Страница:
Не желая давать Византии повода к войне, Игорь неукоснительно соблюдал заключенные с ней предшественниками договоры, и русские войска несколько раз оказывали помощь империи в войнах с сарацинами в Малой Азии и пиратами в Средиземном море. Однако Игорь применял против вероломного соседа и его оружие: если Новый Рим не упускал случая натравить на Русь хазар или печенегов, то и Игорь стал поддерживать врагов империи, не позволяя ей выпутаться из череды войн. Так, русские войска неоднократно оказывали поддержку Болгарии в ее противостоянии Византии, а болгарский каган – василевс(В 913 г. Византия признала за Симеоном право на титул василевса Болгарии.) Симеон – стал близким другом Игоря.
Однако всему наступает конец, наступил он и миру с Византией – империя нарушила заключенные с Русью договоры о торговле и дружбе. Именно так объявляла она войны тем, на чьи земли не могла двинуть легионы либо к чьим берегам направить свой флот. Так поступила она во времена Асколь-да и Дира: уничтожив в Царьграде русских купцов и захватив их товары, показала этим пренебрежение к Руси и увидела однажды в отместку за это у стен своего стольного града 200 русских ладей с воинами. Тем же способом действовала она и в отношении Болгарии, отменив в 894 году дарованные прежде ее купцам льготы и обязав их вести торг лишь в Фессалонике с уплатой пошлины, что послужило причиной первой войны кагана Симеона с Византией. И вот теперь Новый Рим снова, как в княжение Аскольда и Дира, бросил вызов Руси, не желая признавать ее равной себе державой и разрывая оплаченные русской кровью договоры. Но империя просчиталась – Русь, которую она мнит после поражения на Итиль-реке выбитой из седла, явит ей свою истинную силу и докажет, что внуки Перуна так же храбры и отважны, как их деды и отцы, а ее великий князь под стать своим грозным воителям-предшественникам – князьям Аскольду, Диру, Олегу…
– Здрав будь, княже,– вывел Игоря из задумчивости тихий хрипловатый голос.
Перед Игорем виднелся уже знакомый вход в пещеру со священным источником Перуна, у которого с клюкой в руках стоял волхв, хранитель подземного источника.
– Долгих лет жизни и тебе, мудрый старче,– ответил Игорь.
– Что привело тебя ко мне, княже? Жажда открыть богам свою переполненную тревогой душу? Желание услышать волю Неба перед тем, как принять собственное, важное для судеб Руси решение?
– Мне нужен совет богов, старче. Трудные кровавые события грядут на Русь, и кто, как не Перун, бог воинов-русичей, подскажет, как поступить мне, великому князю, в столь ответственное для державы и ее народа время?
– Перун никогда не оставляет своих внуков, тем паче в преддверии беды. Ступай за мной, княже.
Как и в прошлый раз, Микула с великим князем прошли вслед за волхвом к священному источнику, выслушали обращение волхва к богам. Теперь Микула не удивлялся ни наползавшему в пещеру из стены туману, ни тому, как он переставал чувствовать собственное тело, а из головы постепенно уходило понимание происходящего. И вот он уже не в пещере, а перед глазами вовсе не туман.
Перед ним во всю ширь расстилалось безбрежное, сливавшееся вдали с горизонтом море. По его синей глади скользили боевые русские ладьи с раздутыми ветром парусами, увешанные червлеными щитами. В одной из них сидел Микула, с потрескавшимися от жажды губами, почерневшим от солнца и ветра лицом, ввалившимися от голода и усталости глазами…
Но разве это море? Перед ним высились остроконечные горные пики, их склоны поросли изумрудными лесами, вверху, где пики соприкасались с облаками, под лучами солнца ярко сверкали кудрявые шапки отрогов, в ущельях виднелись бурные, стремительные реки, в живописных долинах раскинулись селения с красивыми домиками. Слабый прохладный ветерок приятно гладил кожу, ноздри щекотал сладковатый запах цветущих деревьев, в уши вливалось мелодичное журчание лесного ручья, нарушаемое оживленным птичьим гомоном…
Но что это, куда делись горы? Прямо на Микулу, прикрываясь щитами и выставив жала копий, неумолимо надвигались сплошной стеной ромейские центурии. Раздирали уши отрывистые звуки чужой военной музыки, першило в горле от поднятой ногами легионеров пыли, яростью и злобой сверкали глаза приближавшихся к нему врагов. Против византийцев, выставив навстречу их копьям щит, сжимая в руке обнаженный меч, стоял среди дружинников он, тысяцкий Микула. Две железные стены столкнулись, звон и лязг оружия повисли в воздухе, страшно закричали раненые, зашлись в предсмертном хрипе умирающие. Рубился с обступившими его недругами Микула, перехватывал и отбивал мечом чужие удары, щедро рассыпал свои. И вдруг мелькнула перед самыми глазами полоса вражьей стали…
Микула вздрогнул так, что едва не уронил факел. Широко открыв глаза, несколько мгновений неподвижно стоял на месте, не в состоянии осмыслить, где находится и что с ним происходит. Пещеру заволакивал мрак, лишь в небольшом пространстве, которое мог осветить слабо горевший факел, клубились волны седого тумана. Тысяцкий ощутил резкий, неприятный запах пещеры, плечи непроизвольно передернулись от промозглой сырости подземелья.
Громкий, полный ужаса крик великого князя снова заставил Микулу вздрогнуть. Подняв выше факел, положив ладонь на крыж меча, он шагнул на звук голоса в клубы тумана. Откинув назад голову, прикрыв лицо руками, Игорь медленно пятился от священного источника. Его лицо было мертвенно-бледным, глаза закрыты, губы перекошены. Чувствуя, как в душу вползает безотчетный страх, Микула схватил великого князя за плечи и тряс до тех пор, покуда тот не открыл глаза. Они были пусты и безжизненны, взор Игоря упирался куда-то в каменный потолок и ничего не выражал, тело бессильно обвисло в руках тысяцкого. Постепенно взгляд великого князя стал осмысленным, щеки порозовели, глаза скользнули по пещере и клубам тумана, остановились на лице Микулы.
– Тысяцкий, где я? Что со мной? – еле слышно спросил он.
– Ты у священного источника, княже. И только сейчас говорил с богами.
Игорь встрепенулся, провел рукой по лицу. Его губы плотно сжались, в глазах появился блеск.
– Где кудесник, тысяцкий?
– У священного источника, княже.
Волхв стоял на коленях у расщелины в той же позе, что вначале: лицо поднято, руки вытянуты к потолку. Вода, ранее заполнявшая расщелину едва до половины, теперь бурлила у самого верха, перехлестывая временами через край и заливая пол пещеры. Лицо волхва было неподвижно, глаза прикрыты, он будто одеревенел и казался неживым. Однако стоило Микуле положить ему на плечо руку, как волхв зашевелился, открыл глаза.
– Боги вняли нашей просьбе, пришли к своим внукам,– размеренно зазвучал в тишине подземелья его голос.– И мы за это не поскупимся на щедрые дары, исполним их волю. О Боги, будьте всегда с внуками-русичами!
Закончив разговор с небожителями, волхв поднялся с колен, оперся на клюку. Зорко и пытливо взглянул в лицо Игоря.
– Княже, что поведали тебе боги? Что приоткрыли они из грядущего?
Брови Игоря сошлись на переносице, взгляд ушел в себя. Было видно, что он пытался до мельчайших подробностей воскресить в памяти только что пережитое.
– Я видел море, старче,– начал он рассказывать,– необъятное, синее. Оно из края в край было покрыто русскими ладьями, полными воинов. Вдруг море куда-то исчезло, а вместо воды ладьи окружило пламя, которое стало жадно пожирать ладьи и воинов. Это было страшно, старче. Я до сих пор чувствую, как горит у меня от жара лицо и пересохло в горле.
– Был ли в пламени и ты, княже?
– Нет, я видел происходившее как бы со стороны. Однако прежде чем боги вернули мои глаза и разум снова в пещеру, я взглянул вниз, на собственные ноги. И узрел, что стою по колено в крови.
Великий князь непроизвольно глянул под ноги и отшатнулся в сторону. Вода, выплеснувшаяся миг назад через край расщелины на пол пещеры, сейчас стекала обратно в источник, оставляя после себя небольшие лужицы с быстро лопавшимися пузырьками. В одной из таких лужиц находились ноги Игоря. Свет факела, падая на ее поверхность, придавал воде красноватый оттенок, отчего казалось, что великий князь стоит в луже пузырящейся под ногами крови. С искаженным лицом Игорь переступил на сухое место, перевел дыхание, посмотрел на волхва.
– Старче, что хотели сказать мне этим видением боги? Волхв опустил голову, несколько раз задумчиво провел рукой по длинной седой бороде.
– Княже, ты видел море огня и стоял по колено в крови. Ты замыслил вести свои дружины на Царьград? Так знай, что море огня и ручьи крови ждут русских воинов. Смерть не коснется тебя, княже, но тысячи русичей уйдут на Небо.
Великий князь в нетерпении передернул плечами.
– Старче, я воин! Кровь не страшит меня. Ответствуй, что ждет меня в конце похода: слава или позор?
Волхв снова разгладил пышную бороду, его взор скользнул мимо лица Игоря в дальний угол пещеры.
– Ты стоял по колено в крови, княже, пламя заживо пожирало твоих воинов. Разве подобное когда-либо приносило славу?
Великий князь гордо вскинул голову:
– Без крови не бывает славы, старче. Разве не знаешь этого ты сам, бывший сотник князя Олега, неистового воителя? Сегодня на брань собираюсь я, продолжатель дела Олега, и мне нужна победа. Скажи, сулят ли ее мне боги?
– Ты встречался с ними и собственными очами лицезрел ниспосланное богами видение. Ответствуй себе сам.
– Передо мной были лишь пламя и кровь. И ничего более. Однако огонь и кровь сопровождают любую брань.
– Ты видел то, что сочли нужным явить боги,– ответил волхв.– Они предостерегли тебя от необдуманных, опрометчивых поступков. Теперь лишь от твоей воли зависит, внять их гласу или нет. Ты уже советовался с богами перед походом на Хвалынское море и должен знать, что значит поступить вопреки их предостережениям. Решай, княже, но помни, что каждый из нас рано или поздно будет держать на Небе ответ за содеянное.
Великий князь распрямил плечи, раздул крылья тонкого носа, сверкнул глазами. Для него, зачастую пропускавшего мимо ушей советы и доводы вернейших другов-соратников и ближайших воевод, уклончивые рассуждения волхва не значили ничего.
– Я уже решил – брань. И никакие божественные видения и моря крови не остановят меня.
Великий князь внимательно, одного за другим, осмотрел стоявших против него воевод. Их было около десятка, Игорь хорошо знал каждого из них. Некоторые ходили в походы еще с князем Олегом, другие приобрели громкую бранную славу уже при нем. Все они были опытны, храбры, умудрены жизнью. Лишь двое из присутствовавших не являлись воеводами: любимейший тысяцкий Микула и верховный жрец бога воинов-русичей Перуна.
– Други-братья, верные воеводы, – начал Игорь, – я хочу говорить с вами, совет держать. Вы знаете, что со времен князей Аскольда и Дира у Руси союз с Византией, сохранен он и при князе Олеге, и мы, русичи, всегда свято блюли сей договор. Однако не такова империя. После нашей неудачи в хазарской земле она отступила от договора, не выполняет его. Ромеи грабят наших купцов, отбирают товары у плывущих на Русь заморских гостей, захватывают и продают в рабство русских людей. Империя признает только силу, а не условия договоров. И я, великий киевский князь, замыслил отомстить Византии за причиненные ею кривды, намерен заставить ее уважать Русь. Потому, воеводы, желаю слышать о том ваше слово.
Игорь замолчал, прищурившись, повел глазами по плотной группе воевод. Опустив головы, те молчали.
– Неужто снесем бесчестье, склоним головы перед империей? – повысив голос, спросил Игорь. – Отчего безмолвствуете, други? Разве вы с князем Олегом не водили на Новый Рим дружины русичей, заставляя дрожать от страха ромейских кесарей? Что случилось сейчас, почему не узнаю вас?
Из группы военачальников вперед выступил главный воевода великокняжеской дружины Ратибор. Его загорелое, мужественное лицо было спокойно, длинные вислые усы почти скрывали губы, от крепко сбитой фигуры исходило ощущение силы.
– Дозволь слово, княже, – проговорил он. – Да, империя творит обиды Руси, и негоже нам сносить их. Да, империя уважает только силу, и лишь мечом можно заставить ее и впредь почитать Русь. Да, это мы твои сегодняшние воеводы, уже не раз прежде водили наши дружины под стены Вечного града и заставляли трепетать ромеев. Мы готовы снова выступить против Византии, но… Не пришло для этого время, княже, рано еще.
Левая бровь великого князя раздраженно поползла вверх, рука судорожно сжала перекрестие меча. Вот они, слова, которых он так страшился и которые не осмелились высказать ему другие воеводы, предпочитая отмалчиваться. Хватило духу произнести их вслух лишь одному Ратибору, о котором справедливо говорили, что он не боится никого и ничего на свете. Именно поэтому возвысил его Игорь из обычного тысяцкого, каковым он был при князе Олеге, до главного воеводы своей дружины.
– Рано, главный воевода? – тихо, с придыханием переспросил Игорь. – Отчего так?
– Отвечу, княже. Дабы схватиться с империей, одержать верх над ней, нужны немалые силы, а их у нас сейчас нет. Лучшие наши воины остались на берегах Хвалынского моря, в могильных курганах по Итилю и Саркелу, в ковылях и песках Дикой степи. А сколько отважных русичей мы потеряли уже после возвращения из Каспийского похода! В наших дружинах сегодня нет и трети былой силы, поэтому империя не по плечу нам. Чтобы одолеть Новый Рим, следует собрать воедино всю русскую силу, все наши дружины от Киева до Новгорода. Но для такого дела нужно немалое время, княже.
– У меня нет времени, главный воевода! – не сдержавшись, выкрикнул Игорь.– С объединенным русским войском я могу выступить против империи лишь следующей весной. Только я не намерен ждать! В моих дружинах уже сейчас десять тысяч воинов, еще тысяча с воеводой Браздом спешит ко мне из древлянской земли, столько же – из полоцкой. Вниз по Славутичу плывут к Киеву тридцать сотен викингов во главе с ярлом Эриком, которого мы все хорошо знаем. Они собирались наняться на службу к ромеям, однако я перекуплю их и оставлю у себя. Это будет уже пятнадцать тысяч воинов… опытных, закаленных, прошедших десятки битв. Разве этого мало, Ратибор?
В лице главного воеводы ничего не изменилось, он смело смотрел на великого князя.
– Мало, княже,– уверенно ответил Ратибор.– Их вполне достаточно для простого набега, но чтобы заставить империю снова подписать наши старые договоры – мало. Таково мое слово, княже.
Отводя глаза от главного воеводы, Игорь постарался унять неприятную нервную дрожь в пальцах и, когда это удалось, взглянул на Асмуса. Понимал, что тот, как опытный, осторожный военачальник, должен быть на стороне Ратибо-ра, но, может, сейчас Асмус поступит как человек, уязвленный в свое время тем, что главным воеводой стал Ратибор, намного уступавший ему в боевом опыте, менее заслуженный, годившийся ему в сыновья? Если в душе Асмуса возьмет верх желание поквитаться с Ратибором за старые обиды, он будет хорошим союзником Игоря в предстоящем споре с воеводами – сторонниками Ратибора.
– Что молвишь ты, Асмус? Ты, которого так страшились ромеи? Или и ты стал бояться их?
Лицо старого воеводы было словно высечено из камня, взгляд единственного ока холоден и строг, концы длинных седых усов опускались почти до плеч.
– Я страшусь лишь одного, княже,– бесчестия,– произнес он, поправляя пересекавшую лоб черную повязку, закрывавшую пустую глазницу.– Бесчестия для себя и Руси. Коли ты задумал отомстить империи за ее глум над Русью – я говорю тебе: слава! Однако сегодня ты торопишься, княже. Собираешься идти на Царьград только морем, а воевать империю надобно с воды и суши, как делал это князь Олег. Но для сего у Руси ныне мало сил, а дабы собрать их, необходимо время. Поэтому я, как и твой главный воевода, говорю – не спеши.
Игорь чувствовал, как заливается краской лицо и снова начинают дрожать кончики пальцев, как в глубине души накапливается и вот-вот примется бушевать злость. Разумом он понимал правоту Ратибора и Асмуса, однако сердце кричало о другом.
Русь еще не успела оправиться после неудачи в Хазарии, а Византия уже отказалась выполнять заключенные с северной соседкой договоры и стала препятствовать русской торговле на Черном море. Все, что было создано до него потом и кровью многих тысяч русичей, чего с таким трудом добился князь Олег – признание и уважение Руси со стороны даже самых могущественных соседей,– повисло на волоске. Любое воспоминание о постигших неудачах заставляло клокотать в душе ненависть, безудержная ярость затмевала сознание, направляя мысли и желания только к одному: как можно скорее отомстить и смыть позор. Поэтому каждая задержка, могущая отсрочить час желанной мести, была Игорю ненавистна. Неужели этого не могут понять присутствующие на раде воеводы, наравне с великим князем виновные в неудачах Руси? Что ж, в таком случае он будет искать надежных союзников своим планам в другом месте.
Усилием воли взяв себя в руки и стараясь внешне не показывать волнения, Игорь перевел взгляд на стоявшего среди воевод верховного жреца Перуна.
– Что молвишь, мудрый старче? Ты, беседующий с богами и знающий их волю? Будут ли они вместе с внуками, когда поведу русичей против империи лукавого Христа?
Не так давно верховный жрец был воеводой, славился отвагой и презрением к смерти, он и Асмус являлись ближайшими боевыми соратниками князя Олега. Это Асмус во время знаменитого похода Олега на Царьград вогнал в обитые железом крепостные стены свой меч, а нынешний верховный жрец подал князю свой щит. И этот славянский червленый щит, повешенный Олегом на рукояти Асмусова меча, стал для ро-меев напоминанием и грозным предостережением о могуществе Руси. Нынешний верховный жрец был непременным участником всех походов знаменитого князя-ратоборца, два его сына сложили головы в боях с империей, поэтому Византия не имела врага непримиримей и страшней, нежели бывший Олегов воевода. Однако годы, многочисленные раны, перенесенные невзгоды и лишения походов не прошли для русича бесследно, и последние годы он стал служить Руси не мечом, а посредничеством между ее сынами-воинами и их богами.
– Защита родной земли – святое дело, княже. Коли ты обнажаешь меч во имя Руси, наши боги будут с тобой. Они укрепят дух и силу внуков, не оставят их в беде. Победы и славы тебе, княже!
– Мудрый старче, я был ночью на Лысой горе у хранителя священного источника, пробитого в камне огненной стрелой Перуна. Боги открыли мне, что поход на Византию Русь оплатит большой кровью. Сними с моей души сию тяжесть, мудрый старче.
Губы верховного жреца презрительно дрогнули, в глазах блеснул злой огонек. Как мало походил он сейчас на смиренного служителя Неба, все выдавало в нем старого воина. Не белой домотканой рубахе было место на его широких плечах, а железной боевой кольчуге, на свой посох жрец опирался так, словно это была тяжелая, все сокрушающая секира. Даже признаков кротости и послушания кому или чему бы то ни было нельзя было заметить на лице бывшего воеводы, наоборот, смелостью и решительностью дышали его черты.
– Не на дружеское застолье, а на кровавую брань идешь ты, княже. За русские обиды поднимаешь Русь против империи, никакая кровь не будет дорогой ценой за это. Бог воинов-русичей Перун, все наши справедливые боги будут с тобой и твоими воинами!
Игорь отвел в сторону радостно блеснувшие глаза, в пояс поклонился верховному жрецу.
– Мудрый старче, за помощь богов русичи не поскупятся на щедрые дары.– Великий князь выпрямился, посмотрел на безмолвно застывших воевод.– Вы слышали напутствие верховного жреца, значит, ведаете волю богов. Повторяю еще раз: как только древляне с полочанами и викинги ярла Эрика присоединятся к киевской дружине, я тотчас поведу их на империю. А сейчас хочу знать, кто из вас тоже пойдет со мной.
И опять вперед выступил главный воевода Ратибор.
– Княже, ты собрал нас на раду, дабы услышать наше слово – мы молвили его. Однако ты не просто русич и наш брат по крови и вере, а великий князь, и потому наш долг повиноваться тебе. Ты приговорил – брань, твое слово – закон для нас. Так пусть трепещет империя, и да помогут нам боги!
Ратибор выхватил из ножен меч, поднял над головой. В тот же миг заблестели клинки в руках остальных воевод. Швырнув меч в ножны, Ратибор склонил голову в сторона-великого князя.
– Как твой главный воевода, внемлю тебе, княже.
– Вначале о неотложном. Утром вели перекрыть ладей ными дозорами Днепр и конными все дороги и тропы на Ду най-реку. никто не должен предупредить империю о предстоя щем походе. Мы обрушимся на Царьград как снег на голову. Точно так, как свершили это до нас князья Аскольд и Дир.
Согнувшаяся, едва различимая в ночном мраке человеческая фигура скользнула из-за дерева к урезу воды, остановилась подле наполовину вытащенного на берег Днепра челна. Прислонившись спиной к борту, одинокий рыбак не спеша чистил рыбу, у его ног пылал небольшой костерок с подвешенным над ним казанком. Подошедший неслышно ступил из темноты в освещенный огнем круг, и яркое пламя костра позволило его рассмотреть.
Это был высокий, средних лет человек в длинном монашеском одеянии с наброшенным на голову капюшоном, из-под которого виднелись лишь аккуратно подстриженная борода и острые, внимательные глаза.
– Ты один? – отрывисто спросил он у рыбака, даже не поприветствовав его.
– Да, святой отец. Присаживайся к огню, уха скоро поспеет.
– Не до нее сейчас,– раздраженно бросил человек в капюшоне.– Думаю, что тебе тоже не придется вкусить ее. С делом явился к тебе, сын мой, с важным и неотложным, которое не терпит отлагательств и промедления.
Рыбак, молодой и крепкий юноша с маленьким медным крестиком на шее, выжидающе уставился на пришедшего. Тот уселся рядом с рыбаком на корягу, наклонился к его уху.
– Проклятые язычники собираются в поход на град святого Константина. Их уже десять тысяч, к ним на днях должны примкнуть еще две тысячи полочан и древлян. Вдобавок к воинам-русам киевский князь нанял тридцать сотен викингов варяжского ярла Эрика, своего соратника по походу на Хвалынское море. Как только эти силы соберутся воедино, князь Игорь поведет их морем на Византию. Наш святой долг предупредить императора и патриарха о надвигающейся угрозе. Потому сию же минуту ты отправишься вслед за купеческим караваном, что уплыл в полдень из Киева. Догонишь его и вместе с ним попадешь в Константинополь, а что делать там – знаешь и без меня. Торопись, сын мой, сейчас нам дорога каждая минута.
– Я поплыву сразу после ужина, святой отец.
– Ты отправишься немедленно,– по-прежнему тихо, однако уже с повелительными нотками в голосе произнес человек в капюшоне.– Варвары хотят как можно дольше сохранить поход в тайне, поэтому намерены утром выставить речную стражу на Днепре и перекрыть конными дозорами все дороги по сухопутью в направлении Дуная. Что, если они сделают это не утром, а раньше? Потому спеши, сын мой, мы должны опередить осторожных русов.
– Я уже в пути, святой отец. Благослови меня…
Григорий проводил глазами быстро удалявшийся вниз по Днепру челн, облегченно вздохнул. Сегодня он совершил самое важное за время пребывания у язычников дело. До прихода на реку к служке-рыбаку он отправил из Киева еще одного тайного гонца, приказав ему во всю мочь скакать на Дунай к верному империи человеку. Уже от него по не раз проверенной цепочке тревожная весть должна понестись вдоль морского побережья прямо в стены императорского дворца. Однако попадет она не к императору или патриарху, а к истинному руководителю Григория – главе тайного братства легионеров-фашистов.
Еще во времена языческого Первого Рима те, кто мечом раздвигал его пределы и собственной кровью оплачивал нерушимость границ, создали свое тайное братство, членом которого мог стать лишь полноправный римский гражданин-воин, а не скороспелые солдаты из легионов, укомплектованных наемниками или сформированных из жителей покоренных Римом и присоединенных к нему местностей. Имя себе – фашисты – они дали от названия крепко связанного пучка древесных прутьев. Каждый из прутьев, взятый отдельно, был слаб и мог быть легко переломлен, но, связанные воедино, они могли успешно противостоять действующей против них силе. Такой связкой-фаши, но не прутьев, а бывалых, заслуженных легионеров-ветеранов были и они, участники тайного воинского братства. Рим мог быть республикой либо империей, поклоняться сонмищу языческих богов или одному Христу, но это нисколько не должно было сказываться на его роли сильнейшей державы Европы и Северной Африки, отражаться на его мощи и политике, направленной к завоеванию еще не принадлежащей ему части мира. Истинными вершителями судьбы державы должны быть те, кто создавал ее и посвятил свою жизнь ее сохранению и приумножению славы и могущества! Этими людьми были легионеры-фашисты, ставящие свое братство выше земной и небесной власти.
Но Первый Рим рухнул под напором варваров и из-за внутренних междоусобиц, на исконных италийских землях, прародине легионеров-фашистов, поселились пришлые народы и племена, в большинстве выходцы из Северной Африки и Малой Азии. Они не имели ничего общего с теми, кто создал великую Римскую империю, и стали называться уже не римлянами, а италийцами, ибо не было у них той воинственности, отваги, тяги к неведомому, без которых Рим из обычного города никогда не стал бы столицей могучей империи. Но на Востоке появился Второй Рим – Византия, и, дабы он не повторил судьбу своего предшественника, в нем сразу возникло братство легионеров-фашистов. Пусть меняются на троне и борются со своими соперниками императоры, пусть обвиняют друг друга в ереси и свергают один другого патриархи, братство легионеров-фашистов, спаянных общностью интересов и железной дисциплиной, всегда будет стоять на страже державы независимо от того, кто вершит сегодня земную и небесную власть во Втором Риме!
Однако всему наступает конец, наступил он и миру с Византией – империя нарушила заключенные с Русью договоры о торговле и дружбе. Именно так объявляла она войны тем, на чьи земли не могла двинуть легионы либо к чьим берегам направить свой флот. Так поступила она во времена Асколь-да и Дира: уничтожив в Царьграде русских купцов и захватив их товары, показала этим пренебрежение к Руси и увидела однажды в отместку за это у стен своего стольного града 200 русских ладей с воинами. Тем же способом действовала она и в отношении Болгарии, отменив в 894 году дарованные прежде ее купцам льготы и обязав их вести торг лишь в Фессалонике с уплатой пошлины, что послужило причиной первой войны кагана Симеона с Византией. И вот теперь Новый Рим снова, как в княжение Аскольда и Дира, бросил вызов Руси, не желая признавать ее равной себе державой и разрывая оплаченные русской кровью договоры. Но империя просчиталась – Русь, которую она мнит после поражения на Итиль-реке выбитой из седла, явит ей свою истинную силу и докажет, что внуки Перуна так же храбры и отважны, как их деды и отцы, а ее великий князь под стать своим грозным воителям-предшественникам – князьям Аскольду, Диру, Олегу…
– Здрав будь, княже,– вывел Игоря из задумчивости тихий хрипловатый голос.
Перед Игорем виднелся уже знакомый вход в пещеру со священным источником Перуна, у которого с клюкой в руках стоял волхв, хранитель подземного источника.
– Долгих лет жизни и тебе, мудрый старче,– ответил Игорь.
– Что привело тебя ко мне, княже? Жажда открыть богам свою переполненную тревогой душу? Желание услышать волю Неба перед тем, как принять собственное, важное для судеб Руси решение?
– Мне нужен совет богов, старче. Трудные кровавые события грядут на Русь, и кто, как не Перун, бог воинов-русичей, подскажет, как поступить мне, великому князю, в столь ответственное для державы и ее народа время?
– Перун никогда не оставляет своих внуков, тем паче в преддверии беды. Ступай за мной, княже.
Как и в прошлый раз, Микула с великим князем прошли вслед за волхвом к священному источнику, выслушали обращение волхва к богам. Теперь Микула не удивлялся ни наползавшему в пещеру из стены туману, ни тому, как он переставал чувствовать собственное тело, а из головы постепенно уходило понимание происходящего. И вот он уже не в пещере, а перед глазами вовсе не туман.
Перед ним во всю ширь расстилалось безбрежное, сливавшееся вдали с горизонтом море. По его синей глади скользили боевые русские ладьи с раздутыми ветром парусами, увешанные червлеными щитами. В одной из них сидел Микула, с потрескавшимися от жажды губами, почерневшим от солнца и ветра лицом, ввалившимися от голода и усталости глазами…
Но разве это море? Перед ним высились остроконечные горные пики, их склоны поросли изумрудными лесами, вверху, где пики соприкасались с облаками, под лучами солнца ярко сверкали кудрявые шапки отрогов, в ущельях виднелись бурные, стремительные реки, в живописных долинах раскинулись селения с красивыми домиками. Слабый прохладный ветерок приятно гладил кожу, ноздри щекотал сладковатый запах цветущих деревьев, в уши вливалось мелодичное журчание лесного ручья, нарушаемое оживленным птичьим гомоном…
Но что это, куда делись горы? Прямо на Микулу, прикрываясь щитами и выставив жала копий, неумолимо надвигались сплошной стеной ромейские центурии. Раздирали уши отрывистые звуки чужой военной музыки, першило в горле от поднятой ногами легионеров пыли, яростью и злобой сверкали глаза приближавшихся к нему врагов. Против византийцев, выставив навстречу их копьям щит, сжимая в руке обнаженный меч, стоял среди дружинников он, тысяцкий Микула. Две железные стены столкнулись, звон и лязг оружия повисли в воздухе, страшно закричали раненые, зашлись в предсмертном хрипе умирающие. Рубился с обступившими его недругами Микула, перехватывал и отбивал мечом чужие удары, щедро рассыпал свои. И вдруг мелькнула перед самыми глазами полоса вражьей стали…
Микула вздрогнул так, что едва не уронил факел. Широко открыв глаза, несколько мгновений неподвижно стоял на месте, не в состоянии осмыслить, где находится и что с ним происходит. Пещеру заволакивал мрак, лишь в небольшом пространстве, которое мог осветить слабо горевший факел, клубились волны седого тумана. Тысяцкий ощутил резкий, неприятный запах пещеры, плечи непроизвольно передернулись от промозглой сырости подземелья.
Громкий, полный ужаса крик великого князя снова заставил Микулу вздрогнуть. Подняв выше факел, положив ладонь на крыж меча, он шагнул на звук голоса в клубы тумана. Откинув назад голову, прикрыв лицо руками, Игорь медленно пятился от священного источника. Его лицо было мертвенно-бледным, глаза закрыты, губы перекошены. Чувствуя, как в душу вползает безотчетный страх, Микула схватил великого князя за плечи и тряс до тех пор, покуда тот не открыл глаза. Они были пусты и безжизненны, взор Игоря упирался куда-то в каменный потолок и ничего не выражал, тело бессильно обвисло в руках тысяцкого. Постепенно взгляд великого князя стал осмысленным, щеки порозовели, глаза скользнули по пещере и клубам тумана, остановились на лице Микулы.
– Тысяцкий, где я? Что со мной? – еле слышно спросил он.
– Ты у священного источника, княже. И только сейчас говорил с богами.
Игорь встрепенулся, провел рукой по лицу. Его губы плотно сжались, в глазах появился блеск.
– Где кудесник, тысяцкий?
– У священного источника, княже.
Волхв стоял на коленях у расщелины в той же позе, что вначале: лицо поднято, руки вытянуты к потолку. Вода, ранее заполнявшая расщелину едва до половины, теперь бурлила у самого верха, перехлестывая временами через край и заливая пол пещеры. Лицо волхва было неподвижно, глаза прикрыты, он будто одеревенел и казался неживым. Однако стоило Микуле положить ему на плечо руку, как волхв зашевелился, открыл глаза.
– Боги вняли нашей просьбе, пришли к своим внукам,– размеренно зазвучал в тишине подземелья его голос.– И мы за это не поскупимся на щедрые дары, исполним их волю. О Боги, будьте всегда с внуками-русичами!
Закончив разговор с небожителями, волхв поднялся с колен, оперся на клюку. Зорко и пытливо взглянул в лицо Игоря.
– Княже, что поведали тебе боги? Что приоткрыли они из грядущего?
Брови Игоря сошлись на переносице, взгляд ушел в себя. Было видно, что он пытался до мельчайших подробностей воскресить в памяти только что пережитое.
– Я видел море, старче,– начал он рассказывать,– необъятное, синее. Оно из края в край было покрыто русскими ладьями, полными воинов. Вдруг море куда-то исчезло, а вместо воды ладьи окружило пламя, которое стало жадно пожирать ладьи и воинов. Это было страшно, старче. Я до сих пор чувствую, как горит у меня от жара лицо и пересохло в горле.
– Был ли в пламени и ты, княже?
– Нет, я видел происходившее как бы со стороны. Однако прежде чем боги вернули мои глаза и разум снова в пещеру, я взглянул вниз, на собственные ноги. И узрел, что стою по колено в крови.
Великий князь непроизвольно глянул под ноги и отшатнулся в сторону. Вода, выплеснувшаяся миг назад через край расщелины на пол пещеры, сейчас стекала обратно в источник, оставляя после себя небольшие лужицы с быстро лопавшимися пузырьками. В одной из таких лужиц находились ноги Игоря. Свет факела, падая на ее поверхность, придавал воде красноватый оттенок, отчего казалось, что великий князь стоит в луже пузырящейся под ногами крови. С искаженным лицом Игорь переступил на сухое место, перевел дыхание, посмотрел на волхва.
– Старче, что хотели сказать мне этим видением боги? Волхв опустил голову, несколько раз задумчиво провел рукой по длинной седой бороде.
– Княже, ты видел море огня и стоял по колено в крови. Ты замыслил вести свои дружины на Царьград? Так знай, что море огня и ручьи крови ждут русских воинов. Смерть не коснется тебя, княже, но тысячи русичей уйдут на Небо.
Великий князь в нетерпении передернул плечами.
– Старче, я воин! Кровь не страшит меня. Ответствуй, что ждет меня в конце похода: слава или позор?
Волхв снова разгладил пышную бороду, его взор скользнул мимо лица Игоря в дальний угол пещеры.
– Ты стоял по колено в крови, княже, пламя заживо пожирало твоих воинов. Разве подобное когда-либо приносило славу?
Великий князь гордо вскинул голову:
– Без крови не бывает славы, старче. Разве не знаешь этого ты сам, бывший сотник князя Олега, неистового воителя? Сегодня на брань собираюсь я, продолжатель дела Олега, и мне нужна победа. Скажи, сулят ли ее мне боги?
– Ты встречался с ними и собственными очами лицезрел ниспосланное богами видение. Ответствуй себе сам.
– Передо мной были лишь пламя и кровь. И ничего более. Однако огонь и кровь сопровождают любую брань.
– Ты видел то, что сочли нужным явить боги,– ответил волхв.– Они предостерегли тебя от необдуманных, опрометчивых поступков. Теперь лишь от твоей воли зависит, внять их гласу или нет. Ты уже советовался с богами перед походом на Хвалынское море и должен знать, что значит поступить вопреки их предостережениям. Решай, княже, но помни, что каждый из нас рано или поздно будет держать на Небе ответ за содеянное.
Великий князь распрямил плечи, раздул крылья тонкого носа, сверкнул глазами. Для него, зачастую пропускавшего мимо ушей советы и доводы вернейших другов-соратников и ближайших воевод, уклончивые рассуждения волхва не значили ничего.
– Я уже решил – брань. И никакие божественные видения и моря крови не остановят меня.
Великий князь внимательно, одного за другим, осмотрел стоявших против него воевод. Их было около десятка, Игорь хорошо знал каждого из них. Некоторые ходили в походы еще с князем Олегом, другие приобрели громкую бранную славу уже при нем. Все они были опытны, храбры, умудрены жизнью. Лишь двое из присутствовавших не являлись воеводами: любимейший тысяцкий Микула и верховный жрец бога воинов-русичей Перуна.
– Други-братья, верные воеводы, – начал Игорь, – я хочу говорить с вами, совет держать. Вы знаете, что со времен князей Аскольда и Дира у Руси союз с Византией, сохранен он и при князе Олеге, и мы, русичи, всегда свято блюли сей договор. Однако не такова империя. После нашей неудачи в хазарской земле она отступила от договора, не выполняет его. Ромеи грабят наших купцов, отбирают товары у плывущих на Русь заморских гостей, захватывают и продают в рабство русских людей. Империя признает только силу, а не условия договоров. И я, великий киевский князь, замыслил отомстить Византии за причиненные ею кривды, намерен заставить ее уважать Русь. Потому, воеводы, желаю слышать о том ваше слово.
Игорь замолчал, прищурившись, повел глазами по плотной группе воевод. Опустив головы, те молчали.
– Неужто снесем бесчестье, склоним головы перед империей? – повысив голос, спросил Игорь. – Отчего безмолвствуете, други? Разве вы с князем Олегом не водили на Новый Рим дружины русичей, заставляя дрожать от страха ромейских кесарей? Что случилось сейчас, почему не узнаю вас?
Из группы военачальников вперед выступил главный воевода великокняжеской дружины Ратибор. Его загорелое, мужественное лицо было спокойно, длинные вислые усы почти скрывали губы, от крепко сбитой фигуры исходило ощущение силы.
– Дозволь слово, княже, – проговорил он. – Да, империя творит обиды Руси, и негоже нам сносить их. Да, империя уважает только силу, и лишь мечом можно заставить ее и впредь почитать Русь. Да, это мы твои сегодняшние воеводы, уже не раз прежде водили наши дружины под стены Вечного града и заставляли трепетать ромеев. Мы готовы снова выступить против Византии, но… Не пришло для этого время, княже, рано еще.
Левая бровь великого князя раздраженно поползла вверх, рука судорожно сжала перекрестие меча. Вот они, слова, которых он так страшился и которые не осмелились высказать ему другие воеводы, предпочитая отмалчиваться. Хватило духу произнести их вслух лишь одному Ратибору, о котором справедливо говорили, что он не боится никого и ничего на свете. Именно поэтому возвысил его Игорь из обычного тысяцкого, каковым он был при князе Олеге, до главного воеводы своей дружины.
– Рано, главный воевода? – тихо, с придыханием переспросил Игорь. – Отчего так?
– Отвечу, княже. Дабы схватиться с империей, одержать верх над ней, нужны немалые силы, а их у нас сейчас нет. Лучшие наши воины остались на берегах Хвалынского моря, в могильных курганах по Итилю и Саркелу, в ковылях и песках Дикой степи. А сколько отважных русичей мы потеряли уже после возвращения из Каспийского похода! В наших дружинах сегодня нет и трети былой силы, поэтому империя не по плечу нам. Чтобы одолеть Новый Рим, следует собрать воедино всю русскую силу, все наши дружины от Киева до Новгорода. Но для такого дела нужно немалое время, княже.
– У меня нет времени, главный воевода! – не сдержавшись, выкрикнул Игорь.– С объединенным русским войском я могу выступить против империи лишь следующей весной. Только я не намерен ждать! В моих дружинах уже сейчас десять тысяч воинов, еще тысяча с воеводой Браздом спешит ко мне из древлянской земли, столько же – из полоцкой. Вниз по Славутичу плывут к Киеву тридцать сотен викингов во главе с ярлом Эриком, которого мы все хорошо знаем. Они собирались наняться на службу к ромеям, однако я перекуплю их и оставлю у себя. Это будет уже пятнадцать тысяч воинов… опытных, закаленных, прошедших десятки битв. Разве этого мало, Ратибор?
В лице главного воеводы ничего не изменилось, он смело смотрел на великого князя.
– Мало, княже,– уверенно ответил Ратибор.– Их вполне достаточно для простого набега, но чтобы заставить империю снова подписать наши старые договоры – мало. Таково мое слово, княже.
Отводя глаза от главного воеводы, Игорь постарался унять неприятную нервную дрожь в пальцах и, когда это удалось, взглянул на Асмуса. Понимал, что тот, как опытный, осторожный военачальник, должен быть на стороне Ратибо-ра, но, может, сейчас Асмус поступит как человек, уязвленный в свое время тем, что главным воеводой стал Ратибор, намного уступавший ему в боевом опыте, менее заслуженный, годившийся ему в сыновья? Если в душе Асмуса возьмет верх желание поквитаться с Ратибором за старые обиды, он будет хорошим союзником Игоря в предстоящем споре с воеводами – сторонниками Ратибора.
– Что молвишь ты, Асмус? Ты, которого так страшились ромеи? Или и ты стал бояться их?
Лицо старого воеводы было словно высечено из камня, взгляд единственного ока холоден и строг, концы длинных седых усов опускались почти до плеч.
– Я страшусь лишь одного, княже,– бесчестия,– произнес он, поправляя пересекавшую лоб черную повязку, закрывавшую пустую глазницу.– Бесчестия для себя и Руси. Коли ты задумал отомстить империи за ее глум над Русью – я говорю тебе: слава! Однако сегодня ты торопишься, княже. Собираешься идти на Царьград только морем, а воевать империю надобно с воды и суши, как делал это князь Олег. Но для сего у Руси ныне мало сил, а дабы собрать их, необходимо время. Поэтому я, как и твой главный воевода, говорю – не спеши.
Игорь чувствовал, как заливается краской лицо и снова начинают дрожать кончики пальцев, как в глубине души накапливается и вот-вот примется бушевать злость. Разумом он понимал правоту Ратибора и Асмуса, однако сердце кричало о другом.
Русь еще не успела оправиться после неудачи в Хазарии, а Византия уже отказалась выполнять заключенные с северной соседкой договоры и стала препятствовать русской торговле на Черном море. Все, что было создано до него потом и кровью многих тысяч русичей, чего с таким трудом добился князь Олег – признание и уважение Руси со стороны даже самых могущественных соседей,– повисло на волоске. Любое воспоминание о постигших неудачах заставляло клокотать в душе ненависть, безудержная ярость затмевала сознание, направляя мысли и желания только к одному: как можно скорее отомстить и смыть позор. Поэтому каждая задержка, могущая отсрочить час желанной мести, была Игорю ненавистна. Неужели этого не могут понять присутствующие на раде воеводы, наравне с великим князем виновные в неудачах Руси? Что ж, в таком случае он будет искать надежных союзников своим планам в другом месте.
Усилием воли взяв себя в руки и стараясь внешне не показывать волнения, Игорь перевел взгляд на стоявшего среди воевод верховного жреца Перуна.
– Что молвишь, мудрый старче? Ты, беседующий с богами и знающий их волю? Будут ли они вместе с внуками, когда поведу русичей против империи лукавого Христа?
Не так давно верховный жрец был воеводой, славился отвагой и презрением к смерти, он и Асмус являлись ближайшими боевыми соратниками князя Олега. Это Асмус во время знаменитого похода Олега на Царьград вогнал в обитые железом крепостные стены свой меч, а нынешний верховный жрец подал князю свой щит. И этот славянский червленый щит, повешенный Олегом на рукояти Асмусова меча, стал для ро-меев напоминанием и грозным предостережением о могуществе Руси. Нынешний верховный жрец был непременным участником всех походов знаменитого князя-ратоборца, два его сына сложили головы в боях с империей, поэтому Византия не имела врага непримиримей и страшней, нежели бывший Олегов воевода. Однако годы, многочисленные раны, перенесенные невзгоды и лишения походов не прошли для русича бесследно, и последние годы он стал служить Руси не мечом, а посредничеством между ее сынами-воинами и их богами.
– Защита родной земли – святое дело, княже. Коли ты обнажаешь меч во имя Руси, наши боги будут с тобой. Они укрепят дух и силу внуков, не оставят их в беде. Победы и славы тебе, княже!
– Мудрый старче, я был ночью на Лысой горе у хранителя священного источника, пробитого в камне огненной стрелой Перуна. Боги открыли мне, что поход на Византию Русь оплатит большой кровью. Сними с моей души сию тяжесть, мудрый старче.
Губы верховного жреца презрительно дрогнули, в глазах блеснул злой огонек. Как мало походил он сейчас на смиренного служителя Неба, все выдавало в нем старого воина. Не белой домотканой рубахе было место на его широких плечах, а железной боевой кольчуге, на свой посох жрец опирался так, словно это была тяжелая, все сокрушающая секира. Даже признаков кротости и послушания кому или чему бы то ни было нельзя было заметить на лице бывшего воеводы, наоборот, смелостью и решительностью дышали его черты.
– Не на дружеское застолье, а на кровавую брань идешь ты, княже. За русские обиды поднимаешь Русь против империи, никакая кровь не будет дорогой ценой за это. Бог воинов-русичей Перун, все наши справедливые боги будут с тобой и твоими воинами!
Игорь отвел в сторону радостно блеснувшие глаза, в пояс поклонился верховному жрецу.
– Мудрый старче, за помощь богов русичи не поскупятся на щедрые дары.– Великий князь выпрямился, посмотрел на безмолвно застывших воевод.– Вы слышали напутствие верховного жреца, значит, ведаете волю богов. Повторяю еще раз: как только древляне с полочанами и викинги ярла Эрика присоединятся к киевской дружине, я тотчас поведу их на империю. А сейчас хочу знать, кто из вас тоже пойдет со мной.
И опять вперед выступил главный воевода Ратибор.
– Княже, ты собрал нас на раду, дабы услышать наше слово – мы молвили его. Однако ты не просто русич и наш брат по крови и вере, а великий князь, и потому наш долг повиноваться тебе. Ты приговорил – брань, твое слово – закон для нас. Так пусть трепещет империя, и да помогут нам боги!
Ратибор выхватил из ножен меч, поднял над головой. В тот же миг заблестели клинки в руках остальных воевод. Швырнув меч в ножны, Ратибор склонил голову в сторона-великого князя.
– Как твой главный воевода, внемлю тебе, княже.
– Вначале о неотложном. Утром вели перекрыть ладей ными дозорами Днепр и конными все дороги и тропы на Ду най-реку. никто не должен предупредить империю о предстоя щем походе. Мы обрушимся на Царьград как снег на голову. Точно так, как свершили это до нас князья Аскольд и Дир.
Согнувшаяся, едва различимая в ночном мраке человеческая фигура скользнула из-за дерева к урезу воды, остановилась подле наполовину вытащенного на берег Днепра челна. Прислонившись спиной к борту, одинокий рыбак не спеша чистил рыбу, у его ног пылал небольшой костерок с подвешенным над ним казанком. Подошедший неслышно ступил из темноты в освещенный огнем круг, и яркое пламя костра позволило его рассмотреть.
Это был высокий, средних лет человек в длинном монашеском одеянии с наброшенным на голову капюшоном, из-под которого виднелись лишь аккуратно подстриженная борода и острые, внимательные глаза.
– Ты один? – отрывисто спросил он у рыбака, даже не поприветствовав его.
– Да, святой отец. Присаживайся к огню, уха скоро поспеет.
– Не до нее сейчас,– раздраженно бросил человек в капюшоне.– Думаю, что тебе тоже не придется вкусить ее. С делом явился к тебе, сын мой, с важным и неотложным, которое не терпит отлагательств и промедления.
Рыбак, молодой и крепкий юноша с маленьким медным крестиком на шее, выжидающе уставился на пришедшего. Тот уселся рядом с рыбаком на корягу, наклонился к его уху.
– Проклятые язычники собираются в поход на град святого Константина. Их уже десять тысяч, к ним на днях должны примкнуть еще две тысячи полочан и древлян. Вдобавок к воинам-русам киевский князь нанял тридцать сотен викингов варяжского ярла Эрика, своего соратника по походу на Хвалынское море. Как только эти силы соберутся воедино, князь Игорь поведет их морем на Византию. Наш святой долг предупредить императора и патриарха о надвигающейся угрозе. Потому сию же минуту ты отправишься вслед за купеческим караваном, что уплыл в полдень из Киева. Догонишь его и вместе с ним попадешь в Константинополь, а что делать там – знаешь и без меня. Торопись, сын мой, сейчас нам дорога каждая минута.
– Я поплыву сразу после ужина, святой отец.
– Ты отправишься немедленно,– по-прежнему тихо, однако уже с повелительными нотками в голосе произнес человек в капюшоне.– Варвары хотят как можно дольше сохранить поход в тайне, поэтому намерены утром выставить речную стражу на Днепре и перекрыть конными дозорами все дороги по сухопутью в направлении Дуная. Что, если они сделают это не утром, а раньше? Потому спеши, сын мой, мы должны опередить осторожных русов.
– Я уже в пути, святой отец. Благослови меня…
Григорий проводил глазами быстро удалявшийся вниз по Днепру челн, облегченно вздохнул. Сегодня он совершил самое важное за время пребывания у язычников дело. До прихода на реку к служке-рыбаку он отправил из Киева еще одного тайного гонца, приказав ему во всю мочь скакать на Дунай к верному империи человеку. Уже от него по не раз проверенной цепочке тревожная весть должна понестись вдоль морского побережья прямо в стены императорского дворца. Однако попадет она не к императору или патриарху, а к истинному руководителю Григория – главе тайного братства легионеров-фашистов.
Еще во времена языческого Первого Рима те, кто мечом раздвигал его пределы и собственной кровью оплачивал нерушимость границ, создали свое тайное братство, членом которого мог стать лишь полноправный римский гражданин-воин, а не скороспелые солдаты из легионов, укомплектованных наемниками или сформированных из жителей покоренных Римом и присоединенных к нему местностей. Имя себе – фашисты – они дали от названия крепко связанного пучка древесных прутьев. Каждый из прутьев, взятый отдельно, был слаб и мог быть легко переломлен, но, связанные воедино, они могли успешно противостоять действующей против них силе. Такой связкой-фаши, но не прутьев, а бывалых, заслуженных легионеров-ветеранов были и они, участники тайного воинского братства. Рим мог быть республикой либо империей, поклоняться сонмищу языческих богов или одному Христу, но это нисколько не должно было сказываться на его роли сильнейшей державы Европы и Северной Африки, отражаться на его мощи и политике, направленной к завоеванию еще не принадлежащей ему части мира. Истинными вершителями судьбы державы должны быть те, кто создавал ее и посвятил свою жизнь ее сохранению и приумножению славы и могущества! Этими людьми были легионеры-фашисты, ставящие свое братство выше земной и небесной власти.
Но Первый Рим рухнул под напором варваров и из-за внутренних междоусобиц, на исконных италийских землях, прародине легионеров-фашистов, поселились пришлые народы и племена, в большинстве выходцы из Северной Африки и Малой Азии. Они не имели ничего общего с теми, кто создал великую Римскую империю, и стали называться уже не римлянами, а италийцами, ибо не было у них той воинственности, отваги, тяги к неведомому, без которых Рим из обычного города никогда не стал бы столицей могучей империи. Но на Востоке появился Второй Рим – Византия, и, дабы он не повторил судьбу своего предшественника, в нем сразу возникло братство легионеров-фашистов. Пусть меняются на троне и борются со своими соперниками императоры, пусть обвиняют друг друга в ереси и свергают один другого патриархи, братство легионеров-фашистов, спаянных общностью интересов и железной дисциплиной, всегда будет стоять на страже державы независимо от того, кто вершит сегодня земную и небесную власть во Втором Риме!