Северов Павел. Морские были

предприимчивых, расторопных иностранных дельцов и просто искателей
славы стремились к полюсу - и все безрезультатно. Предусмотрительные
норвежские промышленники, жадные к захватам англичане и американцы,
даже итальянцы, у которых на севере никогда не было ни единого клочка
земли, и те не жалели средств для снаряжения экспедиций.
"А что же Россия? - в волнении думал Седов. - Трудами ее сынов,
отважных мореходов, ученых раскрыты вековые тайны полярных стран, даны
очертания северных берегов Европы, Азии, огромной части Америки...
Почему же медлит правительство со снаряжением русской экспедиции к
полюсу? Или не верят царские сановники, привыкшие к уюту и сытому
покою, в испытанную настойчивость и силу, в непоколебимую волю русских
людей? Или, быть может, ждут, пока на "вершину мира" случайно
взберется какой-нибудь хвастливый иноземец?"
И который раз Седов склонялся над картой. Вот он, бескрайний
простор северного побережья России. Возможно, уже скоро, значительно
скорее, чем это могут предполагать господа царедворцы, русский народ
проложит вдоль северных берегов своей родины великий путь с Запада на
Восток и с Востока на Запад, путь, о котором мечтал еще Ломоносов!
Но читал ли кто-нибудь из придворных сановников творения
Ломоносова? Знакома ли им карта Арктики? Знают ли они, что кратчайший
путь из России в Америку лежит через полюс? Этот путь по праву должны
открыть хозяева великого полярного побережья - русские люди. Значит,
они должны водрузить свое знамя и на полюсе!
Кто решится на такое отважное дело? Конечно, не те изнеженные
дворянские сынки, которым чины и награды были обеспечены еще с
колыбели. Мало ли в русском народе бесстрашия и отваги! Не он ли
выдвинул героических открывателей Сибири, Чукотки, Камчатки, Аляски,
Алеутских и Курильских островов, Амура, Японии, далекой Антарктиды!
Что если бы ему, Седову, была доверена эта великая задача:
открыть и исследовать Северный полюс?..
Он насмешливо улыбался наивной своей мечте. Кто он? Безвестный
штурман из мужиков. А там, в Петербурге, в Морском министерстве и
адмиралтействе - люди, на мундирах которых крестов, говорят, больше,
чем во всех церквях. Разве просто придешь к морскому министру и
скажешь: "Дайте мне корабль, я поведу его к полюсу!.."
Нет, нужно оставить эти пустые мечты. Но ведь победил же
Ломоносов силой ума, сердца и воли - силой великой любви к родному
народу. Вот бессмертный пример служения родине! Кто же помешает ему,
Седову, унаследовать этот пример?..
Нужно трудиться... Неустанно и беззаветно трудиться. Не может
быть, чтобы на всех начальственных постах сидели равнодушные люди.
Труд будет замечен, и тогда намного ближе станет осуществление мечты.
Через несколько месяцев Седов был в Севастополе. Назначенный
штурманом на учебное судно "Березань", он сдал экзамены и получил чин
прапорщика запаса. Вскоре в Петербурге, в Морском корпусе, куда
допускались только дворяне, пробравшийся неведомо какими путями
прапорщик запаса флота Георгий Седов блестяще выдержал экзамены за
весь курс корпуса. Теперь он уже поручик запаса флота. Однако он знал,
что это только начало избранного пути. Важно стать кадровым офицером,
а затем получить настоящее, большое задание.
В начале 1902 года Георгий Седов выехал в Архангельск, на судно
"Пахтусов". Начиналась настоящая работа. Он - помощник начальника
гидрографической экспедиции. Впереди - желанный исследовательский
труд, штормовые моря Арктики, проникновение в тайну их глубин, опись
неизученных бухт, заливов, островов, течений, открытие новых путей для
мореходов...
Направляясь к Новой Земле, "Пахтусов" в том же году покинул
Архангельск. Когда у полуострова Канин впервые повеяло суровое дыхание
Баренцева моря, Седов сказал своим друзьям:
- Я счастлив. Вот о таких походах я мечтал...
Потом, помолчав, он добавил:
- И все же это лишь маленькое начало...
В следующем году в Архангельск прибыл сверкающий лаком и бронзой
корабль "Америка". В городе стало известно, что это богатое судно
снаряжено американским миллионером Циглером для открытия Северного
полюса.
Седов поспешил к причалу. Он увидел на палубе корабля с дюжину
пестро разодетых парней с пуховыми платками на шеях, с длинными
трубками в зубах. С виду все это были "морские волки", какими их
изображали в старых приключенческих романах. И было потешно усердие, с
которым они позировали перед петербургскими и московскими
фоторепортерами, и смешны их надменные мины, - как будто они прибыли
уже победителями прямо с полюса.
Начальник экспедиции, самоуверенный и манерный американец Фиала
пригласил офицеров "Пахтусова" на свой корабль. Проходя вслед за ним
из помещения в помещение, Седов невольно подумал, что попал на
выставку редких и красивых вещей. Ради славы победителя полюса Циглер
не поскупился. Все было здесь новенькое, первосортное, все стоило
огромных денег.
- Обратите внимание, - останавливал гостей Фиала, - это
специальный выпуск термосов. Они так и называются "Полюс". Фирма,
предложившая их нам, теперь зарабатывает большие деньги! А вот
специально для севера керосиновые печи. Прекрасная конструкция, не
правда ли? А это ящик со специальным шоколадом. Это самый дорогой
шоколад, но мы им снабжены предостаточно. А наши специальные костюмы!
Кто может сомневаться, что с таким снаряжением мы достигнем
поставленной цели?
Седову невольно вспомнился плывший на ветхом коче, под парусом из
оленьей кожи к великим своим открытиям Семен Дежнев... У него,
конечно, не было ни специальных термосов, ни шоколада...
- Все это прекрасно продумано, все предусмотрено, - заметил он
негромко. - Но главное все же люди...
Обидно и больно было Седову за честь русского флота: неутомимые
исследователи севера, русские моряки должны были бы счесть своим
долгом первыми ступить на вершину мира... Но разве труженики флота
виновны в равнодушии сановников и царедворцев? Как же преодолеть это
равнодушие? Кто станет слушать безвестного морского офицера?..
И снова он находил только один ответ: нужно неустанно и
самоотверженно трудиться. С этого он начал, этим завоевал первые
успехи...
Но дальнейший житейский путь, казавшийся Седову прямым и ясным,
становился все сложнее.
Русско-японская война прерывает исследования на севере. Седов
командует миноноской на Амуре, в составе речной флотилии охраняет
устье великой реки. Бессонные вахты. Дождь. Ветер. Туман.
Он грустит по северу. Незаметно для самого себя он стал говорить:
родной север!
Но и с окончанием войны возвратиться в Архангельск не удается. На
Тихом океане достаточно работы - нужно восстанавливать множество
знаков, обеспечивающих безопасное плавание кораблей.
Но Седов попрежнему пристально следит за каждым событием в
Арктике. Напрасно, оказывается, так гордо позировали американские
"морские волки" в Архангельске перед объективами фотоаппаратов. Им не
удалось увидеть полюса. Шоколад был съеден, термосы перебиты,
керосинки отслужили службу, флаг, заранее заготовленный мистером
Циглером для полюса, так и возвратился в Америку в своем добротном
чехле.
...В эти последние перед отправлением на полюс часы Седов как
будто подводил итог всему, что было достигнуто им в жизни и могло
оставить полезный след. Была ли у него хотя бы одна настоящая большая
радость, такая, что стала бы радостью и для других?
Да, была! Это когда Главное гидрографическое управление Морского
министерства поручило ему исследовать и нанести на карту устье Колымы.
Как много пришлось Седову пережить и увидеть в том памятном 1909 году!
Таежные тропы, горные перевалы, быстрые сибирские реки, непролазные
топи тундры, ярость Восточно-Сибирского моря... Каждый шаг в безлюдном
краю сулил и неожиданности и открытия. Исследователь тонул на ледяной
Колыме, пробирался неведомыми протоками ее дельты, высаживался на
неизвестных островах, где до него не ступала нога человека, изумленный
стоял у прозрачных, как воздух, озер, обессиленный полз через
трясины...
В отчете об этом не было, конечно, ни слова, - все это осталось в
памяти, в сердце.
После экспедиции о Седове узнал весь Петербург. О нем писали
газеты. Начальство выразило ему благодарность. Благодарила Академия
наук. Астрономическое и Географическое общества внесли его в списки
своих членов. Знакомые офицеры поздравляли:
- Тебя заметили, Георгий! Жди повышения в чине и наград.
Ни того, ни другого Георгий Яковлевич не дождался.
- Будем трудиться, - сказал он себе.
Летом 1910 года штабс-капитан Седов опять штормует у берегов
Новой Земли, исследуя Крестовую губу, где было создано постоянное
поселение. Он возвращается с подробным отчетом и точной картой. И
снова начальство довольно:
- Весьма энергичный и исполнительный офицер!
Товарищи говорили:
- Теперь-то уж наверняка повышение! Следовало бы только
напомнить, Георгий. Осторожно, конечно, при случае...
- Нет, - отвечал он решительно. - Я не учился выпрашивать чины. И
ведь главное-то уже произошло: мне поручили составить проект
экспедиции в восточный сектор Арктики! Разве это не повышение? Я буду
руководить экспедицией на берегах Чукотского моря и, разумеется, дойду
до Берингова пролива. Какая это волнующая задача: пересечь или
повторить пути первых русских землепроходцев и мореходов - Семена
Дежнева, Михаила Стадухина, Ивана Федорова, Михаила Гвоздева, Чирикова
и Беринга!.. Много еще не открытого, не изученного в далеких тех
краях. Какая другая награда сравнится с наградой и радостью открытия?
На несколько месяцев проект этой экспедиции поглотил все время и
всю энергию Седова. С нетерпением считал он дни, оставшиеся до
отъезда. Однако начальство вдруг изменило решение. Ему предложили
немедленно выехать на Каспий. Невольно мелькнула мысль: что это,
ссылка?..
Дворянам, засевшим в Гидрографическом управлении Морского
министерства, давно уже казалась обидной широкая известность Седова.
Какой-то выскочка из мужиков заслоняет графских и княжеских родовитых
отпрысков!
Седов не ошибался. Назначение на Каспий было похоже на ссылку.
Однако, прощаясь с друзьями, он сказал:
- Я вернусь и пойду на полюс... Это - цель моей жизни, от которой
я не отступлю. Я уезжаю на юг, но сердце мое неизменно указывает: курс
- норд.
- Курс - норд!..
Эти два слова вырываются у него неожиданно громко и тотчас
выводят из полузабытья. Седов тяжело поднимается с койки. Частый,
прерывистый стук сердца медленным звоном отдается в ушах. Сколько же
времени прошло после того, как он возвратился с берега?.. Он смотрит
на часы. Удивительно, - за сорок минут почти все пережитое пронеслось,
будто явь, перед глазами!..
Он думает об избранном сложном и трудном пути. Но если бы
пришлось избрать снова, разве пожелал бы он другой судьбы?..
Интересно было бы узнать, что говорят о его экспедиции в
Петербурге? В столице, наверное, уже известны подробности зимовки у
Новой Земли. Ведь часть команды, списанная им из-за бесполезности в
Ольгинском поселке на Новой Земле, давно добралась до Архангельска.
Списанные, конечно, были недовольны. Как разрисовали они седовский
поход?.. Быть может, крикливые буржуазные газеты уже осмеивают труд и
подвиги путешественников.
Но ведь одиннадцать месяцев, проведенные экспедицией в ледяном
плену на севере Новой Земли, не были потеряны напрасно.
Семьсот километров прошел Седов вместе с матросом Инютиным по
скалам, по ледникам огромного острова к самой северной точке его -
мысу Желания, и еще спустился по карской стороне на юг, нанося на
карту неизвестные заливы и горные хребты.
Выполняя приказ Седова, географ Визе и геолог Павлов в
сопровождении матросов Линника и Коноплева пересекли остров с запада
на юго-восток. Никто до них не поднимался на дикие, сумрачные вершины
этих гор, никто не ходил по заснеженным безымянным ущельям, не видел
перевала, с которого им открылась свинцовая даль Карского моря...
Стоило снарядить специальную экспедицию, чтобы проделать ту
огромную работу, какую самоотверженно провели седовцы на Новой Земле.
Пусть злобствуют и клевещут завистливые дворянчики с
незаслуженными крестиками на мундирах. Они не помогали Седову и в те
трудные дни, когда он безуспешно стучался в кабинеты членов
Государственной думы, дежурил в приемных Министерства, упрашивал
редакторов, пытался пробудить у богачей интерес к открытию Северного
полюса... Иногда ему смеялись в лицо:
- Полюс?.. Ну и хорошо... Открывайте! А при чем же тут деньги?..
Он терпеливо объяснял:
- Нужно приобрести корабль, продовольствие, одежду, запас
топлива, приборы для наблюдений... Вспомните, что экспедиция Циглера
стоила миллион!..
Какой-нибудь купчина спрашивал озабоченно:
- А что я получу от этого самого полюса?.. Рыба там имеется, или
меха, или, может, на золото есть надежда?..
От таких Седов уходил, хлопнув дверью. Вот уж, действительно,
"патриоты"! И что для них честь родины, гордость за ее географическую
науку!
Но и Морское министерство оставалось безучастным. Оно лишь не
возражало против экспедиции. И нужна была неиссякаемая энергия,
настойчивость, что называется "железная хватка", чтобы затронуть
равнодушных, расшевелить чиновников, чтобы не отступить, нет -
победить!
Он победил. 27 августа 1912 года "Св. Фока" покинул Архангельск.
Старенькая шхуна шла к Северному полюсу...
Отметив на странице судового журнала эту дату, Седов задумался.
Конец августа!.. Это ли время для начала такого похода?.. Он надеялся
выйти в море в конце июля. Но в Архангельске, словно по сговору,
против него поднялись все силы, от которых зависели сроки отплытия.
Из-за грязных махинаций судовладельца намеченный срок сорвался.
Спекулянты-поставщики, не чистые на руку торговцы, нотариус и тот же
судовладелец принудили отложить отплытие на середину августа.
Бесконечные обращения к губернскому начальству и телеграммы в
Петербург почти не помогали. Подсовывая негодные продукты и товары,
запрашивая втридорога за ездовых собак, архангельские купцы все
оттягивали время.
Теперь, наконец-то, вся эта жадная к наживе свора осталась
позади. Однако безвозвратно пролетело и самое лучшее время навигации.
Седову сначала лишь намекали, потом и открыто советовали отложить
поход до следующего года.
Но Георгий Яковлевич торопился с выходом в море. Ведь задержаться
до следующей навигации было все равно, что признать себя побежденным.
В Петербурге непременно нашлись бы "влиятельные лица", которые сорвали
бы экспедицию. "Пусть ждет меня трудный рейс и, может быть, суровая
зимовка, - решил Седов, - но с моря экспедицию никто уже не
возвратит..."
Если бы только не козни судовладельца, не чиновничья волокита в
Архангельске, "Фока" безусловно, достиг бы Земли Франца-Иосифа. Каждый
день простоя у причала стоил доброго месяца мытарств и скитаний во
льдах.
Сколько людской энергии, продовольствия, топлива, ездовых собак
сохранила бы команда шхуны, не будь этой вынужденной зимовки!
Почти целый год, проведенный в угрюмой скалистой бухте на севере
Новой Земли, у многих надорвал силы и поколебал волю.
Седов считал эту вынужденную зимовку только досадным, затяжным
эпизодом на пути к цели. Потому, когда "Фока" вырвался наконец из
ледяного плена, у командира не было и мысли об изменении маршрута. Он
скомандовал рулевому:
- Курс - норд!
Седов не мог, конечно, не заметить подавленного настроения
офицеров. Некоторые из них были уверены, что шхуна пойдет на юг.
Значит, снова предстояла борьба.
В кают-компании его ждали. Из-за двери были слышны возбужденные
голоса. Особенно выделялся голос Кушакова, корабельного врача, -
мелочного придиры, ненавистного матросам.
- Это безумие!.. - трагически восклицал Кушаков. - Это просто
безумие: при таком состоянии судна и экипажа идти на север...
Седов отворил дверь, и Кушаков тотчас смолк, сделав безразличное
лицо. В кают-компании долгую минуту тянулось тяжелое молчание.
Неторопливо присев к столу, слушая, как громыхают за бортом волны,
командир взял судовой журнал. В журнале должно быть записано мнение
офицерского состава о состоянии экспедиции и о дальнейшем курсе
корабля... Знакомый бойкий почерк Кушакова с росчерками и завитушками.
О чем же так тревожился Кушаков?
Оказывается, он-то и был распространителем неверия в успех
похода. Он утверждал, что судно не достигнет Земли Франца-Иосифа и в
этом году. Но если даже достигнет, на какие, мол, запасы провизии,
одежды, топлива рассчитывает начальник?
Седов усмехнулся.
- Я никогда не говорил, что наша экспедиция снаряжена блестяще.
Вы сами знаете, каких трудов стоило ее снарядить. Вы предлагаете
возвратиться, а потом снова попытать счастья? Но кто даст вам средства
на вторую экспедицию?
В кают-компании снова наступила минута тяжелой тишины.
- Я ни на час не забывал о своей ответственности, - продолжал
Седов, - за жизнь офицеров и матросов, за этот корабль, за решение
главной нашей задачи, которая диктует мне прежние слова команды: курс
- норд!
Он встал и медленно направился к двери.
Офицеры молчали.
Уже открывая дверь, решительно обернувшись, командир сказал:
- С Земли Франца-Иосифа желающие могут возвратиться на юг. Я
никого не упрекаю... О нет! Я не хочу рисковать людьми. Все вы
трудились самоотверженно и честно, и совесть ваша чиста. Корабль
достигнет Архангельска, сжигая деревянные части, без которых можно
обойтись. Я пойду к полюсу с двумя матросами. Три человека и три
упряжки собак - этого будет вполне достаточно для похода.
- Но найдутся ли добровольцы? - осторожно заметил Кушаков.
Глядя ему в глаза, Седов насмешливо улыбнулся:
- Я еще ни разу не сомневался в наших матросах...
Предсказание Кушакова не сбылось. Несмотря на тяжелые льды,
"Фока" достиг Земли Франца-Иосифа. Отсюда, с острова Гукера, уже через
несколько часов отправятся в дальнюю дорогу три человека. Седова
радовала преданность и верность делу, проявленная матросами. Григорий
Линник, бывалый матрос, служивший и на Черном море, и на Дальнем
Востоке, не ждал, пока его вызовет начальник. Он пришел к Седову и
сказал:
- Я с вами, Георгий Яковлевич, хотя бы на край света! Возьмете на
полюс? Я - крепкий, дойду!..
- А если не дойдешь? - спросил Седов испытующе. - Ты молод, и
сколько еще не пройдено морей!..
Линник улыбнулся и тряхнул головой:
- Ради такого дела ни молодости, ни жизни жалеть не стоит...
Вторым к командиру пришел матрос Пустошный, - смелый, веселый,
неутомимый в работе моряк.
- Когда мы выходим, Георгий Яковлевич? Я еще письма на всякий
случай хотел бы написать...
- А кто вам сказал, что вы идете на полюс?
Пустошный удивился:
- Кому же еще идти-то?.. На корабле почти все больные: простуда,
цинга, ревматизм. Но я совершенно здоров, значит, мое это счастье...
За одно это слово - "счастье" - начальник был готов расцеловать
матроса. И важно, как он произнес его: тихо, в раздумье, немного
смущенно. Кушаков говорил: "Безумие!", а простой русский матрос
говорит: "Счастье!.."
- Можете писать письма, Пустошный, - ответил Седов. - Скоро в
путь...
...Наверное в эти минуты и Пустошный, и Линник уже собрались. В
последний раз Седов просматривает заготовленную почту. Вот отчеты об
исследованиях и открытиях на Новой Земле, уточненные карты, дневники,
письма жене и друзьям. Когда будут получены эти, быть может, последние
его послания на далекой Большой земле?..
Он аккуратно складывает письма, в последний раз прикасается к
неразлучным спутникам - книгам, поправляет фотографии на переборке
каюты и закрывает дневник...
...В кают-компании собралась уже вся команда. Входит Седов. Все
встают. В торжественной тишине географ Визе читает последние приказы
начальника.
"...Итак, сегодняшний день мы выступаем к полюсу; это - событие и
для нас, и для нашей родины. Об этом дне мечтали уже давно великие
русские люди - Ломоносов, Менделеев и другие. На долю же нас,
маленьких людей, выпала большая честь осуществить их мечту и сделать
посильное научное и идейное завоевание в полярном исследовании на
гордость и пользу нашего отечества..."
Голос Визе дрогнул и смолк. Все взоры обращены к Седову. Он
заметно взволнован. Чуть приметно вздрагивает опущенная на стол
тяжелая, натруженная рука. Впрочем, он сразу же овладевает собой. В
глазах снова теплится знакомая мечтательная улыбка.
- Когда вы вернетесь в Россию, не нужно поднимать тревогу о
нас... Не нужно посылать за нами корабля. Мы сможем дойти до материка
и сами... Главное: будьте дружны и сплочены, перед вашими дружными
усилиями расступятся льды... И еще раз прошу: не тревожьтесь о нас. Мы
выполним долг перед родиной. Мы сделаем все, что будет возможно
сделать, и даже больше того, что возможно... Нет, не прощайте, до
свидания, дорогие друзья!..
И впервые за время зимовки и рейса на глазах Седова блеснули
слезы...
2 февраля 1914 года. Глухо громыхает корабельная пушка. В
заснеженных горах долго перекатывается звучное эхо...
В сопровождении всей команды Седов, Пустошный и Линник сходят на
берег. Собаки лежат на снегу, отворачиваясь от пронзительного
морозного ветра. Опытный погонщик Линник поднимает первую упряжку.
Голос его звучит с радостной уверенностью:
- Пошли!
Нарты стремительно заносит на косогоре, огромные камни поминутно
преграждают путь, и матросы переносят нарты на руках. В пяти
километрах от шхуны Седов и его спутники прощаются с друзьями.
Первая ночевка за островом Гукера, на льду пролива. В палатке
уютно, тихо, тепло. Но только приоткрыть створку - яростный северный
ветер обжигает лицо. Мороз 35 градусов, а при таком шквальном ветре он
кажется гораздо большим. Собак приходится брать в палатку. Лежат они
смирно, почти недвижно, доверчиво глядя благодарными глазами.
Несколько часов отдыха, и снова в путь. Термометр показывает
минус сорок; ветер попрежнему дует с севера. Нарты едва выбираются из
сыпучих снежных наносов, за которыми, преграждая дорогу, поднимаются
бесконечные гряды вздыбленного льда...
Но в этой мертвенной ледяной пустыне путников ждет и радость. Над
дальними белыми увалами, над легкими очертаниями гор загорается
желанная утренняя заря. Она возникает сначала едва уловимыми
проблесками света, ширится, накаляется и уже горит костром, и весь
этот безжизненный мир скованных проливов и черных обветренных скал
сияет и светится радужными красками
- Солнце!.. - мечтательно говорит Седов. - Хотя бы скорее
поднялось солнце...
В пути и на привалах матросы всячески оберегают своего командира.
(Может ли он скрыть от них болезнь, если кашель душит его все сильнее
и кровь выступает на губах!..)
Линник ни на минуту не спускает глаз с его нарт, - вовремя
поддержит их на повороте, вовремя остановит собак перед ропаками -
льдинами, вставшими ребром среди ровной поверхности замерзшего моря.
Иногда ропаки тянутся сплошным барьером на несколько километров. С
упряжками собак и с поклажей не так-то просто перебраться через такой
барьер. Седову особенно трудно с больными, распухшими ногами всходить
на эти вздыбленные глыбы льда. Но сколько уже раз примечал он
счастливую "случайность" - Линник или Пустошный обязательно успевали
его поддержать.
Сегодня у Пустошного тоже пошла горлом кровь. Однако он думает,
что Седов этого не заметил.
- Что с тобою, Пустошный? Ты болен?
Будто оправдываясь, матрос отвечает смущенно:
- Это от ушиба. Пустяки. Пройдет...
Скромные, самоотверженные люди, русские моряки! Ни разу не слышал
от них Седов ни жалобы ни упрека. А ведь оба отлично знают, что это,
может быть, последний их путь. Нужно было проникнуться сознанием
великого значения цели, чтобы так спокойно и решительно пойти на
отчаянный риск...
...Привал. В палатке вспыхивает синий огонек примуса. Седов
разворачивает карту. Окоченевшие, израненные руки его бережно
разглаживают складки листа. Сколько пройдено километров от места
последней ночевки? Пятнадцать?.. Если вспомнить, какой это был путь,
пятнадцать километров представляются огромным расстоянием. Но как это
мало в сравнении с тем пространством, которое им предстоит
преодолеть!..
Словно пытаясь утешить и ободрить, Седов говорит матросам:
- И все же мы накапливаем километры!.. Впереди - остров Рудольфа.
Там, в бухте Теплиц, должен быть продовольственный склад, оставленный
итальянским путешественником Абруццким. Мы сможем отдохнуть, пополнить
запасы и снова пойдем на север. Хорошо, что скоро взойдет солнце!
Весна принесет нам радость... победы.
Матросы переглядываются украдкой, и Пустошный грустно качает
головой.
- Вы очень слабы, Георгий Яковлевич... Вот и недавно упали, едва
только вышли из палатки...
- О, в бухте Теплиц, увидишь, я снова стану молодцом!..
- Я только хотел сказать вам, Георгий Яковлевич... Мы толковали с
Линником...
Седов прерывает его нетерпеливо:
- Опять о моем здоровье?
- Не лучше ли вернуться?.. Так боязно за вас!..
Некоторое время начальник смотрит на него пристальными,
немигающими глазами:
- А ведь вот что, Пустошный, мы слишком задержались на этом
привале.. Пора в дорогу. Курс - норд...
Его привязывают к нартам. Медленно тащатся упряжки, в густой