Для Морана это было настоящей катастрофой. Отнюдь не склонный сидеть на мели, он пополнил свои запасы, совершив, как это уже неоднократно практиковалось в преступном мире, нападение на конвой с виски «Олд лог кабин», что привело в ярость Капоне. Действуя заодно с теми, кто нес ответственность за доставку груза из банды Делица и Бернштейна, он в свою очередь пошел на хитрость, подослав к Морану одного из своих людей. Этот провокатор пообещал организовать доставку большого количества виски прямо в Чикаго. Моран угодил в ловушку и назначил приемку товара в одном из гаражей, служившем тайным складом спиртного, в доме № 2122 на Норт-Кларк-стрит 14 февраля 1929 года в 10 часов 30 минут.
   По традиции в этот день Америка отмечала день Святого Валентина, праздник влюбленных. Но в холодном гараже семь человек, все из банды Морана, думали совсем о другом, глядя на снегопад за окном. Там в это время находились: Адам Гейер, владелец гаража; Джеймс Кларк, он же Джимми, настоящая фамилия которого была Кашеллек, шурин Морана и его штатный «курок»; Аль Уиншенк, контролер баров и забегаловок, прибывший проверить качество спиртного; Джон Мэй, один из самых искусных взломщиков сейфов; Фрэнк и Пит Гузенберги, два брата, специализировавшиеся на ограблениях почтовых поездов. Среди них был молодой окулист с изысканными манерами, имеющий; практику в высших кругах общества, Рейнхард Шуиммер, который познакомился с Мораном в «Паркуай отель», где они оба проживали. Гангстер ему очень импонировал, и Моран, польщенный таким явным восхищением, позволял доктору сопровождать его и участвовать в некоторых операциях. Страдая от хандры, свойственной некоторым представителям буржуазии, Шуиммер водился с гангстерами, чтобы как-то избавиться от скуки и меланхолии. Кроме того, это позволяло ему находиться в центре внимания гостей на приемах, где ему приходилось бывать. И сейчас он был в восторге от того, что участвует во встрече этого знаменитого конвоя, в самой настоящей операции бутлегинга.
   Кроме тех, кто находился в гараже, за падающим на землю снегом наблюдали, в частности, госпожа Морен, живущая в доме напротив, ее соседи – портной Сэм Шнайдер с женой и госпожа Джаннет Ландсман.
   Они заметили, как к гаражу подъехал большой черный «кадиллак» с сиреной на крыше, из которого вышли двое полицейских в форме. Вслед за ними показались еще трое, в штатском, неестественно сгорбленные, одетые в осенние пальто. Все они стремительно вошли в гараж. Вскоре невольные свидетели услышали нечто похожее на барабанную дробь, за которой последовало два сильных удара. Необычная музыкальная прелюдия заставила свидетелей насторожиться. Они могли, конечно, предположить, что проводится очередная полицейская облава. Подтверждением этого служило и то, что вскоре из гаража вышли, подталкиваемые вооруженными полицейскими, трое в штатском с заложенными за голову руками. Все пятеро сели в машину, и «кадиллак» медленно отъехал, не включая сирену. Только после этого раздались душераздирающие предсмертные крики, а потом все стихло. Наконец Макаллистер, жилец госпожи Ландсман, отправился посмотреть, что происходит.
   Вскоре он вернулся, направился к телефону и вызвал полицию:
   – Приезжайте скорей, там полно трупов!
   Полиция прибыла немедленно во главе с детективом Кларенсом Суини. – Войдя в помещение склада, он оглядел цементный пол, высокие стены из красного кирпича, окрашенные светлой краской и облупившиеся от времени. В гараже пахло порохом. На переносной электрической печке в кастрюльке выкипал кофе. На задней стене, изрешеченной сотней пуль, большие красные выбоины напоминали кровавые пятна.
   – Можно подумать, что стена кровоточит, – заметил детектив.
   Прямо у стены лежали шесть трупов.
   И только один человек, тот, кто еще стонал, лежал в стороне. Суини подошел к нему, повернул на спину и с удивлением узнал в нем своего друга детства Фрэнка Гузенберга. При встрече они называли друг друга по имени. Суини приказал одному из своих спутников вызвать «скорую помощь» для Фрэнка, который находился от стены на расстоянии около восьми метров. Ему удалось проползти этот путь, оставляя за собой кровавый след, который начинался от стула, где, навалившись на него грудью, лежал еще один пострадавший – его брат Пит Гузенберг.
   Фрэнк Гузенберг был отправлен в госпиталь, Несмотря на четырнадцать попавших в него пуль калибра 11,43, он еще дышал. Суини отлично понимал, что узнать подробности о случившемся он может только у Фрэнка и надо торопиться, пока тот еще жив.
   Он пришел к Фрэнку в палату и, наклонившись к нему, тихо спросил:
   – Они мерзавцы… Они перебили вас как собак, не дав вам ни малейшего шанса. Скажи мне, кто они?
   Окровавленные губы прошептали в ответ:
   – Никто в меня не стрелял…
   – Но ведь ты сейчас умрешь… Позвать священника?
   – Нет…
   Суини продолжал:
   – Ты знаешь, что они прикончили твоего брата Пита… и всех других? Ты не хочешь за них отомстить?
   Гузенберг дернулся:
   – Ты принимаешь меня за шпика?
   Спустя некоторое время Фрэнк Гузенберг поймал сержанта Суини за руку:
   – Начинает темнеть, Кларенс… Прощай…
   И он скончался, оставив своего друга детства, ставшего полицейским, в состоянии растерянности.
   Полиции впоследствии удалось установить действительный ход событий: «Двое убийц были одеты в полицейскую форму, и потому пострадавшие сочли, что это очередная облава, проводимая полицией. Рассчитывая, что самым худшим для них может быть только арест и что они смогут освободиться сравнительно быстро под залог, гангстеры позволили без шума разоружить себя и построились вдоль стены лицом к ней в пятнадцати метрах от двери, выходящей на Кларк-стрит. Попались на довольно коварную уловку. В ином случае люди Морана могли бы оказать сопротивление и продать свои жизни подороже. Когда мнимые полицейские построили их в ряд якобы для обыска, палачи в гражданской одежде, которые до этого не показывались, достали автомат Томпсона и двуствольное ружье с нарезными стволами 12-го калибра, которые они прятали до этого под верхней одеждой.
   Автоматчик бесшумно приблизился, поднял свое оружие, прицелился и из позиции, позволяющей вести беглый огонь, открыл стрельбу, поворачивая автомат из стороны в сторону на нужной высоте, как опытный художник, водящий кистью по полотну. Убийца с ружьем поставил последние точки, прикончив Кларка и Мэя, которые, возможно, еще двигались. Затем, в соответствии с заранее обдуманным планом, палачи передали свое оружие гангстерам, одетым в полицейскую форму, и вышли из гаража с поднятыми вверх руками, шагая «медленно и довольно непринужденно», как это заметила госпожа Морен, с тем чтобы не вызвать подозрений у случайных прохожих, которые могли слышать выстрелы.
   Самым невероятным было то, что машина с убийцами, подъезжая к гаражу, прошла всего в нескольких метрах от трех укрывшихся человек, в свою очередь предположивших, что полиция проводит облаву. Эти трое опоздали, но лишь благодаря этому получили отсрочку у смерти. Судьба улыбнулась Багси Морану, Уилли Марксу и Теду Ньюбери. Тем более что перед нападавшими стояла задача прикончить именно Морана. Задержавшись в последний момент в своем номере из-за телефонных звонков, он не поспел на свидание, которое должно было оказаться для него последним.
   Кирпичные стены гаража сохранили след великой резни в день праздника Святого Валентина.
   Как только отзвучали выстрелы, все поняли, что это дело рук Джека Макгорна. Полиция не оставила его без внимания, и 27 февраля он был арестован. В качестве залога Макгорн отдал принадлежавший ему отель, оцененный в один миллион долларов. К тому времени Макгорн совершил уже двадцать два убийства. По-видимому, в Чикаго совершение преступлений было доходным делом. И так как обвинение в ходе четырех судебных заседаний так и не смогло доказать его вину, Макгорна освободили за отсутствием доказательств.
   Полиции, однако, удалось довольно быстро установить, что, помимо Макгорна, в операции принимал участие Джозеф Лолордо, вооруженный ружьем с нарезными стволами (брат Паскуале Лолордо, президента союза, убитого Джо Айелло, другом Морана), что в полицейскую форму переоделись Фрэд Барк и Джеймс Рей, члены банды «Игэн» из Сент-Луиса. Установили и личность двух других сообщников: Альберта Ансельми и Джона Скализе, которые обеспечивали наружное наблюдение.
   Но следствию, как всегда, не хватило вещественных доказательств и свидетельских показаний. В результате никому из названных выше гангстеров не пришлось испытать на себе суровость правосудия.
   Это возмутило общественность Чикаго. Но поскольку поводов для возмущения хватало с избытком, она предпочла изумляться невероятной случайности и удаче Багси Морана, именно против которого с такой тщательностью и было подготовлено это нападение. Говорили, что Джек Макгорн, очевидно, был уверен, что убил Морана, поскольку Аль Уиншенк по росту, манере одеваться и привычке носить коричневую фетровую шляпу очень на него походил.
   Кому, как не Аль Капоне, была выгодна эта операция, в конечном счете неудавшаяся, несмотря на печальный итог – семь трупов? И чтобы злые языки не могли ни в чем его упрекнуть, ровно в 10 часов 30 минут в день Святого Валентина Аль Капоне «чудом» оказался в резиденции атторнея графства Дейд (штат Флорида) Роберта Тэйлора, где он подвергся чисто формальному, если не сказать любезному, допросу.
   Нападение в день Святого Валентина произвело сильное впечатление на все шайки, орудовавшие в Чикаго. Джо Айелло, новый президент союза, почувствовал непрочность своего положения.[29] Его единственный приверженец, Моран, после нанесенного удара был на краю гибели, и Айелло решил попытаться в ближайшее время предпринять еще одну попытку нападения на этого сатану Капоне, как он его называл, на этого несокрушимого Капоне, ускользавшего от автоматных очередей и от приготовленного для него яда.
   В преступном мире новости распространяются быстро, и задолго до того, как об этом узнала полиция, всем уже было известно, кто убийцы. На этот раз Айелло решил воспользоваться услугами Ансельми и Скализе. Среди своих людей он подобрал двадцатидвухлетнего убийцу Джузеппе Джанта, он же Скачущая жаба, прозванного так за свои способности танцора. Помешанный на джазе, Джанта проводил все вечера на танцах. Он прекрасно чувствовал себя в смокинге и лакированных туфлях. В банде Айелло ему поручили роль ответственного за внешние связи союза и одновременно посредника, поскольку ему были свойственны прирожденная жизнерадостность и умение ладить с людьми, по крайней мере до того момента, когда основное ремесло профессионального убийцы делало его жестоким и заставляло менять повадки.
   Кстати, Джанта получил свою кличку «торпеда» благодаря Скализе и Ансельми, которые первыми оценили быстроту его реакции в обращении с пистолетом 45-го калибра и умение опередить противника. Этих троих связывала дружба, они часто встречались и находили возможность вместе отмечать торжественные события.
   Надо сказать, что Скализе и Ансельми, приняв участие в событиях в день Святого Валентина, вновь обрели благодаря рекомендации Джека Макгорна расположение Аль Капоне. Аль, хотя и использовал их Для уничтожения Диона О'Баньона (и вознаградил, предложив в качестве награды два перстня, украшенных крупными бриллиантами, за успешное проведение убийства Гими Уэйса и Муррея), не мог простить им, что ему пришлось здорово повозиться, чтобы выручить их из беды. Дело в том, что во время перестрелки они убили двух полицейских – Уэлша и Олсона. Разразившийся скандал наделал много шума, и Капоне оказался лично «облитым грязью» (!). Только участие в событиях в день Святого Валентина несколько реабилитировало их в глазах Аль Капоне.
   Идея Джо Айелло состояла в том, чтобы убедить Джанту переманить Скализе и Ансельми на свою сторону и склонить их к убийству Капоне. Джанте не стоило большого труда сделать это, так как его приятели готовы были убить кого угодно, лишь бы им за это хорошо заплатили. Поэтому предложение Джо Айелло возражений не вызвало: сто тысяч наличными и назначение каждого из них на должность лейтенанта с получением в свое распоряжение отдельного сектора деятельности вполне их устраивали.
   Трио, безусловно, выполнило бы задание, если бы подозрительный Аль Капоне на глазах у всех не избил своего самого верного помощника, Фрэнки Рио, не без его на то согласия, конечно. Хитрость удалась, и Джанта не задумываясь предложил Рио свою помощь, полагая, что тот захочет отомстить за нанесенную обиду. Фрэнки Рио долго торговался о цене своего предательства, а затем прямиком отправился к своему любимому шефу и все ему рассказал.
   Капоне в ярости буквально раскрошил своими толстыми, увешанными перстнями пальцами гаванскую сигару, которая в этот момент оказалась у него в руках. И безусловно, не ограничился этим. Как глава крупнейшего преступного сообщества, он пригласил при посредничестве Рио всех троих на большой сицилийский прием в качестве особо почетных гостей. Обед должен был состояться в отдельном зале «Оберж де Раммонд». Капоне, который никогда не останавливался перед затратами, с отвращением смотрел, как они обжираются деликатесами, специально приготовленными для прощального обеда. Поднимая свой бокал с красным вином, Аль Капоне произнес очередной тост:
   – Долгих тебе лет, Джузеппе, тебе, Альберт, и тебе также, Джон… И успеха вам в ваших начинаниях.
   Гости хором подхватили:
   – И успеха в ваших начинаниях…
   От обилия еды и вина многие начали снимать пиджаки, расстегивать пояса. Запели старые песни родной земли. К полуночи насытившиеся гости отставили свои тарелки. На том конце стола, где сидел Капоне, возникло оживление. Хозяин вновь поднял свой бокал и произнес очередной тост в честь сидевшей неподалеку троицы, но вместо того, чтобы выпить, выплеснул содержимое бокала им в лицо, разбил бокал об пол и завопил:
   – Сволочи, я заставлю вас блевать тем, чем вы здесь наглотались, потому что вы предали друга, который кормит вас…
   Со стремительностью, удивительной для человека его комплекции, он бросился на них. Фрэнк Рио и Джек Макгорн уже направили на них свое оружие. Фрэнк обошел вокруг них, обмотал веревкой и привязал к спинкам стульев. Затем он заставил их повернуться в сторону Капоне. Все, кто присутствовал при этом, надолго запомнили эту сцену.
   У Аль Капоне в руках появилась бита для игры в бейсбол. Первый удар пришелся в ключицу Скализе. По мере того как опускалась бита, безумие сатаны из Чикаго возрастало. На толстых губах появилась пена, он стонал от возбуждения, тогда как подвергнутые варварскому избиению вопили, молили о пощаде.
   Их не пощадили, и только тогда, когда они потеряли сознание, Макгорн всадил каждому из них пулю в затылок. Он сделал это отнюдь не для того, чтобы избавить их от страданий. Другие гости из солидарности, подражая хозяину и демонстрируя свою непричастность к предательству, начали стрелять в трупы, в их спины.
   Джанту и Скализе впоследствии нашли на заднем сиденье их автомобиля, который был сброшен в котлован. Труп Ансельми вывалился из машины. Это произошло 8 мая утром неподалеку от Лейк-Каунти, в штате Индиана.
   Новая кровавая выходка гангстеров вызвала широкую волну возмущения. Жители Чикаго провели несколько стихийных демонстраций с требованиями, чтобы город «очистили от преступников, которыми он наводнен и которые разлагают всех, вплоть до представителей власти».

Глава четвертая. Как полет кречетов…

   Инох Джонсон, он же Никки, весь сиял от самодовольства. Никогда еще дела его не шли так хорошо.
   Только один человек был сейчас, так же как и он, уверен в удаче своего дерзкого замысла. Именно в удаче!
   Лучиано верил в нее столь же сильно, как в то, что цифра «семь» приносит ему счастье. Его планы отличались простотой.
   – Неразбериха происходит от того, что число банд перевалило за сотню. Я пришел к единственно приемлемому решению: отныне устанавливать правила о том, кто и сколько будет пить в этой стране, будут только семь организаций. Те, кто не захочет объединиться с нами, хлебнут горя.
   И Лучиано назначил его, Никки Джонсона, командовать на южном побережье Нью-Джерси. Он стал одним из семи главарей, одним из семи неприкосновенных. Вотчины других тоже нельзя было считать незначительными: Лански и Сигел получили Нью-Йорк и Нью-Джерси; Джо Адонис – Бруклин; Лонжи Цвиллман и Уилли Моретти – графство Нассо и северные районы штата Нью-Джерси; Розен, Битц и Гордон – Филадельфию; Кинг Соломон из Бостона – Новую Англию. Возглавляли все это, естественно, Лучиано и Торрио. Вито Дженовезе назначили ответственным за исполнение решений, принимаемых всеми ими совместно.
   Так или иначе, меньше чем за год объединение бутлегеров осуществилось. Союз семерых диктовал свои законы о производстве, покупке, продаже и распределении спиртного двадцати двум шайкам. Остальные либо исчезли сами, либо их заставили исчезнуть.
   Не удивительно, что Никки Джонсон чувствовал, что дела идут как надо. Что касается удачи, то, даже если она и не всегда сопутствовала ему, в его власти было повернуть колесо фортуны, чтобы добиться ее благосклонного расположения. Следует заметить, что Никки полностью контролировал тех, кто занимался политикой в его секторе, и делал это столь же успешно, сколь успешно контролировал всевозможные азартные игры и лотереи… То, что он имел на руках полный набор козырей и располагал ими по своему усмотрению, весьма способствовало тому, что судьба его складывалась так удачно. Более того, Никки никогда не испытывал колебаний, если требовалось проявить инициативу.
   Когда alter ego Лучиано, в какой-то степени его финансовый двойник Мейер Лански в первых числах мая 1929 года решил жениться на Анне Ситрон, Никки Джонсон, ни секунды не задумываясь, пригласил его к себе:
   – Послушай, Атлантик-Сити, конечно, не Венеция, но по крайней мере это не так далеко. Приезжай провести свой медовый месяц ко мне. Вам здесь вполне хватит солнца, и песок на пляже достаточно хорош. Я беру на себя все расходы и хлопоты по этому делу. Хочу тебя заверить, что тебе не придется потратить ни единого доллара.
   Не удивительно, что на Мейера Лански, привыкшего, что все в жизни следует обсчитывать и пересчитывать, именно последняя фраза произвела самое большое впечатление и что в конце концов он принял предложение. Этот незначительный, казалось бы, факт повлек за собой самые серьезные последствия.
   Невинное свадебное путешествие, дружеское приглашение явились поводом для события, которое, пройдя относительно незамеченным в те дни, потрясло устои американского общества, события, влияние которого ощущается вплоть до наших дней.
   Лански, женившись на Анне Ситрон, молодой еврейской девушке, набожной и скромной, получившей воспитание в добрых старых традициях, сделал это не только из любви, но и по расчету. Папаша Ситрон, который начинал свою коммерческую карьеру, толкая перед собой тележку со свежей зеленью, впоследствии возглавил довольно значительную торговую фирму по продаже фруктов и ранних овощей, нечто вроде центра по мелкооптовой торговле в Хобокене, в Нью-Джерси. В качестве подарка он предложил своему дорогому зятю участие в делах, что-то вроде поста управляющего в своей конторе.
   Это весьма устраивало Лански, обеспечивало «надежную крышу» для его тайных операций. Позднее она станет для него «горячей», но до этого было еще далеко. Известив своих сообщников, что они с женой отправляются на две недели в Атлантик-Сити, молодой супруг был очень удивлен неожиданным предложением Чарли Лучиано:
   – Ты отважился на серьезный шаг, женившись на Анне… Я тоже мечтаю о том, чтобы жениться на деньгах… по расчету. Ты прекрасно знаешь, я человек здравомыслящий. Твоя женитьба – хороший предлог, чтобы всем нам встретиться. Запомни то, что я тебе скажу. О женитьбе Мейера Лански будут еще долго говорить, потому что все мы приедем на твою свадьбу, которая будет продолжаться столько, сколько понадобится, поскольку я организую эти празднества и подарки будут падать вам с неба.
   Лучиано нашел прекрасный повод для встречи. Однако «с неба» падали не только подарки.
   На Восточном побережье Атлантик-Сити слыл самым богатым курортом. Его свободно можно было сравнить с Довилем во Франции.
   В городе царило спокойствие: один из его хозяев, Инох Джонсон, бережно охранял его, ибо малейший беспорядок тут же привлек бы к нему внимание и нарушил покой тех, кто доверил ему заботу о своих развлечениях и удовлетворении самых причудливых желаний. Ничто не нарушало порядок, скандалы не допускались, разврат был доступен только людям с положением, чье внешне безупречное поведение заставляло замолкать сплетников.
   В Атлантик-Сити каждый знал, как надо себя вести и как надо жить – речь шла не столько о морали, сколько о средствах. Известные политические деятели, прибывая на отдых в свои роскошные владения, вдыхали в этих краях полезный для здоровья воздух океана. Они считали весьма удобным организовывать здесь также свои конгрессы, которые проводились регулярно, с небольшими интервалами, подымая престиж города.
   Поэтому Никки Джонсон, чуть ли не первый человек в Атлантик-Сити, играя практически на всех столах, имел веские основания радоваться жизни. Мейер Лански и его жена Анна пришли в восхищение от апартаментов, которые он им предоставил: целый этаж принадлежавшего ему отеля.
   – Здесь вас никто не потревожит… Даже друзья, если они вдруг пожалуют сюда.
   А друзья уже находились в пути.
   Никки считал, что их приезд – один из самых крупных шансов, какие только выпадали ему в жизни. Принимать в своем городе самых влиятельных главарей банд – чем не удача? На эту встречу он возлагал массу надежд, начиная с собственного продвижения и кончая прямыми контактами на всех уровнях и возможностью расширения всех видов операций. Стремясь получше все устроить, Джонсон зарезервировал для многочисленной свиты двадцати выдающихся боссов места в лучшем отеле на берегу океана – в «Брикерсе».
   Желание сделать что-либо очень хорошо зачастую приводит к тому, что люди начинают совершать ошибки. Ошибка Никки была очень серьезной. В «Брикерсе» принимали исключительно представителей белой расы и предпочтительно протестантской веры.
   Когда перед служащими отеля предстали «особо выдающиеся» гости, у них от неожиданности перехватило дыхание. Подобный парад превосходил самые худшие опасения. Здесь, видно, не ожидали увидеть такое количество людей с явно выраженным оливковым оттенком кожи, полученным в лучшем случае в результате острого расстройства печени, с волнистыми и черными как смоль волосами, угрожающими огоньками огромных сигар, висящих на толстых губах, с позвякивающими на запястьях побрякушками из чистого золота, непристойными жестами коротких рук, на которых сверкали бриллианты.
   Служащие, ответственные за поддержание традиций и сохранение престижа, на какой-то момент оторопели. Придя в себя, они постарались оттеснить первую волну неожиданных посетителей к бульвару. Именно в этот момент, в 16 часов 30 минут 12 мая 1929 года, изволил прибыть собственной персоной Аль Капоне на настоящем крейсере на колесах. Восьмицилиндровый автомобиль марки «кадиллак» производства 1928 года под номерным знаком 141–116 весил около трех тонн, причем большую часть его веса составляли листы броневой стали. Специальная система рукояток позволяла опускать в случае необходимости пуленепробиваемые стекла толщиной в два с половиной сантиметра. Между специальными пневматическими шинами и воздушными камерами были установлены емкости с клейкой массой, способной мгновенно наполнить любую пробоину. Заднее стекло можно было откинуть, чтобы позволить сидящим в машине дать в случае необходимости вооруженный отпор или осуществить внезапное нападение.
   Капоне выбрался из автомобиля со стремительностью, удивительной для человека его комплекции. Его сопровождал своего рода административный директор Джек Гузик, он же Замусоленный палец. Прозвище свое он получил за привычку проводить пальцем по волосам, густо смазанным оливковым маслом, чтобы быстрее и надежнее пересчитывать пачки с банкнотами.
   Кинг Соломон, прибывший из Бостона, поспешил сообщить Капоне об обиде, которую им только что нанесли в «Брикерсе».
   – Пусть сюда приведут этого придурка Никки! Спустя четверть часа прибыл Джонсон, как всегда, в белоснежном костюме и с красной гвоздикой в петлице. Благодаря своим габаритам боксера тяжелого веса он был выше казавшегося круглым как шар Капоне почти на голову. Поэтому Аль Капоне произносил свои ругательства, высоко задрав голову. Никки спокойно отвечал ему, снисходительно улыбаясь. На него репутация Капоне как изобретателя особо изощренных ругательств, способных шокировать любого, не действовала. Тому ничего не оставалось, как выплюнуть сигару и со злостью растоптать ее.