Ребята переглянулись между собой
   — Владычица не стала уничтожать духи, как советовали ей посланцы богов? — удивился Саша.
   — Во-первых, аромат противоядия оказался еще более прекрасным, чем у яда. Как же уничтожать такую прелесть? — озорная улыбка промелькнула на лице царицы, потом оно вновь сделалось серьезным. — А во-вторых, боги подсказали мне иной путь. Я положила духи в гробницу Тутанхамона. Два изящных алебастровых флакона стоят теперь рядом с саркофагом, и если кто-нибудь потревожит вечную обитель владыки, то яд во флаконе будет тем наказанием, которого заслуживает этот преступник.
   В пещеру вернулся Апуи.
   — Буря практически стихла, мы можем снова двигаться в путь, — поведал он.
   — Хорошая новость, добрая новость, — бодро откликнулся Джедхор. — Ты осмотрел окрестности?
   — Да, — ответил слуга. — Врагов нигде не видно. Если они не сумели добраться до скал, то… — он развёл руками. — Вряд ли выжили в этой стихии.
   — Подождём ещё немного для верности и двинемся, — сказал Джедхор.
   Ребята тем временем отошли в сторону и тихо беседовали между собой. Аня была крайне взбудоражена последними словами Анхесенамон:
   — Нет, вы слышали, что она нам рассказала?! Вы понимаете, что мы натворили?!
   — О чём ты? — спросил Ваня. — Ну, поставила отраву в гробницу. Это не хуже, чем в огонь. Кто туда влезет в ближайшие две тысячи лет?
   — Проклятие Тутанхамона… — пробормотала Аня, словно сама с собой разговаривала.
   — Что? Что ты сказала? — не поняли ребята.
   — Я говорю о проклятии Тутанхамона, — начала объяснять девушка. — Вы, наверно, не знаете, а я и на экскурсии слышала и потом читала об археологе Говарде Картере, который нашёл гробницу Тутанхамона. Неужели вы не слышали? Это была очень скандальная история. Те, кто первыми вошли в гробницу, вскоре умерли.
   Ребята просто оцепенели.
   — Очень много написано на эту тему, — продолжала Аня, — и предположений выдвигалась масса. В проклятии Тутанхамона так и сказано: кто потревожит гробницу — умрёт. Некоторые даже уверяли, что это древнее заклятие жрецов. И что особенно интересно, сами египтяне, никогда не грабили эту гробницу, она единственная осталась не тронутой до двадцатых годов прошлого века.
   Ваня почесал в затылке и произнёс с известной долей гордости:
   — Короче, те, кто вместе с этим Картером вскрыл гробницу, обнаружили флакон с нашими российскими отравленными духа?ми и любопытства ради открыли его?
   — Скорее даже не так, — предположил Саша. — Притертая пробка — это вам не вакуумно-плотная упаковка. Весь препарат за тысячи лет давно улетучился из флакона, и вирус равномерно заполнил атмосферу внутри гробницы. Первые надышались, потом всё выветрилось.
   — Но в любом случае, — подхватила Аня, — я же говорила этому Максиму, что вирус не умрёт, а будет жить своей жизнью. Вот вам и результат!
   Что тут было возразить? Саша перевёл взгляд на «Фаэтон».
   — Осталось пятнадцать минут, — сообщил он. — Мы хоть теперь обсудим, что будем делать там, на чердаке.
   — А всё равно получится экспромт, — с печальной мудростью заметил Ваня.
   — Погоди, но ты хоть представляешь, за что там цеплять нашу лестницу?
   — Решим на месте, — отмахнулся Ваня. — Я не хочу сейчас об этом думать.
   Ваня был крайне рассеян и смотрел только на Анхесенамон. Саша окинул его скептическим взором и повернулся к Анюте:
   — А ты как считаешь?
   — Ну, если взяли отсюда лестницу, значит, и крепеж к ней можно найти здесь, — проявила девушка неожиданную техническую смекалку.
   — Прекрасная мысль, — согласился Саша.
   Он вспомнил, как слуги пытались чинить отскочившее колесо, и обратился к Джедхору. Вскоре им принесли тяжелый медный молоток и несколько довольно острых бронзовых клиньев.
   — Ну, хорошо, — по-деловому сказала Аня. — Уйдем мы через окно, оторвемся от преследователей. А дальше что?
   — Знаешь, — ответил Саша, — Оболенский прав: всё равно будет экспромт. Это как перед отъездом куда-нибудь: переносишь важное дело всё ближе к последнему дню, и наконец, понимаешь, что займшься им только после возвращения. У меня так часто бывает. Вот и теперь, здесь, в Египте, мы ничего не придумаем, надо сначала вернуться…
   — Ветров, — сказал Ваня, — я не хочу отсюда уезжать. Во всяком случае, через десять минут — это слишком рано.
   — Ты с ума сошёл? — тихо спросил Саша.
   — Нет, я уже почти понял, как перенастроить этот прибор. Не слишком сложная проблемка. Сначала мы отменяем заданное время возвращения — это вообще делается одной кнопкой…
   Саша стремительно выдернул «Фаэтон» из рук Вани.
   — Да не бойся ты, — сказал Ваня как-то вяло, почти сонно. — Не стану я этого делать, не согласовав с вами. Просто мне кажется, что мы в ответе за Анхесенамон. Нельзя её бросать тут, в пещере. Она такая… — он поднял руки, словно молил богов подсказать ему нужные слова. — Воздушная, нереальная, недосягаемая… и одновременно такая доверчивая, нежная, хрупкая, беззащитная… Обидеть её — грех великий. Не влюбиться в неё может только совсем бесчувственный человек. А уж если она полюбит, то это навсегда, это — абсолютная преданность, неведомая нашим современницам…
   — Проснись, Оболенский! Спустись на землю, — Саша ткнул его в бок довольно резко.
   Иван словно и не почувствовал, он только всё так же медленно, вяло повернул голову к Саше на пару секунд и вновь стал смотреть на Анхесенамон.
   — Мы очень скоро все вместе не просто спустимся на землю, а рухнем на неё, и земля будет холодной, жесткой и грязной… Зачем же торопить события? — рассуждал он, ни кому конкретно не обращаясь. — А сейчас… Разве я не прав? Девушки нашего мира уж больно самостоятельные. Феминистки. Их даже защищать не интересно. Сами могут за себя постоять. Анхесенамон — вот идеал женщины! Её хочется оберегать, драться за неё, охранять от всех бед и напастей. Рядом с ней чувствуешь себя настоящим мужчиной. А добиться её взаимности — это высокая, трудная и во всех отношениях достойная цель…
   Аня скептически улыбалась, слушая Ивана, но она лучше, чем кто-нибудь, понимала, что спорить с ним сейчас бесполезно. И даже опасно.
   Запоздалая влюбленность накатила на Ваню тяжелой, удушливой волной, а он и рад был подчиниться этому безумию. Конечно, он придумал себе эту красивую и необычную любовь — даже не с первого, а со второго взгляда. Но такой уж у него был характер. Иван Оболенский — великий мастер выдавать желаемое за действительное. Ещё секунда, другая, и он, распрощавшись с друзьями, решит остаться здесь. Нет, это не будет прямым подражанием Ане, скорее подсознательным копированием её поведения в той, первой экспедиции. В тот невыносимо грустный момент прощания юный рыцарь Анри и вправду был для Анюты дороже обоих миров вместе взятых. И сейчас Ване страшно хотелось, чтобы и у него было так же. Это ещё не любовь, а лишь тоска по любви, от начала и до конца придуманная, но такая отчаянная, пронзительная, что может оказаться посильнее иного реального чувства…
   Он всё-таки сказал:
   — Вот возьму и останусь здесь.
   — Только попробуй, — пригрозила Аня.
   А Саша глянул на дисплей «Фаэтона» и скомандовал:
   — Трёхминутная готовность. Давайте прощаться со всеми.
   Обнявшись по очереди с Джедхором и Апуи, они попросили египтян отойти на безопасное расстояние, а сами встали плечо к плечу, как на параде, почти по стойке «смирно».
   — По-моему, Анхесенамон плачет, — сказала вдруг Аня.
   И действительно владычица казалась такой несчастной, такой одинокой и покинутой! Глаза её как будто умоляли: «Не покидайте меня! Мне будет так страшно без вас в чужой стране!»
   — Я должен что-то сделать для неё, — решительно проговорил Ваня.
   Анюта насторожилась. Саша приготовился к любым неожиданностям. А Ваня вдруг открыл свою сумку, достал оттуда ручку, выдернул лист из тетрадки и начал быстро-быстро писать.
   Саша заглянул через плечо. Конечно, это были стихи.
   — Она не поймёт, — тихо сказал он другу.
   — Неважно, — буркнул тот, продолжая чиркать по бумаге. — Она почувствует. Думаю, больше никто и никогда не напишет ей такого.
   — Ещё бы! — не удержалась Аня. — Ведь до рождения Пушкина так много веков!
   — Это не Пушкин, — бросил Ваня, даже не обидевшись, ему было некогда.
   Наконец, он закончил, подбежал к Анхесенамон и, протянув ей листок, встал на одно колено. Анхесенамон приняла загадочный дар чужеземца, Ваня припал губами к руке царицы и замер, словно впадая в транс.
   — Назад! Быстро! — закричал Саша.
   Ваня встрепенулся, но еще на мгновение задержал руку Анхесенамон в своей ладони, и лишь потом порывисто вскочил. Оказавшись рядом с ребятами, он в последний раз посмотрел в глаза царицы. Они были полны слёз. Они были прекрасны… даже сквозь пелену белого-белого тумана…
   Густое молочное облако образовалось в том месте, где стояли трое чужестранцев. Потом оно стало серебристым, полупрозрачным, мерцающим, и, наконец, рассеялось полностью…
   Анхесенамон стояла с тончайшим «папирусом» в руках, смотрела на непонятные знаки, и крупные слёзы катились по её бледным щекам, катились и капали на этот странный листок. Быть может, мудрецы и расшифруют эти таинственные символы, но юной владычице было понятно и без них, что здесь написано признание в любви:
 
Я слышу зов Отчизны дальней
И покидаю край чужой;
В час незабвенный, в час печальный
Стою я здесь перед тобой. 
 
 
Мои волнующие руки
Тебя желают удержать;
Томленье страшное разлуки
Мой стон молит не прерывать.
 
 
Но здесь, увы, где неба своды
Сияют в блеске голубом,
Где тень олив легла на воды,
Явилась ты лишь сладким сном. 
 
 
Ты, как мираж, ты, как виденье,
Исчезнешь в хаосе времён;
Твой взор ловлю хоть на мгновенье,
А в сердце слышится лишь стон. 
 
 
Твоя краса, твои страданья
Исчезнут в дымке голубой.
А с ними поцелуй свиданья…
Но жду его, он за тобой…
 

Глава 56
ЧТО ДАЛЬШЕ?

   Временной зазор между исчезновением людей и предметов, «улетающих» в далекие века, и возвращением их назад чисто теоретически измерялся в микросекундах, то есть практически равнялся нулю — путешественники в свои и чужие прошлые жизни возвращались ровно в ту же точку на оси времени. Однако на деле наблюдающие со стороны люди становились свидетелями достаточно долгого процесса: вокруг объекта перемещения начинал клубиться туман, становясь всё гуще, превращаясь в сплошное непроницаемое для глаза облако и, наконец, таял, исчезая полностью. Затем, с видимым разрывом в несколько секунд абсолютно прозрачный воздух вновь затуманивался, и события раскручивались, как в кино, если плёнку запустить обратным ходом. На финише, разумеется, из облака мог появиться и совсем другой человек или тот же, но трудно узнаваемый — из-за причёски, одежды, загара, грязи, порою сильных увечий, а иногда — были и такие случаи — возвращался попросту труп.
   И время от фактического «отлета» до прибытия исчислялось таким образом уже несколькими минутами.
   Сам Рафаэлич в эти минуты не любил стоять возле стартовой площадки и ждать, с содроганием гадая: вернётся — не вернётся, и кто вернётся. Он предпочитал ждать окончания очередного эксперимента у себя в кабинете и приходил поздравить вернувшихся или посочувствовать коллегам уже по звонку подчиненных. Он вёл себя, как нормальный отец в ожидании загулявших допоздна детей: отвлекался на другие дела и не думал о самом страшном. Роль заботливой и нервной мамы, бегающей от двери к телефону и обратно с трудно сдерживаемым желанием обзвонить все морги, исполняли в Лаборатории другие, чаще всего — начальник службы безопасности генерал Круглов. И на этот раз лично он встречал материализовавшихся из облака Булаева с Соколовым.
   Слава Богу, ребята были живы-здоровы, вот только выражения лиц чуточку подкачали: оба выглядели замученными, расстроенными и виноватыми.
   — Ну, докладывайте, орлы! — сурово сказал Круглов.
   — Задание не выполнено, — как можно более нейтрально постарался произнести Булаев.
   — Почему? — спросил Круглов уже мягче.
   — Мы упустили их и приняли решение возвращаться, так как рисковать собственной жизнью при исчезающе малой надежде на успех сочли нерациональным.
   — Исчезающе малая надежда… — раздумчиво повторил генерал. — Да вы просто поэт, капитан! Хорошо, через два часа представите подробный отчёт. У вас та же задача, старший лейтенант Соколов.
   — Задание понял, товарищ генерал майор, — Максим вытянулся по стойке «смирно», и в египетской одежде смотрелось это достаточно комично.
   А Круглов уже вызвал кого-то по мобильному и спрашивал:
   — Они вернулись? Что?! И вы их упустили? Потрясающе! — он не удержался и начал хохотать.
   В этот момент дверь распахнулась и вошёл Рафаэлич. Он несколько опешил от увиденного, улыбнулся и еще не успел ни о чём спросить, когда Круглов сам, давясь от хохота поведал:
   — Роман, они их опять упустили!
   — Кто — они? — решил уточнить Каюмов.
   — И те, и другие, — генерал ничего не мог с собой поделать и всё продолжал смеяться.
   Рафалич смеяться не стал, только улыбнулся ещё шире и радостней, а вслух выдал одно, но совершенно неожиданное для Максима и Сергея слово:
   — Отлично!
   И никакой иронии в этой короткой реплике. И никакого продолжения.
   Оперативники, провалившие задание и ожидавшие самых серьезных разборок, стояли перед начальством совершенно обескураженные.
   — Разрешите идти? — спросил, наконец, Булаев.
   — Да, конечно, — кивнул Рафаэлич. — Пишите отчёт. Впрочем, постойте, один вопрос. Только честно. Вы не играли с ними в поддавки?
   — Ну, знаете… — обиделся Сергей. — Я там готов был каждому из них шею свернуть!
   — Молодцы, ребята! — ещё раз загадочно похвалил шеф. — Спасибо за отличную работу.
   А уже возле дверей Сергей и Максим успели услышать, как генерал Круглов спросил у Рафаэлича:
   — Ну что, будем брать их здесь по-взрослому?
   — Нет, — ответил Каюмов абсолютно серьезно, — для чистоты эксперимента надо дать им шанс третий раз слетать в прошлое. Два путешестия — это ещё не статистика…
   В коридоре Сергей спросил у Максима:
   — Ты что-нибудь понял?
   — Так, кое-что, — уклончиво ответил Максим. — Я тебе потом объясню. Давай для начала отчет напишем
   — Ладно, — согласился Сергей угрюмо, — но, прежде всего, я бы помылся и переоделся.
   — Разумеется, — не спорил Максим.
   И они зашагали в сторону душа.
 
   — Ну вот, — тихо сказал Ваня, когда белый туман рассеялся полностью, и унылый интерьер чердака проступил, как на только что проявленной фотографии, — будто никуда и не уезжали.
   — А никуда и не уезжали, — проговорил Саша, сразу по-деловому приглядываясь к окну и подоконнику. — Считай, поспали немного и проснулись. Теперь спать некогда.
   Аня молчала, она как-то особенно тяжело переносила эти мгновенные перемещения, и говорить ей совершенно не хотелось. А озираться по сторонам было скучно и бессмысленно: всё то же самое. И проблемы те же.
   Безобразно громкий стук в дверь прервал их ничего не значащую беседу и мигом вывел из печально-философского ступора.
   Саша бросился к окну, на ходу расстегивая сумку и таща лестницу наружу.
   — Штыри давай! Быстро! — крикнул он Ване. — И молоток.
   — Открывайте! — раздалось из-за двери. — Всё равно сломаем, а бежать-то вам некуда!
   Новый сильнейший удар сотряс многострадальную дверь.
   — Ещё пара таких ударов, — сказал Ваня, — и дверь не выдержит.
   Саша начал вколачивать клин в стену под подоконником. Получалось не очень складно, но ведь совсем не было времени подумать. Хорошо еще, что в девятнадцатом веке стены делали деревянные, а не бетонные.
   — Стой! Не так! — прервал его Ваня. — Вбивать надо прямо в подоконник, вертикально и лишь чуть-чуть под углом.
   — Зачем? — не понял Саша в спешке. — Соскочить же может.
   — Вот и хорошо, — странно ответил Ваня. — Делай, как я говорю, и быстрее, быстрее!
   — Я поняла! — обрадовалась Аня. — В этом случае, когда мы слезем вниз, будет возможность сдернуть лестницу и унести с собой.
   — Молодец! — похвалил её Ваня. (Ах, как редко они хвалили друг друга!).
   — Только с собой не обязательно брать, главное — не дать возможности нашим врагам воспользоваться ею, — добавил Саша, который тоже всё понял и теперь вбивал уже второй клин.
   — Ну, давай, Анют, — распорядился Ваня, — полезай первая, как говорится, lady — first[4].
   — Ты не прав, — возразил Саша. — Первый рискует больше. Давай сам вперед. Если всё крепко, тогда уж и Ане можно.
   Ваня, стушевавшись и не говоря больше ни слова, перемахнул через подоконник.
   Дверь трещала от очередного удара.
   — Нормально всё, — крикнул он уже снизу. — По длине чуть-чуть не хватает, но я тебя поймаю, если что. Поторопись, Анют!
   Аня дрожащими руками ухватилась за верёвочную лестницу и начала спускаться.
   — Вниз не смотри, если высоты боишься, — посоветовал Саша.
   Лестница проминалась под каждым шагом, её ужасно мотало из стороны в сторону, как во время качки на корабле. Аня не только не смотрела вниз, она вообще зажмурилась, но кончилось все на удивление быстро. Крепкие руки Вани подхватили её за талию и поставили на чуть покатую крышу одноэтажной пристройки.
   Оба посмотрели наверх. Саши в окне не было.
   — Ну, и где он? — ещё почти спокойно спросила Аня.
   — Задерживается, — машинально ответил Ваня, словно речь шла о чём-то вполне обыденном.
   — Где задерживается?! — глаза девушки округлились, голос срывался на плач.
   — Всё! — он понял, что вариантов нет. — Лезу обратно!
   И уже успел вскарабкаться на несколько ступенек, когда Сашина нога… А Сашина ли? Ну, конечно, Сашина!.. высунулась из окна. А вот и он весь спускается им навстречу, да ещё ворчит по дороге:
   — Прыгайте, прыгайте вниз, что вы здесь толпитесь? Спешить надо!
   Ваня прыгнул первым, выбрав для приземления клумбу — единственное место, где был мягкий грунт, — а не асфальт и повернулся подстраховать Аню, но та лихо спрыгнула рядом и даже устояла на ногах.
   — Подумаешь, высота! — фыркнула она. — С лошади прыгать не многим ниже.
   А Саша, схватив лестницу за нижнюю ступень, встряхивал её, придавая волнообразные движения, и со второй попытки ему удалось лишить врагов важного преимущества.
   — Кинь её сюда, — попросил Ваня.
   — Зачем, — не понял Саша. — Бежать надо как можно скорее.
   — Да ты что! — возмутился Ваня. — Лестница из Древнего Египта. Такой экспонат, а он выбросить хочет!
   — Ладно, — смирился Саша, спихивая лестницу вниз, и прыгая следом. — Только сам потащишь. И чтоб не отставать у меня!
   Он бежал первым, указывая дорогу. Правда, и Сашино знание местных закоулков оказалось несовершенным. Всё так быстро менялось в центре Москвы, что воспоминания детства помогали уже с трудом. Ветров, конечно, бывал здесь и в последние годы, любил иногда ностальгически прошвырнуться по старинным переулочкам. Но что касается проходных дворов, их становилось всё меньше. Достаточно было полгода не побывать где-то — и вот уже на месте арки или прохода — глухой забор, а то и совершенно новый особняк в стиле восемнадцатого столетия. В общем, несколько раз маршрут их стремительного бегства приходилось изменять, дважды — форсировать препятствия в виде чугунных оград, и один раз, миновав шлагбаум, промчаться по закрытой территории под крики охранников солидного банка. Но в итоге всё обошлось, и они вынырнули из путаницы Арбатских дворов на Пречистенку, почти на площадь в двух шагах от величественного подсвеченного в темноте Храма Христа Спасителя. Улица была как-то ненормально пуста для еще весьма не позднего часа. Ребята остановились, посмотрели друг на друга, и Ваня сказал, тяжело дыша:
   — Ну, кажется, оторвались.
   — А дальше-то что? — простодушно спросила Аня.
   Саша пожал плечами. Он тоже не знал ответа на этот вопрос.
   — Слушай! — вспомнил Ваня. — А почему ты там застрял, на чердаке?
   — Весёлая получилась история, — улыбнулся Саша, вспоминая. — Аня уже спускалась, когда один из них проломил дверь и просунул внутрь руку, ища запор. Он запросто мог нащупать подпирающую доску, и тогда я просто не успел бы унести ноги. Короче, пришлось подскочить и дать ему по этой наглой руке древнеегипетским молотком.
   — Садист, — сказал Ваня то ли шутя, то ли не очень. — Я бы, наверно, так не смог.
   — Ну и дурак, — сказала Аня. — А Сашка — молодец.
   Ваня решил не отвечать. Ему вдруг подумалось, что Ветров придумал эту суперменскую историю, а на самом деле с ним случилась какая-нибудь обидная ерунда. Но сейчас обидно было ему, Ване. Спорить не хотелось. И скорее от беспомощности, чем по необходимости он предложил:
   — Пойдём на лавочке посидим, подумаем.
   — Возле Энгельса? — уточнила Аня.
   — Ну да.
   Они перешли улицу и двинулись к свободной скамейке в небольшом сквере.
   Вдруг Аня остановилась, как вкопанная, инстинктивно прижалась к Саше и еле слышно выдохнула:
   — Это он!
   — Кто, Энгельс? — спросил Ваня, но уже в следующую секунду шутить совершенно расхотелось. Прямо навстречу им от подножия памятника шагал тот самый загадочный незнакомец из кафе.
   Как он их вычислил? Или всё время следил за ними? Или прямо сейчас догнал каким-то образом?.. Логика тут не помогала — лезла в голову (точнее во все три головы) одна только мистика.
   Потом мужчина поравнялся с ними, даже не повернув головы, и наваждение пропало. Конечно, это был не он — просто очень похожий человек.
   Все трое обессилено рухнули на лавку.
   — Вот так мы теперь и будем жить! — заявил Ваня. — Шарахаясь от собственной тени.
   — Не хочу, — печально проговорила Аня.
   — Но делать нечего, — рассудил Саша. — Теперь только так. Ваня прав. А единственное спасение от этого кошмара — очередной полёт в прошлое.
   — Тебе этих двух мало? — удивилась Аня.
   — Мало — не мало, но там лучше, чем здесь: спокойнее, — ответил Саша.
   — Но я хочу нормально помыться, у меня вся башка в древнеегипетском песке! — пожаловался Ваня. Они и не заметили с Сашей, как вдруг поменялись ролями в традиционном споре. — Я выспаться, наконец, хочу!
   — Это тоже легче сделать там, — заметил Саша. — А чтобы в нормальную баню сходить, выбери прошлое посовременнее. Ты же хвастался, что скоро научишься сам выбирать эпоху и регулировать время пребывания в ней. Вот и займись, пока нам никто не мешает.
   Саша достал «Фаэтон», передал его Ване. Тот, положив на колени, открыл крышку и углубился в изучение. Аня с ужасом смотрела на них и не могла вымолвить ни слова. А случайные прохожие не обращали на эту сцену никакого внимания. Подумаешь, трое студентов сидят на лавочке с ноутбуком — то ли занимаются, то ли просто играют.
   В быстро густевших сумерках всё ярче горели золотом купола не так давно восстановленного храма — четыре маленьких и один большой. Этот храм тоже был путешественником во времени. Разрушенный в тридцатых годах, вернулся к людям назад из прошлого и кого-то радовал, кого-то наполнял гордостью, а кого-то, конечно, и раздражал. Перемещаясь во времени, просто невозможно не задеть ничьих интересов, обязательно кому-то поможешь, а кому-то помешаешь, но остаться совершенно непричастным — не выйдет.
   Так думала Аня, немного даже щурясь от ослепительного золотого блеска, и все яснее понимала: никуда им теперь не деться, впереди — очередное путешествие в прошлое.

Приложение
ЕГИПЕТСКИЕ ПРАВИТЕЛИ

   РАННЕЕ ЦАРСТВО (около 31002649 гг. до н. э.)
   ДИНАСТИЯ I — основатель Менес (объединение Верхнего и Нижнего Египта). Столица — Мемфис (Меннефер).
   ДИНАСТИЯ II
 
   ДРЕВНЕЕ ЦАРСТВО (около 2649—2150 гг. до н. э.)
   ДИНАСТИЯ III — среди правителей — фараон Джосер (около 2630—2611 гг. до н. э.), по приказу которого возведена великая ступенчатая пирамида в Саккаре рядом с Мемфисом.
   ДИНАСТИЯ IV — среди правителей — фараоны Хуфу, Хафра и Менкаур, по приказу которых возведены три великих пирамиды в Гизе.
   ДИНАСТИИ V—VI
 
   ПЕРВЫЙ ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД (около 2150—2040 гг. до н. э.)
   ДИНАСТИИ VII—X — распад государства на маленькие княжества.
 
   СРЕДНЕЕ ЦАРСТВО (около 2040—1640 гг. до н. э.)
   ДИНАСТИЯ XI — Объединение Египта (Фиванский князь, объединивший Египет, возглавил страну). Столица — Фивы.
   ДИНАСТИЯ XII — столицу перенесли на север, в район Фаюмского оазиса. Во времена XII династии в Фаюмском оазисе был возведён грандиозный храм, получивший название «Лабиринт», площадь которого составляла 74 тысячи квадратных метров.
 
   ВТОРОЙ ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД (около 1640—1552 гг. до н. э.)
   ДИНАСТИИ XV—XVI — гиксосские правители (завоевание Египта гиксосами). Столица в Аварисе в районе Дельты.
   ДИНАСТИЯ XVII — освобождение от гиксосской зависимости. Освободительную войну начал фиванский правитель Секнера по прозвищу Храбрый. Затем его сын Камос, известный как великий освободитель. Дошёл до Авариса. Погиб от руки предателя. Полную победу над гиксосами одержал младший брат Камоса — Яхмос, основатель XVIII династии.
 
   НОВОЕ ЦАРСТВО (около 1552—1069 гг. до н. э.)
   ДИНАСТИЯ XVIII:
   Яхмос — — — — — — — — — — — — — 1552—1527 гг. до н. э.
   Аменхотеп I — — — — — — — — 1527—1506 гг. до н. э.
   Тутмос I — — — — — — — — — — — 1506—1494 гг. до н. э.
   Тутмос II — — — — — — — — — — 1494—1490 гг. до н. э.
   Хатшепсут — — — — — — — — — 1490—1468 гг. до н. э.
   Тутмос III — — — — — — — — — — 1468—1438 гг. до н. э.
   Аменхотеп II — — — — — — — — 1438—1412 гг. до н. э.
   Тутмос IV — — — — — — — — — — 1412—1402 гг. до н. э.
   Аменхотеп III — — — — — — — 1402—1364 гг. до н. э.
   Эхнатон — — — — — — — — — — — 1364—1347 гг. до н. э.
   Тутанхамон — — — — — — — — — 1347—1337 гг. до н. э.
   Аи — — — — — — — — — — — — — — — — 1337—1333 гг. до н. э.
   Хоремхеб — — — — — — — — — — — 1333—1305 гг. до н. э.
   ДИНАСТИИ XIX—XX — 1305—1069 гг. до н. э. (правление Рамсесов)
 
   ТРЕТИЙ ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД (около 1069—664 гг. до н. э.)
   ДИНАСТИИ XXI—XXV
 
   ПОЗДНИЙ ПЕРИОД (около 664—332 гг. до н. э.)
   ДИНАСТИЯ XXVI — Саисские цари — ок. 664—525 гг. до н. э.
   ДИНАСТИЯ XXVII — Персидские цари, в том числе Камбиза, Дария I и Ксеркса — ок. 525—404 гг. до н. э.
   ДИНАСТИИ XXVIII—XXX — ок. 404—342 гг. до н. э. (правление египтян)
   ДИНАСТИЯ XXXI — второй период правления персидских царей — ок. 342—332 гг. до н. э. Персы нанесли Египту огромный ущерб своими грабежами и разгромом.
 
   МАКЕДОНСКИЙ ПЕРИОД ( около 332—305 гг. до н. э.)
   В 332 г. до н. э. Персидское царство было завоёвано Александром Македонским. Он был принят народом Египта как освободитель и получил титул фараона.
   Александр Великий — 332—323 гг. до н. э. (Столица Египта — Александрия, построенная Александром Великим в 331 г до н. э.)
   Филипп Арридей — 323—316 гг. до н. э.
   Александр IV — 316—305 гг. до н. э.
   После смерти Александра Македонского власть захватил Птолемей, который правил страной от имени сына Александра Великого — Александра и его брата Филиппа Арридея. Они оба были убиты в 305 г. до н. э. Птолемей стал фараоном, основав новую династию Птолемеев.
 
   ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ ПТОЛЕМЕЕВ (около 305—30 гг. до н. э.)
   Знаменитая царица Клеопатра VII правила в период — 51—30 гг. до н. э. Клеопатра правила совместно с Птолемеями и была последней египетской царицей. В 31 г. до н. э. войско Марка Антония и Клеопатры было разбито преемником Цезаря Октавианом. Антоний и Клеопатра покончили жизнь самоубийством. В 30 г. до н. э. Египет стал частью Римской империи.