Страница:
Стах плюнул и пошел заканчивать яхту.
Кроме него, на маленькой верфи работали двое деревенских парней — Феликс и Гжегож. Они знали Энея с детства, были по уши завязаны в делах Стаха, и утечки информации можно было не опасаться.
А ещё в пансионатике жили гоблины — так их прозвал Антон, и название закрепилось. Это были натуральные бандиты, которые вели со Стахом какие-то дела и совмещали их с приятным — купанием в море, катанием на яхте, выпивкой и жратвой. Стах и его работники питались тем, что оставалось от ночных пиршеств гоблинов. Гоблины спали — часов до двух пополудни. Потом понемножку выбирались на солнышко, освежались в море, иногда под руководством Феликса или Гжегожа отчаливали на яхте и ловили рыбу. Выловленную оставляли тому же Феликсу или Гжегожу чистить, а сами ехали в город за водкой и закуской — рыба была просто символом их охотничьей удачи. Они пекли её над костром на шампурах. Им нравилось чувствовать себя викингами.
Костя тренировал Антона. Нарабатывал общую физическую подготовку по армейским стандартам, и кое-какие приемы самообороны. Потом отводил в «тир» и учил обращаться с оружием. До стрельбы пока не доходило — Антон должен был уметь разобрать, почистить, смазать и собрать «железо».
Само «железо» хранилось в лесу, в тайнике. В первый же день Эней отвел Костю и Антона на то место, отсчитал шаги от раздвоенной сосны, разгрёб песок и хвою — и обнажил деревянную крышку люка со вделанным кольцом. В подземной схованке лежало наследство Ростбифа и Каспера.
Наверное, так себя чувствовал Эдмон Дантес. Или — ещё лучше — персонажи «Таинственного острова». Склад «находка для шпиона», он же «радость террориста». Стрелковое оружие на любую руку. Патроны в «серебряном снаряжении», в обычном. Взрывчатка. Батареи взрывателей. Распылители под серебряные взвеси. Сами взвеси. Колларгол в ампулах. Жучки. Коммуникаторы. Чипы. Флешки с инструкциями, демонстрациями, разработками. Комментарии Ростбифа к оным.
На самом деле — очень немного. На один зуб. Но затравка в деле очень часто — самое важное. Если есть оружие, можно добыть оружие. Если есть деньги, можно добыть деньги. И если есть информация…
Эней проверил и пересмотрел все содержимое «пиратского сундука». Потом простучал стенки. Потом что-то посчитал, шевеля губами, наклонился, отодвинул два кирпича, пошарил за ними, и вытащил на свет небольшую плоскую коробку и крайне недовольного вторжением длинноногого белого паука. Паука он стряхнул, а коробку оставил себе.
— Это что? — спросил Антон.
— От любопытства кошка сдохла, — сказал Эней. — Будешь себя хорошо вести, вечером дам посмотреть.
— А что нужно вскрыть, чтобы ты решил, что я хорошо себя веду?
— Научись не глядя заряжать револьвер. Шучу. Если это то, что я думаю, я тебе обязательно это покажу, сегодня или завтра.
Антон взъерошил макушку.
— Жизнь дала трещину, — сказал он. — Остался последний чемодан денег. Эней, в идеале нам все равно нужен свой источник финансирования. Отдельно от подполья. Нам нужна фирма. Компания. Которая будет делать деньги. Тогда нам не смогут перекрыть кислород даже при самом плохом раскладе.
— Я кое-что придумал, — сказал Эней. — Но это пока так, в воздухе… мы ни с чем не можем заводиться, пока не найдем Хеллбоя и не приведем группу в рабочий вид. А фирма — это неплохо. И своё хозяйство, и прикрытие.
— Но для этого нам нужно семечко. Не просто деньги на текущие нужды.
— Ну, так прикинь. Начинай соображать, что бы такое провернуть. А я пойду у Стаха спрошу — может, у него есть груз.
Груза у Стаха не было и в ближайшее время не предвиделось. Яхта требовала ещё месяца работы. И нужно было как-то выручать Хеллбоя.
После темноты Эней и Игорь отсели от общего костра (с печкой решили больше не связываться) для приватной беседы.
— Вот что я думаю, — сказал Эней. — Хеллбой задолжал Стаху полторы тонны. Мы найдем Хеллбоя и эту игорную мафию — и обуем так, что у нас появятся и деньги, и инструктор.
— Конечно, надо смотреть на месте. Только, Андрей, мне на ринг нельзя. Я боец так себе, и проиграть-то не проиграю, но выдам себя мгновенно. Мы проверяли.
Эней пожал плечами:
— А тебя никто на ринг и не тащит. Ты побереги силы, чтобы выигрыш забрать.
— Тогда расскажи, что ты хочешь делать. Потому что в этой сфере опыт у меня побольше.
— Хеллбой, — объяснил Эней, садясь прямо на песок, — учудил вот что: договорился с хозяевами, что ляжет в четвертом раунде — а сам выиграл. Теперь сидит, хвостом накрывшись, хозяева его ищут. Но я его знаю — он не удержится, высунется. И если мы найдем его раньше, чем хозяева боев — мы выходим с ними на связь и представляемся такой же группировкой, которую в свое время обул Хеллбой. Зная его как облупленного, они нам поверят. А поскольку единственный способ, которым Хеллбой может вернуть деньги — это выступить на ринге ещё раз, мы предложим замостырить бой: он против нашего бойца. Против меня.
— Он, что, принципиально с властями дела не имеет? Потому что то, что он приятелей подставлять может, ты мне уже объяснил.
Эней вздохнул.
— Он может подставлять приятелей в денежных делах… Но за того же Стаха он отдаст жизнь. В общем-то, один раз почти отдал… Понимаешь, он… как ребёнок. Или как польский шляхтич, который где-то в заколдованном замке пятьсот лет проспал. Ответственности ноль. Он, кажется, вообще не знает, откуда берутся деньги и сколько они стоят. Он в армии служил — в спецназе армейском. Ходил за фронтир. Там у него башка совсем съехала набекрень. Он две вещи в жизни любит — драться и пить. Ну и привык, что ему платят за одно удовольствие. Ты думаешь, он подставил Стаха из-за денег? Да ни фига. Я на что угодно спорю: он на ринге в кураж вошел и забыл на хрен обо всех договорах. Он… просто такой. Сам увидишь.
— Это роман, — Цумэ закурил. — В духе Верна. «Пять недель на воздушном шаре», «Месяц с паном Заглобой…».
— С Заглобой? — Эней хмыкнул. — Заглоба отдыхает.
Заглоба действительно отдыхал. Игорь знал, что в спецчасти набирают людей, которые способны в бою — на решающие секунды — составить конкуренцию варкам. Как правило, это те ещё шкафы, но при том с отменной реакцией. Большинство в таких частях — «новые европейцы», по-простому говоря, чернокожие, арабы или полукровки. Ничего не поделаешь, реактивность выше. Хеллбой, для разнообразия, был белым.
Кстати о… Игорь покосился в сторону — рядом сидела Мэй Дэй в ярко-красном платке, кожаной куртке и длинной цыганской юбке. Да, «новые цыгане» тоже бывают…
Он перевел взгляд на ринг. Хеллбой выглядел как обрюзгший лев, его противник — как подтянутый бугай. Можно было бы задаваться вопросом, кто кого сборет, если не знать точно: поединок расписан и бугай ляжет подо льва в третьем раунде. Это если лев не войдёт в кураж снова.
Стандартный способ: раскручиваешь аутсайдера в фавориты — а потом, в финале, резко проваливаешь. И денежки всех, кто на него ставил — твои.
Хозяева тотализатора наверняка уже получили с Хеллбоя возмещение убытков. Но оставалась ещё месть. А потому очень возможно, что в том самом запрограммированном финале с ринга ему не уйти. Или не уйти целым.
План «А» таким образом отпадал. План «Б» заключался в том, чтобы предъявить свои права на Хеллбоя прямо сейчас, после этого боя. Потому что если кто и завалит нашего Заглобу — то не этот бугай по кличке Торпеда. Он отчаянно трусит и мечтает дожить до третьего раунда, чтобы с удовольствием упасть.
Ох, зря он нервничает, есть ситуации, в которых очень опасно излучать страх — и далеко не все они связаны с варками. Окажись сейчас на ринге собака, полетели бы от Торпеды клочки по закоулочкам. А львы, они такие вещи чувствуют, не хуже собак. А может, и лучше. Толчок, захват, ну что ж ты, олух, ну давай по ходу движения, вывернешься же, щель тебе оставлена с Золотые Ворота. Нет, парализовало. Безнадега.
Бедолага Хеллбой. Как он-то продержится эти два раунда? Неужто устоит перед искушением размазать это мускулистое недоразумение по помосту?
А если не устоит — Эней будет нервничать. Не приведи Господь, стрельба ещё начнется…
Игорь прислушался к Хеллбою. Ни малейшего боевого азарта, труха, пепел. Он сейчас презирает и себя, и партнера, и устроителей, и весь белый свет. В таком настроении — пожалуй, нет, не размажет.
Конец первого раунда. Игорь с трудом верил своим ощущениям — публика была в восторге от этого цирка. Очень немногие, способные видеть, что к чему, чувствовали то же, что и он — брезгливое раздражение. Хеллбою даже было лень что-то изображать: он просто отмахивался от противника, растягивая время.
— Как? — спросил Эней.
— Не знаю. Пока нормально, но я бы влезал сейчас. Сейчас твой шляхтич в глубокой депрессии, но если его что-то из нее выведет…
— Ладно, дождёмся третьего раунда.
Перед третьим раундом устроитель делал Хеллбою накачку — наверное, требовал изобразить какой-то интерес. Зря это он. После гонга Хеллбой встал совершенно бешеный. Торпеда после сигнала «Хадзимэ!» продержался две секунды. Ровно две. Хеллбой срубил его одним-единственным хуком в печенку. Тот мог бы ещё продышаться и встать к счёту десять — но не захотел.
— Вниз, — сказал Игорь. — Вниз, немедленно. Ему мало. А этот кретин сейчас захочет власть показать, — продолжал он уже на бегу.
Быстро двигаться сквозь толпу вообще-то не очень удобно. Если, конечно, перед тобой не идет данпил, который работает бульдозерным ножом. Вежливым.
— Проше пана, проше пана, — толпа закончилась, Игорь оказался прямо перед помостом, на который опасливо поднимались двое охранников. Устроитель боев, некто пан Заремба, сидел с совершенно кирпичной мордой. И по форме, и по цвету, и по выражению. Когда прямо перед ним как из-под земли вырос высокий господин в сопровождении четырёх цыган — кирпич слегка выцвел.
— Я прошу прощения, — сказал Игорь по-хорватски, чуть касаясь пальцами полей шляпы в знак приветствия. — Но мне нужен этот человек. Из-за его безответственного поведения я потерял крупную сумму денег, и теперь намерен их вернуть.
Эней перевёл, говоря по-польски так быстро и так в нос, что Игорь, хорошо понимающий язык Мицкевича и Костюшко, еле-еле мог разобрать хоть что-то.
Зато ответ пана Зарембы он понял хорошо:
— Я вас не знаю. Кто вы такие? Какой дьявол вас принес? Я раньше нашёл его. Мне он первому должен.
— Видите ли, судя по происходящему, к тому моменту, когда вы сочтете себя удовлетворенным, от него мало что останется. — Игорь окинул Зарембу взглядом. — От вас, скорее всего, тоже, но это волнует меня меньше.
Чтобы наехать на высокого господина, нужна недюжинная смелость. Игорь поневоле зауважал кирпичную рожу. Хотя в мире Зарембы показать слабость в такую минуту означает подписать себе смертный приговор — поневоле приходится держаться, не то сожрут свои же.
Заремба молчал.
— Восхищаюсь вашим хладнокровием, — сказал Игорь. — Но продолжаю настаивать. Мне очень нужен этот человек.
За спиной Зарембы уже поднялось несколько охранников. Те, что взяли под локти Хеллбоя, нервно оглядывались. Заремба смотрел на свиту варка — с такой юбкой девица могла бы приволочь пушку и посерьезнее той «грозы», что засек сканер. Ребята на входе все отметили, но не рискнули связываться со свитой высокого господина.
— У вас очень неосторожная охрана, — отметил Игорь. — Не мне, конечно, жаловаться… — как будто сам он не был оружием: колющим, режущим и даже частично огнестрельным.
Заремба, что характерно, не занервничал. В его кругах, если с тобой разговаривают вместо того, чтобы сразу начать стрелять, значит, от тебя что-то ещё нужно.
— Ладно, — сказал он. — Ладно. Договоримся. Он должен провести ещё два боя. И забирайте. Согласны?
— Четыре боя, — поправил Игорь.
— Четыре? Откуда я возьму четыре? На сегодня у меня осталось два бойца. Два, — Заремба для верности показал пальцы.
— Ну и прекрасно. Два ваших, два моих. Будет ровно четыре боя.
— Сейчас все ставки пойдут к чертям, — Заремба аж приподнялся с кресла. — Вы хоть соображаете, что делаете?
— Вполне. У вас заявлены ещё бои «Танго против Грозы» и «Хеллбой против победителя». И Танго, и Гроза — аутсайдеры, о которых никто ничего не знает. Ставки идут примерно поровну, один к одному. Заявите бой «Танго против Чужого» и «Странник против Грозы». Потом победитель сразится с Хеллбоем. У вас сутки, чтобы вернуть старые заклады и принять новые. По-моему, этого более чем достаточно. Товар, — Игорь показал на Хеллбоя, — должен остаться цел и невредим. До свидания.
— До свидания, — пробормотал Заремба.
Когда варк с цыганами (оценить степень традиционности компании Заремба не мог, ибо Стокера не читал) выплыл из зала, распорядитель обернулся к Хеллбою.
— Ты их знаешь?
— Знаю? — прошипел Хеллбой. — Глаза б мои их не видели.
Четверо «цыган» тем временем, взяв своего «хозяина» в квадрат, прошли через охрану зала, под перешептывания публики вышли наружу и загрузились в «порше-сонет». Быки Зарембы это, конечно же, видели. Игорь усмехнулся, садясь на место рядом с водительским. Машину одолжили у гоблина по имени Мариуш. Он отплыл со Стахом на яхте в Клайпеду и ничего об этом не знал.
«Порше» бесшумно завелся и полетел в сторону германской границы. Опорный пункт оборудовали в Грамбове. У Зарембы окончательно вылезли бы глаза на лоб, если бы он увидел сарай, в который въехал «сонет» высокого господина. У этого сарая даже не было автоматических ворот, и двое «цыган» сами раздвигали и сдвигали створку.
Компания выгрузилась из машины.
— Ой, как кушать хочется, — Костя шумно потянул воздух носом. В сарае пахло супом — из пакетика, правда, но настоящим супом, варившимся в котелке на термобрикетах портативной печки.
— Ну, как? — спросил Антон, доставая из припаркованного рядом с «порше» фарцедудера набор одноразовых тарелок и ложек.
— Входит командор, все встают и проваливаются, — доложил Игорь. — То есть, не совсем проваливаются — у здешних бандитов неприлично крепкие нервы, но в целом удовлетворительно. Твой будущий гуру жив, относительно здоров и завтра мы его будем вынимать. Если он нас первым не изымет.
Игорь зачерпнул из котелка, подул на ложку и продолжал:
— Главное — пан Заремба сейчас теряется в догадках. Что бы ему ни наврал Хеллбой, он понимает, что Хеллбой ему наврал. Поэтому наверняка его быки бегают сейчас по всему Щецину и расспрашивают о цыганах. И ночь у него будет суетливая.
— Завтра там будут уже не четыре быка с пистолетами, — сказал Эней, уделив супу свою долю внимания. — А восемь с дробовиками. Самое меньшее.
— А им стрельба бизнес не попортит? — осторожно поинтересовался Костя.
— Попортит, — кивнул Игорь. — Ещё как попортит. Практически убьет на месте. Их терпят, пока от них шума нет — и они не наркоторговцы, дело у них стационарное. Поэтому стрелять они будут в самом крайнем случае. Но, увы, скорее всего, мы и будем тем крайним случаем.
— При ставках один к одному, — зажмурился Антон, — мы их обуем на двадцать семь тысяч. Я подсчитал.
— Не кажи гоп, поки не перескочиш, — Андрей в последний раз скребнул ложкой по дну котелка. — Всем спать. Завтра тяжелый день.
Пан Заремба действительно был обеспокоен.
Организованная преступность — зеркало организованной государственности. Поганое, мутное и кривое — но зеркало. Как государственный чиновник отвечает перед вышестоящим за свой участок работы — так и Юлиуш Заремба был в ответе за свой участок. А его участком были подпольные бои с тотализатором, мероприятие весьма популярное в портовом Щецине. И опасное — потому что зрители это не клиенты наркоторговцев, закона не боятся, молчать их не заставишь, и получается, что ты весь на виду — и живешь, пока пользы от тебя больше, чем неудобства.
В качестве ответственного за эти бои пан Заремба должен был делать три вещи: контролировать деятельность всех устроителей боев и букмекеров, собирать с них дань, передавать её определенную часть в общую кассу, пресекать появление конкурентов и попытки обвалить этот рынок.
Явление варка в шляпе прямо ни на одной из этих сфер не сказывалось. Но любая новая сила на поле могла вызвать неудовольствие начальства, а значит ахнуть по самому Зарембе — как допустил? С другой стороны, неспровоцированный конфликт тоже мог вызвать неудовольствие начальства, следовательно… А с третьей, пойди Заремба на уступку — вполне разумную, кстати, уступку — он окажет себя слабаком перед своими.
Поэтому господин Заремба действительно припряг всех быков и все свои контакты, и со страшной силой тряс Беньковского, который неделю назад выставил на арену ходячую мину по имени Марек Калиновский и по кличке Хеллбой.
Сухой остаток был по-прежнему сухим — никаких следов. Никаких зацепок. Хеллбой успел трижды рассказать историю своего знакомства с залетною дракулой — и все три версии не совпадали друг с другом ни в одной детали. Сам варк, вместе с цыганами и машиной, исчез, как сквозь землю провалился. И где искать чертова хорвата — было неизвестно.
Обычный человек завис бы между этими факторами, что осёл философа Буридана. Но ослы в организованной преступности не выживают. И пан Заремба начал действовать.
Если бы Эней хоть сколько-нибудь боялся щекотки, этой двухчасовой пытки он просто не выдержал бы. Рука у Цумэ была быстрой и верной, Десперадо он расписал в общей сложности минут за сорок пять, в такое же время уложился, разрисовывая Энею грудь, а вот когда перешел на спину — отчего-то решил предаться вольному искусству.
Сама идея была прекрасной: когда их будут искать по особым приметам — то вспомнят о татуировках, а не о шрамах. Производитель цветных маркеров для боди-арта гарантировал, что рисунок продержится неделю при активном образе жизни — то есть с учетом того, что жертва искусства будет активно потеть. И всё бы ничего, если бы Игорь вдруг не решил…
В результате Эней лежал на животе уже два часа и слушал блюзы в Игоревом же исполнении:
— Могу. Но тогда и не красить. И будешь ты, как некий мистер Бэнкс, односторонним человеком.
— Что ты хоть там рисуешь? — вздохнул Эней.
Мэй, не утерпев, подошла к ним, посмотрела и сказала:
— Я сейчас кого-то убью. Энеуш, он нарисовал меня!
— Всякое портретное сходство с реально существующими людьми прошу считать случайным, — промурлыкал Игорь.
Со своей лежанки поднялся заинтересованный Десперадо.
— Не подходи! — закричала ему Мэй. — Энеуш, он рисует меня… без всего!
— Как это без всего? — парировал Игорь. — А браслеты? А копьё? А лев — это, по-твоему, ничто? Любой философ скажет тебе, что даже небольшая часть льва — это определенно «что-то». Даже если она не прикрывает стратегических мест… ох… Слушай, во-первых, ты отшибешь себе кулак. А во-вторых, у меня же рука дрогнет. Хочешь усы?
— Мэй, оставь его, — сказал Эней. — Перерисовывать некогда, пусть остается, как есть. Всё равно завтра смоем.
Десперадо хмыкнул и вернулся на лежанку. Достал из футляра гитару, подстроил и принялся что-то наигрывать. Мэй, фыркнув, тоже отошла. Эней закрыл глаза и задумался о предстоящей операции. По всему получалось, что либо после третьего матча кто-то свежий — и сильный — выйдет на победителя, либо начнется стрельба.
Самый неприятный вариант в таких случаях — это когда на арену выходит варк. Всегда почему-то хватало идиотов, готовых ради маленькой славы рисковать положением в упырином социуме. Существовала рутинная процедура проверки — противников заставляли подержаться за серебро — но были способы её обойти. В этой ситуации, конечно, ничего не останется, кроме стрельбы. А не хотелось бы…
— Готово, — сказал Цумэ. Эней поднялся, пытаясь заглянуть себе за плечо. Мысль о том, что у него на спине «нататуирована» обнаженная Мэй, вдруг почему-то заставила его опустить голову, чтобы скрыть ползущую на лицо краску. З-зараза, теперь он ни о чём другом думать не сможет. Только о том, «как это выглядит». И в зеркало не посмотришь. Игорь сказал: браслеты, копье и лев — он что, изобразил Мэй как дикарку? Спросить было неловко. Эней попробовал представить себе эту картину — результат получился вполне предсказуемый.
— Па-азвольте, — Цумэ спихнул его с лежанки и растянулся сам. — Мэй, через полчаса можешь начать меня избивать. Но не раньше, — и закрыл глаза.
— Через полчаса его будет пушками не разбудить, — сказал Антон. — Воды принести, что ли…
— Я тебе покажу воду, — страшным шепотом ответил Цумэ.
— Ты сказал, что спишь, вот и спи. Андрей, а вот что мы с Лучаном делать будем? Ну, нарисовали мы ему татуировку — но грамотный человек шрамы все равно заметит. Даже на месте. А уж если потом кто с записью поработает…
— Кто сказал, что мы оставим им запись?
— А предупредить? Мне ж тогда план здания поднимать, проводку… А свидетелей ты тоже не собираешься оставлять?
Эней шумно вздохнул.
— Да, свидетелей я не собираюсь оставлять. Перестреляем всех нафиг. Антон, у тебя есть какая-нибудь идея на этот счет? Ты можешь выйти на ринг вместо Десперадо? Нет? Тогда успокойся.
— Я о Косте думал.
— Нет, — жестко сказал Эней. — Там может быть очень грязно. А Косте нельзя никого убивать. Даже случайно.
— Он нервничает.
— А вот пусть не нервничает. И ты не нервничай. Ну, даже если и будут искать — что скажут? Цыган со шрамами?
— Искать, — сказал Антон, — будут варка-нелегала. Меня это беспокоит. Зря, наверное. Если бы они могли все собираемые данные оценивать и анализировать с рабочей скоростью, им бы крысы и вовсе были не нужны…
— Да успокойся ты, — пробурчал со своего ложа Игорь. — Такими делами и легалы балуются, пока молодые.
— Спи глазок, спи другой. Знаю. Но искать будут в первую очередь нелегала. Ладно…
— Так сделаем, курка, так, чтобы не искали! — взорвалась Мэй. — Чтобы Заремба этот штаны сушил, а не искал.
— Или… — медленно сказал Антон, — чтобы он думал, что знает, где искать.
— Обоснуй, отрок, — прогудел незаметно подошедший Костя.
— Ну один след мы уже оставили. Хорват с цыганами. Что если мы положим в матрешку ещё одну? Что-то, после чего они решат, что все дела с Хеллбоем — вообще отвлекающий маневр. Что это может быть?
— Касса букмекера, — еле шевеля губами, пролепетал Игорь и заснул окончательно.
— Тем более, — заключил Антон, — что деньги нам нужны.
— Деньги-то нам нужны, сказал Эней. — Но все это фигня полная. После того как ставки сделаны, денег в кассе уже нет. Чтобы никто не мог передумать и переставить во время боя. За пять минут до боя все ставки заканчиваются и собранные деньги уносят в сейф. Я не знаю, куда. И это меньше половины ставок — ты же видишь, в основном-то ставят через сеть.
— Ага, — улыбнулся Антон. — Вот именно.
Танго — высокий молодец из «новых европейцев» — с недоверием оглядывал своего противника, коренастого цыганского юношу, растатуированного так, что белого места выше пояса нет. Но главное было не это. Глаза противника — вот что настораживало Танго. То ли детские, то ли собачьи, без оттенка мысли, без малейшего проблеска интереса.
Танго давно выступал в боях без правил, он был профи, и не склонен был недооценивать противника. Он не любил неизвестности, а от человека с такими глазами можно ждать чего угодно.
Никто ничего не знал об этих цыганах. В мире подпольных бойцов сведения распространяются быстро — кельтские узоры и шрамы юнца примелькались бы. Танго был бойцом не супер-класса, а средней руки — а вот про этого мальчишку он совсем ничего не знал.
— Хадзимэ! — скомандовал рефери.
Что-то мелькнуло — и Танго потерял сознание.
Зал ахнул. Танго здесь знали и видели не раз, и ещё никогда и никто не отправлял его в нокаут так молниеносно. Но главное — это было против неписаных правил, велящих бойцам в первую очередь развлекать зрителя. Ведь никому не интересно смотреть, как новичок на первой секунде убийственным маэ-какато в челюсть вырубает Танго. По правилам хорошего тона, они должны были провозиться хотя бы пять минут. И подлость новичка заключалась в том, что Танго так и намеревался поступить, отчего и несколько расслабился в начале боя.
Новичок, выступавший под ником Чужой, дождался, пока судья ме-е-едленно досчитает до десяти, объявит его победу, и с тем же равнодушным видом свалил в раздевалку.
Публика гудела, а когда из раздевалки появился следующий боец-аутсайдер, заволновалась — это опять был цыган, чуть посветлее предыдущего и не такой широкоплечий.
К господину Зарембе на комм пришло сообщение: «Была ставка 1:10 Чужой/Танго 5 секунд. 600.» Заремба выругался. Поганые цыгане уже выставили его на шесть тысяч. Найти дебила, принявшего ставку, и вытрясти из него компенсацию убытков, отметил он в уме.
Кроме него, на маленькой верфи работали двое деревенских парней — Феликс и Гжегож. Они знали Энея с детства, были по уши завязаны в делах Стаха, и утечки информации можно было не опасаться.
А ещё в пансионатике жили гоблины — так их прозвал Антон, и название закрепилось. Это были натуральные бандиты, которые вели со Стахом какие-то дела и совмещали их с приятным — купанием в море, катанием на яхте, выпивкой и жратвой. Стах и его работники питались тем, что оставалось от ночных пиршеств гоблинов. Гоблины спали — часов до двух пополудни. Потом понемножку выбирались на солнышко, освежались в море, иногда под руководством Феликса или Гжегожа отчаливали на яхте и ловили рыбу. Выловленную оставляли тому же Феликсу или Гжегожу чистить, а сами ехали в город за водкой и закуской — рыба была просто символом их охотничьей удачи. Они пекли её над костром на шампурах. Им нравилось чувствовать себя викингами.
Костя тренировал Антона. Нарабатывал общую физическую подготовку по армейским стандартам, и кое-какие приемы самообороны. Потом отводил в «тир» и учил обращаться с оружием. До стрельбы пока не доходило — Антон должен был уметь разобрать, почистить, смазать и собрать «железо».
Само «железо» хранилось в лесу, в тайнике. В первый же день Эней отвел Костю и Антона на то место, отсчитал шаги от раздвоенной сосны, разгрёб песок и хвою — и обнажил деревянную крышку люка со вделанным кольцом. В подземной схованке лежало наследство Ростбифа и Каспера.
Наверное, так себя чувствовал Эдмон Дантес. Или — ещё лучше — персонажи «Таинственного острова». Склад «находка для шпиона», он же «радость террориста». Стрелковое оружие на любую руку. Патроны в «серебряном снаряжении», в обычном. Взрывчатка. Батареи взрывателей. Распылители под серебряные взвеси. Сами взвеси. Колларгол в ампулах. Жучки. Коммуникаторы. Чипы. Флешки с инструкциями, демонстрациями, разработками. Комментарии Ростбифа к оным.
На самом деле — очень немного. На один зуб. Но затравка в деле очень часто — самое важное. Если есть оружие, можно добыть оружие. Если есть деньги, можно добыть деньги. И если есть информация…
Эней проверил и пересмотрел все содержимое «пиратского сундука». Потом простучал стенки. Потом что-то посчитал, шевеля губами, наклонился, отодвинул два кирпича, пошарил за ними, и вытащил на свет небольшую плоскую коробку и крайне недовольного вторжением длинноногого белого паука. Паука он стряхнул, а коробку оставил себе.
— Это что? — спросил Антон.
— От любопытства кошка сдохла, — сказал Эней. — Будешь себя хорошо вести, вечером дам посмотреть.
— А что нужно вскрыть, чтобы ты решил, что я хорошо себя веду?
— Научись не глядя заряжать револьвер. Шучу. Если это то, что я думаю, я тебе обязательно это покажу, сегодня или завтра.
Антон взъерошил макушку.
— Жизнь дала трещину, — сказал он. — Остался последний чемодан денег. Эней, в идеале нам все равно нужен свой источник финансирования. Отдельно от подполья. Нам нужна фирма. Компания. Которая будет делать деньги. Тогда нам не смогут перекрыть кислород даже при самом плохом раскладе.
— Я кое-что придумал, — сказал Эней. — Но это пока так, в воздухе… мы ни с чем не можем заводиться, пока не найдем Хеллбоя и не приведем группу в рабочий вид. А фирма — это неплохо. И своё хозяйство, и прикрытие.
— Но для этого нам нужно семечко. Не просто деньги на текущие нужды.
— Ну, так прикинь. Начинай соображать, что бы такое провернуть. А я пойду у Стаха спрошу — может, у него есть груз.
Груза у Стаха не было и в ближайшее время не предвиделось. Яхта требовала ещё месяца работы. И нужно было как-то выручать Хеллбоя.
После темноты Эней и Игорь отсели от общего костра (с печкой решили больше не связываться) для приватной беседы.
— Вот что я думаю, — сказал Эней. — Хеллбой задолжал Стаху полторы тонны. Мы найдем Хеллбоя и эту игорную мафию — и обуем так, что у нас появятся и деньги, и инструктор.
— Конечно, надо смотреть на месте. Только, Андрей, мне на ринг нельзя. Я боец так себе, и проиграть-то не проиграю, но выдам себя мгновенно. Мы проверяли.
Эней пожал плечами:
— А тебя никто на ринг и не тащит. Ты побереги силы, чтобы выигрыш забрать.
— Тогда расскажи, что ты хочешь делать. Потому что в этой сфере опыт у меня побольше.
— Хеллбой, — объяснил Эней, садясь прямо на песок, — учудил вот что: договорился с хозяевами, что ляжет в четвертом раунде — а сам выиграл. Теперь сидит, хвостом накрывшись, хозяева его ищут. Но я его знаю — он не удержится, высунется. И если мы найдем его раньше, чем хозяева боев — мы выходим с ними на связь и представляемся такой же группировкой, которую в свое время обул Хеллбой. Зная его как облупленного, они нам поверят. А поскольку единственный способ, которым Хеллбой может вернуть деньги — это выступить на ринге ещё раз, мы предложим замостырить бой: он против нашего бойца. Против меня.
— Он, что, принципиально с властями дела не имеет? Потому что то, что он приятелей подставлять может, ты мне уже объяснил.
Эней вздохнул.
— Он может подставлять приятелей в денежных делах… Но за того же Стаха он отдаст жизнь. В общем-то, один раз почти отдал… Понимаешь, он… как ребёнок. Или как польский шляхтич, который где-то в заколдованном замке пятьсот лет проспал. Ответственности ноль. Он, кажется, вообще не знает, откуда берутся деньги и сколько они стоят. Он в армии служил — в спецназе армейском. Ходил за фронтир. Там у него башка совсем съехала набекрень. Он две вещи в жизни любит — драться и пить. Ну и привык, что ему платят за одно удовольствие. Ты думаешь, он подставил Стаха из-за денег? Да ни фига. Я на что угодно спорю: он на ринге в кураж вошел и забыл на хрен обо всех договорах. Он… просто такой. Сам увидишь.
— Это роман, — Цумэ закурил. — В духе Верна. «Пять недель на воздушном шаре», «Месяц с паном Заглобой…».
— С Заглобой? — Эней хмыкнул. — Заглоба отдыхает.
* * *
Заглоба действительно отдыхал. Игорь знал, что в спецчасти набирают людей, которые способны в бою — на решающие секунды — составить конкуренцию варкам. Как правило, это те ещё шкафы, но при том с отменной реакцией. Большинство в таких частях — «новые европейцы», по-простому говоря, чернокожие, арабы или полукровки. Ничего не поделаешь, реактивность выше. Хеллбой, для разнообразия, был белым.
Кстати о… Игорь покосился в сторону — рядом сидела Мэй Дэй в ярко-красном платке, кожаной куртке и длинной цыганской юбке. Да, «новые цыгане» тоже бывают…
Он перевел взгляд на ринг. Хеллбой выглядел как обрюзгший лев, его противник — как подтянутый бугай. Можно было бы задаваться вопросом, кто кого сборет, если не знать точно: поединок расписан и бугай ляжет подо льва в третьем раунде. Это если лев не войдёт в кураж снова.
Стандартный способ: раскручиваешь аутсайдера в фавориты — а потом, в финале, резко проваливаешь. И денежки всех, кто на него ставил — твои.
Хозяева тотализатора наверняка уже получили с Хеллбоя возмещение убытков. Но оставалась ещё месть. А потому очень возможно, что в том самом запрограммированном финале с ринга ему не уйти. Или не уйти целым.
План «А» таким образом отпадал. План «Б» заключался в том, чтобы предъявить свои права на Хеллбоя прямо сейчас, после этого боя. Потому что если кто и завалит нашего Заглобу — то не этот бугай по кличке Торпеда. Он отчаянно трусит и мечтает дожить до третьего раунда, чтобы с удовольствием упасть.
Ох, зря он нервничает, есть ситуации, в которых очень опасно излучать страх — и далеко не все они связаны с варками. Окажись сейчас на ринге собака, полетели бы от Торпеды клочки по закоулочкам. А львы, они такие вещи чувствуют, не хуже собак. А может, и лучше. Толчок, захват, ну что ж ты, олух, ну давай по ходу движения, вывернешься же, щель тебе оставлена с Золотые Ворота. Нет, парализовало. Безнадега.
Бедолага Хеллбой. Как он-то продержится эти два раунда? Неужто устоит перед искушением размазать это мускулистое недоразумение по помосту?
А если не устоит — Эней будет нервничать. Не приведи Господь, стрельба ещё начнется…
Игорь прислушался к Хеллбою. Ни малейшего боевого азарта, труха, пепел. Он сейчас презирает и себя, и партнера, и устроителей, и весь белый свет. В таком настроении — пожалуй, нет, не размажет.
Конец первого раунда. Игорь с трудом верил своим ощущениям — публика была в восторге от этого цирка. Очень немногие, способные видеть, что к чему, чувствовали то же, что и он — брезгливое раздражение. Хеллбою даже было лень что-то изображать: он просто отмахивался от противника, растягивая время.
— Как? — спросил Эней.
— Не знаю. Пока нормально, но я бы влезал сейчас. Сейчас твой шляхтич в глубокой депрессии, но если его что-то из нее выведет…
— Ладно, дождёмся третьего раунда.
Перед третьим раундом устроитель делал Хеллбою накачку — наверное, требовал изобразить какой-то интерес. Зря это он. После гонга Хеллбой встал совершенно бешеный. Торпеда после сигнала «Хадзимэ!» продержался две секунды. Ровно две. Хеллбой срубил его одним-единственным хуком в печенку. Тот мог бы ещё продышаться и встать к счёту десять — но не захотел.
— Вниз, — сказал Игорь. — Вниз, немедленно. Ему мало. А этот кретин сейчас захочет власть показать, — продолжал он уже на бегу.
Быстро двигаться сквозь толпу вообще-то не очень удобно. Если, конечно, перед тобой не идет данпил, который работает бульдозерным ножом. Вежливым.
— Проше пана, проше пана, — толпа закончилась, Игорь оказался прямо перед помостом, на который опасливо поднимались двое охранников. Устроитель боев, некто пан Заремба, сидел с совершенно кирпичной мордой. И по форме, и по цвету, и по выражению. Когда прямо перед ним как из-под земли вырос высокий господин в сопровождении четырёх цыган — кирпич слегка выцвел.
— Я прошу прощения, — сказал Игорь по-хорватски, чуть касаясь пальцами полей шляпы в знак приветствия. — Но мне нужен этот человек. Из-за его безответственного поведения я потерял крупную сумму денег, и теперь намерен их вернуть.
Эней перевёл, говоря по-польски так быстро и так в нос, что Игорь, хорошо понимающий язык Мицкевича и Костюшко, еле-еле мог разобрать хоть что-то.
Зато ответ пана Зарембы он понял хорошо:
— Я вас не знаю. Кто вы такие? Какой дьявол вас принес? Я раньше нашёл его. Мне он первому должен.
— Видите ли, судя по происходящему, к тому моменту, когда вы сочтете себя удовлетворенным, от него мало что останется. — Игорь окинул Зарембу взглядом. — От вас, скорее всего, тоже, но это волнует меня меньше.
Чтобы наехать на высокого господина, нужна недюжинная смелость. Игорь поневоле зауважал кирпичную рожу. Хотя в мире Зарембы показать слабость в такую минуту означает подписать себе смертный приговор — поневоле приходится держаться, не то сожрут свои же.
Заремба молчал.
— Восхищаюсь вашим хладнокровием, — сказал Игорь. — Но продолжаю настаивать. Мне очень нужен этот человек.
За спиной Зарембы уже поднялось несколько охранников. Те, что взяли под локти Хеллбоя, нервно оглядывались. Заремба смотрел на свиту варка — с такой юбкой девица могла бы приволочь пушку и посерьезнее той «грозы», что засек сканер. Ребята на входе все отметили, но не рискнули связываться со свитой высокого господина.
— У вас очень неосторожная охрана, — отметил Игорь. — Не мне, конечно, жаловаться… — как будто сам он не был оружием: колющим, режущим и даже частично огнестрельным.
Заремба, что характерно, не занервничал. В его кругах, если с тобой разговаривают вместо того, чтобы сразу начать стрелять, значит, от тебя что-то ещё нужно.
— Ладно, — сказал он. — Ладно. Договоримся. Он должен провести ещё два боя. И забирайте. Согласны?
— Четыре боя, — поправил Игорь.
— Четыре? Откуда я возьму четыре? На сегодня у меня осталось два бойца. Два, — Заремба для верности показал пальцы.
— Ну и прекрасно. Два ваших, два моих. Будет ровно четыре боя.
— Сейчас все ставки пойдут к чертям, — Заремба аж приподнялся с кресла. — Вы хоть соображаете, что делаете?
— Вполне. У вас заявлены ещё бои «Танго против Грозы» и «Хеллбой против победителя». И Танго, и Гроза — аутсайдеры, о которых никто ничего не знает. Ставки идут примерно поровну, один к одному. Заявите бой «Танго против Чужого» и «Странник против Грозы». Потом победитель сразится с Хеллбоем. У вас сутки, чтобы вернуть старые заклады и принять новые. По-моему, этого более чем достаточно. Товар, — Игорь показал на Хеллбоя, — должен остаться цел и невредим. До свидания.
— До свидания, — пробормотал Заремба.
Когда варк с цыганами (оценить степень традиционности компании Заремба не мог, ибо Стокера не читал) выплыл из зала, распорядитель обернулся к Хеллбою.
— Ты их знаешь?
— Знаю? — прошипел Хеллбой. — Глаза б мои их не видели.
Четверо «цыган» тем временем, взяв своего «хозяина» в квадрат, прошли через охрану зала, под перешептывания публики вышли наружу и загрузились в «порше-сонет». Быки Зарембы это, конечно же, видели. Игорь усмехнулся, садясь на место рядом с водительским. Машину одолжили у гоблина по имени Мариуш. Он отплыл со Стахом на яхте в Клайпеду и ничего об этом не знал.
«Порше» бесшумно завелся и полетел в сторону германской границы. Опорный пункт оборудовали в Грамбове. У Зарембы окончательно вылезли бы глаза на лоб, если бы он увидел сарай, в который въехал «сонет» высокого господина. У этого сарая даже не было автоматических ворот, и двое «цыган» сами раздвигали и сдвигали створку.
Компания выгрузилась из машины.
— Ой, как кушать хочется, — Костя шумно потянул воздух носом. В сарае пахло супом — из пакетика, правда, но настоящим супом, варившимся в котелке на термобрикетах портативной печки.
— Ну, как? — спросил Антон, доставая из припаркованного рядом с «порше» фарцедудера набор одноразовых тарелок и ложек.
— Входит командор, все встают и проваливаются, — доложил Игорь. — То есть, не совсем проваливаются — у здешних бандитов неприлично крепкие нервы, но в целом удовлетворительно. Твой будущий гуру жив, относительно здоров и завтра мы его будем вынимать. Если он нас первым не изымет.
Игорь зачерпнул из котелка, подул на ложку и продолжал:
— Главное — пан Заремба сейчас теряется в догадках. Что бы ему ни наврал Хеллбой, он понимает, что Хеллбой ему наврал. Поэтому наверняка его быки бегают сейчас по всему Щецину и расспрашивают о цыганах. И ночь у него будет суетливая.
— Завтра там будут уже не четыре быка с пистолетами, — сказал Эней, уделив супу свою долю внимания. — А восемь с дробовиками. Самое меньшее.
— А им стрельба бизнес не попортит? — осторожно поинтересовался Костя.
— Попортит, — кивнул Игорь. — Ещё как попортит. Практически убьет на месте. Их терпят, пока от них шума нет — и они не наркоторговцы, дело у них стационарное. Поэтому стрелять они будут в самом крайнем случае. Но, увы, скорее всего, мы и будем тем крайним случаем.
— При ставках один к одному, — зажмурился Антон, — мы их обуем на двадцать семь тысяч. Я подсчитал.
— Не кажи гоп, поки не перескочиш, — Андрей в последний раз скребнул ложкой по дну котелка. — Всем спать. Завтра тяжелый день.
* * *
Пан Заремба действительно был обеспокоен.
Организованная преступность — зеркало организованной государственности. Поганое, мутное и кривое — но зеркало. Как государственный чиновник отвечает перед вышестоящим за свой участок работы — так и Юлиуш Заремба был в ответе за свой участок. А его участком были подпольные бои с тотализатором, мероприятие весьма популярное в портовом Щецине. И опасное — потому что зрители это не клиенты наркоторговцев, закона не боятся, молчать их не заставишь, и получается, что ты весь на виду — и живешь, пока пользы от тебя больше, чем неудобства.
В качестве ответственного за эти бои пан Заремба должен был делать три вещи: контролировать деятельность всех устроителей боев и букмекеров, собирать с них дань, передавать её определенную часть в общую кассу, пресекать появление конкурентов и попытки обвалить этот рынок.
Явление варка в шляпе прямо ни на одной из этих сфер не сказывалось. Но любая новая сила на поле могла вызвать неудовольствие начальства, а значит ахнуть по самому Зарембе — как допустил? С другой стороны, неспровоцированный конфликт тоже мог вызвать неудовольствие начальства, следовательно… А с третьей, пойди Заремба на уступку — вполне разумную, кстати, уступку — он окажет себя слабаком перед своими.
Поэтому господин Заремба действительно припряг всех быков и все свои контакты, и со страшной силой тряс Беньковского, который неделю назад выставил на арену ходячую мину по имени Марек Калиновский и по кличке Хеллбой.
Сухой остаток был по-прежнему сухим — никаких следов. Никаких зацепок. Хеллбой успел трижды рассказать историю своего знакомства с залетною дракулой — и все три версии не совпадали друг с другом ни в одной детали. Сам варк, вместе с цыганами и машиной, исчез, как сквозь землю провалился. И где искать чертова хорвата — было неизвестно.
Обычный человек завис бы между этими факторами, что осёл философа Буридана. Но ослы в организованной преступности не выживают. И пан Заремба начал действовать.
* * *
Если бы Эней хоть сколько-нибудь боялся щекотки, этой двухчасовой пытки он просто не выдержал бы. Рука у Цумэ была быстрой и верной, Десперадо он расписал в общей сложности минут за сорок пять, в такое же время уложился, разрисовывая Энею грудь, а вот когда перешел на спину — отчего-то решил предаться вольному искусству.
Сама идея была прекрасной: когда их будут искать по особым приметам — то вспомнят о татуировках, а не о шрамах. Производитель цветных маркеров для боди-арта гарантировал, что рисунок продержится неделю при активном образе жизни — то есть с учетом того, что жертва искусства будет активно потеть. И всё бы ничего, если бы Игорь вдруг не решил…
В результате Эней лежал на животе уже два часа и слушал блюзы в Игоревом же исполнении:
— Слушай, ты можешь как-нибудь так, чтобы не петь? — спросил Эней.
Well it rained five days and the sky was dark as night
Yes, it rained five days and the sky was dark as night
There's trouble in the lowlands tonight.
— Могу. Но тогда и не красить. И будешь ты, как некий мистер Бэнкс, односторонним человеком.
— Что ты хоть там рисуешь? — вздохнул Эней.
Мэй, не утерпев, подошла к ним, посмотрела и сказала:
— Я сейчас кого-то убью. Энеуш, он нарисовал меня!
— Всякое портретное сходство с реально существующими людьми прошу считать случайным, — промурлыкал Игорь.
Со своей лежанки поднялся заинтересованный Десперадо.
— Не подходи! — закричала ему Мэй. — Энеуш, он рисует меня… без всего!
— Как это без всего? — парировал Игорь. — А браслеты? А копьё? А лев — это, по-твоему, ничто? Любой философ скажет тебе, что даже небольшая часть льва — это определенно «что-то». Даже если она не прикрывает стратегических мест… ох… Слушай, во-первых, ты отшибешь себе кулак. А во-вторых, у меня же рука дрогнет. Хочешь усы?
— Мэй, оставь его, — сказал Эней. — Перерисовывать некогда, пусть остается, как есть. Всё равно завтра смоем.
Десперадо хмыкнул и вернулся на лежанку. Достал из футляра гитару, подстроил и принялся что-то наигрывать. Мэй, фыркнув, тоже отошла. Эней закрыл глаза и задумался о предстоящей операции. По всему получалось, что либо после третьего матча кто-то свежий — и сильный — выйдет на победителя, либо начнется стрельба.
Самый неприятный вариант в таких случаях — это когда на арену выходит варк. Всегда почему-то хватало идиотов, готовых ради маленькой славы рисковать положением в упырином социуме. Существовала рутинная процедура проверки — противников заставляли подержаться за серебро — но были способы её обойти. В этой ситуации, конечно, ничего не останется, кроме стрельбы. А не хотелось бы…
— Готово, — сказал Цумэ. Эней поднялся, пытаясь заглянуть себе за плечо. Мысль о том, что у него на спине «нататуирована» обнаженная Мэй, вдруг почему-то заставила его опустить голову, чтобы скрыть ползущую на лицо краску. З-зараза, теперь он ни о чём другом думать не сможет. Только о том, «как это выглядит». И в зеркало не посмотришь. Игорь сказал: браслеты, копье и лев — он что, изобразил Мэй как дикарку? Спросить было неловко. Эней попробовал представить себе эту картину — результат получился вполне предсказуемый.
— Па-азвольте, — Цумэ спихнул его с лежанки и растянулся сам. — Мэй, через полчаса можешь начать меня избивать. Но не раньше, — и закрыл глаза.
— Через полчаса его будет пушками не разбудить, — сказал Антон. — Воды принести, что ли…
— Я тебе покажу воду, — страшным шепотом ответил Цумэ.
— Ты сказал, что спишь, вот и спи. Андрей, а вот что мы с Лучаном делать будем? Ну, нарисовали мы ему татуировку — но грамотный человек шрамы все равно заметит. Даже на месте. А уж если потом кто с записью поработает…
— Кто сказал, что мы оставим им запись?
— А предупредить? Мне ж тогда план здания поднимать, проводку… А свидетелей ты тоже не собираешься оставлять?
Эней шумно вздохнул.
— Да, свидетелей я не собираюсь оставлять. Перестреляем всех нафиг. Антон, у тебя есть какая-нибудь идея на этот счет? Ты можешь выйти на ринг вместо Десперадо? Нет? Тогда успокойся.
— Я о Косте думал.
— Нет, — жестко сказал Эней. — Там может быть очень грязно. А Косте нельзя никого убивать. Даже случайно.
— Он нервничает.
— А вот пусть не нервничает. И ты не нервничай. Ну, даже если и будут искать — что скажут? Цыган со шрамами?
— Искать, — сказал Антон, — будут варка-нелегала. Меня это беспокоит. Зря, наверное. Если бы они могли все собираемые данные оценивать и анализировать с рабочей скоростью, им бы крысы и вовсе были не нужны…
— Да успокойся ты, — пробурчал со своего ложа Игорь. — Такими делами и легалы балуются, пока молодые.
— Спи глазок, спи другой. Знаю. Но искать будут в первую очередь нелегала. Ладно…
— Так сделаем, курка, так, чтобы не искали! — взорвалась Мэй. — Чтобы Заремба этот штаны сушил, а не искал.
— Или… — медленно сказал Антон, — чтобы он думал, что знает, где искать.
— Обоснуй, отрок, — прогудел незаметно подошедший Костя.
— Ну один след мы уже оставили. Хорват с цыганами. Что если мы положим в матрешку ещё одну? Что-то, после чего они решат, что все дела с Хеллбоем — вообще отвлекающий маневр. Что это может быть?
— Касса букмекера, — еле шевеля губами, пролепетал Игорь и заснул окончательно.
— Тем более, — заключил Антон, — что деньги нам нужны.
— Деньги-то нам нужны, сказал Эней. — Но все это фигня полная. После того как ставки сделаны, денег в кассе уже нет. Чтобы никто не мог передумать и переставить во время боя. За пять минут до боя все ставки заканчиваются и собранные деньги уносят в сейф. Я не знаю, куда. И это меньше половины ставок — ты же видишь, в основном-то ставят через сеть.
— Ага, — улыбнулся Антон. — Вот именно.
* * *
Танго — высокий молодец из «новых европейцев» — с недоверием оглядывал своего противника, коренастого цыганского юношу, растатуированного так, что белого места выше пояса нет. Но главное было не это. Глаза противника — вот что настораживало Танго. То ли детские, то ли собачьи, без оттенка мысли, без малейшего проблеска интереса.
Танго давно выступал в боях без правил, он был профи, и не склонен был недооценивать противника. Он не любил неизвестности, а от человека с такими глазами можно ждать чего угодно.
Никто ничего не знал об этих цыганах. В мире подпольных бойцов сведения распространяются быстро — кельтские узоры и шрамы юнца примелькались бы. Танго был бойцом не супер-класса, а средней руки — а вот про этого мальчишку он совсем ничего не знал.
— Хадзимэ! — скомандовал рефери.
Что-то мелькнуло — и Танго потерял сознание.
Зал ахнул. Танго здесь знали и видели не раз, и ещё никогда и никто не отправлял его в нокаут так молниеносно. Но главное — это было против неписаных правил, велящих бойцам в первую очередь развлекать зрителя. Ведь никому не интересно смотреть, как новичок на первой секунде убийственным маэ-какато в челюсть вырубает Танго. По правилам хорошего тона, они должны были провозиться хотя бы пять минут. И подлость новичка заключалась в том, что Танго так и намеревался поступить, отчего и несколько расслабился в начале боя.
Новичок, выступавший под ником Чужой, дождался, пока судья ме-е-едленно досчитает до десяти, объявит его победу, и с тем же равнодушным видом свалил в раздевалку.
Публика гудела, а когда из раздевалки появился следующий боец-аутсайдер, заволновалась — это опять был цыган, чуть посветлее предыдущего и не такой широкоплечий.
К господину Зарембе на комм пришло сообщение: «Была ставка 1:10 Чужой/Танго 5 секунд. 600.» Заремба выругался. Поганые цыгане уже выставили его на шесть тысяч. Найти дебила, принявшего ставку, и вытрясти из него компенсацию убытков, отметил он в уме.