Северов Павел. Морские были

Левашова не раз достигали Алеутских островов и Аляски, а на суровом
гористом Кадьяке посадский Степан Глотов зимовал задолго до Шелихова -
в 1762 - 1763 годах.
Однако и во время Шелихова в сведениях об этих далеких землях
трудно было отличить выдумку от правды. Путь из Охотска на дальний
сказочный Кадьяк попрежнему был рискован и суров. И если очертания
Аляски уже были положены русскими мореходами на карту, то о
человеческом мире этого огромного края в то время никто еще не
рассказывал.
Большинство русских промышленников уходило на Аляску за шкурами
котика и песца. Шелихов же, хоть и он был торговым человеком, отдал
лучшие годы своей жизни изучению далекого неведомого края. Он был из
тех простых русских людей, для которых будущее родины превыше всего.
Может быть потому, что его поход на Кадьяк был предприятием
рискованным и отважным, многие считали начальника экспедиции
потомственным моряком...
Но в детстве своем Шелихов если и видел море, то только на
картинках. Он родился и вырос в бедной мещанской семье в малом степном
городишке Рыльске, Курской губернии, и первое, что запомнилось с
детства, - это шумная сутолока базара.
Рыльск торговал хлебом, пенькой и косами, которые привозились из
Австрии. Купцы рассказывали об этой стране так, будто она была совсем
рядом. Мальчик, когда приходилось ему слушать эти рассказы, с
жадностью ловил каждое слово.
Пьяный дьячок кое-как обучил Григория грамоте, и в десять лет он
уже стоял за прилавком в маленькой бакалейной лавчонке отца, терпеливо
ожидая покупателей.
В безнадежном торговом "деле" отца, в скуке унылой лавчонки
единственной радостью Григория были старые, рваные книги, купленные
отцом для обертки. Он мог их читать и перечитывать целыми днями, -
этому скромному развлечению сына старший Шелихов не мешал.
Еще тогда с пожелтевших измятых страниц удивленному взору
мальчика открылась далекая сказочная Сибирь...

В городе Иркутске, который был в то время узлом сибирских дорог,
славились богатством магазины купца Ивана Голикова. Сюда приезжали
торговые люди из самой Москвы. Кроме всех прочих товаров, Голиков
торговал мехами, добытыми на далеких океанских островах, в полярной
тундре, на Камчатке... Прибыли купца быстро росли, и он уже избавился
от компаньонов,- самому вернее подсчитывать барыши.
Но как-то ранним утром в контору к Голикову вдруг постучался
непрошенный компаньон. Совсем еще молодой, бедно одетый, он начал
рассказывать купцу о каких-то далеких землях, куда немедленно следует
снарядить корабли.
Голиков разглядывал его с любопытством: одежонка приношенная,
сапоги в пыли, компаньон-то, как видно, шел пешком! Какими же
капиталами он располагал, если извозчика не смог нанять?..
Купец не любил околичностей и спросил прямо:
- Сколько десятков тысяч у тебя найдется?
Юноша смущенно опустил глаза.
- Насчет тысяч у меня плохо. Сказать по правде, нет ни одной.
Голиков расхохотался.
- Ну что ж, молодой человек, я подожду. Как только заведутся
тысячи, наведайся. Может быть, мы и поладим...
Он удивился спокойной уверенности этого парня.
- Конечно, поладим, - сказал юноша. - А пока нельзя ли устроиться
приказчиком к вам в магазин?
О дальнем морском походе в то утро они не договорились. Но
Шелихов получил место за прилавком.
Уже в первые дни его службы и молодые и старые приказчики
насторожились: этот паренек из Рыльска не играл в карты, не ходил в
кабачок, целыми вечерами просиживал за книгами и, нередко случалось,
приносил их даже в магазин. Чему он учился? Какие науки стремился
познать?
Потом вдруг мелкий мирок чиновников потрясла неожиданная новость:
Шелихов женился. Первая красавица Иркутска, богатая купчиха Наталья
отказала всем женихам и пошла за приказчика.
Сколько здесь было и догадок и пересудов! А Шелихов взял расчет и
вместе с женой уехал в Охотск.
Через шесть лет его снова увидели в Иркутске. Он пришел в контору
к Голикову, поздоровался и весело спросил:
- Так что же, хозяин, продолжим наш разговор? Тысячи у меня
имеются, а планы мои, пожалуй, дороже тысяч...
- Ретив! - удивленно воскликнул Голиков. - И как еще ретив!
Ладно, выкладывай свои фантазии...
Впрочем, купец вскоре понял, что Шелихов далеко не фантазер.
- Как вы добываете товар? - спрашивал он у Голикова с усмешкой. -
Собрались три-четыре купца, снарядили судно да наняли артель. Судно
возвратилось, поделили товар, и точка. Нет больше компании. А потом
снова ищи удачного компаньона и опять принимайся строить судно... Нет,
это не по-хозяйски. Если уж добывать зверя на Аляске, значит,
постоянно его добывать. Русские селения в той далекой стране
построить, с туземными племенами дружбу завести. Что они видели, эти
племена, от европейцев? Разбой да грабеж. Кто же не возненавидит
разбойников? Или я хлебом-солью тебя встречу, если ты грабить меня
пришел? А если доказать туземцам, что ты пришел трудиться, и все
племена от этого только пользу получат, - они сами помощниками
станут...
Голиков понял, какое огромное дело задумал бывший его "ученый
приказчик". Русские селения на Аляске, на островах, постоянная добыча
зверя! Миллионные барыши!
- Ладно, - молвил он в раздумье. - А кто будет в ответе за весь
поход?
- Я, - сказал Шелихов. - Я сам пойду на Кадьяк. И жена со мною.
Мы вместе и в радости, и в риске, и в беде...
Голиков встал и протянул ему руку:
- Дело!

Три корабля строились на берегу Охотского моря, в устье небольшой
речонки, где вырос целый городок мастеровых.
Шелихов сам наблюдал за строительством кораблей, вникая в каждую
мелочь, стараясь выиграть время. С особой строгостью отбирал он
матросов и будущих поселенцев на Кадьяке: в таком отважном походе не
только здоровьем, но и характерами люди должны быть сильны...
Он был доволен своим отрядом: видавшие виды моряки, сибирские
охотники, мастеровые сразу соединились в одну семью, крепкую, дружную
в работе.
Наступил долгожданный день, и корабли вышли в море.
Курильские острова... Камчатка... Штормовой океан... Скалистые
безлюдные Командоры... Тяжелый и суровый путь.
А потом на океан надвинулся густой туман, и вскоре засвистели
пурги... Нужно было готовиться к зимовке или возвращаться в
Петропавловск, на Камчатку.
Но нет, Шелихов не повернет обратно. В это большое дело вложена
вся его жизнь, здесь уж не может быть ни минуты колебаний.
Только в следующем году, после суровой зимовки на острове
Беринга, после голодовок, болезней, неустанных работ по спасению
кораблей небольшой отряд Шелихова высадился на Кадьяке.
И еще в те минуты, когда лодка, отчалив от галиота, приближалась
к отмели, где-то с берега, из темного леса, донеслась первая людская
"весть": густо окрашенная кровью стрела вонзилась в борт лодки...
Это была угроза, вызов, объявление войны...
Дремучий молчаливый лес высился на берегу, а дальше до самого
поднебесья вставали горы, тоже сплошь покрытые лесами. В этих дебрях
таился неведомый враг...
Шелихов и не ждал радушной встречи. Он знал, что племена Аляски,
Кадьяка и Алеутских островов были вынуждены защищаться от участившихся
нападений приплывавших издалека белых людей. Мореходы рассказывали о
страшной кровавой резне, какую учинили на этом побережье южнее Кадьяка
испанские и английские пираты и купцы.
Как же уверить туземцев, что он не грабитель, не пират? Для этого
потребуется немало времени и усилий. Возможно, будут и сражения. Сам
он, конечно, не станет нападать. Но, если уж придется защищаться, -
эти бывалые люди сумеют за себя постоять...
И впервые в девственном лесу Кадьяка дружно зазвенели пилы и
топоры, и вековые кедры со стоном склонили долу свои вершины.
На расчищенной площадке русские промышленные люди первым делом
воздвигли высокий и прочный частокол с дозорными башнями по углам. Это
была маленькая крепость, за стенами которой одновременно началось
строительство поселка.
Лес попрежнему оставался таинственным и глухим, только
непроглядно темными ночами из чащи иногда доносился то заливистый
свист, то заунывный крик, то насмешливый хохот...
Нападение произошло в ранний, предутренний час, когда над хмурыми
лесистыми горами Кадьяка едва посветлело небо.
В кустарнике у сторожевых вышек внезапно послышался шум и треск,
на дозорные башни полетели десятки стрел. Глухо вскрикнул и повис на
перилах пронзенный в грудь дозорный одного из постов. Но на другой
вышке тотчас тревожно загудел колокол и гулко громыхнуло ружье...
А лес уже наполнился криком и свистом, чуткое эхо подхватывало и
повторяло неистовые вопли кадьяков, идущих на штурм. Казалось, тысячи
воинов лавиной устремились на малый поселок. В воздухе, словно ракеты,
замелькали стрелы с пучками горящей травы.
...В ту ночь Шелихов не уснул ни на минуту. Вечером он долго
сидел в чистой просторной горнице, пахнущей свежим тесом, и разбирал
травы, собранные промышленными людьми на побережье. Григорий Иванович
решил произвести опись трав, деревьев, минералов, птиц, зверей и рыб
этого края, чтобы знать точно, какие богатства таятся на Кадьякской
земле.
Ему приходилось здесь быть геологом и ботаником, ихтиологом и
географом, постичь многие другие науки. Еще находясь в Иркутске, он
выписал из Москвы несколько десятков специальных книг, и теперь,
сверяясь по справочникам, записывал замысловатые латинские названия
трав.
Наталья Алексеевна спала в соседней комнате и не слышала ни
призывного звона колокола, ни выстрела, ни нарастающего гула голосов.
Григорий Иванович решил не тревожить жену. Он взял пистолет и
выбежал из дому.
На малой площадке толпились поднявшиеся по первому сигналу,
вооруженные ружьями, копьями и топорами широкоплечие бородатые
сибиряки.
Шелихов приказал открыть ворота и повел в атаку бывалых своих
людей...
...К полудню отряд возвратился в поселок. Он не только отбил
нападение, но и рассеял неприятельское воинство по лесным трущобам и
взял пленных. Теперь эти пленные несли пятерых своих раненых товарищей
и захваченные промышленными людьми трофеи: луки, стрелы, копья,
топоры. Среди трофеев оказалось и ружье английского образца, но как
оно попало к предводителю племени, Шелихов дознаться не смог.
В отряде промышленных тоже были раненые, но в большинстве не
тяжело. Лишь двое из них шли, опираясь на плечи товарищей. Эти двое
ворчали всю дорогу:
- Начальник-то наш... Хорош! Дикий в него из лука стрельнул, так
он что же? Подбежал, лук у того выхватил, а потом еще рану ему
перевязал!..
Другой отзывался с негодованием:
- Этак воевать, братцы, только диких смешить. Надобно, чтоб
страху они набрались, чтоб не повадно было в другой-то раз...
Кто-то утешал потерпевших:
- Ты погоди, однако, в поселке строгий учиним над ними суд...
Но Шелихов и не думал наказывать пленных. Он выдал им по пачке
табаку, по отрезу пестрого ситца, раненых приказал обмыть, перевязать
и накормить, и лекарь, вздыхая и морщась, принялся исполнять это
распоряжение.
Возможно, кадьяки подумали, что таков у бородатых людей странный
обычай перед казнью. Жадно они курили табак и кутались в пестрые
отрезы, в напряженном молчании следя за каждым движением русского
начальника.
Когда он поднял несколько луков и копий и двинулся к ним, пленные
лишь сдвинулись в тесную группу и, не дыша, опустили головы...
Дальнейшее их потрясло и совершенно сбило с толку. Русский
начальник возвратил им оружие, легонько похлопал каждого по плечу, а
потом сам широко распахнул ворота.
Они отходили к воротам, медленно пятясь, все еще не уверенные в
своем счастье, в том, что будут жить. За воротами и в лесу не
оказалось засады, и для них, привыкших к жестокости победителей,
наверное, в те минуты впервые открылся иной, благородный человеческий
мир...
В течение целого месяца ни на берегу, ни в горах, ни в лесу не
было замечено ни одного туземца. За этот месяц раненые кадьяки
поправились и встали на ноги. Они уже знали три-четыре десятка русских
слов. Шелихов и несколько промышленных тоже изучали язык кадьяков и
уже могли объясниться с пленными.
Как-то под вечер в селение русских прибыл сам предводитель
племени.
Это был рослый, костлявый, исполосованный шрамами старик.
Опираясь на копье, словно на посох, не взглянув на дозорных, он прошел
в ворота.
Шелихову тотчас же доложили о появлении неизвестного старика, и
Григорий Иванович вышел ему навстречу.
- Пусть солнце ярче освещает твою дорогу! - проговорил Шелихов
по-кадьякски.
Покрытое татуировкой лицо старика удивленно дрогнуло.
- Ты знаешь наш язык?!. - воскликнул гость. - Пусть время твоей
охоты будет всегда счастливым... Кто ты?
- Я русский начальник на Кадьяке.
Старик наклонил голову:
- Мы знаем друг друга. Это я напал на тебя ровно луну назад. Я -
Ингалак. Племя мое - самое отважное на побережье.
- Я вижу, твоя рука уверенно держит копье, - сказал Шелихов. - А
твои глаза, наверное, хорошо видят и ночью...
Ингалак выше поднял голову и расправил плечи.
- Я пришел спросить, почему ты отпустил здоровых и наказываешь
тех, кто уже наказан ранами в бою?
Шелихов засмеялся.
- Можно ли наказать волка мясом или тюленя рыбой? Посмотри на
своих пятерых воинов, сейчас они водят палочками по бумаге и уже
рисуют те знаки, по которым можно читать мысль. Скоро они смогут
читать книги и узнают, какой большой мир и что им следует делать,
чтобы ваше племя жило богато и счастливо...
Он подвел Ингалака к дому. Тот заглянул в открытое окно, припал к
подоконнику и несколько минут оставался неподвижным. Потом,
обернувшись к Шелихову, он проговорил изумленно:
- Да, это правда, - они водят палочками по бумаге и произносят
ваши слова... Но зачем нужно тебе, чтобы кадьяки знали ваш язык? А
если они научатся читать ваши книги, разве это сделает тебя сильнее?
Шелихов слушал его с интересом. У предводителя племени был острый
и развитый ум. Словно опережая мысли русского начальника, старый воин
продолжал увлеченно:
- Когда наши люди узнают книги, они, быть может, захотят одеть
такую же, как на тебе, одежду, жить в таких же больших домах. А потом
они скажут, что ваши длинные ружья вернее стрелы или копья. Кто же
даст им здесь все это: и одежду, и ружья, и такие дома?
- У тебя очень много вопросов, Ингалак, - остановил его Шелихов.
- Но разве ты не знаешь, что и ружья, и одежда - все делается руками
человека? Или руки твоих людей слабы? Им нужно лишь передать умение, и
они смогут и ковать железо, и строить. Мы, русские, научим вас этому.
Мы хотим жить с вами в мире и дружбе.
Старый Ингалак задумался.
- Значит, вы приехали не для того, чтобы убивать нас, жечь наши
жилища, отбирать песцовые и котиковые шкуры?
- Нет, Ингалак, мы приехали трудиться, охотиться, изучать эту
землю. Здесь много, очень много богатств. Их хватит и для нас, и для
твоего народа. Их будет достаточно и для других племен.
- Я слышу, ты говоришь правду, - молвил Ингалак, внимательно
глядя в глаза Шелихову. - У тебя нет нужды обманывать меня: ведь я
здесь один, а вокруг твои люди, и тебе ничего не стоило бы...
- Будь спокоен, Ингалак, - улыбнулся Шелихов. - Не зная меня, ты
решился прийти сюда один. Ты человек отважный и честный, а мы уважаем
таких людей. Я отпускаю твоих воинов - их раны уже зарубцевались.
Пусть эти воины расскажут всем кадьякам, что встретили здесь не
врагов, а друзей, и пусть приходят к нам в любое время.
Кадьяки ушли со своим старым предводителем, унося щедрые подарки
Шелихова: отрезы ситца, курительные трубки, табак, ножи...
Ни у бывших пленников, ни у Ингалака Шелихов не допытывался
больше, откуда у них появилось ружье английского образца. Он решил,
что узнает об этом позже. Если ружье попало к ним случайно, - особого
значения этот факт не имел. Если же кто-то снабжал островитян новейшим
оружием для борьбы против русских поселенцев, - нужно было узнать, чья
это злобная затея, разыскать негодяя и наказать...
Проходили дни, уже миновало две недели, но никто из кадьяков
вблизи поселка не появлялся. Промысел морского зверя попрежнему был
очень успешен: на складах вырастали кипы драгоценных мехов. Такого
количества отборных котиковых шкур не видывал ни иркутский богач
Голиков, ни владельцы лучших московских пушных магазинов. А Шелихов,
казалось, и не замечал этого огромного богатства. Камень, разысканный
им где-то в русле ручья, взволновал его куда больше, чем добыча зверя.
В этом камне он обнаружил медь. Позже он увидел на острове
превосходный точильный камень. В разных районах огромного острова были
найдены кристаллы хрусталя, гончарная глина, несколько крупинок
золота. Все эти находки были для Шелихова самыми драгоценными
приобретениями.
Карта Кадьяка с каждым днем все больше прояснялась. Не только
линия берега, направление рек и горных кряжей получали здесь четкие
очертания, - на карте уже можно было прочесть, какие ценности хранятся
в нетронутых недрах острова, где расположены самые богатые массивы
строительного леса, где находятся луговые долины, заросшие кормовыми
травами... На этих лугах Григорий Иванович словно видел уже
бесчисленные тучные стада, в лесных дебрях, казалось, слышал гул
лесопилок, над залежами руд и минералов чудились ему разрезы карьеров
и вышки шахт...
Шелихов знал, что все это - смелая мечта. Но разве не был недавно
смелой мечтой и поход его на Кадьяк? Весь этот огромный, открытый
русскими мореходами край будет обжит и освоен, как уже обжита вся
великая Сибирская земля...
А отпущенные с миром и щедро одаренные островитяне все-таки не
шли в поселок: они не верили людям, пришедшим из-за океана.
Как много усилий придется еще приложить, пока рассеются ненависть
и страх, внушенные этим племенам пиратами и торгашами, посыльными
европейских торговых контор и разных королей! Но Шелихов не таков,
чтобы отступить при первых неудачах. Он сам поедет к островитянам. Не
может быть, чтобы они отвергли его дружбу и мир.

Большая новая байдара уже ждала у причала начальника, отбиравшего
на складе товар для меновой торговли и для подарков... Четверо дюжих,
плечистых гребцов перенесли на байдару тяжелые, туго стянутые тюки.
Григорий Иванович давал последние указания помощнику, когда со
сторожевой вышки послышался голос дозорного:
- В море корабль!..
Появление корабля в суровых широтах у Аляски было в те времена
событием необычайным. Только русские моряки решались пускаться в
долгое плавание через штормовой океан да иногда украдкой сюда
пробирались с юга из испанских портов Калифорнии наиболее рисковые
торгаши, которые стремились выгодно сбыть товары, а при случае не
прочь были и пограбить туземцев.
Но русский флаг уже не первый день развевался над островом.
Русские пушки не первый день охраняли этот рейд... Кому же прийти
теперь на Кадьяк? Быть может, это Голиков прислал в подкрепление новый
отряд промышленных людей?
Все население поселка высыпало на берег встречать неизвестный
корабль, и среди промышленных уже завязался спор о скорости судна, о
его грузоподъемности, вооружении... В громких, возбужденных голосах
Шелихов слышал радость: никто из поселенцев не сомневался, что это
русский корабль.
Парусник медленно проплыл за низким мысом, осторожно пробираясь
меж густо разбросанных скал, развернулся и вышел на середину бухты.
Белая шлюпка тотчас скользнула с его палубы на волну и двинулась к
берегу.
- Гребут не по-нашенски, - заметил кто-то из промышленников. -
Больно уж суетливо. И весла как будто коротки...
Пристально вглядываясь в зрительную трубу, Шелихов старался
прочесть на борту шлюпки краткую черную надпись. В облике человека,
который стоял на носу шлюпки, было что-то иноземное. Широкополая
черная шляпа, белый воротник, золоченая расшивка по кафтану, - нет, в
такую одежду русские мореходы никогда не рядились. Но вот шлюпка уже
приблизилась к берегу на расстояние в полсотни шагов, и человек в
черной шляпе выкрикнул по-английски:
- Капитан шлюпа "Тигр" просит вашего разрешения сойти на берег!..
- Просим, - ответил Шелихов.
Острый нос шлюпки врезался в песок, и сухощавый остроплечий
человек в шляпе выпрыгнул на отмель.
- Капитан Сплитс, - отрекомендовался он с церемонным поклоном. -
Уолби Сплитс из Саутенда...
Шелихову показались смешными вертлявые манеры англичанина, но,
оставаясь серьезным, он тоже слегка поклонился и ответил:
- Григорий Шелихов... из Рыльска. Ныне начальник русского острова
Кадьяк.
- О, я слышал о вас, мистер Шелихов! - с фальшивой радостью
воскликнул капитан Сплитс и снова принялся шаркать ножкой. - О вашей
отваге, мистер Шелихов, ходят легенды! Вы покорили самые храбрые
племена дикарей.
- Простите, но это ошибка, - остановил его Григорий Иванович. - Я
не сражаюсь с местными племенами. Наоборот, я хочу жить с ними в мире.
- О, вы скромничаете, мистер Шелихов, - засмеялся англичанин,
нисколько не смутившись. - О вас говорят, как о беззаветно храбром
человеке...
Шелихов успел уже внимательно рассмотреть гостя и его четверых
матросов. Встретил бы он этого капитана где-нибудь в темном переулке,
пожалуй, невольно взялся бы за пистолет. Внешность мистера Сплитса не
внушала доверия: черная повязка на глазу, шрам во всю щеку, длинная
шпага на бедре... Единственный глаз его смотрел нагло, вкрадчиво и
плутовато, а губы только кривились в улыбке, но эта улыбка скорее была
похожа на гримасу.
Матросы Сплитса - четыре хмурых молодца с короткими ножами на
поясах, с обнаженными до локтей и разрисованными татуировкой руками -
почему-то все время смотрели на море или на темный лес, словно не
решались встретиться с кем-либо взглядом.
Шелихов понял: перед ним стоял один из тех английских капитанов,
которые занимаются торговлей на побережье или грабежом. Зачем же
прибыл этот одноглазый на Кадьяк? Что ему нужно выведать в русском
селении?
Стараясь казаться доверчивым и простоватым, Шелихов повел гостя в
свой дом. От него не укрылось, как жадно уставился единственный глаз
мистера Сплитса на пушки, стоявшие у ворот.
- О, это настоящая крепость! - заметил он. - И много у вас
пушек?..
- Достаточно! - с готовностью ответил Шелихов. - Вы видите только
часть из них. А главные батареи находятся в укрытиях...
В просторной светлой комнате, усадив гостя за стол и предложив
ему русского меду, Шелихов спросил, чем он, простой русский
промышленник, обязан высокой чести встречать на Кадьяке самого
капитана Сплитса?
- О! Я так много слышал о вас! - опять заворковал англичанин. - Я
решил обязательно познакомиться с вами и, если будет необходимым,
оказать вам любую, конечно, посильную помощь... Я не прочь установить
и торговые связи. У меня достаточно разных товаров. Здесь, на новых
землях, вам, конечно, многое нужно, а Россия так далеко!
- Мы обеспечены всем необходимым, - ответил Шелихов. - Однако я
мог бы кое-что купить у вас. Вот обратите внимание на это ружье... Не
найдется ли у вас таких ружей?
Он снял со стены и подал капитану захваченное в стычке с
кадьяками ружье английского образца.
Одноглазый Сплитс умел владеть собой. Но сейчас он заметно
растерялся. Шелихов смотрел на него с усмешкой. Англичанин торопливо
достал платок и, кашляя, закрыл почти все лицо. Он кашлял, наверное,
целую минуту, затем, отдышавшись, сказал устало:
- У вас очень вкусный мед. Но я не привык к нему. Как видите,
сразу начался кашель. Да, вы спрашиваете о ружьях? Нет, таких ружей у
меня, к сожалению, не имеется.
- Жаль... Очень жаль! - со вздохом промолвил Шелихов.
- О чем же сожалеть? - притворно удивился Сплите. - Если вы
купили это ружье, значит, вы сможете купить и другие! Ведь адрес
торговца вам, очевидно, известен?..
Шелихов прямо смотрел в лицо капитану.
- Почти известен, - сказал он и заметил, что щеки Сплитса стали
совсем серыми. - Это ружье мною взято в бою как трофей. Есть негодяй,
который снабжает туземцев оружием для борьбы против нас, русских
поселенцев. Когда я окончательно установлю его имя, он будет болтаться
с веревкой на шее на первом же суку...
Капитан Сплитс вздрогнул; напряженный, в кровавых прожилках глаз
его потускнел, но губы расплылись в слащавой улыбке.
- Вы правильно поступите, мистер Шелихов... Но... если вам
сказали об этом дикари, следует еще проверить их показания. Будь я на
вашем месте, я не простил бы им нападения. О, у меня хватило бы пороху
и свинца, чтобы навсегда смирить эти дикие орды...
Вот чего, хотелось бы англичанину Сплитсу - чтобы русские
переселенцы начали войну против кадьяков. Ему, конечно, не жаль крови
ни русских, ни островитян. Как видно, он готов снабжать оружием оба
лагеря, грея грязные свои руки на высоких барышах. А когда и русские,
и кадьяки изнурились бы в бессмысленной борьбе, он, пожалуй, пришел бы
как победитель и объявил этот остров своим. Давно уже не были новостью
эти коварные приемы. Слышал и Шелихов о подобных проделках.
Сдерживая себя, Григорий Иванович промолвил, строго:
- У нас, русских, существует древний обычай гостеприимства. Но
если гость приходит, чтобы поссорить хозяина с соседом, - он перестает
быть гостем. Я очень занят делом, капитан, и поэтому мы должны
проститься. Если у вас окажутся такие ружья, не продавайте их здесь...
Они простились на берегу, не сказав больше друг другу ни слова.