Страница:
Священник искренне поблагодарил свои «источники» и снова побрел в приемную.
– Где вы пропали, батюшка?! – аж подскочила со своего вертящегося стула секретарша. – Аркадий Николаевич вас уже три раза спрашивал! Я даже в храм звонила!
Она была так раздосадована, словно этот звонок в храм стоил ей несанкционированной потери девственности. Священник удивился, но виду не подал и сел на стул дожидаться момента, когда его пригласят в кабинет. И буквально через пару минут предстал перед Аркадием Николаевичем.
– Присаживайтесь, батюшка, – пригласил его главный милиционер города.
– Спасибо.
– Времени у нас в обрез, поэтому я сразу перейду к делу, – начал Скобцов.
Священник не возражал.
– Мы, Михаил Иванович, – назвал его мирским, строго по паспорту, именем начальник РОВД. – Мы, конечно, понимаем, что вы у нас единица как бы номенклатурная…
Отец Василий пожал плечами.
– Но! – поднял палец вверх Скобцов. – То, что происходит в последнее время, не укладывается ни в какие рамки.
– Я тоже так считаю, – согласился священник. – Это высосанное из пальца дело на Мальцева…
– Да не в Мальцеве дело! – закричал Скобцов. – Не суйтесь вы в чужой приход! С лейтенантом Мальцевым мы и сами разберемся! В вас все проблемы упираются! В вас и только в вас!
Отец Василий изобразил удивление, а главный милиционер сердито начал перебирать на столе бумаги, а потом хватанул всей стопкой об стол, поднялся и походкой важного, но бесконечно измотанного тупостью подчиненных и прочих сограждан человека прошел к окну.
– Не суйтесь вы не в свое дело, батюшка, я вас очень прошу! – с болью в голосе произнес он. – Ну кой черт вас надоумил к этому Роману соваться, да еще перед самым обыском?! Мне Макарыч уже всю плешь из-за этого случая проел! А что у вас получилось с этой ложной наводкой на героин? Вы хоть знаете, чей груз Макарыч задержал? – Скобцов понизил голос до трагического шепота. – Самого… Потапова!!! Меня по этому поводу уже во все дыры все кому не лень поимели!
– Жаль, – искренне посочувствовал отец Василий.
– Ничего вам не жаль, – как-то болезненно отмахнулся начальник милиции. – Только строите из себя… святошу, – он вернулся в свое кресло, набрал в грудь воздуха и подытожил: – Каждый. Должен. Заниматься. Своим. Делом. И поскольку я крестить младенцев не берусь, то и вы, пожалуйста, мне не мешайте. А если непонятно, то смотрите, я и другие рычаги воздействия имею…
Отец Василий насторожился. Сейчас должно быть сказано главное.
– И будьте уверены, я вполне могу задать пару неудобных вопросов и по поводу ваших связей с местным авторитетом Якубовым, и по поводу ваших отношений с конкурентами господина Потапова, сорвавшими ему поставку муки в Астрахань, и по поводу вашей странной заинтересованности в судьбе коррумпированных офицеров среди наших бывших работников.
Скобцов встал, давая понять, что аудиенция закончена.
– Тогда и я вам кое-что скажу, – поднялся со стула отец Василий, и сразу стало заметно, что он выше начальника РОВД чуть ли не на голову. – Начальники приходят и уходят, а дела уголовные рассыпаются так же стремительно, как и заводятся – такова жизнь. А вот зачем вы это со своей душой делаете, этого я никак в толк не возьму.
– С какой душой? – растерялся мент.
– Со своей бессмертной душой. Перед мирским начальством-то вы как-нибудь выкрутитесь, а перед всевышним?
Священник абсолютно серьезно, без тени язвительности или гордыни поклонился и вышел за дверь.
В храмовой бухгалтерии его встретил уже немного пришедший в себя после всего вчерашнего отец Кирилл, серьезно сообщивший, что, поскольку положение у отца Василия весьма непростое, он, как человек ответственный, намерен остаться в Усть-Кудеяре на некоторое время еще. «Пока опухоль не спадет, – решил про себя священник. – И правильно, в патриархии все равно все поймут по-своему…»
Потом прибежал диакон Алексий, на которого была возложена почетная обязанность организации побелки и покраски подсобных помещений при храме, и начал дотошно выяснять, какую краску ему покупать: подешевле и попроще или получше, но подороже. Диакон никак не мог принять самостоятельное решение, отчего его монолог становился до ужаса похожим на «маленькие, но по три или большие, но по пять».
– Бери получше, – решил одним ударом разрубить этот гордиев узел священник, но не тут-то было: как выяснилось в последующие четверть часа, среди той краски, что получше, тоже был выбор: финская, немецкая или испанская…
Незаметно подступило время вечерней службы, и отец Василий с облегчением окунулся в пронизывающую его до самых отдаленных уголков души атмосферу богослужения. И только под самый конец, едва отойдя от своего странного разговора с начальником городской милиции, он вдруг увидел эти глаза.
Отец Василий сразу распознал в нем бывалого уголовника – насмотрелся за свою жизнь на таких. Но это был не простой урка – на его помятом жизнью лице явно читался отпечаток власти. Большой власти.
Священник завершил службу и подошел. Он не сомневался, что этот человек пришел не на службу – он пришел к нему, лично к нему.
– Что вам угодно? – официально поинтересовался отец Василий и даже кожей почувствовал на себе этот встречный недобрый, несмотря на улыбку, взгляд.
– Я – Гравер, – ровным голосом сообщил визитер. – Поговорить пришел.
– Пошли, Гравер, – кивнул священник и провел гостя в беседку: ни в храме, ни в бухгалтерии такая беседа состояться не могла – он это чувствовал.
Они сели напротив, ровно напротив.
– Правду говорила братва, – все тем же ровным голосом произнес визитер. – Видна в тебе ментовская порода. За версту видна. Бога не боишься?
Начало было интересным.
– В тебе тоже порода видна, – встречно отметил священник, опустив замечание по поводу его отношений с богом. – И что теперь?
– Я человек верующий, – поставил попа в известность Гравер. – Мне в храм божий прийти не западло. Это чтобы ты понимал.
– Я понимаю, – кивнул отец Василий. – Не был бы верующим, не пришел бы.
– Точно, – подтвердил визитер и сразу перешел к делу. – Я не понял, поп, ты что, братве войну объявил?
– Почему такой вывод? – сухо поинтересовался отец Василий.
– Да числится за тобой всякое… – не моргнув, пояснил гость. – Нашего брата с дурью мусора у твоей хаты взяли. К Роме ты с ментами зачастил. Жираф, люди говорят, на твоей совести тож…
– Жираф отморозок, – возразил священник.
– Согласен, – кивнул собеседник. – Жираф получил, что заработал.
– А милиция меня о своем визите к Роману не предупреждала, – продолжил отец Василий. – Впрочем, как и киллеры тоже. У тебя что-нибудь еще?
– Слишком много совпадений, – констатировал собеседник. – Не всем это нравится…
– Допускаю, – согласился священник.
Было бы странным, если бы, например, поимка Сережи нравилась всем. Ах да! Эти «все» ведь не знают, что Сережа стучит ментам!
– Будь осторожен, поп, – впервые за весь разговор улыбнулся Гравер, и было в этой улыбке что-то змеиное. – Людям нравится ясность. Поп должен быть попом, а мусор – мусором. Не садись не в свои сани…
«Кто-то мне это уже говорил, – напряженно пытался вспомнить отец Василий. – Но кто?!» И вдруг вспомнил! Как там сказал Скобцов? «Каждый. Должен. Заниматься. Своим. Делом». Именно так, с расстановкой.
– Не ты один так считаешь, Гравер, – улыбнулся он. – Мне сегодня то же самое Аркадий Николаевич говорил. Почти слово в слово.
Гравер непроизвольно сжал челюсти: сопоставление его с главный ментом города ему не понравилось.
– Я в ментовке не бываю, и что там они говорят, сказать не могу, – поддел он священника. – Но запомни, поп: человек имеет право знать, к кому пришел на исповедь: к менту или священнику.
– Если говорить о братве, – членораздельно ответил отец Василий, – то я ее что-то на исповеди не вижу. Как-то вот не ходят… Братишку отпеть – пожалуйста; сына крестить – с превеликим удовольствием, а вот на исповеди нет, не видел.
– Так потому и не ходят, что ментовским духом отсюда тянет, – веско возразил собеседник. – Не тем законом, что от бога, а тем, что от людей. Какая может быть в таком месте вера?
Это была чистой воды профанация. Священник прекрасно понимал, что даже если эта претензия высказана всерьез, дело вовсе не в вере; была бы хоть капелька веры, попадали бы на колени и молились денно и нощно, вымаливая себе прощение. И даже не в том, что братве западло касаться того, что у них ассоциируется с активно противостоящей им «группировкой ментов». Если вообще отец Василий с этой «группировкой» как-то у них ассоциируется… Просто слабые они, эти братки, там, далеко внутри, оттого и гордыня.
– Я хочу, чтобы ты запомнил то, что я тебе скажу, – уже жестче продолжил собеседник, неотрывно наблюдая за каждым движением лица или глаз священника. – Этот беспорядок надо остановить. Пусть мент остается ментом, братишка – братишкой, а православный священник – попом. Не нарушай равновесие. А то и до беспредела недалеко. А если начнется беспредел, и тебе далеко не убежать… Ты понял?
– Понял, – кивнул отец Василий. – Только и ты запомни, Гравер, я местный; здесь вырос и здесь живу. Мне отсюда бежать некуда. Разве что… туда… – глянул он в темное ночное небо. – Так я к этому готов…
А на следующий день рубоповцы вкупе с областными органами правопорядка начали трясти Романа. Нет, Пасюка там не было, и всем руководил его заместитель, но факт оставался фактом: напряженные отношения с РУБОПом все-таки вышли Роману боком.
Первым эту новость принес диакон Алексий, а уже к обеду он доставил и последние, самые свежие подробности.
– Вы представляете, батюшка! – взахлеб рассказывал он. – Оптовки позакрывали! Магазины все романовские на переучете как бы! А что в конторе у них творится! Это вообще страх!
– А что там творится? – из вежливости поинтересовался отец Василий.
– Они, короче, всех там на колени поставили в коридоре и давай по одному дергать: у кого там ключи от сейфов да у кого пароль от компьютеров…
– Ну, это понятно, – кивнул священник.
– А главное, капитан этот, что всем руководил, сказал: мы, типа того, Рому надолго упрячем! Чтобы не борзел!
– Чтобы не борзел? – подивился отец Василий странной формулировке предъявленного обвинения. – Это у нас какая статья Уголовного кодекса? Ты не помнишь?
– Да при чем здесь статья! – замахал руками диакон. – Просто наш президент наконец-то войну коррупции объявил, ну, и вообще мафии всякой! Неужели не понятно!
Он был так искренен в своем благородном гражданском негодовании, что отец Василий сжалился и не стал его опровергать.
– Приятно осознавать, что и вам, молодым, не чуждо великое чувство гражданского долга, – ободрительно похлопал он Алексия по спине.
Диакон расцвел, как девушка на долгожданном первом свидании. А отец Василий пригорюнился. Он знал, к чему приводят столь резкие «телодвижения» властей: снова начнется передел сфер влияния, снова начнут исподволь подставлять друг друга конкурирующие экономические группировки, и город, весь от мала до велика, снова потонет в чужих страстях, искренне считая, что, если Васю сожрут, а Ваню продвинут повыше, справедливости станет больше. Все это было, было, было… В общем, суета сует.
Завершилась вечерняя служба, наступила темная летняя ночь, самая что ни на есть обычная… И сначала в дом к отцу Василию пришла со своими житейскими проблемами соседка, затем Олюшку навестила только что вышедшая из больницы официантка Вера, затем позвонил в дверь посланец из далекой Смирновки… И совершенно не привычный к жизни провинциального священника отец Кирилл, явно устав оборачиваться к двери, наконец, не выдержал:
– Как вы все это терпите, ваше благословение? Ведь отдыха от трудов никакого!
– Это еще ничего! – засмеялась Ольга. – Главное, что он дома да никого бог не прибрал! А то бывает, как уедет в какую-нибудь Малую Наливайку или Большие Бодуны, и жди его, думай, не случилось ли чего, да жив ли, да здоров ли…
– Бывает, – хохотнул священник. – И такое случается.
В дверь тихонько постучали. Это был кто-то из своих, знающий, что в это время маленький Мишанька спит.
– Я открою, – поднялась из-за стола Ольга и направилась в прихожую, а через несколько секунд снова появилась на кухне, и не одна. Рядом с ней стояла… Катерина.
– Катя?! – удивился отец Василий. – Что случилось, Катя?
Он сразу же понял, что вопрос этот совершенно идиотский, и Катя наверняка знает, что Санька сидит в изоляторе. А пока это так, основания для беспокойства есть. Просто она пришла так поздно…
– Можно мне у вас остаться? – виновато улыбнувшись, спросила Катерина.
– А что там дома? Да ты проходи, садись…
– Плохо дома, – вздохнула Катерина. – Папа вообще домой не приходит, охрана тоже как-то непонятно себя ведет… Честно говоря, я просто бояться стала.
– Мать знает, что ты у нас? – поинтересовалась Ольга.
– Я сказала, – кивнула Катерина. – Только она просила, чтобы я позвонила, когда доберусь.
– Обязательно позвони, – кивнул отец Василий. Все правильно, путь от «Шанхая» до Татарской слободы неблизкий, а дом священника и вовсе на самой окраине города стоит.
Катерина вышла в прихожую, к телефону, и отец Кирилл недоуменно посмотрел на священника.
– Вы что, со всеми так? – прошептал он.
– Нет, – успокаивающе покачал головой отец Василий. – Только с самыми близкими…
– И сколько у вас таких… э-э-э… близких?
Отец Василий задумался:
– Ну-у… человек пятьдесят-семьдесят, я думаю… Просто у всех остальных сейчас все более-менее наладилось, а Катеньке все как-то не везет…
Отец Кирилл восторженно покачал головой.
– Вы настоящий подвижник, – с чувством произнес он. – И вы, безусловно, на своем месте. Так я в патриархии и скажу!
Получилось очень красиво.
Олюшка посадила немного успокоившуюся после звонка домой Катерину за стол, и снова потекла неторопливая, спокойная беседа, а отец Василий, сославшись на то, что завтра надо рано вставать, отправился в постель.
Его разбудила Ольга.
– Что?! Уже пора?! – вскочил он с постели и устало пробормотал: – Надо же, до чего замотался с этими мирскими делами, сам проснуться не смог!
– Т-с-с, батюшка, тише, – приложила палец к губам Ольга. – Послушайте.
Отец Василий прислушался, но ничего спросонья разобрать не мог.
– Стрелка… – показала в сторону окна Ольга. – Послушайте, что она вытворяет.
Священник вздохнул и подошел к окну, но увидеть ничего не удавалось, и тогда он приоткрыл форточку пошире и отчетливо услышал знакомое всхрапывание. Стрелка явно кого-то гоняла вокруг дома.
Вот водилась за старой кобылой эта полицейская страсть к порядку. Стоит прийти чужому, да еще в неурочное время, а еще, не дай бог, не с центрального входа, настигнет, начнет вставать на задние ноги, страшно храпеть, показывать огромные желтые зубы… В общем, замучает гостя!
Отец Василий ее за это не винил. Один раз кобыла даже спасла его таким образом от весьма лихого и нехорошего человека. Но чаще всего от кобылы страдали люди ни в чем не повинные: то пьяненького бомжа в камыши загонит, то думавшего сократить путь на дамбу рыбака заставит повернуть назад… А один раз и вовсе неловко вышло: соседский гость за бутылкой посреди ночи к Анзору побежал, так она его туда пропустила, а назад ни в какую! Дело было зимой, и мужик выбежал из дома налегке, и за те сорок минут, что пытался ее как-нибудь обойти, жутко замерз. Хорошо еще, что кричать начал, догадался позвать на помощь… Так отец Василий узнал, что Стрелка охраняет от чужих не только свой участок, но еще и пару соседских.
Отец Василий глянул на электронные часы и печально вздохнул: 02.45. Ни туда ни сюда. Сейчас предстоит минут двадцать со Стрелкой разбираться, потом снова раздеваться, пытаться заснуть… А в пять утра снова вставать.
– Ох, Стрелка! – укоризненно вздохнул он, накинул куртку поверх пижамы и, как был в тапочках, вышел на крыльцо.
Воздух был чист и свеж. Ярко сияла на небе луна, лукаво подмаргивали своими разноцветными глазками звездочки, далеко, где-то аж за «Шанхаем», просвистел электровоз… Стрелки на месте не было. Он сокрушенно покачал головой и тронулся в обход.
– Стрелка! – тихонько позвал он.
Кобыла возбужденно всхрапнула.
– Где ты, кобылья дочь?! Сколько можно людей тиранить?! – как бы заранее извиняясь перед неведомым страдальцем, чуть громче спросил священник.
Послышался дробный топот, и кто-то отчаянно вскрикнул.
– Ай!
– Стрелка! – кинулся вокруг дома священник. – Немедленно прекрати!
У летней кухни никого не было, как не было никого и у сарая, и на заднем дворе… и только чуть правее он заметил лоснящийся в блеске луны круп своей кобылы. Она явно гнала кого-то в камыши.
– Стрелка, прекрати! – помчался вдогонку священник, но кобыла уже исполняла свой коронный номер: вставание на задние ноги и громкое, угрожающее хрипение.
– Мама родная! – охнул преследуемый до боли знакомым голосом. – Ну что ты за тварь?!
Отчаянно захрустели камыши, и вся троица помчалась к оврагу: впереди темная фигура неизвестного, за ним Стрелка, а уж за ней отец Василий в тапочках и накинутой поверх пижамы куртке. – Стрелка, прекрати! – орал запаниковавший священник. – Оставь человека в покое!
Но кобыла не унималась.
Отец Василий прибавил ходу и ясно увидел, как мчится темная фигура беглеца к единственному надежному месту на краю оврага – опрокинутой на бок цистерне. Человек подбежал, схватился руками за края горловины и спортивно, одним рывком закинул свое тело внутрь.
Священник подбежал и хлопнул кобылу по холеному, нагулянному на дармовых харчах крупу.
– Пошла! – и заглянул внутрь цистерны. – Вы в порядке?
– Пока да, – хрипло откликнулись изнутри, и отец Василий оторопел: это был Санька.
– Санька?!
– Ага, – приблизился голос. – Я к вам, батюшка…
Отец Василий отодвинулся сам и отодвинул в сторону губастую любопытную Стрелкину морду.
– Иди погуляй!
Санька снова схватился за края горловины, но уже изнутри, и кувыркнулся вперед. Не опираясь на руки и как-то странно держа их прямо перед собой, встал и повернулся к священнику. Отец Василий присмотрелся и охнул.
– Да ты в наручниках!
– Ага, – кивнул Санька. – У вас ножовка по металлу есть? Или хотя бы кусачки? А то я уже запарился в этом железе бегать…
– Ты сбежал, – констатировал священник.
– А что делать? – задал риторический вопрос Санька. – Прикиньте, они уже на меня мокруху начали вешать. Ну, эти, из области… Ничего себе заявочки! Все нутро отбили. Оно мне надо?
– И что теперь? – печально поинтересовался священник. – Так и будешь всю жизнь бегать?
– Всю жизнь не получится… – покачал головой Санька. – Просто я еще не придумал ничего. Побегаю пока…
– Ладно, пошли в сарай, – вздохнул священник.
Пока отец Василий вел его к сараю, включал свет и доставал ящик с инструментами, Санька рассказывал. И картина, которая складывалась в результате этого рассказа, получалась неприглядная.
Парни из области ни целей, ни взглядов своих от Саньки не скрывали. Нет, иногда они строили из себя защитников закона, но нечасто, от случая к случаю. А так изъяснялись в основном на жаргоне и четко объяснили Саньке, что ты, лейтенант, попал, а потому сиди и не дергайся, а делай, что скажут. Меньше получишь.
На словах вроде как вменяли ему в вину эти чертовы шесть «КамАЗов» с мукой, хотя ни как они узнали, что информация к Макарычу поступила, в том числе и от Саньки, ни почему эти «КамАЗы» имели такое значение, не сказали. На Санькин здравый взгляд, это все была полная и совершенная лабуда. Куда как ближе были они к истине, когда говорили, что РУБОП приборзел, начал встревать «не по делу» и его надо поставить на место.
– Вот и начали с меня, – пожал плечами Санька. – Знаете, чтобы другие боялись…
– Логично, – вздохнул священник и вытащил из ящика огромные кусачки. – Давай сюда руки.
Санька протянул сведенные воедино кисти вперед, и отец Василий в один прием перекусил цепочку пополам.
– Ка-айф… – развел руки в разные стороны Санька. – Вы и представить не можете, какой это кайф!
– Могу, – скромно поправил его отец Василий. – Теперь пилить будем?
– Не-е, – мотнул головой Санька. – Я сейчас открыть попробую. Так быстрее выйдет. Где-то здесь у вас проволока была…
– А что за мокруху на тебя вешали? – поинтересовался священник.
– Здрасьте… – оторопело произнес Санька, и отец Василий повернулся к дверям.
Там стоял бледный и растерянный отец Кирилл. Он смотрел то на кусачки, то на браслеты на Санькиных руках, то на его многодневную щетину.
– А мы тут… плюшками балуемся! – натужно пошутил Санька, но ревизора этим не пронял.
– Что это, отец Василий? – с ужасом в голосе спросил он. – Это ведь тот самый молодой человек, которого прямо у вас на храмовом дворе арестовала милиция?
Священник кивнул.
– И вы, если я правильно понял, помогаете ему избавиться от наручников?
Священник пожал плечами: похоже, что да…
– И как мне это объяснить патриарху?
«Так же, как и свой синяк на оба глаза, – подумал священник. – Просто пережди до лучших времен, ничего и объяснять не придется…» Но промолчал.
Санька торопливо ковырялся в замочной скважине браслета выуженной в ящике из-под инструментов проволокой. У него была одна цель: избавиться от этой дряни, пока тот, второй поп его не заложил. А без браслетов ему сам черт не брат!
– Готово! – воскликнул он и скинул на пол браслет.
– Надеюсь, вы сообщите правоохранительным органам о том, что здесь произошло? – холодным, официальным тоном спросил ревизор.
– И не подумаю, – отрицательно мотнул головой священник. – Будь он преступником, я бы лично взвалил его на плечо и отнес в РОВД. Но это хороший человек. Таким надо помогать.
Отец Кирилл нахмурился и, резко повернувшись, быстро потопал в дом.
– Не вздумайте никуда звонить! – крикнул вслед священник. – Иначе я вам устрою «ревизию», бог свидетель!
Угрожать ревизору было, конечно, неумно, но только если он и впрямь куда-нибудь стуканет, станет еще хуже.
Санька расстегнул второй наручник, сунул оба браслета в карман брюк и кинулся вслед за отцом Кириллом. А отец Василий выключил свет и торопливо отправился за ними. Ситуация складывалась архихреновая.
Они сидели на кухне все втроем: отец Василий, отец Кирилл и Санька. И молчали: недобро и взаимоподозрительно.
– Ой дурак! – охнул вдруг отец Василий. – Все из головы вылетело!
Двое его «собеседников» синхронно повернули головы к нему.
– Катька-то у нас! – разулыбался священник Саньке.
– Да ну?! Где?!
– Сейчас я схожу, попрошу Оленьку, чтобы разбудила… – спохватился отец Василий.
– Да не сплю я давно… – появилась в дверях попадья. – Катерину поднять? Сейчас подниму…
– А что это вы здесь шумите? Не надо меня поднимать, я сама поднялась, – выглянула из-за Ольгиного плеча заспанная Катька и захлопала веками. – Ой! Сашенька! Ты?.. – Катерина заплакала и повисла в объятиях подскочившего к ней Мальцева.
Отец Кирилл ошарашенно смотрел на объятия счастливой молодой пары. Он, конечно, понимал, что провинция – это прежде всего тесная связь людей между собой, когда все всех знают и все всем родня – в той или иной степени. Но чтобы настолько?..
Лишь к половине четвертого Саньку удалось вырвать из рук беспрерывно льющей слезы крепкой, энергичной девы и отправить в ванную. Попадья приняла через дверь протянутую Санькой одежду, вытряхнула из кармана наручники и кусок проволоки и сунула белье в автоматическую стиралку.
– Куда это деть? – протянула она негодные более браслеты мужу.
– Даже и не знаю, – задумчиво принял он «сувенир».
Кинуть их в уличный сортир по причине отсутствия такового было невозможно, хранить дома глупо, а возвращать хозяевам бессмысленно.
– Санька из ванной выйдет, вот пусть и займется! – весело усмехнулся он принятому решению и кинул их на кухонный стол.
И тогда в дверь снова постучали.
Отец Кирилл бросил на отца Василия затравленный взгляд и побледнел: он не хотел более сюрпризов и наверняка подозревал, что сейчас сюда ворвутся бравые молодцы в камуфляже, повяжут всех присутствующих и потащат в свои темные решетчатые норы.
– Не надо, Олюшка, я сам открою, – отстранил жену в сторону отец Василий и подошел к двери.
– Кто там?
– Это я, батюшка, Якубов… – негромко прогудел за дверью Катин папа. – Катерина у вас?
– Конечно, – открыл дверь священник. – Проходите, Роман Григорьевич.
Местный мафиози пропустил вперед свою молчаливую супругу и вошел сам.
– Извините за поздний визит, – оглядел он всю честную компанию и увидел, что все одеты и спать явно не собираются. – А где Катя?
– Э-э-э… – Отец Василий огляделся, но Катерины не обнаружил.
«Она в ванной», – услышал он Ольгин шепот прямо в ухо и похолодел: в ванной Катерина была вместе с Санькой, и отец Василий очень хотел надеяться, что девушка всего лишь трет своему встреченному после долгой разлуки жениху спинку.
– Где вы пропали, батюшка?! – аж подскочила со своего вертящегося стула секретарша. – Аркадий Николаевич вас уже три раза спрашивал! Я даже в храм звонила!
Она была так раздосадована, словно этот звонок в храм стоил ей несанкционированной потери девственности. Священник удивился, но виду не подал и сел на стул дожидаться момента, когда его пригласят в кабинет. И буквально через пару минут предстал перед Аркадием Николаевичем.
– Присаживайтесь, батюшка, – пригласил его главный милиционер города.
– Спасибо.
– Времени у нас в обрез, поэтому я сразу перейду к делу, – начал Скобцов.
Священник не возражал.
– Мы, Михаил Иванович, – назвал его мирским, строго по паспорту, именем начальник РОВД. – Мы, конечно, понимаем, что вы у нас единица как бы номенклатурная…
Отец Василий пожал плечами.
– Но! – поднял палец вверх Скобцов. – То, что происходит в последнее время, не укладывается ни в какие рамки.
– Я тоже так считаю, – согласился священник. – Это высосанное из пальца дело на Мальцева…
– Да не в Мальцеве дело! – закричал Скобцов. – Не суйтесь вы в чужой приход! С лейтенантом Мальцевым мы и сами разберемся! В вас все проблемы упираются! В вас и только в вас!
Отец Василий изобразил удивление, а главный милиционер сердито начал перебирать на столе бумаги, а потом хватанул всей стопкой об стол, поднялся и походкой важного, но бесконечно измотанного тупостью подчиненных и прочих сограждан человека прошел к окну.
– Не суйтесь вы не в свое дело, батюшка, я вас очень прошу! – с болью в голосе произнес он. – Ну кой черт вас надоумил к этому Роману соваться, да еще перед самым обыском?! Мне Макарыч уже всю плешь из-за этого случая проел! А что у вас получилось с этой ложной наводкой на героин? Вы хоть знаете, чей груз Макарыч задержал? – Скобцов понизил голос до трагического шепота. – Самого… Потапова!!! Меня по этому поводу уже во все дыры все кому не лень поимели!
– Жаль, – искренне посочувствовал отец Василий.
– Ничего вам не жаль, – как-то болезненно отмахнулся начальник милиции. – Только строите из себя… святошу, – он вернулся в свое кресло, набрал в грудь воздуха и подытожил: – Каждый. Должен. Заниматься. Своим. Делом. И поскольку я крестить младенцев не берусь, то и вы, пожалуйста, мне не мешайте. А если непонятно, то смотрите, я и другие рычаги воздействия имею…
Отец Василий насторожился. Сейчас должно быть сказано главное.
– И будьте уверены, я вполне могу задать пару неудобных вопросов и по поводу ваших связей с местным авторитетом Якубовым, и по поводу ваших отношений с конкурентами господина Потапова, сорвавшими ему поставку муки в Астрахань, и по поводу вашей странной заинтересованности в судьбе коррумпированных офицеров среди наших бывших работников.
Скобцов встал, давая понять, что аудиенция закончена.
– Тогда и я вам кое-что скажу, – поднялся со стула отец Василий, и сразу стало заметно, что он выше начальника РОВД чуть ли не на голову. – Начальники приходят и уходят, а дела уголовные рассыпаются так же стремительно, как и заводятся – такова жизнь. А вот зачем вы это со своей душой делаете, этого я никак в толк не возьму.
– С какой душой? – растерялся мент.
– Со своей бессмертной душой. Перед мирским начальством-то вы как-нибудь выкрутитесь, а перед всевышним?
Священник абсолютно серьезно, без тени язвительности или гордыни поклонился и вышел за дверь.
* * *
В храмовой бухгалтерии его встретил уже немного пришедший в себя после всего вчерашнего отец Кирилл, серьезно сообщивший, что, поскольку положение у отца Василия весьма непростое, он, как человек ответственный, намерен остаться в Усть-Кудеяре на некоторое время еще. «Пока опухоль не спадет, – решил про себя священник. – И правильно, в патриархии все равно все поймут по-своему…»
Потом прибежал диакон Алексий, на которого была возложена почетная обязанность организации побелки и покраски подсобных помещений при храме, и начал дотошно выяснять, какую краску ему покупать: подешевле и попроще или получше, но подороже. Диакон никак не мог принять самостоятельное решение, отчего его монолог становился до ужаса похожим на «маленькие, но по три или большие, но по пять».
– Бери получше, – решил одним ударом разрубить этот гордиев узел священник, но не тут-то было: как выяснилось в последующие четверть часа, среди той краски, что получше, тоже был выбор: финская, немецкая или испанская…
Незаметно подступило время вечерней службы, и отец Василий с облегчением окунулся в пронизывающую его до самых отдаленных уголков души атмосферу богослужения. И только под самый конец, едва отойдя от своего странного разговора с начальником городской милиции, он вдруг увидел эти глаза.
Отец Василий сразу распознал в нем бывалого уголовника – насмотрелся за свою жизнь на таких. Но это был не простой урка – на его помятом жизнью лице явно читался отпечаток власти. Большой власти.
Священник завершил службу и подошел. Он не сомневался, что этот человек пришел не на службу – он пришел к нему, лично к нему.
– Что вам угодно? – официально поинтересовался отец Василий и даже кожей почувствовал на себе этот встречный недобрый, несмотря на улыбку, взгляд.
– Я – Гравер, – ровным голосом сообщил визитер. – Поговорить пришел.
– Пошли, Гравер, – кивнул священник и провел гостя в беседку: ни в храме, ни в бухгалтерии такая беседа состояться не могла – он это чувствовал.
Они сели напротив, ровно напротив.
– Правду говорила братва, – все тем же ровным голосом произнес визитер. – Видна в тебе ментовская порода. За версту видна. Бога не боишься?
Начало было интересным.
– В тебе тоже порода видна, – встречно отметил священник, опустив замечание по поводу его отношений с богом. – И что теперь?
– Я человек верующий, – поставил попа в известность Гравер. – Мне в храм божий прийти не западло. Это чтобы ты понимал.
– Я понимаю, – кивнул отец Василий. – Не был бы верующим, не пришел бы.
– Точно, – подтвердил визитер и сразу перешел к делу. – Я не понял, поп, ты что, братве войну объявил?
– Почему такой вывод? – сухо поинтересовался отец Василий.
– Да числится за тобой всякое… – не моргнув, пояснил гость. – Нашего брата с дурью мусора у твоей хаты взяли. К Роме ты с ментами зачастил. Жираф, люди говорят, на твоей совести тож…
– Жираф отморозок, – возразил священник.
– Согласен, – кивнул собеседник. – Жираф получил, что заработал.
– А милиция меня о своем визите к Роману не предупреждала, – продолжил отец Василий. – Впрочем, как и киллеры тоже. У тебя что-нибудь еще?
– Слишком много совпадений, – констатировал собеседник. – Не всем это нравится…
– Допускаю, – согласился священник.
Было бы странным, если бы, например, поимка Сережи нравилась всем. Ах да! Эти «все» ведь не знают, что Сережа стучит ментам!
– Будь осторожен, поп, – впервые за весь разговор улыбнулся Гравер, и было в этой улыбке что-то змеиное. – Людям нравится ясность. Поп должен быть попом, а мусор – мусором. Не садись не в свои сани…
«Кто-то мне это уже говорил, – напряженно пытался вспомнить отец Василий. – Но кто?!» И вдруг вспомнил! Как там сказал Скобцов? «Каждый. Должен. Заниматься. Своим. Делом». Именно так, с расстановкой.
– Не ты один так считаешь, Гравер, – улыбнулся он. – Мне сегодня то же самое Аркадий Николаевич говорил. Почти слово в слово.
Гравер непроизвольно сжал челюсти: сопоставление его с главный ментом города ему не понравилось.
– Я в ментовке не бываю, и что там они говорят, сказать не могу, – поддел он священника. – Но запомни, поп: человек имеет право знать, к кому пришел на исповедь: к менту или священнику.
– Если говорить о братве, – членораздельно ответил отец Василий, – то я ее что-то на исповеди не вижу. Как-то вот не ходят… Братишку отпеть – пожалуйста; сына крестить – с превеликим удовольствием, а вот на исповеди нет, не видел.
– Так потому и не ходят, что ментовским духом отсюда тянет, – веско возразил собеседник. – Не тем законом, что от бога, а тем, что от людей. Какая может быть в таком месте вера?
Это была чистой воды профанация. Священник прекрасно понимал, что даже если эта претензия высказана всерьез, дело вовсе не в вере; была бы хоть капелька веры, попадали бы на колени и молились денно и нощно, вымаливая себе прощение. И даже не в том, что братве западло касаться того, что у них ассоциируется с активно противостоящей им «группировкой ментов». Если вообще отец Василий с этой «группировкой» как-то у них ассоциируется… Просто слабые они, эти братки, там, далеко внутри, оттого и гордыня.
– Я хочу, чтобы ты запомнил то, что я тебе скажу, – уже жестче продолжил собеседник, неотрывно наблюдая за каждым движением лица или глаз священника. – Этот беспорядок надо остановить. Пусть мент остается ментом, братишка – братишкой, а православный священник – попом. Не нарушай равновесие. А то и до беспредела недалеко. А если начнется беспредел, и тебе далеко не убежать… Ты понял?
– Понял, – кивнул отец Василий. – Только и ты запомни, Гравер, я местный; здесь вырос и здесь живу. Мне отсюда бежать некуда. Разве что… туда… – глянул он в темное ночное небо. – Так я к этому готов…
* * *
А на следующий день рубоповцы вкупе с областными органами правопорядка начали трясти Романа. Нет, Пасюка там не было, и всем руководил его заместитель, но факт оставался фактом: напряженные отношения с РУБОПом все-таки вышли Роману боком.
Первым эту новость принес диакон Алексий, а уже к обеду он доставил и последние, самые свежие подробности.
– Вы представляете, батюшка! – взахлеб рассказывал он. – Оптовки позакрывали! Магазины все романовские на переучете как бы! А что в конторе у них творится! Это вообще страх!
– А что там творится? – из вежливости поинтересовался отец Василий.
– Они, короче, всех там на колени поставили в коридоре и давай по одному дергать: у кого там ключи от сейфов да у кого пароль от компьютеров…
– Ну, это понятно, – кивнул священник.
– А главное, капитан этот, что всем руководил, сказал: мы, типа того, Рому надолго упрячем! Чтобы не борзел!
– Чтобы не борзел? – подивился отец Василий странной формулировке предъявленного обвинения. – Это у нас какая статья Уголовного кодекса? Ты не помнишь?
– Да при чем здесь статья! – замахал руками диакон. – Просто наш президент наконец-то войну коррупции объявил, ну, и вообще мафии всякой! Неужели не понятно!
Он был так искренен в своем благородном гражданском негодовании, что отец Василий сжалился и не стал его опровергать.
– Приятно осознавать, что и вам, молодым, не чуждо великое чувство гражданского долга, – ободрительно похлопал он Алексия по спине.
Диакон расцвел, как девушка на долгожданном первом свидании. А отец Василий пригорюнился. Он знал, к чему приводят столь резкие «телодвижения» властей: снова начнется передел сфер влияния, снова начнут исподволь подставлять друг друга конкурирующие экономические группировки, и город, весь от мала до велика, снова потонет в чужих страстях, искренне считая, что, если Васю сожрут, а Ваню продвинут повыше, справедливости станет больше. Все это было, было, было… В общем, суета сует.
* * *
Завершилась вечерняя служба, наступила темная летняя ночь, самая что ни на есть обычная… И сначала в дом к отцу Василию пришла со своими житейскими проблемами соседка, затем Олюшку навестила только что вышедшая из больницы официантка Вера, затем позвонил в дверь посланец из далекой Смирновки… И совершенно не привычный к жизни провинциального священника отец Кирилл, явно устав оборачиваться к двери, наконец, не выдержал:
– Как вы все это терпите, ваше благословение? Ведь отдыха от трудов никакого!
– Это еще ничего! – засмеялась Ольга. – Главное, что он дома да никого бог не прибрал! А то бывает, как уедет в какую-нибудь Малую Наливайку или Большие Бодуны, и жди его, думай, не случилось ли чего, да жив ли, да здоров ли…
– Бывает, – хохотнул священник. – И такое случается.
В дверь тихонько постучали. Это был кто-то из своих, знающий, что в это время маленький Мишанька спит.
– Я открою, – поднялась из-за стола Ольга и направилась в прихожую, а через несколько секунд снова появилась на кухне, и не одна. Рядом с ней стояла… Катерина.
– Катя?! – удивился отец Василий. – Что случилось, Катя?
Он сразу же понял, что вопрос этот совершенно идиотский, и Катя наверняка знает, что Санька сидит в изоляторе. А пока это так, основания для беспокойства есть. Просто она пришла так поздно…
– Можно мне у вас остаться? – виновато улыбнувшись, спросила Катерина.
– А что там дома? Да ты проходи, садись…
– Плохо дома, – вздохнула Катерина. – Папа вообще домой не приходит, охрана тоже как-то непонятно себя ведет… Честно говоря, я просто бояться стала.
– Мать знает, что ты у нас? – поинтересовалась Ольга.
– Я сказала, – кивнула Катерина. – Только она просила, чтобы я позвонила, когда доберусь.
– Обязательно позвони, – кивнул отец Василий. Все правильно, путь от «Шанхая» до Татарской слободы неблизкий, а дом священника и вовсе на самой окраине города стоит.
Катерина вышла в прихожую, к телефону, и отец Кирилл недоуменно посмотрел на священника.
– Вы что, со всеми так? – прошептал он.
– Нет, – успокаивающе покачал головой отец Василий. – Только с самыми близкими…
– И сколько у вас таких… э-э-э… близких?
Отец Василий задумался:
– Ну-у… человек пятьдесят-семьдесят, я думаю… Просто у всех остальных сейчас все более-менее наладилось, а Катеньке все как-то не везет…
Отец Кирилл восторженно покачал головой.
– Вы настоящий подвижник, – с чувством произнес он. – И вы, безусловно, на своем месте. Так я в патриархии и скажу!
Получилось очень красиво.
Олюшка посадила немного успокоившуюся после звонка домой Катерину за стол, и снова потекла неторопливая, спокойная беседа, а отец Василий, сославшись на то, что завтра надо рано вставать, отправился в постель.
* * *
Его разбудила Ольга.
– Что?! Уже пора?! – вскочил он с постели и устало пробормотал: – Надо же, до чего замотался с этими мирскими делами, сам проснуться не смог!
– Т-с-с, батюшка, тише, – приложила палец к губам Ольга. – Послушайте.
Отец Василий прислушался, но ничего спросонья разобрать не мог.
– Стрелка… – показала в сторону окна Ольга. – Послушайте, что она вытворяет.
Священник вздохнул и подошел к окну, но увидеть ничего не удавалось, и тогда он приоткрыл форточку пошире и отчетливо услышал знакомое всхрапывание. Стрелка явно кого-то гоняла вокруг дома.
Вот водилась за старой кобылой эта полицейская страсть к порядку. Стоит прийти чужому, да еще в неурочное время, а еще, не дай бог, не с центрального входа, настигнет, начнет вставать на задние ноги, страшно храпеть, показывать огромные желтые зубы… В общем, замучает гостя!
Отец Василий ее за это не винил. Один раз кобыла даже спасла его таким образом от весьма лихого и нехорошего человека. Но чаще всего от кобылы страдали люди ни в чем не повинные: то пьяненького бомжа в камыши загонит, то думавшего сократить путь на дамбу рыбака заставит повернуть назад… А один раз и вовсе неловко вышло: соседский гость за бутылкой посреди ночи к Анзору побежал, так она его туда пропустила, а назад ни в какую! Дело было зимой, и мужик выбежал из дома налегке, и за те сорок минут, что пытался ее как-нибудь обойти, жутко замерз. Хорошо еще, что кричать начал, догадался позвать на помощь… Так отец Василий узнал, что Стрелка охраняет от чужих не только свой участок, но еще и пару соседских.
Отец Василий глянул на электронные часы и печально вздохнул: 02.45. Ни туда ни сюда. Сейчас предстоит минут двадцать со Стрелкой разбираться, потом снова раздеваться, пытаться заснуть… А в пять утра снова вставать.
– Ох, Стрелка! – укоризненно вздохнул он, накинул куртку поверх пижамы и, как был в тапочках, вышел на крыльцо.
Воздух был чист и свеж. Ярко сияла на небе луна, лукаво подмаргивали своими разноцветными глазками звездочки, далеко, где-то аж за «Шанхаем», просвистел электровоз… Стрелки на месте не было. Он сокрушенно покачал головой и тронулся в обход.
– Стрелка! – тихонько позвал он.
Кобыла возбужденно всхрапнула.
– Где ты, кобылья дочь?! Сколько можно людей тиранить?! – как бы заранее извиняясь перед неведомым страдальцем, чуть громче спросил священник.
Послышался дробный топот, и кто-то отчаянно вскрикнул.
– Ай!
– Стрелка! – кинулся вокруг дома священник. – Немедленно прекрати!
У летней кухни никого не было, как не было никого и у сарая, и на заднем дворе… и только чуть правее он заметил лоснящийся в блеске луны круп своей кобылы. Она явно гнала кого-то в камыши.
– Стрелка, прекрати! – помчался вдогонку священник, но кобыла уже исполняла свой коронный номер: вставание на задние ноги и громкое, угрожающее хрипение.
– Мама родная! – охнул преследуемый до боли знакомым голосом. – Ну что ты за тварь?!
Отчаянно захрустели камыши, и вся троица помчалась к оврагу: впереди темная фигура неизвестного, за ним Стрелка, а уж за ней отец Василий в тапочках и накинутой поверх пижамы куртке. – Стрелка, прекрати! – орал запаниковавший священник. – Оставь человека в покое!
Но кобыла не унималась.
Отец Василий прибавил ходу и ясно увидел, как мчится темная фигура беглеца к единственному надежному месту на краю оврага – опрокинутой на бок цистерне. Человек подбежал, схватился руками за края горловины и спортивно, одним рывком закинул свое тело внутрь.
Священник подбежал и хлопнул кобылу по холеному, нагулянному на дармовых харчах крупу.
– Пошла! – и заглянул внутрь цистерны. – Вы в порядке?
– Пока да, – хрипло откликнулись изнутри, и отец Василий оторопел: это был Санька.
– Санька?!
– Ага, – приблизился голос. – Я к вам, батюшка…
Отец Василий отодвинулся сам и отодвинул в сторону губастую любопытную Стрелкину морду.
– Иди погуляй!
Санька снова схватился за края горловины, но уже изнутри, и кувыркнулся вперед. Не опираясь на руки и как-то странно держа их прямо перед собой, встал и повернулся к священнику. Отец Василий присмотрелся и охнул.
– Да ты в наручниках!
– Ага, – кивнул Санька. – У вас ножовка по металлу есть? Или хотя бы кусачки? А то я уже запарился в этом железе бегать…
– Ты сбежал, – констатировал священник.
– А что делать? – задал риторический вопрос Санька. – Прикиньте, они уже на меня мокруху начали вешать. Ну, эти, из области… Ничего себе заявочки! Все нутро отбили. Оно мне надо?
– И что теперь? – печально поинтересовался священник. – Так и будешь всю жизнь бегать?
– Всю жизнь не получится… – покачал головой Санька. – Просто я еще не придумал ничего. Побегаю пока…
– Ладно, пошли в сарай, – вздохнул священник.
* * *
Пока отец Василий вел его к сараю, включал свет и доставал ящик с инструментами, Санька рассказывал. И картина, которая складывалась в результате этого рассказа, получалась неприглядная.
Парни из области ни целей, ни взглядов своих от Саньки не скрывали. Нет, иногда они строили из себя защитников закона, но нечасто, от случая к случаю. А так изъяснялись в основном на жаргоне и четко объяснили Саньке, что ты, лейтенант, попал, а потому сиди и не дергайся, а делай, что скажут. Меньше получишь.
На словах вроде как вменяли ему в вину эти чертовы шесть «КамАЗов» с мукой, хотя ни как они узнали, что информация к Макарычу поступила, в том числе и от Саньки, ни почему эти «КамАЗы» имели такое значение, не сказали. На Санькин здравый взгляд, это все была полная и совершенная лабуда. Куда как ближе были они к истине, когда говорили, что РУБОП приборзел, начал встревать «не по делу» и его надо поставить на место.
– Вот и начали с меня, – пожал плечами Санька. – Знаете, чтобы другие боялись…
– Логично, – вздохнул священник и вытащил из ящика огромные кусачки. – Давай сюда руки.
Санька протянул сведенные воедино кисти вперед, и отец Василий в один прием перекусил цепочку пополам.
– Ка-айф… – развел руки в разные стороны Санька. – Вы и представить не можете, какой это кайф!
– Могу, – скромно поправил его отец Василий. – Теперь пилить будем?
– Не-е, – мотнул головой Санька. – Я сейчас открыть попробую. Так быстрее выйдет. Где-то здесь у вас проволока была…
– А что за мокруху на тебя вешали? – поинтересовался священник.
– Здрасьте… – оторопело произнес Санька, и отец Василий повернулся к дверям.
Там стоял бледный и растерянный отец Кирилл. Он смотрел то на кусачки, то на браслеты на Санькиных руках, то на его многодневную щетину.
– А мы тут… плюшками балуемся! – натужно пошутил Санька, но ревизора этим не пронял.
– Что это, отец Василий? – с ужасом в голосе спросил он. – Это ведь тот самый молодой человек, которого прямо у вас на храмовом дворе арестовала милиция?
Священник кивнул.
– И вы, если я правильно понял, помогаете ему избавиться от наручников?
Священник пожал плечами: похоже, что да…
– И как мне это объяснить патриарху?
«Так же, как и свой синяк на оба глаза, – подумал священник. – Просто пережди до лучших времен, ничего и объяснять не придется…» Но промолчал.
Санька торопливо ковырялся в замочной скважине браслета выуженной в ящике из-под инструментов проволокой. У него была одна цель: избавиться от этой дряни, пока тот, второй поп его не заложил. А без браслетов ему сам черт не брат!
– Готово! – воскликнул он и скинул на пол браслет.
– Надеюсь, вы сообщите правоохранительным органам о том, что здесь произошло? – холодным, официальным тоном спросил ревизор.
– И не подумаю, – отрицательно мотнул головой священник. – Будь он преступником, я бы лично взвалил его на плечо и отнес в РОВД. Но это хороший человек. Таким надо помогать.
Отец Кирилл нахмурился и, резко повернувшись, быстро потопал в дом.
– Не вздумайте никуда звонить! – крикнул вслед священник. – Иначе я вам устрою «ревизию», бог свидетель!
Угрожать ревизору было, конечно, неумно, но только если он и впрямь куда-нибудь стуканет, станет еще хуже.
Санька расстегнул второй наручник, сунул оба браслета в карман брюк и кинулся вслед за отцом Кириллом. А отец Василий выключил свет и торопливо отправился за ними. Ситуация складывалась архихреновая.
* * *
Они сидели на кухне все втроем: отец Василий, отец Кирилл и Санька. И молчали: недобро и взаимоподозрительно.
– Ой дурак! – охнул вдруг отец Василий. – Все из головы вылетело!
Двое его «собеседников» синхронно повернули головы к нему.
– Катька-то у нас! – разулыбался священник Саньке.
– Да ну?! Где?!
– Сейчас я схожу, попрошу Оленьку, чтобы разбудила… – спохватился отец Василий.
– Да не сплю я давно… – появилась в дверях попадья. – Катерину поднять? Сейчас подниму…
– А что это вы здесь шумите? Не надо меня поднимать, я сама поднялась, – выглянула из-за Ольгиного плеча заспанная Катька и захлопала веками. – Ой! Сашенька! Ты?.. – Катерина заплакала и повисла в объятиях подскочившего к ней Мальцева.
Отец Кирилл ошарашенно смотрел на объятия счастливой молодой пары. Он, конечно, понимал, что провинция – это прежде всего тесная связь людей между собой, когда все всех знают и все всем родня – в той или иной степени. Но чтобы настолько?..
* * *
Лишь к половине четвертого Саньку удалось вырвать из рук беспрерывно льющей слезы крепкой, энергичной девы и отправить в ванную. Попадья приняла через дверь протянутую Санькой одежду, вытряхнула из кармана наручники и кусок проволоки и сунула белье в автоматическую стиралку.
– Куда это деть? – протянула она негодные более браслеты мужу.
– Даже и не знаю, – задумчиво принял он «сувенир».
Кинуть их в уличный сортир по причине отсутствия такового было невозможно, хранить дома глупо, а возвращать хозяевам бессмысленно.
– Санька из ванной выйдет, вот пусть и займется! – весело усмехнулся он принятому решению и кинул их на кухонный стол.
И тогда в дверь снова постучали.
Отец Кирилл бросил на отца Василия затравленный взгляд и побледнел: он не хотел более сюрпризов и наверняка подозревал, что сейчас сюда ворвутся бравые молодцы в камуфляже, повяжут всех присутствующих и потащат в свои темные решетчатые норы.
– Не надо, Олюшка, я сам открою, – отстранил жену в сторону отец Василий и подошел к двери.
– Кто там?
– Это я, батюшка, Якубов… – негромко прогудел за дверью Катин папа. – Катерина у вас?
– Конечно, – открыл дверь священник. – Проходите, Роман Григорьевич.
Местный мафиози пропустил вперед свою молчаливую супругу и вошел сам.
– Извините за поздний визит, – оглядел он всю честную компанию и увидел, что все одеты и спать явно не собираются. – А где Катя?
– Э-э-э… – Отец Василий огляделся, но Катерины не обнаружил.
«Она в ванной», – услышал он Ольгин шепот прямо в ухо и похолодел: в ванной Катерина была вместе с Санькой, и отец Василий очень хотел надеяться, что девушка всего лишь трет своему встреченному после долгой разлуки жениху спинку.