Шахмагонов Федор. Из жизни полковника Дубровина

   В тексте много ошибок, без знаков препинания, хаотически расставлены большие буквы.
   Перевести текст и в таком виде, конечно, не составляло труда. Досадовал я, что не слышал голоса. После войны мне рассказывали те, кто слышали, что голос у Сталина пошатывался от волнения, что он пил воду и вода булькала в стакане. Сталин обрисовал опасность, надвинувшуюся на Советский Союз, провозглашая народную войну во всем ее объеме, призвал оставлять захватчикам выжженную землю. Война не на жизнь, а на смерть... Знать бы мне заранее, я сумел бы утром настроить радиоприемник. По тексту я понял, что страна мобилизуется, что впереди еще ожидают нас тяжелые потери, но Москва смотрит с уверенностью в будущее.
   Мне очень трудно было следить за тем, что происходит на других участках фронта. Обстоятельства вынуждали меня быть осторожным, я не задавал лишних вопросов, а со мной никто не делился планами высшего командования. Но я знал, что под Ленинградом идет не все так, как планировалось, что город не взят, а где-то в районе Пскова продвижение застопорилось, совсем незначительными оказались по сравнению с намеченным успехи под Киевом. Генерал как-то обмолвился:
   - Наш старый друг фон Клейст как бы не оставил мне обнаженным правый фланг...
   Фланг обнажался, фон Клейст никак не мог пробиться к Киеву.
   Генерал и его командиры корпусов и дивизий рвались вперед, ожидая, что в глубине сопротивление Красной Армии ослабнет, но бои не утихали ни на одном из участков продвижения. И с каждым днем стрелки на карте, отмечающие пройденное расстояние, становились короче и короче. Генерал на ходу производил перегруппировку войск, высшее командование на этот раз, как и во Франции, начало склоняться к совместным действиям полевых и танковых армий, опасаясь, что танковый прорыв может привести к катастрофе. 9 июля к генералу приехал командующий группы армий."Центр" фельдмаршал Клюге и потребовал прекращения подготовки наступления на Смоленск до подхода пехотных дивизий.
   Но, видимо, опять незримо вмешались те силы, что стояли за спиной генерала и барона. Инерция успехов на Западе еще держала в плену всю армию.
   10 июля танковые дивизии в нескольких местах форсировали Днепр, но взломать оборону не смогли. Они лишь просачивались сквозь боевые порядки Красной Армии. 13 июля на командный пункт пришла радиограмма из-под Орши, что русские применили какую-то сверхмощную артиллерийскую установку, которая несколькими залпами уничтожила больше пехотного полка и сожгла несколько десятков танков. Несколько залпов этой установки задержали наступление на всем участке.
   Я тогда еще не знал, что это реактивные минометные установки, которые русские солдаты назвали ласково "катюша".
   16 июля немецкие танки ворвались в Смоленск. Для пропаганды немецкого оружия факт, конечно, знаменательный. Но генерал подсчитал дни и часы. И получилось, что за шесть дней его войска реально продвигались лишь по двадцать километров в сутки, устилая дороги трупами, оставляя у себя в тылу факелы горящих танков.
   - Мы превосходим русских по всем видам вооружения вдвое! В чем дело? вопрошал генерала фельдмаршал фон Клюге. - Где ваши скорости продвижения?
   Генерал ответил:
   - Мы не во Франции, господин фельдмаршал!
   Генерал пытался прорваться на Дорогобуж, чтобы замкнуть кольцо вокруг тех частей Красной Армия, которые сражались восточнее Смоленска. Но продвижение отмечалось только на малозначащих участках фронта.
   Было похоже, что фронт стабилизируется. Дивизии доносили об огромных потерях, поступали известия о сосредоточении нескольких русских армий по линии Новгород-Северский, западнее Брянска, Ельня, Осташков.
   Генерал попросил подкрепить его пехотными частями. Он усматривал в этом признаки перехода от маневренной войны к позиционной. Ох, как ему этого не хотелось, всякая задержка, всякий намек на стабилизацию фронта выводили его из себя. Но все его усилия двинуться вперед наталкивались на непробиваемую оборону. Он пытался хотя бы на каком-нибудь участке двинуть вперед танки.
   23 июля на танковую группу обрушился контрудар из Рославля, немцы не успели отбить атаки и вернуть достигнутых ранее рубежей, как 24 июля, на другой день, под ударами Красной Армии фронт попятился под Смоленском.
   Несколько дней шли изнуряющие бои под Смоленском, и 27 июля войска Красной Армии ворвались в город.
   - И все-таки только вперед! Только в движении вперед наше спасение! восклицал генерал у себя в штабе.
   Я написал Рамфоринху записку:
   "Господин барон!
   В первые дни я никак не мог вывести заключения по интересующему вас вопросу. И немецкий солдат есть солдат, а не чудо, и когда его бьют, он бежит и впадает в панику даже при численном превосходстве и при превосходстве в технической оснащенности. Я вижу, как надвигаются призраки сражений, когда немецкое превосходство исчезнет..."
   Советские войска вторично оставили Смоленск, генерал выехал в штаб группы армий, надеясь получить приказ наступать на Москву, но получил он иной приказ.
   Его главные силы приказано было завернуть на Гомель, круто на юг.
   На Гомель-это означало, что танковая группа отклоняется от главного направления и возвращается по касательной назад и опять же с боями. На Ельнинском выступе немцы были атакованы столь активно, что им пришлось срочно снимать дивизии с других участков фронта.
   Однако бои на Ельнинском выступе еще не очень обеспокоили генерала, в большей степени его встревожил приказ повернуть на Гомель. Он сохранял надежду, что вмешается Рамфоринх и другие его покровители из числа хозяев Германии, и приказ будет отменен.
   Но до генерала дошло, что Гитлер пересмотрел его доктрину и считает, что крупные охватывающие операции танковыми клиньями не оправдали себя, что в России главной задачей должно быть полное уничтожсние русских войск, что этого можно достигнуть только созданием небольших котлов, ибо на борьбу с крупными окруженными группировками приходится отвлекать большие силы, и это может кончиться катастрофой.
   23 июля он получил директиву от высшего командования в дополнение к плану "Барбаросса". Он ознакомил с пей офицеров штаба, побывала она и у меня в руках.
   Вот этот документ:
   "Решение о дальнейшем развитии операций исходит из предположения, что после того как в соответствии с планом стратегического развертывания будет достигнута оперативная цель № I, основная масса боеспособных сил русской армии будет разгромлена. С другой стороны, необходимо считаться с тем, что противник будет в состоянии организовать упорное сопротивление на важнейших направлениях дальнейшего продвижения немецких войск, используя для этого свои крупные людские резервы и введя в действие все свои силы. При этом следует ожидать, что наиболее упорное сопротивление русские будут оказывать на Украине, под Москвой и под Ленинградом.
   Замысел главного командования сухопутных, войск заключается в том, чтобы уничтожить имеющиеся или вновь создаваемые силы противника и посредством быстрого захвата важнейших индустриальных районов Украины, районов, расположенных западнее Волги, а также Тулы, Горького, Рыбинска, Москвы и Ленинграда, лишить противника материальной базы для восстановления своей военной промышленности. Вытекающие отсюда отдельные задачи для каждой группы армий и общая группировка сил будут сначала переданы по телефону, а затем и в детально разработанной директиве".
   Я уже успел оправиться от шока, в который попал в первые дни войны, не ждал чуда, я ждал, когда "блицкриг" превратится в затяжные военные действия. Я видел, что нашим сейчас оюнь трудно, но я видел, как теряет свою силу немецкий удар. Угнетающего впечатления это дополнение к плану "Барбаросса" на меня не произвело. Ни Горький, ни Рыби-юк не казались и генералу реальной целью. Он надеялся достичь Москвы и ждал отмены приказа о повороте танковой группы на Гомель.
   Именно эта уверенность и побудила его начать силами группы наступление на Рославль. Отсюда, из Рославля, он собирался совершить прыжок на Вязьму, вырваться на московскую дорогу и устремиться к Москве.
   А пока Рославль, поскольку через Дорогобуж прорваться не удалось.
   Рославль... Небольшой городок, узел дорог юго-восточнее Смоленска в направлении на Брянск. Десна - восточнее, не очень она здесь широкая, но с глубокими омутами, с быстрым течением. Авиаразведка донесла генералу, что по Десне сооружаются укрепления уже с первых дней июля, что туда подтягиваются армейские силы русских. С Рославля дорога на Юхпов и на Москву.
   Минск брали с ходу, двигаясь широким фронтом. Для того чтобы взять Рославль ударом, нацеленным на узком участке фронта, генерал затребовал подкрепления своим танковым войскам. Его группе были приданы три армейских корпуса и кавалерийская дивизия, танковая группа превратилась в армейскую группу и выделилась в самостоятельное войсковое объединение.
   На маленький городок были брошены сразу несколько корпусов. Генерал хотел стремительным броском избежать ударов во фланг.
   Командиры корпусов и дивизий собрались на военный совет. Я впервые увидел, что далеко не все генералы разделяют доктрину танкового генерала.
   Мне запомнился седой генерал, он командовал дивизией еще в первую мировую войну, читал лекции в военной академии. Пользуясь правом, которое ему давал возраст и опыт, он резко бросил, ознакомившись с планом операции:
   - Авантюра! Танковая авантюра! Город мы займем.
   Спрашивается, для какой цели?
   - Я объяснял, - спокойно и уважительно, несмотря на резкость оппонента, ответил мой генерал, - мне нужен плацдарм для прыжка к Москве...
   - С прыжками, я думаю, надо было покончить во Франции... - парировал старик. - При такой концентрации танков и пехоты мы проткнем оборону русских. Город возьмем, в этом я не сомневаюсь. Но мы пренебрегаем главным законом всякого наступления. А этот закон гласит, что противник должен быть вытеснен со всей территории...
   - Мы уже имели опыт таких операций и в России, - настаивал генерал. Мы брали в клещи крупные силы русских.
   - И сообщали, о них, как об уничтоженных частях...
   Я это знаю! - не сдавался старик. - И на бумаге оказалось, что Красная Армия уничтожена, а напряжение на фронте непрестанно возрастает. Окруженным может быть только тот, кто захочет быть окруженным. Мы захватили огромную территорию, и на всей этой территории до сих пор вспыхивают очаги боев. Сколько бы мы ни продвигались вперед, не уничтожив живую силу противника, мы все время будем идти с боями... пока они нас не измотают... Мы возьмем Рославль, а под Ельнеи не избежим неприятностей...
   - Все математически рассчитано, - уже тверже ответил генерал. - Метод наступления танковыми клиньями-это математика! Если мы рассчитываем на крах России, то только танки дадут нам результат... Теснить и одновременно уничтожать противника у нас не достанет сил и ресурсов...
   29 июля к генералу прибыл шеф-адъютант Гитлера полковник Шмундт. Он привез дубовые листья к рыцарскому кресту, но это было лишь предлогом, чтобы побывать в войсках автора танковой доктрины.
   Генерал настойчиво доказывал полковнику, что выход из кризиса в стремительном броске на Москву. Полковник внимательно его слушал, но не обронил ни слова одобрения.
   31 июля генерал получил разъяснение к прежней директиве из группы армий. Наконец-то признали свершившееся. В служебной записке говорилось:
   "Ранее намеченная задача - к 1 октября выйти на линию Онежское озеро-р. Волга-уже считается невыполнимой. Имеется уверенность, что к этому времени войска достигнут линии Ленинград-Москва и районов южнее Москвы. Главное командование сухопутных войск и начальник генерального штаба находятся в исключительно сложном положении, так как руководство всеми операциями осуществляется свыше. Окончательное решение о дальнейшем исходе операций еще не принято".
   "Как бы этот документ доставить нашим" - было первой моей мыслью. Связи у меня так и не было.
   Не впервой я задумался, а не перейти ли мне линию фронта, не взять ли в руки оружие, поскольку нет связи и я здесь ничем не могу быть полезен своим? Все ждал более существенных сведений, чтобы прийти не с пустыми руками. Нужны были оперативные планы наступления. Они мне в руки не попадали, пожалуй, этот документ был самым значительным из того, что я видел.
   А между тем началось наступление на Рославль. Генерал поспешил в передовые части. По расчетам, он должен был настигнуть командный пункт танковой дивизии в одной из лесных деревенек. Оперативная группа и генерал в своем командирском танке легко добрались до этой деревни, но командного пункта дивизии не нашли.
   Направились к командному пункту армейского корпуса и его не обнаружили. Наткнулись лишь на конные дозоры, которые вели разведку местности. Генерал пришел в ярость.
   - Пока они будут копаться с разведкой, - воскликнул он, - русские узнают об ударе!
   По рации он связался с командиром танковой дивизии и приказал выступать.
   На дороге к Рославлю конные дозоры нашли брошенные позиции русских. Танки устремились словно бы в пустоту.
   Последовал приказ догнать противника.
   * * *
   Все было, как под Минском, под Смоленском, на многих дорогах у многих городов в первые дни войны. Танки, над ними самолеты, подвижная артиллерия, сзади бронетранспортеры с автоматчиками.
   Дивизия продвигалась по дороге и параллельно дороге по просекам и по перелескам. Она продвинулась за час километра на три, подтянула тылы.
   На широкую луговину перед лесом вышли немецкие танки, они медленно ползли, ощупывая каждую точку, растекаясь с дорог и просек.
   С высотки, на которой расположился наблюдательный пункт корпуса, генерал и все, кто состоял в его свите, различали в бинокли каждую машину, даже человеческие фигурки автоматчиков.
   - Как на параде идут... - заметил кто-то из офицеров, но фразы не закончил.
   В лесу и за лесом, там, где в дальней дымке тонули очертания далекого города, разорвало небо и воздух, вздыбилась земля и потемнело над долиной небо. Все то мертвое пространство, которое было преодолено без одного выстрела, покрылось сеткой разрывов снарядов полевой артиллерии.
   Старик, командир корпуса, ничего не сказал, должно быть, считая, что неделикатно упрекать командующего, когда солдаты, загнанные в ловушку, умирают сотнями под прицельным огнем русских батарей. Он внимательно смотрел на командующего, как бы ожидая от него объяснений.
   Артобстрел не стихал. Уцелевшие танки с трудом пробивались сквозь огонь, уползая назад.
   Генерал приказал по рации ввести в бой вторую дивизию на этом же направлении. По трупам своих солдат, объезжая остовы обгоревших танков, останавливаясь на каждом заметном рубеже и проводя артиллерийскую подготовку, дивизия до вечера пробивалась через этот луг.
   Бои шли всю ночь, генерал не покидал поле боя. Рославль-его замысел, и он не считался с потерями. К исходу второго дня наступления танки вошли в город.
   Радости эта победа не принесла. Из-под Ельни поступали донесения, что атаки русских не прекращаются.
   К генералу привели военнопленного из-под Ельни.
   Солдат. Он был ранен и избит на допросах. Но напрасно. Откуда знать солдату, сколько и какие силы ведут наступление. Единственное, что из него выбили, это показание о приезде под Ельню генерала армии Жукова.
   Это вызвало недоумение у генерала.
   - Начальник Генерального штаба? - спросил он у начальника разведки.
   - Нет, - пояснил начальник разведки. - Теперь это заместитель Верховного Главнокомандующего...
   Контрнаступление под Ельней лишало смысла взятие Рославля.
   Но генерал не сдавался, его приказы все еще нацеливали войска на Москву, штаб работал над подготовкой оперативных планов для каждой дивизии...
   Командный пункт разместился в Рославле, в Рославле осталась и оперативная группа генерала, к которой я был прикомандирован.
   Я решил пройтись по улицам, присмотреться к тому, как приняты немцы, как расставлены в городе посты полевой жандармерии.
   Жители попрятались, редкий прохожий появлялся на улице, возле комендатуры толпились какие-то подозрительные личности, смахивающие на старорежимных чиновников или спекулянтов. Проконвоировали нескольких пленных.
   В садах стояли замаскированные танки, на перекрестках маячили патрульные.
   Я спускался по крутой улочке к речке. От церквушки, что стояла на половине подъема, отделился человек и вышел навстречу. Местный житель, в потертом пиджачке, в сапогах. Он держал в пальцах незажженную самокрутку.
   - Простите, - обратился он ко мне, - в городе ни у кого нет спичек. Нет ли у вас огонька?
   В первой же фразе слова пароля... Я почувствовал, что лоб покрылся испариной. Но пароля мало, он должен себя еще чем-то обнаружить. Я шарил по карманам. Сначала правая рука в правый карман пиджака, затем в правый карман брюк, затем левая рука в левый карман брюк. Это-ответ на пароль. Приглушенный голос:
   - Никита Алексеевич! Вам поклон от Михаила Ивановича Проворова...
   А вот это уже как гром... Я не верил своим ушам.
   Имя Михаила Ивановича Проворова мог назвать только близкий ему человек. Это был мой руководитель в Центре, старый друг моего отца. Это имя прозвучало надежнее всякого пароля. Однако я ничем не обнаружил своего волнения. Спокойно смотрел в немолодое лицо нсзнакомца. Его губы чуть заметно, но приветливо улыбались.
   Я ответил отзывом, и мы не спеша пошли к берегу.
   Сели на перевернутую рассохшуюся лодку. Опасности в такой беседе на виду у всех не было. Подслушать нас здесь никто не мог.
   - Мне поручили искать вас в этом городе, - начал он. - Я здешний житель, профессия моя бухгалтер, разведчиком сделали обстоятельства... Я вас увидел вчера возле штаба... Моя задача установить связь с вами... Все, что вы имеете сказать, у меня есть возможность передать в Центр.
   - Рация? - спросил я его.
   Он отрицательно покачал головой.
   - Рации пеленгуются. Связь более надежная. Тайник-здесь и рация в лесу, в специальном отряде.
   - Что вам еще известно обо мне? - спросил я его.
   - Мне сообщили, что вас надо искать при штабе командующего. Должно быть, мне больше знать и не положено. Меня зовут Максим Петрович Веремейкин...
   Когда Рославль оставляли наши войска, чекисты успели приглядеться, на кого можно было положиться для подпольной работы. Среди них братья Веремейкины - егерь и бухгалтер.
   Егерь остался в своей охотничьей избушке. Нашлись офицеры немецких тыловых частей, которые пожелали охотиться в местных лесах. Тут и пригодился старый егерь. Вопросов лишних он не задавал, в связях подозрительных не был замечен. Оба брата получили беспрепятственную возможность общаться между собой, свободный выход из города в лес и из леса в город.
   Не обошлось, конечно, без внезапных проверок. Несколько раз их обыскивали на постах полевой жандармерии, но охотника застичь врасплох не так-то просто.
   У егеря посылки мои забирали люди из разведотряда, и оттуда уже передавали в Центр.
   Первая передача из Рославля пошла с сообщением о растерянности в высшем немецком командовании, с изложением указаний ставки об изменении целей кампании до зимнего времени.
   Вернулся генерал мрачным и задумчивым. Он попрежнему готовил свои дивизии к удару на Москву - расширил предмостные укрепления на Десне, вывел дивизии на исходные позиции для форсирования Десны, нацеливая их на укрепления по восточному берегу.
   - Никто не хочет знать правды! - бросил однажды генерал. - Несколько лет тому назад я подал докладную фюреру, что Россия имеет на вооружении семнадцать тысяч танков. Меня высмеяли... На совещании в Борисове Гитлер заявил нам, что, если бы он знал, что у русских действительно много танков, он не начинал бы войны с Россией.
   Я не знал, куда уезжал генерал на совещание, не знал, что оно происходило в Борисове. Никто в штабе танковой группы не знал, что на совещании присутствовал Гитлер.
   Раздумья, раздумья... Он начал задумываться еще на берегу Западного Буга, но все сомнения не мешали ему рваться вперед. Надежды еще не погасли. Он еще верил, что вот-вот поступит приказ наступать на Москву.
   Все ати дни танковая группа топталась на месте, отражая контратаки Красной Армии на разных участках фронта. Ни на день, ни на час не стихали бои под Ельней.
   11 августа высшее немецкое командование отклонило план наступления генерала, пока ничего не предложив взамен. Бои за Рославль, потери в эти"х боях оказались бессмыслицей, ибо взятие только этого города не обеспечивало фланга в случае движения на юг.
   Генерал выехал в дивизии, которые успели выдвинуться на исходные рубежи для наступления на Спас-Деменск и Вязьму. Рубеж проходил по западному берегу Десны. На другом берегу стояли войска Красной Армии.
   Мы за генералом перебрались в траншеи первого ряда, на наблюдательный пункт танкового полка.
   Прошло полтора месяца с субботы 21 июня, когда вот так же в бинокль генерал осматривал восточный берег Западного Буга.
   Там смотрели в бинокли, нисколько не опасаясь.
   Здесь все было насторожено.
   Восточный берег Десны с виду был мертв. Ни души.
   Зяяли песчаными откосами противотанковые рвы, тянулись ряды колючей проволоки, вились змейками свежие выбросы песка из окопов и траншей.
   Кто-то из высших офицеров неосторожно ВЫСУНУЛСЯ из-за бруствера. С того берега громыхнул залп, и мины разорвались метрах в пятидесяти от генерала, было убито несколько офицеров.
   В бруствер, там, где на секунду появился шлем офицера, вонзились одна за другой несколько пуль. Стрелял снайпер. И опять все стихло, все замерло.
   Мы ушли по траншее в глубину. Генерал наткнулся на заготовленные дорожные указатели с надписями: "На Москву".
   23 августа генерала вызвали в штаб группы армий "Центр", и там начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер объявил ему, что его танковая группа, а с ней и главные силы группы армий "Центр" поворачиваются на юг в наступление на Киев, что наступление на Москву откладывается.
   - Это означает, что мы вползаем в зимнюю кампанию, - бросил генерал Гальдеру.
   - Почему вам надо называть все своими именами? - воскликнул в ответ Гальдер. - Все в ваших руках.
   Вы можете энергично поддержать фон Клейста и в течение нескольких дней овладеть Киевом, а там и Москва!
   Вы утверждали не раз, что ваши танки могут двигаться сквозь боевые порядки противника с той скоростью, которую обеспечат их моторы!
   - Вот и дайте мне двинуться на Москву! - ответил генерал.
   - Тогда я, а не вы, назову все своими именами! - объявил Гальдер. - Фон Клейст собрал на гусеницы своих танков пыль со всех европейских дорог и за.вяз под Киевом и без помощи ваших танков и армий из группы армий "Центр" к Киеву не пробьется. Неужели мне вам разъяснять, что это означает? Вы двинетесь на Москву с открытым флангом... И это будет последним движением вперед вашей танковой группы...
   - Поход на Киев только затянет войну! - бросил генерал и сам испугался своих слов.
   Присутствующие отвели от него глаза.
   - Воину надо перенести в пространства-неопределенно пробормотал Гальдер. - А впрочем, я вам предлагаю самому отстоять свое мнение перед фюрером... Быть может, он вспомнит ваши удачи во Франции!
   Из ставки фюрера генерал вернулся с приказом двигаться на Украину.
   Получить подлинник приказа, хотя бы на минуту в руки, я не имел надежды, да его в подлиннике не видел тогда еще и генерал. Но само по себе решение наступать на Украину уже заслуживало внимания. Мне было не трудно отпроситься в поездку в штаб танковой дивизии, расположенный близ Рославля, и по пути заехать в город. В тайник я заложил свою вторую посылку, просигналив об этом Максиму Петровичу.
   25 августа войска танковой группы начали разворачиваться для наступления на юг, выдвигаясь на исходные рубежи.
   Вечером мы вышли вдвоем с генералом на прогулку, неподалеку от его командного пункта.
   - Они предали меня! - начал он без предисловий.
   Было темно, и лишь звезды сверкали на облитом черном небе. Я не мог разглядеть его лица, да он и не смотрел на меня.
   - Генералы всегда завидовали вашей славе! - подбодрил я его.
   - Генералы будут теперь меня терзать за эту славу.
   Но дело здесь не в генералах... Хозяева Германии торопятся защитить лишь свои интересы... Им Киев, Украина, Донбасс нужны, чтобы вывезти оттуда все, что мы захватим... Сырье, машины, людей!
   - Быть может, фюрер не хочет рисковать походом на Москву, не овладев Киевом и Украиной?
   - Вся эта война за пределами разумного риска!
   Этого не может не видеть любой офицер с самыми начальными военными знаниями... Если мы потерпим поражение в походе на Москву, нам придется думать о линии обороны...
   - Надолго ли? Ресурсы России неизмеримы...
   - Для завоевателя оборона-это крах! Но если мы овладеем Москвой, то мы имеем шансы и на успех!
   - Вы овладеете Киевом!
   - Для Рамфоринха, Круппа и их круга! Они свое получат и могут спокойно взирать на нашу потерю! Когда во Франции я нарушал все правила ведения войны, они меня поддерживали у Гитлера, на этот раз у меня с Гитлером разговора не получилось...
   Проверить его рассказ у меня никогда не было возможности. Но он разговорился, и, должно быть, какая-то доля правды в его рассказе была. Когда он прибыл в ставку Гитлера, его встретил главнокомандующий сухопутными силами, фельдмаршал фон Браухич, и строго предупредил, чтобы генерал не поднимал перед Гитлером вопроса о наступлении на Москву.