Семенова Татьяна. Дочь Нефертити

   — Сотрудники службы безопасности секретной лаборатории, — отбарабанила Аня как на экзамене.
   — Ну да, — улыбнулся Зорин, — так они представлялись. А если это конкурирующая фирма? Или государственная спецслужба? Или просто бандиты?
   Ребята потерянно молчали. И вновь заговорил Александр Петрович:
   — Вы масштаб опасности осознаете? То, что вы невредимыми вернулись в свой мир, — это везение. Огромное везение. Но улыбнется ли вам фортуна в следующий раз?
   — В следующий раз? — удивился Саша. — Вы имеете в виду следующее путешествие в прошлое? А почему вы решили, что мы собираемся…
   — Ах, мой юный друг! Извините, что перебиваю. Когда-то и я был так же молод и бесхитростен. Вы и не заметили, как сами проговорились. Иван сказал: «У нас отнимут „Фаэтон“. То есть отдавать его добровольно вы не собирались и не собираетесь. И уничтожать — тоже не хотите. Если б хотели, давно бы уничтожили. Поверьте, мы с Сергеем больше вашего думали и говорили о „Фаэтоне“. Этот прибор очень похож на наркотик. Его можно либо уничтожить, либо использовать по назначению. Согласитесь, применять порошок героина в качестве белил, удобрения или детской присыпки не получится. Здесь — то же самое.
   — Так вы считаете… — начал Ваня.
   Зорин не дослушал его, угадав вопрос:
   — Моё мнение на этот счёт однозначно — «Фаэтон» должен быть уничтожен вместе со всей документацией.
   — Но Ваш ученик не сделал этого, — осторожно заметил Саша.
   — Да. Хотя и собирался. Вы же читали его записи. Впрочем, похищение «Фаэтона» было полной бессмыслицей. Понимаете, если изобретение сделано, значит, джинн выпущен из бутылки. Загнать его обратно нельзя. Невозможно. Подобные попытки предпринимались в истории не однажды. Казалось бы, можно уничтожить и прибор, и всю информацию о нем, и всех людей владевших этой информацией, но… Сама идея, как некая нематериальная сущность останется жить, и очень скоро, быть может, в другой части света появится то же самое. Это не мистика — это научный факт. Вспомните, американцы в сороковые годы страдали шпиономанией и всё искали, кто же продал русским секрет их атомной бомбы. А никто не продавал. Наша лаборатория вела свои разработки, и когда в пустыне Аламогордо был осуществлен первый взрыв, весь мир узнал, что такое возможно. Сам этот факт и ускорил исследования лаборатории Курчатова в десятки раз.
   — Выходит, вы сами себе противоречите, — сказал Саша. — Уничтожить надо, но это невозможно.
   — Выходит, что да, — согласился Зорин. Тема такая: без противоречий не получается. Ну, а что случилось дальше, вы тоже знаете. Сергей передумал уничтожать машину времени. Вместе с единомышленниками, тоже сбежавшими из лаборатории, он решил создать другой прибор, полностью гасящий волны «Фаэтона» и не позволяющий никому перенестись в прошлое. Затея, на мой взгляд, абсолютно фантастичная. То есть теоретически такой блокирующий прибор возможен. Не удивлюсь, что Сергей даже успел разработать его. Но для практической реализации проекта нужны огромные деньги и согласованные действия многих структур. Пока все эти структуры работают на «Фаэтон», а не против него. В секретной лаборатории разрабатывают все более совершенные модели. В общем, как говорится, если вы держите слона за заднюю ногу, а он вырывается, самое лучшее — отпустить его.
   — Короче, Вы не одобряете поступок Сергея? — резюмировал Саша.
   — Теперь, после его гибели, — опять Александр Петрович начал уходить от прямого ответа, — я особенно остро понимаю, что Сергей недооценил последствий. Колоссальная опасность для человечества заключена в том, что прибор может пойти по рукам. Что, собственно, и произошло.
   — Но вы же сами сказали, что наши руки — добрые, — почти обиделся Ваня. — И мы действительно не собираемся использовать его во вред человечеству.
   — О sancta simplicitas! — воскликнул профессор Зорин.
   — Святая простота? — уточнил Ваня на всякий случай, и Зорин кивнул.
   — Мой юный друг! Вы можете потерять «Фаэтон» или потерять документы. У вас могут украсть его или отнять, здесь или в одной из ваших прошлых жизней, вас могут использовать вместе с «Фаэтоном», не спросив вашего согласия… Да мало ли что еще! Сегодня «Фаэтон» у вас, завтра — у кого угодно. А это же не игрушка, это смертельно опасное изобретение, и кто-нибудь непременно и очень скоро все равно возьмет его под жесткий контроль. Только где гарантия, что его будут использовать исключительно в научных целях? Например, первая мысль, которая придёт в голову политику — изменить прошлое в свою пользу или в пользу своего государства, в ущерб другим. А боевому генералу? А бизнесмену? А просто сумасшедшему? Какие мысли придут? Последствия будут необратимы. И заметьте, неважно, гуляет по свету сам прибор или только документы на него. И то и другое надо уничтожать.
   — Если мы Вас правильно поняли, — медленно проговорил Саша, — даже если Вы знаете, где лежит диск с документацией, все равно не отдадите его нам?
   — Вы слишком категоричны в суждениях, молодой человек, но мыслите в целом логично, — то ли пожурил, то ли похвалил Александр Петрович. — Я всего лишь высказал свою точку зрения. А вы теперь думайте, нужны ли вам вообще эти документы или есть другой выход из сложившейся ситуации. Заметьте, мы с вами вернулись к самому началу разговора.
   — А разве есть ещё какой-нибудь выход? — спросил Саша.
   — Я же сказал, думайте, — Зорин сунулся в пачку за очередной сигаретой, и обнаружил, что она пуста.
   — Ну, вот, — констатировал он. — Верный знак, что пора заканчивать беседу. Никто из вас не курит?
   Все трое отрицательно помотали головами.
   — Правильно. Но тогда тем более мне пора. О-о, время-то как летит! — он встал, собираясь прощаться, потом задумался на мгновение и сказал, словно только что придумал это: — Я попытаюсь вам помочь. Оставьте мне номер телефона для связи.
   Саша вынул записную книжку, вырвал оттуда листок и записал все номера: Анюты, свой и Ивана.
 
   — Что будем делать? — спросил Ваня, когда Александр Петрович уже скрылся в переходе.
   — Ничего, — ответила Аня. — Ждать его звонка.
   — А если не позвонит? — усомнился Ваня.
   — Ты так долго сидел у подножия бронзового Пушкина, и ни разу его не процитировал — невероятно! — заметил Саша.
   — Я спрашиваю, что делать, если он не позвонит? — разозлился Ваня.
   — И долго буду тем любезен я народу,
   Что чувства добрые я лирой пробуждал,
   Что в мой жестокий век восславил я свободу
   И милость к падшим призывал, — продекламировал Саша.
   — Это ты к чему? — опешил Ваня.
   — Да это ж там, на постаменте написано, — улыбнулся Саша, ему просто хотелось успокоить Ваню, немного отвлечь его.
   — А вообще-то Пушкин всегда кстати, — подметила Аня. — По-моему падшие — это мы, и пора уже просить о милости.
   — А, по-моему, мы восславляем свободу. Свободу перемещений во времени, — сострил Саша.
   — И все-таки, если он не позвонит… — уже спокойно напомнил Ваня о своем вопросе.
   — У нас тоже есть его телефон, — напомнила Аня.
   — Только не мобильный, — загрустил Ваня, — а помощь может понадобиться в любую минуту.
   Они помолчали.
   — А вообще глупо было даже предполагать, что кто-то просто так, под честное слово, отдаст нам документы, позволяющие тиражировать «Фаэтон», — проговорил Саша в раздумье.
   — Но этот Зорин обещал же помочь — значит, поможет. По-моему, он порядочный человек.
   — Ты как его слушала?! — вспылил вдруг Ваня. — Он нам предложил самим найти другой выход. А я вообще не представляю, какие тут могут быть варианты. Не хочет говорить про документы, так бы прямо и сказал!
   — Погоди, не кипятись, — Саша чуть-чуть подумал и добавил. — А вам не показалось, что он нам устроил что-то вроде экзамена. Настоящий такой профессор. А мы ответили пока не на «отлично». Ну, ничего, есть возможность пересдать. Даже, если полностью провалишься — тоже не беда: с одним хвостом никого еще из института не отчисляли.
   — Я тоже об этом подумала, только сказать не успела, — поддержала Аня. — Он нас все время проверял.
   — На вшивость, — обиженно добавил Ваня.
   — Можно и так сказать, — согласилась Анюта, — Только это грубо. А вы вспомните хотя бы этот его странный вопрос.
   — Какой? — спросил Саша.
   — Вернули бы мы «Фаэтон» Сергею, если бы тот был жив?
   — Да, чудной вопрос, — согласился Саша. — Я поторопился утвердительно ответить скорее от испуга, а потом уже понял, что сказал неправду. Ну, подумайте: зачем отдавать прибор генетику, если он сам от него избавлялся?
   — Запутали вы меня совсем, — проворчал Ваня. — Я вам сейчас такой выход придумаю — мало не покажется. Допустим, поехать прямо сейчас на телевидение и рассказать о «Фаэтоне» в прямом эфире. У меня знакомый есть на первом канале.
   — Это сильно! — включилась в игру Аня. — А еще лучше плюнуть на все и улететь куда-нибудь далеко-далеко!
   — В одну из твоих прошлых жизней, например, — пошутил Ваня.
   Шутка получилась не слишком удачной. Собственно, в их положении это была вообще не шутка, а одно из самых серьезных предложений, тем более, что и «Фаэтон» под рукою. Все сразу помрачнели.
   И почему они вдруг решили идти пешком? В переходе, не сговариваясь, повернули не вниз, в метро, а наверх, к «Макдональдсу» и новому фонтану у Некрасовской библиотеки. Потом перешли улицу и двинулись по Тверскому — самому длинному из московских бульваров, в сторону МХАТа и дальше, к Никитским воротам и к Арбату. Видно, погода и настроение располагали именно к неспешной прогулке. Здесь и сейчас, на довольно пустынной боковой аллее, им совершенно не хотелось вглядываться в случайных прохожих и бежать куда-то сломя голову. Хотелось, наоборот, расслабиться, отвлечься, выкинуть из головы неподъемные проблемы, если не на час, так хотя бы на полчаса.

Глава 12
ВЛАДЫКА, «ЖИВУЩИЙ В ИСТИНЕ»?

   Выйдя из дворца Нефертити, Джедхор быстрыми шагами направился в сторону главных ворот. Увидев приближающегося хозяина, слуги засуетились возле колесницы, приготовили упряжь и поправили страусовые перья на голове лошади. Возничий взял в руки хлыст и поднялся на колесницу, приготовившись ехать. Другие слуги встали сзади, взгромоздив себе на плечи небольшие корзины из пальмовых веток, в которых лежало всё необходимое на случай, если хозяин захочет остановиться и отдохнуть: циновки, опахала, вода в кувшине и фрукты.
   Джедхор занял своё место в колеснице и приказал возничему ехать в главный храм Птаха.
   Трудную, почти невыполнимую задачу поставила перед ним Нефертити. Эта женщина, когда-то могущественная, а теперь отверженная всеми, решила до конца бороться за спасение дочери.
   «Её план вывести Анхесенамон из дворца слишком дерзок, — думал Джедхор. — Но это, пожалуй, единственный способ спасти дочь и будущего наследника трона».
   Мысли Джедхора обратились в прошлое. Он вспомнил, как, будучи ещё молодым, впервые увидел великую владычицу Двух Земель, такую божественную и прекрасную. Тогда он был простым писцом. Записывал приказы и распоряжения госпожи, даже не смея взглянуть ей в глаза и произнести хоть слово. Но однажды, когда во дворце случилось сложное разбирательство и судьи находились в замешательстве, Джедхор решил высказать свою точку зрения по трудному вопросу. Это было немыслимо, чтобы какой-то писец смел высказывать мысли вслух, тем более в присутствии владычицы. Серьёзное наказание грозило ему за нарушение порядка: несколько десятков ударов палкой. Но, тем не менее, Джедхор рискнул. Реакция судей была однозначной.
   — По какому праву ты вмешиваться в дела, не касающиеся тебя, как смеешь говорить с нами на равных?! — возмутился главный судья.
   И они уже готовы были покарать наглеца, но тут вмешалась Нефертити. Она подняла руку, и в зале наступила тишина. Обратив взор на писца, царица медленно произнесла:
   — Ты дерзок, но слова твои достойны мудрого человека.
   Судьи удивлённо переглянулись. Сказанное владычицей привело их в замешательство. Они не смели перечить Великой Нефертити, а та заступилась за молодого писца. Более того, похвалила его, а похвала владык являлась высочайшей милостью.
   Это значительное событие в судьбе молодого писца произошло в самом начале царствования Эхнатона. После этого жизнь Джедхора резко изменилась. Карьера его пошла в гору. Великая Жена владыки Та-Кемет по достоинству оценила советнические способности тогда ещё молодого Джедхора. И он оправдал её доверие: был честен, справедлив и очень умён.
   Когда муж Нефертити Эхнатон решил порвать со жрецами Амона и переселиться в новую столицу, а это случилось на пятый год его правления, Джедхор у был же одним из советников Великой Жены владыки.
   Название новой столицы Ахет-Атон означало «место, где восходит Атон». Эхнатон избрал место для этого города на середине пути между Фивами и Меннефером на восточном берегу Нила. Строительство велось лихорадочными темпами. Эхнатон повелел возвести дворцы и дома для его фаворитов, выстроить для себя и для них погребальные покои. С севера на юг пролегли широкие улицы, идущие параллельно Нилу. В южной части города возвышался прекрасный дворец фараона, к которому вела широкая улица — Дорога царя. В павильонах дворца стены были окрашены в яркие цвета, а полы выложены великолепной мозаикой. Рядом вырыли озеро, где развели рыбу и пустили водоплавающих птиц.
   Дорога царя проходила между дворцом фараона и государственным домом, который по площади был самым грандиозным. Между этими зданиями протянулся мост-арка, в центре которого находилось «окно появления». Там фараон появлялся перед своими подданными, из него раздавал подарки фаворитам. К востоку от Дороги царя и параллельно ей протянулась Дорога Верховного жреца с домами знати по бокам. К северу от дворца фараона находился Великий храм солнечного диска (храм Атона), а к востоку от дворца — малый храм Атона. Помимо основных зданий город украшали и другие великолепные постройки и дворцы.
   Переехав в новую столицу Ахет-Атон, Джедхор продолжал служить своей прекрасной госпоже. В душе он не одобрял политику Эхнатона и мягко, стараясь не вызвать гнева, намекал Нефертити, чтобы она обратила внимание владыки на внешнюю политику. Но царица не желала докучать властителю своими наставлениями.
   Сам же Эхнатон, полностью порвав со своим прошлым, никогда больше не называл себя сыном Аменхотепа III. Он сменил своё имя Аменхотеп IV, которое означало «Амон доволен» на Эхнатон — «угодный Атону» и, отвергнув своё истинное происхождение, заявил, что его отцом было Солнце. Рядом со своим именем он всегда писал: «живущий в истине».
   Так проходили годы. Эхнатон был полностью поглощён идеей единого бога. Он отменил человеческие жертвоприношения, запретил охоту на животных, проповедовал всеобщую любовь другу к другу, сочинял гимны во славу своего отца — единственного бога Атона и развивал новые направления в искусстве, более реалистичные, чем прежде. Эхнатон был противником насилия и войн, собственно, поэтому он не обращал никакого внимания на внешнюю политику. И в результате так увлёкся обожествлением собственной персоны, что стал претендовать на равенство со своим небесным отцом — Атоном. Подданные льстиво восхваляли его и превозносили в почестях до небес: «Ты принадлежишь вечности, как Атон, — говорили они, — ты прекрасен, как Атон, который дал жизнь тебе, ты пребываешь на небесах, где пребывает Атон…». А Нефертити соглашалась со всем, что делал муж. У неё и в мыслях не было перечить владыке. Порою она даже более ревностно поклонялась Атону.
   Любовь и семейная идиллия царили во дворцах Ахет-Атона. Эхнатон боготворил свою жену. Он не жалел сил, чтобы показать ей свою любовь. Нефертити была не царского рода, она никогда не носила титула царской дочери, но Эхнатон возвысил её. Он составил для неё царское титулование и дал ей дополнительное имя «Нифернефруатон», что означало «прекрасная красота Атона». Он всегда обращался к ней ласково и нежно, называя её не иначе как «прекрасная, грациозная, та, чей голос радует владыку, счастливая звезда, возлюбленная живущего Атона, прекрасная любовь Нефертити, живущая вечно…». Нефертити родила шесть дочерей, которых Эхнатон безумно любил. На стенах храмов и гробниц он приказывал изображать себя вместе со своей семьёй. Любимая Нефертити и его дочери всегда были с ним рядом… Но скоро пришёл конец этой романтической идиллии.
   Джедхор прекрасно помнил, когда наступил разрыв Нефертити с её мужем.
   Этому событию предшествовала ухудшающаяся политическая ситуация в стране. Правитель Хатти завоёвывал всё новые и новые земли. Митанни пала. Письма, которые писали правители покорённых земель Эхнатону, оставались без ответа. Вассальные сирийские княжества, платившие дань Великой Та-Кемет, одно за другим переходили в руки правителя Хатти. Великая держава теряла земли, а Эхнатон как будто не замечал этого.
   Видя, как Великая Та-Кемет катится в пропасть, в резиденцию к Эхнатону приехала его мать, которая всё это время жила в Фивах. Великий владыка Двух Земель встретил её с распростёртыми объятиями. В своё время, когда он провозгласил единого бога в стране и рассорился со жрецами Амона, его мать, к великому огорчению Эхнатона, не последовала за ним в новую столицу. Теперь же, прибыв в Ахет-Атон, она, будучи очень мудрой и хитрой женщиной, попыталась уговорить сына помириться со жрецами. Но Эхнатон категорически отверг это предложение. И его можно было понять. Выстроив Ахет-Атон, он дал обет оставаться здесь до конца дней и увековечил свою волю, выгравировав клятву на пограничном обелиске новой столицы. Текст кончался словами: «Я не нарушу вовеки эту клятву, которую принёс отцу моему Атону». Как же он мог пренебречь божественными словами, тем более запечатлёнными на камне? После долгих раздумий мать предложила ему назначить соправителя, который бы занимался политическими вопросами и уладил, наконец, конфликт с фиванской знатью.
   Нефертити прекрасно понимала, чем опасен соправитель для её мужа. Получив такую же власть, как у владыки, он вполне мог, договорившись со жрецами Амона, сместить Эхнатона. Она настоятельно просила мужа не делать столь опрометчивого шага. Но владыка Двух Земель решил безоговорочно следовать советам матери, которую обожал и боготворил, ведь когда-то именно она спасла его от смерти, спрятав в провинции Митанни у родственников, а затем, после смерти Аменхотепа III, возвела на престол. Эхнатон нашёл подходящую кандидатуру в соправители. Это был его сын от младшей жены — Сменхкар. Чтобы дать ему права на трон, Эхнатон женил его на своей старшей дочери Меритатон от Великой Жены Нефертити. Ведь Сменхкар, хоть и был сыном Эхнатона, не мог претендовать на престол, так как только дети от Великой Жены носили титул царских детей.
   Юноша был очень красив. Среди всех его многочисленных достоинств следовало особо отметить преданность отцу. Во всяком случае, так казалось Эхнатону. Нефертити в отчаянии сделала последнюю попытку убедить мужа отказаться от соправителя. Но Эхнатон, ещё больше разозлившись на жену, презревшую советы его обожаемой матери, порвал с ней отношения. Обиженная Нефертити удалилась с остальными дочерьми, среди которых была и Анхесенамон, в отдалённый дворец на окраине солнечного города.
   Эхнатон тем временем прославлял свою божественную мать, давая ей величественные титулы, которые могла носить только жена фараона. Он называл её не иначе как «владычицей Двух Земель, которая освещает Две Земли своей красотой».
   Сменхкар, став соправителем Эхнатона, приказал уничтожить имя Нефертити со всех стен храмов Ахет-Атона и заменить именем своей жены Меритатон. Он прекрасно помнил, что Нефертити не одобрила поступок мужа. А Эхнатону было уже совершенно безразлично, будет находиться имя его бывшей, некогда любимой жены на стенах храма или нет. Он полностью был во власти матери и безмерно доверял Сменхкару, даже даровал своему соправителю царственное имя — «Прекрасная красота Атона», которое раньше носила Нефертити.
   И вот, как и предсказывала Нефертити, роковой день настал. Сменхкар выехал в Фивы, чтобы уладить дела со знатными вельможами и жрецами… Но не вернулся. Жрецы Амона сделали ему выгодное предложение: они признают его единоличным владыкой Двух Земель при условии отказа от Эхнатона. Сменхкар, очень амбициозный и властолюбивый юноша, естественно, принял предложение жрецов. Он предал Эхнатона и остался в Фивах, заняв место полноправного владыки Двух Земель. Эхнатона отлучили от власти и оставили узником в его солнечном городе, который тут же потерял статус столицы. Даже мать Эхнатона не ожидала такого предательства от Сменхкара. Она хотела восстановить отношения сына со жрецами, а на деле вышло совсем по-другому.
   Однако молодой Сменхкар царствовал совсем недолго. Уже на второй год он пожелал самостоятельно править Великой Та-Кемет, а жрецы продолжали навязывать ему своё мнение. Обстановка во дворце стала невыносимой. Жрецы, надеясь обрести в лице Сменхкара послушного правителя, столкнулись на деле с крайне властолюбивым фараоном, не желающим делить власть ни с кем. В итоге они составили дерзкий план, как убрать непокорного Сменхкара.
   Как раз в это время на границе Египта было очень неспокойно. Хетты вели себя всё более нагло, подговаривая приграничные княжества поднимать восстания, и натравливали независимые города друг на друга. Зная, что Сменхкар амбициозен, жрецы начали активно восхвалять его как великого воина, похожего на своего могущественного предка Тутмоса III. Они постоянно говорили, что только он способен вновь завоевать потерянные земли. Жаждая славы и могущества, молодой и горячий Сменхкар клюнул на искусную приманку. Он стал готовиться к походу против «подлых хеттов», чтобы отвоевать вассальные земли.
   Что случилось во время похода Сменхкара, никто не знал. Он со своим отрядом исчез… Поговаривали, что правитель попал в плен к «подлым хеттам» и там был убит. Но так ли это? Короче говоря, трон Великой Та-Кемет оказался свободным.
   Следующим к власти пришёл девятилетний Тутанхамон, женившийся на другой дочери Эхнатона — Анхесенамон. Имя его первоначально звучало Тутанхатон (Тут-Анх-Атон), что означало «живой образ Атона». Впоследствии, когда вновь Великий Амон-Ра стал главным богом, он сменил своё имя на Тут-Анх-Амон. Тутанхамон тоже был сыном Эхнатона от младшей жены. Малолетний властитель вместе со своей такой же юной женой Анхесенамон проживал в Ахет-Атоне во дворце Нефертити. Визирь Аи, находившийся там, давно вёл переписку со жрецами Амона, налаживая с ними отношения. После восшествия Тутанхамона на трон он стал наставником молодого правителя, но сразу переезжать в столицу не собирался — планировал сначала укрепить своё влияние и въехать в столицу уверенно, с непоколебимым статусом правой руки повелителя.
   И вот, когда Аи уже твёрдо стоял на ногах, владыка и его жена Анхесенамон переехали в Фивы. Аи сразу назначил себя Верховным жрецом Амона, чтобы пресечь всякие посягательства на власть со стороны фиванских жрецов. Утвердившись таким образом, он стал безраздельно властвовать над Великой Та-Кемет.
   Джедхор хорошо помнил, как по прибытии в столицу, двенадцатилетний Тутанхамон отдал распоряжение, естественно, под диктовку Аи, о восстановлении храмов Амона. Весть об этом быстро разлетелась по всей Та-Кемет и, конечно же, достигла Меннефера, куда уехала Нефертити и её немногочисленные приближённые вместе с Джедхором. Тутанхамон повелел выбить надпись на стеле, чтобы будущие поколения помнили о его заслугах перед Великим Амоном-Ра:
   «Храмы богов и богинь развалились. Земля опрокинута вверх дном, и боги повернулись спиной к этой земле. Сердца их болят, поэтому они разрушают то, что было сделано. Но я замыслил планы в сердце своём, стремясь послужить отцу моему Амону. Я удвоил, утроил, учетверил собственность храмов Амона. Я отдал обширные поместья. И всё это оплачено дворцом владыки Двух Земель».
   Триумф Амона-Ра был полным.
   Фиванские жрецы во главе с Аи начали восстановление прежней столицы, так безжалостно разрушенной Эхнатоном. Возводились новые, ещё более пышные храмы во славу Амона, возвращались былые порядки и улаживались возникающие внутренние конфликты. Затем Египет обратил свой взор на пограничные территории, где непрерывно возникали восстания. Но отвоевать у могущественных хеттов свои бывшие вассальные владения пока не было возможности. Следовало вначале прекратить междоусобицы в стране, наладить хозяйство и укрепить границы.
   Наслаждаясь властью, Аи совсем не думал о том, что Тутанхамон когда-нибудь выйдет из-под его опеки и захочет сам принимать решения и управлять страной. Ему казалось, что этот послушный ребёнок будет вечно находиться в его власти. За девять лет безграничного владычества он настолько вошёл во вкус, что отказаться от этого было просто немыслимо. Все во дворце повиновались его жёсткой руке. Пожалуй, только военачальник Хоремхеб, когда-то тоже возвысившийся благодаря Эхнатону, не проявлял рабской почтительности к Аи. В его подчинении находились войска Великой Та-Кемет. Обучая молодого Тутанхамона военному искусству, он занимал привилегированное место при дворе. Тутанхамон любил своего учителя и доверял ему не меньше, чем Аи. Хоремхеб был осторожен и почтителен с Аи, но никогда не был его человеком до конца.