Страница:
Лицо Фулнера расплылось в довольной ухмылке.
– Ты недаром любишь охоту, спафарий, это научило тебя хорошо читать следы. Однако ты не сказал главного: кем были люди, пришедшие из моря и исчезнувшие в горах.
– Этого не знаю. Может, ими были болгары-рыбаки? – предположил Василий.
– Нет. Местные рыбаки не ходят в море в сапогах и толпами в несколько сот человек. Да и зачем им ломать ноги в этой промоине, если рядом на берегу отличная дорога в горы? Это были вовсе не рыбаки и вообще не болгары.
– Тогда кто же? – с заметной тревогой спросил Василий.
– Русы! – уверенно заявил Фулнер.– Те, что вместе с воеводой Браздом обманули тебя ночью.
– Врешь, раб! Русские ладьи вчера не подходили к берегу ни вечером, ни ночью. Подплывала лишь одна, но с нее сошел на землю только воевода Бразд. Весь русский флот постоянно у меня на виду, я знаю каждый его маневр, поэтому ни один рус не может незаметно оказаться на берегу. Я знаю о врагах все,– хвастливо произнес спафарий.
– Знал,– поправил его Фулнер.– Знал вплоть до прошедшей ночи, пока не прибыл к тебе русский посланец.
Он сунул руку за пазуху, достал оттуда две длинные желтоватые камышинки, протянул их Василию:
– Тебе знакомы подобные вещи?
Василий взял камышинки, осмотрел каждую со всех сторон. Продул, взглянул через них на солнце.
– Это обыкновенный тростник,– проговорил он разочарованно.– Правда, хорошо высушенный и неизвестно для чего выдолбленный изнутри по всей длине.
– Да, это камыш,– согласился бывший викинг.– Отыскал я его в горах возле того ручья,– он кивнул в сторону узкой расщелины между скалами, из которой вырывался водный поток.– Нашел в месте, где камыш не растет сегодня и никогда не рос прежде. Зато там оказалось полно точно таких же следов, что сейчас у нас под ногами. Я заметил камышинки случайно, когда поил коня. Они валялись далеко от моря рядом с пресной водой, однако на них блестел налет соли, выпаренной солнцем. До этого я уже слышал, что к тебе, спафарий, приплывали посланцы русов, знал, кто посетил тебя в шатре, поэтому сразу почувствовал неладное. Вначале я пошел по обнаруженным у ручья следам в горы, но вскоре потерял их на камнях. Когда же двинулся в противоположную сторону, к морю, они вывели меня на эту промоину. И здесь мне стало ясно все. И для чего к тебе на самом деле приплывал воевода Бразд, и почему он так долго находился в шатре, а также с какой целью его сопровождало столько ладей. Хитрейший из русов воевода Бразд оказался верен себе и на этот раз, ему удалось одним ловким ходом изменить развитие событий на побережье в свою пользу.
Фулнер замолчал, облизал губы. Словно потеряв всякий интерес к разговору, он переломил обе камышинки, швырнул обломки, втоптал их в грязь.
– Ну! – топнув ногой, крикнул Василий. Забыв о жаре и усталости, он нетерпеливо смотрел бывшему викингу прямо в рот.
– Ты еще не все понял, спафарий? – разыгрывая удивление, спросил Фулнер.– Хорошо, тогда слушай дальше. Я не первый раз иду с русами в поход, прежде я сражался с ними против печенегов и хазар, ходил на великую Итиль-ре-ку и Хвалынское море. Поэтому знаком со многими их воинскими уловками и хитростями… Сейчас я расскажу о событиях минувшей ночи так, словно сам находился рядом с воеводой Браздом и дурачил тебя. Слушай внимательно, спафарий.
Фулнер снял шлем, вытер вспотевшее лицо, шею. Встал так, чтобы солнце не светило ему в глаза. Отмахиваясь от жужжавших вокруг него комаров, продолжил:
– Приплывшим русам и варягам необходимы вода и пища, им нужно оказать помощь раненым и больным, для чего надобно связаться со здешними болгарами. Именно с этой целью пожаловал к тебе вчера вечером на ладьях воевода Бразд с несколькими сотнями отборных воинов-русов. Ладьи с воинами остались на виду у твоего лагеря на прибрежном мелководье, а русский посланец отправился к тебе. Покуда вы беседовали и пили в шатре вино, русы, дождавшись полной темноты, незаметно и бесшумно покинули ладьи. Кто из твоих людей считал, сколько русов прибыло на ладьях, а сколько уплыло обратно? Уверен, что никто. Впрочем, всякий счет был бы излишним: кто мешал русам спрятать по два-три десятка воинов на дне каждой ладьи, а ни одному из смертных еще не дано видеть сквозь дерево.– Фулнер перевел дыхание, согнал со щеки комара.– Море в том месте человеку по горло, волны не страшны – во рту у каждого руса длинная полая камышинка, через которую можно дышать, даже находясь с головой под водой. Невидимые в ночи с берега, несколько сот полностью снаряженных для боя русов по дну моря обогнули твой лагерь, вышли за мысом на сушу. Они сгорали от жажды, поэтому первая их остановка была у встреченного на пути горного ручья в скальной расщелине.
Ты, спафарий, видишь их следы у начала промоины, где они выходили из моря, я встретил продолжение следов у ручья, из которого русы пили и где обронили две полые камышинки. Вот что произошло минувшей ночью, поэтому вы, ромеи, уже не полные хозяева побережья. Твое положение значительно ухудшилось, спафарий.
Василий высокомерно глянул на Фулнера.
– Раб, напрасно принимаешь меня за малое дитя – я не поверил твоей сказке. Однако в твоих словах имеется разумное зерно, только поэтому я не велю тебя наказать за самовольное прибытие ко мне.
Фулнер опустил глаза, понимающе усмехнулся:
– Спафарий, верить мне или нет – дело твое. Но позволь дать тебе один совет – вели своим центурионам утроить осторожность, а легионерам в любую минуту быть готовыми к бою.
Весь день Василий старательно отгонял воспоминания о состоявшемся разговоре, тревожные мысли не покидали его и вечером. И уже следующее утро преподнесло ему неприятный сюрприз.
Едва он вышел из шатра, чтобы умыться, как увидел поджидавшего его стратига Петра. Рядом с ним стоял покрытый пылью легионер без оружия и каски, со спутанными волосами, перекошенным от страха лицом. Его доспех на плече был пробит ударом копья, по тунике расплылось кровавое пятно. Заметив появившегося Василия, легионер повалился перед ним на землю, стал хватать за ноги.
– Выслушай меня, о великий спафарий! Выслушай! – взахлеб повторял он.
– Говори,– с недобрым предчувствием разрешил Василий.
– Ночью наша центурия несла охрану побережья. Мы должны были следить, чтобы болгары с берега не могли оказать помощь приплывшим варварам. Мы ехали вдоль моря по тропе, когда русы внезапно посыпались на нас со скал, бросились из-за кустов. Это случилось неожиданно, врагов было так много, что мы не успели даже схватиться за оружие и оказать сопротивление. Все легионеры вместе с центурионом погибли, лишь мне одному Господь даровал спасение…
– Ты сбежал, подлый трус! – перебивая рассказчика, крикнул стратиг, пиная легионера ногой в спину.– Ты думал лишь о своей жалкой шкуре, а не о долге перед империей! Василий остановил Петра:
– Не тронь его, пусть продолжает.
Спафария нисколько не интересовал легионер и его дальнейшая судьба. Точно так ему было наплевать и на чувства стратига, несущего по его приказу ответственность за охрану побережья. Василий сейчас хотел узнать одно: кто и зачем напал на центурию? Если это сделали русы, о которых говорил вчера бывший викинг Фулнер, зачем после удачной скрытной высадки им понадобилось так быстро себя обнаружить и, само собой разумеется, привлечь внимание противника?
Нагнувшись, Василий схватил легионера за бороду, с силой рванул к себе. Заглянул в расширенные от страха глаза:
– Почему ты решил, что напали русы? Может, это были болгары или горные разбойники – скамары?
– О нет, великий спафарий. Я узнал русов по щитам и доспехам, к тому же мне удалось расслышать отдельные слова нападавших, а я немного понимаю язык русов.
– Что произошло дальше? – нетерпеливо спросил Василий.
– На берегу среди скал была небольшая бухточка. Русы разожгли в ней костер, и на этот огонь стали приплывать с моря ладьи. На суше их уже поджидали болгары. Вместе с русами они грузили на ладьи бочонки и мешки, живность и бараньи туши, перенесли на берег много раненых русов. Я насчитал около двадцати ладей, последняя покинула бухточку перед рассветом. Встречавшие их русы остались на берегу и ушли вместе с болгарами в горы.
– Сколько было русов?
– Много, великий спафарий. В темноте трудно точно считать, но не меньше трех-четырех центурий. И больше сотни болгар, среди которых, помимо рыбаков с побережья, были горцы.
– Ты много видел и остался жив. Один из всей центурии,– подозрительно заметил Василий.– Как это могло случиться?
Лицо легионера стало мертвенно-бледным, в глазах заметались тревожные огоньки.
– Меня выбили копьем из седла в самом начале схватки. Я покатился по склону горы и чудом зацепился за куст над самым краем пропасти. Русы не осмелились в темноте спуститься вниз, чтобы найти меня и проверить, убит ли я.
– Ты родился под счастливой звездой,– ледяным тоном произнес Василий.– Но если у тебя окажется длинный язык, она закатится в тот же день, когда он сболтнет что-либо липшее.
Спафарий выпустил бороду легионера из рук, оттолкнул его ногой от себя. Повернулся к Петру:
– Стратиг, вели немедленно разыскать и доставить ко мне пленного викинга Фулнера. И готовь к скорому выступлению десять лучших центурий своих конников.
– Я только что видел викинга у одного из лагерных костров. Сейчас он будет у тебя, спафарий. А центурии будут готовы к походу сразу после завтрака…
Фулнер остановился напротив Василия, не спеша снял с головы шлем, низко поклонился полководцу.
– Варяг,– впервые не называя Фулнера рабом, сказал спафарий,– вчера я не поверил тебе, однако ты оказался прав. Русы действительно высадились на берег и уже минувшей ночью начали действовать против нас.– Он со всеми подробностями рассказал Фулнеру о событиях на прибрежной тропе и в укромной бухточке среди скал.– Варвары причинили нам немалый вред, а могут принести неизмеримо больший, особенно в случае, если успеют поднять против нас окрестных болгар. Чтобы этого не случилось, их требуется как можно скорее уничтожить.
Василий пристально посмотрел на внимательно слушавшего Фулнера, заговорил медленно, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Это сделаешь ты, варяг. С сегодняшнего дня ты уже не раб, а равноправный с другими легионерами воин империи. Империи, а не варяжской дружины,– многозначительно подчеркнул он.– А вольным викингом сможешь стать лишь после того, как я увижу мертвыми всех русов, что вчера высадились на берег. Сразу после нашего разговора получишь у стратига Петра десять центурий моих лучших всадников – и да поможет тебе Христос.
– Мне помогут моя ненависть и бог викингов Один,– мрачно усмехнулся Фулнер.– Обещаю, спафарий, что появившиеся вчера из моря русы пришли на берег за собственной смертью.
Вошедший в горницу слуга почтительно замер у порога, опустив голову под тяжелым взглядом Младана.
– Прости, кмет, что тревожу столь поздно. Делаю это по твоему же повелению.
Все в замке знали, что кмет Младан строжайше запретил тревожить себя после ужина. В эти вечерние часы он любил остаться в горнице один, сесть у распахнутого настежь окна, забыть о хлопотах и суете. Прикрыв глаза, любуясь из-под полуопущенных век красотой обступивших замок родных гор, он уходил мыслями в прошлое, будил воспоминания об ушедших бранных днях и бывших товарищах.
Три года назад в бою с византийцами он потерял руку, копье врага повредило коленную чашечку, и нога с тех пор больше не сгибалась. Теперь старый седой воин был вынужден сидеть в замке, живя лишь воспоминаниями о боевом прошлом. Когда по вечерам он оставался в горнице наедине с мыслями, его не смел тревожить никто, даже молодая красавица жена и единственная дочь.
– Говори,– разрешил Младан слуге.
– У ворот замка отряд воинов-русичей. Их старший хочет видеть тебя, кмет.
– Русичи? – Полузакрытые прежде глаза Младана открылись, пальцы руки сжались в кулак.– Кто они и откуда?
– Старший говорит, что они явились с побережья. Им удалось высадиться с тех ладей, что плыли на Царьград и часть которых сейчас стерегут на берегу ромеи. Лишь зная, что ты велел немедля извещать тебя о каждой вести о русичах, я осмелился нарушить твой покой.
– Что нужно им?
– Старший хочет видеть тебя. Я предложил подождать до утра, однако русич настаивает на немедленной встрече. Он просил передать тебе вот это, кмет.
Слуга сунул руку за пазуху, достал и протянул Младану длинный, завернутый в холстину предмет. Кмет осторожно развернул сверток и увидел широкий кривой кинжал с густо усыпанной самоцветными каменьями рукоятью. Пальцы Младана, державшие оружие, заметно дрогнули, на виске быстро запульсировала синяя жилка. Это был его некогда любимый клинок, который много лет назад он подарил русскому побратиму Асмусу, получив от него взамен тот кинжал, что торчал сейчас у него за поясом. Несколько мгновений, справляясь с охватившим его волнением, кмет смотрел на клинок, затем перевел взгляд на слугу.
– Вернись и приведи ко мне русича, от которого получил сверток. Заодно вели от моего имени сыскать воевод Любена и Бориса и передать, что утром жду их…
Воеводы явились в горницу кмета после завтрака. Борис был примерно одинакового с Младаном возраста, высок, дороден, с большой, растущей почти от глаз, пышной бородой. Его одежда была из дорогой византийской ткани, пальцы унизаны перстнями, и лишь богато украшенный меч на боку свидетельствовал о принадлежности его хозяина к воинскому сословию. Бориса и кмета связывала многолетняя дружба, они ходили вместе во многие походы и теперь коротали рядом оставшиеся дни. Воевода был вхож к Младану в любое время суток, его власть и влияние в округе мало чем отличались от положения членов семьи самого кмета.
Любену было около сорока лет, воеводой он стал недавно, пройдя до этого все воинские ступеньки, начиная от простого дружинника. Именно он последние три года водил в походы дружину кмета, став в ней первым, не считая Мла-дана и Бориса, человеком. У него не было семьи, жил он вместе с дружиной в замке кмета, воеводские хлопоты поглощали его время от рассвета до темноты. Был он поджар, горбонос, с лица ни зимой ни летом не сходил смуглый загар, кончики черных усов заканчивались у самых скул. Уже с утра на нем была кольчуга, на ногах грубые сапоги, на поясе тяжелый меч.
Младан встретил их, сидя в кресле. Рядом с ним стоял тысяцкий Микула. Оба воеводы, уже слышавшие о прибытии в замок отряда русичей на лошадях под византийскими седлами, вначале с заметным интересом скользнули взглядами по незнакомому гостю, затем отвесили по низкому поклону кмету.
– Я – воин и не люблю лишних слов,– неторопливо начал Младан, глядя перед собой.– Посему поступим так. Пусть первым говорит гость, после чего он услышит наше слово. Говори, русский брат,– повернулся кмет к Микуле.
Речь русского тысяцкого была немногословной. Он рассказал болгарам о морском бое с флотом империи и постигшем русичей поражении, о том, что часть уцелевших от разгрома ладей отошла к берегам Болгарии. Как поджидали на берегу опередившие их преследователи-ромеи, не позволяя высадиться на сушу, как кончились на судах вода и съестные припасы, стали умирать от жажды и голода раненые. Поведал, что воеводская рада приняла решение установить связь с болгарами, как благодаря смекалке древлянского воеводы Бразда Микуле с тремя сотнями отборных воинов удалось очутиться на берегу. Что уже прошлой ночью они смогли отправить оставшимся в море товарищам воду и провизию, которой поделились с ними живущие на побережье и в близлежащих горах болгары.
– Нам нужен отдых, следует запастись водой и припасами на обратный до Руси путь. Но, покуда на побережье хозяйничают недруги, это невозможно, поэтому брани между нами и ромеями не миновать. Кто одержит в ней верх – Русь или Новый Рим,– будет во многом зависеть от вас, болгар: встанете ли рядом с нами либо останетесь в стороне. Вспомните, что империя враг не только Руси, но и Болгарии, всех славян. Сколько раз проходила она по вашей земле с огнем и мечом, сколько принесла ей слез и горя! Разве и сейчас она явилась к вам с миром и добром? Ромеи ведут себя как в завоеванной стране: разоряют ваши жилища, притесняют и грабят жителей. Мы, русичи, предлагаем болгарам: протянем друг другу руки, станем единым строем против империи. Я сказал все и теперь жду ответа,– закончил речь тысяцкий.
Смолкнув, Микула повернул голову к окну. Его взгляд замер на далеких вершинах гор, видневшихся из окна горницы. Молчал, опустив голову, Младан, не нарушали тишины стоявшие у двери болгарские воеводы. Так протекло несколько томительных минут.
– Любен, твое слово,– наконец произнес кмет. Воевода распрямил плечи, смело глянул в лицо Младана.
– Кмет, русичи и болгары – братья, поэтому должны помогать один другому всегда и во всем, особенно в беде. Сегодня она нависла над головами русичей, и наш долг – разделить ее с ними. Вели – и я без промедления поведу дру; жину им на подмогу.
– Что молвишь ты, Борис? – повернулся Младан ко второму воеводе.– Слушаем тебя.
Тот не спеша разгладил пышную бороду, переступил с но-ги на ногу. Его глаза были пусты, в них не читалось и по-добия мысли. Таким же равнодушным был и голос.
– Кмет Младан, я – твой главный воевода и выполню все, что ты велишь. Сегодня Болгария не воюет ни с кем, и ежели тебе надоело жить в мире, выбирай врага сам. Кого бы ты мне ни назвал – я готов безропотно повиноваться.
По лицу Младана пробежала тень недовольства, он забарабанил пальцами единственной руки по ножнам кинжала.
– Что ж, воевода, вы правы оба,– заговорил он.– Ты, Любен, в том, что русичи наши братья и наш долг помочь им. Ты, Борис,– что Болгария сейчас живет со всеми соседями в мире, потому выбирать себе недруга мы должны сами. Я, ваш кмет, сделал это.– Младан замолчал, попеременно взглянул на воевод, потом на Микулу.– Мы, болгары, принимаем сторону наших братьев русичей и объявляем ро-меев врагами,– торжественно заключил кмет и снова глянул на Любена: – Воевода, сколько воинов сможешь собрать в замке к вечеру?
– Три сотни,– тотчас ответил Любен.
– Поставишь старшим над ними сотника Мирко и отдашь всех под начало нашего русского гостя,– приказал кмет.– Этим же вечером поскачешь с вестью о сборе моей дружины по крепостям и селам. Сколько тебе потребуется времени, чтобы собрать двадцать сотен воинов?
– Трое суток, кмет.
– Хорошо, собирай их в ущелье у Острой скалы. А через трое суток я или воевода Борис будем у тебя. Тогда, зная от тысяцкого Микулы о планах русичей, мы сообща с ними ударим по ромеям. Тебя это устраивает, брат? – посмотрел Младан на Микулу.
Тот приложил руку к груди, склонил голову в полупоклоне:
– Вполне, кмет. Ты поступил как истинный брат.
– Я всего лишь выполняю долг славянина и побратима воеводы Асмуса. Если у тебя, тысяцкий, дел ко мне больше нет, отдыхай до вечера. Ступай с ним и ты, Любен, с темнотой я провожу вас обоих. Тебя же, Борис, прошу остаться, ибо с отъездом Любена ведение дел в замке целиком ложится на твои плечи…
Оставшись вдвоем с главным воеводой, кмет долго молчал. Опустив голову на грудь и полузакрыв глаза, он, казалось, погрузился в сон, и лишь время от времени вздрагивавшие на подлокотнике кресла пальцы говорили, что это не так. Глубоко вздохнув, Младан поднял голову, окинул Бориса, словно видел его впервые, долгим изучающим взглядом:
– Воевода, мы без лишних ушей, поэтому давай говорить начистоту и без утайки.
В глазах Бориса моментально появился живейший интерес.
– Внемлю тебе, кмет.
– Я стар, моя жизнь уже пронеслась мимо. Как хочется в оставшиеся до кончины дни спокойствия позволить наконец желанный отдых душе и телу. Однако кругом властвуют суета и порок, кипит игра низких и никчемных страстишек. Я хочу уйти от них, отрешиться от всяческих соблазнов, но Господь являет мне одно испытание за другим. Вот и сейчас он послал на нашу землю русов и ромеев. Тем и другим нужен я, каждый из непрошеных пришельцев жаждет видеть под своим знаменем моих воинов. Те и другие присылают ко мне гонцов со всевозможными предложениями, посулами, обещаниями, только никто из них не спросит: а чего желаю я? Скажу тебе честно, воевода, я не знаю, что мне делать.
– Только что ты сказал, что принимаешь сторону русов,– осторожно заметил Борис.
Отбросив голову на спинку кресла, Младан отрывисто рассмеялся:
– Воевода, разве не для того дан человеку язык, чтобы скрывать истинные мысли? Киевский тысяцкий и Любен услышали то, чего желали, своими словами я попросту отделался от них. А с тобой хочу решить, как поступить на самом деле.
– Ты обещал дать русам сегодня вечером три сотни дружинников, значит, уже начал действовать,– внимательно глядя на кмета, сказал Борис.– Твои воины вдвое увеличат силы высадившихся на берег русов; не думаю, что подобный поступок понравится ромеям.
Младан пренебрежительно махнул рукой:
– Этими воинами я купил у русов трое суток спокойствия и столь нужное для принятия серьезного решения время. Однако что делать мне дальше, когда Любен соберет у Острой скалы всю мою дружину? Тогда русы и ромеи потребуют от меня уже не словесных обещаний или сотню-другую воинов, а настоящего дела. Для обдумывания ответа на сей вопрос мне и нужно выигранное у русов время.
Борис сделал шаг вперед, в упор посмотрел на Младана:
– Кмет, два дня назад в этой горнице ты принимал гонца спафария Василия и сулил помощь империи. Сегодня здесь же ты обещал свою дружину русам. Я страшусь давать советы, ибо не знаю, что ты замыслил на самом деле.
Лицо Младана приняло страдальческое выражение, уголки губ скорбно опустились.
– Воевода, я стремлюсь к одному – дожить остаток жизни в покое, мне не нужны ни русы, ни ромеи. Однако мне никак не удастся остаться вне их вражды, поэтому обязательно придется принять чью-то сторону. Не желая рисковать, я хочу с самого начала быть в союзе с будущим победителем. Разве это трудно понять? Особенно тебе, далеко не столь наивному, как Любен.
Борис понимающе усмехнулся:
– У империи на берегу полнокровный легион пехоты и две таксиархии(Таксиархия – подразделение в 1000 воинов (визант.).) отборной панцирной конницы, с моря их поддерживает флот,– произнес он.– Русов вдвое или втрое меньше, они ослаблены жаждой и голодом, часть из них ранена либо обожжена. Неужто исход предстоящей борьбы может вызвать у тебя сомнения, кмет?
– Да, ибо я хорошо знаю русов. Пусть они действительно намного уступают в численности византийцам, каждый их дружинник стоит в бою нескольких наемников-ромеев. Они будут сражаться до последнего, а воинское счастье любит смелых.
– Оно также любит и решительных, кмет,– многозначительно заметил Борис.– Ты колеблешься, мечешься между двух огней – русами и ромеями, а ведь мог бы сделать сегодня отличный ход. Сейчас в замке всего сотня русов, которые считают себя нашими гостями и потому беспечны, словно малые дети. Одно твое слово – и мои воины изрубят их, а плененный тысяцкий на дыбе откроет, где хоронятся остальные его воины. Уничтожив и тех, мы предрешим участь всех приплывших к болгарскому побережью русов и варягов. Уверен, что империя не забудет такой услуги и сполна вознаградит тебя. А поскольку после гибели отряда тысяцкого ромеи смогут обойтись без посторонней помощи, ты сразу обретешь желанное спокойствие. Решайся, кмет, ибо другой подобной возможности может больше не представиться.
Младан рывком вскочил с кресла, быстро проковылял к окну, встал к Борису спиной. Некоторое время молчал, затем до воеводы донесся его глуховатый голос:
– Я – воин и не способен на столь низкое предательство. Оно запятнает не только мою честь, но и честь всего нашего рода. От меня отвернутся близкие и друзья, мое имя проклянут потомки!
– Русов в замке перебьют мои верные люди, которые скорее умрут, нежели предадут содеянное огласке. О становище русов, оставшихся за стенами замка, мы сообщим ро-меям, и пускай уже они охотятся за ними. Если ты, кмет, так тревожишься за свою честь, я готов выполнить предложенный план один, без твоего участия. Скажи мне сейчас одно слово «да» – и больше от тебя ничего не требуется.
– Ты уверен, воевода, что на помощь русам не приплывут другие их ладьи, также спасшиеся от имперского флота? И что русы, превысившие ромеев в силах, не разобьют спа-фария или не заставят его очистить побережье без боя? Что тогда?… Молчишь? Повторяю: я не хочу рисковать, а потому задумал поступить по-иному. И русам, и ромеям я обещал помощь через три дня. Пусть наступит указанный мной срок, и сам ход событий безошибочно подскажет, чью сторону мне принять. А я этого буду ждать и только ждать.
Борис обиженно поджал губы.
– Кмет, ты уже все обдумал и принял решение без меня. Раз так, наш разговор бесполезен, ведь мои советы тебе не нужны.
– Советы – да, но мне необходим ты сам. С тех пор как твоя дочь вышла замуж за знатного ромея, а ее сын стал воспитываться в Константинополе, я заметил, что ты начал тяготеть к империи и некогда ненавистные нам обоим ромеи превратились в твоих лучших друзей. Именно такой человек мне сейчас нужен. Я дал русам триста воинов и тем заслужил их доверие, воевода Любен будет поддерживать связь между мной и ними. Однако мне также необходим человек, который стал бы связующим звеном между мной и империей, будучи одновременно предан мне и верен ей. Этим человеком станешь ты, Борис, поскольку только тебе я могу открыть все тайники своей души. Ответь, согласен ли ты быть таким человеком?
– Ты недаром любишь охоту, спафарий, это научило тебя хорошо читать следы. Однако ты не сказал главного: кем были люди, пришедшие из моря и исчезнувшие в горах.
– Этого не знаю. Может, ими были болгары-рыбаки? – предположил Василий.
– Нет. Местные рыбаки не ходят в море в сапогах и толпами в несколько сот человек. Да и зачем им ломать ноги в этой промоине, если рядом на берегу отличная дорога в горы? Это были вовсе не рыбаки и вообще не болгары.
– Тогда кто же? – с заметной тревогой спросил Василий.
– Русы! – уверенно заявил Фулнер.– Те, что вместе с воеводой Браздом обманули тебя ночью.
– Врешь, раб! Русские ладьи вчера не подходили к берегу ни вечером, ни ночью. Подплывала лишь одна, но с нее сошел на землю только воевода Бразд. Весь русский флот постоянно у меня на виду, я знаю каждый его маневр, поэтому ни один рус не может незаметно оказаться на берегу. Я знаю о врагах все,– хвастливо произнес спафарий.
– Знал,– поправил его Фулнер.– Знал вплоть до прошедшей ночи, пока не прибыл к тебе русский посланец.
Он сунул руку за пазуху, достал оттуда две длинные желтоватые камышинки, протянул их Василию:
– Тебе знакомы подобные вещи?
Василий взял камышинки, осмотрел каждую со всех сторон. Продул, взглянул через них на солнце.
– Это обыкновенный тростник,– проговорил он разочарованно.– Правда, хорошо высушенный и неизвестно для чего выдолбленный изнутри по всей длине.
– Да, это камыш,– согласился бывший викинг.– Отыскал я его в горах возле того ручья,– он кивнул в сторону узкой расщелины между скалами, из которой вырывался водный поток.– Нашел в месте, где камыш не растет сегодня и никогда не рос прежде. Зато там оказалось полно точно таких же следов, что сейчас у нас под ногами. Я заметил камышинки случайно, когда поил коня. Они валялись далеко от моря рядом с пресной водой, однако на них блестел налет соли, выпаренной солнцем. До этого я уже слышал, что к тебе, спафарий, приплывали посланцы русов, знал, кто посетил тебя в шатре, поэтому сразу почувствовал неладное. Вначале я пошел по обнаруженным у ручья следам в горы, но вскоре потерял их на камнях. Когда же двинулся в противоположную сторону, к морю, они вывели меня на эту промоину. И здесь мне стало ясно все. И для чего к тебе на самом деле приплывал воевода Бразд, и почему он так долго находился в шатре, а также с какой целью его сопровождало столько ладей. Хитрейший из русов воевода Бразд оказался верен себе и на этот раз, ему удалось одним ловким ходом изменить развитие событий на побережье в свою пользу.
Фулнер замолчал, облизал губы. Словно потеряв всякий интерес к разговору, он переломил обе камышинки, швырнул обломки, втоптал их в грязь.
– Ну! – топнув ногой, крикнул Василий. Забыв о жаре и усталости, он нетерпеливо смотрел бывшему викингу прямо в рот.
– Ты еще не все понял, спафарий? – разыгрывая удивление, спросил Фулнер.– Хорошо, тогда слушай дальше. Я не первый раз иду с русами в поход, прежде я сражался с ними против печенегов и хазар, ходил на великую Итиль-ре-ку и Хвалынское море. Поэтому знаком со многими их воинскими уловками и хитростями… Сейчас я расскажу о событиях минувшей ночи так, словно сам находился рядом с воеводой Браздом и дурачил тебя. Слушай внимательно, спафарий.
Фулнер снял шлем, вытер вспотевшее лицо, шею. Встал так, чтобы солнце не светило ему в глаза. Отмахиваясь от жужжавших вокруг него комаров, продолжил:
– Приплывшим русам и варягам необходимы вода и пища, им нужно оказать помощь раненым и больным, для чего надобно связаться со здешними болгарами. Именно с этой целью пожаловал к тебе вчера вечером на ладьях воевода Бразд с несколькими сотнями отборных воинов-русов. Ладьи с воинами остались на виду у твоего лагеря на прибрежном мелководье, а русский посланец отправился к тебе. Покуда вы беседовали и пили в шатре вино, русы, дождавшись полной темноты, незаметно и бесшумно покинули ладьи. Кто из твоих людей считал, сколько русов прибыло на ладьях, а сколько уплыло обратно? Уверен, что никто. Впрочем, всякий счет был бы излишним: кто мешал русам спрятать по два-три десятка воинов на дне каждой ладьи, а ни одному из смертных еще не дано видеть сквозь дерево.– Фулнер перевел дыхание, согнал со щеки комара.– Море в том месте человеку по горло, волны не страшны – во рту у каждого руса длинная полая камышинка, через которую можно дышать, даже находясь с головой под водой. Невидимые в ночи с берега, несколько сот полностью снаряженных для боя русов по дну моря обогнули твой лагерь, вышли за мысом на сушу. Они сгорали от жажды, поэтому первая их остановка была у встреченного на пути горного ручья в скальной расщелине.
Ты, спафарий, видишь их следы у начала промоины, где они выходили из моря, я встретил продолжение следов у ручья, из которого русы пили и где обронили две полые камышинки. Вот что произошло минувшей ночью, поэтому вы, ромеи, уже не полные хозяева побережья. Твое положение значительно ухудшилось, спафарий.
Василий высокомерно глянул на Фулнера.
– Раб, напрасно принимаешь меня за малое дитя – я не поверил твоей сказке. Однако в твоих словах имеется разумное зерно, только поэтому я не велю тебя наказать за самовольное прибытие ко мне.
Фулнер опустил глаза, понимающе усмехнулся:
– Спафарий, верить мне или нет – дело твое. Но позволь дать тебе один совет – вели своим центурионам утроить осторожность, а легионерам в любую минуту быть готовыми к бою.
Весь день Василий старательно отгонял воспоминания о состоявшемся разговоре, тревожные мысли не покидали его и вечером. И уже следующее утро преподнесло ему неприятный сюрприз.
Едва он вышел из шатра, чтобы умыться, как увидел поджидавшего его стратига Петра. Рядом с ним стоял покрытый пылью легионер без оружия и каски, со спутанными волосами, перекошенным от страха лицом. Его доспех на плече был пробит ударом копья, по тунике расплылось кровавое пятно. Заметив появившегося Василия, легионер повалился перед ним на землю, стал хватать за ноги.
– Выслушай меня, о великий спафарий! Выслушай! – взахлеб повторял он.
– Говори,– с недобрым предчувствием разрешил Василий.
– Ночью наша центурия несла охрану побережья. Мы должны были следить, чтобы болгары с берега не могли оказать помощь приплывшим варварам. Мы ехали вдоль моря по тропе, когда русы внезапно посыпались на нас со скал, бросились из-за кустов. Это случилось неожиданно, врагов было так много, что мы не успели даже схватиться за оружие и оказать сопротивление. Все легионеры вместе с центурионом погибли, лишь мне одному Господь даровал спасение…
– Ты сбежал, подлый трус! – перебивая рассказчика, крикнул стратиг, пиная легионера ногой в спину.– Ты думал лишь о своей жалкой шкуре, а не о долге перед империей! Василий остановил Петра:
– Не тронь его, пусть продолжает.
Спафария нисколько не интересовал легионер и его дальнейшая судьба. Точно так ему было наплевать и на чувства стратига, несущего по его приказу ответственность за охрану побережья. Василий сейчас хотел узнать одно: кто и зачем напал на центурию? Если это сделали русы, о которых говорил вчера бывший викинг Фулнер, зачем после удачной скрытной высадки им понадобилось так быстро себя обнаружить и, само собой разумеется, привлечь внимание противника?
Нагнувшись, Василий схватил легионера за бороду, с силой рванул к себе. Заглянул в расширенные от страха глаза:
– Почему ты решил, что напали русы? Может, это были болгары или горные разбойники – скамары?
– О нет, великий спафарий. Я узнал русов по щитам и доспехам, к тому же мне удалось расслышать отдельные слова нападавших, а я немного понимаю язык русов.
– Что произошло дальше? – нетерпеливо спросил Василий.
– На берегу среди скал была небольшая бухточка. Русы разожгли в ней костер, и на этот огонь стали приплывать с моря ладьи. На суше их уже поджидали болгары. Вместе с русами они грузили на ладьи бочонки и мешки, живность и бараньи туши, перенесли на берег много раненых русов. Я насчитал около двадцати ладей, последняя покинула бухточку перед рассветом. Встречавшие их русы остались на берегу и ушли вместе с болгарами в горы.
– Сколько было русов?
– Много, великий спафарий. В темноте трудно точно считать, но не меньше трех-четырех центурий. И больше сотни болгар, среди которых, помимо рыбаков с побережья, были горцы.
– Ты много видел и остался жив. Один из всей центурии,– подозрительно заметил Василий.– Как это могло случиться?
Лицо легионера стало мертвенно-бледным, в глазах заметались тревожные огоньки.
– Меня выбили копьем из седла в самом начале схватки. Я покатился по склону горы и чудом зацепился за куст над самым краем пропасти. Русы не осмелились в темноте спуститься вниз, чтобы найти меня и проверить, убит ли я.
– Ты родился под счастливой звездой,– ледяным тоном произнес Василий.– Но если у тебя окажется длинный язык, она закатится в тот же день, когда он сболтнет что-либо липшее.
Спафарий выпустил бороду легионера из рук, оттолкнул его ногой от себя. Повернулся к Петру:
– Стратиг, вели немедленно разыскать и доставить ко мне пленного викинга Фулнера. И готовь к скорому выступлению десять лучших центурий своих конников.
– Я только что видел викинга у одного из лагерных костров. Сейчас он будет у тебя, спафарий. А центурии будут готовы к походу сразу после завтрака…
Фулнер остановился напротив Василия, не спеша снял с головы шлем, низко поклонился полководцу.
– Варяг,– впервые не называя Фулнера рабом, сказал спафарий,– вчера я не поверил тебе, однако ты оказался прав. Русы действительно высадились на берег и уже минувшей ночью начали действовать против нас.– Он со всеми подробностями рассказал Фулнеру о событиях на прибрежной тропе и в укромной бухточке среди скал.– Варвары причинили нам немалый вред, а могут принести неизмеримо больший, особенно в случае, если успеют поднять против нас окрестных болгар. Чтобы этого не случилось, их требуется как можно скорее уничтожить.
Василий пристально посмотрел на внимательно слушавшего Фулнера, заговорил медленно, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Это сделаешь ты, варяг. С сегодняшнего дня ты уже не раб, а равноправный с другими легионерами воин империи. Империи, а не варяжской дружины,– многозначительно подчеркнул он.– А вольным викингом сможешь стать лишь после того, как я увижу мертвыми всех русов, что вчера высадились на берег. Сразу после нашего разговора получишь у стратига Петра десять центурий моих лучших всадников – и да поможет тебе Христос.
– Мне помогут моя ненависть и бог викингов Один,– мрачно усмехнулся Фулнер.– Обещаю, спафарий, что появившиеся вчера из моря русы пришли на берег за собственной смертью.
Вошедший в горницу слуга почтительно замер у порога, опустив голову под тяжелым взглядом Младана.
– Прости, кмет, что тревожу столь поздно. Делаю это по твоему же повелению.
Все в замке знали, что кмет Младан строжайше запретил тревожить себя после ужина. В эти вечерние часы он любил остаться в горнице один, сесть у распахнутого настежь окна, забыть о хлопотах и суете. Прикрыв глаза, любуясь из-под полуопущенных век красотой обступивших замок родных гор, он уходил мыслями в прошлое, будил воспоминания об ушедших бранных днях и бывших товарищах.
Три года назад в бою с византийцами он потерял руку, копье врага повредило коленную чашечку, и нога с тех пор больше не сгибалась. Теперь старый седой воин был вынужден сидеть в замке, живя лишь воспоминаниями о боевом прошлом. Когда по вечерам он оставался в горнице наедине с мыслями, его не смел тревожить никто, даже молодая красавица жена и единственная дочь.
– Говори,– разрешил Младан слуге.
– У ворот замка отряд воинов-русичей. Их старший хочет видеть тебя, кмет.
– Русичи? – Полузакрытые прежде глаза Младана открылись, пальцы руки сжались в кулак.– Кто они и откуда?
– Старший говорит, что они явились с побережья. Им удалось высадиться с тех ладей, что плыли на Царьград и часть которых сейчас стерегут на берегу ромеи. Лишь зная, что ты велел немедля извещать тебя о каждой вести о русичах, я осмелился нарушить твой покой.
– Что нужно им?
– Старший хочет видеть тебя. Я предложил подождать до утра, однако русич настаивает на немедленной встрече. Он просил передать тебе вот это, кмет.
Слуга сунул руку за пазуху, достал и протянул Младану длинный, завернутый в холстину предмет. Кмет осторожно развернул сверток и увидел широкий кривой кинжал с густо усыпанной самоцветными каменьями рукоятью. Пальцы Младана, державшие оружие, заметно дрогнули, на виске быстро запульсировала синяя жилка. Это был его некогда любимый клинок, который много лет назад он подарил русскому побратиму Асмусу, получив от него взамен тот кинжал, что торчал сейчас у него за поясом. Несколько мгновений, справляясь с охватившим его волнением, кмет смотрел на клинок, затем перевел взгляд на слугу.
– Вернись и приведи ко мне русича, от которого получил сверток. Заодно вели от моего имени сыскать воевод Любена и Бориса и передать, что утром жду их…
Воеводы явились в горницу кмета после завтрака. Борис был примерно одинакового с Младаном возраста, высок, дороден, с большой, растущей почти от глаз, пышной бородой. Его одежда была из дорогой византийской ткани, пальцы унизаны перстнями, и лишь богато украшенный меч на боку свидетельствовал о принадлежности его хозяина к воинскому сословию. Бориса и кмета связывала многолетняя дружба, они ходили вместе во многие походы и теперь коротали рядом оставшиеся дни. Воевода был вхож к Младану в любое время суток, его власть и влияние в округе мало чем отличались от положения членов семьи самого кмета.
Любену было около сорока лет, воеводой он стал недавно, пройдя до этого все воинские ступеньки, начиная от простого дружинника. Именно он последние три года водил в походы дружину кмета, став в ней первым, не считая Мла-дана и Бориса, человеком. У него не было семьи, жил он вместе с дружиной в замке кмета, воеводские хлопоты поглощали его время от рассвета до темноты. Был он поджар, горбонос, с лица ни зимой ни летом не сходил смуглый загар, кончики черных усов заканчивались у самых скул. Уже с утра на нем была кольчуга, на ногах грубые сапоги, на поясе тяжелый меч.
Младан встретил их, сидя в кресле. Рядом с ним стоял тысяцкий Микула. Оба воеводы, уже слышавшие о прибытии в замок отряда русичей на лошадях под византийскими седлами, вначале с заметным интересом скользнули взглядами по незнакомому гостю, затем отвесили по низкому поклону кмету.
– Я – воин и не люблю лишних слов,– неторопливо начал Младан, глядя перед собой.– Посему поступим так. Пусть первым говорит гость, после чего он услышит наше слово. Говори, русский брат,– повернулся кмет к Микуле.
Речь русского тысяцкого была немногословной. Он рассказал болгарам о морском бое с флотом империи и постигшем русичей поражении, о том, что часть уцелевших от разгрома ладей отошла к берегам Болгарии. Как поджидали на берегу опередившие их преследователи-ромеи, не позволяя высадиться на сушу, как кончились на судах вода и съестные припасы, стали умирать от жажды и голода раненые. Поведал, что воеводская рада приняла решение установить связь с болгарами, как благодаря смекалке древлянского воеводы Бразда Микуле с тремя сотнями отборных воинов удалось очутиться на берегу. Что уже прошлой ночью они смогли отправить оставшимся в море товарищам воду и провизию, которой поделились с ними живущие на побережье и в близлежащих горах болгары.
– Нам нужен отдых, следует запастись водой и припасами на обратный до Руси путь. Но, покуда на побережье хозяйничают недруги, это невозможно, поэтому брани между нами и ромеями не миновать. Кто одержит в ней верх – Русь или Новый Рим,– будет во многом зависеть от вас, болгар: встанете ли рядом с нами либо останетесь в стороне. Вспомните, что империя враг не только Руси, но и Болгарии, всех славян. Сколько раз проходила она по вашей земле с огнем и мечом, сколько принесла ей слез и горя! Разве и сейчас она явилась к вам с миром и добром? Ромеи ведут себя как в завоеванной стране: разоряют ваши жилища, притесняют и грабят жителей. Мы, русичи, предлагаем болгарам: протянем друг другу руки, станем единым строем против империи. Я сказал все и теперь жду ответа,– закончил речь тысяцкий.
Смолкнув, Микула повернул голову к окну. Его взгляд замер на далеких вершинах гор, видневшихся из окна горницы. Молчал, опустив голову, Младан, не нарушали тишины стоявшие у двери болгарские воеводы. Так протекло несколько томительных минут.
– Любен, твое слово,– наконец произнес кмет. Воевода распрямил плечи, смело глянул в лицо Младана.
– Кмет, русичи и болгары – братья, поэтому должны помогать один другому всегда и во всем, особенно в беде. Сегодня она нависла над головами русичей, и наш долг – разделить ее с ними. Вели – и я без промедления поведу дру; жину им на подмогу.
– Что молвишь ты, Борис? – повернулся Младан ко второму воеводе.– Слушаем тебя.
Тот не спеша разгладил пышную бороду, переступил с но-ги на ногу. Его глаза были пусты, в них не читалось и по-добия мысли. Таким же равнодушным был и голос.
– Кмет Младан, я – твой главный воевода и выполню все, что ты велишь. Сегодня Болгария не воюет ни с кем, и ежели тебе надоело жить в мире, выбирай врага сам. Кого бы ты мне ни назвал – я готов безропотно повиноваться.
По лицу Младана пробежала тень недовольства, он забарабанил пальцами единственной руки по ножнам кинжала.
– Что ж, воевода, вы правы оба,– заговорил он.– Ты, Любен, в том, что русичи наши братья и наш долг помочь им. Ты, Борис,– что Болгария сейчас живет со всеми соседями в мире, потому выбирать себе недруга мы должны сами. Я, ваш кмет, сделал это.– Младан замолчал, попеременно взглянул на воевод, потом на Микулу.– Мы, болгары, принимаем сторону наших братьев русичей и объявляем ро-меев врагами,– торжественно заключил кмет и снова глянул на Любена: – Воевода, сколько воинов сможешь собрать в замке к вечеру?
– Три сотни,– тотчас ответил Любен.
– Поставишь старшим над ними сотника Мирко и отдашь всех под начало нашего русского гостя,– приказал кмет.– Этим же вечером поскачешь с вестью о сборе моей дружины по крепостям и селам. Сколько тебе потребуется времени, чтобы собрать двадцать сотен воинов?
– Трое суток, кмет.
– Хорошо, собирай их в ущелье у Острой скалы. А через трое суток я или воевода Борис будем у тебя. Тогда, зная от тысяцкого Микулы о планах русичей, мы сообща с ними ударим по ромеям. Тебя это устраивает, брат? – посмотрел Младан на Микулу.
Тот приложил руку к груди, склонил голову в полупоклоне:
– Вполне, кмет. Ты поступил как истинный брат.
– Я всего лишь выполняю долг славянина и побратима воеводы Асмуса. Если у тебя, тысяцкий, дел ко мне больше нет, отдыхай до вечера. Ступай с ним и ты, Любен, с темнотой я провожу вас обоих. Тебя же, Борис, прошу остаться, ибо с отъездом Любена ведение дел в замке целиком ложится на твои плечи…
Оставшись вдвоем с главным воеводой, кмет долго молчал. Опустив голову на грудь и полузакрыв глаза, он, казалось, погрузился в сон, и лишь время от времени вздрагивавшие на подлокотнике кресла пальцы говорили, что это не так. Глубоко вздохнув, Младан поднял голову, окинул Бориса, словно видел его впервые, долгим изучающим взглядом:
– Воевода, мы без лишних ушей, поэтому давай говорить начистоту и без утайки.
В глазах Бориса моментально появился живейший интерес.
– Внемлю тебе, кмет.
– Я стар, моя жизнь уже пронеслась мимо. Как хочется в оставшиеся до кончины дни спокойствия позволить наконец желанный отдых душе и телу. Однако кругом властвуют суета и порок, кипит игра низких и никчемных страстишек. Я хочу уйти от них, отрешиться от всяческих соблазнов, но Господь являет мне одно испытание за другим. Вот и сейчас он послал на нашу землю русов и ромеев. Тем и другим нужен я, каждый из непрошеных пришельцев жаждет видеть под своим знаменем моих воинов. Те и другие присылают ко мне гонцов со всевозможными предложениями, посулами, обещаниями, только никто из них не спросит: а чего желаю я? Скажу тебе честно, воевода, я не знаю, что мне делать.
– Только что ты сказал, что принимаешь сторону русов,– осторожно заметил Борис.
Отбросив голову на спинку кресла, Младан отрывисто рассмеялся:
– Воевода, разве не для того дан человеку язык, чтобы скрывать истинные мысли? Киевский тысяцкий и Любен услышали то, чего желали, своими словами я попросту отделался от них. А с тобой хочу решить, как поступить на самом деле.
– Ты обещал дать русам сегодня вечером три сотни дружинников, значит, уже начал действовать,– внимательно глядя на кмета, сказал Борис.– Твои воины вдвое увеличат силы высадившихся на берег русов; не думаю, что подобный поступок понравится ромеям.
Младан пренебрежительно махнул рукой:
– Этими воинами я купил у русов трое суток спокойствия и столь нужное для принятия серьезного решения время. Однако что делать мне дальше, когда Любен соберет у Острой скалы всю мою дружину? Тогда русы и ромеи потребуют от меня уже не словесных обещаний или сотню-другую воинов, а настоящего дела. Для обдумывания ответа на сей вопрос мне и нужно выигранное у русов время.
Борис сделал шаг вперед, в упор посмотрел на Младана:
– Кмет, два дня назад в этой горнице ты принимал гонца спафария Василия и сулил помощь империи. Сегодня здесь же ты обещал свою дружину русам. Я страшусь давать советы, ибо не знаю, что ты замыслил на самом деле.
Лицо Младана приняло страдальческое выражение, уголки губ скорбно опустились.
– Воевода, я стремлюсь к одному – дожить остаток жизни в покое, мне не нужны ни русы, ни ромеи. Однако мне никак не удастся остаться вне их вражды, поэтому обязательно придется принять чью-то сторону. Не желая рисковать, я хочу с самого начала быть в союзе с будущим победителем. Разве это трудно понять? Особенно тебе, далеко не столь наивному, как Любен.
Борис понимающе усмехнулся:
– У империи на берегу полнокровный легион пехоты и две таксиархии(Таксиархия – подразделение в 1000 воинов (визант.).) отборной панцирной конницы, с моря их поддерживает флот,– произнес он.– Русов вдвое или втрое меньше, они ослаблены жаждой и голодом, часть из них ранена либо обожжена. Неужто исход предстоящей борьбы может вызвать у тебя сомнения, кмет?
– Да, ибо я хорошо знаю русов. Пусть они действительно намного уступают в численности византийцам, каждый их дружинник стоит в бою нескольких наемников-ромеев. Они будут сражаться до последнего, а воинское счастье любит смелых.
– Оно также любит и решительных, кмет,– многозначительно заметил Борис.– Ты колеблешься, мечешься между двух огней – русами и ромеями, а ведь мог бы сделать сегодня отличный ход. Сейчас в замке всего сотня русов, которые считают себя нашими гостями и потому беспечны, словно малые дети. Одно твое слово – и мои воины изрубят их, а плененный тысяцкий на дыбе откроет, где хоронятся остальные его воины. Уничтожив и тех, мы предрешим участь всех приплывших к болгарскому побережью русов и варягов. Уверен, что империя не забудет такой услуги и сполна вознаградит тебя. А поскольку после гибели отряда тысяцкого ромеи смогут обойтись без посторонней помощи, ты сразу обретешь желанное спокойствие. Решайся, кмет, ибо другой подобной возможности может больше не представиться.
Младан рывком вскочил с кресла, быстро проковылял к окну, встал к Борису спиной. Некоторое время молчал, затем до воеводы донесся его глуховатый голос:
– Я – воин и не способен на столь низкое предательство. Оно запятнает не только мою честь, но и честь всего нашего рода. От меня отвернутся близкие и друзья, мое имя проклянут потомки!
– Русов в замке перебьют мои верные люди, которые скорее умрут, нежели предадут содеянное огласке. О становище русов, оставшихся за стенами замка, мы сообщим ро-меям, и пускай уже они охотятся за ними. Если ты, кмет, так тревожишься за свою честь, я готов выполнить предложенный план один, без твоего участия. Скажи мне сейчас одно слово «да» – и больше от тебя ничего не требуется.
– Ты уверен, воевода, что на помощь русам не приплывут другие их ладьи, также спасшиеся от имперского флота? И что русы, превысившие ромеев в силах, не разобьют спа-фария или не заставят его очистить побережье без боя? Что тогда?… Молчишь? Повторяю: я не хочу рисковать, а потому задумал поступить по-иному. И русам, и ромеям я обещал помощь через три дня. Пусть наступит указанный мной срок, и сам ход событий безошибочно подскажет, чью сторону мне принять. А я этого буду ждать и только ждать.
Борис обиженно поджал губы.
– Кмет, ты уже все обдумал и принял решение без меня. Раз так, наш разговор бесполезен, ведь мои советы тебе не нужны.
– Советы – да, но мне необходим ты сам. С тех пор как твоя дочь вышла замуж за знатного ромея, а ее сын стал воспитываться в Константинополе, я заметил, что ты начал тяготеть к империи и некогда ненавистные нам обоим ромеи превратились в твоих лучших друзей. Именно такой человек мне сейчас нужен. Я дал русам триста воинов и тем заслужил их доверие, воевода Любен будет поддерживать связь между мной и ними. Однако мне также необходим человек, который стал бы связующим звеном между мной и империей, будучи одновременно предан мне и верен ей. Этим человеком станешь ты, Борис, поскольку только тебе я могу открыть все тайники своей души. Ответь, согласен ли ты быть таким человеком?