициативу.
— Помните, когда мы вчера вечером встретили Мишку с Самсунгом, он описал человека, который интересовался нами? Так вот, тип в кепке очень похож на Мишкиного собеседника. Во всяком случае, Мишка упомянул такую же куртку и кепку…
— Как минимум с одного склада брали, — мрачновато пошутил Ваня, потом пригладил свои взъерошенные белокурые волосы и заговорщицким тоном произнёс:
— Ань, ты, похоже, «хвост» привела. И неизвестный звонил именно тебе. Что бы это значило?
— Возможно, и ничего. У нас с тобой «МТС», а у неё «Билайн». Кто-то просто деньги экономит. Не торопись, с выводами, — посоветовал Саша.
Потом он сделал шаг вправо, налетел на встречного пешехода, развернулся на сто восемьдесят градусов, едва не упал, потеряв равновесие, но даже не забыл извиниться.
— Идут за нами, — констатировал Саша в результате всей этой сложной операции. — Хорошо бы оторваться. В Староконюшенном я знаю один дом с двумя выходами. На обоих, естественно, домофоны, но у меня там однокурсник живет, и сейчас он почти наверняка дома. Это наш главный шанс.
— Давай попробуем, — согласилась Аня. — Не приводить же их в кафе, где назначена встреча.
Старый Арбат встретил друзей субботним весёлым шумом и фонарями, уже затеплившимися мягким розовым светом. Толпы гуляющих обтекали бесконечные торговые точки. Чего только не было на здешних развалах! Матрёшки, шкатулки, вазочки, чашечки, статуэтки, солдатские ремни и шапки, знамена, вымпелы, значки и ещё много всякой всячины. Тут же расположились музыканты с гитарами, скрипками и дудочками, и конечно, художники с мольбертами. Гордое племя арбатских живописцев вот уж лет двадцать честно зарабатывало свой хлеб, предлагая народу нетленные творения и попутно зазывая потенциальных натурщиков: «Не желаете увековечить себя на холсте или бумаге? У вас очень выразительная внешность! Я нарисую вас таким, каким вы мечтаете себя видеть. А не хотите ли шарж?». Прохожий садился на стул перед художником и через десять минут, через полчаса или через час получал готовое произведение искусства — уникальный, действительно уникальный портрет — весь припудренный, приукрашенный или до безобразия карикатурный — какой заказывал. А попадались там и настоящие художники, они рисовали человека таким, какой он есть. Только за это мало кто готов был платить деньги…
— Вот они, таланты, которых выбросил на обочину жизни всеобщий кризис культуры, — красиво сформулировал Ваня.
— Смотри, как бы нас на обочину жизни не выбросило, — шикнул на него Саша. — Сейчас уже некогда о живописи болтать. Не тормози, Ванька.
— А я так люблю гулять по Арбату! — мечтательно проговорила Аня.
— Ребята, вы вообще понимаете, что происходит? Мы тут не гуляем — мы ноги уносим, кстати, сами не знаем от кого, да ещё и хотим успеть на важную встречу.
— А вроде их и нет уже за нами, — высказался Ваня примерно напротив стены Цоя, откровенно развернувшись и внимательно изучая тылы.
— Не расслабляйся, — посоветовал Саша. — В любом случае, останавливаться нельзя, времени нет совсем!
— А знаете, — сказала вдруг Аня, — я чувствую, они за нами следят. Как они это делают, что мы их не видим?
— Ань, ну они же профессионалы, — начал объяснять Ваня, — отпустили на необходимое расстояние, затерялись в толпе… Их же этому учили не один год.
— Вообще-то, Вань, — решил поспорить Саша, — думаю, как раз эти двое — те ещё профессионалы. Настоящих спецов мы бы с вами никогда в жизни не заметили… Всё! Сворачиваем налево, не оглядываясь, и прибавляем ходу. Я впереди, вы — за мной.
Два раза повторять не пришлось: настрой был уже серьезный. Даже Ваня не вертел головой.
Саша боковым зрением увидел две фигуры, метнувшиеся из толпы в их сторону. Оказавшись в переулке, ребята побежали со всех ног. Хорошо, что спасительный подъезд был недалеко, к тому же им повезло — не пришлось терять время на переговоры по домофону: навстречу выходила женщина с собакой. Чтобы не оставлять о себе плохую память Саша успел ей крикнуть на бегу:
— Мы к Кириллу Ромашову из двадцать пятой!
Внутри подъезда времени тоже не теряли: взбежали по ступенькам вверх, потом ссыпались вниз и оказались у второй выходной двери. Коротко пропищал магнитный замок и через пару секунд они уже были во дворе.
— Следов на лестнице не оставили, — порадовался Ваня. — Хорошо, что сухая погода. Знаете, что ещё надо было сделать? — с сожалением произнёс он, когда они уже выскочили в параллельный переулок. — Надо было лифт с первого этажа отправить наверх.
— Остроумно. Но, как говорится, задним умом мы все крепки.
— Отчего же, — не согласился Ваня, — я это ещё там придумал. Но вы летели, как ошпаренные. А командир у нас — Ветров, я уж боюсь слово вставить.
— Ребята, не ссорьтесь, просто Сашка лучше всех эти места знает. Правда?
— Да, моя бабушка здесь рядом жила. Когда я был маленький, родители иногда привозили меня к ней на каникулы, и мы с местными ребятами играли в этих дворах в прятки. Тут ещё много таких «хитрых» домов. Правда, тогда не было домофонов, даже кодовые замки — не везде, и мы скакали по чужим подъездам, как у себя дома.
По Калошину переулку они благополучно вернулись на Старый Арбат. Место встречи с таинственным незнакомцем было так близко, что вероятность столкнуться с преследователями казалась уже просто нулевой.
И у самого входа в кафе Ваня сказал, как выдохнул:
— Оторвались.
— Похоже, что да, — согласился Саша, широко улыбаясь, ведь главная заслуга была его.
Расположившись за свободным столиком у стенки, ребята еще раз огляделись. Никто пока не ждал и не искал их.
— Кофе что ли себе заказать, или чего посущественнее? — вслух размышлял Саша. — Я с утра толком ничего не ел.
Как будто услышав Сашины слова, из полумрака материализовался официант и протянул им три экземпляра меню.
— Хватит одного и не уходите, пожалуйста, — попросил Саша, — мы очень быстро сделаем заказ. — Потом повернулся к ребятам: — Есть будете?
— То же, что и ты, — коротко сказал Ваня.
— А я не хочу, — отрицательно покачала головой Аня. — Я дома перекусила. Но кофе выпью с удовольствием.
Саша кивнул и, пролистав меню быстрее, чем вахтер просматривает паспорт, объявил официанту:
— Два салата из морепродуктов, два лангета, апельсиновый сок на всех и три кофе. Двойных.
— Зачем двойных? — удивилась Аня.
— Для бодрости. Может, нам и спать-то сегодня не придётся.
— Ты оптимист, однако, Александр. Но почему никто к нам не подходит? — Ваня почувствовал ритм в двух случайно оказавшихся рядом фразах, и автоматически продолжил: — А за окном цветущий олеандр, и в синем море белый пароходик…
— Оболенский, ты бредишь? — удивлённо посмотрел на друга Саша.
— Нет, просто от скуки сочиняю стихи.
Аня невольно улыбнулась, но в целом она не одобряла столь легкомысленного настроя.
— Ну, а действительно, скоро уже половина шестого. Где твой незнакомец? — спросил Саша.
— Уж полночь близится, а Германа всё нет, — сказал Ваня, но его не удостоили ответом.
— Возможно, он уже здесь, — тихо проговорила Аня, — просто не торопится подойти. Присматривается.
— Зачем? — Ваня внимательно обвёл глазами небольшой зал. Посетителей было всего человек десять, от силы двенадцать. — Интересно, который из них Герман? — бормотал он, вглядываясь теперь в каждого по отдельности.
— Что ты крутишь головой, как сова, — возмутилась Аня. — Сиди и жди. Он же сказал, что сам подойдёт к нам.
— Так прямо и сказал? — Ваня обиженно фыркнул, — Что-то я первый раз об этом слышу…
Анина реакция расстроила его, и, чтобы как-то отвлечься, Иван взял в руки солонку и стал с преувеличенным вниманием её рассматривать. А солонка-то была самая обычная, белая, с дырочками наверху.
— Что ты её так рассматриваешь? — усмехнулась Аня. — На ней узоров нет, и цветы не растут. Или ты ищешь в ней подслушивающее устройство?
Вот тут уже Аня одержала победу на его поле, и Ване стало совсем обидно, но ситуацию разрядил официант с подносом, вновь как-то очень внезапно нарисовавшийся из ниоткуда.
— Простите, — поинтересовался Ваня. — Вас не Германом зовут?
— Нет, — растерялся официант, — Герман уволился ещё в том месяце.
— Ах, извините, ради бога! Какая досада!
Анюта прыснула, и Ваня, торжествуя свою маленькую победу, с аппетитом принялся за любимый салат. Друзья давно и хорошо знали вкусы друг друга и, по счастью, они во многом совпадали. Пирожные, например, были общей страстью, но на этот раз решено было от них отказаться. Анюта чисто по-женски заботилась о фигуре, а мальчишки играли якобы в аскетизм. Короче, ограничились легкими крекерами.
Всё было действительно очень вкусно, а крепкий кофе распространял вокруг пленительный аромат.
Аня даже сама на себя удивилась: «К чему было так раздражаться из-за ерунды? В конце концов, чувства юмора нельзя терять ни в какой ситуации — это истина абсолютная. А Ванька действительно остроумный и вообще симпатичный парень. Да и вёл он себя в принципе нормально. Ну, пытался найти этого персонажа в зале. Так я ведь и сама полагаю, что он уже здесь…»
Аня сидела более удачно, ей не надо было вертеть головой, и пока ребята увлечённо поглощали свой ужин, она потихоньку наблюдала за посетителями. Один из них практически сразу привлёк её внимание. Молодой мужчина, лет тридцати двух — тридцати пяти. Он сидел в противоположном углу зала и читал очень серьезную газету — «Ведомости». Перед ним грустила нетронутая чашка кофе и маленькая тарелочка с таким же позабытым пирожным. Газету он читал уже не менее пятнадцати минут, ни разу не перевернув страницу. Текста на этой большой, полноформатной полосе, конечно, много, но Аня знала по своему отцу-бизнесмену: «Ведомости» так не читают — их просматривают.
— Неплохой обед получился, — удовлетворённо произнёс Ваня, отодвигая от себя пустые тарелки.
— Вполне приличный, — Саша посмотрел на часы и процитировал: — «В Берлине так поздно обедают, что никогда нельзя понять: что это — поздний обед или ранний ужин».
Придвинув к себе чашку кофе, Ваня добродушно протянул:
— Да… не пришёл наш собеседник. Или не дождался нас. Ну, ладно, хоть какая-то польза от посещения этого заведения есть, — и он похлопал себя по животу.
Аня хитро улыбнулась и спросила Ваню:
— Ну что, ты подобрел?
— Вполне, — кивнул он. — Можешь ругать меня сколько хочешь. Но только до тех пор, пока я снова не проголодаюсь.
Ваня сделал глоток горячего кофе и, глядя на Аню, задушевно произнёс:
— Что можно наскоро стихами молвить ей?
Мне истина всего дороже.
Подумать не успев, скажу:
«Ты всех милей».
Подумав, я скажу всё то же.
— Это ты мне стихи прочитал? — Аня удивлённо смотрела на друга.
— Конечно, — расплывшись в улыбке, ответил он. — Пушкин Александр Сергеевич.
— Это я поняла. Спасибо за комплимент.
— Это не комплимент, это правда, — Ваня уже без улыбки посмотрел девушке в глаза и вдруг отвёл их, смутившись.
Аня тоже смутилась, но решила спрятать свои чувства за очередной шуткой:
— Я что-то не пойму, это еда на тебя так влияет?
— Не еда, — скорчил рожицу Ваня, — а твоё присутствие.
Саша медленно потягивал кофе и, глядя на друзей с любопытством, думал, чем же всё это кончится.
Финал оказался, как всегда, неожиданным.
Мужчина, запримеченный Анютой, поднялся, свернул свои «Ведомости» в грозную трубочку (Саше вдруг вспомнилось некстати, что английские футбольные фанаты таким образом маскируют перед дракой бейсбольные биты) и медленно, но абсолютно однозначно направился к столику ребят. Ваня сидел почти спиной к залу и, единственный, не видел происходящего, поэтому девушка резко и даже больно ткнула его локтем в бок.
— Ты чего? Это в благодарность за стихи?
Потом он оглянулся и ахнул:
— А вот и Герман!
«Герман» был невысокого роста с короткими тёмно-русыми волосами и довольно приятной в целом внешностью. Черты лица его были правильными, и оттого плохо запоминались. Особо выделялись только глаза. Они словно улыбались сами по себе, независимо от губ, в них всё время сверкали странные шалые искорки. Опрятная, но невзрачная одежда тоже мало о чем говорила: водолазка, брюки, куртка — всё каких-то черно-серых тонов. Подойдя к столику вплотную, мужчина улыбнулся и спросил запросто:
— Присесть разрешите?
— Не вопрос, — от волнения Саша выбрал какой-то полублатной вариант ответа.
Незнакомец сел и сообщил:
— Это я вам звонил.
— А мы уж думали… — начал Ваня. — В общем, мы давно здесь сидим.
— Я знаю, я пришёл еще раньше. Просто не хотел вам мешать, пока вы кушаете. Я же видел, как вы проголодались.
«Бред какой-то! — мелькнуло в голове у Саши. — Сколько времени потеряно! И мы продолжаем его терять. О чём он говорит?!»
А Ване наоборот понравился ход мыслей таинственного незнакомца. Тремя короткими фразами он сумел расположить его к себе. И возникшее, было, напряжение сразу отступило.
— Да, действительно, — подтвердил Ваня, — мы с шести утра ничего толком не ели.
«Какая солидарность, когда дело касается еды, — удивилась Аня. — Я-то думала у мужиков дело превыше всего. А у них, оказывается, еда — главное…»
Эти мысли прервал сам незнакомец:
— А вы весьма наблюдательны, Аня. Я заметил, что вы следили, как я слежу за вами.
— «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю» — был такой фильм, — пробормотал Саша хмуро.
«Правильно Сашка насторожился, — думала Аня. — Оболенский, романтик, уже готов довериться этим странным смешливым глазам. Он и меня пытается обаять, по имени называет. Знакомая тактика, тут надо быть на чеку. И главное понять, что ему от нас надо. А он резину тянет… Специально? Может, ждёт кого-то ещё?»
— Вы хотели с нами поговорить, — жёстко напомнила она.
Незнакомец улыбнулся ещё обворожительнее, хотя явно понял, что на девушку его чары не действуют.
Саша мысленно поаплодировал Ане и добавил ещё жестче:
— Мы Вас слушаем.
На лице мужчины отразилась озабоченность. Улыбка исчезла, и только странные искорки в глазах так и не погасли. Он помолчал ещё немного, как бы собираясь с мыслями, а затем медленно произнёс:
— Вы, поняли: я хочу поговорить о «Фаэтоне».
Саша машинально сжал в руках сумку с прибором.
Мужчина опять замолчал, вероятно, ожидая ответной реплики, но говорить было пока не о чем. И так ясно, что о «Фаэтоне». Дальше что?
— Я хочу обратиться к вашему благоразумию, — выдавил он из себя.
И тут не выдержал Ваня:
— Не надо о высоких материях. Давайте по делу!
Незнакомец болезненно сморщился от такой бестактности, и ребята вдруг поняли, что он не время тянет и не кривляется, а ему действительно тяжело говорить, у него беда какая-то… Ване сделалось неловко.
— «Фаэтон» может принести вам много неприятностей, — незнакомец подбирался всё ближе и ближе к тому главному, что хотел сообщить.
— Мы это уже поняли, — спокойно ответила Аня.
— Отдайте его мне, и все ваши проблемы исчезнут, — выпалил он, наконец.
— Как это — отдать его вам? — заморгал глазами Ваня.
— Да Вы, собственно, кто такой? — в свою очередь налетела Аня, с вызовом глядя в глаза мужчине.
— И с какой стати мы должны отдавать прибор вам? — спокойно, но твердо задал свой вопрос Саша.
— Вы хотите знать, кто я? — незнакомец спрашивал удивленно: то ли его все должны были узнавать сразу, как телезвезду, то ли — наоборот, он был глубоко засекречен и права не имел раскрывать свою личность кому попало. — Да я же…
Но фраза так и повисла в воздухе. Таинственный человек вдруг как-то весь напрягся и замолчал, словно его выключили. Глаза внезапно потухли, и это было страшно. Он смотрел мимо ребят, в сторону выхода.
И тогда Аня, Саша и Ваня, не сговариваясь, посмотрели туда же.
В дверях стояли те двое, от которых они совсем недавно с таким блеском улизнули.
— Мы попали, — тихо сказал Ваня.
— Быстро отвернитесь! — зашептал Саша. — Они ещё не видят нас. Тут мало света… Пусть у нас будет хоть пять секунд лишних на раздумья.
Незнакомец сидел всё так же неподвижно, скованный ужасом, и Саша вдруг понял, отчего потухли искорки в его глазах. Как-то он заходил к маме, в её отделение урологии, там лежал больной с почечной коликой — у него были такие же нереально черные глаза со зрачками во всю радужку. Но Саша только слышал раньше, что от страха бывает так же, как и от боли.
Потом незнакомец медленно встал и, будто сомнамбула, двинулся в сторону, противоположную входу. Конечно же, там была другая дверь. И не привлекая ничьего внимания, мужчина скрылся, растворился, исчез — как привидение, просочившееся сквозь стену.
Ребята заворожёно следили за этой сценой, и все трое думали об одном и том же: не повторить ли им самим подобный трюк? Переглянувшись, они поняли друг друга без слов: нет, слишком опасно, там может быть ловушка. Они ведь даже не успели узнать, кем он был, этот чудаковатый незнакомец…
Тем временем двое «знакомцев» уже шли по залу в их сторону…
— Заметили? Похоже, заметили, — то ли подумала, то ли вслух прошептала Аня. — Что делать?
И тут Ваня поднялся, покачиваясь, как пьяный, и громко крикнул заплетающимся языком:
— Офисант! Быстр сюда, офсант!
Все сидящие за столиками обернулись на этот неожиданно громкий призыв и затихли, сгорая от любопытства.
И монолог, произнесенный Иваном, не оставил публику равнодушной. Но пощадим нравственность наших читателей и не станем приводить его здесь. Поверьте, запас весьма специфических слов и идиоматических конструкций оказался у Оболенского намного богаче, чем могли предположить его друзья, привыкшие в последнее время общаться между собой исключительно на «великом и могучем». Досталось и обслуге, и повару, и хозяевам этого… совсем некудышного заведения.
Официант, мирно беседовавший с барменом, сначала вздрогнул, напрягся, потом присмотрелся, оценил масштаб бедствия, и начал готовиться к достаточно привычной операции.
Поддержал друга и Саша. Он был не так артистичен, но шума и некоторой оригинальности в выражениях добавил. Аня поняла, что пора и ей включаться в игру, правда с лексиконом было у нее тяжеловато, зато с криками и визгами вышло совсем неплохо.
Еще бы чуть-чуть, и участниками скандала стали практически все посетители, но тут официант, наконец, посчитав деньги, оставленные ребятами на столике, и получив сигнал готовности от помощников, громко скомандовал:
— Борька, Вадим! Вперед!
Два здоровенных бугая с угрюмыми лицами проследовали пружинистой походкой к столику разбушевавшихся клиентов. Такие в разговоры не вступают. Доступна ли им вообще человеческая речь? На работе — уж точно нет.
Оставались последние секунды, и небывалое вдохновение накатило на Ваню. Он влез на стул, подбоченился, гордо поднял голову и стал похож на императора Нерона, который во время страшного пожара в Риме стоял вот так на высокой горе недалеко от города и просто наблюдал. Поговаривали, что Нерон сам поджёг Рим лишь для того, чтобы испытать чувства троянского царя Приама в момент гибели Трои и правдоподобнее сыграть его роль на сцене. Нерон был не только тираном, но и прекрасным актёром. Перед смертью, закалывая себя мечом, он воскликнул: «О боги! Какого великого артиста теряет в моем лице человечество!»
«Как похож!» — думала Аня.
Ассоциация была не случайной: однажды еще в школьном театре они делали попурри из классических сцен от античности до наших дней, и Ваня изображал как раз Нерона.
Когда вышибалы уже сняли дебошира со стола и быстро понесли к выходу, он кричал:
— О, жалкие, ничтожные свиньи! Какого артиста вы хотите выбросить на помойку!
Публика аплодировала.
— Никогда еще не слышала более восхитительной отсебятины! — успела шепнуть Аня Саше, и тут вернувшиеся добры молодцы, подхватили под белы руки их обоих и вышвырнули на улицу следом за Ваней.
К счастью никто не пострадал, падая на тротуар — успели сгруппироваться, а потом, обернувшись к вышибалам, дружно сказали:
— Спасибо!
Здоровяки ничего не поняли, но объясняться было решительно некогда, ребята только еще успели услышать, как подошедший официант говорил охранникам:
— Я сразу понял, что это психи. Еще и Германа зачем-то спрашивали…
А позади в дверях толпились поклонники Ивана Оболенского, и прорваться сквозь их заслон тем двоим было совершенно невозможно. Скорей всего, преследователи уже выбрали обходной путь — через служебный вход.
Счет опять пошел на секунды.
Глава 16
Глава 17
— Только сразу не оглядывайся, Ань, — поспешил дать совет Иван, вроде он до сих пор был главный по шпионской части, а теперь так неожиданно Сашка перехватил инициативу.
— Помните, когда мы вчера вечером встретили Мишку с Самсунгом, он описал человека, который интересовался нами? Так вот, тип в кепке очень похож на Мишкиного собеседника. Во всяком случае, Мишка упомянул такую же куртку и кепку…
— Как минимум с одного склада брали, — мрачновато пошутил Ваня, потом пригладил свои взъерошенные белокурые волосы и заговорщицким тоном произнёс:
— Ань, ты, похоже, «хвост» привела. И неизвестный звонил именно тебе. Что бы это значило?
— Возможно, и ничего. У нас с тобой «МТС», а у неё «Билайн». Кто-то просто деньги экономит. Не торопись, с выводами, — посоветовал Саша.
Потом он сделал шаг вправо, налетел на встречного пешехода, развернулся на сто восемьдесят градусов, едва не упал, потеряв равновесие, но даже не забыл извиниться.
— Идут за нами, — констатировал Саша в результате всей этой сложной операции. — Хорошо бы оторваться. В Староконюшенном я знаю один дом с двумя выходами. На обоих, естественно, домофоны, но у меня там однокурсник живет, и сейчас он почти наверняка дома. Это наш главный шанс.
— Давай попробуем, — согласилась Аня. — Не приводить же их в кафе, где назначена встреча.
Старый Арбат встретил друзей субботним весёлым шумом и фонарями, уже затеплившимися мягким розовым светом. Толпы гуляющих обтекали бесконечные торговые точки. Чего только не было на здешних развалах! Матрёшки, шкатулки, вазочки, чашечки, статуэтки, солдатские ремни и шапки, знамена, вымпелы, значки и ещё много всякой всячины. Тут же расположились музыканты с гитарами, скрипками и дудочками, и конечно, художники с мольбертами. Гордое племя арбатских живописцев вот уж лет двадцать честно зарабатывало свой хлеб, предлагая народу нетленные творения и попутно зазывая потенциальных натурщиков: «Не желаете увековечить себя на холсте или бумаге? У вас очень выразительная внешность! Я нарисую вас таким, каким вы мечтаете себя видеть. А не хотите ли шарж?». Прохожий садился на стул перед художником и через десять минут, через полчаса или через час получал готовое произведение искусства — уникальный, действительно уникальный портрет — весь припудренный, приукрашенный или до безобразия карикатурный — какой заказывал. А попадались там и настоящие художники, они рисовали человека таким, какой он есть. Только за это мало кто готов был платить деньги…
— Вот они, таланты, которых выбросил на обочину жизни всеобщий кризис культуры, — красиво сформулировал Ваня.
— Смотри, как бы нас на обочину жизни не выбросило, — шикнул на него Саша. — Сейчас уже некогда о живописи болтать. Не тормози, Ванька.
— А я так люблю гулять по Арбату! — мечтательно проговорила Аня.
— Ребята, вы вообще понимаете, что происходит? Мы тут не гуляем — мы ноги уносим, кстати, сами не знаем от кого, да ещё и хотим успеть на важную встречу.
— А вроде их и нет уже за нами, — высказался Ваня примерно напротив стены Цоя, откровенно развернувшись и внимательно изучая тылы.
— Не расслабляйся, — посоветовал Саша. — В любом случае, останавливаться нельзя, времени нет совсем!
— А знаете, — сказала вдруг Аня, — я чувствую, они за нами следят. Как они это делают, что мы их не видим?
— Ань, ну они же профессионалы, — начал объяснять Ваня, — отпустили на необходимое расстояние, затерялись в толпе… Их же этому учили не один год.
— Вообще-то, Вань, — решил поспорить Саша, — думаю, как раз эти двое — те ещё профессионалы. Настоящих спецов мы бы с вами никогда в жизни не заметили… Всё! Сворачиваем налево, не оглядываясь, и прибавляем ходу. Я впереди, вы — за мной.
Два раза повторять не пришлось: настрой был уже серьезный. Даже Ваня не вертел головой.
Саша боковым зрением увидел две фигуры, метнувшиеся из толпы в их сторону. Оказавшись в переулке, ребята побежали со всех ног. Хорошо, что спасительный подъезд был недалеко, к тому же им повезло — не пришлось терять время на переговоры по домофону: навстречу выходила женщина с собакой. Чтобы не оставлять о себе плохую память Саша успел ей крикнуть на бегу:
— Мы к Кириллу Ромашову из двадцать пятой!
Внутри подъезда времени тоже не теряли: взбежали по ступенькам вверх, потом ссыпались вниз и оказались у второй выходной двери. Коротко пропищал магнитный замок и через пару секунд они уже были во дворе.
— Следов на лестнице не оставили, — порадовался Ваня. — Хорошо, что сухая погода. Знаете, что ещё надо было сделать? — с сожалением произнёс он, когда они уже выскочили в параллельный переулок. — Надо было лифт с первого этажа отправить наверх.
— Остроумно. Но, как говорится, задним умом мы все крепки.
— Отчего же, — не согласился Ваня, — я это ещё там придумал. Но вы летели, как ошпаренные. А командир у нас — Ветров, я уж боюсь слово вставить.
— Ребята, не ссорьтесь, просто Сашка лучше всех эти места знает. Правда?
— Да, моя бабушка здесь рядом жила. Когда я был маленький, родители иногда привозили меня к ней на каникулы, и мы с местными ребятами играли в этих дворах в прятки. Тут ещё много таких «хитрых» домов. Правда, тогда не было домофонов, даже кодовые замки — не везде, и мы скакали по чужим подъездам, как у себя дома.
По Калошину переулку они благополучно вернулись на Старый Арбат. Место встречи с таинственным незнакомцем было так близко, что вероятность столкнуться с преследователями казалась уже просто нулевой.
И у самого входа в кафе Ваня сказал, как выдохнул:
— Оторвались.
— Похоже, что да, — согласился Саша, широко улыбаясь, ведь главная заслуга была его.
Расположившись за свободным столиком у стенки, ребята еще раз огляделись. Никто пока не ждал и не искал их.
— Кофе что ли себе заказать, или чего посущественнее? — вслух размышлял Саша. — Я с утра толком ничего не ел.
Как будто услышав Сашины слова, из полумрака материализовался официант и протянул им три экземпляра меню.
— Хватит одного и не уходите, пожалуйста, — попросил Саша, — мы очень быстро сделаем заказ. — Потом повернулся к ребятам: — Есть будете?
— То же, что и ты, — коротко сказал Ваня.
— А я не хочу, — отрицательно покачала головой Аня. — Я дома перекусила. Но кофе выпью с удовольствием.
Саша кивнул и, пролистав меню быстрее, чем вахтер просматривает паспорт, объявил официанту:
— Два салата из морепродуктов, два лангета, апельсиновый сок на всех и три кофе. Двойных.
— Зачем двойных? — удивилась Аня.
— Для бодрости. Может, нам и спать-то сегодня не придётся.
— Ты оптимист, однако, Александр. Но почему никто к нам не подходит? — Ваня почувствовал ритм в двух случайно оказавшихся рядом фразах, и автоматически продолжил: — А за окном цветущий олеандр, и в синем море белый пароходик…
— Оболенский, ты бредишь? — удивлённо посмотрел на друга Саша.
— Нет, просто от скуки сочиняю стихи.
Аня невольно улыбнулась, но в целом она не одобряла столь легкомысленного настроя.
— Ну, а действительно, скоро уже половина шестого. Где твой незнакомец? — спросил Саша.
— Уж полночь близится, а Германа всё нет, — сказал Ваня, но его не удостоили ответом.
— Возможно, он уже здесь, — тихо проговорила Аня, — просто не торопится подойти. Присматривается.
— Зачем? — Ваня внимательно обвёл глазами небольшой зал. Посетителей было всего человек десять, от силы двенадцать. — Интересно, который из них Герман? — бормотал он, вглядываясь теперь в каждого по отдельности.
— Что ты крутишь головой, как сова, — возмутилась Аня. — Сиди и жди. Он же сказал, что сам подойдёт к нам.
— Так прямо и сказал? — Ваня обиженно фыркнул, — Что-то я первый раз об этом слышу…
Анина реакция расстроила его, и, чтобы как-то отвлечься, Иван взял в руки солонку и стал с преувеличенным вниманием её рассматривать. А солонка-то была самая обычная, белая, с дырочками наверху.
— Что ты её так рассматриваешь? — усмехнулась Аня. — На ней узоров нет, и цветы не растут. Или ты ищешь в ней подслушивающее устройство?
Вот тут уже Аня одержала победу на его поле, и Ване стало совсем обидно, но ситуацию разрядил официант с подносом, вновь как-то очень внезапно нарисовавшийся из ниоткуда.
— Простите, — поинтересовался Ваня. — Вас не Германом зовут?
— Нет, — растерялся официант, — Герман уволился ещё в том месяце.
— Ах, извините, ради бога! Какая досада!
Анюта прыснула, и Ваня, торжествуя свою маленькую победу, с аппетитом принялся за любимый салат. Друзья давно и хорошо знали вкусы друг друга и, по счастью, они во многом совпадали. Пирожные, например, были общей страстью, но на этот раз решено было от них отказаться. Анюта чисто по-женски заботилась о фигуре, а мальчишки играли якобы в аскетизм. Короче, ограничились легкими крекерами.
Всё было действительно очень вкусно, а крепкий кофе распространял вокруг пленительный аромат.
Аня даже сама на себя удивилась: «К чему было так раздражаться из-за ерунды? В конце концов, чувства юмора нельзя терять ни в какой ситуации — это истина абсолютная. А Ванька действительно остроумный и вообще симпатичный парень. Да и вёл он себя в принципе нормально. Ну, пытался найти этого персонажа в зале. Так я ведь и сама полагаю, что он уже здесь…»
Аня сидела более удачно, ей не надо было вертеть головой, и пока ребята увлечённо поглощали свой ужин, она потихоньку наблюдала за посетителями. Один из них практически сразу привлёк её внимание. Молодой мужчина, лет тридцати двух — тридцати пяти. Он сидел в противоположном углу зала и читал очень серьезную газету — «Ведомости». Перед ним грустила нетронутая чашка кофе и маленькая тарелочка с таким же позабытым пирожным. Газету он читал уже не менее пятнадцати минут, ни разу не перевернув страницу. Текста на этой большой, полноформатной полосе, конечно, много, но Аня знала по своему отцу-бизнесмену: «Ведомости» так не читают — их просматривают.
— Неплохой обед получился, — удовлетворённо произнёс Ваня, отодвигая от себя пустые тарелки.
— Вполне приличный, — Саша посмотрел на часы и процитировал: — «В Берлине так поздно обедают, что никогда нельзя понять: что это — поздний обед или ранний ужин».
Придвинув к себе чашку кофе, Ваня добродушно протянул:
— Да… не пришёл наш собеседник. Или не дождался нас. Ну, ладно, хоть какая-то польза от посещения этого заведения есть, — и он похлопал себя по животу.
Аня хитро улыбнулась и спросила Ваню:
— Ну что, ты подобрел?
— Вполне, — кивнул он. — Можешь ругать меня сколько хочешь. Но только до тех пор, пока я снова не проголодаюсь.
Ваня сделал глоток горячего кофе и, глядя на Аню, задушевно произнёс:
— Что можно наскоро стихами молвить ей?
Мне истина всего дороже.
Подумать не успев, скажу:
«Ты всех милей».
Подумав, я скажу всё то же.
— Это ты мне стихи прочитал? — Аня удивлённо смотрела на друга.
— Конечно, — расплывшись в улыбке, ответил он. — Пушкин Александр Сергеевич.
— Это я поняла. Спасибо за комплимент.
— Это не комплимент, это правда, — Ваня уже без улыбки посмотрел девушке в глаза и вдруг отвёл их, смутившись.
Аня тоже смутилась, но решила спрятать свои чувства за очередной шуткой:
— Я что-то не пойму, это еда на тебя так влияет?
— Не еда, — скорчил рожицу Ваня, — а твоё присутствие.
Саша медленно потягивал кофе и, глядя на друзей с любопытством, думал, чем же всё это кончится.
Финал оказался, как всегда, неожиданным.
Мужчина, запримеченный Анютой, поднялся, свернул свои «Ведомости» в грозную трубочку (Саше вдруг вспомнилось некстати, что английские футбольные фанаты таким образом маскируют перед дракой бейсбольные биты) и медленно, но абсолютно однозначно направился к столику ребят. Ваня сидел почти спиной к залу и, единственный, не видел происходящего, поэтому девушка резко и даже больно ткнула его локтем в бок.
— Ты чего? Это в благодарность за стихи?
Потом он оглянулся и ахнул:
— А вот и Герман!
«Герман» был невысокого роста с короткими тёмно-русыми волосами и довольно приятной в целом внешностью. Черты лица его были правильными, и оттого плохо запоминались. Особо выделялись только глаза. Они словно улыбались сами по себе, независимо от губ, в них всё время сверкали странные шалые искорки. Опрятная, но невзрачная одежда тоже мало о чем говорила: водолазка, брюки, куртка — всё каких-то черно-серых тонов. Подойдя к столику вплотную, мужчина улыбнулся и спросил запросто:
— Присесть разрешите?
— Не вопрос, — от волнения Саша выбрал какой-то полублатной вариант ответа.
Незнакомец сел и сообщил:
— Это я вам звонил.
— А мы уж думали… — начал Ваня. — В общем, мы давно здесь сидим.
— Я знаю, я пришёл еще раньше. Просто не хотел вам мешать, пока вы кушаете. Я же видел, как вы проголодались.
«Бред какой-то! — мелькнуло в голове у Саши. — Сколько времени потеряно! И мы продолжаем его терять. О чём он говорит?!»
А Ване наоборот понравился ход мыслей таинственного незнакомца. Тремя короткими фразами он сумел расположить его к себе. И возникшее, было, напряжение сразу отступило.
— Да, действительно, — подтвердил Ваня, — мы с шести утра ничего толком не ели.
«Какая солидарность, когда дело касается еды, — удивилась Аня. — Я-то думала у мужиков дело превыше всего. А у них, оказывается, еда — главное…»
Эти мысли прервал сам незнакомец:
— А вы весьма наблюдательны, Аня. Я заметил, что вы следили, как я слежу за вами.
— «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю» — был такой фильм, — пробормотал Саша хмуро.
«Правильно Сашка насторожился, — думала Аня. — Оболенский, романтик, уже готов довериться этим странным смешливым глазам. Он и меня пытается обаять, по имени называет. Знакомая тактика, тут надо быть на чеку. И главное понять, что ему от нас надо. А он резину тянет… Специально? Может, ждёт кого-то ещё?»
— Вы хотели с нами поговорить, — жёстко напомнила она.
Незнакомец улыбнулся ещё обворожительнее, хотя явно понял, что на девушку его чары не действуют.
Саша мысленно поаплодировал Ане и добавил ещё жестче:
— Мы Вас слушаем.
На лице мужчины отразилась озабоченность. Улыбка исчезла, и только странные искорки в глазах так и не погасли. Он помолчал ещё немного, как бы собираясь с мыслями, а затем медленно произнёс:
— Вы, поняли: я хочу поговорить о «Фаэтоне».
Саша машинально сжал в руках сумку с прибором.
Мужчина опять замолчал, вероятно, ожидая ответной реплики, но говорить было пока не о чем. И так ясно, что о «Фаэтоне». Дальше что?
— Я хочу обратиться к вашему благоразумию, — выдавил он из себя.
И тут не выдержал Ваня:
— Не надо о высоких материях. Давайте по делу!
Незнакомец болезненно сморщился от такой бестактности, и ребята вдруг поняли, что он не время тянет и не кривляется, а ему действительно тяжело говорить, у него беда какая-то… Ване сделалось неловко.
— «Фаэтон» может принести вам много неприятностей, — незнакомец подбирался всё ближе и ближе к тому главному, что хотел сообщить.
— Мы это уже поняли, — спокойно ответила Аня.
— Отдайте его мне, и все ваши проблемы исчезнут, — выпалил он, наконец.
— Как это — отдать его вам? — заморгал глазами Ваня.
— Да Вы, собственно, кто такой? — в свою очередь налетела Аня, с вызовом глядя в глаза мужчине.
— И с какой стати мы должны отдавать прибор вам? — спокойно, но твердо задал свой вопрос Саша.
— Вы хотите знать, кто я? — незнакомец спрашивал удивленно: то ли его все должны были узнавать сразу, как телезвезду, то ли — наоборот, он был глубоко засекречен и права не имел раскрывать свою личность кому попало. — Да я же…
Но фраза так и повисла в воздухе. Таинственный человек вдруг как-то весь напрягся и замолчал, словно его выключили. Глаза внезапно потухли, и это было страшно. Он смотрел мимо ребят, в сторону выхода.
И тогда Аня, Саша и Ваня, не сговариваясь, посмотрели туда же.
В дверях стояли те двое, от которых они совсем недавно с таким блеском улизнули.
— Мы попали, — тихо сказал Ваня.
— Быстро отвернитесь! — зашептал Саша. — Они ещё не видят нас. Тут мало света… Пусть у нас будет хоть пять секунд лишних на раздумья.
Незнакомец сидел всё так же неподвижно, скованный ужасом, и Саша вдруг понял, отчего потухли искорки в его глазах. Как-то он заходил к маме, в её отделение урологии, там лежал больной с почечной коликой — у него были такие же нереально черные глаза со зрачками во всю радужку. Но Саша только слышал раньше, что от страха бывает так же, как и от боли.
Потом незнакомец медленно встал и, будто сомнамбула, двинулся в сторону, противоположную входу. Конечно же, там была другая дверь. И не привлекая ничьего внимания, мужчина скрылся, растворился, исчез — как привидение, просочившееся сквозь стену.
Ребята заворожёно следили за этой сценой, и все трое думали об одном и том же: не повторить ли им самим подобный трюк? Переглянувшись, они поняли друг друга без слов: нет, слишком опасно, там может быть ловушка. Они ведь даже не успели узнать, кем он был, этот чудаковатый незнакомец…
Тем временем двое «знакомцев» уже шли по залу в их сторону…
— Заметили? Похоже, заметили, — то ли подумала, то ли вслух прошептала Аня. — Что делать?
И тут Ваня поднялся, покачиваясь, как пьяный, и громко крикнул заплетающимся языком:
— Офисант! Быстр сюда, офсант!
Все сидящие за столиками обернулись на этот неожиданно громкий призыв и затихли, сгорая от любопытства.
И монолог, произнесенный Иваном, не оставил публику равнодушной. Но пощадим нравственность наших читателей и не станем приводить его здесь. Поверьте, запас весьма специфических слов и идиоматических конструкций оказался у Оболенского намного богаче, чем могли предположить его друзья, привыкшие в последнее время общаться между собой исключительно на «великом и могучем». Досталось и обслуге, и повару, и хозяевам этого… совсем некудышного заведения.
Официант, мирно беседовавший с барменом, сначала вздрогнул, напрягся, потом присмотрелся, оценил масштаб бедствия, и начал готовиться к достаточно привычной операции.
Поддержал друга и Саша. Он был не так артистичен, но шума и некоторой оригинальности в выражениях добавил. Аня поняла, что пора и ей включаться в игру, правда с лексиконом было у нее тяжеловато, зато с криками и визгами вышло совсем неплохо.
Еще бы чуть-чуть, и участниками скандала стали практически все посетители, но тут официант, наконец, посчитав деньги, оставленные ребятами на столике, и получив сигнал готовности от помощников, громко скомандовал:
— Борька, Вадим! Вперед!
Два здоровенных бугая с угрюмыми лицами проследовали пружинистой походкой к столику разбушевавшихся клиентов. Такие в разговоры не вступают. Доступна ли им вообще человеческая речь? На работе — уж точно нет.
Оставались последние секунды, и небывалое вдохновение накатило на Ваню. Он влез на стул, подбоченился, гордо поднял голову и стал похож на императора Нерона, который во время страшного пожара в Риме стоял вот так на высокой горе недалеко от города и просто наблюдал. Поговаривали, что Нерон сам поджёг Рим лишь для того, чтобы испытать чувства троянского царя Приама в момент гибели Трои и правдоподобнее сыграть его роль на сцене. Нерон был не только тираном, но и прекрасным актёром. Перед смертью, закалывая себя мечом, он воскликнул: «О боги! Какого великого артиста теряет в моем лице человечество!»
«Как похож!» — думала Аня.
Ассоциация была не случайной: однажды еще в школьном театре они делали попурри из классических сцен от античности до наших дней, и Ваня изображал как раз Нерона.
Когда вышибалы уже сняли дебошира со стола и быстро понесли к выходу, он кричал:
— О, жалкие, ничтожные свиньи! Какого артиста вы хотите выбросить на помойку!
Публика аплодировала.
— Никогда еще не слышала более восхитительной отсебятины! — успела шепнуть Аня Саше, и тут вернувшиеся добры молодцы, подхватили под белы руки их обоих и вышвырнули на улицу следом за Ваней.
К счастью никто не пострадал, падая на тротуар — успели сгруппироваться, а потом, обернувшись к вышибалам, дружно сказали:
— Спасибо!
Здоровяки ничего не поняли, но объясняться было решительно некогда, ребята только еще успели услышать, как подошедший официант говорил охранникам:
— Я сразу понял, что это психи. Еще и Германа зачем-то спрашивали…
А позади в дверях толпились поклонники Ивана Оболенского, и прорваться сквозь их заслон тем двоим было совершенно невозможно. Скорей всего, преследователи уже выбрали обходной путь — через служебный вход.
Счет опять пошел на секунды.
Глава 16
ОТПЛЫТИЕ
Солнце клонилось к закату. Возле причала на Ниле стоял большой корабль-ладья. С высоко поднятыми носом и кормой он был похож на полумесяц. Всю его обшивку украшал разноцветный орнамент, а в передней части таращились два глаза удлинённой формы — по одному с каждого борта — главный оберег судна от возможных опасностей. Этот величественный корабль принадлежал лично Нефертити. И сейчас люди на нём готовились к отплытию. Вокруг шла обычная суета: рабы тащили на плечах запасы продовольствия, кормчий проверял, всё ли в порядке с рулевым управлением и вёслами, расторопные слуги заводили лошадей в денник. За работой зорко следил капитан. Он периодически покрикивал на тех работников, которые вдруг начинали медлить, и давал ценные указания слугам.
Но вот приготовления закончены. Гребцы заняли свои места у боковых вёсел, кормчий — у рулевого весла, а капитан взобрался на верхнюю рею, чтобы осмотреть перед отплытием водный простор и прикинуть правильтный маршрут. Разлив реки начался совсем недавно, и кое-где ещё оставалось мелководье. В любое время года, а в это особенно, капитану часто приходилось взбираться на мачту и оттуда наблюдать за рекой. Также во время путешествия он постоянно должен был следить за глубиной, чтобы не сесть на мель. Пока судно двигалось по Нилу, капитан то и дело стоял на носу и длинным шестом промерял глубину.
Великую реку Нил, текущую с юга на север и впадающую в Средиземное море, египтяне называли Итеру, что означало просто «река». Судам, двигающимся по течению, не нужно было поднимать паруса: течение само несло судно в нужном направлении, а для скорости использовались ещё и гребцы. Корабли, шедшие в обратном направлении, обязательно поднимали паруса, а ветер здесь почти всё время дул с севера на юг.
Судно, на которое поднялись Джедхор, Апуи и еще несколько слуг, подняло огромный прямоугольный парус, чтобы направиться в сторону столицы. Слуги разместились в маленьких каютах в кормовой части корабля, а Джедхор и Апуи направились в большую центральную кабину-каюту, специально предназначенную для знатных пассажиров. Просторное помещение состояло из нескольких комнат. Одну из них занял Апуи, другую, наиболее богатую, — Джедхор. Третья комната служила столовой. Там, на красивом резном столике уже стояли напитки и еда.
Капитан отдал команду об отплытии, и корабль тронулся в своё долгое путешествие по Нилу. Джедхору и его слуге предстояло провести на этом судне не один день, ведь от Меннефера до столицы было очень-очень далеко.
Но вот приготовления закончены. Гребцы заняли свои места у боковых вёсел, кормчий — у рулевого весла, а капитан взобрался на верхнюю рею, чтобы осмотреть перед отплытием водный простор и прикинуть правильтный маршрут. Разлив реки начался совсем недавно, и кое-где ещё оставалось мелководье. В любое время года, а в это особенно, капитану часто приходилось взбираться на мачту и оттуда наблюдать за рекой. Также во время путешествия он постоянно должен был следить за глубиной, чтобы не сесть на мель. Пока судно двигалось по Нилу, капитан то и дело стоял на носу и длинным шестом промерял глубину.
Великую реку Нил, текущую с юга на север и впадающую в Средиземное море, египтяне называли Итеру, что означало просто «река». Судам, двигающимся по течению, не нужно было поднимать паруса: течение само несло судно в нужном направлении, а для скорости использовались ещё и гребцы. Корабли, шедшие в обратном направлении, обязательно поднимали паруса, а ветер здесь почти всё время дул с севера на юг.
Судно, на которое поднялись Джедхор, Апуи и еще несколько слуг, подняло огромный прямоугольный парус, чтобы направиться в сторону столицы. Слуги разместились в маленьких каютах в кормовой части корабля, а Джедхор и Апуи направились в большую центральную кабину-каюту, специально предназначенную для знатных пассажиров. Просторное помещение состояло из нескольких комнат. Одну из них занял Апуи, другую, наиболее богатую, — Джедхор. Третья комната служила столовой. Там, на красивом резном столике уже стояли напитки и еда.
Капитан отдал команду об отплытии, и корабль тронулся в своё долгое путешествие по Нилу. Джедхору и его слуге предстояло провести на этом судне не один день, ведь от Меннефера до столицы было очень-очень далеко.
Глава 17
ПОГОНЯ
Двух красавцев-жеребцов сирийских кровей вывели с корабля и запрягли в богато украшенную колесницу. Кони стучали копытами и встряхивали гривами. Им не терпелось размять затёкшие мышцы. Долгое путешествие на корабле в тесном деннике было весьма тяжёлым для них испытанием. Джедхор и Апуи взошли на колесницу. Хозяин взял в руки поводья и, взмахнув золотой плетью, направил лошадей к большому городу, что стоял на возвышенности.
Город располагался на правом берегу Нила и был окружён высокими стенами, с множеством каменных входов. Он носил название Опет, что означало «святилище». Позднее Гомер назовёт его стовратными Фивами. А в более древние времена, когда он ещё не был столицей и назывался Уасет, как IV Ном Верхнего Египта, на территории которого располагался. Затем, в эпоху Нового царства сделался столицей Египта и получил громкое и достойное имя — Опет. Здесь возвышались два огромных храмовых комплекса в честь главного бога Та-Кемет — Амона-Ра.
Опет был поделён на две части: Опет Амона и Южный Опет. В Южном Опете Аменхотеп III, отец Эхнатона, приказал возвести огромный храмовый комплекс, посвящённый Амону-Ра на месте маленького полуразрушенного храма Амона. А в Опете Амона стоял древний храмовый комплекс Амона, построенный ещё Тутмосом III. Оба комплекса, старый и новый, были соединены между собой аллеей сфинксов, по обеим сторонам которой стояли официальные здания и дворцы, окружённые пышными садами.
Вообще, отец Эхнатона очень активно занимался строительством, особенно здесь, в Фивах. Он превратил столицу в цветущий сад с множеством деревьев и цветов, среди которых возвышались дворцы, храмы и золотые обелиски.
На противоположной стороне Нила, на левом его берегу, расположилась Долина царей и Долина цариц, где нашли успокоение бывшие властители Великой Та-Кемет. Там же, на левом берегу, раскинулся ещё один город, окружённый огромной кирпичной стеной, высота которой составляла около двадцати метров, а ширина у основания — около пятнадцати. Стена почти полностью скрывала всё, что было за ней. Этот город выглядел как неприступная крепость. За мощными воротами находились три царских дворца, построенные Аменхотепом III. Свою резиденцию он приказал возвести к югу от своего же огромного заупокойного храма. Один из дворцов принадлежал его царственной супруге Ти, матери Эхнатона. И у других членов семьи были свои дворцы и дома. Роскошные виллы визиря, царского казначея и главного управляющего стояли чуть поодаль. Резиденцию Аменхотепа III обрамлял пышный сад, где росли пальмы, платаны, ивы, акации, гранаты, многие другие деревья. Тут же раскинулось живописное озеро, поражающее размерами: ведь это был пруд, вырытый по приказу владыки для его супруги Ти. Всего за пятнадцать дней строители сотворили настоящее чудо: три тысячи семьсот локтей в длину и семьсот в ширину. Работы велись во время разлива Нила, и глубокий канал соединял озеро с рекой, а высокие плотины удерживали в нём воду. Аменхотеп III, чтобы доставить удовольствие великой царственной жене Ти, объявил праздник по окончании работ. Большая процессия двинулась к озеру, и после официальной церемонии открытия Аменхотеп III и Ти взошли на великолепную барку под названием «Отблеск Атона», построенную специально для царицы, и торжественно поплыли. По берегу за баркой следовали музыканты и танцоры с весёлыми песнями и танцами. Событие это Аменхотеп III решил сделать ежегодным, объявив, что отныне все жители Великой Та-Кемет 4 октября будут отмечать праздник Озера, непременным атрибутом которого станут пир и развлечения.
Город располагался на правом берегу Нила и был окружён высокими стенами, с множеством каменных входов. Он носил название Опет, что означало «святилище». Позднее Гомер назовёт его стовратными Фивами. А в более древние времена, когда он ещё не был столицей и назывался Уасет, как IV Ном Верхнего Египта, на территории которого располагался. Затем, в эпоху Нового царства сделался столицей Египта и получил громкое и достойное имя — Опет. Здесь возвышались два огромных храмовых комплекса в честь главного бога Та-Кемет — Амона-Ра.
Опет был поделён на две части: Опет Амона и Южный Опет. В Южном Опете Аменхотеп III, отец Эхнатона, приказал возвести огромный храмовый комплекс, посвящённый Амону-Ра на месте маленького полуразрушенного храма Амона. А в Опете Амона стоял древний храмовый комплекс Амона, построенный ещё Тутмосом III. Оба комплекса, старый и новый, были соединены между собой аллеей сфинксов, по обеим сторонам которой стояли официальные здания и дворцы, окружённые пышными садами.
Вообще, отец Эхнатона очень активно занимался строительством, особенно здесь, в Фивах. Он превратил столицу в цветущий сад с множеством деревьев и цветов, среди которых возвышались дворцы, храмы и золотые обелиски.
На противоположной стороне Нила, на левом его берегу, расположилась Долина царей и Долина цариц, где нашли успокоение бывшие властители Великой Та-Кемет. Там же, на левом берегу, раскинулся ещё один город, окружённый огромной кирпичной стеной, высота которой составляла около двадцати метров, а ширина у основания — около пятнадцати. Стена почти полностью скрывала всё, что было за ней. Этот город выглядел как неприступная крепость. За мощными воротами находились три царских дворца, построенные Аменхотепом III. Свою резиденцию он приказал возвести к югу от своего же огромного заупокойного храма. Один из дворцов принадлежал его царственной супруге Ти, матери Эхнатона. И у других членов семьи были свои дворцы и дома. Роскошные виллы визиря, царского казначея и главного управляющего стояли чуть поодаль. Резиденцию Аменхотепа III обрамлял пышный сад, где росли пальмы, платаны, ивы, акации, гранаты, многие другие деревья. Тут же раскинулось живописное озеро, поражающее размерами: ведь это был пруд, вырытый по приказу владыки для его супруги Ти. Всего за пятнадцать дней строители сотворили настоящее чудо: три тысячи семьсот локтей в длину и семьсот в ширину. Работы велись во время разлива Нила, и глубокий канал соединял озеро с рекой, а высокие плотины удерживали в нём воду. Аменхотеп III, чтобы доставить удовольствие великой царственной жене Ти, объявил праздник по окончании работ. Большая процессия двинулась к озеру, и после официальной церемонии открытия Аменхотеп III и Ти взошли на великолепную барку под названием «Отблеск Атона», построенную специально для царицы, и торжественно поплыли. По берегу за баркой следовали музыканты и танцоры с весёлыми песнями и танцами. Событие это Аменхотеп III решил сделать ежегодным, объявив, что отныне все жители Великой Та-Кемет 4 октября будут отмечать праздник Озера, непременным атрибутом которого станут пир и развлечения.