Страница:
В разыгравшихся сложных боях отличился и будущий маршал Рокоссовский. 5-я кавдивизия, снятая с Польского фронта, выгрузилась из эшелонов под Поневежем (Паневежис), когда бой шел в нескольких верстах северо-западнее станции. Противник стремился здесь перерезать железную дорогу, его конница теснила отступающие русские пехотные части. Дивизия во главе со своим начальником Скоропадским атаковала в конном строю, тремя полками. Вражеская кавалерия, стремившаяся в это время обойти пехотинцев, заметила несущуюся ей во фланг лавину и начала поворачивать назад. Но было поздно. Полки налетели на неприятеля, смяли - и пошла сеча. Рокоссовский срубил двоих немцев и заметил, что впереди разворачивается вражеская батарея. Со своим другом Станкевичем и еще несколькими драгунами ринулся туда. Орудия не успели взять точный прицел и выстрелили только один раз - дальше Рокоссовский зарубил командира батареи, а прислуга стала разбегаться и сдаваться...
Бои шли и на море. В это время Балтийский флот понес тяжелую утрату внезапно скончался его командующий, адмирал Н.О. Эссен, сердце пожилого человека не выдержало перегрузок. На его место был назначен вице-адмирал В.К. Канин, куда менее одаренный и менее решительный. В связи с этим возросла роль Колчака. Он стал выступать фактическим руководителем отрядов в боевых операциях. Оборона Рижского залива первоначально флотом не предусматривалась, для этого не хватало средства. Но и здесь делали все, что могли, стараясь не пропустить врага. Ставили мины. Отважно действовал дивизион подлодок под командованием Н. Л. Подгурского, срывая перевозки противника. Особенно прославились в боях субмарины "Окунь" и "Волк", на счету каждой из них было по несколько вражеских транспортов. 21.5 "Окунь" обнаружил в Ирбенском проливе броненосный крейсер противника, идущий под сильным охранением. И дерзко попытался атаковать. Подлодку заметили, и немецкий миноносец устремился на нее, намереваясь протаранить. Лишь умелые действия экипажа и ювелирные маневры рулевого Р.В. Пескарева спасли "Окунь" от гибели. Однако и вражеский отряд после этой атаки решил поостеречься, отказался от мысли проникнуть в Рижский залив и повернул назад. На русском флоте впервые в мире весной 15-го стали применять авианосцы - корабли с палубными гидросамолетами М-9. Они совершали разведку, своевременно оповещая командование о судах противника, наносили бомбовые удары.
А Алексеев и Плеве, когда сил в Прибалтике стало достаточно, нанесли по наступающим немцам ряд чувствительных контрударов. Отбили Шавли, Россиены. А в Курляндии на р. Виндава (Вента) совершила блестящий рейд бригада Уссурийской казачьей дивизии под командованием ген. Крымова. При содействии частей 7-го Сибирского корпуса она прорвала фронт и углубилась в расположение противника. Пройдя 20 - 25 км, сперва уничтожила обозы немцев. Потом встретила колонну 6-й германской кавалерийской дивизии, шедшую к передовой, неожиданным налетом разбила и гнала 20 км. Прошлась по вражеским тылам, взрывая мосты, разрушая станции и линии связи. И повернула назад. Немцы стягивали отовсюду войска, чтобы окружить дерзкую бригаду и не дать ей уйти за фронт. Но не тут-то было. По пути подвернулись части германской 8-й кавдивизии, и их тоже побили. Группы казаков гонялись за разбегающимися от них отрядами и штабными офицерами. Уссурийцы продолжили путь, и выдвинутая на перехват 23-я германская кавбригада с 2 батальонами пехоты предпочла с ними вообще не связываться. Пассивно наблюдала, как удаляются русские. И казаки, переправившись через р.Виндава, благополучно ушли к своим. По оценкам противника, рейд был проведен на высочайшем уровне. Связь на фронте была нарушена на 24 часа, обозы и склады на пути Крымова уничтожены, и все внимание германского командование на несколько дней приковано к своим тылам. Немецкий офицер писал о казаках: "Должен признаться, я ясно понял, сколько многому могла бы еще поучиться наша кавалерия у этих сынов степей".
Всеми данными мерами прорыв в Прибалтике к июню удалось локализовать. Фронт стабилизировался по линии Виндавы и Дубиссы, притока Немана. На этих рубежах заняла оборону армия Плеве, упираясь правым флангом в море, а левым сомкнувшись с 10-й. А за немцами осталась длинная прибрежная полоса, протянувшаяся от Восточной Пруссии до Курляндии.
37. ГОРЛИЦКИЙ ПРОРЫВ
На Германской войне
Только пушки в цене...
Б. Окуджава
Параллельно с наступлением в Курляндии развивалась и операция в Галиции. Необходимо подчеркнуть, что не только русское или французское, но и германское командование в это время действовало "на ощупь", приспосабливаясь к изменившимся условиям войны. Скажем, планы Людендорфа сокрушить Северо-Западный фронт провалились, но реализовался побочный эффект - продвижение в Прибалтике. А вот при подготовке наступления на Юго-Западный Фалькенгайн и Конрад вообще не ставили перед собой глобальных стратегических задач. Первоначально планировалось отбить лишь Западную Галицию: прорвать фронт у местечка Горлице и нанести удар на г. Санок чтобы вынудить русских отойти от Карпат за р. Сан и устранить опасность их вторжения в Венгрию. Но готовилась операция тщательно и вместе с тем очень быстро. Приказ был подписан кайзером 12.4, а переброска частей с Западного фронта началась 17.4. Чтобы обеспечить скрытность, эшелоны шли на Восток кружными путями. В это время на Дунайце велась авиаразведка, а немецкие офицеры - обязательно в австрийской форме, направлялись на передний край, изучая участки предстоящих атак и русскую оборону.
Как писал Фалькенгайн, "для прорыва были назначены особо испытанные части", а "в части были назначены многочисленные офицеры, точно усвоившие на Западном фронте наиболее яркие из новых приемов войны". Сосредотачивалось большое количество артиллерии, в том числе тяжелой, и новое по тому времени оружие - минометы. Снарядов для сокрушения русских позиций было завезено более миллиона. Выдвижение войск на передовые рубежи началось 25.4 и завершилось 28.4. Таким образом, вся подготовка заняла около 2 недель. И превосходство сил было обеспечено колоссальное. В 11-ю армию Макензена (начальник штаба фон Сект - будущий военный министр Веймарской республики) вошли Гвардейский, 41-й, сводный, и 6-й австро-венгерский корпуса. Причем 6-й тоже считался образцовым - он состоял только из мадьяр. В подчинение Макензену были переданы также 10-й германский корпус и 4-я австрийская армия. Всего ударная группировка насчитывала 357,4 тыс. штыков и сабель, 1272 легких и 334 тяжелых орудия, 660 пулеметов и 96 минометов. Вспомогательные удары должны были наноситься на всем Восточном фронте. А непосредственную поддержку оказывали 1-я австрийская армия, наступавшая у Макензена на левом фланге и 3-я австрийская на правом. Армиям, располагавшися южнее,- 2-й австрийской и Южной, предписывалось сковывать силы русских на своих участках, а если будет замечен отход - атаковать.
Противостояла удару 3-я армия Радко-Дмитриева - в ней было 219 тыс. бойцов, 675 легких и 4 тяжелых орудия, 600 пулеметов. Но путем концентрации войск на участке прорыва (около 35 км) немцы сумели достичь еще большего превосходства. На 1 км фронта у них приходилось тут 3600 солдат против 1700 русских, преимущество по пулеметам было обеспечено в 2,5 раза, по артиллерии в 6 раз, а по тяжелой - в 40 раз. Впрочем, это только по количеству стволов, а по силе огня - и считать не приходится. Потому что боеприпасов у Радко-Дмитриева оставалось всего ничего, и был уже установлен лимит - по 10 выстрелов в день на батарею. Тяжелых - по 1-2 снаряда в день на орудие, пехоте - по 25 патронов на винтовку. Несмотря на скрытность подготовки, русское командование об угрозе все же знало заранее. Первые данные поступили от Радко-Дмитриева 25.4. И теоретически было время принять необходимые меры для усиления этого участка. Но внимание Ставки было как раз в этот момент отвлечено прорывом Людендорфа в Прибалтике. А Иванов и его новый начштаба Драгомиров считали наступление врага на Дунайце маловероятным. Ведь было хорошо известно, что немцы всегда наносят главные удары по флангам. Откуда следовало, что ожидать попыток прорыва следует на юге, в Буковине, где таковые уже предпринимались. А против Радко-Дмитриева, как полагали, готовится лишь демонстрация. К тому же он успел заслужить репутацию "нытика", доклады о накоплении противника перед его армией и просьбы о срочных подкреплениях шли в штаб фронта постоянно, хотя и другим в это время приходилось не легче. Поэтому к подобным сигналам с его стороны попросту привыкли.
Но в данном случае Радко-Дмитриева поддержал и Брусилов. Указывал, что в Буковине нанести серьезный удар для немцев затруднительно - Лесистые Карпаты, в отличие от Бескид, являются серьезной преградой, и при вторжении через них крупной группировки ее было бы трудно снабжать. Эти доводы и новые разведданные заставили поколебаться Иванова. Но не до конца. И резерв фронта, 3-й Кавказский корпус, он расположил в г. Старе Място - на полпути между 3-й армией и левофланговой 9-й, действующей у Черновиц. Однако и Радко-Дмитриева Брусилов позже совершенно справедливо упрекал, что тот, зная о готовящемся прорыве, ограничился лишь докладами наверх, но не предпринял никаких мер имеющимися силами. Не усилил оборону, не подготовил заранее тыловых позиций и путей отхода, эвакуацию тылов, места сбора резервов. Хотя уж это-то мог сделать. Позиции армии оставались весьма слабыми, представляя собой 3... нет, не полосы обороны, а лишь 3 линии окопов на расстоянии 2 - 5 км друг от друга. Блиндажей было мало, проволочные заграждения опоясывали лишь первую линию, а тыловые - на отдельных участках. Занимали их дивизии 10-го и 9-го корпусов. Резерв 63-я пехотная и 7-я кавдивизия - располагался далеко в тылу.
А Макензен 29.4 отдал приказ на наступление. Он представлял собой подробнейшую инструкцию, кому и как действовать. Требовал быстрого и безостановочного продвижения, глубокого расчленения русских боевых порядков, четкого взаимодействия артиллерии с атаками пехоты и неотступного следования батарей за наступающими войсками. В 21 час 1.5 началась мощнейшая артподготовка. Длилась она 13 часов, причем в нескольких режимах. Вечером - ливень снарядов, ночью огонь продолжался периодически, с паузами для резки проволоки саперами. Утром артиллерия открыла шквальный огонь на поражение, а в 9.00 вдруг замолчала, и неожиданно для русских с коротких дистанций заговорили минометы, накрывая окопы навесным огнем. Потом снова ударили пушки - фланкирующим огнем, наискосок, вдоль позиций, затем перенесли обстрел в глубину, и в 10.00 в атаку ринулась пехота, выдвинувшаяся к этому моменту на 800 м от русских...
В западной литературе обычно даются весьма упрощенное описание Горлицкого прорыва. Дескать, после такого артобстрела (5 снарядов на каждый метр фронта!) пехоте и делать было нечего, и дальнейшее изображают сплошным триумфальным маршем Макензена. На самом деле даже с точки зрения военной теории это безграмотно. Напомним, что во Второй мировой достигались гораздо большие плотности орудий, и мощность артиллерийских ударов была намного выше, чем в Первой,- и все равно до "триумфальных маршей" было далеко. Не получилось такого и у Макензена. Наоборот, все детальные приказы и инструкции о быстром продвижении сразу же поехали насмарку. Потому что русская система огня оказалась... не подавленной. Атаку встретили сильным пулеметным огнем, цепи заставили залечь и прижали к земле. И немцы с венграми не только вынуждены были остановиться, но еще и отбивать контратаки русских в центре и на своем правом фланге. После чего подтянули артиллерию и начали повторную артподготовку. Вместо безостановочного рывка стали делать паузы, обстреливая и ожидая результатов. И снова атаковали, причем усвоением "новых приемов войны" у пехоты и не пахло - снова лезли в густых цепях, и потери несли соответствующие. Германская тяжелая артиллерия стала уже сосредотачивать огонь против отдельных объектов - подающих признаки жизни русских пулеметов, групп пехоты. Начали выделять орудия для непосредственного сопровождения атакующих. И в течение первого дня смогли овладеть лишь одной линией окопов.
3.5 при подходе ко второй линии русских окопов опять разгорелся упорный бой. Опять перемещали батареи поближе, месили снарядами, атаковали. И продержалась эта линия до вечера. 4.5, сдерживая врага контратаками и пытаясь зацепиться на третьей, самой слабой линии, части 3-й армии стали подаваться назад. И лишь к вечеру 5.5 противник ценой значительных потерь проломил наконец-то оборону 10-го русского корпуса, на который навалились сразу три - 41-й, гвардейский и 6-й венгерский, и вышли к р. Вислока. Таким образом, у русского командования было четверо суток для организации противодействия. Но увы, эта возможность осталась неиспользованной. Ставка еще не оценила всей опасности на этом участке. Впрочем, оно и понятно - как уже отмечалось, 2.5 враг нанес удары по всему фронту, и разобраться в ситуации было не так-то просто. А доклады Иванова и Драгомирова не давали повода для особого беспокойства - они и сами еще не обеспокоились. И можно даже предположить, по какой причине. Как ни горько - но очевилно, именно героизм 9-го и 10-го корпусов стал основанием грубейшей ошибки. Раз держатся, отбивают атаки, то ведь наверное, и силы неприятеля там сосредоточены не столь уж значительные. Значит, это и впрямь может быть лишь демонстрацией... И как раз в это время на левом фланге 9-я и 11-я русские армии перешли в наступление! Против - как сочли в штабе фронта главной группировки врага, которая сосредотачивается в Буковине.
Засуетились лишь тогда, когда войска Радко-Дмитриева были отброшены за Вислоку. Но и то восприняли прорыв скорее в качестве досадной помехи основным планам. Поэтому приказали контратаковать и восстановить положение. В состав 3-й армии передавались 24-й и 21-й корпуса Брусилова. А из резерва фронта Радко-Дмитриеву все же решили перебросить 3-й Кавказский и кавалерийские соединения. Однако и сам Радко-Дмитриев начал вводить имевшиеся у него резервы лишь на рубеже Вислоки. Но было уже поздно. Потому что два его корпуса были совершенно разбиты, и их остатки отступали в беспорядке, перемешавшимися батальонами и ротами, не представляя больше практически никакой боевой силы. Немцы хлынули в прорыв и начали расширять его, громя отступающих. И получили возможность бить по очереди остальные соединения 3-й армии, выставленные им навстречу только сейчас.
3-й Кавказский корпус был расквартирован на большой территории, и чтобы быстрее перебросить его к месту прорыва, Иванов распорядился отправлять по частям. Но и вступали в сражение эти части разрозненно, по мере перевозки, и перелома в боевых действиях не создали. С 7.5 войска 3-й армии пытались контратаковать, на отдельных участках добивались успеха. Так, подошел кавалерийский корпус Хана Нахичеванского и на глазах отступающей пехоты, под бешеным огнем ринулся в конную атаку. Сам вид несущейся на врага массы всадников настолько воодушевил пехотинцев, что они повернули, поднимались с земли даже раненые, и вместе с конницей ударили на немцев, отбросив их к Вислоке. На другом участке, у деревни Ольховчик, 13-й германский полк наткнулся на выдвигаемый к фронту 12-й казачий полк. Казаки спешились, встретили врага огнем пулеметов и орудий, потом ударили в рукопашную, обратив неприятеля в бегство и взяв пленных.
Но в целом обстановка продолжала ухудшаться. Где-то немцев отбивали, но в это время они углубляли прорыв по соседству, и успех сводился к нулю. Те же самые дивизии и корпуса могли бы быть использованы куда более разумно - для создания сильной группировки и удара во фланг прорыва. Но вместо этого свежие соединения по одиночке бросались в лобовые контратаки, подпирая отступающих. И подставляясь под новые таранные удары немцев. Сдерживали их на короткое время, затем "подпорка" тоже ломалась и следовал очередной откат. Радко-Дмитриев молил уже о разрешении уходить за Сан. Однако Верховный Главнокомандующий требовал: "Я категорически приказываю вам не предпринимать никакого отступления без моего личного разрешения". Что тоже можно понять. По донесениям штаба фронта войск в 3-й армии было уже предостаточно. А ее отход ставил под угрозу фланговых охватов соседние - 4-ю, которая как раз одержала блестящую победу, и 8-ю, удерживавшую стратегически важные перевалы.
Положение усугубилось тем, что в мешанине отступления Радко-Дмитриев потерял управление своими соединениями. И вместо того, чтобы любыми силами наладить связь, стал сам раскатывать по фронту на машине и через адъютантов рассылать приказы тем, кого получалось найти,- командирам полков, дивизий, минуя прямых начальников. Которые отдавали другие приказы и тщетно искали командарма, чтобы доложить ему обстановку и получить указания. Пошла неразбериха, и вместо армии были уже какие-то импровизированные единицы, сборные отряды, а где и просто толпы, старающиеся выбраться на восток или сдающиеся. Но надо сказать, что и германское командование проявило себя далеко не блестящим образом. Несмотря на значительное превосходство и богатейшие возможности в связи с плачевным состоянием русских войск, о каком-либо искусстве маневрирования и речи не было. Части противника тоже бросались сугубо в лобовые атаки. И тоже несли очень серьезные потери. А встречая сопротивление, хотя порой - только штыками, останавливались. Ближнего боя не выдерживали. Пятились, подтягивали артиллерию, засыпали снарядами и только после этого предпринимали следующие атаки. И наступление развивалось крайне медленно, сводясь к фронтальному выталкиванию русских. Им, по сути, беспрепятственно позволяли отходить на следующие рубежи.
Но из-за утраты централизованного управления обстановка становилась все более хаотичной. Одни части уже не существовали, другие отступали, третьи еще держались, четвертые только выдвигались к бою. К 11.5 положение стало угрожающим не только для 3-й армии. Прорыв углубился, и 4-я австрийская армия, продвигавшаяся на левом крыле ударной группировки, вдоль Вислы, зашла за фланг 4-й русской армии, оборонявшейся севернее. А правое крыло 11-й германской угрожало охватом фланга 8-й армии Брусилова. И Ставка дала команду на отход. 4-я Эверта отводилась на 50 км назад, на фронт Нове-Място - Сандомир, 3-я и 8-я на линию р. Сан, 11-я - на Стрый, 9-я - к Днестру. Отступление не для всех прошло гладко. В тяжелое положение попала одна из лучших дивизий - 48-я генерала Корнилова, уже успевшая к этому времени заслужить неофициальное название "Стальной". Она сражалась в горах в районе Дуклы. И при передаче 24-го корпуса Радко-Дмитриеву очутилась на крайнем левом фланге 3-й армии. Еще раз подтверждая репутацию "Стальной", стойко отбивала все атаки. А в условиях неразберихи получила приказ отступать с запозданием.
Следом на ней двинулись части 3-й австрийской армии, а на равнине соседние соединения уже были отброшены назад, и выходы из гор перекрыли 11-я баварская и 20-я дивизии противника. 48-я оказалась в окружении. При ней находился санитарный отряд Николая Родзянко, сына председателя Думы. Работал тут отряд долго, персонал успел хорошо изучить здешние места, и Родзянко предложил Корнилову путь выхода из кольца окольными тропами. Но комдив не захотел оставлять войска, растянувшиеся на 20 км и настоял на том, чтобы санитарный отряд уходил, а сам со штабом отправился к отставшим полкам. Родзянко удалось проскочить, он вывез до Сана не только всех раненых, но и часть тыловых подразделений и обозов дивизии, за что был награжден орденом Св. Владимира с мечами. Но за ним и оставшиеся дороги были перекрыты. А Корнилов организовал прорыв и сам прикрывал его с горстью храбрецов. И часть соединения пробилась, вынесла все знамена дивизии и ее полков. Но начдив был ранен осколком снаряда, значительная часть отряда, остававшегося с ним, погибла. Отстреливаясь, он вырвался со штабом чуть ли не из рук неприятеля и ушел в горы. Несколько дней прятались и лесами пробирались к своим. Изголодавшись, вышли к селению, чтобы достать продукты, и были захвачены австрийцами в плен.
На участке 8-й армии противник попытался не допустить отхода русских. Части 3-й и 2-й австрийских армий стали нажимать сильнее, чтобы задержать обороняющихся в горах, пока Макензен не зайдет им в тыл. Но Брусилов оказался предусмотрительнее Радко-Дмитриева. Еще в начале прорыва он заблаговременно отвел на восток склады и тылы. А отступление приказал произвести скрытно. Не показывать, что готовится отход, до последнего момента вести работы по усилению обороны. Потом оставить в окопах подвижные команды с пулеметами, которые какое-то время будут для видимости вести огонь, а остальным ночью сняться с позиций и уходить, стараясь подальше оторваться от врага. Пути и рубежи отступления были распределены и доведены до командиров тоже заранее. И маневр был осуществлен благополучно, кроме левого фланга. Здесь действовал сводный отряд Деникина из 4-й Железной дивизии с приданными частями, прикрывая стык 8-й и 11-й армий.
Но командующий 11-й Щербачев начал вдруг возражать против отступления. Масштабов катастрофы он не знал, наоборот, 11-я и 9-я одерживали победы. Армия Щербачева вышла к Лесистым Карпатам и атаковала перевалы, войска Лечицкого наносили удары на Коломыю и Делатынь, а его 32-й корпус начал штурм Черновиц. Правда, неудачный - корпус состоял из 2 необстрелянных ополченских дивизий, а город был сильно укреплен, атакующих встретил огонь 12-дюймовых орудий, оставляющих 10-метровые воронки. И штурм захлебнулся, удалось взять лишь передовые позиции. Но оставлять с таким трудом отбитую территорию казалось просто глупостью вышестоящих штабов. Брусилов созвонился со Щербачевым и объяснил, что если его армия замешкается, то ей перекроют выходы с перевалов и не позволят спуститься с гор. Однако корпуса 11-й уже втянулись на узкие карпатские дороги, им требовалось время, чтобы выйти назад, и по просьбе Щербачева левофланговые части 8-й армии были задержаны. А между тем, противник обнаружил отход Брусилова и навалился на этом участке, чтобы выйти в тыл войскам Щербачева. Начал такую бомбардировку, что еду и боеприпасы можно было подвозить только по ночам. Несколько атак отбили, потом дивизия Деникина получила приказ отступать, а приданные ей 2 полка еще должны были задержаться. И понесли огромные потери. Архангелогородский полк погиб почти полностью, очутившись и полукольце и простреливаемый со всех сторон.
3-я армия закончила отход к Сану 13.5. В сражении она потеряла убитыми, ранеными и пленными 140 тыс. чел. Радко-Дмитриев был смещен, вместо него назначен командир 12-го корпуса ген. Леш (корпус принял Каледин). Армия заняла позиции к северу от Перемышля, 8-я к югу. Оборона этого района была возложена на Брусилова, для чего ему подчинили и остатки 3-й армии. А Фалькенгайн как раз собирался остановить операцию - ее цели были достигнуты. Но фон Сект уговорил его продолжить наступление, доказывая, что русские разгромлены и надо развивать удар, пока они не получили подкреплений и не организовали оборону. И немцы, перегруппировавшись, нанесли сосредоточенный удар на Ярослав, подступы к которому прикрывал 24-й корпус - в котором осталась всего одна поредевшая 49-я дивизия. В ожесточенных боях город был взят, и к 16.5 русских отбросили за Сан. А на следующий день германские гвардейские полки смогли переправиться через реку и захватить плацдарм, после чего вклинились между частями 24-го и 3-го Кавказского корпусов и принялись расширять прорыв. Атаки начались и на других участках. Положение осложнялось тем, что теперь уже и в 8-й армии, имевшей к началу сражения некоторый запас снарядов, они кончились.
Деникин вспоминал о битве под Перемышлем: "Одиннадцать дней жестокого боя 4-й Железной дивизии... Одиннадцать дней страшного гула немецкой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с защитниками их... И молчание моих батарей... Мы почти не отвечали - нечем. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, истощенные до последней степени, отбивали одну атаку за другой - штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, ряды редели, росли могильные холмы... два полка почти уничтожены одним огнем... Когда после трехдневного молчания нашей единственной 6-дюймовой батареи ей подвезли 50 снарядов, об этом сообщено было по телефону немедленно всем полкам, всем ротам; и все стрелки вздохнули с радостью и облегчением". Он писал, что в этих боях "в первый и единственный раз я видел храбрейшего из храбрейших Маркова в состоянии, близком к отчаянию". Марков выводил из шквала огня остатки своих рот, а рядом шел командир 14-го полка. Разорвался снаряд и осколком снес ему голову. Туловище, из которого хлестала кровь, стояло еще несколько мгновений. И Марков, залитый кровью соседа, зашагал дальше...
Бои шли и на море. В это время Балтийский флот понес тяжелую утрату внезапно скончался его командующий, адмирал Н.О. Эссен, сердце пожилого человека не выдержало перегрузок. На его место был назначен вице-адмирал В.К. Канин, куда менее одаренный и менее решительный. В связи с этим возросла роль Колчака. Он стал выступать фактическим руководителем отрядов в боевых операциях. Оборона Рижского залива первоначально флотом не предусматривалась, для этого не хватало средства. Но и здесь делали все, что могли, стараясь не пропустить врага. Ставили мины. Отважно действовал дивизион подлодок под командованием Н. Л. Подгурского, срывая перевозки противника. Особенно прославились в боях субмарины "Окунь" и "Волк", на счету каждой из них было по несколько вражеских транспортов. 21.5 "Окунь" обнаружил в Ирбенском проливе броненосный крейсер противника, идущий под сильным охранением. И дерзко попытался атаковать. Подлодку заметили, и немецкий миноносец устремился на нее, намереваясь протаранить. Лишь умелые действия экипажа и ювелирные маневры рулевого Р.В. Пескарева спасли "Окунь" от гибели. Однако и вражеский отряд после этой атаки решил поостеречься, отказался от мысли проникнуть в Рижский залив и повернул назад. На русском флоте впервые в мире весной 15-го стали применять авианосцы - корабли с палубными гидросамолетами М-9. Они совершали разведку, своевременно оповещая командование о судах противника, наносили бомбовые удары.
А Алексеев и Плеве, когда сил в Прибалтике стало достаточно, нанесли по наступающим немцам ряд чувствительных контрударов. Отбили Шавли, Россиены. А в Курляндии на р. Виндава (Вента) совершила блестящий рейд бригада Уссурийской казачьей дивизии под командованием ген. Крымова. При содействии частей 7-го Сибирского корпуса она прорвала фронт и углубилась в расположение противника. Пройдя 20 - 25 км, сперва уничтожила обозы немцев. Потом встретила колонну 6-й германской кавалерийской дивизии, шедшую к передовой, неожиданным налетом разбила и гнала 20 км. Прошлась по вражеским тылам, взрывая мосты, разрушая станции и линии связи. И повернула назад. Немцы стягивали отовсюду войска, чтобы окружить дерзкую бригаду и не дать ей уйти за фронт. Но не тут-то было. По пути подвернулись части германской 8-й кавдивизии, и их тоже побили. Группы казаков гонялись за разбегающимися от них отрядами и штабными офицерами. Уссурийцы продолжили путь, и выдвинутая на перехват 23-я германская кавбригада с 2 батальонами пехоты предпочла с ними вообще не связываться. Пассивно наблюдала, как удаляются русские. И казаки, переправившись через р.Виндава, благополучно ушли к своим. По оценкам противника, рейд был проведен на высочайшем уровне. Связь на фронте была нарушена на 24 часа, обозы и склады на пути Крымова уничтожены, и все внимание германского командование на несколько дней приковано к своим тылам. Немецкий офицер писал о казаках: "Должен признаться, я ясно понял, сколько многому могла бы еще поучиться наша кавалерия у этих сынов степей".
Всеми данными мерами прорыв в Прибалтике к июню удалось локализовать. Фронт стабилизировался по линии Виндавы и Дубиссы, притока Немана. На этих рубежах заняла оборону армия Плеве, упираясь правым флангом в море, а левым сомкнувшись с 10-й. А за немцами осталась длинная прибрежная полоса, протянувшаяся от Восточной Пруссии до Курляндии.
37. ГОРЛИЦКИЙ ПРОРЫВ
На Германской войне
Только пушки в цене...
Б. Окуджава
Параллельно с наступлением в Курляндии развивалась и операция в Галиции. Необходимо подчеркнуть, что не только русское или французское, но и германское командование в это время действовало "на ощупь", приспосабливаясь к изменившимся условиям войны. Скажем, планы Людендорфа сокрушить Северо-Западный фронт провалились, но реализовался побочный эффект - продвижение в Прибалтике. А вот при подготовке наступления на Юго-Западный Фалькенгайн и Конрад вообще не ставили перед собой глобальных стратегических задач. Первоначально планировалось отбить лишь Западную Галицию: прорвать фронт у местечка Горлице и нанести удар на г. Санок чтобы вынудить русских отойти от Карпат за р. Сан и устранить опасность их вторжения в Венгрию. Но готовилась операция тщательно и вместе с тем очень быстро. Приказ был подписан кайзером 12.4, а переброска частей с Западного фронта началась 17.4. Чтобы обеспечить скрытность, эшелоны шли на Восток кружными путями. В это время на Дунайце велась авиаразведка, а немецкие офицеры - обязательно в австрийской форме, направлялись на передний край, изучая участки предстоящих атак и русскую оборону.
Как писал Фалькенгайн, "для прорыва были назначены особо испытанные части", а "в части были назначены многочисленные офицеры, точно усвоившие на Западном фронте наиболее яркие из новых приемов войны". Сосредотачивалось большое количество артиллерии, в том числе тяжелой, и новое по тому времени оружие - минометы. Снарядов для сокрушения русских позиций было завезено более миллиона. Выдвижение войск на передовые рубежи началось 25.4 и завершилось 28.4. Таким образом, вся подготовка заняла около 2 недель. И превосходство сил было обеспечено колоссальное. В 11-ю армию Макензена (начальник штаба фон Сект - будущий военный министр Веймарской республики) вошли Гвардейский, 41-й, сводный, и 6-й австро-венгерский корпуса. Причем 6-й тоже считался образцовым - он состоял только из мадьяр. В подчинение Макензену были переданы также 10-й германский корпус и 4-я австрийская армия. Всего ударная группировка насчитывала 357,4 тыс. штыков и сабель, 1272 легких и 334 тяжелых орудия, 660 пулеметов и 96 минометов. Вспомогательные удары должны были наноситься на всем Восточном фронте. А непосредственную поддержку оказывали 1-я австрийская армия, наступавшая у Макензена на левом фланге и 3-я австрийская на правом. Армиям, располагавшися южнее,- 2-й австрийской и Южной, предписывалось сковывать силы русских на своих участках, а если будет замечен отход - атаковать.
Противостояла удару 3-я армия Радко-Дмитриева - в ней было 219 тыс. бойцов, 675 легких и 4 тяжелых орудия, 600 пулеметов. Но путем концентрации войск на участке прорыва (около 35 км) немцы сумели достичь еще большего превосходства. На 1 км фронта у них приходилось тут 3600 солдат против 1700 русских, преимущество по пулеметам было обеспечено в 2,5 раза, по артиллерии в 6 раз, а по тяжелой - в 40 раз. Впрочем, это только по количеству стволов, а по силе огня - и считать не приходится. Потому что боеприпасов у Радко-Дмитриева оставалось всего ничего, и был уже установлен лимит - по 10 выстрелов в день на батарею. Тяжелых - по 1-2 снаряда в день на орудие, пехоте - по 25 патронов на винтовку. Несмотря на скрытность подготовки, русское командование об угрозе все же знало заранее. Первые данные поступили от Радко-Дмитриева 25.4. И теоретически было время принять необходимые меры для усиления этого участка. Но внимание Ставки было как раз в этот момент отвлечено прорывом Людендорфа в Прибалтике. А Иванов и его новый начштаба Драгомиров считали наступление врага на Дунайце маловероятным. Ведь было хорошо известно, что немцы всегда наносят главные удары по флангам. Откуда следовало, что ожидать попыток прорыва следует на юге, в Буковине, где таковые уже предпринимались. А против Радко-Дмитриева, как полагали, готовится лишь демонстрация. К тому же он успел заслужить репутацию "нытика", доклады о накоплении противника перед его армией и просьбы о срочных подкреплениях шли в штаб фронта постоянно, хотя и другим в это время приходилось не легче. Поэтому к подобным сигналам с его стороны попросту привыкли.
Но в данном случае Радко-Дмитриева поддержал и Брусилов. Указывал, что в Буковине нанести серьезный удар для немцев затруднительно - Лесистые Карпаты, в отличие от Бескид, являются серьезной преградой, и при вторжении через них крупной группировки ее было бы трудно снабжать. Эти доводы и новые разведданные заставили поколебаться Иванова. Но не до конца. И резерв фронта, 3-й Кавказский корпус, он расположил в г. Старе Място - на полпути между 3-й армией и левофланговой 9-й, действующей у Черновиц. Однако и Радко-Дмитриева Брусилов позже совершенно справедливо упрекал, что тот, зная о готовящемся прорыве, ограничился лишь докладами наверх, но не предпринял никаких мер имеющимися силами. Не усилил оборону, не подготовил заранее тыловых позиций и путей отхода, эвакуацию тылов, места сбора резервов. Хотя уж это-то мог сделать. Позиции армии оставались весьма слабыми, представляя собой 3... нет, не полосы обороны, а лишь 3 линии окопов на расстоянии 2 - 5 км друг от друга. Блиндажей было мало, проволочные заграждения опоясывали лишь первую линию, а тыловые - на отдельных участках. Занимали их дивизии 10-го и 9-го корпусов. Резерв 63-я пехотная и 7-я кавдивизия - располагался далеко в тылу.
А Макензен 29.4 отдал приказ на наступление. Он представлял собой подробнейшую инструкцию, кому и как действовать. Требовал быстрого и безостановочного продвижения, глубокого расчленения русских боевых порядков, четкого взаимодействия артиллерии с атаками пехоты и неотступного следования батарей за наступающими войсками. В 21 час 1.5 началась мощнейшая артподготовка. Длилась она 13 часов, причем в нескольких режимах. Вечером - ливень снарядов, ночью огонь продолжался периодически, с паузами для резки проволоки саперами. Утром артиллерия открыла шквальный огонь на поражение, а в 9.00 вдруг замолчала, и неожиданно для русских с коротких дистанций заговорили минометы, накрывая окопы навесным огнем. Потом снова ударили пушки - фланкирующим огнем, наискосок, вдоль позиций, затем перенесли обстрел в глубину, и в 10.00 в атаку ринулась пехота, выдвинувшаяся к этому моменту на 800 м от русских...
В западной литературе обычно даются весьма упрощенное описание Горлицкого прорыва. Дескать, после такого артобстрела (5 снарядов на каждый метр фронта!) пехоте и делать было нечего, и дальнейшее изображают сплошным триумфальным маршем Макензена. На самом деле даже с точки зрения военной теории это безграмотно. Напомним, что во Второй мировой достигались гораздо большие плотности орудий, и мощность артиллерийских ударов была намного выше, чем в Первой,- и все равно до "триумфальных маршей" было далеко. Не получилось такого и у Макензена. Наоборот, все детальные приказы и инструкции о быстром продвижении сразу же поехали насмарку. Потому что русская система огня оказалась... не подавленной. Атаку встретили сильным пулеметным огнем, цепи заставили залечь и прижали к земле. И немцы с венграми не только вынуждены были остановиться, но еще и отбивать контратаки русских в центре и на своем правом фланге. После чего подтянули артиллерию и начали повторную артподготовку. Вместо безостановочного рывка стали делать паузы, обстреливая и ожидая результатов. И снова атаковали, причем усвоением "новых приемов войны" у пехоты и не пахло - снова лезли в густых цепях, и потери несли соответствующие. Германская тяжелая артиллерия стала уже сосредотачивать огонь против отдельных объектов - подающих признаки жизни русских пулеметов, групп пехоты. Начали выделять орудия для непосредственного сопровождения атакующих. И в течение первого дня смогли овладеть лишь одной линией окопов.
3.5 при подходе ко второй линии русских окопов опять разгорелся упорный бой. Опять перемещали батареи поближе, месили снарядами, атаковали. И продержалась эта линия до вечера. 4.5, сдерживая врага контратаками и пытаясь зацепиться на третьей, самой слабой линии, части 3-й армии стали подаваться назад. И лишь к вечеру 5.5 противник ценой значительных потерь проломил наконец-то оборону 10-го русского корпуса, на который навалились сразу три - 41-й, гвардейский и 6-й венгерский, и вышли к р. Вислока. Таким образом, у русского командования было четверо суток для организации противодействия. Но увы, эта возможность осталась неиспользованной. Ставка еще не оценила всей опасности на этом участке. Впрочем, оно и понятно - как уже отмечалось, 2.5 враг нанес удары по всему фронту, и разобраться в ситуации было не так-то просто. А доклады Иванова и Драгомирова не давали повода для особого беспокойства - они и сами еще не обеспокоились. И можно даже предположить, по какой причине. Как ни горько - но очевилно, именно героизм 9-го и 10-го корпусов стал основанием грубейшей ошибки. Раз держатся, отбивают атаки, то ведь наверное, и силы неприятеля там сосредоточены не столь уж значительные. Значит, это и впрямь может быть лишь демонстрацией... И как раз в это время на левом фланге 9-я и 11-я русские армии перешли в наступление! Против - как сочли в штабе фронта главной группировки врага, которая сосредотачивается в Буковине.
Засуетились лишь тогда, когда войска Радко-Дмитриева были отброшены за Вислоку. Но и то восприняли прорыв скорее в качестве досадной помехи основным планам. Поэтому приказали контратаковать и восстановить положение. В состав 3-й армии передавались 24-й и 21-й корпуса Брусилова. А из резерва фронта Радко-Дмитриеву все же решили перебросить 3-й Кавказский и кавалерийские соединения. Однако и сам Радко-Дмитриев начал вводить имевшиеся у него резервы лишь на рубеже Вислоки. Но было уже поздно. Потому что два его корпуса были совершенно разбиты, и их остатки отступали в беспорядке, перемешавшимися батальонами и ротами, не представляя больше практически никакой боевой силы. Немцы хлынули в прорыв и начали расширять его, громя отступающих. И получили возможность бить по очереди остальные соединения 3-й армии, выставленные им навстречу только сейчас.
3-й Кавказский корпус был расквартирован на большой территории, и чтобы быстрее перебросить его к месту прорыва, Иванов распорядился отправлять по частям. Но и вступали в сражение эти части разрозненно, по мере перевозки, и перелома в боевых действиях не создали. С 7.5 войска 3-й армии пытались контратаковать, на отдельных участках добивались успеха. Так, подошел кавалерийский корпус Хана Нахичеванского и на глазах отступающей пехоты, под бешеным огнем ринулся в конную атаку. Сам вид несущейся на врага массы всадников настолько воодушевил пехотинцев, что они повернули, поднимались с земли даже раненые, и вместе с конницей ударили на немцев, отбросив их к Вислоке. На другом участке, у деревни Ольховчик, 13-й германский полк наткнулся на выдвигаемый к фронту 12-й казачий полк. Казаки спешились, встретили врага огнем пулеметов и орудий, потом ударили в рукопашную, обратив неприятеля в бегство и взяв пленных.
Но в целом обстановка продолжала ухудшаться. Где-то немцев отбивали, но в это время они углубляли прорыв по соседству, и успех сводился к нулю. Те же самые дивизии и корпуса могли бы быть использованы куда более разумно - для создания сильной группировки и удара во фланг прорыва. Но вместо этого свежие соединения по одиночке бросались в лобовые контратаки, подпирая отступающих. И подставляясь под новые таранные удары немцев. Сдерживали их на короткое время, затем "подпорка" тоже ломалась и следовал очередной откат. Радко-Дмитриев молил уже о разрешении уходить за Сан. Однако Верховный Главнокомандующий требовал: "Я категорически приказываю вам не предпринимать никакого отступления без моего личного разрешения". Что тоже можно понять. По донесениям штаба фронта войск в 3-й армии было уже предостаточно. А ее отход ставил под угрозу фланговых охватов соседние - 4-ю, которая как раз одержала блестящую победу, и 8-ю, удерживавшую стратегически важные перевалы.
Положение усугубилось тем, что в мешанине отступления Радко-Дмитриев потерял управление своими соединениями. И вместо того, чтобы любыми силами наладить связь, стал сам раскатывать по фронту на машине и через адъютантов рассылать приказы тем, кого получалось найти,- командирам полков, дивизий, минуя прямых начальников. Которые отдавали другие приказы и тщетно искали командарма, чтобы доложить ему обстановку и получить указания. Пошла неразбериха, и вместо армии были уже какие-то импровизированные единицы, сборные отряды, а где и просто толпы, старающиеся выбраться на восток или сдающиеся. Но надо сказать, что и германское командование проявило себя далеко не блестящим образом. Несмотря на значительное превосходство и богатейшие возможности в связи с плачевным состоянием русских войск, о каком-либо искусстве маневрирования и речи не было. Части противника тоже бросались сугубо в лобовые атаки. И тоже несли очень серьезные потери. А встречая сопротивление, хотя порой - только штыками, останавливались. Ближнего боя не выдерживали. Пятились, подтягивали артиллерию, засыпали снарядами и только после этого предпринимали следующие атаки. И наступление развивалось крайне медленно, сводясь к фронтальному выталкиванию русских. Им, по сути, беспрепятственно позволяли отходить на следующие рубежи.
Но из-за утраты централизованного управления обстановка становилась все более хаотичной. Одни части уже не существовали, другие отступали, третьи еще держались, четвертые только выдвигались к бою. К 11.5 положение стало угрожающим не только для 3-й армии. Прорыв углубился, и 4-я австрийская армия, продвигавшаяся на левом крыле ударной группировки, вдоль Вислы, зашла за фланг 4-й русской армии, оборонявшейся севернее. А правое крыло 11-й германской угрожало охватом фланга 8-й армии Брусилова. И Ставка дала команду на отход. 4-я Эверта отводилась на 50 км назад, на фронт Нове-Място - Сандомир, 3-я и 8-я на линию р. Сан, 11-я - на Стрый, 9-я - к Днестру. Отступление не для всех прошло гладко. В тяжелое положение попала одна из лучших дивизий - 48-я генерала Корнилова, уже успевшая к этому времени заслужить неофициальное название "Стальной". Она сражалась в горах в районе Дуклы. И при передаче 24-го корпуса Радко-Дмитриеву очутилась на крайнем левом фланге 3-й армии. Еще раз подтверждая репутацию "Стальной", стойко отбивала все атаки. А в условиях неразберихи получила приказ отступать с запозданием.
Следом на ней двинулись части 3-й австрийской армии, а на равнине соседние соединения уже были отброшены назад, и выходы из гор перекрыли 11-я баварская и 20-я дивизии противника. 48-я оказалась в окружении. При ней находился санитарный отряд Николая Родзянко, сына председателя Думы. Работал тут отряд долго, персонал успел хорошо изучить здешние места, и Родзянко предложил Корнилову путь выхода из кольца окольными тропами. Но комдив не захотел оставлять войска, растянувшиеся на 20 км и настоял на том, чтобы санитарный отряд уходил, а сам со штабом отправился к отставшим полкам. Родзянко удалось проскочить, он вывез до Сана не только всех раненых, но и часть тыловых подразделений и обозов дивизии, за что был награжден орденом Св. Владимира с мечами. Но за ним и оставшиеся дороги были перекрыты. А Корнилов организовал прорыв и сам прикрывал его с горстью храбрецов. И часть соединения пробилась, вынесла все знамена дивизии и ее полков. Но начдив был ранен осколком снаряда, значительная часть отряда, остававшегося с ним, погибла. Отстреливаясь, он вырвался со штабом чуть ли не из рук неприятеля и ушел в горы. Несколько дней прятались и лесами пробирались к своим. Изголодавшись, вышли к селению, чтобы достать продукты, и были захвачены австрийцами в плен.
На участке 8-й армии противник попытался не допустить отхода русских. Части 3-й и 2-й австрийских армий стали нажимать сильнее, чтобы задержать обороняющихся в горах, пока Макензен не зайдет им в тыл. Но Брусилов оказался предусмотрительнее Радко-Дмитриева. Еще в начале прорыва он заблаговременно отвел на восток склады и тылы. А отступление приказал произвести скрытно. Не показывать, что готовится отход, до последнего момента вести работы по усилению обороны. Потом оставить в окопах подвижные команды с пулеметами, которые какое-то время будут для видимости вести огонь, а остальным ночью сняться с позиций и уходить, стараясь подальше оторваться от врага. Пути и рубежи отступления были распределены и доведены до командиров тоже заранее. И маневр был осуществлен благополучно, кроме левого фланга. Здесь действовал сводный отряд Деникина из 4-й Железной дивизии с приданными частями, прикрывая стык 8-й и 11-й армий.
Но командующий 11-й Щербачев начал вдруг возражать против отступления. Масштабов катастрофы он не знал, наоборот, 11-я и 9-я одерживали победы. Армия Щербачева вышла к Лесистым Карпатам и атаковала перевалы, войска Лечицкого наносили удары на Коломыю и Делатынь, а его 32-й корпус начал штурм Черновиц. Правда, неудачный - корпус состоял из 2 необстрелянных ополченских дивизий, а город был сильно укреплен, атакующих встретил огонь 12-дюймовых орудий, оставляющих 10-метровые воронки. И штурм захлебнулся, удалось взять лишь передовые позиции. Но оставлять с таким трудом отбитую территорию казалось просто глупостью вышестоящих штабов. Брусилов созвонился со Щербачевым и объяснил, что если его армия замешкается, то ей перекроют выходы с перевалов и не позволят спуститься с гор. Однако корпуса 11-й уже втянулись на узкие карпатские дороги, им требовалось время, чтобы выйти назад, и по просьбе Щербачева левофланговые части 8-й армии были задержаны. А между тем, противник обнаружил отход Брусилова и навалился на этом участке, чтобы выйти в тыл войскам Щербачева. Начал такую бомбардировку, что еду и боеприпасы можно было подвозить только по ночам. Несколько атак отбили, потом дивизия Деникина получила приказ отступать, а приданные ей 2 полка еще должны были задержаться. И понесли огромные потери. Архангелогородский полк погиб почти полностью, очутившись и полукольце и простреливаемый со всех сторон.
3-я армия закончила отход к Сану 13.5. В сражении она потеряла убитыми, ранеными и пленными 140 тыс. чел. Радко-Дмитриев был смещен, вместо него назначен командир 12-го корпуса ген. Леш (корпус принял Каледин). Армия заняла позиции к северу от Перемышля, 8-я к югу. Оборона этого района была возложена на Брусилова, для чего ему подчинили и остатки 3-й армии. А Фалькенгайн как раз собирался остановить операцию - ее цели были достигнуты. Но фон Сект уговорил его продолжить наступление, доказывая, что русские разгромлены и надо развивать удар, пока они не получили подкреплений и не организовали оборону. И немцы, перегруппировавшись, нанесли сосредоточенный удар на Ярослав, подступы к которому прикрывал 24-й корпус - в котором осталась всего одна поредевшая 49-я дивизия. В ожесточенных боях город был взят, и к 16.5 русских отбросили за Сан. А на следующий день германские гвардейские полки смогли переправиться через реку и захватить плацдарм, после чего вклинились между частями 24-го и 3-го Кавказского корпусов и принялись расширять прорыв. Атаки начались и на других участках. Положение осложнялось тем, что теперь уже и в 8-й армии, имевшей к началу сражения некоторый запас снарядов, они кончились.
Деникин вспоминал о битве под Перемышлем: "Одиннадцать дней жестокого боя 4-й Железной дивизии... Одиннадцать дней страшного гула немецкой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с защитниками их... И молчание моих батарей... Мы почти не отвечали - нечем. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, истощенные до последней степени, отбивали одну атаку за другой - штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, ряды редели, росли могильные холмы... два полка почти уничтожены одним огнем... Когда после трехдневного молчания нашей единственной 6-дюймовой батареи ей подвезли 50 снарядов, об этом сообщено было по телефону немедленно всем полкам, всем ротам; и все стрелки вздохнули с радостью и облегчением". Он писал, что в этих боях "в первый и единственный раз я видел храбрейшего из храбрейших Маркова в состоянии, близком к отчаянию". Марков выводил из шквала огня остатки своих рот, а рядом шел командир 14-го полка. Разорвался снаряд и осколком снес ему голову. Туловище, из которого хлестала кровь, стояло еще несколько мгновений. И Марков, залитый кровью соседа, зашагал дальше...