Страница:
Томми Луччезе прибыл последним и сообщил тревожные новости. Незадолго до этого он встретил Тома Рейна, который сказал ему, что Массериа собирается ликвидировать Джозефа Бонанно (он же Джо Бананас) и Джо Профачи – и тот и другой выходцы из Кастелламмаре, как и их шеф, Сальваторе Маранзано.
Такая беспричинная демонстрация силы означала не что иное, как объявление истребительной войны, грозившей гибельными последствиями всем принадлежащим к преступному миру, и особенно членам преступного синдиката. На чрезвычайном заседании принялись тут же обсуждать сложившуюся обстановку. Свои предположения высказал и Лаки Лучиано, поскольку происходившие события затрагивали его самым непосредственным образом:
– Кое-какие факты не согласуются между собой. Массериа знает, что Том Рейна готов его подсидеть. В этом случае ни у кого нет сомнений, что Рейна – предатель и должен умереть. Но вот Джо Босс решает просить меня его пощадить и, более того, сохранить его в своей семье, скрывая от меня при этом, что Джо Профачи и Джо Бананас уже обречены. Выходит, что Массериа хочет со мной разделаться, но каким образом?
Никто не мог понять, что все это означает. Тогда Чарли е усмешкой произнес:
– Профачи и Бананас могут поплатиться собственными шкурами, Том Рейна останется с Массериа. Ну, вы и теперь не можете понять, что подумает обо всем этом Маранзано? Он решит, что мое личное влияние лишило его возможности воспользоваться услугами Рейна и что я убил двоих из его людей. Не на Массериа подумает он, а на меня. Таким образом, Джо Босс будет иметь возможность избавиться от меня, но уже с помощью своего заклятого врага Маранзано. Понятно?
Багси Сигел настолько разволновался, что даже подскочил на стуле:
– Кончаем базарить, треплемся, как бабы. Я возьму с собой еще двоих, и мы покончим с Массериа. После этого можно будет все спокойно обдумать…
Лучиано несколько охладил боевой ныл Багси, затем неторопливо и со скрытой угрозой в голосе сказал:
– Я уже успел все обдумать. Если вы все будете согласны, то вот что следует предпринять…
Все с ним согласились.
Этот симпатичный малый Том Рейна 26 февраля 1930 года отправился на обед к своей тетке, живущей одиноко в Бронксе, в начале Шеридан-авеню. Он прибыл туда незадолго до восьми часов вечера. У ворот он заметил Вито Дженовезе, который явно поджидал его. Подумав, что тот прибыл с какой-либо экстренной новостью, касающейся очередной сделки, он устремился к нему со своей обычной улыбкой, протягивая руку для приветствия. Рука, которую в свою очередь протянул ему Дженовезе, показалась ему чересчур длинной. Он не ошибся. Ружье 12-го калибра даже с обрезанными стволами имеет внушительные размеры. Прозвучавшие почти одновременно два выстрела в голову не позволили Тому осознать всю важность происходящего.
Как и предполагал Лучиано, это вызвало замешательство в отношениях между Маранзано и Массериа. И значительное. Первый думал, что, узнав о предательстве, Джо Босс решил замести следы. Второй полагал, что, поскольку Рейна медлил с решением перейти на его сторону, Маранзано отправил его на тот свет. Из этих двоих первым допустил промах Массериа. Пригласив лейтенантов покойного – Томми Луччезе, Гаэтано Тома Гальяно и Доминика Петрелли, он же Щербатый (ему в драке выбили два передних зуба), – дон объявил, что семья Рейна вливается в его семью и он назначает ответственным за нее своего мафиозо Джозефа Пинцоло.
Это подтвердило предположение, что именно Массериа устранил Рейна, чтобы со временем захватить в свои руки его рэкет поставщиков льда, а также свидетельствовало о том, что Джо Босс начал терять терпение и потому совершил крупную психологическую ошибку, считал, что лейтенанты Рейна будут действовать под командованием такого неслыханного скупердяя, лишенного всякого размаха, каким был Джозеф Пинцоло.
Для начала с помощью Джо Адониса и Джо Бананаса они восстановили контакты с Маранзано и без промедления заключили соглашение, по которому семья Рейна включалась в его клан. Для того чтобы все было в порядке, Доминик Петрелли отправился к Джозефу Пинцоло, посмотрел ему прямо в глаза, как того требовала традиция мафии, улыбнулся – а улыбка Щербатого кое-что да значила, поскольку напоминала собой вход в преисподнюю, – и только после этого всадил ему две пули в голову.
После этого события не заставили себя ждать. Теперь уже ничто не могло сдержать их бурного развития, и Лаки знал это. Кровавые расправы освободили для него арену действий, но последующий их ход мог увлечь в водоворот и его самого. Ликвидируя Тома Рейна, к которому он испытывал искреннюю симпатию, тайный глава синдиката открыл клапан и дал выход жестоким страстям, развязал преступную войну на истребление, никогда более не повторявшуюся и прозванную специалистами по истории мафии войной кастелламмарцев.
Лаки Лучиано принял у себя безгранично преданного Альберта Анастасиа, по гроб жизни признательного ему за то, что тот приобщил его к контрабанде алкоголем, к контролю за проституцией, к торговле наркотиками.
– Альберт, мы не можем больше откладывать: я хочу иметь шкуру Массериа, только после этого мы сможем жить спокойно и продолжать устраивать наши дела…
Анастасиа обрадовался возможности проявить свои способности на самом высоком уровне. Безусловно, он и сам думал об этом, поскольку его реакция не заставила ждать:
– Шкура Массериа будет у твоих ног, но сначала я возьму на мушку Морелло, так как без этого дело может сорваться…
Нет сомнения, Анастасиа знал свое дело. Морелло, телохранитель Массериа, имел репутацию сверхосторожного, когда речь шла о безопасности Массериа.
К несчастью, в том, что касалось его самого, он был менее бдительным.
15 августа 1930 года, находясь в своей конторе, ведающей выдачей ссуд в Ист-Гарлеме, он вместе со своим помощником, неким Париано, подбирал купюры по десять долларов и складывал их в пачки. Морелло только мельком взглянул на дверь, открывшуюся, чтобы впустить Фрэнка Скализе, сопровождаемого Альбертом Анастасиа. Град пуль заставил его прервать подсчеты. Морелло рухнул на стол, опрокинув небольшую вазу с розами, установленную им самим перед небольшой иконой мадонны в честь праздника богоматери. Убийцы приказали перепуганному Париано подобрать пачки банкнот и наполнить ими два чемодана. Оказалось ровно тридцать одна тысяча двести долларов. Вместо того чтобы отблагодарить Париано, ему в живот расстреляли целую обойму патронов 38-го калибра, чем, собственно, избавили от необходимости просить о пощаде.
Вне себя от ярости, Массериа приказал всем своим людям открывать огонь при встрече с этими «омерзительными ублюдками, которые могли родиться только в Кастелламмаре и представляют собой все дерьмо Сицилии».
Лучиано, Чиро Терранова (Король артишоков из Бронкса), Фрэнк Костелло, Датч Шульц продемонстрировали свою верность Массериа. Со своей стороны Аль Капоне из своей резиденции в Чикаго дал понять, что он готов оказать поддержку в этой войне с отвратительными кастелламмарцами.
Шесть последующих месяцев хорошо описаны журналистами, специализирующимися на различного рода происшествиях. В штатах Нью-Йорк, Нью-Джерси, Массачусетс, Огайо и Иллинойс люди Массериа и Маранзано открыли такую яростную стрельбу друг в друга, что ответственные федеральные чиновники, кто с облегчением, а кто с омерзением, подсчитали, что за это время семьдесят два человека было убито и свыше ста тяжело ранено…
Кастелламмарцы не только давали отпор, но иногда и одерживали победы. Массериа, большой любитель шотландского виски, теперь, казалось, пьянел только от запаха крови; это вызвало отвращение даже у его подручных. Для Чарли Лучиано с каждым днем все яснее становилась необходимость встречи с Маранзано. Он поручил Томми Луччезе и Тони Бендеру организовать ее. Маранзано согласился встретиться незадолго до наступления темноты в зоопарке Бронкса между клетками львов и тигров. Итак, готовилась встреча крупных хищников на самом высоком уровне…
Маранзано в сопровождении Джо Профачи и Джо Бананаса и Лучиано с Джо Адонисом, Томми Луччезе и Багси Сигелом (Лаки хотел дать понять «усатому папаше», что он по-прежнему ценит евреев и не отвернется от них и в дальнейшем) встретились, казалось бы, довольно спокойно.
Поглаживая указательным пальцем по своему гладкому лицу в том месте, где у Лучиано остался шрам от глубокого пореза, полученного на Статен-Айленде, Маранзано с ухмылочкой приветствовал его:
– Ты неплохо выглядишь, бамбино…
Чарли с такой силой вдавил стиснутые кулаки в карманы своей куртки, что раздался треск лопнувшей подкладки:
– Только мой отец смеет называть меня бамбино, а я не вхожу в твою семью.
Маранзано принял понимающий вид:
– Ты мог бы… ты мог бы… Прошлый раз на острове я был не прав. Ты же знаешь пословицу: «Кого люблю, того и бью». Ты действительно хотел меня видеть? Зачем?
Лаки решил воспользоваться случаем и перешел в атаку:
– Для того же, зачем и ты в прошлый раз. Сегодня мой черед проявить инициативу. Во имя уважения к тому, что мы оба сицилийцы, я пришел просить твоего согласия в том, что касается Массериа. Эта война – безумие. С обеих сторон мы теряем наших лучших людей, тогда как полиция лишь радуется этому. Мы им упростили работу. А пока мы думаем только о том, как бы укокошить друг друга, страдают паши дела. Другим может прийти в голову вообще отстранить нас от дел. Ты, дон Сальваторе, не подойдешь к Массериа ближе чем на километр. Твои люди ничего не умеют… Чем можно объяснить, что в ноябре, стреляя в него в Бронксе, вы прикончили Стивена Ферриньо, находившегося слева, уложили Аль Минео, сидевшего справа, но ему самому, сидевшему между ними, позволили улизнуть без единой царапины? Можно подумать, что это было сделано специально…
– Нет, конечно, но если ты мне предлагаешь сделать лучше, если ты это осуществишь, то перед свидетелями я даю тебе обещание сделать тебя моим первым лейтенантом во всех делах, оставить тебе полностью все твои промыслы, которыми ты занимаешься со своими друзьями-чужестранцами… Я клянусь тебе в этом.
Говоря это, дон Маранзано изобразил обратной стороной ногтя большого пальца крест на своих губах.
После этого со значением провел еще раз пальцем по своему лицу черту, напоминающую полученный Лаки шрам, и сказал:
– Прошу тебя понять меня… Между нами это должно остаться свидетельством дружбы.
Правое веко Лаки почти полностью опустилось, когда он прошептал в ответ:
– Оно останется до самой моей смерти,…
Левым глазом, не мигая, он внимательно следил за доном Сальваторе, а самому себе дал другое обещание: «И особенно до твоей, старый мерзавец!»
Они расстались, пожав друг другу руки, как настоящие друзья, как истинные сицилийцы.
15 апреля 1931 года в своем рабочем кабинете в доме номер 65 на 2-й улице Массериа драл глотку не хуже осла. Он был крайне недоволен. Ему было мало уничтоженных кастелламмарцев. Никто из его людей не мог найти средство, как продырявить огромное брюхо, украшенное цепочкой от часов, брюхо этого Маразано, говорящего по латыни, как приходский священник, лучше, чем на сицилийском, и ускользающего быстрее, чем церковное вино во рту у прихожан…
– Кстати, о вине… Я заказал место у Скарпато, – предложил Лаки Лучиано. – Приглашаю тебя. Устроим что-нибудь вроде пирушки и попытаемся отыскать решение всех наших проблем… На десерт я тебе расскажу, как поскорее можно убрать старого дона.
Джо Массериа это пришлось по вкусу. Они под руку вышли на улицу и растворились в толпе. От тротуара медленно отошла автомашина, за рулем которой сидел Чиро Терранова, а рядом– Багси Сигел, На заднем сиденье устроился Вито Дженовезе в окружении Джо Адониса и Альберта Анастасия.
Хозяин ресторана «Нуова вилла Тампаро» Джерардо Скарпато оставил им угловой столик напротив входной двери, как того требовала традиция. Зал был переполнен. Скарпато заговорил о своем приятеле Терранове, которому следовало бы чаще есть эти гадкие артишоки хотя бы для того, чтобы позаботиться о своей больной печени.
Когда он принял заказ у Массериа, он невольно нахмурил брови: большое блюдо антипакто[35] с гарниром из двух порций спаржи с майонезом, спагетти из Болоньи, ласанье с дарами моря, лангуста «фра дьяволо», горгонзола с салатом, эклер с шоколадом и свежим кремом. Запить все это Массериа намеревался розовым кьянти. Если бы это было возможно, Скарпато сказал бы этому человеку, живущему вне закона, что он заказал себе обед приговоренного к смерти. Но Джерардо Скарпато всегда хранил свои мысли при себе.
В то время пока Массериа обжирался, Луканиа вел беседу. Он и без того не отличался большим аппетитом, а в этот день потерял его окончательно. Вид желтых потеков майонеза на зеленом жилете Массериа вызывал у него тошноту. Чтобы как-то оправдаться, он сказал, что дантист, который лечит его сломанные зубы, скоро потеряет свои, если быстро и хорошо не починит его челюсть.
Принесли вторую бутылку кьянти. Джузеппе Массериа продолжал набивать себе живот. Зал опустел. Дон потребовал капучино, чтобы справиться с эклером.
– Эти две вещи хорошо усваиваются на пару, – пошутил он, – а потом мы сможем сгонять партию в клоб,[36] это помогает пищеварению.
Джерардо Скарпато убрал со стола, принес салфетку и карты. Затем он раскланялся.
– Я вас покидаю. Будьте как дома, а я пойду порыбачу, может быть, что-нибудь да клюнет…
Первый кон выиграл Массериа, которого Фрэнк Костелло в свое время научил некоторым хитростям в этой игре. Это нисколько не огорчило Лаки. Он. тут же передернул карты с таким искусством, что на мизерной сдаче сумел отыграться. Огорчало другое. Сидевший с ним рядом Массериа пачкал карты своими отвратительными толстыми пальцами, вымазанными в жире, со следами шоколада и крема. Он резко поднялся:
– Ты дока, тебе везет, Джо. Извини меня, но мне надо отлучиться на минутку, пойду помою руки…
Массериа заулыбался:
– Ты мне доверяешь, надеюсь? Я пока раздам… Он начал раскладывать карты. Лаки кивнул в знак согласия. Дверь туалета закрылась за ним. Джо Босс тут же перевернул карты своего партнера, чтобы увидеть их, вытащил оттуда приглянувшегося ему туза бубен, а на его место положил девятку пик. Он ликовал, держа в руках бубнового туза, когда входная дверь вдруг открылась и в зал стремительно ворвались четверо. В один миг Массериа узнал Анастасий! Дженовезе, Джо Адониса и этого подлого Сигела, который уже стрелял в него из своего кольта 32-го калибра.
Все четверо добросовестно опустошили барабаны своих револьверов. В результате белые стены ресторана Скарпато сохранили следы восемнадцати пуль. Шесть пуль остались в груди и в голове Джо, который рухнул на стол, вытянув перед собой руку с зажатым в грязных пальцах бубновым тузом, немым свидетелем его нечистоплотной игры.
Убегая, убийцы прятали свое оружие, кто в потайной карман на груди, кто в специальную кобуру на брюках, в зависимости от привычки.
Они спокойно вышли на улицу, сели в ожидавший их черный «крайслер», мотор которого продолжал работать.
– Шпарь, Чиро! – приказал Багси Сигел еще до того, как успели захлопнуть последнюю дверцу.
Чиро Терранова с такой силой надавил на педаль акселератора, что, хотя включена была первая передача, двигатель неожиданно заглох. Руки у него начали дрожать так сильно, что он никак не мог справиться с ключом зажигания, и машина в течение нескольких секунд оставалась неподвижной. Для сидевших в ней эти секунды казались вечностью.
– Черт побери, да пошевеливайся же! – закричал с заднего сиденья Анастасиа.
Багси Сигел не выдержал и с силой дернул Терранову за ворот, стукнув его при этом головой о ветровое стекло, перетащил над своими коленями и сел на его место за рулем.
– Вы не видите, у него уже полные штаны… Багси продолжал извергать ругательства, которых от него раньше и не слышали, столь велико было его негодование. Это прозвучало панихидой по Чиро Терранове.[37] Багси ловко завел машину, отъехал от тротуара и направил «крайслер» в поток автомобилей. Он сделал это вовремя. Уже мчались, завывая во всю мощь сиренами, полицейские машины.
Лаки был спокоен, хотя бы потому, что это он сам вызвал полицию. Прибывшим Лучиано сообщил, что ничего не видел, только слышал выстрелы.
– Чем вы занимались в это время? – спросил его полицейский офицер.
– Я мочился, – спокойно ответил Лаки.
Он не читал басен Лафонтена и поэтому не добавил: «…не прогневайтесь».[38] Во всяком случае, его алиби подтвердила женщина, работавшая в туалетной комнате у Скарпато. Полиция признала его полную непричастность.
Зато торжествующий дон Сальваторе Маранзано совсем позабыл о скромности. Вообразив себя Цезарем, он мобилизовал целые легионы мафиози из всех штатов, приказав им не откладывая собраться на церемонию провозглашения его капо ден тутти капи.
В своей книге «Чти отца своего», посвященной жизни мафии, Ги Талез так описывал это событие: «Маранзано возглавлял это сборище в одном из залов Бронкса, арендованном для этого случая. Своим пятистам слушателям он объявил, что эра военных действий завершена и теперь начнется длительный период мира и согласия. Вслед за этим он изложил свой план реорганизации мафии, основанный, в частности, на военных концепциях Цезаря: каждую банду будет возглавлять капо, шеф, у которого в подчинении будут находиться вице-капо, или заместители. Заместители в свою очередь будут отдавать команды своим капорежими, на которых возлагается обязанность руководить солдатами банды. Каждая единица будет рассматриваться как семья, которая будет действовать на точно определенной территории. Капо дей тутти капи, верховый глава, будет назначать руководителей всех семей. Этот титул и хотел присвоить себе Маранзано».
Поведение Маранзано произвело на присутствующих еще более удручающее впечатление, чем многочисленные латинские цитаты, которыми он без конца сыпал, демонстрируя свою эрудицию. Этот сицилийский Цезарь, желавший, чтобы его провозгласили императором на манер маленького корсиканца Наполеона, явно недооценивал французскую революцию: прочитав речь Мирабо в Учредительном собрании, он запомнил только одну фразу: «От Тарпейской скалы[39] до Капитолия один шаг».
Преступный синдикат убрал со своего пути Массериа не для того, чтобы обрести нового диктатора. Лучиано еще в Атлантик-Сити не раз втолковывал представителям банд и различного вида рэкета, что от любого верховного главы нельзя ждать ничего, кроме новых неприятностей, что неизбежно наступит день, когда кто-нибудь, набравшись сил, захочет занять его место. Война между семьями мафии ведет к бесполезной резне, ослабляющей се, замедляющей движение к завоеванию тайной власти в обществе.
Провозгласив себя капо дей тутти капи, дон Сальваторе Маранзано сам подписал свой смертный приговор.
Очень ловко Чарли Лаки Лучиано довел до сведения всех, что прежде всего Маранзано постарается с помощью фанатически преданных мафиози расправиться с еврейскими бандами. Уже давно дон Сальваторе требовал, чтобы каждый его мафиозо обязательно носил на шее золотую цепочку с распятием. Да и сам он часто носил огромную булавку в виде распятия.
Первым в крестовый поход отправился Лаки Лучиано, сопровождаемый Мейером Лански и Мики Мирандой, одним из лучших его оруженосцев. Он решил прощупать почву среди мафиози и начал с Питтсбурга. Сальваторе Кальдероне, главарь сицилийской мафии в Пенсильвании, встретил его по-братски и сразу же, не дав ему даже открыть рот, стал яростно ругать Маранзано. Необходимости убеждать его в чем-либо не было. С ним договорились тут же.
В Кливленде и в штате Огайо делами мафии заправлял Фрэнки Милане, которого пришлось довольно долго уговаривать, столь велик был его страх перед старым доном. Однако его помощники Скализе и Моэ Далитц убедили его, что предложение руководителей синдиката сулит им новые большие выгоды.
Капоне дал знать, что он крепко держит Чикаго в своих руках.
Санто Траффиканте во время короткой встречи в Нью-Йорке заверил Чарли, что в его вотчине в Майами, так же как и повсюду во Флориде, не намерены слишком долго подчиняться какому-то школьному Учителю, надоевшему всем своими поучениями, от которых давно уже нет никакого проку.
Что касается семей, поддерживавших Маранзано, то несколько человек все же склонялись в пользу Лучиано. В их числе был и Томми Луччезе, который полностью перешел на его сторону. Том Петрелли пробил как бы брешь в стройных рядах семьи Гальяно. Но даже сам главный инициатор крестового похода не знал, чем объяснить тот факт, что Джо Бананас пожелал быть среди его сторонников. Поскольку Альберт Анастасиа, получивший должность лейтенанта в семье Мангано, поклонялся ему, как божеству, его позицию в самом сердце бастиона Маранзано трудно было переоценить, если учесть, что его друзья Джонни Торрио, Датч Шульц, Бухалтер тоже имели неплохие связи.
Все считали, что необходимо ликвидировать Маранзано. Чтобы не допустить каких-либо нежелательных последствий, которые мог бы повлечь за собой столь серьезный шаг, и избежать новой нескончаемой войны, союзники из других штатов начали подготовку к физическому уничтожению устаревших и всем надоевших донов, которые с оружием в руках преграждали путь всем инициативам, обещавшим новые доходы.
Только тот, кто не знал Маранзано, мог поверить, что он утратит бдительность и будет почивать на лаврах. Страх перед возможным нападением на его людей и на него самого заставлял Маранзано проявлять крайнюю осторожность. Когда его верные «усатые папаши» донесли ему о перемещениях Лучиано, ему все стало ясно: Лаки собирается повторить святотатственный поступок, совершенный им в отношении своего собственного капо дона Массериа, но обставить это таким образом, чтобы не вызвать нежелательную реакцию со стороны традиционных главарей семей. Основываясь на своем знании классических ситуаций, Маранзано понимал, что лучше атаковать первому, чем находиться в обороне. Джо Валачи ознакомился со списком, в который были внесены шестьдесят человек, подлежащих немедленному уничтожению. В самом его начале красным карандашом были подчеркнуты имена Лучиано, Костелло, Дженовезе, Анастасиа, Шульца, Джо Адониса, Мангано, Аль Капоне. Следует заметить, что дон Сальваторе настолько презирал евреев, что счел не заслуживающими внимания Бухалтера, Лански, Левина, Рильза, Гольдштейна и ряда других. И он сильно просчитался.
Как не раз повторял Лучиано: «Чтобы взять чтолибо у евреев, необходимо в первую очередь научиться принимать их всерьез». Первое время Маранзано наставлял своих лейтенантов по старинке:
– Дети мои, нам скоро придется взяться за оружие и хорошенько поработать.
В дальнейшем он решил, что главное, к чему следует прибегать в ходе предстоящих событий, – это к хитрости:
Такая беспричинная демонстрация силы означала не что иное, как объявление истребительной войны, грозившей гибельными последствиями всем принадлежащим к преступному миру, и особенно членам преступного синдиката. На чрезвычайном заседании принялись тут же обсуждать сложившуюся обстановку. Свои предположения высказал и Лаки Лучиано, поскольку происходившие события затрагивали его самым непосредственным образом:
– Кое-какие факты не согласуются между собой. Массериа знает, что Том Рейна готов его подсидеть. В этом случае ни у кого нет сомнений, что Рейна – предатель и должен умереть. Но вот Джо Босс решает просить меня его пощадить и, более того, сохранить его в своей семье, скрывая от меня при этом, что Джо Профачи и Джо Бананас уже обречены. Выходит, что Массериа хочет со мной разделаться, но каким образом?
Никто не мог понять, что все это означает. Тогда Чарли е усмешкой произнес:
– Профачи и Бананас могут поплатиться собственными шкурами, Том Рейна останется с Массериа. Ну, вы и теперь не можете понять, что подумает обо всем этом Маранзано? Он решит, что мое личное влияние лишило его возможности воспользоваться услугами Рейна и что я убил двоих из его людей. Не на Массериа подумает он, а на меня. Таким образом, Джо Босс будет иметь возможность избавиться от меня, но уже с помощью своего заклятого врага Маранзано. Понятно?
Багси Сигел настолько разволновался, что даже подскочил на стуле:
– Кончаем базарить, треплемся, как бабы. Я возьму с собой еще двоих, и мы покончим с Массериа. После этого можно будет все спокойно обдумать…
Лучиано несколько охладил боевой ныл Багси, затем неторопливо и со скрытой угрозой в голосе сказал:
– Я уже успел все обдумать. Если вы все будете согласны, то вот что следует предпринять…
Все с ним согласились.
* * *
Том Рейна, главарь одной из семей мафии, со всеми находился в дружеских отношениях. Всегда улыбающийся, готовый оказать любую услугу, он контролировал рэкет, от которого мурашки бежали по спине. Его люди занимались вымогательством в сфере поставщиков и потребителей льда. В эти годы семьдесят пять процентов нью-йоркцев имели в домах ледники. Автомашины доставляли бруски льда и оставляли их в прихожих и коридорах домов вместе с бутылками молока. Рестораны, кабаре, все заведения, вынужденные длительное время хранить скоропортящиеся продукты, потребляли лед в больших количествах. Этим видом рэкета, весьма доходным, распоряжался только Том Рейна. Он командовал теми, на кого возлагалась обязанность любыми средствами удерживать монополию в этой области деятельности. Его подручные наловчились в своем ремесле до такой степени, что, когда требовалось, в качестве орудий пыток пускали в ход остроконечные куски льда. Фрэнк Костелло, чей леденящий душу юмор не раз восхищал преступный мир, называл их «командой по охлаждению». Юмор юмором, а жертв на счету этой команды было немало.Этот симпатичный малый Том Рейна 26 февраля 1930 года отправился на обед к своей тетке, живущей одиноко в Бронксе, в начале Шеридан-авеню. Он прибыл туда незадолго до восьми часов вечера. У ворот он заметил Вито Дженовезе, который явно поджидал его. Подумав, что тот прибыл с какой-либо экстренной новостью, касающейся очередной сделки, он устремился к нему со своей обычной улыбкой, протягивая руку для приветствия. Рука, которую в свою очередь протянул ему Дженовезе, показалась ему чересчур длинной. Он не ошибся. Ружье 12-го калибра даже с обрезанными стволами имеет внушительные размеры. Прозвучавшие почти одновременно два выстрела в голову не позволили Тому осознать всю важность происходящего.
Как и предполагал Лучиано, это вызвало замешательство в отношениях между Маранзано и Массериа. И значительное. Первый думал, что, узнав о предательстве, Джо Босс решил замести следы. Второй полагал, что, поскольку Рейна медлил с решением перейти на его сторону, Маранзано отправил его на тот свет. Из этих двоих первым допустил промах Массериа. Пригласив лейтенантов покойного – Томми Луччезе, Гаэтано Тома Гальяно и Доминика Петрелли, он же Щербатый (ему в драке выбили два передних зуба), – дон объявил, что семья Рейна вливается в его семью и он назначает ответственным за нее своего мафиозо Джозефа Пинцоло.
Это подтвердило предположение, что именно Массериа устранил Рейна, чтобы со временем захватить в свои руки его рэкет поставщиков льда, а также свидетельствовало о том, что Джо Босс начал терять терпение и потому совершил крупную психологическую ошибку, считал, что лейтенанты Рейна будут действовать под командованием такого неслыханного скупердяя, лишенного всякого размаха, каким был Джозеф Пинцоло.
Для начала с помощью Джо Адониса и Джо Бананаса они восстановили контакты с Маранзано и без промедления заключили соглашение, по которому семья Рейна включалась в его клан. Для того чтобы все было в порядке, Доминик Петрелли отправился к Джозефу Пинцоло, посмотрел ему прямо в глаза, как того требовала традиция мафии, улыбнулся – а улыбка Щербатого кое-что да значила, поскольку напоминала собой вход в преисподнюю, – и только после этого всадил ему две пули в голову.
После этого события не заставили себя ждать. Теперь уже ничто не могло сдержать их бурного развития, и Лаки знал это. Кровавые расправы освободили для него арену действий, но последующий их ход мог увлечь в водоворот и его самого. Ликвидируя Тома Рейна, к которому он испытывал искреннюю симпатию, тайный глава синдиката открыл клапан и дал выход жестоким страстям, развязал преступную войну на истребление, никогда более не повторявшуюся и прозванную специалистами по истории мафии войной кастелламмарцев.
Лаки Лучиано принял у себя безгранично преданного Альберта Анастасиа, по гроб жизни признательного ему за то, что тот приобщил его к контрабанде алкоголем, к контролю за проституцией, к торговле наркотиками.
– Альберт, мы не можем больше откладывать: я хочу иметь шкуру Массериа, только после этого мы сможем жить спокойно и продолжать устраивать наши дела…
Анастасиа обрадовался возможности проявить свои способности на самом высоком уровне. Безусловно, он и сам думал об этом, поскольку его реакция не заставила ждать:
– Шкура Массериа будет у твоих ног, но сначала я возьму на мушку Морелло, так как без этого дело может сорваться…
Нет сомнения, Анастасиа знал свое дело. Морелло, телохранитель Массериа, имел репутацию сверхосторожного, когда речь шла о безопасности Массериа.
К несчастью, в том, что касалось его самого, он был менее бдительным.
15 августа 1930 года, находясь в своей конторе, ведающей выдачей ссуд в Ист-Гарлеме, он вместе со своим помощником, неким Париано, подбирал купюры по десять долларов и складывал их в пачки. Морелло только мельком взглянул на дверь, открывшуюся, чтобы впустить Фрэнка Скализе, сопровождаемого Альбертом Анастасиа. Град пуль заставил его прервать подсчеты. Морелло рухнул на стол, опрокинув небольшую вазу с розами, установленную им самим перед небольшой иконой мадонны в честь праздника богоматери. Убийцы приказали перепуганному Париано подобрать пачки банкнот и наполнить ими два чемодана. Оказалось ровно тридцать одна тысяча двести долларов. Вместо того чтобы отблагодарить Париано, ему в живот расстреляли целую обойму патронов 38-го калибра, чем, собственно, избавили от необходимости просить о пощаде.
Вне себя от ярости, Массериа приказал всем своим людям открывать огонь при встрече с этими «омерзительными ублюдками, которые могли родиться только в Кастелламмаре и представляют собой все дерьмо Сицилии».
Лучиано, Чиро Терранова (Король артишоков из Бронкса), Фрэнк Костелло, Датч Шульц продемонстрировали свою верность Массериа. Со своей стороны Аль Капоне из своей резиденции в Чикаго дал понять, что он готов оказать поддержку в этой войне с отвратительными кастелламмарцами.
Шесть последующих месяцев хорошо описаны журналистами, специализирующимися на различного рода происшествиях. В штатах Нью-Йорк, Нью-Джерси, Массачусетс, Огайо и Иллинойс люди Массериа и Маранзано открыли такую яростную стрельбу друг в друга, что ответственные федеральные чиновники, кто с облегчением, а кто с омерзением, подсчитали, что за это время семьдесят два человека было убито и свыше ста тяжело ранено…
Кастелламмарцы не только давали отпор, но иногда и одерживали победы. Массериа, большой любитель шотландского виски, теперь, казалось, пьянел только от запаха крови; это вызвало отвращение даже у его подручных. Для Чарли Лучиано с каждым днем все яснее становилась необходимость встречи с Маранзано. Он поручил Томми Луччезе и Тони Бендеру организовать ее. Маранзано согласился встретиться незадолго до наступления темноты в зоопарке Бронкса между клетками львов и тигров. Итак, готовилась встреча крупных хищников на самом высоком уровне…
Маранзано в сопровождении Джо Профачи и Джо Бананаса и Лучиано с Джо Адонисом, Томми Луччезе и Багси Сигелом (Лаки хотел дать понять «усатому папаше», что он по-прежнему ценит евреев и не отвернется от них и в дальнейшем) встретились, казалось бы, довольно спокойно.
Поглаживая указательным пальцем по своему гладкому лицу в том месте, где у Лучиано остался шрам от глубокого пореза, полученного на Статен-Айленде, Маранзано с ухмылочкой приветствовал его:
– Ты неплохо выглядишь, бамбино…
Чарли с такой силой вдавил стиснутые кулаки в карманы своей куртки, что раздался треск лопнувшей подкладки:
– Только мой отец смеет называть меня бамбино, а я не вхожу в твою семью.
Маранзано принял понимающий вид:
– Ты мог бы… ты мог бы… Прошлый раз на острове я был не прав. Ты же знаешь пословицу: «Кого люблю, того и бью». Ты действительно хотел меня видеть? Зачем?
Лаки решил воспользоваться случаем и перешел в атаку:
– Для того же, зачем и ты в прошлый раз. Сегодня мой черед проявить инициативу. Во имя уважения к тому, что мы оба сицилийцы, я пришел просить твоего согласия в том, что касается Массериа. Эта война – безумие. С обеих сторон мы теряем наших лучших людей, тогда как полиция лишь радуется этому. Мы им упростили работу. А пока мы думаем только о том, как бы укокошить друг друга, страдают паши дела. Другим может прийти в голову вообще отстранить нас от дел. Ты, дон Сальваторе, не подойдешь к Массериа ближе чем на километр. Твои люди ничего не умеют… Чем можно объяснить, что в ноябре, стреляя в него в Бронксе, вы прикончили Стивена Ферриньо, находившегося слева, уложили Аль Минео, сидевшего справа, но ему самому, сидевшему между ними, позволили улизнуть без единой царапины? Можно подумать, что это было сделано специально…
– Нет, конечно, но если ты мне предлагаешь сделать лучше, если ты это осуществишь, то перед свидетелями я даю тебе обещание сделать тебя моим первым лейтенантом во всех делах, оставить тебе полностью все твои промыслы, которыми ты занимаешься со своими друзьями-чужестранцами… Я клянусь тебе в этом.
Говоря это, дон Маранзано изобразил обратной стороной ногтя большого пальца крест на своих губах.
После этого со значением провел еще раз пальцем по своему лицу черту, напоминающую полученный Лаки шрам, и сказал:
– Прошу тебя понять меня… Между нами это должно остаться свидетельством дружбы.
Правое веко Лаки почти полностью опустилось, когда он прошептал в ответ:
– Оно останется до самой моей смерти,…
Левым глазом, не мигая, он внимательно следил за доном Сальваторе, а самому себе дал другое обещание: «И особенно до твоей, старый мерзавец!»
Они расстались, пожав друг другу руки, как настоящие друзья, как истинные сицилийцы.
15 апреля 1931 года в своем рабочем кабинете в доме номер 65 на 2-й улице Массериа драл глотку не хуже осла. Он был крайне недоволен. Ему было мало уничтоженных кастелламмарцев. Никто из его людей не мог найти средство, как продырявить огромное брюхо, украшенное цепочкой от часов, брюхо этого Маразано, говорящего по латыни, как приходский священник, лучше, чем на сицилийском, и ускользающего быстрее, чем церковное вино во рту у прихожан…
– Кстати, о вине… Я заказал место у Скарпато, – предложил Лаки Лучиано. – Приглашаю тебя. Устроим что-нибудь вроде пирушки и попытаемся отыскать решение всех наших проблем… На десерт я тебе расскажу, как поскорее можно убрать старого дона.
Джо Массериа это пришлось по вкусу. Они под руку вышли на улицу и растворились в толпе. От тротуара медленно отошла автомашина, за рулем которой сидел Чиро Терранова, а рядом– Багси Сигел, На заднем сиденье устроился Вито Дженовезе в окружении Джо Адониса и Альберта Анастасия.
Хозяин ресторана «Нуова вилла Тампаро» Джерардо Скарпато оставил им угловой столик напротив входной двери, как того требовала традиция. Зал был переполнен. Скарпато заговорил о своем приятеле Терранове, которому следовало бы чаще есть эти гадкие артишоки хотя бы для того, чтобы позаботиться о своей больной печени.
Когда он принял заказ у Массериа, он невольно нахмурил брови: большое блюдо антипакто[35] с гарниром из двух порций спаржи с майонезом, спагетти из Болоньи, ласанье с дарами моря, лангуста «фра дьяволо», горгонзола с салатом, эклер с шоколадом и свежим кремом. Запить все это Массериа намеревался розовым кьянти. Если бы это было возможно, Скарпато сказал бы этому человеку, живущему вне закона, что он заказал себе обед приговоренного к смерти. Но Джерардо Скарпато всегда хранил свои мысли при себе.
В то время пока Массериа обжирался, Луканиа вел беседу. Он и без того не отличался большим аппетитом, а в этот день потерял его окончательно. Вид желтых потеков майонеза на зеленом жилете Массериа вызывал у него тошноту. Чтобы как-то оправдаться, он сказал, что дантист, который лечит его сломанные зубы, скоро потеряет свои, если быстро и хорошо не починит его челюсть.
Принесли вторую бутылку кьянти. Джузеппе Массериа продолжал набивать себе живот. Зал опустел. Дон потребовал капучино, чтобы справиться с эклером.
– Эти две вещи хорошо усваиваются на пару, – пошутил он, – а потом мы сможем сгонять партию в клоб,[36] это помогает пищеварению.
Джерардо Скарпато убрал со стола, принес салфетку и карты. Затем он раскланялся.
– Я вас покидаю. Будьте как дома, а я пойду порыбачу, может быть, что-нибудь да клюнет…
Первый кон выиграл Массериа, которого Фрэнк Костелло в свое время научил некоторым хитростям в этой игре. Это нисколько не огорчило Лаки. Он. тут же передернул карты с таким искусством, что на мизерной сдаче сумел отыграться. Огорчало другое. Сидевший с ним рядом Массериа пачкал карты своими отвратительными толстыми пальцами, вымазанными в жире, со следами шоколада и крема. Он резко поднялся:
– Ты дока, тебе везет, Джо. Извини меня, но мне надо отлучиться на минутку, пойду помою руки…
Массериа заулыбался:
– Ты мне доверяешь, надеюсь? Я пока раздам… Он начал раскладывать карты. Лаки кивнул в знак согласия. Дверь туалета закрылась за ним. Джо Босс тут же перевернул карты своего партнера, чтобы увидеть их, вытащил оттуда приглянувшегося ему туза бубен, а на его место положил девятку пик. Он ликовал, держа в руках бубнового туза, когда входная дверь вдруг открылась и в зал стремительно ворвались четверо. В один миг Массериа узнал Анастасий! Дженовезе, Джо Адониса и этого подлого Сигела, который уже стрелял в него из своего кольта 32-го калибра.
Все четверо добросовестно опустошили барабаны своих револьверов. В результате белые стены ресторана Скарпато сохранили следы восемнадцати пуль. Шесть пуль остались в груди и в голове Джо, который рухнул на стол, вытянув перед собой руку с зажатым в грязных пальцах бубновым тузом, немым свидетелем его нечистоплотной игры.
Убегая, убийцы прятали свое оружие, кто в потайной карман на груди, кто в специальную кобуру на брюках, в зависимости от привычки.
Они спокойно вышли на улицу, сели в ожидавший их черный «крайслер», мотор которого продолжал работать.
– Шпарь, Чиро! – приказал Багси Сигел еще до того, как успели захлопнуть последнюю дверцу.
Чиро Терранова с такой силой надавил на педаль акселератора, что, хотя включена была первая передача, двигатель неожиданно заглох. Руки у него начали дрожать так сильно, что он никак не мог справиться с ключом зажигания, и машина в течение нескольких секунд оставалась неподвижной. Для сидевших в ней эти секунды казались вечностью.
– Черт побери, да пошевеливайся же! – закричал с заднего сиденья Анастасиа.
Багси Сигел не выдержал и с силой дернул Терранову за ворот, стукнув его при этом головой о ветровое стекло, перетащил над своими коленями и сел на его место за рулем.
– Вы не видите, у него уже полные штаны… Багси продолжал извергать ругательства, которых от него раньше и не слышали, столь велико было его негодование. Это прозвучало панихидой по Чиро Терранове.[37] Багси ловко завел машину, отъехал от тротуара и направил «крайслер» в поток автомобилей. Он сделал это вовремя. Уже мчались, завывая во всю мощь сиренами, полицейские машины.
Лаки был спокоен, хотя бы потому, что это он сам вызвал полицию. Прибывшим Лучиано сообщил, что ничего не видел, только слышал выстрелы.
– Чем вы занимались в это время? – спросил его полицейский офицер.
– Я мочился, – спокойно ответил Лаки.
Он не читал басен Лафонтена и поэтому не добавил: «…не прогневайтесь».[38] Во всяком случае, его алиби подтвердила женщина, работавшая в туалетной комнате у Скарпато. Полиция признала его полную непричастность.
* * *
Смерть Джо Босса подоспела как нельзя кстати. Оба лагеря вздохнули с облегчением. В первые дни перемирия все на какое-то время объединились и приложили старания к тому, чтобы отдать последние почести умершему. Джузеппе Массериа имел полное право быть похороненным как глава государства. Его наследник, Чарли Лаки Лучиано, знал, как надо обставлять такие дела.Зато торжествующий дон Сальваторе Маранзано совсем позабыл о скромности. Вообразив себя Цезарем, он мобилизовал целые легионы мафиози из всех штатов, приказав им не откладывая собраться на церемонию провозглашения его капо ден тутти капи.
В своей книге «Чти отца своего», посвященной жизни мафии, Ги Талез так описывал это событие: «Маранзано возглавлял это сборище в одном из залов Бронкса, арендованном для этого случая. Своим пятистам слушателям он объявил, что эра военных действий завершена и теперь начнется длительный период мира и согласия. Вслед за этим он изложил свой план реорганизации мафии, основанный, в частности, на военных концепциях Цезаря: каждую банду будет возглавлять капо, шеф, у которого в подчинении будут находиться вице-капо, или заместители. Заместители в свою очередь будут отдавать команды своим капорежими, на которых возлагается обязанность руководить солдатами банды. Каждая единица будет рассматриваться как семья, которая будет действовать на точно определенной территории. Капо дей тутти капи, верховый глава, будет назначать руководителей всех семей. Этот титул и хотел присвоить себе Маранзано».
Поведение Маранзано произвело на присутствующих еще более удручающее впечатление, чем многочисленные латинские цитаты, которыми он без конца сыпал, демонстрируя свою эрудицию. Этот сицилийский Цезарь, желавший, чтобы его провозгласили императором на манер маленького корсиканца Наполеона, явно недооценивал французскую революцию: прочитав речь Мирабо в Учредительном собрании, он запомнил только одну фразу: «От Тарпейской скалы[39] до Капитолия один шаг».
Преступный синдикат убрал со своего пути Массериа не для того, чтобы обрести нового диктатора. Лучиано еще в Атлантик-Сити не раз втолковывал представителям банд и различного вида рэкета, что от любого верховного главы нельзя ждать ничего, кроме новых неприятностей, что неизбежно наступит день, когда кто-нибудь, набравшись сил, захочет занять его место. Война между семьями мафии ведет к бесполезной резне, ослабляющей се, замедляющей движение к завоеванию тайной власти в обществе.
Провозгласив себя капо дей тутти капи, дон Сальваторе Маранзано сам подписал свой смертный приговор.
Очень ловко Чарли Лаки Лучиано довел до сведения всех, что прежде всего Маранзано постарается с помощью фанатически преданных мафиози расправиться с еврейскими бандами. Уже давно дон Сальваторе требовал, чтобы каждый его мафиозо обязательно носил на шее золотую цепочку с распятием. Да и сам он часто носил огромную булавку в виде распятия.
Первым в крестовый поход отправился Лаки Лучиано, сопровождаемый Мейером Лански и Мики Мирандой, одним из лучших его оруженосцев. Он решил прощупать почву среди мафиози и начал с Питтсбурга. Сальваторе Кальдероне, главарь сицилийской мафии в Пенсильвании, встретил его по-братски и сразу же, не дав ему даже открыть рот, стал яростно ругать Маранзано. Необходимости убеждать его в чем-либо не было. С ним договорились тут же.
В Кливленде и в штате Огайо делами мафии заправлял Фрэнки Милане, которого пришлось довольно долго уговаривать, столь велик был его страх перед старым доном. Однако его помощники Скализе и Моэ Далитц убедили его, что предложение руководителей синдиката сулит им новые большие выгоды.
Капоне дал знать, что он крепко держит Чикаго в своих руках.
Санто Траффиканте во время короткой встречи в Нью-Йорке заверил Чарли, что в его вотчине в Майами, так же как и повсюду во Флориде, не намерены слишком долго подчиняться какому-то школьному Учителю, надоевшему всем своими поучениями, от которых давно уже нет никакого проку.
Что касается семей, поддерживавших Маранзано, то несколько человек все же склонялись в пользу Лучиано. В их числе был и Томми Луччезе, который полностью перешел на его сторону. Том Петрелли пробил как бы брешь в стройных рядах семьи Гальяно. Но даже сам главный инициатор крестового похода не знал, чем объяснить тот факт, что Джо Бананас пожелал быть среди его сторонников. Поскольку Альберт Анастасиа, получивший должность лейтенанта в семье Мангано, поклонялся ему, как божеству, его позицию в самом сердце бастиона Маранзано трудно было переоценить, если учесть, что его друзья Джонни Торрио, Датч Шульц, Бухалтер тоже имели неплохие связи.
Все считали, что необходимо ликвидировать Маранзано. Чтобы не допустить каких-либо нежелательных последствий, которые мог бы повлечь за собой столь серьезный шаг, и избежать новой нескончаемой войны, союзники из других штатов начали подготовку к физическому уничтожению устаревших и всем надоевших донов, которые с оружием в руках преграждали путь всем инициативам, обещавшим новые доходы.
Только тот, кто не знал Маранзано, мог поверить, что он утратит бдительность и будет почивать на лаврах. Страх перед возможным нападением на его людей и на него самого заставлял Маранзано проявлять крайнюю осторожность. Когда его верные «усатые папаши» донесли ему о перемещениях Лучиано, ему все стало ясно: Лаки собирается повторить святотатственный поступок, совершенный им в отношении своего собственного капо дона Массериа, но обставить это таким образом, чтобы не вызвать нежелательную реакцию со стороны традиционных главарей семей. Основываясь на своем знании классических ситуаций, Маранзано понимал, что лучше атаковать первому, чем находиться в обороне. Джо Валачи ознакомился со списком, в который были внесены шестьдесят человек, подлежащих немедленному уничтожению. В самом его начале красным карандашом были подчеркнуты имена Лучиано, Костелло, Дженовезе, Анастасиа, Шульца, Джо Адониса, Мангано, Аль Капоне. Следует заметить, что дон Сальваторе настолько презирал евреев, что счел не заслуживающими внимания Бухалтера, Лански, Левина, Рильза, Гольдштейна и ряда других. И он сильно просчитался.
Как не раз повторял Лучиано: «Чтобы взять чтолибо у евреев, необходимо в первую очередь научиться принимать их всерьез». Первое время Маранзано наставлял своих лейтенантов по старинке:
– Дети мои, нам скоро придется взяться за оружие и хорошенько поработать.
В дальнейшем он решил, что главное, к чему следует прибегать в ходе предстоящих событий, – это к хитрости: