Серба Андрей Иванович. Мечом раздвину рубежи

   Заключительную часть речи Ольга произнесла быстро, запальчиво, однако разум ее был холоден. Что ответит ей священник? Она сознательно подвела его к черте в разговоре, переступив которую собеседник неминуемо должен был показать, что он собой представляет: человека, полностью постигшего замысел Ольги или только нащупавшего путь к нему.
   – Великая княгиня, ты рассказала, как рассуждает о взаимоотношениях с викингами твой муж Игорь. Уверен, что ты видишь решение этого вопроса совсем по-другому.
   – По-другому? Как?
   – Великий князь прав: осевшие на Руси викинги и их собратья на Русском и Варяжском морях – единое целое, и, начиная борьбу с викингами в Киеве, ты неминуемо вызываешь на бой и их собратьев вокруг него. Значит, чтобы избавиться от варяжской зависимости, великому князю надобно решить две задачи: обескровить викингов так, чтобы они несколько лет не могли представлять серьезной угрозы ни внутри Руси, ни на ее кордонах, и свершить это, не ввязываясь с ними в открытую борьбу. Так?
   – И ты знаешь, как решить подобную задачу? – вопросом на вопрос ответила Ольга.
   – Конечно. Точно так, как задумала ее решить ты, великая княгиня. Я собрал бы в одно войско все дружины ярлов, обосновавшихся вокруг Руси, и отправил их в дальний опасный поход. Когда они, изрядно обескровленные, возвратятся из похода и покинут Русь, я поставил бы Свенельда перед выбором: быть в киевской дружине наемным ярлом, ежели он считает себя викингом, либо обычным воеводой, коли он вздумал навсегда обосноваться на Руси. Зная, что ему ждать помощи не от кого, умный Свенельд наверняка смирил бы гордыню и предпочел остаться воеводой и боярином на Руси, чем снова начинать трудную и непредсказуемую жизнь морского бродяги… Разве не по этому плану свершается сегодня поход на далекий Каспий? Из каждых десяти мечей в великокняжеском войске четыре варяжских, в нем собраны дружины ярлов с Русского и Варяжского морей, и многие из них уже никогда не смогут стать недругами Руси, ибо сложат головы на берегах Хвалынского моря. А когда остатки прежней варяжской силы возвратятся, пусть даже с победой и богатой добычей, Свенельд поймет, что он, вздумай противиться любой воле великого князя, останется с ним один на один, опираясь на поддержку лишь своих наполовину обрусевших викингов. Этот человек воистину знал все! Он не просто проник в ее мысли, он во всем мыслил, как она! Главное теперь определить, кто он – друг или враг?
   – Утверждаешь, что поход вершится по моему плану? Почему? Лишь оттого, что я поддержала просьбу ярла Олафа примкнуть к войску великого князя? А не думаешь, что я могла сделать это по желанию моего мужа или с его согласия? Ярл Олаф пребывал в Киеве на распутье: продолжать путь в Царырад либо вступить в дружину великого князя. Поскольку запретный плод всегда слаще, мой муж не спешил удовлетворить просьбу Олафа, чем все больше разжигал его желание остаться на Руси. Когда же князь Игорь все-таки уступил Олафу, якобы благодаря моему заступничеству, в дружину тут же поспешили вступить еще несколько ярлов, также собиравшихся прежде следовать в Византию. Они рассуждали просто: если великий князь не желает брать в поход лишних воинов, значит, он полностью уверен в его успехе, а сам поход сулит богатую добычу, которой киевский князь не намерен делиться с другими. Разве не могло быть так, как я сказала?
   – Вполне могло,– согласился Григорий.– Но этого не произошло, поскольку подобные рассуждения слишком сложны для твоего мужа. Он учился у князя Олега сражаться с врагами и беречь себя от мнимых друзей, но никак не разбираться в хитросплетениях политики или утруждать себя размышлениями о завтрашнем дне Руси. Зато этим занималась ты, великая княгиня. Причем ты училась не только у князя Олега, а везде, где только могла. Например, лишь ты читаешь книги и манускрипты, что были собраны в великокняжеском тереме покойным князем Аскольдом. А ведь из них можно почерпнуть много того, чему нельзя было научиться у князя Олега либо предшествовавших ему правителей Руси.
   – Тебе известно о библиотеке князя Аскольда? – удивилась Ольга.– Откуда? И отчего тебя это интересует?
   – Я христианин, и мне небезразлична жизнь и судьба первого из киевских князей, принявших веру Христа. Что привело его к нашей вере, что заставило сделать окончательный выбор в решении отречься от язычества? Разве не важно знать сие мне, пастырю киевских христиан?
   – Тебе удалось ответить на свои вопросы?
   – Да.
   – Что же заставило русского князя, внука Перуна, предать веру предков?
   – Разочарование в языческих богах и проникновение в суть христианства. Однако для этого нужно было быть таким, как князь Аскольд,– умным, смелым, не скованным в мыслях, решительным в поступках. Он, как и ты, хотел знать больше других людей, видеть дальше их. Он стремился понять то, чего не было дано большинству людей вокруг него, и полученное знание неминуемо привело его к вере в Христа.
   – Но разве меньше знаний было у его брата князя Дира? Или у князя Олега, коего уже при жизни нарекли Вещим? Отчего же они сохранили верность старым богам?
   – Знание – это оружие, которое человек может направить в любую сторону. Князья Дир и Олег тоже многое знали о Византии и христианстве, но разве пытались проникнуть в державное устройство страны-соседки, понять сокровенную сущность учения Христа? Нет, ибо видели в империи и христианстве своих врагов, а князь Аскольд осмелился взглянуть на них другими глазами – глазами если не друга, то хотя бы постороннего, непредвзятого человека. Ему открылось столь много неведомого прежде, что он осудил свои многолетние заблуждения и принял истинную веру. Оттого, что ты стоишь на пути князя Аскольда, ведущем к познанию истины, я решил подойти сегодня к тебе.
   – Ты хочешь сказать, что я тоже способна предать веру предков? – повышая голос, гневно спросила Ольга.
   – Отнюдь,– успокоил ее Григорий.– Я имел в виду совсем другое. Ты умна, как князь Аскольд, читаешь те же книги, что он, ты женщина и не питаешь личной ненависти к христианству, как русичи-воины, встречавшиеся с ромеями на полях брани. Поэтому именно ты, великая княгиня, можешь понять нас, христиан, и меня, их киевского пастыря, точно так хорошо, как князь Аскольд.
   – Понять? В чем?
   – В том, что киевские христиане не враги Руси. Русь может враждовать с христианской Византией, другими христианскими державами и их владыками, но не с нами, ее жителями-христианами. Этого не могли понять предыдущие князья, может, сие поймешь ты и сможешь убедить в этом своего мужа.
   Ольга рассмеялась.
   – Думаешь, кому-то удастся убедить князя Игоря в том. что христиане его друзья? А может, заодно признать друзьями Руси и хазар-иудеев? Тогда отчего Русь постоянно вынуждена защищаться от них, отчего на ее рубежах из года в год льется русская кровь? Нет, в доброжелательность к Руси Византии и Хазарии не верю даже я, женщина, а потому не собираюсь убеждать в сей нелепице великого князя.
   – Я говорю не о любви Византии к Руси, а о том, что на ней вполне допустимо мирное соседство христиан и язычников, одинаково подданных великого князя. Отчего русичи-христиане должны отвечать за деяния императоров Нового Рима, германских королей, польских князей? Ведь русичи-христиане зачастую даже не видели их в глаза, их нога никогда не ступала на землю христианских держав. Не согласна со мной? – спросил Григорий, заметив в глазах собеседницы насмешливый блеск.
   – Нет. Убеждена, что сейчас христианский Новый Рим желает разгрома войск моего мужа, равно как и поражения другого своего врага, Хазарии, от асиев, печенегов и гузов. Так почему иного должны хотеть и другие христиане, будь они даже русичами или хазарами по крови? Ведь для вас земная жизнь – всего краткий миг, а вечно жить вы собираетесь на Небе, подле своего Христа. Для вас родная земля, родной народ – ничто, для вас главное – принадлежность к вашей вере. Разве не ваши боги изрекли, что для них нет ни эллина, ни иудея? А значит, и русича, хазарина, печенега. Вы, христиане, служите только своему Богу, и никому более.
   – Ошибаешься, великая княгиня. Разве ты не слышала или не читала, что наша вера гласит: всякая власть от Бога. Всякая! Ибо власть владык-иноверцев может посылаться нам, христианам, в наказание за грехи наши или как испытание крепости Христовой веры в наших душах. И наш удел не осуждать земную власть, а подчиняться ей! Это не просто слова, я готов доказать сказанное. Сейчас, великая княгиня, ты ломаешь голову над тем, кто я, проникший в твои замыслы – друг или враг? Так?
   – Я действительно хотела бы знать это. Ибо то, что услышала от тебя, никогда не говорится без умысла.
   – Мой умысел прост – я хочу убедить тебя, что христиане-русичи не враги киевским князьям. Пусть враждуют Русь и Византия – русичи-христиане верны родной земле и своему великому князю. Ты сказала, что мы, русичи-христиане, должны желать поражения войску твоего мужа, ибо Русь – извечный недруг христианской Византии. В таком случае я, пастырь киевских христиан, должен быть на стороне того, кто давно мечтает об ослаблении власти киевских князей. А я, наоборот, пришел предостеречь тебя от его возможных козней, поскольку нам, христианам, нужны покой и мир на Русской земле, дружба и понимание между живущими на ней племенами и верованиями, существующими на ней. Ежели я был бы врагом Руси или ее великого князя, разве открыл бы я перед тобой душу, дав понять, что твои тайные помыслы ведомы еще одному человеку, готовому помочь тебе во имя спокойствия на Руси.
   – Ты хочешь помочь мне? В чем? – притворилась удивленной Ольга.
   – В том, что удручало тебя после разговора с воеводой Свенельдом. Человеком, которого прежде опасался князь Олег, а теперь великий князь Игорь и ты.
   – Великий князь опасается своего воеводы? Отчего бы это? Священник усмехнулся, снова взглянул на солнце.
   – Великая княгиня, если я сегодня открыл душу, ты этого не сделала. Значит, еще не поверила, что я тебе друг. Когда поверишь, мы продолжим сегодняшний разговор; думаю, он будет и о воеводе Свенельде. А сейчас я должен покинуть тебя – паства ждет меня к вечерней молитве. До новой встречи, великая княгиня… ежели пожелаешь ее.
   Григорий опустил голову в поклоне и направился к тропе.
   Ладья мерно покачивалась на слабой, мелкой волне, солнце приятно припекало спину, и Игорь с трудом сдерживал желание закрыть глаза и не слушать голосов сидевших перед ним воевод и ярлов. Однако делать этого ни в коем случае было нельзя – участники воеводской рады должны были думать, что великий князь внимательно слушает каждого из них и в своем окончательном решении обязательно учтет его мнение.
   Как бы не так! Если до Таматархи мысли Игоря были заняты вопросом, на кого обрушить свой удар – на Хазарию или на берега Хвалынского моря, то после Итиль-кела он обдумывал другое – как лучше использовать силы своего войска и способности его военачальников для достижения наибольшего успеха. Своего успеха! Ибо у каждого, кто принимал сейчас участие в раде, было собственное понятие об успехе и неудаче похода. Для викингов мерилом будет служить доставшаяся им добыча, для русских князей и воевод к ней прибавляется заслуженная ими в боях слава, ну и для молодых военачальников, как тысяцкий Олег или сотник Микула, вполне достаточно просто славы и княжьей похвалы. Особняком стояли трое – главный воевода Асмус, полоцкий князь Лют и древлянский воевода Бразд, взаимоотношения которых с великим князем или Киевом были намного сложнее. Однако Игорь не собирался ни уделять им излишнего внимания, ни тем более поступать согласно их советам и пожеланиям. Он намерен вершить в походе собственную волю, а удел всех остальных участников, кем бы они ни были, послушно следовать ей! Следовать, а не давать великому князю советы или вносить свои поправки в его планы! К безоговорочному послушанию воле великого князя он приучит вначале участников этого похода, а затем всю Русь. Так было при его предшественнике Олеге, так будет при нем!…
   Порой громкие голоса либо шум вспыхивавшего время от времени среди участников рады спора отвлекали Игоря от его мыслей, заставляли вслушиваться в речи сподвижников. Ничего особенного, все как обычно: каждый воевода и ярл Желал наибольшей независимости от великого князя и главного воеводы, стремился попасть туда, где полагал захватить самую богатую добычу, доказывал свое исключительное право быть командиром самостоятельных, состоящих из нескольких дружин, отрядов. Игорь, следуя примеру князя Олега, не вмешивался в эти споры: чем больше воеводы и ярлы испортят сейчас между собой отношения, тем спокойнее воспримут любое решение великого князя. Даже обманутые в своих надеждах найдут утешение в том, что соперник тоже не получит желаемого. А соперников на раде было немало: русские воеводы и варяжские ярлы, поляне и подвластные им древляне и полочане, воеводы покойного князя Олега и выпестованные Игорем военачальники его бывшей дружины. Кричите, спорьте до хрипоты, покуда своего решающего слова не скажет он, великий князь!
   А скажет он именно свое слово. Это будет решение, которое приведет его к истинной цели похода. Ему не нужны ни разгром пиратов, ни захват богатой добычи, ни устрашение соперницы – Хазарии.
   Ему надобно совсем иное – слава князя-воителя, затмившего своими деяниями труды предшественников – князей Аскольда, Дира, Олега. Они свершили удачные походы на Царьград? Он совершил такой же на Хвалынское море. Олег, родственник и правая рука Рюрика, ставший по его воле ладожским князем, смог захватить Киев и намного увеличил мощь и пределы Руси? Он тоже раздвинет рубежи Руси, причем там, где не помышляли ни Аскольд с Диром, ни Олег – на Кавказе и Каспии. Византия считает себя хозяйкой Русского моря? Что же, Русь станет хозяйкой Хвалынского моря! Когда сие свершится, Игорь не сравняется со своими покрытыми славой предшественниками, а превзойдет их! Вот для чего приплыл он в эти далекие края, вот для чего оставил за спиной Русское и Сурожское моря, три могучие реки – Сла-вутич, Саркел, Итиль.
   Конечно, он не настолько глуп и самоуверен, чтобы надеяться в результате одного похода отвоевать для Руси место на берегах Хвалынского моря. Он вообще не намерен покорять здешние народы и силой утверждать на берегах Хвалынского моря свою власть. Он поступит иначе, точно так, как некогда князь Олег, явившийся из далекой Новгородской земли и обосновавшийся в чужом для него, рарога, Киеве. Он приплыл сегодня сюда, дабы явить прибрежным народам русскую силу, доказать местным владыкам, что с Русью лучше решать дела миром, а не бранью. Однако подобные мысли не придут в их головы сами, их надобно вколотить туда. И он это сделает. Окрестные народы враждуют с Хазарией и видят в ней самого страшного врага? Он покажет им, что cyj ществует еще более грозная сила – Русь, с мощью которой Хазарии не сравниться. И только от воли прибрежных народов и их владык зависит, кого они обретут в лице Руси – нового страшного врага или могучего союзника, готового защитить их от северных и южных хищников-соседей. Точно такой выбор некогда стоял перед киевлянами: уже имея недругами Византию и Хазарию, вступить в борьбу с пришлыми рарогами и викингами Олега либо вместе с ними противостоять этим извечным врагам. Киевляне выбрали второе – и не ошиблись! Возможно, здешние владыки не столь умны и дальновидны, тогда ему придется подтолкнуть их к принятию нужного Руси решения еще несколькими походами.
   Но главным будет сегодняшний, первый! Его войско обрушится на прибрежные города всей мощью, он предоставит полную свободу викингам, ничем не ограничивая их жестокость и тягу к повальному грабежу. Пусть прибрежные народы узнают, какова сила Руси, а их владыки задумаются, стоит ли иметь столь грозного и беспощадного врага. Нет, Игорь не будет набиваться им в друзья либо предлагать союз против Хазарии – он заставит здешних владык самих просить его о снисхождении к ним и счесть благом покровительство Руси. Он вначале устрашит их, повергнет в ужас и лишь потом, как друг и защитник, обоснуется на каспийских берегах. Князья Аскольд, Дир, Олег мечтали возвратить Руси теплые берега некогда славянского Русского моря, он сделает русскими берега не менее теплого Хвалынского моря. Он свершит то, чего не удалось его предшественникам.
   Сама судьба благоприятствует ему в этом. Занятый войной с мятежными асиями и нанятыми Византией печенегами и гузами, каган Хазарии был вынужден беспрепятственно пропустить русское войско через свои земли, на что вряд ли согласился бы при иных обстоятельствах. Правда, за эту услугу и помощь русскому войску во время его плавания по рекам Саркел и Итиль он запросил половину будущей добычи. Кстати, нужно сделать так, чтобы об этом уговоре стало широко известно окрестным правителям: пусть выбирают, чьим союзником им выгоднее видеть Русь – своим или Хазарии, готовой ради части добычи содействовать русичам и викингам в грабеже и разорении их народов и городов…
   Шум усилился настолько, что в нем возможно стало различить отдельные голоса. Встрепенувшись, Игорь открыл глаза. Так и есть: рада разделилась на две части – славянскую и варяжскую, и только Асмус с Браздом не принимали участия в перебранке. Пожалуй, пришло время включиться в раду и ему, а не делать, как прежде, вид, что внимательно слушает ее участников, принимая к сведению их советы и предложения. Хватит, намудрствовались и наспорились вдоволь, теперь настал черед внимать тому, что решил он, Игорь, и что надлежит выполнять всем присутствующим, по нраву или нет придется им это.
   Игорь, привлекая к себе внимание, громко кашлянул в кулак, начал неторопливо подниматься со скамьи. И тут же вокруг наступила тишина, нарушаемая лишь ударами о борт волн да скрипом весел в уключинах. Встав в полный рост, Игорь обвел взглядом присутствующих и ощутил, как повисло среди них тревожное ожидание. Значит, он не напрасно присматривался к предшественнику Олегу и научился, как должно вести себя великому князю на подобных радах. Надобно позволить всем участникам выговориться до конца, и тогда после взаимных упреков, воспоминаний о мелочных обидах, сведения личных счетов, чем обычно заканчивалось обсуждение общих планов между русскими воеводами и варяжскими ярлами, каждое слово великого князя будет звучать еще весомее, значительнее.
   Игорь вскинул голову, проследил глазами за чайкой, устремившейся мимо ладьи из открытого моря к невидимому берегу, выбросил в направлении ее полета руку.
   – Воеводы и ярлы, там – крепость Дербент, крайняя южная оконечность хазарских земель. По уговору с каганом мы обязались не трогать его подданных и не причинять вреда их имуществу. Хотя…– он усмехнулся,– мы не позарились бы на подданных кагана и без уговора, ибо там, где прошли его сборщики налогов, рассчитывать на добычу нечего. Но Дербент – это и крайняя северная точка владений кавказских мусульман и албанских христиан, с которыми мы не заключали никаких уговоров. Не заключали и не заключим, ибо тому, кто поднял оружие на русича или викинга, их братья отвечают тем же! На этом море была пролита кровь русских купцов и их спутников-викингов, и мы принесли их убийцам свою месть! До сегодняшнего дня на этих берегах была власть разных владык: персидского шаха и арабского халифа, властителей Аррана, Джиля, Табаристана, Джорджа-на и прочих ханов и беков. Отныне на Хвалынском море от Дербента до берегов Хорезма на востоке и до побережья Мазендарана на юге одна власть – наша!
   Среди слушателей возникло оживление, от взгляда Игоря не ускользнуло, как подался к нему всем телом ярл Эрик, как сжались до белизны губы полоцкого князя. Что, не дождетесь самого важного для вас – кого, куда и с какой целью направит великий князь? Сейчас узнаете!
   – Ярлы Эрик и Олаф! Ваши драккары бороздили многие моря, храбрость ваших викингов знают Европа, Африка, Малая Азия. Однако ваших драккаров не видели берега Хвалын-ского моря, отвага ваших викингов неведома воинам арабского халифа и персидского шаха. Ярл Эрик, покажи племенам и владыкам Джиля, Аррана и Табаристана, что такое викинги. Ярл Олаф, пусть то же самое сделают твои викинги в Мазендаране и Дейлеме. Полоцкий князь Лют, тебе надлежит отправиться в землю Джорджанскую и взять на копье город Абисекуп! Главный воевода Асмус, ты одинаково искусен в сражениях на воде и суше, а потому твоих воинов ждет в стране Ширванской город Ардебиль, лежащий в трех днях пути от моря. Воевода Бразд, тебе с тысяцкими Олегом и Сфенкелом велю остаться при мне и подчиняться лишь моим приказам. Воеводы и ярлы, я молвил свое слово! Доколе оно не стало приговором великого князя и законом для вас, готов выслушать каждого, внять его мудрому совету или уважить просьбу. Жду вас, братья и боевые друга!
   Скрестив на груди руки, Игорь наблюдал за вмиг оживившимися, заговорившими соратниками. Никто и не думал подходить к нему. Ярлы Эрик и Олаф потому, что услышали сейчас то, о чем не смели и мечтать: великий князь разрешил им действовать самостоятельно, без присмотра своего воеводы либо одного из князей земель. Князь Лют также не мог быть в обиде: при памяти Игоря князь Олег, зная нелюбовь полочан к Киеву, ни разу не доверял их князьям или воеводам командование крупными частями своего войска, а на сей раз князю Люту, дабы воевать Джорджанскую землю и штурмовать Абисекуп, предстояло получить под свое начало, помимо полочан, и других русских воинов.
   Удивляло лишь поведение Асмуса: Игорь был уверен, что тот, как главный воевода, рассчитывал находиться при великом князе и наравне с ним командовать всеми отрядами. Но за время плавания он так наскучил Игорю своими советами и поучениями, что ему при виде главного воеводы иногда хотелось даже выпрыгнуть за борт. И еще по одной причине не нужен он был подле Игоря. Всякая одержанная с ним победа неминуемо будет объяснена его умением и опытом, чего не случится с такими помощниками, как воевода Бразд с тысяцкими Олегом и Сфенкелом. Правда, Бразд не меньше Асмуса искушен в воинском деле и известен своей хитростью, но он Древлянин, а потому никто не станет превозносить его как рьяного радетеля интересов Киева и его великого князя. Зато наличие таких помощников, как Бразд с тысяцкими Олегом и Сфенкелом, позволит Игорю в случае поражения свалить вину на них: тысяцкие из-за молодости и неопытности не оправдали его доверия, а что касаемо Бразда, то… когда и какой древлянин желал добра полянам и киевскому князю?
   Подождав еще немного, Игорь громко произнес:
   – Воеводы и ярлы, вы слышали мое слово, теперь оно стало приговором великого князя. В полночь каждый из вас отправится в указанную ему сторону, а я останусь близ земли Ширванской. Там, у берегов Нефата(Земля Нефата (Нефтяная земля) – район нынешнего Баку.), на островах Нарген, Дуванной и Була(Остров Нарген расположен в 6 километрах от бакинского берега, остров? Дуванной и Була – в 18 километрах.), будет наше главное пристанище. Туда вы станете отправлять захваченную добычу, там каждые три дня я буду ждать гонцов с вестями от вас, дабы в случае надобности оказать подмогу. Да помогут нам наши боги, да покровительствует нам Небо!…
   Едва дождавшись завершения рады, ее участники поспешили к своим дружинам, и лишь Асмус не тронулся с места. Как главный воевода, он сидел по правую руку Игоря и, когда тот сделал попытку встать со скамьи, придержал его за плечо:
   – Погоди, великий князь. Дозволь слово молвить.
   – Внемлю тебе, главный воевода.
   – Не мне требовать от тебя ответа, великий князь, но объясни, отчего отправил ярлов Эрика и Олафа одних, без нагляда русского воеводы? Ведь только его присутствие удерживает викингов от проявлений своей неуемной ярости, пролития невинной крови, излишних разрушений. Всего того, что вызывает у народа, подвергнувшегося нашествию, ненависть к пришельцам и еще долго заставит считать их детей и внуков своими недругами. Разве мы явились сюда наживать новых, ненавидящих Русь врагов, а не покарать морских разбойников, грабивших наших купцов?
   – Конечно, покарать разбойников. Но где ты их сейчас сыщешь, главный воевода? Думаешь, они ждут наших воинов в своих логовах на островах? Нет, они разлетелись из разбойничьих гнезд сразу, как только прослышали о появлении наших ладей в Хвалынском море. Знаешь, где они сегодня?
   – Да, ибо ведаю, что такое здешние разбойники. Это прибрежные племена, не желающие трудиться на земле и презирающие ремесло купца, а живущие грабежами на горных дорогах и морских караванных путях. Посему разбойники обитают сегодня не на островах-прибежищах, а укрылись в своих селениях, где дождутся нашего возвращения домой и вновь примутся за прежнее.