Страница:
– Не примутся! Я намерен уничтожить не только тех разбойников, что грабят сейчас, но и тех, кто наставлял их на сей путь, и тех, кто перенимает сегодня их опыт, дабы грабить завтра. Чтобы обезопаситься от волков, надобно уничтожить весь выводок. Вот почему ярлы и воеводы испепелят все разбойничьи селения и города, вот почему они искоренят всех разбойников – вчерашних, сегодняшних, завтрашних. Смерть должна настигнуть всех в волчьей стае – матерых волков и подрастающих волчат! Ежели грабежом занимается один человек – голову рубят только ему, ежели разбойничают несколько – карают всю шайку, но ежели грабежом промышляет целое племя – кара обрушивается на все племя. Таков закон русичей.
– Согласен, великий князь. Но ты отправил отряды не только против прибрежных племен-разбойников, но и к персидскому и арабскому побережьям. А тамошние народы живут как раз торговлей, а не грабежом. Чем они провинились перед Русью? Зачем желаешь сделать из них врагов, почему хочешь, чтобы они прокляли русское имя? А каково будет нашим купцам вести здесь торговлю после разрушений и кровавых побоищ, учиненных викингами? Думал об этом?
Вот таким ты и нужен был князю Олегу, русский воевода Асмус – прямой, открытый, говоривший в глаза то, что думал. Потому что только на такого человека с распахнутой настежь душой мог положиться князь Олег в своем противостоянии вероломному Свенельду, лживому Эрику с их приспешниками. Но ты не нужен Игорю, ибо он не пришлый ра-рог, а законный русский князь, а на твое место в дружине подросли преданные Игорю его воспитанники Микула, Олег, Рогдай. А потому он не намерен терпеть ни твоих замечаний, ни тона, которым разговариваешь с великим князем. И он укажет тебе твое сегодняшнее место. И немедля.
– Главный воевода, не тебе печься о купцах,– процедил сквозь зубы Игорь.– А вот почему тебя страшат недруги с берегов персидского шаха и арабского халифа, уже занятно. Опасаешься, что они явятся с ответным походом под стены Киева? Не думаю, что подобный поход им по силам, так что можешь спать спокойно. А еще лучше – готовь своих воинов к походу на Ардебиль, ибо Дивдад, правитель земли Ширванской, слывет знатным полководцем и не уступит город без боя. Да поможет тебе Перун!
– Пусть не оставит он без своей защиты и тебя, великий князь,– холодно произнес Асмус, понимая, что разговор окончен.– Дозволь отплыть к дружине?
– Плыви. И жду тебя с радостными вестями на островах у Нефата…
Расставшись с главным воеводой, Игорь направился к кормовому возвышению, на котором его поджидали Бразд с Микулой и Сарычем.
– Небось завидуешь князю Люту и воеводе Асмусу, что отправились в набеги? – поинтересовался Игорь у Бразда.– Их будущей славе и добыче?
– Нет, великий князь. Поляне и древляне настолько близкие соседи, что никогда не забывают друг о друге. Мыслю, что у тебя обязательно сыщется дело и для меня.
Вот такой ты всегда, древлянский воевода, увертливый как налим: и ответил будто бы на вопрос, и ничего не сказал по существу. Но Игорю сейчас вблизи себя как раз и нужны такие хитрые и изворотливые люди, а место прямодушных Асмусов на полях брани с властителем Ширвана Дивдадом.
– Верно, сыщется. Скажи, воевода, что известно тебе о берегах Нефата, близ которых нам с тобой предстоит обосноваться?
– Нефат – значит Нефтяная земля. Нафта, или нефть,– горючая жидкость, которую ромеи используют при изготовлении «греческого огня», коим сжигают недругов на суше и море. Нафту главным образом добывают из глубоких колодцев, однако встречается она и в горных ключах, отчего их вода непригодна для питья. Городов на берегах Нефата нет, имеется лишь несколько жалких селений, где обосновались добытчики нафты. Острова близ Нефата обычно кишат разбойниками, однако сейчас, мыслю, они покинули их вместе со всем своим добром.
– Теперь послушай, что сообщит о Нефате он,– кивнул Игорь на Сарыча.
– Воевода рассказал о Нефате все, что знает об этой земле каждый чужеземец или проплывающий мимо караванщик,– заговорил Сарыч.– Я же добавлю то, что стало известно мне после того, как я дважды сражался в здешних местах с пиратами и один раз с кораблями владыки Мазенда-рана. Да, здесь из земли, а иногда в горах из расщелин сочится черная, вязкая жидкость, которая горит даже в воде и называется нафта. Она охотно покупается ромеями, и для ее добычи роются глубокие колодцы, рядом с которыми возводят свои селения копальщики колодцев и черпальщики нафты. Однако мужчин в этих селениях втрое-вчетверо больше, нежели требуется работников при нафтовых колодцах. Кто эти лишние мужчины? Разбойники, которым легче прожить на берегу рядом с питьевой водой и лесной дичью, нежели на пустынных островах, но которые по первому сигналу готовы сесть в укрытые в тайных бухтах суда и отправиться либо на подмогу своим собратьям по ремеслу на острова, либо на встречу купеческого каравана. Но главное предназначение обитающих в селениях разбойников совсем другое – в тайниках, устроенных в старых колодцах-черпальнях нафты, под их защитой хранится захваченная пиратами самая ценная часть добычи. Ну кому придет в голову нападать на нищие селения или искать что-либо в грязных, провонявших нафтой жилищах, тем более в готовых каждую минуту обвалиться старых колодцах? Этого не делали ни разу ни другие пираты, враждующие со здешними, ни воины-ширванцы со сторожевых кораблей.
– А если бы такая мысль все-таки пришла кому-нибудь в голову? – прищурился Бразд.– Например, мне. Что должно было случиться тогда? Как понимаю, местные разбойники не глупее меня, коли решили держаться не скопом, а разделиться на островных и береговых и держать самую ценную добычу подальше от своего основного становища. Уверен, что они позаботились о том, чтобы их добро не угодило в чужие руки и в случае, если некие умники вздумают обшарить жилища нафтодобытчиков, а заодно все колодцы в округе.
– Ты прав, воевода, пираты не намерены расставаться со своими сокровищами ни при каких обстоятельствах, а потому предусмотрели оба случая, когда им может угрожать враг. Если он явится в селения с суши, береговые пираты переправят сокровища из тайника-колодца к товарищам на острова, ежели противник нагрянет с моря, сокровища перекочуют из старого тайника в новый, расположенный в какой-нибудь пещере либо непролазной лесной чащобе. На последний случай пришлые разбойники-нафтодобытчики изучили окрестности не хуже, чем когда-то родные места.
– Ты назвал разбойников-нафтодобытчиков пришлыми? – удивился Бразд.– Я слышал, что разбоем промышляют большинство горных племен и мужчины отправляются на грабежи караванов прямо из дома, словно на пахоту или на охоту. Разве это не так?
– Это так, воевода, многие прибрежные племена действительно ничем другим не занимаются, как грабежом. Вся береговая полоса поделена между разбойничьими племенами, и горе чужаку, вздумавшему заниматься в их владениях тем же. Но есть места, где никто постоянно не живет, куда из-за отсутствия хороших бухт или питьевой воды редко пристают корабли, поэтому здесь не возбраняется селиться чужакам. Одно из таких мест – Нефата, но местные пираты недолюбливают пришлых соперников по ремеслу, отчего между ними постоянная вражда.
– Теперь мне многое прояснилось,– сказал Бразд.– Значит, пираты Нефата одинаково опасаются стражников владык Ширвана и Мазендарана и своих же местных собратьев по разбою. Но тогда я не пойму, каким образом мы собираемся захватить их сокровища. Захватить селения одновременно со стороны гор и моря? Но сокровища могут быть столь искусно спрятаны в колодцах, на их дне в остатках нафты, в подземных лазах, выкопанных в стенках колодцев, что их невозможно будет отыскать. Да их попросту можно засыпать в колодце-тайнике, дабы после нашего ухода раскопать и вновь стать их обладателем. Именно так я и поступил бы на месте разбойников. Не думаю, что их вожаки глупее меня.
– Они не глупее тебя и действительно хранили сокрови-ща так, как ты только что сказал. Однако это было раньше, но не сегодня.
Бразд улыбнулся.
– Раньше – это когда? Во времена, когда к ним за добычей нагрянул ты с дружками? И наверное, ваш поход был успешным?
– Да, мы ведь тоже знали свое дело неплохо. Кстати, дабы нам легче было вести разговор, скажи, с кем сейчас, по-твоему, ты беседуешь?
– Великий князь сказал, что ты – казак Сарыч, согласившийся нам помочь,– отводя от Сарыча глаза, ответил Бразд.
– А что ты знаешь о казаках? Приходилось ли встречаться с ними до меня?
– Нет, хотя я не раз слышал и о дунайских берладниках, и о саркелских бродниках. Знаю лишь, что казаки – вольные люди, не желающие никому подчиняться и промышляющие раз… живущие благодаря умению владеть оружием. Но, скажу честно, не понимаю, как может казак, пуще всего ценящий волю, стать помощником великого князя, держащего в своих руках столь ненавистную казакам власть.
– Воля – слишком дорогая вещь, и существует много желающих отобрать ее у человека. Чтобы не расстаться с ней, волю нужно защищать. А для всякой защиты, как ты знаешь сам, воевода, потребны железный порядок и послушание. Вот и получается, что вольному человеку, дабы сберечь волю, надобно уметь подчиняться и блюсти законы, которые он же и установил для своего блага и сохранения. Так что я сегодня при великом князе не потому, что променял свою волю на его милости, а оттого, что послушен приказу своего казачьего братства и чту его законы. Мудрено, воевода?
– Нисколько. Но давай возвратимся к нефатским пиратам. Точнее, к твоему первому знакомству с ними.
– В ту пору я был не казаком, а именно тем, кем ты поначалу хотел назвать меня – разбойником. Прослышав о скрываемых в селениях сокровищах, наш отряд напал на селение с моря и суши. Хотя мы искали тайник на совесть, обнаружить его не удалось, и мы решили развязать языки пленникам. Может, не все из них знали о тайнике, может, нам поначалу попались самые крепкие духом пираты, но первые полтора-два десятка пленников молчали. Мы рубили их на части, жгли на костре, распинали на деревьях – они были немы как рыба. Но когда мы с трех очередных содрали кожу и стали варить их в морской воде, один из них заговорил. Знаешь, где оказалось сокровище? В двух бурдюках, горловины которых были накрепко прошиты воловьими жилами и залиты по шву слоем воска. В одном хранились цветные каменья, в другом – золотые диргемы. А где скрывались бурдюки? На дне старого, заброшенного колодца под слоем просочившейся из стен нафты и дождевой воды. Но прежде бурдюки лежали в нише, устроенной в одной из стен колодца, и в случае опасности их следовало доставить либо на один из островов к дружкам береговых пиратов, либо в горную пещеру, если бы угроза исходила с моря. Лишь наше внезапное нападение со всех сторон заставило пиратов утопить на время сокровища в колодце-тайнике. Однако Ичкер учел эту ошибку и решил больше не повторять ее.
– Кто такой Ичкер? – насторожился Бразд.
– Нынешний главарь всех разбойников Нефата. Раньше он предводительствовал над пиратами одного из островов близ побережья, а после гибели прежнего главаря занял его место. Сам Ичкер из дальних горных племен, обосновавшихся рядом с народом лазгов и славящихся тем, что у них мужчины от младенцев до седых старцев не знают иного ремесла, кроме разбоя. Но Ичкер сумел прослыть разбойником даже среди разбойников-сородичей, за что был изгнан из родного края. Так он очутился на берегах Нефата и вместо горного разбойника стал морским. Храбрости и ума ему не занимать, поэтому он хранит свои сокровища иначе, нежели его предшественник.
– Как же?
Игорь внимательно прислушивался к разговору Бразда с Сарычем. И вовсе не потому, что его занимали подробности прежней жизни казака или детали предстоящего нападения на притон нефатских пиратов. Его интересовало само поведение Сарыча во время беседы с Браздом, полнота и содержание его ответов, задаваемые им самим вопросы. Он должен был самым доскональным образом изучить Сарыча, составить о нем безошибочное мнение. Умен Сарыч или глуп, отважен или труслив, можно ему доверять или нет – это были не праздные вопросы для великого князя, ибо казаку в его планах предстояло сыграть роль куда более значимую, нежели быть проводником-наводчиком в захвате пиратских сокровищ. Игорь собирался посвятить Сарыча в святая святых своих замыслов, доверить ему собственную жизнь.
Правда, прежде чем окончательно довериться казаку, он собирался проверить его в деле при нападении на пиратов Нефата. Но одно дело – быть простым проводником по уже хоженным местам, когда нужна лишь зрительная память, и совсем другое – проникнуть в неведомые края, когда прежде всего требуются сообразительность, находчивость, умение преодолевать любые преграды. А говоря короче – любой ценой добиваться поставленной цели, не подвергнув при этом опасности жизнь великого князя, который будет одним из участников похода, в котором Сарычу предстоит быть проводником. Но при познании человека важную роль играют не только собственные впечатления о нем, но также мнение других людей, тем более таких опытных и наблюдательных, как воевода Бразд.
Вот почему великий князь не хотел ограничивать беседу казака и древлянина, вот почему прислушивался к ней с куда большим вниманием, нежели к речам воевод и ярлов на недавно закончившейся раде.
– Ичкер прежде всего принял меры, чтобы о местонахождении тайника знало как можно меньше людей, причем если бы враг захватил селения, никто не должен был в них оставаться. Затем он решил не спасать сокровища на островах, а перебрасывать их в горы. Все, кто связан с сокровищами, забрав их, покидали селение по длинному подземному ходу, ведущему в горы прямо из колодца с тайником. Подземный ход в конце раздваивается, и оба выхода постоянно находятся под присмотром тайных разбойничьих дозоров. Так что как и откуда ни нападай на селения, сокровищ Ич-кера нам не видать,– подвел итог своей речи Сарыч.– На сей раз надобно действовать другим способом, который разбойники не смогли предусмотреть.
– Откуда тебе ведомо, как Ичкер хранит добычу и коим образом намерен спасать ее в случае опасности? – поинтересовался Бразд.
– У него был давний друг, командир шайки на одном из островов близ Нефата. Однажды он и его.поди крепко перепились после удачного нападения на караван. А ночью к острову тихонько подплыли пираты из прябрежного горного селения, вначале перебили спящих пьяных дозорных, а затем и всю шайку. Случайно избежал гибели лишь вожак. Что ему оставалось делать после спасения? Возвращаться к Ичкеру? Но после уничтожения шайки и потери добычи его наверняка предали бы смерти. Пристать к другим пиратам? Но все пришлые разбойники подчинялись Ичкеру, а местным разбойничьим племенам он был не нужен. Бот и пришлось ему перебираться в хазарские степи, и волею судьбы он оказался вначале в долине Злых духов, а позже прибился к атаману Казаку. Сокровища Ичкера не давали ему покоя, он звал Казака отправиться за ними, но… У нас не было ни столько людей, чтобы сразиться с Ичкером, ни ладе! дабы достичь Нефата, а прошлой осенью и самого бывшего пирата не стало – стрела буртасского стражника пробила ечу горло. Но что не досталось ему, должно достаться нам.
– Не имею ничего против. Но не маловато ли знал бывший вожак, чтобы помышлять о захвате добра Ичкера? Селений нафтодобытчиков на берегах Нефаи несколько, колодцев еще больше, и из каждого может вести в горы подземный ход. Чтобы отыскать выходы из него, не хватит всего великокняжеского войска.
– Зато должно хватить нашего с тобой ума, воевода. Я говорил, что беглый вожак был другом Ичкера и тот доверял ему– Поскольку его шайка обитала на острове, в тайну ко-лодца с ходом он посвящен не был, однако Ичкер дважды, когда тот приходил на берег, назначал его с тройкой вернейших людей в точные дозоры. Первый раз с двумя из них он лежал в горной расщелине и наблюдал за руслом высохшего ручья, второй раз из крошечной пещерки с теми же пиратами следил за козьей тропой, сбегающей в глубокое ущелье. Когда вожак будто случайно поинтересовался у старшего другой тройки, что поручал Ичкер им, оказалось, что они оба раза занимались тем же, что и он. Разница заключалась в одном: когда вожак лежал в расщелине, другая тройка наблюдала за козьей тропой, а когда он сидел в пещере, эта троица следила за руслом высохшего ручья. Не интересно ли, воезода?
– Интересно, ибо наводит на мысль, что один выход из подземного хода где-то подле высохшего ручья, а второй у козьей тропы близ ущелья. Но сколько в окрестных горах высохших ручьев и козьих троп? Не счесть!
– Верно. Но, если помнишь, я говорил, что Ичкер – умный человек, поэтому у него вряд ли могли оказаться в друзьях глупцы. Беглый вожак, сразу смекнув, куда и зачем их ставили в дозор, припомнил, что слева от того места, где они лежали в дозоре, находилась высокая седловидная гора. Когда в очередной раз он очутился на берегу, то узнал эту гору близ одного из селений. Такая гора была одна во всей округе! Помимо селения у ее подножия на двух склонах были разбросаны юлодцы для черпания нафты, часть из которых была давно заброшена. Конечно, вожака с его людьми отправляли в дозор совсем из другого селения и кружным путем, но на то он и Ичкер, чтобы не доверять самым близким друзьям! Что молвишь теперь, воевода?
– В моих родных краях нет горных троп и ущелий, поэтому я с удововствием посмотрю, что это такое. Особенно близ упомянутой тобой седловидной горы. Но лишь после того, как мы надежно обложим ее со всех сторон, а наши высадившиеся с ладей воины заставят хранителей сокровищ воспользоваться подземным ходом. Сколько воинов потребуется, дабы перарыть все отходы, а также при необходимости выдержать бой с береговыми разбойниками?
– Четырех-пягги сотен вполне хватит.
– Столько же надобно и для нападения на селение с моря. Значит, полутора тысяч дружинников достаточно, даже учитывая возмошую встречу со всем воинством Ичкера. Но, может быть, сегодня Ичкер отказался от тайника в селении, а укрывает сокровища в горах?
– В горах полно лишних глаз. Ведь селения нафтодобытчиков лепятся ближе к морю, стоят рядом с берегом, к которому пристают покупатели нафты. А чуть дальше в горах уже живут местные племена, которым известен в горах каждый камень, ручей, пещера, ущелье. К тому же в прибрежных горах укрывается множество всякого сброда и преступников, желающих быть подальше от владык Ширвана и Аррана, на землях которых их ждет тюрьма или топор палача, и мечтающих убраться отсюда подальше на первом появившемся корабле.
Конечно, схоронить клад где-либо в горах раз и навсегда можно, но ведь он предназначен вовсе не для того, чтобы покоиться в земле либо среди камней. Это общая добыча всех пиратов, самая ценная ее часть – драгоценные камни и золото, из-за которых среди разбойников и их главарей часто возникают споры и даже кровавые стычки. Под началом Ич-кера больше десяти шаек, так что клад пополняется почти каждый день. К тому же выдается доля тем, кто пожелал расстаться с разбойным ремеслом либо уходит от Ичкера к другому главарю, а также покончившим с прежним промыслом из-за болезней или увечий. Подобных случаев тоже немало. Вот и получается, что к тайнику, будь он укрыт в горах, пришлось бы наведываться слишком часто, а это значит, что рано или поздно он оказался бы обнаружен. Нет, воевода, в тайнике-колодце среди своих и под надежным приглядом держать клад куда безопасней,– уверенно заявил Сарыч.– Теперь о тех воинах, которым предстоит окружать гору. Им следует пристать к берегу самое меньшее на двое-трое суток раньше, нежели их товарищи появятся у Нефата. Пристать надобно подальше от селений, дабы выйти к горе кружным путем. Идти придется медленно, осторожно, минуя тропы и обходя селения горцев, дабы весть о нашем отряде не достигла разбойников Ичкера раньше нас самих.
– Наша полутысяча отправится к Нефату сегодня в полночь, остальные ладьи покинут великого князя через трое суток. Как действовать сообща обоим нашим отрядам, обговорим с моими сотниками в дружине,– сказал Бразд и повернулся к Игорю: – Великий князь, коли тебе нам больше нечего сказать, дозволь возвратиться к воинам.
– Возвращайся. В набег на Нефат можешь взять дружинников столько, сколько сочтешь нужным. Но учти, что после разгрома разбойников Ичкера сотник Микула с Сарычем на пяти ладьях отправятся на новое задание. Тебе же надлежит плыть ко мне на острова…
Очевидно, Сарыч не вызвал у Бразда подозрений, и тот доверил ему судьбу набега своей дружины на берега Нефата. Но древлянский воевода и здесь остался сам собой – с казаком он отправился сам, то ли не до конца доверяя ему, толи предпочитая осуществить самую ответственную часть плана самолично. Для Игоря это было не столь важно, самое главное – чем увенчается набег на Нефат и как проявит себя при этом Сарыч. Путь до Нефата не столь далек, захват сокровищ не потребует много времени, и великий князь через несколько суток будет знать о Сарыче куда больше сегодняшнего…
Воевода Бразд возвратился к Игорю вечером третьего дня после прибытия русичей на острова близ нефатского побережья. Вначале о появлении в море древлянских ладей великому князю сообщили дозорные, затем просьбу Бразда о встрече с Игорем передал сотник великокняжеской стражи. По тому, что Бразд не пожелал явиться к нему сразу же, а предпочел встретиться поздно вечером, Игорь догадался, что воевода возвратился с добычей. Причем с богатейшей, ибо счел излишним показывать ее пронырливому и вездесущему хазарскому купцу Хозрою, приставленному каганом к русскому войску для подсчета захваченной добычи, чтобы не оказаться обделенным при ее дележе.
Хитер и дальновиден древлянский воевода, являя великому князю прежде всего свою заботу о его благе, а не о собственной славе! А ведь тот же Асмус обязательно препроводил бы привезенную добычу в шатер Игоря со всей возможной торжественностью и на виду всех дружинников, показывая свою удачливость и приумножая старую славу новой. Видно, само Небо подсказало ему мысль оставить при себе вместо Асмуса Бразда!
Бразд пришел, когда на остров плотно легла непроглядная южная ночь. Воеводу сопровождали четверо воинов, которые, несмотря на духоту, были в плащах. Отвесив великому князю поклон, Бразд указал воинам на скамью у входа в шатер, и те, отбросив в стороны полы плащей, положили на нее два кожаных мешка. Сделав свое дело, дружинники тут же вышли, а Бразд, не спеша развязав с помощью кинжала горловины мешков, наконец-то подал голос:
– Великий князь, на берегах Нефата разбойников больше нет. Я… твои воины вначале разбили их в морском бою у островов, затем в сражении на суше. Прими добычу, принадлежащую тебе по праву победителя и великого князя.
Взяв со стола бронзовый трехсвечник, Игорь подошел к лавке, склонился над мешками. Один доверху был наполнен золотыми диргемами, второй примерно на две трети – цветными каменьями. Игорь не задержал взгляда на золоте – золото всегда есть золото, блести оно воеводской гривной на шее, сверкай украшениями на ножнах меча, мерцай кругляшами-монетами в мешке. Зато от второго мешка он не смог отвести глаз: кольца и перстни с каменьями, диадемы и ожерелья, броши и серьги, пригоршни неоправленных камней сверкали всеми цветами радуги, властно притягивая к себе взгляд и заставляя забыть обо всем остальном. Сунув руку в горловину и погрузив ее по локоть в драгоценности, Игорь принялся шевелить их, и камни засверками уже по-другому. Вдруг что-то ужалило палец. Вынув руку, Игорь осмотрел больное место, однако ничего похожего на укол не обнаружил. Наверное, показалось.
Он снова сунул руку в мешок, начал медленно пропускать камни между пальцами, то поднимая свечу, то опуская, то отводя ее вправо или влево, отчего камни каждый раз искрились либо полыхали огнем по-новому. И снова нечто ужалило уже ладонь. Нет, это был явно не укол – ладонь обдало ледяным холодом, будто он опустил ее в снег или в прорубь. И вновь Игорь не обнаружил на ладони ничего. Возможно, опять почудилось. Впрочем, пора вспомнить, что он в шатре не один, поэтому негоже ему, великому князю, играться с камнями, словно малому дитю с цацками.
– Знатная добыча,– сказал он, проходя к столу и ставя на него трехсвечник.– Половина ее твоя и твоих воинов, воевода.
– Нет, великий князь, вся сия добыча твоя. Можешь распоряжаться всем золотом и самоцветами по своему разумению.
Ответ Бразда поверг Игоря в изумление.
– Не понимаю тебя. Твои дружинники пролили за это золото и каменья свою кровь, значит, это их боевая добыча. Отчего ты хочешь лишить их ее? Разве тебе не ведомы законы русичей?
– Они мне ведомы, однако от этой добычи велит отказаться наш волхв. Боги открыли ему, что золото и камни уготованы не нам, древлянам, и должны быть полностью переданы в твои руки.
– Он тебе не сказал, отчего боги решили позаботиться обо мне? – с улыбкой спросил Игорь.– Моему волхву о подобных вещах они что-то не пророчат. Может, нам поменяться ими?
– Я верю своему волхву,– по-прежнему серьезно ответил Бразд.– В первую же ночь нашего пути к берегам Нефата боги сообщили ему, что нас ждет богатая добыча, однако она не наша. Когда же мы завладели пиратскими сокровищами, Небо подтвердило, что в наших руках чужие сокровища и нас не минет кара, ежели мы позаримся даже на малую часть их. Ибо эти сокровища посланы в мир живых из мира мертвых, и мы должны лишь передать их тому, кому они предназначены.
– Согласен, великий князь. Но ты отправил отряды не только против прибрежных племен-разбойников, но и к персидскому и арабскому побережьям. А тамошние народы живут как раз торговлей, а не грабежом. Чем они провинились перед Русью? Зачем желаешь сделать из них врагов, почему хочешь, чтобы они прокляли русское имя? А каково будет нашим купцам вести здесь торговлю после разрушений и кровавых побоищ, учиненных викингами? Думал об этом?
Вот таким ты и нужен был князю Олегу, русский воевода Асмус – прямой, открытый, говоривший в глаза то, что думал. Потому что только на такого человека с распахнутой настежь душой мог положиться князь Олег в своем противостоянии вероломному Свенельду, лживому Эрику с их приспешниками. Но ты не нужен Игорю, ибо он не пришлый ра-рог, а законный русский князь, а на твое место в дружине подросли преданные Игорю его воспитанники Микула, Олег, Рогдай. А потому он не намерен терпеть ни твоих замечаний, ни тона, которым разговариваешь с великим князем. И он укажет тебе твое сегодняшнее место. И немедля.
– Главный воевода, не тебе печься о купцах,– процедил сквозь зубы Игорь.– А вот почему тебя страшат недруги с берегов персидского шаха и арабского халифа, уже занятно. Опасаешься, что они явятся с ответным походом под стены Киева? Не думаю, что подобный поход им по силам, так что можешь спать спокойно. А еще лучше – готовь своих воинов к походу на Ардебиль, ибо Дивдад, правитель земли Ширванской, слывет знатным полководцем и не уступит город без боя. Да поможет тебе Перун!
– Пусть не оставит он без своей защиты и тебя, великий князь,– холодно произнес Асмус, понимая, что разговор окончен.– Дозволь отплыть к дружине?
– Плыви. И жду тебя с радостными вестями на островах у Нефата…
Расставшись с главным воеводой, Игорь направился к кормовому возвышению, на котором его поджидали Бразд с Микулой и Сарычем.
– Небось завидуешь князю Люту и воеводе Асмусу, что отправились в набеги? – поинтересовался Игорь у Бразда.– Их будущей славе и добыче?
– Нет, великий князь. Поляне и древляне настолько близкие соседи, что никогда не забывают друг о друге. Мыслю, что у тебя обязательно сыщется дело и для меня.
Вот такой ты всегда, древлянский воевода, увертливый как налим: и ответил будто бы на вопрос, и ничего не сказал по существу. Но Игорю сейчас вблизи себя как раз и нужны такие хитрые и изворотливые люди, а место прямодушных Асмусов на полях брани с властителем Ширвана Дивдадом.
– Верно, сыщется. Скажи, воевода, что известно тебе о берегах Нефата, близ которых нам с тобой предстоит обосноваться?
– Нефат – значит Нефтяная земля. Нафта, или нефть,– горючая жидкость, которую ромеи используют при изготовлении «греческого огня», коим сжигают недругов на суше и море. Нафту главным образом добывают из глубоких колодцев, однако встречается она и в горных ключах, отчего их вода непригодна для питья. Городов на берегах Нефата нет, имеется лишь несколько жалких селений, где обосновались добытчики нафты. Острова близ Нефата обычно кишат разбойниками, однако сейчас, мыслю, они покинули их вместе со всем своим добром.
– Теперь послушай, что сообщит о Нефате он,– кивнул Игорь на Сарыча.
– Воевода рассказал о Нефате все, что знает об этой земле каждый чужеземец или проплывающий мимо караванщик,– заговорил Сарыч.– Я же добавлю то, что стало известно мне после того, как я дважды сражался в здешних местах с пиратами и один раз с кораблями владыки Мазенда-рана. Да, здесь из земли, а иногда в горах из расщелин сочится черная, вязкая жидкость, которая горит даже в воде и называется нафта. Она охотно покупается ромеями, и для ее добычи роются глубокие колодцы, рядом с которыми возводят свои селения копальщики колодцев и черпальщики нафты. Однако мужчин в этих селениях втрое-вчетверо больше, нежели требуется работников при нафтовых колодцах. Кто эти лишние мужчины? Разбойники, которым легче прожить на берегу рядом с питьевой водой и лесной дичью, нежели на пустынных островах, но которые по первому сигналу готовы сесть в укрытые в тайных бухтах суда и отправиться либо на подмогу своим собратьям по ремеслу на острова, либо на встречу купеческого каравана. Но главное предназначение обитающих в селениях разбойников совсем другое – в тайниках, устроенных в старых колодцах-черпальнях нафты, под их защитой хранится захваченная пиратами самая ценная часть добычи. Ну кому придет в голову нападать на нищие селения или искать что-либо в грязных, провонявших нафтой жилищах, тем более в готовых каждую минуту обвалиться старых колодцах? Этого не делали ни разу ни другие пираты, враждующие со здешними, ни воины-ширванцы со сторожевых кораблей.
– А если бы такая мысль все-таки пришла кому-нибудь в голову? – прищурился Бразд.– Например, мне. Что должно было случиться тогда? Как понимаю, местные разбойники не глупее меня, коли решили держаться не скопом, а разделиться на островных и береговых и держать самую ценную добычу подальше от своего основного становища. Уверен, что они позаботились о том, чтобы их добро не угодило в чужие руки и в случае, если некие умники вздумают обшарить жилища нафтодобытчиков, а заодно все колодцы в округе.
– Ты прав, воевода, пираты не намерены расставаться со своими сокровищами ни при каких обстоятельствах, а потому предусмотрели оба случая, когда им может угрожать враг. Если он явится в селения с суши, береговые пираты переправят сокровища из тайника-колодца к товарищам на острова, ежели противник нагрянет с моря, сокровища перекочуют из старого тайника в новый, расположенный в какой-нибудь пещере либо непролазной лесной чащобе. На последний случай пришлые разбойники-нафтодобытчики изучили окрестности не хуже, чем когда-то родные места.
– Ты назвал разбойников-нафтодобытчиков пришлыми? – удивился Бразд.– Я слышал, что разбоем промышляют большинство горных племен и мужчины отправляются на грабежи караванов прямо из дома, словно на пахоту или на охоту. Разве это не так?
– Это так, воевода, многие прибрежные племена действительно ничем другим не занимаются, как грабежом. Вся береговая полоса поделена между разбойничьими племенами, и горе чужаку, вздумавшему заниматься в их владениях тем же. Но есть места, где никто постоянно не живет, куда из-за отсутствия хороших бухт или питьевой воды редко пристают корабли, поэтому здесь не возбраняется селиться чужакам. Одно из таких мест – Нефата, но местные пираты недолюбливают пришлых соперников по ремеслу, отчего между ними постоянная вражда.
– Теперь мне многое прояснилось,– сказал Бразд.– Значит, пираты Нефата одинаково опасаются стражников владык Ширвана и Мазендарана и своих же местных собратьев по разбою. Но тогда я не пойму, каким образом мы собираемся захватить их сокровища. Захватить селения одновременно со стороны гор и моря? Но сокровища могут быть столь искусно спрятаны в колодцах, на их дне в остатках нафты, в подземных лазах, выкопанных в стенках колодцев, что их невозможно будет отыскать. Да их попросту можно засыпать в колодце-тайнике, дабы после нашего ухода раскопать и вновь стать их обладателем. Именно так я и поступил бы на месте разбойников. Не думаю, что их вожаки глупее меня.
– Они не глупее тебя и действительно хранили сокрови-ща так, как ты только что сказал. Однако это было раньше, но не сегодня.
Бразд улыбнулся.
– Раньше – это когда? Во времена, когда к ним за добычей нагрянул ты с дружками? И наверное, ваш поход был успешным?
– Да, мы ведь тоже знали свое дело неплохо. Кстати, дабы нам легче было вести разговор, скажи, с кем сейчас, по-твоему, ты беседуешь?
– Великий князь сказал, что ты – казак Сарыч, согласившийся нам помочь,– отводя от Сарыча глаза, ответил Бразд.
– А что ты знаешь о казаках? Приходилось ли встречаться с ними до меня?
– Нет, хотя я не раз слышал и о дунайских берладниках, и о саркелских бродниках. Знаю лишь, что казаки – вольные люди, не желающие никому подчиняться и промышляющие раз… живущие благодаря умению владеть оружием. Но, скажу честно, не понимаю, как может казак, пуще всего ценящий волю, стать помощником великого князя, держащего в своих руках столь ненавистную казакам власть.
– Воля – слишком дорогая вещь, и существует много желающих отобрать ее у человека. Чтобы не расстаться с ней, волю нужно защищать. А для всякой защиты, как ты знаешь сам, воевода, потребны железный порядок и послушание. Вот и получается, что вольному человеку, дабы сберечь волю, надобно уметь подчиняться и блюсти законы, которые он же и установил для своего блага и сохранения. Так что я сегодня при великом князе не потому, что променял свою волю на его милости, а оттого, что послушен приказу своего казачьего братства и чту его законы. Мудрено, воевода?
– Нисколько. Но давай возвратимся к нефатским пиратам. Точнее, к твоему первому знакомству с ними.
– В ту пору я был не казаком, а именно тем, кем ты поначалу хотел назвать меня – разбойником. Прослышав о скрываемых в селениях сокровищах, наш отряд напал на селение с моря и суши. Хотя мы искали тайник на совесть, обнаружить его не удалось, и мы решили развязать языки пленникам. Может, не все из них знали о тайнике, может, нам поначалу попались самые крепкие духом пираты, но первые полтора-два десятка пленников молчали. Мы рубили их на части, жгли на костре, распинали на деревьях – они были немы как рыба. Но когда мы с трех очередных содрали кожу и стали варить их в морской воде, один из них заговорил. Знаешь, где оказалось сокровище? В двух бурдюках, горловины которых были накрепко прошиты воловьими жилами и залиты по шву слоем воска. В одном хранились цветные каменья, в другом – золотые диргемы. А где скрывались бурдюки? На дне старого, заброшенного колодца под слоем просочившейся из стен нафты и дождевой воды. Но прежде бурдюки лежали в нише, устроенной в одной из стен колодца, и в случае опасности их следовало доставить либо на один из островов к дружкам береговых пиратов, либо в горную пещеру, если бы угроза исходила с моря. Лишь наше внезапное нападение со всех сторон заставило пиратов утопить на время сокровища в колодце-тайнике. Однако Ичкер учел эту ошибку и решил больше не повторять ее.
– Кто такой Ичкер? – насторожился Бразд.
– Нынешний главарь всех разбойников Нефата. Раньше он предводительствовал над пиратами одного из островов близ побережья, а после гибели прежнего главаря занял его место. Сам Ичкер из дальних горных племен, обосновавшихся рядом с народом лазгов и славящихся тем, что у них мужчины от младенцев до седых старцев не знают иного ремесла, кроме разбоя. Но Ичкер сумел прослыть разбойником даже среди разбойников-сородичей, за что был изгнан из родного края. Так он очутился на берегах Нефата и вместо горного разбойника стал морским. Храбрости и ума ему не занимать, поэтому он хранит свои сокровища иначе, нежели его предшественник.
– Как же?
Игорь внимательно прислушивался к разговору Бразда с Сарычем. И вовсе не потому, что его занимали подробности прежней жизни казака или детали предстоящего нападения на притон нефатских пиратов. Его интересовало само поведение Сарыча во время беседы с Браздом, полнота и содержание его ответов, задаваемые им самим вопросы. Он должен был самым доскональным образом изучить Сарыча, составить о нем безошибочное мнение. Умен Сарыч или глуп, отважен или труслив, можно ему доверять или нет – это были не праздные вопросы для великого князя, ибо казаку в его планах предстояло сыграть роль куда более значимую, нежели быть проводником-наводчиком в захвате пиратских сокровищ. Игорь собирался посвятить Сарыча в святая святых своих замыслов, доверить ему собственную жизнь.
Правда, прежде чем окончательно довериться казаку, он собирался проверить его в деле при нападении на пиратов Нефата. Но одно дело – быть простым проводником по уже хоженным местам, когда нужна лишь зрительная память, и совсем другое – проникнуть в неведомые края, когда прежде всего требуются сообразительность, находчивость, умение преодолевать любые преграды. А говоря короче – любой ценой добиваться поставленной цели, не подвергнув при этом опасности жизнь великого князя, который будет одним из участников похода, в котором Сарычу предстоит быть проводником. Но при познании человека важную роль играют не только собственные впечатления о нем, но также мнение других людей, тем более таких опытных и наблюдательных, как воевода Бразд.
Вот почему великий князь не хотел ограничивать беседу казака и древлянина, вот почему прислушивался к ней с куда большим вниманием, нежели к речам воевод и ярлов на недавно закончившейся раде.
– Ичкер прежде всего принял меры, чтобы о местонахождении тайника знало как можно меньше людей, причем если бы враг захватил селения, никто не должен был в них оставаться. Затем он решил не спасать сокровища на островах, а перебрасывать их в горы. Все, кто связан с сокровищами, забрав их, покидали селение по длинному подземному ходу, ведущему в горы прямо из колодца с тайником. Подземный ход в конце раздваивается, и оба выхода постоянно находятся под присмотром тайных разбойничьих дозоров. Так что как и откуда ни нападай на селения, сокровищ Ич-кера нам не видать,– подвел итог своей речи Сарыч.– На сей раз надобно действовать другим способом, который разбойники не смогли предусмотреть.
– Откуда тебе ведомо, как Ичкер хранит добычу и коим образом намерен спасать ее в случае опасности? – поинтересовался Бразд.
– У него был давний друг, командир шайки на одном из островов близ Нефата. Однажды он и его.поди крепко перепились после удачного нападения на караван. А ночью к острову тихонько подплыли пираты из прябрежного горного селения, вначале перебили спящих пьяных дозорных, а затем и всю шайку. Случайно избежал гибели лишь вожак. Что ему оставалось делать после спасения? Возвращаться к Ичкеру? Но после уничтожения шайки и потери добычи его наверняка предали бы смерти. Пристать к другим пиратам? Но все пришлые разбойники подчинялись Ичкеру, а местным разбойничьим племенам он был не нужен. Бот и пришлось ему перебираться в хазарские степи, и волею судьбы он оказался вначале в долине Злых духов, а позже прибился к атаману Казаку. Сокровища Ичкера не давали ему покоя, он звал Казака отправиться за ними, но… У нас не было ни столько людей, чтобы сразиться с Ичкером, ни ладе! дабы достичь Нефата, а прошлой осенью и самого бывшего пирата не стало – стрела буртасского стражника пробила ечу горло. Но что не досталось ему, должно достаться нам.
– Не имею ничего против. Но не маловато ли знал бывший вожак, чтобы помышлять о захвате добра Ичкера? Селений нафтодобытчиков на берегах Нефаи несколько, колодцев еще больше, и из каждого может вести в горы подземный ход. Чтобы отыскать выходы из него, не хватит всего великокняжеского войска.
– Зато должно хватить нашего с тобой ума, воевода. Я говорил, что беглый вожак был другом Ичкера и тот доверял ему– Поскольку его шайка обитала на острове, в тайну ко-лодца с ходом он посвящен не был, однако Ичкер дважды, когда тот приходил на берег, назначал его с тройкой вернейших людей в точные дозоры. Первый раз с двумя из них он лежал в горной расщелине и наблюдал за руслом высохшего ручья, второй раз из крошечной пещерки с теми же пиратами следил за козьей тропой, сбегающей в глубокое ущелье. Когда вожак будто случайно поинтересовался у старшего другой тройки, что поручал Ичкер им, оказалось, что они оба раза занимались тем же, что и он. Разница заключалась в одном: когда вожак лежал в расщелине, другая тройка наблюдала за козьей тропой, а когда он сидел в пещере, эта троица следила за руслом высохшего ручья. Не интересно ли, воезода?
– Интересно, ибо наводит на мысль, что один выход из подземного хода где-то подле высохшего ручья, а второй у козьей тропы близ ущелья. Но сколько в окрестных горах высохших ручьев и козьих троп? Не счесть!
– Верно. Но, если помнишь, я говорил, что Ичкер – умный человек, поэтому у него вряд ли могли оказаться в друзьях глупцы. Беглый вожак, сразу смекнув, куда и зачем их ставили в дозор, припомнил, что слева от того места, где они лежали в дозоре, находилась высокая седловидная гора. Когда в очередной раз он очутился на берегу, то узнал эту гору близ одного из селений. Такая гора была одна во всей округе! Помимо селения у ее подножия на двух склонах были разбросаны юлодцы для черпания нафты, часть из которых была давно заброшена. Конечно, вожака с его людьми отправляли в дозор совсем из другого селения и кружным путем, но на то он и Ичкер, чтобы не доверять самым близким друзьям! Что молвишь теперь, воевода?
– В моих родных краях нет горных троп и ущелий, поэтому я с удововствием посмотрю, что это такое. Особенно близ упомянутой тобой седловидной горы. Но лишь после того, как мы надежно обложим ее со всех сторон, а наши высадившиеся с ладей воины заставят хранителей сокровищ воспользоваться подземным ходом. Сколько воинов потребуется, дабы перарыть все отходы, а также при необходимости выдержать бой с береговыми разбойниками?
– Четырех-пягги сотен вполне хватит.
– Столько же надобно и для нападения на селение с моря. Значит, полутора тысяч дружинников достаточно, даже учитывая возмошую встречу со всем воинством Ичкера. Но, может быть, сегодня Ичкер отказался от тайника в селении, а укрывает сокровища в горах?
– В горах полно лишних глаз. Ведь селения нафтодобытчиков лепятся ближе к морю, стоят рядом с берегом, к которому пристают покупатели нафты. А чуть дальше в горах уже живут местные племена, которым известен в горах каждый камень, ручей, пещера, ущелье. К тому же в прибрежных горах укрывается множество всякого сброда и преступников, желающих быть подальше от владык Ширвана и Аррана, на землях которых их ждет тюрьма или топор палача, и мечтающих убраться отсюда подальше на первом появившемся корабле.
Конечно, схоронить клад где-либо в горах раз и навсегда можно, но ведь он предназначен вовсе не для того, чтобы покоиться в земле либо среди камней. Это общая добыча всех пиратов, самая ценная ее часть – драгоценные камни и золото, из-за которых среди разбойников и их главарей часто возникают споры и даже кровавые стычки. Под началом Ич-кера больше десяти шаек, так что клад пополняется почти каждый день. К тому же выдается доля тем, кто пожелал расстаться с разбойным ремеслом либо уходит от Ичкера к другому главарю, а также покончившим с прежним промыслом из-за болезней или увечий. Подобных случаев тоже немало. Вот и получается, что к тайнику, будь он укрыт в горах, пришлось бы наведываться слишком часто, а это значит, что рано или поздно он оказался бы обнаружен. Нет, воевода, в тайнике-колодце среди своих и под надежным приглядом держать клад куда безопасней,– уверенно заявил Сарыч.– Теперь о тех воинах, которым предстоит окружать гору. Им следует пристать к берегу самое меньшее на двое-трое суток раньше, нежели их товарищи появятся у Нефата. Пристать надобно подальше от селений, дабы выйти к горе кружным путем. Идти придется медленно, осторожно, минуя тропы и обходя селения горцев, дабы весть о нашем отряде не достигла разбойников Ичкера раньше нас самих.
– Наша полутысяча отправится к Нефату сегодня в полночь, остальные ладьи покинут великого князя через трое суток. Как действовать сообща обоим нашим отрядам, обговорим с моими сотниками в дружине,– сказал Бразд и повернулся к Игорю: – Великий князь, коли тебе нам больше нечего сказать, дозволь возвратиться к воинам.
– Возвращайся. В набег на Нефат можешь взять дружинников столько, сколько сочтешь нужным. Но учти, что после разгрома разбойников Ичкера сотник Микула с Сарычем на пяти ладьях отправятся на новое задание. Тебе же надлежит плыть ко мне на острова…
Очевидно, Сарыч не вызвал у Бразда подозрений, и тот доверил ему судьбу набега своей дружины на берега Нефата. Но древлянский воевода и здесь остался сам собой – с казаком он отправился сам, то ли не до конца доверяя ему, толи предпочитая осуществить самую ответственную часть плана самолично. Для Игоря это было не столь важно, самое главное – чем увенчается набег на Нефат и как проявит себя при этом Сарыч. Путь до Нефата не столь далек, захват сокровищ не потребует много времени, и великий князь через несколько суток будет знать о Сарыче куда больше сегодняшнего…
Воевода Бразд возвратился к Игорю вечером третьего дня после прибытия русичей на острова близ нефатского побережья. Вначале о появлении в море древлянских ладей великому князю сообщили дозорные, затем просьбу Бразда о встрече с Игорем передал сотник великокняжеской стражи. По тому, что Бразд не пожелал явиться к нему сразу же, а предпочел встретиться поздно вечером, Игорь догадался, что воевода возвратился с добычей. Причем с богатейшей, ибо счел излишним показывать ее пронырливому и вездесущему хазарскому купцу Хозрою, приставленному каганом к русскому войску для подсчета захваченной добычи, чтобы не оказаться обделенным при ее дележе.
Хитер и дальновиден древлянский воевода, являя великому князю прежде всего свою заботу о его благе, а не о собственной славе! А ведь тот же Асмус обязательно препроводил бы привезенную добычу в шатер Игоря со всей возможной торжественностью и на виду всех дружинников, показывая свою удачливость и приумножая старую славу новой. Видно, само Небо подсказало ему мысль оставить при себе вместо Асмуса Бразда!
Бразд пришел, когда на остров плотно легла непроглядная южная ночь. Воеводу сопровождали четверо воинов, которые, несмотря на духоту, были в плащах. Отвесив великому князю поклон, Бразд указал воинам на скамью у входа в шатер, и те, отбросив в стороны полы плащей, положили на нее два кожаных мешка. Сделав свое дело, дружинники тут же вышли, а Бразд, не спеша развязав с помощью кинжала горловины мешков, наконец-то подал голос:
– Великий князь, на берегах Нефата разбойников больше нет. Я… твои воины вначале разбили их в морском бою у островов, затем в сражении на суше. Прими добычу, принадлежащую тебе по праву победителя и великого князя.
Взяв со стола бронзовый трехсвечник, Игорь подошел к лавке, склонился над мешками. Один доверху был наполнен золотыми диргемами, второй примерно на две трети – цветными каменьями. Игорь не задержал взгляда на золоте – золото всегда есть золото, блести оно воеводской гривной на шее, сверкай украшениями на ножнах меча, мерцай кругляшами-монетами в мешке. Зато от второго мешка он не смог отвести глаз: кольца и перстни с каменьями, диадемы и ожерелья, броши и серьги, пригоршни неоправленных камней сверкали всеми цветами радуги, властно притягивая к себе взгляд и заставляя забыть обо всем остальном. Сунув руку в горловину и погрузив ее по локоть в драгоценности, Игорь принялся шевелить их, и камни засверками уже по-другому. Вдруг что-то ужалило палец. Вынув руку, Игорь осмотрел больное место, однако ничего похожего на укол не обнаружил. Наверное, показалось.
Он снова сунул руку в мешок, начал медленно пропускать камни между пальцами, то поднимая свечу, то опуская, то отводя ее вправо или влево, отчего камни каждый раз искрились либо полыхали огнем по-новому. И снова нечто ужалило уже ладонь. Нет, это был явно не укол – ладонь обдало ледяным холодом, будто он опустил ее в снег или в прорубь. И вновь Игорь не обнаружил на ладони ничего. Возможно, опять почудилось. Впрочем, пора вспомнить, что он в шатре не один, поэтому негоже ему, великому князю, играться с камнями, словно малому дитю с цацками.
– Знатная добыча,– сказал он, проходя к столу и ставя на него трехсвечник.– Половина ее твоя и твоих воинов, воевода.
– Нет, великий князь, вся сия добыча твоя. Можешь распоряжаться всем золотом и самоцветами по своему разумению.
Ответ Бразда поверг Игоря в изумление.
– Не понимаю тебя. Твои дружинники пролили за это золото и каменья свою кровь, значит, это их боевая добыча. Отчего ты хочешь лишить их ее? Разве тебе не ведомы законы русичей?
– Они мне ведомы, однако от этой добычи велит отказаться наш волхв. Боги открыли ему, что золото и камни уготованы не нам, древлянам, и должны быть полностью переданы в твои руки.
– Он тебе не сказал, отчего боги решили позаботиться обо мне? – с улыбкой спросил Игорь.– Моему волхву о подобных вещах они что-то не пророчат. Может, нам поменяться ими?
– Я верю своему волхву,– по-прежнему серьезно ответил Бразд.– В первую же ночь нашего пути к берегам Нефата боги сообщили ему, что нас ждет богатая добыча, однако она не наша. Когда же мы завладели пиратскими сокровищами, Небо подтвердило, что в наших руках чужие сокровища и нас не минет кара, ежели мы позаримся даже на малую часть их. Ибо эти сокровища посланы в мир живых из мира мертвых, и мы должны лишь передать их тому, кому они предназначены.