Страница:
– На самом деле – почему? Возможно, подобная мысль не пришла ему в глову? А может, ему было не до проводников, ибо его план нашего разгрома у островка не удался с самого начала? – предположил Игорь.
– А ежели дело обстоит по-другому? Например, Ичкер не тронул проводников оттого, что, оставшись без них, мы могли отказаться от решения идти к стене. Однако боюсь, что он замыслил сыграть с нами в куда более хитрую игру.
– Какую?
– Сам Ичкер вряд ли хорошо знает наших проводников, но отправившиеся с ним горцы-разбойники наверняка признали вчерашних дружков. Значит, Ичкеру тоже стало известно, кто они, откуда родом, на что способны как проводники. Вспомним, великий князь, что мы знаем о проводниках. Один, алан, только бывал несколько раз подле стены, а вот лазг с тремя соплеменниками, пробираясь к морю из родных мест, даже преодолел ее на участке, где она состоит из отдельных укреплений. Посему, по сути, у нас один проводник – лазг, алан взят на всякий случай, про запас. Все это о наших проводниках – а может, и больше! – знает теперь и Ичкер. Как бы ты поступил на его месте, великий князь?
– Велел бы разыскать и доставить ко мне соплеменников нашего проводника-лазга, с которыми он преодолевал дербентскую стену… или того, кто остался из них в живых и сейчас в отряде Ичкера. Расспросил бы, где и как они миновали стену, каким путем от нее двигались к морю. И узнал бы то, что известно нам: от скалы лазги шли к этому притоку, по нему на плоту спустились в реку, по ней попали к побережью. Ясно, что сейчас проводник-лазг придет прежней дорогой, только в обратном направлении. Зная; наш предстоящий путь, можно смело искать подходящее место для новой засады.
– Поэтому Ичкер и не тронул проводников. Отправься мы к стене без них, на какой из десятков горных и лесных; троп ему пришлось бы искать нас? А сейчас Ичкеру точно известен наш путь. Возможно, именно один из соплеменников нашего проводника-лазга и привел разбойников к островку. Впрочем, это совсем не обязательно. Эта река и наш приток являются кратчайшей водной дорогой к стене, и мы на ладьях не могли избрать иного пути.
– Но кто мешает нам отправиться по другой дороге, а не той, которой пользовался наш проводник с бывшими дружками?
– Зачем это делать, великий князь? Разве плохо, если Ичкер окажется на известной нашему проводнику дороге? Имея выигрыш во времени, мы первыми попадем на нее и сами устроим разбойникам засаду, а не они нам.
– Но в этом случае надобно опередить не только Ичкера, но и его дозорных. Иначе из нашей затеи не получится ничего.
– Верно, великий князь, засадному отряду следует отправляться в горы как можно скорее. Кому велишь начальствовать над ним?
– Тебе. Отбирай три десятка воинов по своему усмотрению и отплывай. Ладьи покинешь в ближайшем месте, где разбойники не смогут обнаружить ваши следы. К появлению дозорных Ичкера все ладьи должны быть у отмели у них на виду.
– Чтобы ни в чем не ошибиться и действовать наверняка, мне придется взять с собой проводника-лазга. За время плавания он успел многое рассказать и нам с тобой, и пленнику-алану о дороге к стене. Да и мы по пути будем оставлять метки, так что главному отряду, который пойдет за нами, придется легче, нежели нам.
– Бери лазга,– разрешил Игорь.– И поторопись, поторопись…
Две ладьи, на которых отряд Микулы поднялся выше по течению, возвратились через полчаса. Старший кормчий сообщил, что дружинники высадились на сушу в устье небольшого, стиснутого высокими берегами ручья, впадавшего в приток, и ушли по нему в горы. Ничего подозрительного за время плавания замечено не было, более безопасного места для стоянки ладей, нежели отмель, на пройденном участке притока не имелось.
– Поставишь свои ладьи у противоположного берега,– приказал Игорь.– Прикроешь стоянку дозорами, чтобы разбойники не могли выйти к воде и наблюдать за нами с сотни шагов.
Уже через четверть часа кормчий передал Игорю, что его самострелыцики, взобравшиеся на деревья близ ладей, отогнали стрелами десяток вооруженных людей, кравшихся вдоль притока. А чуть позже стая птиц, поднявшихся в воздух невдалеке от отмели, дала знать, что и на этом берегу появились незваные гости. Что ж, они пожаловали вовремя: отряд Микулы уже углубился в горы, а оставшиеся дружинники были готовы отразить нападение. Однако вряд ли его можно было ждать: разбойники после боя на островке совершили тяжелейший переход по берегу притока и сейчас нуждались в отдыхе больше, чем русичи. К тому же атака не сулила разбойникам ничего хорошего: с одной стороны ладьи были прикрыты полосой воды в сотню шагов ширины, с другой – обширной песчаной отмелью. Прежде чем они смогут добраться до русичей, им придется испытать на себе меткость русских лучников, после чего взять штурмом ладьи, в которых за толстыми бортами и рядами щитов русичи чувствовали себя как в маленьких крепостях. Чтобы отважиться в подобных обстоятельствах на штурм, нужно было лишиться разума, поэтому Игорь, проверив дозоры на обоих берегах, велел отряду отдыхать в ладьях до захода солнца.
Когда солнце наполовину скрылось за горами, тройка ладей покинула отмель и направилась к ручью, по которому ушел в горы отряд Микулы. Игорь знал, что на сей раз вдоль притока вверх по течению выставлены вражеские дозоры, и постарался использовать их в собственных целях. Дабы не вызвать у Ичкера искушения напасть вначале на остающихся в ладьях русичей, он велел дружиннику, надевшему на себя доспехи и шлем раненого Сфенкела, несколько минут после отплытия покрасоваться в полный рост на корме головной ладьи, после чего смешаться с другими гребцами. Игорь рассчитывал, что Ичкер, узнав от дозорных, что великий князь отправился с отрядом в горы, вряд ли сочтет разумным нападать на ладьи, захват которых стоил бы немалой крови, но не приблизил бы его к желанной цели. А главное, бой у ладей отнял бы у него время, необходимое для ухода в горы и подготовки засады. А ее нужно было устраивать только на пути к стене, ибо обратной дороги у великого князя могло и не быть, столкнись его небольшой отряд в бою с охранявшими стену стражниками гайшаха. Да и не так много осталось у Ичкера людей, чтобы терять их до выполнения основной задачи предпринятого похода.
Доставив шесть десятков дружинников Игоря к устью ручья, ладьи тут же повернули назад, стараясь быть на виду у дозорных. Высокие берега ручья не позволяли врагам наблюдать за высадкой отряда, поэтому сейчас нужно было предоставить им возможность убедиться, что среди возвращавшихся русичей человека в дорогих доспехах и с гривной на груди нет. Приплыв к отмели, напротив которой посреди притока стояли на якорях ладьи с ранеными, тройка ладей пристроилась к ним. Половина дружинников, не теряя времени, улеглась на скамьях спать, другие с луками и самострелами наготове приготовились коротать время в ожидании возможного нападения противника. В полночь их должны были сменить отдохнувшие товарищи, а с рассветом можно было вновь пристать к отмели…
Сразу после высадки отряд двигался со всей возможной скоростью, но чем дальше уходил ручей в горы, тем больше замедлялся ход русичей. Сгущавшиеся сумерки и подступавшие к самой воде заросли позволяли противнику незаметно приблизиться к отряду и внезапно напасть на него, и чтобы избежать этого, приходилось принимать все доступные меры предосторожности. Когда же, обнаружив очередной условный знак Микулы, отряду пришлось покинуть ручей и продолжить путь уже по дну глубокого распадка, скорость его движения можно было смело сравнить с черепашьей.
Для этого у Игоря были причины. Ведя отряд вверх по ручью, он не опасался засады. Густые заросли по берегам, уходившие в глубь гор частые боковые ответвления, по которым к ручью впадали более мелкие потоки, никак не подходили для этого. У разбойников была задача полонить великого князя либо завладеть его мертвым телом, а в этих условиях да еще в наступивших сумерках часть русичей вполне могла бы скрыться в горах или кустарнике. И среди них мог быть и великий князь, которого дружинники постарались бы спасти в первую очередь и любой ценой.
А вот в распадке дело обстояло иначе. Крутые склоны, стиснувшие узкую тропу, позволяли нападавшим устроить здесь каменную ловушку. Правда, почти отвесные склоны и темнота на дне распадка затрудняли действия нападавших, а ширина тропы не позволяла им ввести в бой одновременно все свои силы. Игорь знал, что для засады можно было выбрать куда лучшие места, и надеялся, что умный Ичкер так и сделает. Однако на всякий случай он вел отряд по распадку в плотном боевом строю, избегая разговоров и лишнего шума, в готовности каждый миг отразить нападение.
Пройдя распадок, отряд двинулся по горному склону. На одном из камней рядом с условным знаком Микулы великий князь увидел две длинные и одну короткую черты. Сотник впервые сообщал численность находившихся в горах врагов – две с половиной сотни! Против шести десятков дружинников Игоря многовато, но с учетом отряда Микулы, не спускавшего глаз с разбойников и готового нанести им внезапный удар, положение не столь безрадостно. А если Ичкер не нападет в ближайшие два часа и позволит отряду Игоря достичь места, выбранного им и Микулой со слов проводника-лазга для устройства собственной засады, к рассвету можно будет забыть о разбойниках и заняться разведкой дербентской стены.
Отряд Игоря благополучно проследовал по склону, миновал ущелье с мчавшимся по дну быстрым водным потоком, вновь поднялся на горный склон. И отсюда Игорь увидел внизу место, к которому стремился – высоко взметнувшуюся к небу одиночную скалу почти у подошвы соседней горы. К ней оставалось около получаса ходьбы. Неужели Ичкер не Даст достичь ее?
Игорь вздохнул с облегчением лишь в сотне шагов от скалы у начала небольшой поляны, к которой вывела русичей звериная тропа, проложенная в зарослях колючего кустарника. Остановившись, он внимательно осмотрел место, где, по всей видимости, его отряду вскоре предстояло сразиться с разбойниками. В длину поляна занимала не больше сотни шагов, в ширину вдвое меньше. С противоположной стороны ее ограничивала одиночная скала, справа и слева от Игоря – начинавшееся у подошвы горы ущелье, и только звериная тропа в кустарнике соединяла ее с горным склоном. По сути, поляна представляла собой глубоко врезавшийся в ущелье горный выступ, завершенный скалой. Приблизившись к гребню ущелья, Игорь глянул вниз. Всего в семи-восьми саженях на дне в лунном свете матово отсвечивала неширокая река, от скалы по пологому склону в нее сбегал тоненький ручеек. Кое-где на поляне росли отдельные группы кустарника, больше всего их было у подножия скалы и гребня оврага.
Верно говорил проводник-лазг: если расположить на дне ущелья справа и слева от скалы по десятку лучников и затем внезапно ворваться на поляну со стороны тропы в зарослях, находящимся на поляне людям нелегко будет уйти с нее живыми. Как раз на это и рассчитывали Игорь и Микула, решив устроить на поляне ночевку отряда. Трудно было представить, чтобы Ичкер упустил возможность напасть на сонных русичей в месте, где им сама природа с трех сторон отрезала путь к спасению.
– Остаемся на поляне до рассвета! – приказал Игорь десятскому великокняжеских гридней.– Вели выставить сторожу и разжигать костры. С поляны никому ни ногой!
Через минуту в разных концах поляны горели небольшие, умело разложенные и почти неприметные со стороны костерки, вокруг них суетились готовившие еду дружинники. Вдоль гребня ущелья справа и слева от скалы расхаживали навстречу друг другу по паре дозорных, у звериной тропы, выбегавшей из кустарника на поляну, застыли два дружинника с копьями в руках. Несколько человек, отыскав подходящие кусты, рубили мечами ветки и укладывали их на земле, готовя место для сна.
Вскоре Игорь впервые со времени высадки на берег услышал сигнал тревоги – донесшийся откуда-то со склона горы протяжный крик-плач ночной птицы. Он прозвучал дважды, и великий князь почувствовал облегчение: Микула предупреждал, что к месту пребывания отряда не просто приближается противник, а что он пожаловал всеми силами. Значит, Ичкер клюнул на приманку и решил захватить русичей врасплох во время сна! Теперь предстояло не только не вспугнуть его, а утвердить в мысли, что нападение на спящий отряд является беспроигрышным делом.
– Вели дружинникам отдыхать,– отдал Игорь распоряжение десятскому гридней.– Напомни, чтобы все имели наготове под рукой оружие и щиты. И никому не смыкать глаз, иначе может не открыть их никогда. После этого оставь справа и слева от скалы по одному дозорному и запрети им подходить к зарослям на склоне горы. А вот дозор у тропы усиль еще тремя копьеносцами, и пусть время от времени проходят по тропе в глубь кустарников на десяток шагов. Не таясь, в полный рост, однако с опаской, дабы разбойничий Ичкера не свернули им шеи.
Убедившись, что его распоряжение выполнено в точности, Игорь прилег у одного из погашенных костров на плащ, устроил поудобнее у левой руки щит, проверил, не цепляется ли за что-нибудь положенное у правого бедра копье. Над поляной царила тишина, нарушаемая мерными шагами дозорных, однако Игорь знал, что никто из русичей не спит. Переходя во время позднего ужина от костра к костру, он еще раз напомнил всем десятским об ожидаемом нападении Ичкера и о том, как им следует вести себя в предстоящем бою. Он был уверен, что десятские передали его слова своим дружинникам и растолковали уже им, что и как нужно делать. Игорь не сомневался, что не только дозорные, а все дружинники сейчас начеку и в любой миг готовы вскочить с оружием в руках.
Игорь ждал сигнала от Микулы, и все-таки тот прозвучал неожиданно. Три протяжных, тоскливых крика ночной птицы – враг был рядом, и нападения следовало ждать каждую минуту. Игорь протянул левую руку к щиту, положил ладонь правой на древко копья. Чуть приподняв голову, всмотрелся в темную полосу кустарника на склоне горы, откуда должен был появиться противник. Русичи пришли на поляну самой широкой и удобной тропой, протоптанной высоким, крупным зверем, облюбовавшим ручеек у скалы для водопоя либо спускавшимся в ущелье вдоль его русла. Но сколько других троп, малоприметных, узких, словно нора, было проложено более мелким зверьем! Игорь самолично видел две кабаньих тропы, пробитые в кустарнике, а ведь по ним легко мог проползти взрослый человек. Приказав выставить дозор лишь у тропы, по которой пришел отряд, Игорь сознательно предоставил все остальные в полное распоряжение Ичкера. Именно по ним в эти минуты надвигалась на русичей опасность.
Громкие крики дозорных раздались одновременно с двух сторон: от скалы и с тропы в кустарнике. Молодцы, никто не проворонил появление врага! Все происходило так, как предполагали они с Микулой. Вдоль кустарника, оставив свободным пространство на десяток шагов влево и вправо от дозорных у тропы, стояли изготовившиеся к стрельбе чужие лучники. Вот почему ни Игорь и ни один из дружинников не вскочили на ноги, а, стоя на коленях или присев на корточках, укрылись за щитами.
У разбойников, пробравшихся звериными тропами-норами на поляну, имелись два способа нападения на русичей. Прячась в высокой, вполовину человеческого роста, траве, возможно плотнее охватить поляну и как можно ближе подползти к спящим врагам, стремясь разделаться с ними без шума на земле. Исключая такое развитие событий, Игорь велел вытоптать на поляне всю траву, не тронув узкую полоску ее лишь у зарослей кустарника и вдоль гребня ущелья. Этим он оставил Ичке-ру единственный способ нападения: разместившись по краю поляны на участках, где разбойников не могли заметить дозорные, попытаться уничтожить русичей непрерывным ливнем стрел либо, начав бой внезапной стрельбой и не дав противнику времени прийти в себя, довершить его окончательный разгром в рукопашном бою. Поскольку перебить в темноте стрелами облаченных в доспехи русичей было трудным делом, тем более что морские разбойники никогда не славились искусством в стрельбе, Ичкер должен был возложить основные надежды на успешный для него рукопашный бой.
Вражеские лучники спустили тетивы, и великий князь убрал голову вниз, сжался за щитом в комок. Несколько стрел просвистели по сторонам, две или три впились в щит, заставив его вздрогнуть в руке. Истошный, устрашающий крик и топот множества ног, раздавшиеся с разных концов поляны, не оставили сомнений в том, что разбойники ринулись в атаку. Пружинисто вскочив на ноги, великий князь метнулся на голос десятского своих гридней, занял место в их строю.
Разбойники ожидали увидеть испуганных, мечущихся в беспорядке, застигнутых нападением врасплох людей, но им была уготована совсем другая встреча. Останавливая их бег, на поляне в один миг вырос полукруг красных щитов с выставленными из-за него копьями. Это было настолько неожиданно, что некоторые из разбойников оказались от русичей всего в нескольких шагах и, не успев сдержать набранную скорость, со всего разбега сами напоролись на копья. Другие начали останавливаться, отступать на безопасное для удара копьем расстояние, некоторые принялись обтекать полукруг щитов справа и слева, стремясь зайти русичам в спину.
И тогда над поляной вновь засвистели стрелы, на сей раз русские. Игорь выставил дозорных на тропе в зарослях не столько для безопасности своего отряда, сколько для того, чтобы сохранить ее свободной для дружинников Микулы. Поскольку каждый из разбойников рассчитывал на вознаграждение за смерть или пленение великого князя, Микула и Игорь были уверены, что и в предстоящем ночном бою никто из них не согласится быть в стороне и стоять в дозоре у входа в заросли со стороны склона. Поэтому отряд Микулы мог, затаившись поблизости на горе, беспрепятственно попасть на поляну сквозь не охраняемые разбойниками участки вслед за ними. Поджидая Микулу, дозорные даже во время нападения не оставили тропу, а только отступили по ней в глубь зарослей. Сейчас они и дружинники Микулы стояли плотным строем с луками в руках позади готовившихся к атаке отряда Игоря разбойников.
Расстояние до противника было невелико, времени для изготовки к стрельбе вполне достаточно, поэтому редкая из выпущенных русичами стрел не поразила цель. Но не столько убитые товарищи, сколько само неожиданное появление новых дружинников произвело на противника ошеломляющее впечатление.
Русские стрелы прилетели опять, и прежде чем убитые разбойники упали на землю, полукруг червленых щитов с громким боевым кличем ринулся вперед. Такой же клич донесся сзади – это дружинники Микулы с копьями в руках бросились на противника с другой стороны. Разбойники понесли потери при нападении на отряд Игоря, несколько десятков их было выбито стрелами, однако их все еще оставалось вдвое больше русичей. Но исход начавшегося рукопашного боя был уже предрешен. Легко вооруженным, в большинстве не имеющим доспехов и щитов, плохо повинующимся командам главарей разбойникам трудно было противостоять прекрасно вооруженным, защищенным кольчугами и панцирями, приученным с юных лет к беспрекословному подчинению военачальникам русичам. Укрывшись за крепкими щитами, действуя длинными копьями, что мешало разбойникам использовать свои мечи и кинжалы, удобные только в абордажном бою на близком расстоянии, русичи оказались почти неуязвимыми для врагов.
Уже через несколько минут они уполовинили число разбойников и начали теснить их к гребню ущелья. Часть врагов бросилась врассыпную через кусты к зарослям, надеясь укрыться в них. Но десятка два русичей, выйдя из рукопашного боя и выстроившись посреди поляны с луками в руках, перебили их до единого.
Другая группа в сорок-пятьдесят разбойников, окружив главаря в блестящем шлеме и кольчуге, с боем отходила вдоль гребня ущелья, стремясь пробиться к ручейку у скалы, где пологий склон позволял спуститься по звериной тропе на дно ущелья. Бледный свет луны не позволял хорошо рассмотреть лицо главаря в шлеме и кольчуге, однако по тому, что он держал меч в левой руке, Микула предположил, что это Ичкер.
Уложив тройку самых быстроногих беглецов у начала кабаньей тропы, лучники принялись за последних оказывавших сопротивление разбойников. Взятые в плотное кольцо русских копий, поражаемые стрелами, те предприняли отчаянную попытку прорубиться сквозь строй окруживших их русичей, но она не увенчалась успехом. Приблизиться на десяток шагов к ручью смогла лишь четверка разбойников во главе с вожаком, и здесь они были прижаты вплотную к краю ущелья. Несмотря на полученный дружинниками от Микулы приказ взять главаря живым, этого сделать не удалось. Оставшись вскоре один, раненный копьем и мечом, он, неловко увернувшись от удара боевым топором, сделал слишком большой шаг назад и рухнул в ущелье.
– Скоро начнет светать,– сказал подошедший к Микуле великий князь.– Заснуть уже не удастся, так что перекусим и продолжим путь к стене. Сколько людей потеряли мы и много ли разбойников сбежало с поляны?
– У нас двое убитых и с десяток раненых. Трое из них тяжело, придется их нести на носилках. А из разбойников сбежало всего несколько человек. Те, что при появлении моих дружинников поняли, чем закончится бой, и сразу нырнули в ходы, которыми попали на поляну.
– Даже если их убежало несколько десятков, и это не страшно. Какие они вояки, мы знаем, а после сегодняшнего разгрома они будут удирать даже от русского духа. Поэтому к стене я смело могу идти с тремя десятками воинов. Сражаться теперь не с кем, а с малым числом людей меньше шума и больше возможностей не быть замеченными сражника-ми дербентского гайшаха. А ты с остальными воинами воз-мешь раненых и убитых и отправишься к ладьям. На поляне было примерно две с половиной сотни разбойников, а их у Ичкера после боя у островка должно остаться на сотню-пол-торы больше. Кто знает, чем они сейчас занимаются? Может, собираются напасть на оставшихся в ладьях со Сфенкелом воинов? Вместе с тысяцким дождешься меня и встретишь у ручья, по которому мы оба уходили в горы.
– Когда ждать тебя, великий князь?
– Покуда не знаю, однако не раньше чем через двое суток. Давай еще разок прикинем, что надобно обязательно увидеть и где побывать. Тогда и будем знать, когда могу возвратиться.
Они вели разговор, пока в него не вмешался подошедший десятский великокняжеских гридней.
– Великий князь, завтрак готов, пожалуй к костру. Воду для омовения рук я принес.
– Завершим беседу за трапезой,– сказал Игорь.– Что с тобой? – спросил он, увидев, что Микула начал озираться по сторонам.
– Смотрю, где можно ополоснуть лицо и смыть кровь с доспехов.
– В ручье у скалы,– подсказал десятский.– Ближе воды нет.
Возле одного из костров идущего Микулу окликнул Сарыч и, узнав, куда он идет, пристроился рядом.
– Схожу с тобой. После жирной каши пить тянет.
По– видимому, в ручье подле скалы после боя мылось немало дружинников, потому что его берега были превращены ногами в сплошное месиво. Не желая пачкать сапоги, Микула и Сарыч спустились по идущей рядом с ручьем звериной тропе ниже по склону. Сотник, прислонив к растущему на берегу кусту щит и копье, принялся смывать с лица пот, Сарыч, зайдя по другую сторону куста в ручей по колени, стал пригоршнями пить воду.
Вымыв лицо и шею, Микула лег грудью на берег, опустил в воду лицо, замер. Холодная горная вода вбирала в себя жар еще не остывшего после горячки боя тела, вливала силы в уставшие от длительного перехода ноги, ласковое журчание водных струй постепенно гасило в ушах отголоски недавнего боя.
Всплеск воды и громкий вскрик за спиной заставили Микулу быстро поднять лицо и оглянуться. Рядом с ним лежал разбойничий главарь, рухнувший в ущелье. Приподнявшись на локте правой руки, он левой заносил кинжал над головой русича для нового удара. У Микулы не было времени даже рассмотреть его лицо. Он успел увидеть только огромные, без всякого выражения, словно их уже покинула жизнь, глаза, как кинжал устремился к его горлу. Микуле удалось ухватить разбойника за запястье и остановить конец клинка у самого горла. Хрипя и скаля зубы, все с тем же отрешенным выражением глаз, разбойник стал наползать на Микулу, стремясь перенести тяжесть своего тела на руку с кинжалом. Если ему это удастся, сотнику не удержать клинок у горла – лежа на груди в неудобном для борьбы положении, он не мог использовать против разбойника левую руку.
Неожиданно нажим ослаб, тело разбойника судорожно вздрогнуло, хрип застрял в горле. А в следующий миг чья-то рука ухватила разбойника за ворот кольчуги, рванула вверх, стащила с русича и бросила на тропу. Тотчас вскочив на ноги, Микула увидел рядом Сарыча с мечом в руке.
– Вижу, успел вовремя,– облегченно сказал тот, вкладывая меч в ножны.– Еще немного – и душа-оборотень Арука свершила бы свое подлое дело.
– Душа-оборотень Арука? – удивился Микула.– На меня напал разбойник из тех, с кем мы дрались на поляне. Думаю, это сам Ичкер.
– Нет, сотник, это лишь тело Ичкера. Смотри. Носком сапога Сарыч поддел лежавшее ничком тело разбойника, перевернул его на спину.
– Смотри внимательней. Разве это лицо Ичкера? Перекошенные губы, оскаленные зубы, пустые глаза, из которых жизнь ушла еще до моего удара мечом. Ичкер принял смерть в ущелье при падении на камни, и в его тело с еще тлеющими остатками жизни вселилась душа-оборотень Арука. Она заставила мертвое тело, вдохнув в него силы зла и ненависти, доползти до нас и напасть на тебя, ибо я, стоявший по колени в воде, был недосягаем для удара кинжалом.
– А ежели дело обстоит по-другому? Например, Ичкер не тронул проводников оттого, что, оставшись без них, мы могли отказаться от решения идти к стене. Однако боюсь, что он замыслил сыграть с нами в куда более хитрую игру.
– Какую?
– Сам Ичкер вряд ли хорошо знает наших проводников, но отправившиеся с ним горцы-разбойники наверняка признали вчерашних дружков. Значит, Ичкеру тоже стало известно, кто они, откуда родом, на что способны как проводники. Вспомним, великий князь, что мы знаем о проводниках. Один, алан, только бывал несколько раз подле стены, а вот лазг с тремя соплеменниками, пробираясь к морю из родных мест, даже преодолел ее на участке, где она состоит из отдельных укреплений. Посему, по сути, у нас один проводник – лазг, алан взят на всякий случай, про запас. Все это о наших проводниках – а может, и больше! – знает теперь и Ичкер. Как бы ты поступил на его месте, великий князь?
– Велел бы разыскать и доставить ко мне соплеменников нашего проводника-лазга, с которыми он преодолевал дербентскую стену… или того, кто остался из них в живых и сейчас в отряде Ичкера. Расспросил бы, где и как они миновали стену, каким путем от нее двигались к морю. И узнал бы то, что известно нам: от скалы лазги шли к этому притоку, по нему на плоту спустились в реку, по ней попали к побережью. Ясно, что сейчас проводник-лазг придет прежней дорогой, только в обратном направлении. Зная; наш предстоящий путь, можно смело искать подходящее место для новой засады.
– Поэтому Ичкер и не тронул проводников. Отправься мы к стене без них, на какой из десятков горных и лесных; троп ему пришлось бы искать нас? А сейчас Ичкеру точно известен наш путь. Возможно, именно один из соплеменников нашего проводника-лазга и привел разбойников к островку. Впрочем, это совсем не обязательно. Эта река и наш приток являются кратчайшей водной дорогой к стене, и мы на ладьях не могли избрать иного пути.
– Но кто мешает нам отправиться по другой дороге, а не той, которой пользовался наш проводник с бывшими дружками?
– Зачем это делать, великий князь? Разве плохо, если Ичкер окажется на известной нашему проводнику дороге? Имея выигрыш во времени, мы первыми попадем на нее и сами устроим разбойникам засаду, а не они нам.
– Но в этом случае надобно опередить не только Ичкера, но и его дозорных. Иначе из нашей затеи не получится ничего.
– Верно, великий князь, засадному отряду следует отправляться в горы как можно скорее. Кому велишь начальствовать над ним?
– Тебе. Отбирай три десятка воинов по своему усмотрению и отплывай. Ладьи покинешь в ближайшем месте, где разбойники не смогут обнаружить ваши следы. К появлению дозорных Ичкера все ладьи должны быть у отмели у них на виду.
– Чтобы ни в чем не ошибиться и действовать наверняка, мне придется взять с собой проводника-лазга. За время плавания он успел многое рассказать и нам с тобой, и пленнику-алану о дороге к стене. Да и мы по пути будем оставлять метки, так что главному отряду, который пойдет за нами, придется легче, нежели нам.
– Бери лазга,– разрешил Игорь.– И поторопись, поторопись…
Две ладьи, на которых отряд Микулы поднялся выше по течению, возвратились через полчаса. Старший кормчий сообщил, что дружинники высадились на сушу в устье небольшого, стиснутого высокими берегами ручья, впадавшего в приток, и ушли по нему в горы. Ничего подозрительного за время плавания замечено не было, более безопасного места для стоянки ладей, нежели отмель, на пройденном участке притока не имелось.
– Поставишь свои ладьи у противоположного берега,– приказал Игорь.– Прикроешь стоянку дозорами, чтобы разбойники не могли выйти к воде и наблюдать за нами с сотни шагов.
Уже через четверть часа кормчий передал Игорю, что его самострелыцики, взобравшиеся на деревья близ ладей, отогнали стрелами десяток вооруженных людей, кравшихся вдоль притока. А чуть позже стая птиц, поднявшихся в воздух невдалеке от отмели, дала знать, что и на этом берегу появились незваные гости. Что ж, они пожаловали вовремя: отряд Микулы уже углубился в горы, а оставшиеся дружинники были готовы отразить нападение. Однако вряд ли его можно было ждать: разбойники после боя на островке совершили тяжелейший переход по берегу притока и сейчас нуждались в отдыхе больше, чем русичи. К тому же атака не сулила разбойникам ничего хорошего: с одной стороны ладьи были прикрыты полосой воды в сотню шагов ширины, с другой – обширной песчаной отмелью. Прежде чем они смогут добраться до русичей, им придется испытать на себе меткость русских лучников, после чего взять штурмом ладьи, в которых за толстыми бортами и рядами щитов русичи чувствовали себя как в маленьких крепостях. Чтобы отважиться в подобных обстоятельствах на штурм, нужно было лишиться разума, поэтому Игорь, проверив дозоры на обоих берегах, велел отряду отдыхать в ладьях до захода солнца.
Когда солнце наполовину скрылось за горами, тройка ладей покинула отмель и направилась к ручью, по которому ушел в горы отряд Микулы. Игорь знал, что на сей раз вдоль притока вверх по течению выставлены вражеские дозоры, и постарался использовать их в собственных целях. Дабы не вызвать у Ичкера искушения напасть вначале на остающихся в ладьях русичей, он велел дружиннику, надевшему на себя доспехи и шлем раненого Сфенкела, несколько минут после отплытия покрасоваться в полный рост на корме головной ладьи, после чего смешаться с другими гребцами. Игорь рассчитывал, что Ичкер, узнав от дозорных, что великий князь отправился с отрядом в горы, вряд ли сочтет разумным нападать на ладьи, захват которых стоил бы немалой крови, но не приблизил бы его к желанной цели. А главное, бой у ладей отнял бы у него время, необходимое для ухода в горы и подготовки засады. А ее нужно было устраивать только на пути к стене, ибо обратной дороги у великого князя могло и не быть, столкнись его небольшой отряд в бою с охранявшими стену стражниками гайшаха. Да и не так много осталось у Ичкера людей, чтобы терять их до выполнения основной задачи предпринятого похода.
Доставив шесть десятков дружинников Игоря к устью ручья, ладьи тут же повернули назад, стараясь быть на виду у дозорных. Высокие берега ручья не позволяли врагам наблюдать за высадкой отряда, поэтому сейчас нужно было предоставить им возможность убедиться, что среди возвращавшихся русичей человека в дорогих доспехах и с гривной на груди нет. Приплыв к отмели, напротив которой посреди притока стояли на якорях ладьи с ранеными, тройка ладей пристроилась к ним. Половина дружинников, не теряя времени, улеглась на скамьях спать, другие с луками и самострелами наготове приготовились коротать время в ожидании возможного нападения противника. В полночь их должны были сменить отдохнувшие товарищи, а с рассветом можно было вновь пристать к отмели…
Сразу после высадки отряд двигался со всей возможной скоростью, но чем дальше уходил ручей в горы, тем больше замедлялся ход русичей. Сгущавшиеся сумерки и подступавшие к самой воде заросли позволяли противнику незаметно приблизиться к отряду и внезапно напасть на него, и чтобы избежать этого, приходилось принимать все доступные меры предосторожности. Когда же, обнаружив очередной условный знак Микулы, отряду пришлось покинуть ручей и продолжить путь уже по дну глубокого распадка, скорость его движения можно было смело сравнить с черепашьей.
Для этого у Игоря были причины. Ведя отряд вверх по ручью, он не опасался засады. Густые заросли по берегам, уходившие в глубь гор частые боковые ответвления, по которым к ручью впадали более мелкие потоки, никак не подходили для этого. У разбойников была задача полонить великого князя либо завладеть его мертвым телом, а в этих условиях да еще в наступивших сумерках часть русичей вполне могла бы скрыться в горах или кустарнике. И среди них мог быть и великий князь, которого дружинники постарались бы спасти в первую очередь и любой ценой.
А вот в распадке дело обстояло иначе. Крутые склоны, стиснувшие узкую тропу, позволяли нападавшим устроить здесь каменную ловушку. Правда, почти отвесные склоны и темнота на дне распадка затрудняли действия нападавших, а ширина тропы не позволяла им ввести в бой одновременно все свои силы. Игорь знал, что для засады можно было выбрать куда лучшие места, и надеялся, что умный Ичкер так и сделает. Однако на всякий случай он вел отряд по распадку в плотном боевом строю, избегая разговоров и лишнего шума, в готовности каждый миг отразить нападение.
Пройдя распадок, отряд двинулся по горному склону. На одном из камней рядом с условным знаком Микулы великий князь увидел две длинные и одну короткую черты. Сотник впервые сообщал численность находившихся в горах врагов – две с половиной сотни! Против шести десятков дружинников Игоря многовато, но с учетом отряда Микулы, не спускавшего глаз с разбойников и готового нанести им внезапный удар, положение не столь безрадостно. А если Ичкер не нападет в ближайшие два часа и позволит отряду Игоря достичь места, выбранного им и Микулой со слов проводника-лазга для устройства собственной засады, к рассвету можно будет забыть о разбойниках и заняться разведкой дербентской стены.
Отряд Игоря благополучно проследовал по склону, миновал ущелье с мчавшимся по дну быстрым водным потоком, вновь поднялся на горный склон. И отсюда Игорь увидел внизу место, к которому стремился – высоко взметнувшуюся к небу одиночную скалу почти у подошвы соседней горы. К ней оставалось около получаса ходьбы. Неужели Ичкер не Даст достичь ее?
Игорь вздохнул с облегчением лишь в сотне шагов от скалы у начала небольшой поляны, к которой вывела русичей звериная тропа, проложенная в зарослях колючего кустарника. Остановившись, он внимательно осмотрел место, где, по всей видимости, его отряду вскоре предстояло сразиться с разбойниками. В длину поляна занимала не больше сотни шагов, в ширину вдвое меньше. С противоположной стороны ее ограничивала одиночная скала, справа и слева от Игоря – начинавшееся у подошвы горы ущелье, и только звериная тропа в кустарнике соединяла ее с горным склоном. По сути, поляна представляла собой глубоко врезавшийся в ущелье горный выступ, завершенный скалой. Приблизившись к гребню ущелья, Игорь глянул вниз. Всего в семи-восьми саженях на дне в лунном свете матово отсвечивала неширокая река, от скалы по пологому склону в нее сбегал тоненький ручеек. Кое-где на поляне росли отдельные группы кустарника, больше всего их было у подножия скалы и гребня оврага.
Верно говорил проводник-лазг: если расположить на дне ущелья справа и слева от скалы по десятку лучников и затем внезапно ворваться на поляну со стороны тропы в зарослях, находящимся на поляне людям нелегко будет уйти с нее живыми. Как раз на это и рассчитывали Игорь и Микула, решив устроить на поляне ночевку отряда. Трудно было представить, чтобы Ичкер упустил возможность напасть на сонных русичей в месте, где им сама природа с трех сторон отрезала путь к спасению.
– Остаемся на поляне до рассвета! – приказал Игорь десятскому великокняжеских гридней.– Вели выставить сторожу и разжигать костры. С поляны никому ни ногой!
Через минуту в разных концах поляны горели небольшие, умело разложенные и почти неприметные со стороны костерки, вокруг них суетились готовившие еду дружинники. Вдоль гребня ущелья справа и слева от скалы расхаживали навстречу друг другу по паре дозорных, у звериной тропы, выбегавшей из кустарника на поляну, застыли два дружинника с копьями в руках. Несколько человек, отыскав подходящие кусты, рубили мечами ветки и укладывали их на земле, готовя место для сна.
Вскоре Игорь впервые со времени высадки на берег услышал сигнал тревоги – донесшийся откуда-то со склона горы протяжный крик-плач ночной птицы. Он прозвучал дважды, и великий князь почувствовал облегчение: Микула предупреждал, что к месту пребывания отряда не просто приближается противник, а что он пожаловал всеми силами. Значит, Ичкер клюнул на приманку и решил захватить русичей врасплох во время сна! Теперь предстояло не только не вспугнуть его, а утвердить в мысли, что нападение на спящий отряд является беспроигрышным делом.
– Вели дружинникам отдыхать,– отдал Игорь распоряжение десятскому гридней.– Напомни, чтобы все имели наготове под рукой оружие и щиты. И никому не смыкать глаз, иначе может не открыть их никогда. После этого оставь справа и слева от скалы по одному дозорному и запрети им подходить к зарослям на склоне горы. А вот дозор у тропы усиль еще тремя копьеносцами, и пусть время от времени проходят по тропе в глубь кустарников на десяток шагов. Не таясь, в полный рост, однако с опаской, дабы разбойничий Ичкера не свернули им шеи.
Убедившись, что его распоряжение выполнено в точности, Игорь прилег у одного из погашенных костров на плащ, устроил поудобнее у левой руки щит, проверил, не цепляется ли за что-нибудь положенное у правого бедра копье. Над поляной царила тишина, нарушаемая мерными шагами дозорных, однако Игорь знал, что никто из русичей не спит. Переходя во время позднего ужина от костра к костру, он еще раз напомнил всем десятским об ожидаемом нападении Ичкера и о том, как им следует вести себя в предстоящем бою. Он был уверен, что десятские передали его слова своим дружинникам и растолковали уже им, что и как нужно делать. Игорь не сомневался, что не только дозорные, а все дружинники сейчас начеку и в любой миг готовы вскочить с оружием в руках.
Игорь ждал сигнала от Микулы, и все-таки тот прозвучал неожиданно. Три протяжных, тоскливых крика ночной птицы – враг был рядом, и нападения следовало ждать каждую минуту. Игорь протянул левую руку к щиту, положил ладонь правой на древко копья. Чуть приподняв голову, всмотрелся в темную полосу кустарника на склоне горы, откуда должен был появиться противник. Русичи пришли на поляну самой широкой и удобной тропой, протоптанной высоким, крупным зверем, облюбовавшим ручеек у скалы для водопоя либо спускавшимся в ущелье вдоль его русла. Но сколько других троп, малоприметных, узких, словно нора, было проложено более мелким зверьем! Игорь самолично видел две кабаньих тропы, пробитые в кустарнике, а ведь по ним легко мог проползти взрослый человек. Приказав выставить дозор лишь у тропы, по которой пришел отряд, Игорь сознательно предоставил все остальные в полное распоряжение Ичкера. Именно по ним в эти минуты надвигалась на русичей опасность.
Громкие крики дозорных раздались одновременно с двух сторон: от скалы и с тропы в кустарнике. Молодцы, никто не проворонил появление врага! Все происходило так, как предполагали они с Микулой. Вдоль кустарника, оставив свободным пространство на десяток шагов влево и вправо от дозорных у тропы, стояли изготовившиеся к стрельбе чужие лучники. Вот почему ни Игорь и ни один из дружинников не вскочили на ноги, а, стоя на коленях или присев на корточках, укрылись за щитами.
У разбойников, пробравшихся звериными тропами-норами на поляну, имелись два способа нападения на русичей. Прячась в высокой, вполовину человеческого роста, траве, возможно плотнее охватить поляну и как можно ближе подползти к спящим врагам, стремясь разделаться с ними без шума на земле. Исключая такое развитие событий, Игорь велел вытоптать на поляне всю траву, не тронув узкую полоску ее лишь у зарослей кустарника и вдоль гребня ущелья. Этим он оставил Ичке-ру единственный способ нападения: разместившись по краю поляны на участках, где разбойников не могли заметить дозорные, попытаться уничтожить русичей непрерывным ливнем стрел либо, начав бой внезапной стрельбой и не дав противнику времени прийти в себя, довершить его окончательный разгром в рукопашном бою. Поскольку перебить в темноте стрелами облаченных в доспехи русичей было трудным делом, тем более что морские разбойники никогда не славились искусством в стрельбе, Ичкер должен был возложить основные надежды на успешный для него рукопашный бой.
Вражеские лучники спустили тетивы, и великий князь убрал голову вниз, сжался за щитом в комок. Несколько стрел просвистели по сторонам, две или три впились в щит, заставив его вздрогнуть в руке. Истошный, устрашающий крик и топот множества ног, раздавшиеся с разных концов поляны, не оставили сомнений в том, что разбойники ринулись в атаку. Пружинисто вскочив на ноги, великий князь метнулся на голос десятского своих гридней, занял место в их строю.
Разбойники ожидали увидеть испуганных, мечущихся в беспорядке, застигнутых нападением врасплох людей, но им была уготована совсем другая встреча. Останавливая их бег, на поляне в один миг вырос полукруг красных щитов с выставленными из-за него копьями. Это было настолько неожиданно, что некоторые из разбойников оказались от русичей всего в нескольких шагах и, не успев сдержать набранную скорость, со всего разбега сами напоролись на копья. Другие начали останавливаться, отступать на безопасное для удара копьем расстояние, некоторые принялись обтекать полукруг щитов справа и слева, стремясь зайти русичам в спину.
И тогда над поляной вновь засвистели стрелы, на сей раз русские. Игорь выставил дозорных на тропе в зарослях не столько для безопасности своего отряда, сколько для того, чтобы сохранить ее свободной для дружинников Микулы. Поскольку каждый из разбойников рассчитывал на вознаграждение за смерть или пленение великого князя, Микула и Игорь были уверены, что и в предстоящем ночном бою никто из них не согласится быть в стороне и стоять в дозоре у входа в заросли со стороны склона. Поэтому отряд Микулы мог, затаившись поблизости на горе, беспрепятственно попасть на поляну сквозь не охраняемые разбойниками участки вслед за ними. Поджидая Микулу, дозорные даже во время нападения не оставили тропу, а только отступили по ней в глубь зарослей. Сейчас они и дружинники Микулы стояли плотным строем с луками в руках позади готовившихся к атаке отряда Игоря разбойников.
Расстояние до противника было невелико, времени для изготовки к стрельбе вполне достаточно, поэтому редкая из выпущенных русичами стрел не поразила цель. Но не столько убитые товарищи, сколько само неожиданное появление новых дружинников произвело на противника ошеломляющее впечатление.
Русские стрелы прилетели опять, и прежде чем убитые разбойники упали на землю, полукруг червленых щитов с громким боевым кличем ринулся вперед. Такой же клич донесся сзади – это дружинники Микулы с копьями в руках бросились на противника с другой стороны. Разбойники понесли потери при нападении на отряд Игоря, несколько десятков их было выбито стрелами, однако их все еще оставалось вдвое больше русичей. Но исход начавшегося рукопашного боя был уже предрешен. Легко вооруженным, в большинстве не имеющим доспехов и щитов, плохо повинующимся командам главарей разбойникам трудно было противостоять прекрасно вооруженным, защищенным кольчугами и панцирями, приученным с юных лет к беспрекословному подчинению военачальникам русичам. Укрывшись за крепкими щитами, действуя длинными копьями, что мешало разбойникам использовать свои мечи и кинжалы, удобные только в абордажном бою на близком расстоянии, русичи оказались почти неуязвимыми для врагов.
Уже через несколько минут они уполовинили число разбойников и начали теснить их к гребню ущелья. Часть врагов бросилась врассыпную через кусты к зарослям, надеясь укрыться в них. Но десятка два русичей, выйдя из рукопашного боя и выстроившись посреди поляны с луками в руках, перебили их до единого.
Другая группа в сорок-пятьдесят разбойников, окружив главаря в блестящем шлеме и кольчуге, с боем отходила вдоль гребня ущелья, стремясь пробиться к ручейку у скалы, где пологий склон позволял спуститься по звериной тропе на дно ущелья. Бледный свет луны не позволял хорошо рассмотреть лицо главаря в шлеме и кольчуге, однако по тому, что он держал меч в левой руке, Микула предположил, что это Ичкер.
Уложив тройку самых быстроногих беглецов у начала кабаньей тропы, лучники принялись за последних оказывавших сопротивление разбойников. Взятые в плотное кольцо русских копий, поражаемые стрелами, те предприняли отчаянную попытку прорубиться сквозь строй окруживших их русичей, но она не увенчалась успехом. Приблизиться на десяток шагов к ручью смогла лишь четверка разбойников во главе с вожаком, и здесь они были прижаты вплотную к краю ущелья. Несмотря на полученный дружинниками от Микулы приказ взять главаря живым, этого сделать не удалось. Оставшись вскоре один, раненный копьем и мечом, он, неловко увернувшись от удара боевым топором, сделал слишком большой шаг назад и рухнул в ущелье.
– Скоро начнет светать,– сказал подошедший к Микуле великий князь.– Заснуть уже не удастся, так что перекусим и продолжим путь к стене. Сколько людей потеряли мы и много ли разбойников сбежало с поляны?
– У нас двое убитых и с десяток раненых. Трое из них тяжело, придется их нести на носилках. А из разбойников сбежало всего несколько человек. Те, что при появлении моих дружинников поняли, чем закончится бой, и сразу нырнули в ходы, которыми попали на поляну.
– Даже если их убежало несколько десятков, и это не страшно. Какие они вояки, мы знаем, а после сегодняшнего разгрома они будут удирать даже от русского духа. Поэтому к стене я смело могу идти с тремя десятками воинов. Сражаться теперь не с кем, а с малым числом людей меньше шума и больше возможностей не быть замеченными сражника-ми дербентского гайшаха. А ты с остальными воинами воз-мешь раненых и убитых и отправишься к ладьям. На поляне было примерно две с половиной сотни разбойников, а их у Ичкера после боя у островка должно остаться на сотню-пол-торы больше. Кто знает, чем они сейчас занимаются? Может, собираются напасть на оставшихся в ладьях со Сфенкелом воинов? Вместе с тысяцким дождешься меня и встретишь у ручья, по которому мы оба уходили в горы.
– Когда ждать тебя, великий князь?
– Покуда не знаю, однако не раньше чем через двое суток. Давай еще разок прикинем, что надобно обязательно увидеть и где побывать. Тогда и будем знать, когда могу возвратиться.
Они вели разговор, пока в него не вмешался подошедший десятский великокняжеских гридней.
– Великий князь, завтрак готов, пожалуй к костру. Воду для омовения рук я принес.
– Завершим беседу за трапезой,– сказал Игорь.– Что с тобой? – спросил он, увидев, что Микула начал озираться по сторонам.
– Смотрю, где можно ополоснуть лицо и смыть кровь с доспехов.
– В ручье у скалы,– подсказал десятский.– Ближе воды нет.
Возле одного из костров идущего Микулу окликнул Сарыч и, узнав, куда он идет, пристроился рядом.
– Схожу с тобой. После жирной каши пить тянет.
По– видимому, в ручье подле скалы после боя мылось немало дружинников, потому что его берега были превращены ногами в сплошное месиво. Не желая пачкать сапоги, Микула и Сарыч спустились по идущей рядом с ручьем звериной тропе ниже по склону. Сотник, прислонив к растущему на берегу кусту щит и копье, принялся смывать с лица пот, Сарыч, зайдя по другую сторону куста в ручей по колени, стал пригоршнями пить воду.
Вымыв лицо и шею, Микула лег грудью на берег, опустил в воду лицо, замер. Холодная горная вода вбирала в себя жар еще не остывшего после горячки боя тела, вливала силы в уставшие от длительного перехода ноги, ласковое журчание водных струй постепенно гасило в ушах отголоски недавнего боя.
Всплеск воды и громкий вскрик за спиной заставили Микулу быстро поднять лицо и оглянуться. Рядом с ним лежал разбойничий главарь, рухнувший в ущелье. Приподнявшись на локте правой руки, он левой заносил кинжал над головой русича для нового удара. У Микулы не было времени даже рассмотреть его лицо. Он успел увидеть только огромные, без всякого выражения, словно их уже покинула жизнь, глаза, как кинжал устремился к его горлу. Микуле удалось ухватить разбойника за запястье и остановить конец клинка у самого горла. Хрипя и скаля зубы, все с тем же отрешенным выражением глаз, разбойник стал наползать на Микулу, стремясь перенести тяжесть своего тела на руку с кинжалом. Если ему это удастся, сотнику не удержать клинок у горла – лежа на груди в неудобном для борьбы положении, он не мог использовать против разбойника левую руку.
Неожиданно нажим ослаб, тело разбойника судорожно вздрогнуло, хрип застрял в горле. А в следующий миг чья-то рука ухватила разбойника за ворот кольчуги, рванула вверх, стащила с русича и бросила на тропу. Тотчас вскочив на ноги, Микула увидел рядом Сарыча с мечом в руке.
– Вижу, успел вовремя,– облегченно сказал тот, вкладывая меч в ножны.– Еще немного – и душа-оборотень Арука свершила бы свое подлое дело.
– Душа-оборотень Арука? – удивился Микула.– На меня напал разбойник из тех, с кем мы дрались на поляне. Думаю, это сам Ичкер.
– Нет, сотник, это лишь тело Ичкера. Смотри. Носком сапога Сарыч поддел лежавшее ничком тело разбойника, перевернул его на спину.
– Смотри внимательней. Разве это лицо Ичкера? Перекошенные губы, оскаленные зубы, пустые глаза, из которых жизнь ушла еще до моего удара мечом. Ичкер принял смерть в ущелье при падении на камни, и в его тело с еще тлеющими остатками жизни вселилась душа-оборотень Арука. Она заставила мертвое тело, вдохнув в него силы зла и ненависти, доползти до нас и напасть на тебя, ибо я, стоявший по колени в воде, был недосягаем для удара кинжалом.