Страница:
— Надо же! А я ничего такого не заметила.
— Ты просто ненаблюдательная, — съязвил Ваня. — А ещё говорят, у женщин интуиция. Выходит, не у всех.
— У меня голова сейчас другим занята, — строго сказала Аня. — Мне совершенно не интересно, кто там в кого влюбился. Это ты как старый сплетник, как бабка на завалинке, ей богу. Лучше б о деле думал!
— Ну, начинается! — вздохнул Ваня. — А тебе главное гадостей наговорить. Причём здесь бабка на завалинке? Да для нашего дела ничего нет важнее, чем внимательно наблюдать за людьми, следить за каждым изменением в лицах, в словах, в обстановке и на основании этого вырабатывать свою линию поведения. Разве я не прав? А у тебя всё одни эмоции. Эх, вы, женщины!..
— Ну, конечно, — фыркнула Аня, — я ничего не понимаю, зато ты самый умный и, как политически подкованный эскимос, разрабатываешь для бедуинов Сахары инструкцию по спасению от жары. Успехов тебе в этом благородном деле! Продолжай следить за лицами влюблённых, следопыт. А мне некогда — я письмо обдумываю.
Ваня обиженно запыхтел, и ответил ей Саша:
— Знаешь, Анют, обдумывать письмо — это, конечно, дело. И оленья упряжка в песках Сахары — тоже красивый образ. Но, как это ни смешно, сегодня наш эскимос прав. Его устами говорит голос разума. Советую прислушаться.
— Ага, вот только шнурки поглажу и сразу начну прислушиваться! — Аня уже завелась и не могла остановиться. — Если Ваня Оболенский — голос разума, тогда я — английская королева.
— Нет, — спокойно возразил Ваня. — Английской королевой ты будешь в следующий раз, когда мы отправимся в Лондон. А сейчас ты драгоценная наложница, но можешь и, по-моему, хочешь стать императрицей.
— Что ты сказал?! — подскочила Аня.
— Всё! Хватит вам скандалить! — Саша встал между ними и поднял руки, как рефери на ринге. — Вы что, не можете нормально общаться?
Аня и Ваня уставились на своего приятеля и вдруг ответили в один голос, как будто много раз репетировали:
— Конечно, можем!
— Фантастика! — восхитился Ветров. — Тогда зачем вы ругаетесь?
— Я не ругаюсь, — с обидой проговорила Аня, — я просто защищаюсь, ведь я всегда оказываюсь жертвой.
— Что?! — возмутился Ваня. — Ты — жертва?
— Да! — выкрикнула Аня. — Я! Жертва! Жертва твоего отвратительного поведения!
Ваня сумел сдержаться и снова заговорил Саша:
— Вот я смотрю на вас, и мне кажется, что вы муж и жена, которые прожили лет двадцать в браке, и объединяют вас только общие дети и повседневные заботы. Вы так надоели друг другу, что уже не можете нормально общаться, вас всё друг в друге раздражает и бесит. Скандалите по любому поводу, причём инициатива, — он строго посмотрел на Ваню, — принадлежит мужу, а главное звуковое оформление, — перевёл взгляд на Аню, — жене. И кому всё это надо, спрашивается?
Саша не часто говорил так цветисто и пространно. Поэтому друзья смотрели на него во все глаза и слушали, не перебивая.
— Всё! — объявил Ваня торжественно. — Теперь я умолкаю навсегда.
— Трудно было придумать более глупую фразу, — проворчала Аня, по привычке оставляя за собой последнее слово, но было уже ясно, что перепалка закончена — оба выдохлись.
Ваня сделался не только нем, но и глух. Он сидел угрюмый и мысленно занимался самобичеванием: «Правильно говорил Сашка: не умею я с девушками общаться, тем более, если они мне нравятся. Женщинам что нужно? Комплементы. А я? Оспариваю каждое её слово, да ещё обидеть норовлю. Сашка прав. Я всегда первый начинаю. Надо кардинально менять тактику поведения… Подумать только, в нашем первом путешествии в прошлое какой-то средневековый рыцарь за три дня сумел растопить её холодное сердце. Неужели я хуже него? Неужели не смогу сказать что-нибудь вроде: „О, я хочу быть птичкой, порхающей возле твоей шляпки!..“ Во, бред-то! И откуда это вылезло? А если так: „Ты нежная, благоухающая ночная фиалка, на залитой солнцем поляне моей души…“ Это уже лучше, только ночной фиалке вряд ли понравится на ярком солнце… Господи, я же столько стихов ей посвятил! Но ни одного не прочёл ни разу, потому что там сплошная тоска и самокопание, а комплиментов нет совсем… Может, рискнуть всё-таки?»
Саша и Аня тем временем тихо переговаривались между собой. И когда Ваня стремительно, даже с лёгким стуком опустился перед девушкой на одно колено, та от неожиданности вздрогнула и чуть не вскрикнула.
— Ты что? — выдохнула она оторопело.
— Я… я хочу… — Ваня запнулся, лицо его выразило смятение, потом стало чрезмерно серьёзным, печальным, даже трагичным — целая буря чувств и всё это без малейшей фальши. Он вспоминал свои лучшие строки, перебирал их в памяти, отбрасывал одну за другой… Вдруг в его глазах мелькнула какая-то сумасшедшая искра озарения пополам с восторгом. И он вмиг стал другим: одухотворенным, взрослым, настоящим…
И начал читать по-актёрски раскованно и чётко:
Аня смотрела на него во все глаза и отказывалась понимать, что происходит. Но ей было удивительно приятно слушать эти вечные стихи с их неподдельной печалью и мягким юмором, с их робкой надеждой и отчаянной самоуверенностью. Потом она покосилась на Сашу. Тот сидел молча, опустив голову и глядя в сторону, как человек, ощущающий себя третьим лишним. И тогда к Ане вернулась способность к иронии и самоиронии.
— С тобой всё в порядке? — заботливо спросила она у Вани.
— Более чем, — ответил он с достоинством и, поднимаясь с колена, широко улыбнулся, страшно довольный собою.
— Неплохо для начала, — сухо прокомментировал Саша. — Любимый Пушкин на все случаи жизни. Продолжай в том же духе.
Аня странно посмотрела на них обоих и ничего больше не сказала. «Один „не смеет требовать любви“, другой — рекомендует продолжать в том же духе — оба с ума сошли! — думала она. — Чего им от меня надо, в конце концов?»
Она представила себе, как задаёт этот вопрос вслух, как ребята на него отвечают, и ей сделалось смешно. Улыбка получилась доброй, открытой, искренней. И все трое почувствовали себя счастливыми, как никогда.
Саша прекрасно знал, что Ваня неравнодушен к Анюте, он даже сам давал ему советы, как покорить сердце девушки. Но сегодня вдруг осознал со всей ясностью, что если Оболенскому это удастся, он, Александр Ветров отнюдь не порадуется. Да, ему тоже очень нравилась Аня, но кто бы мог подумать, что настолько? Нет, он совершенно не готов был уступать её своему лучшему другу!..
Но он не сочинял стихов и в остроумии уступал Ивану. В чём заключались его главные достоинства? Медицинские навыки? Успехи в теннисе? Интеллект? Эрудиция? Умение простым языком объяснять сложные вещи?.. Ну, как же он забыл! Ведь их прервали в тот момент, когда Аня так увлеклась его теорией…
— А я вам самого главного не успел рассказать, — объявил Саша.
— Про что? — не поняла Аня.
— Ну, как же, про чёрные дыры и наши путешествия во времени.
— Слушай, правда! — обрадовалась девушка. — Я и не думала, что эта физика может быть такой интересной, когда она касается тебя непосредственно. Мы остановились на том, что у нас повсюду маленькие такие чёрные дырочки — прямо хватай их горстями и путешествуй во времени.
— Точно! — улыбнулся Саша. — Почти так и есть.
Ваня смерил ревнивым взглядом их обоих и нарочито зевнул, дескать, ему эта тема уже наскучила.
— Короче, — сказал Саша, — в микромире чёрные дыры живут очень недолго. Но если их искусственно стабилизировать, искривление пространства-времени фиксируется. Для этого необходим внешний источник реликтового излучения, совпадающего по энергии с гравитационным излучением чёрной дыры. Тогда она получает энергетическую подпитку и продолжает жить.
— Ты хочешь сказать, что внешний источник — это генератор, встроенный в «Фаэтон»? — спросила Аня.
— Молодец! — похвалил Саша. — Я пришёл именно к такому выводу. Главной частью нашего прибора является генератор именно реликтового излучения. И модулировано оно в соответствии с нуклеотидным кодом конкретного индивида. Поэтому образовавшаяся внутри сферы Шварцшильда кротовина — это туннель, на концах которого находятся разные точки пространства-времени. Искусственное реликтовое излучение способно воздействовать на кротовину вокруг чёрной дыры, обеспечивая её стабильность, нужный размер и форму для перемещения достаточно крупных объектов.
— Я всё поняла! — удивилась Аня. — А точное время и место «Фаэтон» назначает путешественнику, выбирая из бесчисленного множества чёрных дыр именно ту, какую нам надо, по совпадению частот?
— Ну, конечно, Ань, — ответил Саша. — В этом ты уже лучше меня разбираешься. Собственно, единственный абсолютный показатель вселенной, определяющий шкалу времени — это реликтовое излучение, а изобретатели «Фаэтона» просто сумели увязать его с генными кодами. Всё гениальное просто. А вообще-то, — добавил он, немного помолчав, — если до конца выстроить физическую модель, получается, что никакого перемещения на самом деле не происходит. Потому что у кротовины вход является выходом и наоборот. Объекты, оказавшиеся в зоне действия стабильной чёрной дыры, как бы существуют одновременно в двух разных точках пространства-времени…
— Сашка, стоп! — перебил его Ваня. — Это страшно интересная мысль. Напомни мне потом, мы должны к ней обязательно вернуться. Но сейчас… Видишь, Аня уже не слушает тебя. Она права. Есть проблемы поважнее. Анюта! — окликнул он девушку, — ты придумала, что написать в письме?
— Да я давно уже всё придумала, — улыбнулась Аня. — Иначе не болтала бы тут с вами! А ну, давайте сюда кисточку и тушь!
И она стала аккуратно вырисовывать иероглифы.
Глава 18
— Ты просто ненаблюдательная, — съязвил Ваня. — А ещё говорят, у женщин интуиция. Выходит, не у всех.
— У меня голова сейчас другим занята, — строго сказала Аня. — Мне совершенно не интересно, кто там в кого влюбился. Это ты как старый сплетник, как бабка на завалинке, ей богу. Лучше б о деле думал!
— Ну, начинается! — вздохнул Ваня. — А тебе главное гадостей наговорить. Причём здесь бабка на завалинке? Да для нашего дела ничего нет важнее, чем внимательно наблюдать за людьми, следить за каждым изменением в лицах, в словах, в обстановке и на основании этого вырабатывать свою линию поведения. Разве я не прав? А у тебя всё одни эмоции. Эх, вы, женщины!..
— Ну, конечно, — фыркнула Аня, — я ничего не понимаю, зато ты самый умный и, как политически подкованный эскимос, разрабатываешь для бедуинов Сахары инструкцию по спасению от жары. Успехов тебе в этом благородном деле! Продолжай следить за лицами влюблённых, следопыт. А мне некогда — я письмо обдумываю.
Ваня обиженно запыхтел, и ответил ей Саша:
— Знаешь, Анют, обдумывать письмо — это, конечно, дело. И оленья упряжка в песках Сахары — тоже красивый образ. Но, как это ни смешно, сегодня наш эскимос прав. Его устами говорит голос разума. Советую прислушаться.
— Ага, вот только шнурки поглажу и сразу начну прислушиваться! — Аня уже завелась и не могла остановиться. — Если Ваня Оболенский — голос разума, тогда я — английская королева.
— Нет, — спокойно возразил Ваня. — Английской королевой ты будешь в следующий раз, когда мы отправимся в Лондон. А сейчас ты драгоценная наложница, но можешь и, по-моему, хочешь стать императрицей.
— Что ты сказал?! — подскочила Аня.
— Всё! Хватит вам скандалить! — Саша встал между ними и поднял руки, как рефери на ринге. — Вы что, не можете нормально общаться?
Аня и Ваня уставились на своего приятеля и вдруг ответили в один голос, как будто много раз репетировали:
— Конечно, можем!
— Фантастика! — восхитился Ветров. — Тогда зачем вы ругаетесь?
— Я не ругаюсь, — с обидой проговорила Аня, — я просто защищаюсь, ведь я всегда оказываюсь жертвой.
— Что?! — возмутился Ваня. — Ты — жертва?
— Да! — выкрикнула Аня. — Я! Жертва! Жертва твоего отвратительного поведения!
Ваня сумел сдержаться и снова заговорил Саша:
— Вот я смотрю на вас, и мне кажется, что вы муж и жена, которые прожили лет двадцать в браке, и объединяют вас только общие дети и повседневные заботы. Вы так надоели друг другу, что уже не можете нормально общаться, вас всё друг в друге раздражает и бесит. Скандалите по любому поводу, причём инициатива, — он строго посмотрел на Ваню, — принадлежит мужу, а главное звуковое оформление, — перевёл взгляд на Аню, — жене. И кому всё это надо, спрашивается?
Саша не часто говорил так цветисто и пространно. Поэтому друзья смотрели на него во все глаза и слушали, не перебивая.
— Всё! — объявил Ваня торжественно. — Теперь я умолкаю навсегда.
— Трудно было придумать более глупую фразу, — проворчала Аня, по привычке оставляя за собой последнее слово, но было уже ясно, что перепалка закончена — оба выдохлись.
Ваня сделался не только нем, но и глух. Он сидел угрюмый и мысленно занимался самобичеванием: «Правильно говорил Сашка: не умею я с девушками общаться, тем более, если они мне нравятся. Женщинам что нужно? Комплементы. А я? Оспариваю каждое её слово, да ещё обидеть норовлю. Сашка прав. Я всегда первый начинаю. Надо кардинально менять тактику поведения… Подумать только, в нашем первом путешествии в прошлое какой-то средневековый рыцарь за три дня сумел растопить её холодное сердце. Неужели я хуже него? Неужели не смогу сказать что-нибудь вроде: „О, я хочу быть птичкой, порхающей возле твоей шляпки!..“ Во, бред-то! И откуда это вылезло? А если так: „Ты нежная, благоухающая ночная фиалка, на залитой солнцем поляне моей души…“ Это уже лучше, только ночной фиалке вряд ли понравится на ярком солнце… Господи, я же столько стихов ей посвятил! Но ни одного не прочёл ни разу, потому что там сплошная тоска и самокопание, а комплиментов нет совсем… Может, рискнуть всё-таки?»
Саша и Аня тем временем тихо переговаривались между собой. И когда Ваня стремительно, даже с лёгким стуком опустился перед девушкой на одно колено, та от неожиданности вздрогнула и чуть не вскрикнула.
— Ты что? — выдохнула она оторопело.
— Я… я хочу… — Ваня запнулся, лицо его выразило смятение, потом стало чрезмерно серьёзным, печальным, даже трагичным — целая буря чувств и всё это без малейшей фальши. Он вспоминал свои лучшие строки, перебирал их в памяти, отбрасывал одну за другой… Вдруг в его глазах мелькнула какая-то сумасшедшая искра озарения пополам с восторгом. И он вмиг стал другим: одухотворенным, взрослым, настоящим…
И начал читать по-актёрски раскованно и чётко:
Сколько поколений влюблённых заменяли пушкинскую Алину на все подходящие по размеру женские имена и невзначай подправляли «вы» на «ты»?! И сколько раз эти волшебные строки оказывали своё ни с чем не сравнимое действие?..
Анюта, сжалься надо мною.
Не смею требовать любви:
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворись! Ведь этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!
Аня смотрела на него во все глаза и отказывалась понимать, что происходит. Но ей было удивительно приятно слушать эти вечные стихи с их неподдельной печалью и мягким юмором, с их робкой надеждой и отчаянной самоуверенностью. Потом она покосилась на Сашу. Тот сидел молча, опустив голову и глядя в сторону, как человек, ощущающий себя третьим лишним. И тогда к Ане вернулась способность к иронии и самоиронии.
— С тобой всё в порядке? — заботливо спросила она у Вани.
— Более чем, — ответил он с достоинством и, поднимаясь с колена, широко улыбнулся, страшно довольный собою.
— Неплохо для начала, — сухо прокомментировал Саша. — Любимый Пушкин на все случаи жизни. Продолжай в том же духе.
Аня странно посмотрела на них обоих и ничего больше не сказала. «Один „не смеет требовать любви“, другой — рекомендует продолжать в том же духе — оба с ума сошли! — думала она. — Чего им от меня надо, в конце концов?»
Она представила себе, как задаёт этот вопрос вслух, как ребята на него отвечают, и ей сделалось смешно. Улыбка получилась доброй, открытой, искренней. И все трое почувствовали себя счастливыми, как никогда.
Саша прекрасно знал, что Ваня неравнодушен к Анюте, он даже сам давал ему советы, как покорить сердце девушки. Но сегодня вдруг осознал со всей ясностью, что если Оболенскому это удастся, он, Александр Ветров отнюдь не порадуется. Да, ему тоже очень нравилась Аня, но кто бы мог подумать, что настолько? Нет, он совершенно не готов был уступать её своему лучшему другу!..
Но он не сочинял стихов и в остроумии уступал Ивану. В чём заключались его главные достоинства? Медицинские навыки? Успехи в теннисе? Интеллект? Эрудиция? Умение простым языком объяснять сложные вещи?.. Ну, как же он забыл! Ведь их прервали в тот момент, когда Аня так увлеклась его теорией…
— А я вам самого главного не успел рассказать, — объявил Саша.
— Про что? — не поняла Аня.
— Ну, как же, про чёрные дыры и наши путешествия во времени.
— Слушай, правда! — обрадовалась девушка. — Я и не думала, что эта физика может быть такой интересной, когда она касается тебя непосредственно. Мы остановились на том, что у нас повсюду маленькие такие чёрные дырочки — прямо хватай их горстями и путешествуй во времени.
— Точно! — улыбнулся Саша. — Почти так и есть.
Ваня смерил ревнивым взглядом их обоих и нарочито зевнул, дескать, ему эта тема уже наскучила.
— Короче, — сказал Саша, — в микромире чёрные дыры живут очень недолго. Но если их искусственно стабилизировать, искривление пространства-времени фиксируется. Для этого необходим внешний источник реликтового излучения, совпадающего по энергии с гравитационным излучением чёрной дыры. Тогда она получает энергетическую подпитку и продолжает жить.
— Ты хочешь сказать, что внешний источник — это генератор, встроенный в «Фаэтон»? — спросила Аня.
— Молодец! — похвалил Саша. — Я пришёл именно к такому выводу. Главной частью нашего прибора является генератор именно реликтового излучения. И модулировано оно в соответствии с нуклеотидным кодом конкретного индивида. Поэтому образовавшаяся внутри сферы Шварцшильда кротовина — это туннель, на концах которого находятся разные точки пространства-времени. Искусственное реликтовое излучение способно воздействовать на кротовину вокруг чёрной дыры, обеспечивая её стабильность, нужный размер и форму для перемещения достаточно крупных объектов.
— Я всё поняла! — удивилась Аня. — А точное время и место «Фаэтон» назначает путешественнику, выбирая из бесчисленного множества чёрных дыр именно ту, какую нам надо, по совпадению частот?
— Ну, конечно, Ань, — ответил Саша. — В этом ты уже лучше меня разбираешься. Собственно, единственный абсолютный показатель вселенной, определяющий шкалу времени — это реликтовое излучение, а изобретатели «Фаэтона» просто сумели увязать его с генными кодами. Всё гениальное просто. А вообще-то, — добавил он, немного помолчав, — если до конца выстроить физическую модель, получается, что никакого перемещения на самом деле не происходит. Потому что у кротовины вход является выходом и наоборот. Объекты, оказавшиеся в зоне действия стабильной чёрной дыры, как бы существуют одновременно в двух разных точках пространства-времени…
— Сашка, стоп! — перебил его Ваня. — Это страшно интересная мысль. Напомни мне потом, мы должны к ней обязательно вернуться. Но сейчас… Видишь, Аня уже не слушает тебя. Она права. Есть проблемы поважнее. Анюта! — окликнул он девушку, — ты придумала, что написать в письме?
— Да я давно уже всё придумала, — улыбнулась Аня. — Иначе не болтала бы тут с вами! А ну, давайте сюда кисточку и тушь!
И она стала аккуратно вырисовывать иероглифы.
Глава 18
ЧАЙНАЯ «ЯШМОВОЕ СИЯНИЕ»
— Я начинаю ощущать себя голливудской звездой, — сказал Саша. — Чуть ли не каждый день мы примеряем новые костюмы. Да и жизнь вокруг больше похожа на кино.
— Ага, — согласился Ваня, — только камер что-то не видно. И никто не обеспечивает нам безопасность в этом кино. А главное: гонорары где? Где наши миллионные гонорары?!
Они все трое рассматривали одежду, принесённую служанкой.
— Ну, и как вам национальные китайские костюмы? — спросила Аня.
— Нормально, — ответил Ваня, — уж не хуже египетских платьиц.
— Слушайте, — вдруг вспомнила Аня, — а куда девался Сергей? Его тоже не мешало бы переодеть и взять с собой.
— Его в другом месте переоденут, — усмехнулся Ваня.
— В морге, что ли? — не понял Саша.
— Зачем так мрачно? Сергей Борисов, конечно, не самый приятный человек, подлянку нам устроил будь здоров. Но смерти я ему не желаю. Я имел в виду, что он может сразу одеваться в свадебный костюм.
— Да ну вас, дураки, — сказала Аня. — Я, правда, считаю, что он нам нужен.
— Зачем? — пожал плечами Саша. — Без него, что ли, не справимся? Я только вот о чём подумал: если он не собирается возвращаться в наше время, значит, теперь мы будем одни разгребать эту кашу с Секретной Лабораторией, в частности с людьми, которые встретят нас на мосту.
— Вот именно! Я же говорю, он нам нужен, — быстро ввернула Аня. — Генетика отпускать нельзя. Либо тащить его с собой в наше время, либо пусть всё расскажет про документы на «Фаэтон».
— Я бы не стал его никуда тащить, — рассудил Ваня. — Зачем злить человека? Да и не просто это: удерёт он — и все дела. Пусть лучше расскажет про злосчастный диск с документацией. Ему-то теперь что? Для нашего времени он всё равно умер — второй раз и теперь окончательно.
— Не скажи, — задумался Саша. — Секретная Лаборатория запросто направит сюда свой десант, найдёт нашего Сережу и выцепит его обратно. Так что не будет он нам ничего говорить. Даже не надейтесь.
— Значит, заставим, — нахмурился Ваня.
— Как? — развела руками девушка. — В бочку с известью будем сажать?
— В бочку не обязательно, — произнёс Ваня. — Но нас же трое, а он один.
Саша потер ладонью лоб, помолчал и сделал вывод:
— Нет, силой, мы от него ничего не добьёмся. Однако я попытаюсь убедить его, что, помогая нам, он помогает и себе тоже, если действительно хочет навсегда выйти из игры. Главное, чтобы Сергей не сбежал от нас раньше, чем мы успеем нормально поговорить.
— А что, он вполне может смыться, — покивал Ваня. — У него так лихо всё началось с этой молоденькой китаянкой.
— Ты хочешь сказать, что мы его больше вообще не увидим? — усомнился Саша. — Да нет, так быстро дела не делаются.
— Тем более в Китае, — поддержала Аня. — Может, у этой служанки уже есть жених. Впрочем, не стоит гадать. Никуда он не денется. Пусть пока воркует со своей китаянкой, а мы пойдём в город, чтобы вручить письмо. Потом займёмся нашими московскими проблемами.
— А не опасно оставлять Сергея одного? — забеспокоился Ваня.
— Для кого опасно? Для него или для нас? Не дёргайся ты, — посоветовала Аня. — Точно говорю. Никуда он не денется. Языка не знает, да и китайские женщины не настолько наивны, чтобы довериться первому встречному. Если честно, я вообще сомневаюсь, что он здесь останется.
— И то верно, — согласился Ваня. — Я бы ни за что не остался, что бы ни угрожало мне в своём мире. Ты таких ужасов понарассказывала про эти казни! И как здесь зарабатывать на жизнь? Без языка, без навыков…С голоду помрёшь и всё.
— Ну, если б я был на его месте, — сказал Саша, — сбежал бы в Россию, это не так уж и далеко. А там сейчас не самые худшие времена…
— Похоже, он так и сделает, — предположила Аня.
— Тогда зачем китаянку охмурять? — не понял Ваня.
— А ты не допускаешь, что она ему просто понравилась? — ответила девушка. — Сам же и говорил о любви, а вовсе не о корыстном расчёте.
— И потом, — поддержал Саша. — Пока он от службы безопасности по кустам бегал, не до женщин было, носа никуда не показывал, вот и соскучился. А тут такая молодая, красивая…
— Ты считаешь, она красивая? — пожал плечами Ваня. — Не знаю, я бы предпочёл русскую девушку… Вот, Аню, например.
Аня вздохнула, улыбнулась натянуто и ничего не стала отвечать.
— Слушайте, хватит уже об этом генетике! — возмутился Саша. — Займёмся, наконец, нашими делами.
Он решительно встал и удалился в свою комнату, держа в руках китайскую одежду. Ваня нехотя последовал за ним.
Через некоторое время все трое стояли в гостиной и внимательно рассматривали друг друга.
Саша и Ваня смотрелись как братья-близнецы: короткие синие хлопчатобумажные куртки с длинными рукавами и широкие синие штаны. Оба держали в руках халаты и какую-то тесьму.
— Чудны?е такие! — рассмеялась Аня. — На китайцев вы похожи, как я на папуаса, но, в общем-то, это и не важно. Некоторые иностранцы, долго прожившие в Поднебесной, тоже носят китайские наряды. Это удобно, хоть и не очень красиво.
— А с этим что делать? — спросил Саша про предметы, оставшиеся в руках.
— Халат обязательно наденьте. Только бедные простолюдины ходят в одних рубахах. Халат полагается плотно застегнуть на левой стороне шеи и под мышкой.
Это оказалось совсем не сложно.
— Так, — одобрительно кивнула Аня. — Очень хорошо. Правда, тебе, Вань, халатик коротковат, даже коленей не прикрывает. Ну, ладно, не беда. Хорошо ещё, что такие длинные и широкие рукава. Почти не видно, что он маловат.
— Не видно, и слава богу. А куда эту тесьму девать?
— Тесьмой перевязывают на уровне щиколоток низ шаровар, чтобы они не болтались. Но лучше бы вам этого не делать, потому что сразу откроется очень странная обувь.
— Ботинки — ещё туда-сюда, — Ваня покосился на Сашу. — А вот мои кроссовки…
— Они так и так будут видны, — сказала Аня. — И носки тоже. Костюмчик маловат, конечно. Как будто школьная форма, оставшаяся с позапрошлого года. Но придётся пережить. Других вариантов нет.
Ваня осмотрел себя с ног до головы, поморщился и вдруг заявил:
— Нет, я, пожалуй, сниму этот клоунский наряд и надену свои привычные шмотки.
— Только попробуй, — показала ему кулак Аня. — Тогда будешь сидеть тут на пару с генетиком.
— Ну и ладно, — насупился Ваня, — подыщу и себе какую-нибудь служаночку.
Саша понял, что пора спасать ситуацию и быстро сменил тему:
— Эй, а я-то как выгляжу?
— Вполне прилично, — ответила девушка. — Да на самом деле и ты, Вань, неплохо смотришься.
— Не надо, не надо меня жалеть! — преувеличенно громко заговорил Ваня, чувство юмора вернулось к нему в полной мере — стоило ли переживать из-за такой ерунды, как внешний вид? — Скажи уж честно, что выглядим мы оба совершенно по-уродски.
— Вы просто ничего не понимаете в китайской моде девятнадцатого века, — Аня заботливо поправила на Ване халат, потом повернулась к Саше:
— Ты чего это запихиваешь себе в носки?
— Зажигалку. На всякий случай. Я бы и перочинный ножик взял, но, боюсь, ходить будет неудобно. В этих китайских вещах нет карманов. Жутко неудобно!
— А не лучше ли всё положить в сумку? — удивилась девушка.
— Некоторые вещи должны быть всегда под рукой, — назидательно объяснил Саша. — Пока сумку расстегнешь —время будет упущено. А тут, поднял ногу и выхватил нужную вещь.
Аня пожала плечами.
— Вечно вы, мужики, выдумываете всякую ерунду. Зажигалка в носках! Ты же не куришь. Или хочешь поджечь какой-нибудь храм? Но тут Китай, а не Греция…
— Мало ли, — уклончиво ответил Саша. — Пусть останется хоть зажигалка. И ножик бы пригодился, но он точно будет мешать при ходьбе. А ещё я забыл у тебя спросить. Там, в корзине, были какие-то непонятные шляпы, похожие на горшок. Мы их не стали брать. Да и малы они нам.
— Вы их мерили, что ли? — усмехнулась девушка.
— А что, из них надо было воду пить? — испуганно переспросил Саша.
— Да нет, это все-таки головные уборы, — засмеялась Аня.
— Это не головные уборы — это жуть какая-то! Мне, например, совершенно не идёт, — заявил Ваня.
— Ребят, вы чего, на подиум собрались? Идёт — не идёт… Что за ерунда?
— Да не буду я напяливать этот горшок! — упёрся Ваня. — Что хочешь со мной делай — не буду.
— Ань, а, правда, можно без них обойтись? — поинтересовался Саша. — Или это совсем неприлично? Просто удобство в одежде для нас очень много значит.
— Ладно, — сжалилась над ними девушка. — Это не главное.
Сама она была одета в просторный халат-ципао со стоячим воротником, длинными рукавами, застёжками на правую сторону и небольшими разрезами по бокам, сделанными специально, чтобы не стеснять движения. Из-под длинных пол чуть выглядывали шаровары зелёного цвета. Халат тоже был ярко-зелёного цвета с изящной вышивкой в виде цветов.
— А ты ничего так выглядишь, — оценил Ваня. — Только причёсочка никуда не годится. Волосы слишком длинные. Надо убрать в пучок, как у той китаянки.
— Ладно, это не проблема, — на удивление мирно ответила девушка, уже закручивая волосы и досадуя, что в комнате нет зеркала. — Может, пойдём уже?
— Послушайте! — вдруг вскинулся Ваня. — А на какие деньги мы будем рассиживаться в этом чайном заведении?
— Резонный вопрос, — признал Саша. — Что делать-то? — и он посмотрел на Аню.
Та подумала немного, потом взяла у Саши сумку и стала копаться в ней.
— Вот, нашла, — протянула она пустую пластиковую бутылку из-под кока-колы.
— Ну, и что это? — уставились на неё ребята.
— Китайцы очень любят хитрые иноземные штучки. Торговцы с удовольствием покупают всякие диковинки.
— Думаешь, эта пластиковая… безделица заинтересует их? — с недоверием спросил Ваня.
— Корнет Оболенский, вы так изящно ввернули слово «безделица» вместо более простых и привычных народу терминов, я просто восхищён! Но ваша эрудиция в области органической химии… Да знаешь ли ты, что теория полимеров только зарождается? Именно сейчас, над ней работает Бутлеров у нас, в Казанском университете. Кажется, он как раз ещё жив, — с некоторым сомнением добавил Саша. — Но главное, никакого производства пластмасс нет ещё и в помине — ни в России, ни в Европе. А конкретно этот материал называется ПЭТ — наверняка слышали такое слово в рекламах? Полностью оно звучит так: полиэтилентерефталат. Представляете, помню! Сам не ожидал. Так вот синтезировали его не раньше пятидесятых годов двадцатого века. Первые бутылки из ПЭТа начали делать американцы только в 1977 году, а широкое распространение такая тара вообще получила лишь после 1990-го.
— Короче, это полная экзотика для тутошних китайцев — волшебная бутылка из мягкого невесомого стекла — примерно так они должны её назвать, — резюмировал Ваня. — И что, попросим за неё миллион юаней?
— Во-первых, не юаней. Юани[16] — это бумажные деньги, их введут только через девять лет, в 1889-м. Сейчас нет бумажных денег. Есть круглые монеты с квадратными дырочками достоинством в десять, сто, пятьсот, и тысяча цяней. Или ещё их называют «кэш». Кстати, английское cash — наличные — имеет китайское происхождение и обозначает круглые бронзовые монеты с квадратными дырочками. Ещё имеют хождение медные монеты — туцзыр, то есть мелочь.
— И сколько кэшей может стоить пустая бутылка? — поинтересовался Ваня.
— Много за неё не получишь — не искать же специалиста, который даст настоящую цену. Кстати, если б такой нашёлся, он мерил бы уже серебром, а не бронзовыми монетами. Например, мы могли бы получить парочку лянов. Это большие деньги. За один лян дают полторы тысячи медных монет. На такую кучу денег мы бы здесь хорошо развернулись.
— Что за ляны такие? Сколько это в рублях? — заинтересовался Ваня.
— Ляны — это как бы золотые и серебряные деньги, но весовые, то есть слитки. Они до сих пор очень популярны здесь. Один лян — это унция, чуть больше тридцати граммов. Например, когда Китай проиграл Японии, та запросила триста миллионов лянов серебром в качестве контрибуции. А строительство гробницы Цыси обошлось казне в два и три десятых миллиона лянов серебром.
— Тогда два ляна — это совсем мизер, — деловито произнёс Ваня. — Мы, конечно, не японцы, миллионы просить не будем. Хотя… за такое ещё не сделанное, но весьма полезное изобретение… — Ваня мечтательно поднял глаза к небу. — Ну-у, минимум тысяча лянов могла бы считаться хорошей ценой.
— Боюсь, что специалист даст нам не хорошую цену, а хорошее местечко в здешней тюрьме, — Саша решил поставить точку в этом обсуждении.
— И то верно, — согласилась Аня, — поэтому мы продадим её как игрушку первому попавшемуся торговцу, но вырученных денег вполне хватит, чтобы попить настоящего китайского чаю в «Яшмовом сиянии».
— Название, однако, с претензией, — заметил Ваня.
— А если еще учесть, — добавила Анюта, — что находится чайная на Жемчужной улице… Китайцы очень любят поэтичные названия. Практически в каждом городе имеются и Жемчужная, и Яшмовая, и Нефритовая, и Цветочная, и Драконовая улицы, обязательно Ворота вечного мира или Пяти духов. Даже в своих собственных садиках перед домом они дают имена, например, беседкам: «Отблеск красоты» или «Благоухание весны».
Однако за воротами северного подворья друзей встретило отнюдь не благоухание весны, а душные, пыльные, узкие улицы, наполненные суетой, громкими криками зазывал, звоном бубенцов, колокольчиков и прочим шумом. Толкотня была ужасная: бегали посыльные ребятишки; разъезжали телеги, доверху заваленные всевозможным товаром; причём в телеги были впряжены люди, которые, обливаясь потом, тащили эти переполненные повозки, но выглядели вполне довольными; и словно плыли мерно колыхавшиеся паланкины состоятельных горожан. Из-под разноцветной материи паланкина выглядывало непроницаемое полное достоинства лицо чиновника или просто знатного человека. Измождённые носильщики паланкина выкрикивали в толпу: «Тай тоу!», что означало — подними голову, или «Цзе гуан!» — одолжи свету. Толпа расступалась, и паланкин, важно покачиваясь, двигался дальше.
На улице не было праздно шатающихся людей, все были заняты каким-нибудь делом, поэтому никто особо не обращал внимания на трёх молодых людей европейской наружности в китайских нарядах.
— Муравейник, — констатировал Саша.
— Точно, — согласился Иван
Вдруг Аня радостно крикнула, показывая на одну из ярких вывесок:
— Вот то, что нам нужно!
И они зашли в специальную лавку, хозяин которой скупал у иноземцев, а потом продавал своим собратьям, всякие диковинки. Были тут простые медные лампы европейской работы; канделябры с завитками; маленькие скульптуры ангелочков и юных полуобнажённых дев греческого эпоса, кстати, пользующихся большим спросом; зонтики, не бумажные как у китайцев, а настоящие ситцевые и шёлковые; и даже большие бронзовые часы, правда, неисправные. А также всевозможные шкатулки, украшенные пышным позолоченным орнаментом, и масса всяких мелких предметов: шпильки, заколки, пуговицы, кисеты, банки, пузырьки, жестянки от консервов, бутылки (разумеется, стеклянные) и даже одна кружевная перчатка. Хозяин повертел в руках пустую пластиковую бутылку и выложил на прилавок три бронзовых монеты по десять цяней с квадратной дырочкой.
— Ага, — согласился Ваня, — только камер что-то не видно. И никто не обеспечивает нам безопасность в этом кино. А главное: гонорары где? Где наши миллионные гонорары?!
Они все трое рассматривали одежду, принесённую служанкой.
— Ну, и как вам национальные китайские костюмы? — спросила Аня.
— Нормально, — ответил Ваня, — уж не хуже египетских платьиц.
— Слушайте, — вдруг вспомнила Аня, — а куда девался Сергей? Его тоже не мешало бы переодеть и взять с собой.
— Его в другом месте переоденут, — усмехнулся Ваня.
— В морге, что ли? — не понял Саша.
— Зачем так мрачно? Сергей Борисов, конечно, не самый приятный человек, подлянку нам устроил будь здоров. Но смерти я ему не желаю. Я имел в виду, что он может сразу одеваться в свадебный костюм.
— Да ну вас, дураки, — сказала Аня. — Я, правда, считаю, что он нам нужен.
— Зачем? — пожал плечами Саша. — Без него, что ли, не справимся? Я только вот о чём подумал: если он не собирается возвращаться в наше время, значит, теперь мы будем одни разгребать эту кашу с Секретной Лабораторией, в частности с людьми, которые встретят нас на мосту.
— Вот именно! Я же говорю, он нам нужен, — быстро ввернула Аня. — Генетика отпускать нельзя. Либо тащить его с собой в наше время, либо пусть всё расскажет про документы на «Фаэтон».
— Я бы не стал его никуда тащить, — рассудил Ваня. — Зачем злить человека? Да и не просто это: удерёт он — и все дела. Пусть лучше расскажет про злосчастный диск с документацией. Ему-то теперь что? Для нашего времени он всё равно умер — второй раз и теперь окончательно.
— Не скажи, — задумался Саша. — Секретная Лаборатория запросто направит сюда свой десант, найдёт нашего Сережу и выцепит его обратно. Так что не будет он нам ничего говорить. Даже не надейтесь.
— Значит, заставим, — нахмурился Ваня.
— Как? — развела руками девушка. — В бочку с известью будем сажать?
— В бочку не обязательно, — произнёс Ваня. — Но нас же трое, а он один.
Саша потер ладонью лоб, помолчал и сделал вывод:
— Нет, силой, мы от него ничего не добьёмся. Однако я попытаюсь убедить его, что, помогая нам, он помогает и себе тоже, если действительно хочет навсегда выйти из игры. Главное, чтобы Сергей не сбежал от нас раньше, чем мы успеем нормально поговорить.
— А что, он вполне может смыться, — покивал Ваня. — У него так лихо всё началось с этой молоденькой китаянкой.
— Ты хочешь сказать, что мы его больше вообще не увидим? — усомнился Саша. — Да нет, так быстро дела не делаются.
— Тем более в Китае, — поддержала Аня. — Может, у этой служанки уже есть жених. Впрочем, не стоит гадать. Никуда он не денется. Пусть пока воркует со своей китаянкой, а мы пойдём в город, чтобы вручить письмо. Потом займёмся нашими московскими проблемами.
— А не опасно оставлять Сергея одного? — забеспокоился Ваня.
— Для кого опасно? Для него или для нас? Не дёргайся ты, — посоветовала Аня. — Точно говорю. Никуда он не денется. Языка не знает, да и китайские женщины не настолько наивны, чтобы довериться первому встречному. Если честно, я вообще сомневаюсь, что он здесь останется.
— И то верно, — согласился Ваня. — Я бы ни за что не остался, что бы ни угрожало мне в своём мире. Ты таких ужасов понарассказывала про эти казни! И как здесь зарабатывать на жизнь? Без языка, без навыков…С голоду помрёшь и всё.
— Ну, если б я был на его месте, — сказал Саша, — сбежал бы в Россию, это не так уж и далеко. А там сейчас не самые худшие времена…
— Похоже, он так и сделает, — предположила Аня.
— Тогда зачем китаянку охмурять? — не понял Ваня.
— А ты не допускаешь, что она ему просто понравилась? — ответила девушка. — Сам же и говорил о любви, а вовсе не о корыстном расчёте.
— И потом, — поддержал Саша. — Пока он от службы безопасности по кустам бегал, не до женщин было, носа никуда не показывал, вот и соскучился. А тут такая молодая, красивая…
— Ты считаешь, она красивая? — пожал плечами Ваня. — Не знаю, я бы предпочёл русскую девушку… Вот, Аню, например.
Аня вздохнула, улыбнулась натянуто и ничего не стала отвечать.
— Слушайте, хватит уже об этом генетике! — возмутился Саша. — Займёмся, наконец, нашими делами.
Он решительно встал и удалился в свою комнату, держа в руках китайскую одежду. Ваня нехотя последовал за ним.
Через некоторое время все трое стояли в гостиной и внимательно рассматривали друг друга.
Саша и Ваня смотрелись как братья-близнецы: короткие синие хлопчатобумажные куртки с длинными рукавами и широкие синие штаны. Оба держали в руках халаты и какую-то тесьму.
— Чудны?е такие! — рассмеялась Аня. — На китайцев вы похожи, как я на папуаса, но, в общем-то, это и не важно. Некоторые иностранцы, долго прожившие в Поднебесной, тоже носят китайские наряды. Это удобно, хоть и не очень красиво.
— А с этим что делать? — спросил Саша про предметы, оставшиеся в руках.
— Халат обязательно наденьте. Только бедные простолюдины ходят в одних рубахах. Халат полагается плотно застегнуть на левой стороне шеи и под мышкой.
Это оказалось совсем не сложно.
— Так, — одобрительно кивнула Аня. — Очень хорошо. Правда, тебе, Вань, халатик коротковат, даже коленей не прикрывает. Ну, ладно, не беда. Хорошо ещё, что такие длинные и широкие рукава. Почти не видно, что он маловат.
— Не видно, и слава богу. А куда эту тесьму девать?
— Тесьмой перевязывают на уровне щиколоток низ шаровар, чтобы они не болтались. Но лучше бы вам этого не делать, потому что сразу откроется очень странная обувь.
— Ботинки — ещё туда-сюда, — Ваня покосился на Сашу. — А вот мои кроссовки…
— Они так и так будут видны, — сказала Аня. — И носки тоже. Костюмчик маловат, конечно. Как будто школьная форма, оставшаяся с позапрошлого года. Но придётся пережить. Других вариантов нет.
Ваня осмотрел себя с ног до головы, поморщился и вдруг заявил:
— Нет, я, пожалуй, сниму этот клоунский наряд и надену свои привычные шмотки.
— Только попробуй, — показала ему кулак Аня. — Тогда будешь сидеть тут на пару с генетиком.
— Ну и ладно, — насупился Ваня, — подыщу и себе какую-нибудь служаночку.
Саша понял, что пора спасать ситуацию и быстро сменил тему:
— Эй, а я-то как выгляжу?
— Вполне прилично, — ответила девушка. — Да на самом деле и ты, Вань, неплохо смотришься.
— Не надо, не надо меня жалеть! — преувеличенно громко заговорил Ваня, чувство юмора вернулось к нему в полной мере — стоило ли переживать из-за такой ерунды, как внешний вид? — Скажи уж честно, что выглядим мы оба совершенно по-уродски.
— Вы просто ничего не понимаете в китайской моде девятнадцатого века, — Аня заботливо поправила на Ване халат, потом повернулась к Саше:
— Ты чего это запихиваешь себе в носки?
— Зажигалку. На всякий случай. Я бы и перочинный ножик взял, но, боюсь, ходить будет неудобно. В этих китайских вещах нет карманов. Жутко неудобно!
— А не лучше ли всё положить в сумку? — удивилась девушка.
— Некоторые вещи должны быть всегда под рукой, — назидательно объяснил Саша. — Пока сумку расстегнешь —время будет упущено. А тут, поднял ногу и выхватил нужную вещь.
Аня пожала плечами.
— Вечно вы, мужики, выдумываете всякую ерунду. Зажигалка в носках! Ты же не куришь. Или хочешь поджечь какой-нибудь храм? Но тут Китай, а не Греция…
— Мало ли, — уклончиво ответил Саша. — Пусть останется хоть зажигалка. И ножик бы пригодился, но он точно будет мешать при ходьбе. А ещё я забыл у тебя спросить. Там, в корзине, были какие-то непонятные шляпы, похожие на горшок. Мы их не стали брать. Да и малы они нам.
— Вы их мерили, что ли? — усмехнулась девушка.
— А что, из них надо было воду пить? — испуганно переспросил Саша.
— Да нет, это все-таки головные уборы, — засмеялась Аня.
— Это не головные уборы — это жуть какая-то! Мне, например, совершенно не идёт, — заявил Ваня.
— Ребят, вы чего, на подиум собрались? Идёт — не идёт… Что за ерунда?
— Да не буду я напяливать этот горшок! — упёрся Ваня. — Что хочешь со мной делай — не буду.
— Ань, а, правда, можно без них обойтись? — поинтересовался Саша. — Или это совсем неприлично? Просто удобство в одежде для нас очень много значит.
— Ладно, — сжалилась над ними девушка. — Это не главное.
Сама она была одета в просторный халат-ципао со стоячим воротником, длинными рукавами, застёжками на правую сторону и небольшими разрезами по бокам, сделанными специально, чтобы не стеснять движения. Из-под длинных пол чуть выглядывали шаровары зелёного цвета. Халат тоже был ярко-зелёного цвета с изящной вышивкой в виде цветов.
— А ты ничего так выглядишь, — оценил Ваня. — Только причёсочка никуда не годится. Волосы слишком длинные. Надо убрать в пучок, как у той китаянки.
— Ладно, это не проблема, — на удивление мирно ответила девушка, уже закручивая волосы и досадуя, что в комнате нет зеркала. — Может, пойдём уже?
— Послушайте! — вдруг вскинулся Ваня. — А на какие деньги мы будем рассиживаться в этом чайном заведении?
— Резонный вопрос, — признал Саша. — Что делать-то? — и он посмотрел на Аню.
Та подумала немного, потом взяла у Саши сумку и стала копаться в ней.
— Вот, нашла, — протянула она пустую пластиковую бутылку из-под кока-колы.
— Ну, и что это? — уставились на неё ребята.
— Китайцы очень любят хитрые иноземные штучки. Торговцы с удовольствием покупают всякие диковинки.
— Думаешь, эта пластиковая… безделица заинтересует их? — с недоверием спросил Ваня.
— Корнет Оболенский, вы так изящно ввернули слово «безделица» вместо более простых и привычных народу терминов, я просто восхищён! Но ваша эрудиция в области органической химии… Да знаешь ли ты, что теория полимеров только зарождается? Именно сейчас, над ней работает Бутлеров у нас, в Казанском университете. Кажется, он как раз ещё жив, — с некоторым сомнением добавил Саша. — Но главное, никакого производства пластмасс нет ещё и в помине — ни в России, ни в Европе. А конкретно этот материал называется ПЭТ — наверняка слышали такое слово в рекламах? Полностью оно звучит так: полиэтилентерефталат. Представляете, помню! Сам не ожидал. Так вот синтезировали его не раньше пятидесятых годов двадцатого века. Первые бутылки из ПЭТа начали делать американцы только в 1977 году, а широкое распространение такая тара вообще получила лишь после 1990-го.
— Короче, это полная экзотика для тутошних китайцев — волшебная бутылка из мягкого невесомого стекла — примерно так они должны её назвать, — резюмировал Ваня. — И что, попросим за неё миллион юаней?
— Во-первых, не юаней. Юани[16] — это бумажные деньги, их введут только через девять лет, в 1889-м. Сейчас нет бумажных денег. Есть круглые монеты с квадратными дырочками достоинством в десять, сто, пятьсот, и тысяча цяней. Или ещё их называют «кэш». Кстати, английское cash — наличные — имеет китайское происхождение и обозначает круглые бронзовые монеты с квадратными дырочками. Ещё имеют хождение медные монеты — туцзыр, то есть мелочь.
— И сколько кэшей может стоить пустая бутылка? — поинтересовался Ваня.
— Много за неё не получишь — не искать же специалиста, который даст настоящую цену. Кстати, если б такой нашёлся, он мерил бы уже серебром, а не бронзовыми монетами. Например, мы могли бы получить парочку лянов. Это большие деньги. За один лян дают полторы тысячи медных монет. На такую кучу денег мы бы здесь хорошо развернулись.
— Что за ляны такие? Сколько это в рублях? — заинтересовался Ваня.
— Ляны — это как бы золотые и серебряные деньги, но весовые, то есть слитки. Они до сих пор очень популярны здесь. Один лян — это унция, чуть больше тридцати граммов. Например, когда Китай проиграл Японии, та запросила триста миллионов лянов серебром в качестве контрибуции. А строительство гробницы Цыси обошлось казне в два и три десятых миллиона лянов серебром.
— Тогда два ляна — это совсем мизер, — деловито произнёс Ваня. — Мы, конечно, не японцы, миллионы просить не будем. Хотя… за такое ещё не сделанное, но весьма полезное изобретение… — Ваня мечтательно поднял глаза к небу. — Ну-у, минимум тысяча лянов могла бы считаться хорошей ценой.
— Боюсь, что специалист даст нам не хорошую цену, а хорошее местечко в здешней тюрьме, — Саша решил поставить точку в этом обсуждении.
— И то верно, — согласилась Аня, — поэтому мы продадим её как игрушку первому попавшемуся торговцу, но вырученных денег вполне хватит, чтобы попить настоящего китайского чаю в «Яшмовом сиянии».
— Название, однако, с претензией, — заметил Ваня.
— А если еще учесть, — добавила Анюта, — что находится чайная на Жемчужной улице… Китайцы очень любят поэтичные названия. Практически в каждом городе имеются и Жемчужная, и Яшмовая, и Нефритовая, и Цветочная, и Драконовая улицы, обязательно Ворота вечного мира или Пяти духов. Даже в своих собственных садиках перед домом они дают имена, например, беседкам: «Отблеск красоты» или «Благоухание весны».
Однако за воротами северного подворья друзей встретило отнюдь не благоухание весны, а душные, пыльные, узкие улицы, наполненные суетой, громкими криками зазывал, звоном бубенцов, колокольчиков и прочим шумом. Толкотня была ужасная: бегали посыльные ребятишки; разъезжали телеги, доверху заваленные всевозможным товаром; причём в телеги были впряжены люди, которые, обливаясь потом, тащили эти переполненные повозки, но выглядели вполне довольными; и словно плыли мерно колыхавшиеся паланкины состоятельных горожан. Из-под разноцветной материи паланкина выглядывало непроницаемое полное достоинства лицо чиновника или просто знатного человека. Измождённые носильщики паланкина выкрикивали в толпу: «Тай тоу!», что означало — подними голову, или «Цзе гуан!» — одолжи свету. Толпа расступалась, и паланкин, важно покачиваясь, двигался дальше.
На улице не было праздно шатающихся людей, все были заняты каким-нибудь делом, поэтому никто особо не обращал внимания на трёх молодых людей европейской наружности в китайских нарядах.
— Муравейник, — констатировал Саша.
— Точно, — согласился Иван
Вдруг Аня радостно крикнула, показывая на одну из ярких вывесок:
— Вот то, что нам нужно!
И они зашли в специальную лавку, хозяин которой скупал у иноземцев, а потом продавал своим собратьям, всякие диковинки. Были тут простые медные лампы европейской работы; канделябры с завитками; маленькие скульптуры ангелочков и юных полуобнажённых дев греческого эпоса, кстати, пользующихся большим спросом; зонтики, не бумажные как у китайцев, а настоящие ситцевые и шёлковые; и даже большие бронзовые часы, правда, неисправные. А также всевозможные шкатулки, украшенные пышным позолоченным орнаментом, и масса всяких мелких предметов: шпильки, заколки, пуговицы, кисеты, банки, пузырьки, жестянки от консервов, бутылки (разумеется, стеклянные) и даже одна кружевная перчатка. Хозяин повертел в руках пустую пластиковую бутылку и выложил на прилавок три бронзовых монеты по десять цяней с квадратной дырочкой.