Страница:
Царь тоже продолжал искренние попытки восстановить "дружбу" с общественностью. Например, в феврале приехал на открытие очередной сессии Думы. И все вроде было прекрасно. "Поздоровавшись, государь прошел в Екатерининский зал под неумолкаемый крик "ура" и приложился ко кресту. Государь был очень бледен, и от волнения у него дрожали руки. Начался молебен: хор пел великолепно, все было торжественно и проникновенно. "Спаси, Господи, люди твоя", пели члены Думы, даже публика на хорах. Вся эта обстановка, по-видимому, успокоительно подействовала на Государя, и его волнение сменилось довольным выражением лица. Во время провозглашения "Вечной памяти всем на поле брани живот свой положивших" Государь встал на колени, а за ним опустилась и вся Дума". Но... оборачивалось так, что царь хотел взаимопонимания, а общественность - уступок и только уступок. Прибывшего с ним Штюрмера думцы встретили подчеркнуто враждебно, а Поливанову устроили демонстративную овацию. А прогрессисты не преминули тут же напомнить о своих требованиях - насчет "министерства, пользующегося доверием".
Стоит ли удивляться, что вскоре царь обратил внимание на Поливанова? Наконец-то заметив, что его поведение, мягко говоря, не соответствует должности военного министра. Его кипучая энергия в основном расходовалась на интриги и распространение сплетен, а если выплескивалась на служебные надобности, то слишком уж бестолково. Взять хотя бы такой случай - военное интендантство по указаниям и понуканиям Поливанова заготовило в Сибири огромное количество мяса. По его же указаниям перевезли в столицу, но из-за нехватки холодильников мясо негде было хранить, и оно испортилось. Так сам же Поливанов поднял шум, объявив перед думцами эту историю "спланированной немецкой акцией". Разумеется, осуществленной "немецкой партией" в правительстве! В марте царь его снял и заменил ген. Шуваевым. Очень толковым специалистом, прежде главным военным интендантом. Он, кстати, как и Алексеев, Деникин, Корнилов был выходцем из низов и, по собственному признанию, учился на медные деньги. На скользких интендантских должностях выделялся кристальной честностью. И на новом посту в политику не лез, а занялся делом - в частности, выправляя многочисленные "ляпы" Поливанова. Но... ведь тот был другом общественности! И соответственно, Шуваев сразу стал для нее "врагом". Родзянко в своих мемуарах писал: "Стоило появиться на высоком государственном посту талантливому и честному деятелю, как сейчас же из распутинских сфер начинались на него гонения, и он бывал удаляем со стремительной быстротой и без объяснения причин". Что ж, все верно - но только если внести поправку. О том, что "видящий соломицу в оке ближнего в своем глазу не видит бревна". Поскольку гонения куда чаще начинались не из "распутинских сфер", а со стороны либералов. И сам же Родзянко не без гордости указывает, что с весны в Особом Совещании развернулась ожесточенная "борьба с председателем, министром Шуваевым". Что ж тут еще добавить?
51. ЧАРТОРЫЙСК И СТРЫПА
На русском фронте так же, как и на Западе, устанавливалась позиционная война. Но там, где еще не возникло сплошных линий укреплений, порой еще вспыхивали жаркие схватки. Так было, например, в Полесье. Там между флангами 8-й армии Юго-Западного и 3-й армии Западного фронтов, как и противостоящих им вражеских войск остался промежуток в 60 км. И в октябре немцы, державшие позиции в районе местечка Колки на север от Луцка, решили продвинуться еще севернее вдоль р. Стырь и заняли городок Чарторыйск, что создало опасность выхода во фланг Брусилову. У него в это время был сформирован новый 40-й корпус ген. Воронина, в который вошли 2-я стрелковая дивизия Белозора и 4-я Деникина. И командующий решил нанести противнику встречный удар. Причем предлагал осуществить крупномасштабную операцию сокрушить фланговым маневром противостоящую ему группировку и взять Ковель, что создало бы угрозу охвата всему австро-германскому фронту на Волыни и вынудило бы его отступать. Однако Иванов в успех не верил. Он все еще думал, как отстоять Киев и затеял строительство грандиозных оборонительных полос для его прикрытия. И не от фронта, отступая в глубину - а от Днепра, постепенно приближаясь к фронту (до передовой так и не дошли). Строил уже и мосты через Днепр - на случай отступления с Правобережной Украины. И дополнительных сил Брусилов не получил.
Поэтому задачу войскам он поставил более скромную - группировке из 30-го, 40-го и конного корпусов взять Колки и Чарторыйск, улучшить свои позиции, а противника выбить из населенных пунктов и понастроенных им капитальных блиндажей, затруднив ему условия зимовки. 16.10 наступление началось. 30-й корпус Зайончковского, которому была придана и большая часть артиллерии, атаковал в направлении на Колки. Но здесь происходили сильные бои еще с конца сентября, немцы успели как следует укрепиться. И после мощной артподготовки их удалось лишь потеснить к западу, взять передовые позиции, а прорвать фронт не получилось. На Чарторыйском участке дело пошло лучше. Тут противник еще не успел создать долговременную оборону, а выдвижение 40-го корпуса к северу, через леса и болота, было произведено скрытно, и удар стал для немцев совершенно внезапным. Дивизии Воронина форсировали Стырь и опрокинули врага. К 19.10 здесь обозначился прорыв в 18 км по фронту и 20 км в глубину. Одна колонна 4-й Железной дивизии развернула наступление на Чарторыйск в лоб, вторая вышла с тыла, и город был взят. При этом была наголову разгромлена 14-я германская дивизия, а 1-й Гренадерский Кронпринца полк был уничтожен полностью - частично погиб, частично сдался. Захватили и тяжелую гаубичную батарею. Поражение немцев было настолько полным и неожиданным, что германское командование не сразу о нем узнало, и еще двое суток в Чарторыйск приходили обозы, транспорты с боеприпасами и почта для уже не существующих частей. А 4-я стрелковая, углубляя прорыв, двинулась во вражеские тылы.
Однако вскоре противник опомнился. Резервов у австро-германцев поблизости не оказалось, и они стали спешно перебрасывать сюда надерганные отовсюду отдельные полки и сборные команды. Но и у Брусилова резервов не было, развить успех оказалось нечем. Он смог прислать сюда лишь одну 105-ю дивизию из ополченцев, которая не устояла и побежала при контратаках врага. В результате Деникин попал в тяжелую ситуацию. Против одной его дивизии было стянуто 15 австрийских полков. Причем части 4-й Железной в ходе наступления оторвались друг от дружки, а неприятель, тоже отдельными частями, вошел в промежутки и теперь тоже атаковал, оттесняя русских в леса. Образовалась полная мешанина. И командир 13-го полка Марков кричал по телефону: "Очень оригинальное положение. Веду бой на все четыре стороны. Так трудно, что даже весело!" Потом и телефонная связь прервалась. И Деникин понимал, что стоит многократно превосходящему противнику сорганизоваться, как дивизии придет конец. Тогда он додумался использовать музыку. Чтобы собрать воедино свои полки, разбросанные по здешней глухомани, а заодно ошеломить врага, приказал дивизионному оркестру играть марш, и музыканты возглавили атаку.
Задумка удалась. Присутствовавший при этом полковник Сергеевский описывал: "Неприятным было пробуждение австрийцев, заночевавших в злополучных хуторах. Только начало светать, как леса кругом них ожили. И ожили каким-то невероятным для войны ХХ века образом. С севера гремел, надвигаясь все ближе и ближе, русский военный оркестр. На западе и юге ему вторили полковые трубачи. И когда на опушку с трех сторон одновременно стали выходить русские колонны, австрийская бригада стояла в строю впереди деревенских домишек, подняв вверх руки. Стрелковый оркестр прошел, продолжая играть, вдоль фронта врага, поворачивая на восток, по дороге на Чарторыйск. Галопом наскочил на австрийское начальство полковник С.Л. Марков. "Церемоньялмарш! -скомандовал он австрийцам.- Нах Чарторыйск!" Вражеские части дисциплинированно повернулись и... зашагали в плен. Чарторыйск остался за русскими. Немцы и австрийцы 2 недели контратаковали, пытаясь вернуть его, но только понесли дополнительные потери. А 9.11, уловив момент, когда они были уже на пределе, войска 40-го корпуса перешли в общую атаку и нанесли им поражение. Фронт здесь стабилизировался.
Но попытки обойти фланги друг дружки продолжались, и обе стороны все дальше углублялись в леса и болота. Сперва небольшими подразделениями, потом выдвигались более крупные контингенты. И австро-германцы, и русские поняли, что воевать можно и в болотах, особенно когда они стали подмерзать. Или как-то приспосабливались. Строили мосты, настилали гати. И противник делал то же самое. Сталкивались, сражались и зарывались в землю. Точнее, зарываться было невозможно из-за грунтовых вод, но окопы и траншеи сооружали над поверхностью - наваливали бревна, засыпая их землей. Придумывали сами способы болотной фортификации или перенимали опыт у противника. Так с юга продвигался в Полесье фланг 8-й армии, а с севера 3-я. Пока они не сомкнулись у села Кухотская Воля (на севере нынешней Ровенской обл.). К концу ноября фронт стал сплошным, и на нем наступило затишье.
Активно велись боевые действия и на Балтике. Умело используя шхеры, русские корабли проникали в Ботнический залив, нарушали перевозки германских грузов из Швеции. Ставили мины у германских берегов и захваченных портов, действовали подводными лодками. При этом помощь русским оказывали и англичане, направившие несколько субмарин на Балтику. И 23.10 их подлодка Е-8 потопила у Либавы германский броненосный крейсер "Принц Адальберт". Немцы для защиты своих морских сил и транспортов вынуждены были совершенствовать противолодочную оборону, стали применять новые способы борьбы - вспомогательные корабли, авиацию. И русский флот тоже нес потери. Так, в ноябре подводная лодка "Акула" успешно поставила мины в Данцигской бухте. Но ее командиру лейтенанту Гудиму этого показалось мало, и он (не подумав, что тем демаскирует собственную работу) решил вдобавок обстрелять береговые сооружения из своей малокалиберной пушчонки. "Акула" всплыла, была обнаружена гидросамолетом и потоплена.
А.В. Колчак был назначен командующим всеми морскими силами Рижского залива. Он приложил немало усилий к подготовке подчиненных, совершенствованию методов и техники постановки мин, даже сам изобретал мины. И лично водил корабли на операции. По разработанному им плану были выставлены заграждения у порта Виндава (Вентспилс), который облюбовал для стоянки большой отряд германских кораблей. В результате враг потерял крейсер и несколько миноносцев. То же самое Колчак попытался проделать у Либавы и Мемеля, однако в пути один из его миноносцев подорвался на немецкой мине, и его пришлось тащить на буксире обратно в свою гавань. Операция сорвалась, но корабль спасли. Отряды Колчака выходили в море и для сторожевой службы, обстрелов вражеских береговых позиций, для "охоты" за неприятельскими кораблями. Уничтожили германский сторожевик, несколько грузовых судов. К концу 1915 г. на Балтике потери германского флота превышали русские по числу боевых кораблей в 3,4 раза, по транспортам - в 5,2 раза.
Российская армия быстро выходила из кризиса. Военная промышленность набирала обороты, и в войска все в больших количествах поступали боеприпасы и вооружение. Правда, трудности еще сохранялись - при численном составе вооруженных сил 4,5 млн. винтовок на фронте было только 1,2 млн., так что большая часть солдат бездействовала в запасных частях или была занята на тыловых работах. Но уже лежали в портах или готовились к отправке 850 тыс. ружей, купленных за рубежом. А русские заводы подняли производство до 70 тыс. ружей в месяц и продолжали наращивать выпуск. Обучались пополнения, и дивизии, уменьшившиеся в ходе "великого отступления", снова выросли до 18-20 тыс. бойцов. Благодаря усилиям Алексеева фронт чрезвычайно упрочился в инженерном отношении. В принципе оборону русские умели строить и прежде, но не всегда реализовывали это умение - порой солдаты просто ленились махать лопатами, так что все зависело от настойчивости их начальников. Теперь же, наученные летним горьким опытом, и сами нижние чины старались на совесть. И на всем протяжении от Балтики до Румынии были оборудованы весьма серьезные позиции из 2-3 укрепленных полос, каждая полоса - из 3-4 траншей полного профиля с пулеметными гнездами, блиндажами, укрытиями, проволочными заграждениями. По случаю Нового Года царь издал обращение : "Доблестные войска мои, шлю вам накануне 1916 года мои поздравления. Сердцем и помышлениями я с вами, в боях и окопах... Помните - наша возобладает. Россия не может утвердить своей независимости и своих прав без решительной победы над врагом. Проникнитесь мыслью, что не может быть мира без победы. Каких бы усилий и жертв эта победа нам не стоила, мы должны ее дать нашей Родине".
Хотя рассчитывать на победы было еще рано. И как раз накануне Нового Года началась тяжелейшая операция на р. Стрыпе. Уже после того, как западные союзники приняли решение об эвакуации Дарданелл и заблокировали план совместных ударов по Австро-Венгрии, их представители в России стали навязывать царю совершенно бредовый вариант - сформированную под Одессой "Армию особого назначения" все же бросить десантом прямо в Болгарию, а то и на Босфор. Разумеется, такую авантюру русское командование отвергло. И Щербачев предложил другой вариант - передать его свежую армию на Юго-Западный фронт, чтобы так же, как немцы в Горлицком прорыве, получить на одном участке резкий перевес сил, проломить оборону противника, а затем к наступлению подключится весь фронт. И австрийцы, как в 14-м, вынуждены будут оставить в покое еще державшуюся Черногорию и отступающих сербов и гнать все свои войска в Галицию и Буковину. Щербачева поддержал Алексеев, и армия, которой вместо "особого назначения" вернули 7-й номер, стала перебрасываться в Подольскую губернию и вводиться между 9-й армией Лечицкого и 11-й Сахарова. Но главнокомандующий фронтом Иванов был заведомо настроен пессимистически, объявил планы нереальными, а его штаб во главе с Саввичем, вмешавшись в разработку операции, изрядно подпортил все замыслы. В ударную группировку включались две армии - 7-я и 9-я. Но фронтовых резервов (а их было аж 2 корпуса), им не дали. А то вдруг противник, отразив наступление, контратакует и прорвет фронт? 11-й и 8-й армиям было приказано активных действий не предпринимать, пока 7-я не добьется успеха (если добьется). А чтобы препятствовать переброскам неприятеля с неатакованных участков, Сахарову и Брусилову предписывалось производить "демонстрации артиллерией" и "поиски разведчиков", причем тут же строго оговаривалось, что при этом необходимо беречь снаряды.
Брусилов доказывал, что в таком случае о серьезных демонстрациях говорить не приходится, и предлагал устроить настоящую демонстрацию наступления - создать в своей армии ударную группу, наметить подходящий участок и после хорошей артподготовки атаковать. Ему это было запрещено. А между тем перегруппировку 7-й армии Щербачев действительно сумел произвести скрытно от противника. И подготовку удара провел безупречно. Австрийцы, готовившиеся со всеми возможными на фронте удобствами перезимовать в понастроенных блиндажах и землянках, никакой активности от побежденных русских, да еще и в такое время года, не ожидали. И была предпринята последняя решительная попытка выручить черногорцев и сербов. Когда вражеские офицеры и солдаты расслабились, предвкушая празднование Нового Года, на них обрушился мощный огонь умело организованной артподготовки. А затем дивизии Щербачева и Лечицкого перешли в атаки. В течение трех дней разбили противостоящие части 3-й и 7-й австрийских армий, взяли ряд господствующих высот, захватили более 20 тыс. пленных, овладели тремя укрепленными позициями. И фактически прорвали фронт. 7-я продвинулась на 20 - 25 км, выйдя на рубеж р. Стрыпа, 9-я западнее Хотина углубилась на 15 км, достигнув линии Доброновце - Боян. Пользуясь успехом соседей, продвинулся вперед и левый фланг 11-й армии. Иностранные наблюдатели отмечали, что "русские войска в Галиции на подъеме".
Но дальше наступление застопорилось. Замели сильные метели, завалив снегом все дорожки. Орудия замолчали - к ним не получалось сквозь заносы подвезти снаряды. Да и сами пушки, застревающие в сугробах, невозможно было перетащить вперед, на новые рубежи. Солдаты выбивались из сил, наступая по пояс в снегу. А вспотев от таких нагрузок, прохватывались ночью морозом и заболевали. Уже 6.11 очередной приказ на атаку командование 7-й армии вынуждено было изменить на "усиленную разведку", предоставив войскам передышку. Но этой передышкой воспользовался и неприятель. Еще в самом начале наступления воздушная разведка доложила Брусилову, что австрийцы снимают войска с его участка, грузят в эшелоны и отправляют к месту прорыва. Он снова докладывал Иванову, предлагал атаковать, и снова получил подтверждение приказов об "артиллерийских демонстрациях". Которые, конечно же, обмануть вражеское командование не могли.
А австрийцы и немцы, стянув дополнительные соединения против ударной группировки русских, повели ожесточенные контратаки. Ключевые высоты по несколько раз переходили из рук в руки. Впрочем, контратакующие испытывали из-за морозов и снегов те же проблемы, тоже несли огромные потери, и пленный германский офицер, поляк по национальности, заявил князю Радзивиллу "Немцам пришел конец! Держитесь! Да здравствует Польша!" Запоздало спохватился и Иванов. Прорыва вражеского фронта он не ожидал, а теперь получалось, что верная победа сходит на нет по его вине. И требовал от Щербачева возобновить атаки. Послал ему резервы, наконец-то приказал активизироваться и Брусилову. Но было уже поздно. 8-я армия произвела ряд частных атак у Чарторыйска, неподготовленных и позволивших лишь улучшить позиции в отдельных пунктах. А против 7-й и 9-й уже были собраны значительные силы, построены новые укрепленные рубежи, а фактор внезапности утерян и артиллерийские боекомплекты расстреляны.
И наступление выдохлось. Русские потери составили около 50 тыс. убитых, раненых, обмороженных и пленных. Противник потерял примерно столько же. Иванов и Саввич обвиняли в неудаче Щербачева, он обвинял их. Впрочем, тут стоит сделать оговорку... Неудачным сочло наступление русское командование. И таким оно и было по русским меркам. Но стоит отметить и то, что где-нибудь во Франции подобные результаты сочли бы просто фантастическим успехом! Поскольку еще ни разу с начала позиционной войны Жоффру или Френчу не удавалось прорвать несколько неприятельских позиций и добиться глубины продвижения в 15-20 км. Пока что их достижения ограничивались цифрами в 3-5 км при потерях в 2-3 раза больших, чем русские... Но как бы то ни было, фронт замер на достигнутых рубежах. Не была достигнута и главная цель операции - помочь сербам. Австрийцы смогли локализовать прорыв, не трогая своей группировки на Балканах.
А 22.1 немцы предприняли частное наступление под Двинском и Ригой, стремясь овладеть этим городом. Кстати, обратите внимание на дату операция была четко приурочена к "кровавому воскресенью", то бишь к первой попытке Первуса начать революцию в Петрограде. Но армии Северного фронта под командованием Плеве блестяще отразили все атаки. На некоторых участках сами ответили контрударами, заняв германские позиции и поставив врага в трудное положение - зима стояла очень холодная, и выбитым из теплых землянок немцам пришлось туго. Да и долбить мерзлую землю для строительства новых позиций под огнем русских было не просто. К сожалению, это была последняя победа Плеве. В отличие от Рузского он никогда отпусков по состоянию здоровья не брал, тащил свой груз до конца - и "сломался" сразу. В феврале тяжело заболел, а вскоре его не стало. Главнокомандующим Северным фронтом был назначен генерал от инфантерии Куропаткин.
Пребывая в отставке и опале, он с началом войны подал рапорт о возвращении в армию в любой должности. Получил корпус, затем командовал 5-й армией, причем довольно успешно. И стоит отметить, что опять быстро сумел завоевать огромную любовь среди солдат - заботу о них он и теперь ставил на первое место. Умел наладить быт, лично обходил землянки и траншеи, добиваясь, чтобы бойцы ни в чем не терпели недостатка. Не брезговал заглядывать в ротные котлы, заниматься устройством казарм, бань, лазаретов. А в условиях позиционной войны его опыт строительства укреплений в Маньчжурии оказался очень кстати. Оборона под Двинском считалась образцовой. Хотя для должности главнокомандующего фронтом выбор все же был не совсем удачным. Куропаткин 9 лет провел вне армии, отстав от того нового, что успело появиться за это время. Ему было уже 70, да пережитая травля сделала свое дело - он давно уже не был таким полководцем, каким начинал Японскую. И когда посещал Ставку, то по воспоминаниям современников, это был "маленький, старый генерал, усердно кланявшийся всем, даже молодым полковникам".
Поскольку враг вступил в пределы Российской империи, то по образцу 1812 г. была предпринята и попытка развернуть во вражеских тылах партизанское движение. Идея, собственно, носилась в воздухе, поэтому родилась почти одновременно в нескольких местах. В октябре 1915 при Ставке был создан штаб походного атамана казачьих войск - предполагалось, что, как и во времена Наполеона, основу отрядов составят казаки. Походным атаманом стал великий князь Борис Владимирович, начальником штаба полковник Богаевский (впоследствии атаман Войска Донского). Разрабатывалось наставление для партизанских отрядов, им предписывались смелые действия в тылу, нападения на вражеские сообщения, мобилизация на борьбу с захватчиками местного населения. Аналогичные действия на своем фронте предпринимал и Иванов, отдав приказ о формировании партизанских отрядов при каждой кавалерийской и казачьей дивизии. Шла инициатива и снизу - например, доклад о перспективе действий в тылах противника представил по команде есаул Шкуро. Всего на разных фронтах было сформировано 50 отрядов численностью от 65 до 200 чел.
И действовали они, особенно осенью и в начале зимы, довольно успешно. На Двине партизанские группы из добровольцев-"охотников" ночью или под покровом метели уходили по льду за реку, уничтожали немецкие дозоры, снимали часовых, забрасывали гранатами блиндажи и уходили назад с трофеями и пленными. В Минской губернии лихо оперировал "Кубанский конный отряд особого назначения", созданный Шкуро. При первом налете на противника он перебил 70 немцев, взял 30 пленных и 2 пулемета, потеряв со своей стороны двоих. В Полесье три партизанских группы из Оренбургской казачьей дивизии, объединившись, пробрались ночью через болото в германский тыл и внезапной атакой захватили поселок Нобель, разгромив располагавшийся там штаб германской дивизии, захватив в плен ее командира и нескольких офицеров (командира не довели, он от такого позора сумел покончить с собой). Но настоящая партизанская война зимой 1915/1916 г. так и не началась.
И не могла начаться. К примеру, Брусилов вообще относился к этой идее скептически. Дескать, война уже стала не та и со старыми шаблонами к ней подходить нельзя. Но как показали дальнейшие события ХХ в. характер войны и развитие техники было тут ни при чем. Просто организаторы отрядов не учли важную закономерность. И в Северную войну, и в 1812 г., а потом и в Великую Отечественную партизанская война была эффективной из-за того, что велась в глубоком тылу, на коммуникациях. А в 1915 г. враг захватил только приграничные районы и они оставались прифронтовой полосой, густо насыщенной войсками. Местное население в таких условиях подключиться к борьбе не могло. И отряды, созданные из казаков и солдат, стали по сути не партизанами, а прообразом будущих "коммандос" - но действующими без единого плана, не по выявленным важнейшим целям, а куда придется и как получится. И соответственно, их удары для противника оказывались "булавочными уколами". После первых удачных вылазок враг повысил бдительность, проникнуть в глубину его расположения уже не получалось, и дело ограничивалось стычками на аванпостах. А те небольшие группы, которым все же удавалось просочиться поглубже, в условиях сплошного фронта долго скрываться не могли, обнаруживались и уничтожались. Так что весной большинство партизанских отрядов были расформированы. Но составлявшие их "охотники" вошли во вкус дерзких вылазок и продолжали их, уже не называясь партизанами. Скажем, на Двине даже весной и летом группы смельчаков ходили за реку на лодках, ночью все так же во вражеских траншеях рвались вдруг гранаты или поутру не могли найти исчезнувших часовых.
52. ЭРЗЕРУМ
Не было крепче крепости, обороны - отчаянней, чем Измаил, только раз в жизни можно пускаться на такой штурм.
А. В. Суворов
Крепость Эрзерум русским войскам довелось штурмовать трижды. В 1829 г. под командованием Паскевича (именно этот поход описал А.С. Пушкин), в 1878 г. под командованием Лорис-Меликова, и в 1916 г. Причина этой "повторяемости" уже называлась - важнейший путь из российского Закавказья во внутренние области Турции (и обратно) вел через Александрополь, Карс и Эрзерум. Он был "воротами", запиравшими Пассинскую долину и перекрывавшими дорогу на запад, в долину Евфрата. Кроме того, здесь же сходились другие важные пути, по долине Чороха - на Батум, по долине Ольты-чай - на Ольты и Ардаган, от Евфрата шли дороги на север - к Трапезунду и Ризе, и на юг - к Мушу и Битлису. Поэтому в Первую мировую Эрзерум связывал воедино турецкий фронт на Кавказе, позволял манипулировать силами и резервами, здесь находилась главная тыловая база и центр управления 3-й армии. Разумеется, столь важный пункт и защищен был соответствующим образом. Он и раньше предстаавлял собой мощную твердыню, а сразу после прибытия в Стамбул германской военной миссии фон Сандерс направил сюда целую команду инструкторов во главе с ген. Поссельтом. Модернизировались старые фортификации, возводились новые, добавлялись пулеметы и артиллерия. И к концу 1915 г. Эрзерум представлял собой огромный крепостной район. Чтобы попасть в саму Пассинскую долину, требовалось взять сильные Кеприкейские позиции, которые турки дооборудовали в течение года. За ними дорогу в узком месте между горами перекрывала крепость Гасан-кала. А с севера на дальних подступах Эрзерум ограждали укрепленные населенные пункты Тортум, Вейчихас, Шакляры, Кызыл-Килиса, Кош.
Стоит ли удивляться, что вскоре царь обратил внимание на Поливанова? Наконец-то заметив, что его поведение, мягко говоря, не соответствует должности военного министра. Его кипучая энергия в основном расходовалась на интриги и распространение сплетен, а если выплескивалась на служебные надобности, то слишком уж бестолково. Взять хотя бы такой случай - военное интендантство по указаниям и понуканиям Поливанова заготовило в Сибири огромное количество мяса. По его же указаниям перевезли в столицу, но из-за нехватки холодильников мясо негде было хранить, и оно испортилось. Так сам же Поливанов поднял шум, объявив перед думцами эту историю "спланированной немецкой акцией". Разумеется, осуществленной "немецкой партией" в правительстве! В марте царь его снял и заменил ген. Шуваевым. Очень толковым специалистом, прежде главным военным интендантом. Он, кстати, как и Алексеев, Деникин, Корнилов был выходцем из низов и, по собственному признанию, учился на медные деньги. На скользких интендантских должностях выделялся кристальной честностью. И на новом посту в политику не лез, а занялся делом - в частности, выправляя многочисленные "ляпы" Поливанова. Но... ведь тот был другом общественности! И соответственно, Шуваев сразу стал для нее "врагом". Родзянко в своих мемуарах писал: "Стоило появиться на высоком государственном посту талантливому и честному деятелю, как сейчас же из распутинских сфер начинались на него гонения, и он бывал удаляем со стремительной быстротой и без объяснения причин". Что ж, все верно - но только если внести поправку. О том, что "видящий соломицу в оке ближнего в своем глазу не видит бревна". Поскольку гонения куда чаще начинались не из "распутинских сфер", а со стороны либералов. И сам же Родзянко не без гордости указывает, что с весны в Особом Совещании развернулась ожесточенная "борьба с председателем, министром Шуваевым". Что ж тут еще добавить?
51. ЧАРТОРЫЙСК И СТРЫПА
На русском фронте так же, как и на Западе, устанавливалась позиционная война. Но там, где еще не возникло сплошных линий укреплений, порой еще вспыхивали жаркие схватки. Так было, например, в Полесье. Там между флангами 8-й армии Юго-Западного и 3-й армии Западного фронтов, как и противостоящих им вражеских войск остался промежуток в 60 км. И в октябре немцы, державшие позиции в районе местечка Колки на север от Луцка, решили продвинуться еще севернее вдоль р. Стырь и заняли городок Чарторыйск, что создало опасность выхода во фланг Брусилову. У него в это время был сформирован новый 40-й корпус ген. Воронина, в который вошли 2-я стрелковая дивизия Белозора и 4-я Деникина. И командующий решил нанести противнику встречный удар. Причем предлагал осуществить крупномасштабную операцию сокрушить фланговым маневром противостоящую ему группировку и взять Ковель, что создало бы угрозу охвата всему австро-германскому фронту на Волыни и вынудило бы его отступать. Однако Иванов в успех не верил. Он все еще думал, как отстоять Киев и затеял строительство грандиозных оборонительных полос для его прикрытия. И не от фронта, отступая в глубину - а от Днепра, постепенно приближаясь к фронту (до передовой так и не дошли). Строил уже и мосты через Днепр - на случай отступления с Правобережной Украины. И дополнительных сил Брусилов не получил.
Поэтому задачу войскам он поставил более скромную - группировке из 30-го, 40-го и конного корпусов взять Колки и Чарторыйск, улучшить свои позиции, а противника выбить из населенных пунктов и понастроенных им капитальных блиндажей, затруднив ему условия зимовки. 16.10 наступление началось. 30-й корпус Зайончковского, которому была придана и большая часть артиллерии, атаковал в направлении на Колки. Но здесь происходили сильные бои еще с конца сентября, немцы успели как следует укрепиться. И после мощной артподготовки их удалось лишь потеснить к западу, взять передовые позиции, а прорвать фронт не получилось. На Чарторыйском участке дело пошло лучше. Тут противник еще не успел создать долговременную оборону, а выдвижение 40-го корпуса к северу, через леса и болота, было произведено скрытно, и удар стал для немцев совершенно внезапным. Дивизии Воронина форсировали Стырь и опрокинули врага. К 19.10 здесь обозначился прорыв в 18 км по фронту и 20 км в глубину. Одна колонна 4-й Железной дивизии развернула наступление на Чарторыйск в лоб, вторая вышла с тыла, и город был взят. При этом была наголову разгромлена 14-я германская дивизия, а 1-й Гренадерский Кронпринца полк был уничтожен полностью - частично погиб, частично сдался. Захватили и тяжелую гаубичную батарею. Поражение немцев было настолько полным и неожиданным, что германское командование не сразу о нем узнало, и еще двое суток в Чарторыйск приходили обозы, транспорты с боеприпасами и почта для уже не существующих частей. А 4-я стрелковая, углубляя прорыв, двинулась во вражеские тылы.
Однако вскоре противник опомнился. Резервов у австро-германцев поблизости не оказалось, и они стали спешно перебрасывать сюда надерганные отовсюду отдельные полки и сборные команды. Но и у Брусилова резервов не было, развить успех оказалось нечем. Он смог прислать сюда лишь одну 105-ю дивизию из ополченцев, которая не устояла и побежала при контратаках врага. В результате Деникин попал в тяжелую ситуацию. Против одной его дивизии было стянуто 15 австрийских полков. Причем части 4-й Железной в ходе наступления оторвались друг от дружки, а неприятель, тоже отдельными частями, вошел в промежутки и теперь тоже атаковал, оттесняя русских в леса. Образовалась полная мешанина. И командир 13-го полка Марков кричал по телефону: "Очень оригинальное положение. Веду бой на все четыре стороны. Так трудно, что даже весело!" Потом и телефонная связь прервалась. И Деникин понимал, что стоит многократно превосходящему противнику сорганизоваться, как дивизии придет конец. Тогда он додумался использовать музыку. Чтобы собрать воедино свои полки, разбросанные по здешней глухомани, а заодно ошеломить врага, приказал дивизионному оркестру играть марш, и музыканты возглавили атаку.
Задумка удалась. Присутствовавший при этом полковник Сергеевский описывал: "Неприятным было пробуждение австрийцев, заночевавших в злополучных хуторах. Только начало светать, как леса кругом них ожили. И ожили каким-то невероятным для войны ХХ века образом. С севера гремел, надвигаясь все ближе и ближе, русский военный оркестр. На западе и юге ему вторили полковые трубачи. И когда на опушку с трех сторон одновременно стали выходить русские колонны, австрийская бригада стояла в строю впереди деревенских домишек, подняв вверх руки. Стрелковый оркестр прошел, продолжая играть, вдоль фронта врага, поворачивая на восток, по дороге на Чарторыйск. Галопом наскочил на австрийское начальство полковник С.Л. Марков. "Церемоньялмарш! -скомандовал он австрийцам.- Нах Чарторыйск!" Вражеские части дисциплинированно повернулись и... зашагали в плен. Чарторыйск остался за русскими. Немцы и австрийцы 2 недели контратаковали, пытаясь вернуть его, но только понесли дополнительные потери. А 9.11, уловив момент, когда они были уже на пределе, войска 40-го корпуса перешли в общую атаку и нанесли им поражение. Фронт здесь стабилизировался.
Но попытки обойти фланги друг дружки продолжались, и обе стороны все дальше углублялись в леса и болота. Сперва небольшими подразделениями, потом выдвигались более крупные контингенты. И австро-германцы, и русские поняли, что воевать можно и в болотах, особенно когда они стали подмерзать. Или как-то приспосабливались. Строили мосты, настилали гати. И противник делал то же самое. Сталкивались, сражались и зарывались в землю. Точнее, зарываться было невозможно из-за грунтовых вод, но окопы и траншеи сооружали над поверхностью - наваливали бревна, засыпая их землей. Придумывали сами способы болотной фортификации или перенимали опыт у противника. Так с юга продвигался в Полесье фланг 8-й армии, а с севера 3-я. Пока они не сомкнулись у села Кухотская Воля (на севере нынешней Ровенской обл.). К концу ноября фронт стал сплошным, и на нем наступило затишье.
Активно велись боевые действия и на Балтике. Умело используя шхеры, русские корабли проникали в Ботнический залив, нарушали перевозки германских грузов из Швеции. Ставили мины у германских берегов и захваченных портов, действовали подводными лодками. При этом помощь русским оказывали и англичане, направившие несколько субмарин на Балтику. И 23.10 их подлодка Е-8 потопила у Либавы германский броненосный крейсер "Принц Адальберт". Немцы для защиты своих морских сил и транспортов вынуждены были совершенствовать противолодочную оборону, стали применять новые способы борьбы - вспомогательные корабли, авиацию. И русский флот тоже нес потери. Так, в ноябре подводная лодка "Акула" успешно поставила мины в Данцигской бухте. Но ее командиру лейтенанту Гудиму этого показалось мало, и он (не подумав, что тем демаскирует собственную работу) решил вдобавок обстрелять береговые сооружения из своей малокалиберной пушчонки. "Акула" всплыла, была обнаружена гидросамолетом и потоплена.
А.В. Колчак был назначен командующим всеми морскими силами Рижского залива. Он приложил немало усилий к подготовке подчиненных, совершенствованию методов и техники постановки мин, даже сам изобретал мины. И лично водил корабли на операции. По разработанному им плану были выставлены заграждения у порта Виндава (Вентспилс), который облюбовал для стоянки большой отряд германских кораблей. В результате враг потерял крейсер и несколько миноносцев. То же самое Колчак попытался проделать у Либавы и Мемеля, однако в пути один из его миноносцев подорвался на немецкой мине, и его пришлось тащить на буксире обратно в свою гавань. Операция сорвалась, но корабль спасли. Отряды Колчака выходили в море и для сторожевой службы, обстрелов вражеских береговых позиций, для "охоты" за неприятельскими кораблями. Уничтожили германский сторожевик, несколько грузовых судов. К концу 1915 г. на Балтике потери германского флота превышали русские по числу боевых кораблей в 3,4 раза, по транспортам - в 5,2 раза.
Российская армия быстро выходила из кризиса. Военная промышленность набирала обороты, и в войска все в больших количествах поступали боеприпасы и вооружение. Правда, трудности еще сохранялись - при численном составе вооруженных сил 4,5 млн. винтовок на фронте было только 1,2 млн., так что большая часть солдат бездействовала в запасных частях или была занята на тыловых работах. Но уже лежали в портах или готовились к отправке 850 тыс. ружей, купленных за рубежом. А русские заводы подняли производство до 70 тыс. ружей в месяц и продолжали наращивать выпуск. Обучались пополнения, и дивизии, уменьшившиеся в ходе "великого отступления", снова выросли до 18-20 тыс. бойцов. Благодаря усилиям Алексеева фронт чрезвычайно упрочился в инженерном отношении. В принципе оборону русские умели строить и прежде, но не всегда реализовывали это умение - порой солдаты просто ленились махать лопатами, так что все зависело от настойчивости их начальников. Теперь же, наученные летним горьким опытом, и сами нижние чины старались на совесть. И на всем протяжении от Балтики до Румынии были оборудованы весьма серьезные позиции из 2-3 укрепленных полос, каждая полоса - из 3-4 траншей полного профиля с пулеметными гнездами, блиндажами, укрытиями, проволочными заграждениями. По случаю Нового Года царь издал обращение : "Доблестные войска мои, шлю вам накануне 1916 года мои поздравления. Сердцем и помышлениями я с вами, в боях и окопах... Помните - наша возобладает. Россия не может утвердить своей независимости и своих прав без решительной победы над врагом. Проникнитесь мыслью, что не может быть мира без победы. Каких бы усилий и жертв эта победа нам не стоила, мы должны ее дать нашей Родине".
Хотя рассчитывать на победы было еще рано. И как раз накануне Нового Года началась тяжелейшая операция на р. Стрыпе. Уже после того, как западные союзники приняли решение об эвакуации Дарданелл и заблокировали план совместных ударов по Австро-Венгрии, их представители в России стали навязывать царю совершенно бредовый вариант - сформированную под Одессой "Армию особого назначения" все же бросить десантом прямо в Болгарию, а то и на Босфор. Разумеется, такую авантюру русское командование отвергло. И Щербачев предложил другой вариант - передать его свежую армию на Юго-Западный фронт, чтобы так же, как немцы в Горлицком прорыве, получить на одном участке резкий перевес сил, проломить оборону противника, а затем к наступлению подключится весь фронт. И австрийцы, как в 14-м, вынуждены будут оставить в покое еще державшуюся Черногорию и отступающих сербов и гнать все свои войска в Галицию и Буковину. Щербачева поддержал Алексеев, и армия, которой вместо "особого назначения" вернули 7-й номер, стала перебрасываться в Подольскую губернию и вводиться между 9-й армией Лечицкого и 11-й Сахарова. Но главнокомандующий фронтом Иванов был заведомо настроен пессимистически, объявил планы нереальными, а его штаб во главе с Саввичем, вмешавшись в разработку операции, изрядно подпортил все замыслы. В ударную группировку включались две армии - 7-я и 9-я. Но фронтовых резервов (а их было аж 2 корпуса), им не дали. А то вдруг противник, отразив наступление, контратакует и прорвет фронт? 11-й и 8-й армиям было приказано активных действий не предпринимать, пока 7-я не добьется успеха (если добьется). А чтобы препятствовать переброскам неприятеля с неатакованных участков, Сахарову и Брусилову предписывалось производить "демонстрации артиллерией" и "поиски разведчиков", причем тут же строго оговаривалось, что при этом необходимо беречь снаряды.
Брусилов доказывал, что в таком случае о серьезных демонстрациях говорить не приходится, и предлагал устроить настоящую демонстрацию наступления - создать в своей армии ударную группу, наметить подходящий участок и после хорошей артподготовки атаковать. Ему это было запрещено. А между тем перегруппировку 7-й армии Щербачев действительно сумел произвести скрытно от противника. И подготовку удара провел безупречно. Австрийцы, готовившиеся со всеми возможными на фронте удобствами перезимовать в понастроенных блиндажах и землянках, никакой активности от побежденных русских, да еще и в такое время года, не ожидали. И была предпринята последняя решительная попытка выручить черногорцев и сербов. Когда вражеские офицеры и солдаты расслабились, предвкушая празднование Нового Года, на них обрушился мощный огонь умело организованной артподготовки. А затем дивизии Щербачева и Лечицкого перешли в атаки. В течение трех дней разбили противостоящие части 3-й и 7-й австрийских армий, взяли ряд господствующих высот, захватили более 20 тыс. пленных, овладели тремя укрепленными позициями. И фактически прорвали фронт. 7-я продвинулась на 20 - 25 км, выйдя на рубеж р. Стрыпа, 9-я западнее Хотина углубилась на 15 км, достигнув линии Доброновце - Боян. Пользуясь успехом соседей, продвинулся вперед и левый фланг 11-й армии. Иностранные наблюдатели отмечали, что "русские войска в Галиции на подъеме".
Но дальше наступление застопорилось. Замели сильные метели, завалив снегом все дорожки. Орудия замолчали - к ним не получалось сквозь заносы подвезти снаряды. Да и сами пушки, застревающие в сугробах, невозможно было перетащить вперед, на новые рубежи. Солдаты выбивались из сил, наступая по пояс в снегу. А вспотев от таких нагрузок, прохватывались ночью морозом и заболевали. Уже 6.11 очередной приказ на атаку командование 7-й армии вынуждено было изменить на "усиленную разведку", предоставив войскам передышку. Но этой передышкой воспользовался и неприятель. Еще в самом начале наступления воздушная разведка доложила Брусилову, что австрийцы снимают войска с его участка, грузят в эшелоны и отправляют к месту прорыва. Он снова докладывал Иванову, предлагал атаковать, и снова получил подтверждение приказов об "артиллерийских демонстрациях". Которые, конечно же, обмануть вражеское командование не могли.
А австрийцы и немцы, стянув дополнительные соединения против ударной группировки русских, повели ожесточенные контратаки. Ключевые высоты по несколько раз переходили из рук в руки. Впрочем, контратакующие испытывали из-за морозов и снегов те же проблемы, тоже несли огромные потери, и пленный германский офицер, поляк по национальности, заявил князю Радзивиллу "Немцам пришел конец! Держитесь! Да здравствует Польша!" Запоздало спохватился и Иванов. Прорыва вражеского фронта он не ожидал, а теперь получалось, что верная победа сходит на нет по его вине. И требовал от Щербачева возобновить атаки. Послал ему резервы, наконец-то приказал активизироваться и Брусилову. Но было уже поздно. 8-я армия произвела ряд частных атак у Чарторыйска, неподготовленных и позволивших лишь улучшить позиции в отдельных пунктах. А против 7-й и 9-й уже были собраны значительные силы, построены новые укрепленные рубежи, а фактор внезапности утерян и артиллерийские боекомплекты расстреляны.
И наступление выдохлось. Русские потери составили около 50 тыс. убитых, раненых, обмороженных и пленных. Противник потерял примерно столько же. Иванов и Саввич обвиняли в неудаче Щербачева, он обвинял их. Впрочем, тут стоит сделать оговорку... Неудачным сочло наступление русское командование. И таким оно и было по русским меркам. Но стоит отметить и то, что где-нибудь во Франции подобные результаты сочли бы просто фантастическим успехом! Поскольку еще ни разу с начала позиционной войны Жоффру или Френчу не удавалось прорвать несколько неприятельских позиций и добиться глубины продвижения в 15-20 км. Пока что их достижения ограничивались цифрами в 3-5 км при потерях в 2-3 раза больших, чем русские... Но как бы то ни было, фронт замер на достигнутых рубежах. Не была достигнута и главная цель операции - помочь сербам. Австрийцы смогли локализовать прорыв, не трогая своей группировки на Балканах.
А 22.1 немцы предприняли частное наступление под Двинском и Ригой, стремясь овладеть этим городом. Кстати, обратите внимание на дату операция была четко приурочена к "кровавому воскресенью", то бишь к первой попытке Первуса начать революцию в Петрограде. Но армии Северного фронта под командованием Плеве блестяще отразили все атаки. На некоторых участках сами ответили контрударами, заняв германские позиции и поставив врага в трудное положение - зима стояла очень холодная, и выбитым из теплых землянок немцам пришлось туго. Да и долбить мерзлую землю для строительства новых позиций под огнем русских было не просто. К сожалению, это была последняя победа Плеве. В отличие от Рузского он никогда отпусков по состоянию здоровья не брал, тащил свой груз до конца - и "сломался" сразу. В феврале тяжело заболел, а вскоре его не стало. Главнокомандующим Северным фронтом был назначен генерал от инфантерии Куропаткин.
Пребывая в отставке и опале, он с началом войны подал рапорт о возвращении в армию в любой должности. Получил корпус, затем командовал 5-й армией, причем довольно успешно. И стоит отметить, что опять быстро сумел завоевать огромную любовь среди солдат - заботу о них он и теперь ставил на первое место. Умел наладить быт, лично обходил землянки и траншеи, добиваясь, чтобы бойцы ни в чем не терпели недостатка. Не брезговал заглядывать в ротные котлы, заниматься устройством казарм, бань, лазаретов. А в условиях позиционной войны его опыт строительства укреплений в Маньчжурии оказался очень кстати. Оборона под Двинском считалась образцовой. Хотя для должности главнокомандующего фронтом выбор все же был не совсем удачным. Куропаткин 9 лет провел вне армии, отстав от того нового, что успело появиться за это время. Ему было уже 70, да пережитая травля сделала свое дело - он давно уже не был таким полководцем, каким начинал Японскую. И когда посещал Ставку, то по воспоминаниям современников, это был "маленький, старый генерал, усердно кланявшийся всем, даже молодым полковникам".
Поскольку враг вступил в пределы Российской империи, то по образцу 1812 г. была предпринята и попытка развернуть во вражеских тылах партизанское движение. Идея, собственно, носилась в воздухе, поэтому родилась почти одновременно в нескольких местах. В октябре 1915 при Ставке был создан штаб походного атамана казачьих войск - предполагалось, что, как и во времена Наполеона, основу отрядов составят казаки. Походным атаманом стал великий князь Борис Владимирович, начальником штаба полковник Богаевский (впоследствии атаман Войска Донского). Разрабатывалось наставление для партизанских отрядов, им предписывались смелые действия в тылу, нападения на вражеские сообщения, мобилизация на борьбу с захватчиками местного населения. Аналогичные действия на своем фронте предпринимал и Иванов, отдав приказ о формировании партизанских отрядов при каждой кавалерийской и казачьей дивизии. Шла инициатива и снизу - например, доклад о перспективе действий в тылах противника представил по команде есаул Шкуро. Всего на разных фронтах было сформировано 50 отрядов численностью от 65 до 200 чел.
И действовали они, особенно осенью и в начале зимы, довольно успешно. На Двине партизанские группы из добровольцев-"охотников" ночью или под покровом метели уходили по льду за реку, уничтожали немецкие дозоры, снимали часовых, забрасывали гранатами блиндажи и уходили назад с трофеями и пленными. В Минской губернии лихо оперировал "Кубанский конный отряд особого назначения", созданный Шкуро. При первом налете на противника он перебил 70 немцев, взял 30 пленных и 2 пулемета, потеряв со своей стороны двоих. В Полесье три партизанских группы из Оренбургской казачьей дивизии, объединившись, пробрались ночью через болото в германский тыл и внезапной атакой захватили поселок Нобель, разгромив располагавшийся там штаб германской дивизии, захватив в плен ее командира и нескольких офицеров (командира не довели, он от такого позора сумел покончить с собой). Но настоящая партизанская война зимой 1915/1916 г. так и не началась.
И не могла начаться. К примеру, Брусилов вообще относился к этой идее скептически. Дескать, война уже стала не та и со старыми шаблонами к ней подходить нельзя. Но как показали дальнейшие события ХХ в. характер войны и развитие техники было тут ни при чем. Просто организаторы отрядов не учли важную закономерность. И в Северную войну, и в 1812 г., а потом и в Великую Отечественную партизанская война была эффективной из-за того, что велась в глубоком тылу, на коммуникациях. А в 1915 г. враг захватил только приграничные районы и они оставались прифронтовой полосой, густо насыщенной войсками. Местное население в таких условиях подключиться к борьбе не могло. И отряды, созданные из казаков и солдат, стали по сути не партизанами, а прообразом будущих "коммандос" - но действующими без единого плана, не по выявленным важнейшим целям, а куда придется и как получится. И соответственно, их удары для противника оказывались "булавочными уколами". После первых удачных вылазок враг повысил бдительность, проникнуть в глубину его расположения уже не получалось, и дело ограничивалось стычками на аванпостах. А те небольшие группы, которым все же удавалось просочиться поглубже, в условиях сплошного фронта долго скрываться не могли, обнаруживались и уничтожались. Так что весной большинство партизанских отрядов были расформированы. Но составлявшие их "охотники" вошли во вкус дерзких вылазок и продолжали их, уже не называясь партизанами. Скажем, на Двине даже весной и летом группы смельчаков ходили за реку на лодках, ночью все так же во вражеских траншеях рвались вдруг гранаты или поутру не могли найти исчезнувших часовых.
52. ЭРЗЕРУМ
Не было крепче крепости, обороны - отчаянней, чем Измаил, только раз в жизни можно пускаться на такой штурм.
А. В. Суворов
Крепость Эрзерум русским войскам довелось штурмовать трижды. В 1829 г. под командованием Паскевича (именно этот поход описал А.С. Пушкин), в 1878 г. под командованием Лорис-Меликова, и в 1916 г. Причина этой "повторяемости" уже называлась - важнейший путь из российского Закавказья во внутренние области Турции (и обратно) вел через Александрополь, Карс и Эрзерум. Он был "воротами", запиравшими Пассинскую долину и перекрывавшими дорогу на запад, в долину Евфрата. Кроме того, здесь же сходились другие важные пути, по долине Чороха - на Батум, по долине Ольты-чай - на Ольты и Ардаган, от Евфрата шли дороги на север - к Трапезунду и Ризе, и на юг - к Мушу и Битлису. Поэтому в Первую мировую Эрзерум связывал воедино турецкий фронт на Кавказе, позволял манипулировать силами и резервами, здесь находилась главная тыловая база и центр управления 3-й армии. Разумеется, столь важный пункт и защищен был соответствующим образом. Он и раньше предстаавлял собой мощную твердыню, а сразу после прибытия в Стамбул германской военной миссии фон Сандерс направил сюда целую команду инструкторов во главе с ген. Поссельтом. Модернизировались старые фортификации, возводились новые, добавлялись пулеметы и артиллерия. И к концу 1915 г. Эрзерум представлял собой огромный крепостной район. Чтобы попасть в саму Пассинскую долину, требовалось взять сильные Кеприкейские позиции, которые турки дооборудовали в течение года. За ними дорогу в узком месте между горами перекрывала крепость Гасан-кала. А с севера на дальних подступах Эрзерум ограждали укрепленные населенные пункты Тортум, Вейчихас, Шакляры, Кызыл-Килиса, Кош.