– Ты говоришь о сжигании мертвых воинов в ладьях прямо на воде? – спросил Игорь.– Я хорошо знаю этот обычай и сам сталкивался с ним в морском походе князя Олега на Царьград. Но зачем пользоваться этим способом сейчас, когда можно разложить костер на берегу и завершить уход погибших воинов на Небо тризной, которую невозможно свершить на воде в ладьях?
   – Затем, что горящие ладьи сослужат последнюю службу не только покоящимся на них мертвым воинам, но и живым. Тем, что, находясь в воде, смогут с их помощью проплыть мимо вражеских дозоров и ступить на берег там, где их не ждут степняки.
   – А ведь подобным способом на самом деле можно перехитрить степняков! – оживился Игорь.– Пускать ночью по течению горящие ладьи-костры, которые будут держать на плаву наших воинов. А чтобы их нельзя было увидеть в отблесках пламени и при свете луны, воинам следует находиться с головой в воде и дышать через полую камышинку, как поступаем мы при устройстве подводных засад на реках и болотах. Чтобы не вызвать у степняков подозрений, надобно приучить их к виду ладей-костров, еженощно плывущих по реке. Начнем это сегодня же! Сейчас же начинайте готовить ладьи.
   – Великий князь, хотел бы перед уходом сказать тебе еще кое-что,– проговорил Микула.
   – Говори.
   – Посмотри на реку. Видишь, как высоки волны и как остервенело бьются они о борта ладей? При такой погоде дружинникам нельзя плыть с ладьями, волны будут заливать водой камышинки, не позволяя дышать, и вышвыривать их на поверхность реки, открывая взорам дозорных. Такая погода уже третий день, а до этого было спокойно и безветренно. А разбушевалась река после того, как я поведал воеводе Бразду свой план с горящими ладьями и тот одобрил его.
   – Не пойму, как связать обычную бурю на реке и твой план спасения войска,– пожал плечами Игорь.
   – Я вначале тоже не искал между ними никакой связи. А ночью увидел сон, вернувший меня в последний день сражения с хазарами у волока на Саркел-реку. Но теперь я сражался не в своей дружине, а среди викингов ярла Олафа и погибал вместе с ними в Итиль-реке под стрелами ал-арсиев. И мне врезалось в память, что, когда утром я занимал свое место в боевом строю сотни, на реке была лишь мелкая рябь, а ветер почти не ощущался. Зато когда я плыл под стрелами к драк-кару, меня швыряли огромные волны, а в ушах ревел ветер. Небо было заодно с врагами, боги воды отказались от русичей и заодно с хазарами губили нас! Это был вещий сон! Боги предупреждали, что им неугодно наше спасение, которое сулит мой план, и они вновь напускают на нас непогоду, дабы не позволить осуществиться нашему замыслу. Не знаю, чем мы прогневали богов воды, но понимаю, что следует снова принести им щедрые дары, как свершил это ты после захвата первой добычи на Хвалынском море. Но тогда ты выполнил клятву, данную волхву священного Перунова источника на Лысой горе, а сейчас надобно сделать это по собственной воле. И не медлить, ведь завтра мы достигнем места, откуда лежит кратчайший путь к долине Злых духов, и каждый лишний день плавания будет удлинять нашу дорогу к казакам.
   Игорь почувствовал, как, несмотря на пронизывающий ветер, его спина покрылась потом, а внутри все похолодело. Небо, так вот в чем разгадка свалившихся на его голову в последнее время бед! Он забыл о богах воды и духах подводного и подземного мира, которых обещал волхву на Лысой горе умилостивить богатыми дарами во время похода на Каспий! Занятый повседневными многотрудными делами, поглощенный ежечасной борьбой то с идущими на него с оружием врагами, то с затаившимися рядом недоброжелателями, он совершенно забыл о данной у священного источника клятве и о том, что боги, как и люди, падки на дары и негодуют, долго не получая от людей щедрых подношений! Это они напоминали Игорю о причитающейся им доле, когда, опуская руку в доставленные Микулой и Сарычем сокровища, он ощущал холод в пальцах и покалывание ладони. Однако он не вспомнил о принесенной богам клятве и не поделился с ними бывшей пиратской добычей. Боги воды простили ему забывчивость, надеясь, видимо, что он вспомнит о клятве и принесет им обещанные дары после окончания похода. Увы, этого не случилось, потому что, завершив поход, Игорь тут же перенесся мыслями на Русь, к предстоящим делам. Покидая пределы Хвалынского моря, прежде чем начать подниматься вверх по Итиль-реке, волхв обратился к богам и Небу с благодарственной речью по случаю дарованных внукам Перуна побед и принес обычные при этом дары. Только не упомянул при этом ни разу богов воды и не указал, что из даров им предназначено.
   И боги воды сполна отплатили Игорю за его пренебрежение к ним, показав ему, что походы заканчиваются не тогда, когда об этом примет решение тот или иной смертный, а по воле богов. Явно не без их участия хазарские лучники проникли в тыл русско-варяжского войска именно у ручья, текущего между опушкой леса у волока и непролазной лесной засекой. Это подвластные им воды Итиль-реки, не желая спасти бросавшихся в нее русичей и викингов, обрушивали на них громадные волны и пускали на дно челноки. И вот сейчас, подслушав разговор Микулы и Бразда, боги воды вознамерились помешать осуществлению замыслов русичей. Но Игорь уже раскаялся в допущенной ошибке и намерен исправить ее! Он принесет богам воды дары, о которых они не мечтали! Он не только искупит вину, но и заслужит благорасположение богов воды и духов подводного и подземного мира! И сделает это сегодня!
   Игорь сдержал свое обещание. Едва начали сгущаться сумерки, ладья с великим князем, русскими князьями и воеводами взяла направление к середине реки. За ней следовал драккар с ярлом Эриком, другими ярлами и наиболее известными гирдманами. Игорь рассказал Эрику о вещем сне Микулы и растолковал его содержание, умолчав, конечно, о своей неисполненной клятве, и ярл решил тоже принести дар богам воды, коих викинги почитали наравне с богами Неба. Рядом с Игорем находился сопровождавший русское войско жрец, на корме драккара виднелась фигура варяжского дротта.
   На середине реки ладья стала на якорь, к ней вплотную подплыл драккар, и жрец с дроттом вместе обратились к богам воды и духам подводного и подземного мира. Они просили их быть благосклонными и милостивыми к русичам и викингам, своим земным детям, которые в знак своей любви и уважения к богам воды приносят им сегодня щедрые дары, а после благополучного возвращения домой обязуются отблагодарить богов воды и их верных помощников – духов столь же богатыми подношениями. После окончания речи жреца двое дружинников принесли и поставили у его ног сундучок с драгоценными каменьями, захваченными у разбойников Нефата. Половину содержимого Игорь должен был принести в дар богам воды еще на Хвалынском море, вторую половину он отдавал им в знак своего раскаяния за допущенную забывчивость и как благодарность за будущие покровительство и заботу богов воды о своих земных детях-русичах.
   В свете факелов, ярко освещавших ладью и драккар, Игорь увидел, как жадно блеснули глаза ярла Эрика, когда жрец бросил в воду первую горсть цветных каменьев. А Игорь подивился всегдашней жадности ярла. Его дары тоже были щедры, но их составляла та ставшая обременительной часть добычи, которую предстояло уничтожить из-за невозможности взять с собой в степной поход к Саркел-реке. После сражения с хазарами ее оставили при себе с расчетом, что ею можно будет рассчитаться со степняками за право беспрепятственного прохода через их владения на Русь, однако после отказа буртасов и булгар сделать это всякий груз, исключая боевое снаряжение, еду и питье, становился излишним. Даже в общении с богами ярл Эрик не упускал своей выгоды!
   После принесения даров богам воды великокняжеская ладья и драккар Эрика поплыли к месту, где надлежало проводить в последний путь умерших за минувшие сутки раненых и больных. Четыре ладьи и три драккара, которым была уготована участь стать плавучими погребальными кострами, стояли цепочкой на якорях, а в тесном строю, касаясь друг друга боками, качались на волнах ладьи и драккары с живыми товарищами, которые отдавали мертвым последний воинский долг. Прощание с уходившими на Небо было обычным. Когда жрец и дротт закончили обращение-просьбу к Перуну и Тору принять к себе души завершивших свой земной путь воинов, вдоль ладей и драккаров с мертвыми заскользил по воде челнок, и стоявший в нем с обнаженным мечом главный воевода Асмус обрезал канаты, удерживавшие суденышки на якорях. Влекомые течением, они поплыли мимо строя ладей и драккаров, и в них оттуда полетели горящие факелы, в борта впились стрелы с огненными хвостами. Когда суденышки минули строй прощавшихся с ними русичей и викингов и оказались на речном просторе, они представляли собой огромные костры. С непокрытыми головами, храня молчание, дружинники стоя провожали их глазами до тех пор, покуда семь ярких пятен не исчезли за далеким речным изгибом…
   Уже к утру начал стихать ветер, а к полудню волны исчезли, река успокоилась, сквозь низкие тучи пробилось солнце. Боги воды простили Игорю его забывчивость, приняли дары русичей и теперь не будут на стороне их врагов! Этим вечером русичи и викинги отправили вниз по течению еще восемь ладей и драккаров. А следующими вместе с десятком горящих суденышек поплыли четыре сотни дружинников, полностью погруженных в воду. Они держались за толстые канаты, прикрепленные к днищам ладей и драккаров, которые влекли их по воде.
   Командовавший этим отрядом сотник Микула лично отбирал каждого воина, в мельчайших деталях обсудил с ними все возможные положения, в которых они могли оказаться в реке и при встрече с противником на берегу. Хотя протянутые с обеих сторон вдоль днища суденышек канаты были крепки и надежны, а дружинники приучены долго пребывать в холодной воде и плавать в кольчугах почти так же, как и без них, Микула велел им густо смазать тело медвежьим жиром, а кольчуги, шлем, оружие и верхнюю одежду сложить в кожаный мешок и привязать себе на грудь. Жир предохранял тело от холода, а от тяжелого мешка в случае непредвиденной случайности либо опасности можно было избавиться с помощью прикрепленного к ноге засапожного ножа. Поэтому за плывших с ним дружинников Микула не волновался, а вот державшаяся рядом с ним за канат Роксана вызывала у него беспокойство, поскольку впервые принимала участие в подобного рода подводном путешествии.
   Однако все обошлось благополучно. Предназначенные для плавучих кострищ ладьи и драккары были предусмотрительно наполнены на два-три локтя водой, поэтому бушевавшее вверху пламя не причинило вреда ни дружинникам, ни находившимся на поверхности концам их дыхательных трубок. Тихая погода, установившаяся после принятия даров богами воды, также способствовала спокойному плаванию. Правда, врагом была яркая луна, но ширина Итиль-реки позволяла не опасаться, что торчавшую на ширину ладони тонкую камышинку будет заметно с берега.
   Дружинники плыли всю ночь. Около полуночи надводная часть суденышек догорела полностью, и Микула смог время от времени осторожно приподнимать над водой голову. Когда небо на востоке стало светлеть, дружинники расстались с дыхательными трубками и показались из воды. Держась одной рукой за канаты, а второй гребя, как веслом, они стали постепенно подгонять днища суденышек к нужному им берегу. У густых зарослей кустарника, подступившего к самой реке и даже опустившего в нее нижние ветви, останки ладьи, с которыми плыл Микула, резко вильнули в сторону суши и врезались в кустарник. В десятке шагов от них в ветви воткнулся нос плывшего рядом полусгоревшего драккара, остальные бывшие суда-кострища медленно продолжили путь вдоль самого берега.
   Вокруг стояла тишина, не было слышно ни топота копыт, ни лошадиного храпа либо ржанья, ни человеческих голосов – ничего, что говорило бы о близком присутствии вражеского дозора. Может, заросли кустарника настолько обширны, что, объезжая их, дозорные далеко приняли в сторону и появятся уже там, где к берегу должны пристать останки других суденышек? В таком случае боя не миновать, и находившимся с Микулой дружинникам надлежало поскорее очутиться на суше и, будучи позади места возможной схватки, отрезать врагам путь к отступлению, чтобы ни один из них не мог спастись и сообщить своим военачальникам об отряде Микулы. По грудь в воде, прокладывая мечами дорогу сквозь нависшие над рекой ветви, дружинники Микулы направились вдоль берега вслед за уплывшими дальше останками суденышек. Там, где заросли кустарника заканчивались, на речном песке виднелись остовы сразу двух ладей, недалеко от них чернело днище драккара. Людей возле них заметно не было – видно, все они успели схорониться в начинавшемся у песчаной отмели лесу. Микула подозвал к себе десятского Всеслава.
   – Бери тридцать дружинников и затаись в кустарнике. Появятся буртасы – не трогай их. Но ежели нам паче чаяния придется вступить с ними в бой, прегради им дорогу назад и не позволь уйти отсюда живым ни одному.
   С оставшимися при нем дружинниками Микула стал огибать опушкой леса освещенную луной песчаную отмель и вскоре наткнулся на высадившихся дружинников. Они были уже одеты и полностью готовы к бою. Находившийся с ними сотник, которому на время отсутствия Микулы предстояло командовать отрядом, поспешил ему навстречу, доложил:
   – Все воины на берегу, не утонул ни один. Где и когда нам ждать тебя?
   – Ты знаешь это место? – спросил Микула у Сарыча.
   – Конечно. В полдень мы будем у начала долины Злых духов, а ближе к вечеру – на Зеленом острове. Значит, обратно нас нужно ждать через сутки. Но встретимся мы не здесь, а в более удобном месте. Дальше по течению, примерно в полутора верстах отсюда, в реку впадает крупный ручей, его ты узнаешь по старому, расколотому надвое небесной стрелой богов дубу, растущему у его устья. Отправляйся вверх по течению ручья и там, где лес встречается со степью, мы и встретимся.
   – Теперь скажи, что будешь делать, ежели нас не будет двое суток,– обратился Микула к сотнику.
   – По берегу реки я достигну караванной тропы, что идет мимо долины Злых духов. По ней я выйду к холму с дубом-великаном, и через десять поприщ от него будет Сухой колодец. Слева от колодца находится скопище валунов. К самому большому из них мне следует подойти, встать к нему лицом и трижды взвыть волком. Тому или тем, кто явится на зов, я должен показать полученную от тебя золотую пластинку и сказать, что мне надобно увидеться с атаманом Казаком. К валуну мне нужно подходить одному или с единственным спутником.
   – Все верно. Жди нас двое суток, а на третьи отправляйся к казакам сам. Постараюсь, чтобы тебе этого не пришлось делать. До встречи.
   – Жду тебя, Микула. Да помогут тебе наши боги… Места, в которых они очутились, были не раз исхожены Сарычем и хорошо ему известны. Лес они без помех минули по звериным тропам, а вот в степи проявили непростительную беспечность. Будучи одним из ближайших подручных атамана Казака, Сарыч знал все ходы-выходы в свое пристанище и вел Микулу к ближайшему из них. Торопясь, они шли днем по степи, лишь слегка пригнувшись, самым кратчайшим путем, иногда слишком близко приближаясь к караванной тропе. Соблюдать все необходимые в таких случаях меры предосторожности, в том числе приближаться к тайному лазу лишь в темноте, у них не было времени.
   Эта спешка их и подвела. Выбравшись из неглубокого овражка, по дну которого они шли последние полчаса, Микула увидел шагах в четырехстах впереди себя крошечную рощицу. Слева от нее виднелся высокий курган, невдалеке от которого брал начало другой овраг. Остановившись, Сарыч долго всматривался в рощицу, бросил несколько внимательных взглядов на вершину кургана. Вздохнув, задумчиво потер подбородок.
   – В чем дело? – поинтересовался Микула.
   – Мы почти у цели,– сообщил Сарыч.– Ход под землю в овраге, что перед нами, примерно в полуверсте от кургана. Сам ход нельзя увидеть с кургана, подобраться к нему по дну оврага среди кустов и травы тоже можно незаметно. Да беда в том, что все подходы к оврагу далеко просматриваются с вершины кургана. Если на ней сейчас расположился чей-то дозор, он прежде всего наблюдает именно за оврагом, поскольку оттуда может днем незаметно подкрасться опасность. Обычно мы пользуемся этим лазом ночью, а если вынуждены делать это днем, то спускаемся в овраг на расстоянии, с которого нас нельзя увидеть с кургана. Вот и приходится выбирать, как поступить сейчас: потратить два часа на обход кургана или рискнуть проскочить в овраг по степи напрямик, понадеявшись, что на вершине кургана никого нет.
   – А почему на ней должен быть чей-то дозор? – спросил Микула.– Караванная тропа в стороне от нас, подобных курганов и рощиц мы встречали в степи уже немало, и все обошлось благополучно. Или сей курган чем-то особенный?
   – Сам по себе он ничем не примечательный, такой же, как все в округе, а вот рощица подле него… В ней ручей с пресной водой, а следующий – почти в дневном переходе отсюда. Поэтому многие караванщики останавливаются в рощице на отдых, заскакивают сюда за водой хазарские и буртасские стражники, а также всякий бродячий люд. И все выставляют на вершине кургана дозорных, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох нашим братом казаком или разбойниками. Кто знает, может, и сейчас на кургане не спускают глаз с оврага и подходов к нему. Хотя…-Сарыч бросил очередной взгляд на рощицу.– Нигде не видно ни людей, ни лошадей, не слышно ни голосов, ни ржанья, не заметно дыма костров. Похоже, что рощица пуста и, значит, на кургане нет дозорных. Микула понимал, что Сарыч не прав. Разве обязательно отдыхающим караванщикам разводить костры как раз в то время, когда у рощицы появились Микула с Сарычем? Или почему на опушке рощицы или в степи близ нее должны разгуливать люди или пастись животные, если в предполуден-ную жару все живое стремилось поглубже в тень и поближе к воде? А охотившиеся за разбойниками стражники вообще предпочитали передвигаться по степи тайно, чтобы иметь возможность в нужный момент возникнуть там, где их не ждали. Но Микуле так же, как Сарычу, не хотелось лишние два часа тащиться в тяжелой, нагревшейся под солнцем кольчуге по степи в обход кургана, и он решил тоже положиться на волю случая. Ведь овраг так близко, а вокруг действительно ни единой живой души!
   – Наверное, так оно и есть,– сказал он.– К тому же до оврага рукой подать, проскочим в него мигом. А делать огромный крюк вокруг кургана нет ни сил, ни времени.
   – В этом и дело. Пригнемся пониже к земле и прошмыгнем в овраг на едином дыхании. По его дну идти не след, а вот ближайший к кургану склон, особенно где он крутой, виден не полностью. Держись к нему поближе.
   Сняв свой высокий остроконечный шлем, согнувшись пополам, Микула чуть ли не бегом направился за Сарычем к оврагу. Расстояние до него они покрыли за считанные мгновения, но когда спустились на дно, до их слуха со стороны кургана донесся конский топот.
   – Неужели…– начал было Сарыч и, не договорив, торопливо полез по склону вверх.
   За ним последовал Микула, и увиденное заставило его заскрежетать от злости зубами. От кургана к оврагу скакали трое всадников, а из рощицы выезжал отряд в полтора-два десятка человек. По одежде и вооружению в них легко было признать буртасских стражников. Отряд тоже направлялся к оврагу.
   – Быстрей на дно и бегом к подземному лазу! – крикнул Сарыч.– Мы должны успеть к нему раньше, чем стражники нас догонят! Надевай шлем и прикрывай щитом не грудь, а ноги! Стражники будут стараться захватить нас в плен, а потому станут метить в ноги!
   Микула не послушался его совета. Скатившись на дно оврага, он забросил щит за спину и достал лук. Когда вблизи них на гребне оврага появилась тройка всадников с арканами в руках, Микула первой же стрелой свалил одного из них. Уцелевшие отпрянули в степь, и лишь стук копыт над головами говорил, что стражники ехали вдоль оврага. Однако главная угроза для Микулы и Сарыча заключалась не в них, а в отряде, прискакавшем от рощицы. Спешившись, они спустились в овраг и начали преследовать беглецов. Часть из них стреляла из луков, норовя попасть преследуемым в ноги, двое-трое, вырвавшись вперед и прикрываясь кустами, стремились сблизиться с Микулой и Сарычем на расстояние броска аркана. Метко пущенной стрелой Микуле удалось навсегда оставить ближайшего из них под кустом терновника, и опасность быть заарканенными покуда миновала.
   Микуле и Сарычу повезло, что их преследователи были опытными воинами и не сделали того, что в таких случаях обыкновенно приходило в голову новичкам: опередив беглецов, спуститься в овраг и преградить им путь. Бывалые стражники понимали, что беглецов в овраге могли поджидать их товарищи, поэтому, оказавшись в незнакомом месте, можно было легко угодить в ловушку. Зачем подвергать себя риску, если беглецы были обречены и рано или поздно все равно оказались бы в их руках? Не могли же они весь день увертываться и защищаться щитами от пущенных им в ноги стрел? А приди им на помощь товарищи или изменись по каким-либо причинам обстоятельства в их пользу, преследуемых можно было в мгновение ока засыпать стрелами, метя им уже не в ноги. Да и меткость Микулы, чьи стрелы редко не попадали в цель, не способствовала желанию стражников переходить к решительным действиям.
   – Микула, задержи их на месте хоть немного! – крикнул Сарыч, скрываясь за густым кустом, растущим рядом с отвесно уходившим вверх каменистым склоном оврага.
   Присев на колено за соседним кустом, сотник со всей возможной быстротой принялся стрелять в приближающихся стражников, заставив их больше прятаться за кустами и камнями, чем заниматься преследованием.
   – Ко мне! Скорей! – донесся до Микулы голос Сарыча. Повернувшись, Микула увидел, что Сарыча за кустом нет, зато в склоне зияла квадратная черная дыра, из которой и раздался голос казака. Рядом с дырой лежал большой плоский камень, который прежде закрывал вход в подземелье. Двумя огромными прыжками Микула достиг лаза, быстро юркнул в него и остановился, попав из яркого солнечного дня в непроглядную черноту ночи. Но Сарыч откуда-то из темноты схватил его за руку, увлек за собой.
   – Бежим! – крикнул он.– Сейчас у входа будут стражники, и нам может не поздоровиться от их стрел! Теперь они будут стрелять уже по-настоящему!
   Не видя ничего перед собой, спотыкаясь на неровном полу, втянув голову в плечи, чтобы не удариться о потолок, Микула бежал за Сарычем. Они успели отбежать от входа в подземелье всего на полусотню шагов, как сбоку просвистела первая стрела.
   – Ложись! – скомандовал Сарыч, бросаясь на пол подземного хода. – И прикройся щитом! Вытяни руку влево и нащупай стену! Ползи вдоль нее за мной! Скоро поворот, и стрелы не будут нам страшны!
   Они только достигли поворота, как у входа вспыхнули несколько факелов и донесся топот множества ног. Стражники были предусмотрительными воинами: имея дело с разбойниками и казаками, которые чаще всего действовали по ночам, они постоянно имели при себе запас факелов и сейчас воспользовались ими. Освещая дорогу и не переставая стрелять перед собой, стражники дружно бежали за беглецами. Микула потянулся было за своим луком, но Сарыч остановил его:
   – Не трать время! Для подобных гостей у нас припасено кое-что получше!
   Ход, по которому они бежали, был высохшим руслом подземной реки, и частые изгибы и повороты не позволяли преследователям вести прицельную стрельбу. К сожалению, ход не имел боковых ответвлений, и это не давало возможности запутать стражников и оторваться от них. Вот лаз расширился, и беглецы оказались в довольно большой пещере. Свет горевших позади факелов почти не освещал ее, хотя выход из нее бросался в глаза сразу. Когда Микула направился к нему, Сарыч схватил его за локоть и затащил в глубокую щель в стене. Здесь он сунул в руки сотнику конец толстой веревки, за вторую веревку взялся сам.
   – Когда скажу – тяни что есть сил,– прошептал он на ухо Микуле.
   Пламя приближающихся факелов постепенно освещало пещеру, и Микула смог получше рассмотреть ее. Пещера как пещера, ничего необычного, если не считать низко провисшего потолка над входом. Но если учесть, что Микула и Сарыч затаились в десятке шагов от входа и к потолку над ним уходили сжатые в их руках веревки, нетрудно было догадаться, что поджидало стражников в пещере.
   А они уже были в ней. Не задерживаясь у входа, пустив в разные углы пещеры несколько стрел, стражники устремились к выходу из нее. Они держались тесной группой, и, когда все оказались под провисшим потолком, Сарыч выдохнул:
   – Тяни веревку!
   Микула изо всех сил рванул веревку на себя и услышал, как под потолком раздался треск дерева. В следующий миг его заглушил грохот обрушившихся на пол пещеры камней, и все вокруг затянуло плотное облако пыли. Когда все улеглось, в свете единственного уцелевшего в пещере факела Микула увидел, что провисшая прежде часть потолка исчезла, а пещера у входа загромождена большим каменным завалом. Творцы подземной ловушки хорошо продумали ее устройство: рухнувшая искусственно поддерживаемая часть потолка засыпала треть пещеры и надежно погребла под собой всех преследователей. Хотя среди камней не было видно ни одного тела и оттуда не доносилось ни единого звука, Микула и Сарыч быстро прошмыгнули мимо завала к выходу из пещеры. В лазе Сарыч пошарил руками в трещине у потолка, достал пару факелов.