– Стратиг, я напишу грамоту лишь при одном условии,– проговорил кмет после некоторого молчания.– Ты возвращаешь свободу мне, а спафарий Василий отпускает на волю мою смью. Поклянись, что империя выполнит мое условие, и ты немедленно получишь нужную грамоту. Я жду.
   – Клянусь,– едва сдерживая радость, произнес Иоанн. Он достал из-под доспехов висевший на шее золотой крестик, поцеловал его.– Ты получишь свободу сразу после того, как твоя дружина изменит маршрут и выступит к Грозовому перевалу. Что же касается семьи, за ней тебе придется отправиться к спафарию… одному или вместе со мной, когда я после победы над воеводой Любеном двинусь к побережью. Думаю, что с твоей помощью это случится скоро.
   – Вели подать мне пергамент и говори, что писать,– сказал Младан с тяжелым вздохом.
   – Свиток и принадлежности для письма,– приказал Иоанн слуге.
   Пока тот выполнял распоряжение стратига, кмет внимательно осмотрелся по сторонам. Вытер с лица пот, неторопливо проковылял к обочине дороги, которую захватывала тень от близрастущих деревьев. На краю обочины, в паре шагов от глубокого обрыва, отвесно уходившего к глухо шумевшему внизу горному ручью, он присел на большой камень, принял из рук подошедшего слуги Иоанна свиток пергамента и принадлежности для письма.
   – Я готов, стратиг,– проговорил Младан, разворачивая и поудобнее устраивая свиток на коленях.– Слушаю и записываю каждое твое слово. Начинай.
   Иоанн отрицательно качнул головой:
   – Нет, Младан, писать будешь ты сам. Воевода Любен слишком хорошо знает твой слог и манеру излагать мысли, поэтому безошибочно отличит, когда ты пишешь по собственному усмотрению, а когда с чужого голоса. Начни с того, что приказываешь ему взять с собой как можно больше съестных припасов, а закончи тем, что ввиду полученных тобой от разведчиков новых сведений дружине нужно пробиваться к морю не через Черный, а через Грозовой перевал. На подходе к нему ты станешь поджидать дружину вместе с воеводой Борисом и своей охраной. Поторопись, кмет, у нас мало времени.
   Рука Младана быстро заскользила по пергаменту. Закончив писать, он с трудом поднялся с камня, сделал шаг к находившемуся по другую сторону дороги Иоанну. Скривившись от боли в раненом плече, остановился, отыскал глазами среди обступивших стратига византийцев Бориса.
   – Воевода, передай свиток стратигу. Пусть прочитает написанное и скажет, не нужно ли что исправить либо добавить.
   С кислой миной на лице Борис подошел к кмету, пряча глаза, взял из его рук грамоту. Повернувшись к Младану вполоборота, он собрался направиться обратно к Иоанну, и в этот миг кмет бросился на него. Обхватив оторопевшего от неожиданности воеводу рукой поперек туловища, крепко прижал к себе, рванулся к обрыву. Они находились от его края всего в трех-четырех шагах, Младан вложил в рывок всю силу, и прежде чем Борис или кто-нибудь из легионеров смог помешать кмету, оба болгарина рухнули в пропасть.
   Подбежавший к месту падения вместе с другими византийцами Иоанн глянул вниз и невольно отшатнулся назад: из мрачной бездны несло холодом и плесенью, на дне ее клу-бился туман и оттуда доносился плеск воды. Ничто не напоминало об исчезнувших в пропасти двух телах, лишь где-то далеко внизу еще шумели, скатываясь по склону, потревоженные падением камни.
   Стратиг перекрестился, стряхнул со лба выступивший холодный пот. Потрясение от только что случившегося прошло, обстановка требовала от Иоанна немедленных действий, прямо противоположных тем, которые минуту назад он считал наилучшими. Поэтому стратиг не стал терять ни секунды.
   – Через полчаса выступаем к морю,– бросил он тревожно смотревшим на него центурионам.– Когорта на Черном перевале не сможет долго сдерживать дружину Любена, поэтому мы должны принять все меры, чтобы очутиться на побережье раньше болгар.
   Нахмурив брови и потупив глаза, не перебивая и не задавая вопросов, Асмус выслушал до конца рассказ Любена о гибели Младана.
   – Воевода, ты не мог ошибиться? – с надеждой спросил он, когда болгарин смолк.
   – Нет,– твердо ответил Любен.– Мы ждали кмета у Черного перевала до полудня, а его все не было. Я не знал, что думать, но тут мои воины перехватили ромейский разъезд, скакавший от стратига Иоанна к начальнику обороняющей соседний перевал когорты. При взятом в плен легионере-гонце имелся приказ легату(Легат – командир когорты (подразделение легиона из 4 центурий).) оставить перевал и спешно отступать к морю. От гонца мы узнали и о ловушке, в которую угодил Младан, и о его смерти, и об измене воеводы Бориса. Младан был для меня не только кметом, но и крестным отцом, поэтому мне тяжело вдвойне.
   Горестно вздохнув, Асмус поднял голову. На его лице уже не было следов печали, единственное око взирало, как обычно, холодно и внимательно.
   – Младан молился Христу, я чту Перуна, но все-таки верю, что душа кмета сейчас рядом с нами и молит о святой мести. Я, его побратим, клянусь, что ромеи не смогут счесть той крови, которой заплатят за смерть моего названого брата.
   – Клянусь в этом и я,– взволнованно произнес Любен.
   – Забудем о смерти Младана, станем помнить лишь об отмщении. Скажи, что знаешь о коннице стратига и тех пеших когортах, которые до сегодняшнего дня стерегли от нас перевалы?
   – Находившихся на Черном перевале центурий уже нет – мы вырубили их целиком. Ромеи с других перевалов успели присоединиться к коннице Иоанна. Он посадил пехоту на отобранных силой в селениях лошадей и сейчас спешно гонит весь отряд к побережью. Однако ромеи чужие в здешних горах, поэтому я смог обогнать их на этом пути.
   – Сколько ромеев и сможешь ли ты разбить Иоанна собственными силами, не пропустив его на соединение со спа-фарием?
   – Ромеев не меньше двадцати пяти сотен, они все на конях, сила их в скорости. У меня же всего восемьсот всадников, остальная часть дружины – пехота. Она еще далеко за спиной ромеев, я могу бросить против Иоанна лишь конницу, что вырвалась со мной вперед и успела соединиться с твоим отрядом. Хотя мои воины не новички в ратном деле и рвутся в бой, мне не удастся ни разбить стратига, ни остановить его.
   Асмус задумчиво провел рукой по усам, поправил закрывавшую пустую глазницу повязку.
   – У тебя восемь сотен, у меня одиннадцать,– медленно проговорил он.– Даже вместе это меньше, нежели число недругов. Скажи, Любен, смог бы ты нашими общими силами не пустить Иоанна к морю и навсегда покончить с его конницей?
   Лицо болгарина оживилось.
   – Смогу, главный воевода!
   – Быть по сему. Бразд! – позвал Асмус стоявшего невдалеке от него древлянина. Когда тот подошел, заговорил снова: – Ромеи сейчас разобщены, и бить их надобно по частям, не мешкая. Тысяцкий Микула с основными нашими силами уже выступил против спафария, вдогон за ним сегодня поскачу и я. Ты же,– обратился Асмус к Любену,– немедля отправь гонца к своей пехоте, вели ей не преследовать стратига, тащась у него в хвосте, а кратчайшим путем идти на соединение с Микулой у лагеря спафария Василия… А конницу Иоанна я оставляю вам, други,– взглянул Асмус попеременно на Бразда и Любена.– Тебе, хитрейший из русичей, и тебе, храбрейший из болгар. Не выпустите ее на простор, уничтожьте в горах, не позвольте ей ударить мне и Микуле в спину. Ежели свершите это – честь и хвала вам, а коли успеете покончить со стратигом и сможете помочь мне в битве с Василием – слава вдвойне. Желаю удачи, други…
   – Спафарий, гонец от стратега Иоанна.
   Произнеся эти слова, дежурный центурион почтительно замер у входа в шатер, на его лице явно читалось ожидание ответа. Будучи неотлучно при Василии, центурион отлично знал, с каким нетерпением тот ждет известий от начальника конницы и как много они для него сейчас значат. Конница стратига была брошена к перевалам сразу после того, как Младан прислал в лагерь спафария семью. Нисколько уже не сомневаясь в благонадежности болгарского кмета, считая, что теперь тот всецело в его власти, Василий поспешил причислить его дружину к собственным войскам и лишь ждал момента, когда ее можно будет использовать с наибольшей для себя пользой. Не забывая, однако, о давней дружбе болгар с русами и не обольщаясь, что только приказ кмета сможет заставить его дружинников воевать с русами, Василий собирался использовать болгар совместно с византийской конницей, подчинив их стратигу Иоанну и предоставив тому полное право железной рукой подавлять малейшее недовольство в рядах новых союзников.
   Но семья кмета из лагеря вдруг исчезла, отправленная за ней погоня возвратилась ни с чем. И все планы уничтожения русов, построенные Василием в расчете на помощь дружины послушного болгарского кмета, мгновенно превратились в ничто. А вместо сладостного предвкушения скорой победы перед глазами спафария замаячила перспектива длительной и упорной борьбы с вдвое возросшим в численности сильным и опытным врагом, результат которой теперь был совершенно непредсказуем.
   – Пускай войдет,– приказал Василий центуриону. Когда гонец, не успевший даже сбросить с плеч пыльный плащ, появился в шатре, стратиг указал ему на.место против кресла:
   – Говори. Начни с главного – о болгарах.
   – Мисяне(Мисия – Болгария (визант.).) изменили нам, спафарий,– проговорил гонец, потупив глаза.– Они прорвались через Черный перевал и сейчас движутся к морю на соединение с высадившимися на берег русами. Их не меньше трех таксиархий, около трети – конница. Правда, нам удалось заманить в ловушку кмета Младана и покончить с ним, самым страшным и опасным твоим врагом, спафарий,– подсластил в конце неприятные вести гонец.
   – Плевать мне на этого однорукого и хромого калеку! – со злостью выкрикнул Василий.– Мне страшен не старик кмет, а тысячи его воинов. Болгары против нас – вот основная опасность! Но что со стратигом, каковы его теперешние планы?
   – Он соединился с двумя уцелевшими на перевалах когортами, посадил пехоту на лошадей и отступает к морю. Стратиг просит тебя, славный спафарий, помочь ему. Соблаговоли послать навстречу отряду Иоанна несколько когорт, которые отвлекут на себя часть врагов и не позволят им окружить его. Судьба многих сотен твоих легионеров висит на волоске, только твоя своевременная помощь, мудрый спафарий, может спасти их.
   Василий мельком посмотрел на изможденное, осунувшееся лицо гонца, на черные полукружья под его глазами.
   – Ты устал. Отдохни до утра, а с рассветом снова поскачешь к стратигу. Передашь ему, что вместо нескольких когорт я выступлю к нему навстречу во всем легионом. Пусть только вырвется из гор, пробьется к морю, и все опасности останутся позади. Иди и постарайся хорошенько отдохнуть перед новой дорогой…
   Оставшись один, Василий, против обыкновения, не стал бегать из угла в угол, как зачастую с ним случалось в минуты душевного волнения или при получении. неприятных известий. Уставившись отсутствующим взглядом на огонек свечи, он замер в кресле, задумался. Сообщение гонца нисколько его не удивило. Именно такой поворот событий он предвидел с той минуты, как только узнал о бегстве из византийского лагеря семьи кмета. За время, предшествовавшее прибытию гонца, он успел продумать множество вариантов действий оставшейся с ним части войск, отобрав из них два-три наиболее надежных и результативных.
   Василий отвел глаза от свечи, дернул шнур колокольчика.
   – Комеса Петра,– приказал он появившемуся на пороге дежурному центуриону.– Немедленно. Где бы он ни был, чем бы ни занимался. И вели чаще проверять стражу вокруг лагеря…
   Комес был высоким грузным мужчиной с крупным, мясистым лицом. В его маленьких, словно навсегда погруженных в сон глазках чаще всего читалось равнодушие и безразличие. Он был старым солдатом, начинал службу простым легионером и на долгом пути к высокому званию комеса усвоил много истин. Главной из них была следующая: он служит вначале полководцу, под чьим началом состоит в данную минуту, и лишь затем империи. Именно от непосредственного начальника зависит получение чинов и наград, продвижение по службе, причитающаяся тебе часть захваченной у противника добычи.
   Двадцать лет понадобилось ему, чтобы стать центурионом и понять, что в воинской карьере мало отваги и храбрости, сообразительности и инициативы, что здесь гораздо больше значат слепое послушание и безропотное выполнение полученных приказов, какими нелепыми они ни казались бы. Потому что твои быстрота и расторопность могут лишь подчеркнуть медлительность и вялость действий начальства, а твои смелость и бескорыстие обратят внимание на его трусость и стяжательство.
   А это рано или поздно неизбежно навлечет на тебя начальственные гнев и недоброжелательность, которые намного страшнее копий и стрел врага, подстерегающих на поле битвы. Ибо неприятельское оружие зримо глазу и чаще всего направлено тебе в грудь, в то время как гнев собственного начальства невидим и окружает тебя постоянно, готовый обрушиться на голову ежечасно, неведомо с какой стороны и по какому поводу.
   Усвоив эту заповедь, Петр стал выполнять лишь то, что ему велели, не отступая от приказа ни на шаг и не ускоряя его исполнения ни на минуту. Он постарался забыть, что у него имеются собственная голова и мысли, он теперь большей частью молчал, только внимая начальству и без раздумий выполняя все ему порученное.
   Такое поведение не осталось незамеченным, и его дальнейшее продвижение по служебной лестнице пошло куда быстрей и успешней. Через семь лет он стал командовать когортой, еще через пять под его началом была таксиархия, сейчас он являлся хозяином полнокровного легиона, одного из лучших и боеспособных во всей византийской армии. Настоящего легиона Нового Рима, состоявшего из истинных граждан великой империи, а не из разношерстного сброда, захваченного в плен и поставленного перед выбором стать бесправным, презираемым рабом или имевшим право самому убивать и грабить легионером империи.
   Протиснувшись в шатер, комес замер у входа, уставившись на спафария ничего не выражавшим взглядом. Василий, неплохо изучивший Петра за время совместного похода, решил начать разговор первым.
   – Комес, болгары изменили нам. Они прорвались через перевалы и преследуют отходящую к морю на соединение с нами конницу стратега Иоанна. Болгар около трех таксиар-хий, каждый третий из них – всадник. В горах также два отряда высадившихся русов общим числом в двадцать-двадцать пять центурий, в море на ладьях еще не менее таксиархии их пехоты. Силы врагов почти сравнялись с нашими, противник уже не скрывается, как прежде, а, наоборот, наступает, решив схватиться с нами насмерть и либо победить, либо погибнуть. Я решил посоветоваться с тобой, что и как делать дальше, ибо настоящая война наступает лишь сейчас.
   В сонных глазках Петра не шевельнулось ничего даже отдаленно похожего на мысль. Он лишь переступил с ноги на ногу.
   – Жду твоего приказа, спафарий,– бесцветным голосом ответил комес.
   Василий недовольно поморщился. Конечно, он уже давно составил о Петре собственное мнение, тем более что раньше встречался и имел дело с подобными ему военачальниками. На первых порах в молодости честные и инициативные, они в зрелые годы становились предельно осторожными, были всецело поглощены карьерой, а к старости превращались в бездумных, послушных чужой воле безропотных исполнителей, заботившихся лишь о личном благополучии и достигнутом положении. Именно таким был стоявший против него комес.
   Однако как хотелось Василию в эти ответственнейшие минуты услышать дельный совет опытного воина, каковым, без сомнения, должен являться заслуженный ветеран-комес. Ведь от решения, которое предстояло принять спафарию, будет зависеть не только его дальнейшая карьера, но и жизнь! Еще раз взглянув на Петра и наткнувшись на его пустой безжизненный взгляд, Василий со всей отчетливостью понял, что его надеждам не суждено сбыться. Перед ним находился безотказный исполнитель, но никак не советчик, тем более надежный товарищ по общему делу.
   Что ж, если Василию не дано иметь умного напарника, никто не помешает ему сейчас проверить на Петре ход собственных рассуждений, что поможет ему сделать оценку правильности сделанного им выбора дальнейших действий.
   – Комес, теперь тебе известно все о нас и врагах. Скажи, что предпринял бы ты на месте славян?
   – Постарался бы разбить нас поодиночке: вначале конницу Иоанна, затем мой легион. Для этого окружил бы стратига в горах, бросил на него все силы, затем принялся бы за нас с тобой, спафарий. Думаю, наш противник так и поступит.
   – Я тоже. Что в таком случае делать нам с тобой?
   – Это решать тебе, спафарий,– прозвучал равнодушный ответ.– Я и мои легионеры готовы исполнить любой твой приказ.
   Эти слова явились последней каплей, переполнившей чашу терпения Василия. Вскочив с кресла, он очутился возле Петра, впился в него испепеляющим взглядом, выкрикнул в лицо:
   – Для выполнения приказов у меня имеются тысячи легионеров и десятки центурионов! Ты же, комес, прежде всего должен думать! Понимаешь, думать! Я хочу знать, не разучился ли ты это делать! Отвечай, что собираешься предпринять для спасения своего легиона и выручки стратига? Отвечай, я жду.
   Вспышка гнева спафария не произвела на Петра никакого впечатления. В выражении его лица ничто не изменилось, глаза смотрели сквозь Василия куда-то в глубь шатра.
   – Спафарий, не будь тебя и подчиняйся легион только мне, я приказал бы немедленно оставить лагерь и поспешить на помощь стратигу. Постарался бы как можно скорее соединиться с ним, ибо с разгромом конницы легион окажется всецело во власти неприятеля. Моим пехотинцам придется только защищаться, помышляя лишь о спасении и оставив всякую надежду на победу.
   Василий посмотрел на Петра с оттенком той снисходительной жалости, с которой взрослый внимает неразумным словам ребенка.
   – Поспешил на помощь? И чего бы добился? Славян уже сейчас вдвое больше, чем конников Иоанна и легионеров примкнувших к нему двух твоих пеших когорт. Болгары знают в горах каждую тропу и лазейку, они и русы ни за что не выпустят стратига на побережье. А чтобы задержать наш легион, вполне достаточно той таксиархии русов, что осталась на ладьях в море. Высадившись на берег, они в любой удобный для них момент могут перекрыть дорогу к отходу Иоанну, и пока легион станет прогрызаться сквозь их завалы и рвы, со стратигом будет покончено… Однако допустим, что твоим когортам все-таки удастся соединиться с конницей. Что дальше?
   Комес гордо выпятил грудь.
   – Врагов столько же, сколько воинов у меня с Иоанном, С этим легионом я сражался в Азии и Африке, прошел с ним Италию и Грецию, моим солдатам не страшны русы и болгары. Мы со стратигом бесстрашно вступим с противником в бой и разгромим его. Разве не для этого мы пришли сюда, спафарий?
   Василий скривил губы в насмешливой улыбке.
   – Я пришел за победой, комес, а ты, как видно, за смертью. Говоришь, славян столько же, сколько и нас? Да, это так, но лишь сейчас. А завтра врагов будет больше, чем сегодня, послезавтра – еще больше, и число их станет расти каждый последующий день. Забудь слово «русы» и «болгары», помни только одно – «славяне». Ибо те и другие – два побега одного и того же славянского древа и издавна считают себя братьями.
   Думаешь, русы случайно пристали к здешним берегам? Нет, они твердо знали, что получат здесь все необходимое, будут чувствовать себя на этой земле как дома. Не существуй кмета Младана, побратима киевского воеводы Асмуса, русы обратились бы за помощью к любому болгарину, и, окажись он прибрежным рыбаком или пастухом с гор, они не получили бы ни в чем отказа. Знай, воины Младана лишь первые из пришедших на помощь русам болгар, к ним ежечасно станут присоединяться новые. Это будет продолжаться до тех пор, пока последний легионер не падет мертвым на окружающие нас песок и камни. Битва со славянами уже проиграна, комес, нам сейчас нужно думать и заботиться не о мифической победе, а о том, как сберечь для империи ее доблестных солдат.
   Василий замолчал, пытливо заглянул в глаза Петра. И опять наткнулся на пустоту, словно его речь была обращена не к живому человеку, а к каменному изваянию. Однако спафарий уже не искал советчиков. Приняв окончательное решение, он теперь нуждался как раз в надежных исполнителях задуманного им плана.
   – Поэтому, комес, мы поступим так. С рассветом я отправлю к Иоанну гонца с обещанием помощи и приказом во что бы то ни стало пробиваться к морю. Пусть стратиг соберет вокруг себя как можно больше славян, насколько возможно дольше отвлечет их от нас. Истинная цель отряда стратига, известная только мне и тебе,– отнимать перед собственной гибелью у врага силы и время, поскольку для империи ни он, ни его легионеры уже не существуют… Лишь ускачет гонец, мы двинемся не навстречу Иоанну, а в противоположную сторону… Прикажи легионерам выбросить все лишнее, ненужное для боя, оставь в обозе только продовольствие и воду, удвой число ночной виглы, пошли во всех направлениях усиленную разведку. Тебе ясна цель моих действий, комес?
   – Да, спафарий,– прозвучал лениво-спокойный ответ.– Если ты сказал все, разреши больше не отнимать твоего времени…
   Комес на самом деле оказался незаменимым исполнителем. Едва над морем зарозовело небо и в сером утреннем полумраке начали просматриваться очертания ближайших гор, когорты легиона были построены для марша. Солдаты, уже зная о выступлении болгар на стороне русов и сознавая нависшую над ними опасность, были собраны и внимательны, быстро и четко выполняли приказы. Бывалые воины, они прекрасно понимали, что от послушания и дисциплинированности будет во многом зависеть вопрос их жизни или смерти.
   Дорога, вьющаяся то по склонам гор, то почти рядом с кромкой берега, была ровной и ухоженной. Ее спуски и повороты были хорошо изучены предварительно высланной разведкой, поэтому легион двигался со всей возможной в таких случаях скоростью. Первый большой привал Василий разрешил сделать только в полдень, дав легионерам два часа на обед и отдых. Сытно поев и выпив кувшин любимого красного родосского вина, спафарий собрался прилечь вздремнуть, когда невдалеке от него соскочили с коней трое акритов-разведчиков, бегом направились к нему.
   – Ну? – предчувствуя недоброе, спросил Василий.
   – Спафарий, впереди русы,– взволнованно ответил начальник дозора.
   – Не может быть,– усомнился Василий.– Возможно, болгары?
   – Нет, русы, мне приходилось встречаться с ними и прежде. Они перегородили дорогу завалом и спешно роют перед ним ров. Их не больше десяти центурий, им помогают мисяне…
   Василий, уже не слушая, искал глазами дежурного центуриона, подошедшего вместе с акритами и стоявшего сейчас за их спинами в ожидании распоряжений.
   – Коня! – бросил ему Василий и строго посмотрел на начальника дозора: – Поскачешь со мной. Я сам проверю истинность твоих слов.
   Разведчик не ошибся – это действительно оказались русы. Хотя по прямой до них было не менее восьми стадий, спафарий сразу узнал их по остроконечным шлемам, длинным прямым мечам, суживающимся книзу вытянутым щитам. Дорога, по которой предстояло после обеда продолжать путь легиону, была преграждена широким, высоким завалом. Перед ним, копая ров, вгрызались в каменистую землю сотни русских дружинников и пришедшие им на помощь болгары из видневшейся невдалеке на склоне горы деревушки. Только вовсе не ров и завал интересовали Василия – его взгляд был прикован к морю. Там, покачиваясь на мелкой волне, одна подле другой стояли у берега русские ладьи.
   Сомнений не оставалось: перед спафарием находились пребывавшие до сего дня в море русы. Те, что, по расчетам Василия, сейчас должны были принимать участие в борьбе с отрядом стратига Иоанна с целью не позволить пехоте комеса Петра прийти ему на помощь. Если на пути легиона лишь эта таксиархия, случайно обнаружившая византийцев и, не зная точного их числа, безрассудно решившая вступить с ними в бой, «греческий огонь» и натиск когорт опрокинут ру-сов и проложат путь дальше. Гораздо опасней, если славяне смогли заранее предугадать его отступление и в соответствии с этим приняли ответные меры. Но нечего напрасно гадать – необходимо немедленно действовать.
   Василий повернулся в седле, обратился к прискакавшему вместе с ним Петру:
   – Повозки с сифонами вперед, в голову колонны. Приготовь пять лучших когорт к атаке завала. Пока славяне не закончили ров, мы должны сбросить их обратно в море либо рассеять по горам. Скачи к легиону, я буду ждать здесь.
   Несмотря на полученный приказ, комес не шелохнулся. Не проронив ни слова, он вытянул руку, указал пальцем в сторону заросших лесом гор справа от дороги. Взглянув в указанном направлении, Василий едва смог сдержать крик. Примерно в десятке стадий от византийских военачальников в лесу виднелась еще одна дорога, идущая вначале к болгарскому селению, а уже от него сбегавшая к морю. Эта дорога, минуту назад пустынная, сейчас была заполнена воинами. Четкими, плотно сбитыми колоннами они выходили из леса, быстро растекались вправо и влево от дороги, выстраивались лицом к раскинувшемуся внизу, у моря, византийскому привалу.
   По одежде и снаряжению Василий безошибочно узнал в них болгар. Когда дорога вновь опустела и путь легиону в горы был прегражден несколькими длинными шеренгами болгарских дружинников, спафарий смог прикинуть на глаз их число – никак не меньше двух таксиархий. Появление нового врага намного усложняло положение византийцев, однако Василий бывал и не в таких переделках.