Страница:
У Чарли Луканиа перекосилась физиономия, когда он выслушал рассказ Багси Сигела.
– Самюэль Блюм приехал из Чикаго по просьбе Джо Босса. Это ничтожество работало на Фрэнка Нитти и Фреда Риеса, создавая себе репутацию. Джо Массериа пригласил его с уже обстрелянной командой «Чи», чтобы разделаться с твоим конвоем, пообещав ему пятую часть. Двести тысяч долларов. Он их уплатил, а я округлил его счет двумя пулями.
В уме Луканиа уже созревал тайный план.
– Массериа, я отплачу тебе той же монетой! Выходит, Джо Босс атаковал его исподтишка. Это было своего рода напоминанием: «Остановись, малыш, ты становишься слишком самостоятельным». Оно было сделано руками наемных бандитов, а не членов семьи, что означало бы открытое объявление войны. Диалог с мафией оставался еще возможным, но требовал соблюдения определенных условий: следовало уступить ей весь алкогольный бизнес, стать кротким и покорным, перейти на второстепенные роли, превратиться в мальчика на побегушках у Массериа. Одна мысль об этом наполняла Чарли яростью.
– Спокойно, Чарли, спокойно, – уговаривал он себя, скрипя зубами.
Итак, Джо Массериа, видя, что Сальваторе Маранзано не реагирует на атаку молодого, ставшего уже опасным «волка», понял, что пора проявить силу и смирить своего непокорного союзника, а затем захватить высшую власть в мафии, отстранив Маранзано, этого старого и боязливого дона, тонкого знатока латыни, явно неподходящего для американской действительности.
Для Луканиа ситуация выглядела так: обворованный им Маранзано и обворовавший его Массериа не станут мешкать с тем, чтобы дать о себе знать куда более решительным образом. Ни тот ни другой не могли воздержаться от того, чтобы оказать на него давление и добиться его полного подчинения.
Но в это время еще один удар обрушился на Чарли Луканиа. 4 ноября 1928 года Арнольд Ротштейн, воспитатель Чарли, обучавший его правилам хорошего тона, стал жертвой человека, явно дурно воспитанного. Неизвестный всадил ему пулю в живот. Короля картежников нашли на залитом кровью ковре в комнате № 309 отеля «Парк сентрал» (ныне «Шератон-парк»). В течение двух суток он корчился от боли, его осунувшееся лицо, обезображенное гримасой страдания, покрывали капельки пота. Полицейские запретили приближаться к нему. Детектива интересовал всего один вопрос:
– В тебя стреляли спереди, ты его хорошо рассмотрел?
– В меня никто не стрелял…
– О нет! У меня свинцовые колики.
После этого ему ничего не оставалось, как испустить дух, что он и сделал в ужасных страданиях.
– Ну конечно. И ты так корчишься потому, что с тобой ничего не случилось!
Вскоре попытались распространить слух, будто Арнольд Ротштейн четыре дня подряд вел крупную игру в покер с четырьмя другими партнерами. Один из игроков, Джордж Макманус, обвиненный в случившемся, вскоре за отсутствием улик был выпущен на свободу. Легенда утверждала, что якобы Ротштейн задолжал ему триста тысяч долларов. Поверить в это мог только ребенок. Арнольд никогда не проигрывал, но если бы он даже и умудрился проиграть такие деньги, то вполне мог заплатить без особых затруднений в два раза большую сумму. К тому же не следует забывать, что там присутствовало еще три игрока. Через день, через месяц или спустя более длительное время, но непременно один из них рассказал бы правду о случившемся. Так бывает всегда.
Как мы знаем, одна пуля (единственная) была пущена умелой рукой человека, уверенного как в том, что жертва умрет, так и в том, что перед смертью Ротштейн будет иметь время, испытывая адские боли, пожалеть о совершенном им опрометчивом поступке… таком, например, как рассказ о том, как некий Сэм Блюм вернул свои карточные долги на следующий день после нападения, в результате которого Чарли Луканиа остался в дураках.
Впрочем, Луканиа не обманывался на этот счет. Он отказался комментировать гибель Арнольда Ротштейна, хотя искренне сожалел о его смерти. Дальнейшее его поведение по отношению к Массериа красноречиво свидетельствует о занятой им позиции. Впрочем, о многом говорит и отношение Массериа к Луканиа.
Немедленно после смерти Ротштейна Джо Босс позвонил Луканиа по телефону и потребовал усилить активность во всех отраслях деятельности, в которых затронуты его интересы, а также повысить отчисляемые в его пользу проценты. При этом в его голосе звучала неприкрытая угроза.
«Банда четырех», превратившаяся к этому времени в «семерку» (Луканиа, Костелло, Лански, Сигел, Датч Шульц, Дженовезе, Адонис) или даже в «девятку», так как к ней присоединились Лепке Бухалтер и Альберт Анастасиа, поторопилась разделить империю Ротштейна. Фрэнк Костелло с единодушного согласия унаследовал контроль за азартными играми, получив в помощники Фрэнка Эриксона, бывшего верного лейтенанта Ротштейна, заправлявшего букмекерским хозяйством своего босса, что позволило ему быстро войти в курс дела. Луканиа добился того, что Джо Массериа стали отдавать двадцать пять процентов доходов, чтобы как-то умерить его растущий гнев. Костелло запустил свой бизнес на нужный ход; Шульц контролировал многочисленные питейные заведения. Была организована грозная служба действия, в обязанности которой входило подавление и уничтожение непокорных, непонятливых и предателей. Каждый обрел свою специализацию, но всем вместе распоряжался Чарли, представлявший их перед Массериа и вынужденный унижаться, лишь бы Джо Босс не мог сунуть нос в их бизнес со спиртным.
В эти дни Луканиа много разъезжал, оказывая различные услуги многочисленным шайкам, расплодившимся по всей стране. Он пользовался уважением их главарей, в том числе известного Аль Капоне, который из-за неоднократных столкновений с Биг Мораном счел для себя полезным поддерживать с Чарли хорошие отношения. Такую же позицию занял Моэ Далитц, его старый приятель, орудовавший в Детройте. Со своим компаньоном Бернштейном он организовал шайку по образу и подобию мафии, с той лишь разницей, что вместо сицилийцев в нее допускались только евреи. Проявляя невероятную жестокость, они держали под контролем весь Средний Запад и дорогу от Великих озер к Канаде, что приносило им огромные доходы. В Кливленде шайка Мейфилда Роуда также следовала – разумеется, оплачивая их – его советам. В Филадельфии Гарри Стромберг, он яге Ник Розен, пошел по стопам Уэкси Гордона.
Но помимо крупных, существовало множество мелких шаек, которые почти не контролировались и которые в скором времени предстояло заставить уважать законы преступного мира. Чтобы избежать нападений, от которых никто не был гарантирован, надо было объединить наиболее влиятельных и сильных, и Луканиа чувствовал, что момент для этого уже настал, О нем самом и его планах заговорили столь почтительно, что неожиданно Джо Массериа потерял терпение и, невзирая на оказываемые ему послушным лейтенантом услуги, а также исправно отчисляемые со всех видов рэкета повышенные проценты, решил грубо продемонстрировать, что настоящий босс попрежнему он.
Прибегнув к старому правилу, предписывавшему вступившему в мафию сицилийцу подчинение своему боссу, Джо Массериа приказал Луканиа «взять» экспедитора, чтобы прикрыть первые шаги на преступном поприще одного новоиспеченного мафиозо – Поля Минео. Это было в конце ноября 1928 года.
Вынужденный подчиниться, Луканиа, в сопровождении Левина и Поля Минео отправился на 37-ю улицу, где у здания «Корн эксчейндж бэнк» устроил засаду. Экспедитор с деньгами, предназначавшимися для выплаты жалованья персоналу одной большой текстильной компании, вышел из банка в установленный час. Как было предусмотрено, Минео кинулся к нему, сбил с ног и вырвал сумку с деньгами. Банковский охранник поднял тревогу, затем кинулся в погоню и выстрелил в Минео, который тут же рухнул на тротуар. Чарли Луканиа выскочил из машины, взвалил окровавленного Минео на плечо, подхватил сумку, втолкнул Минео и сумку в машину, которую Левин сразу же рванул с места… Не успели они проехать и ста метров, как были остановлены полицейским патрулем.
Восемь тысяч долларов – вот цена тому, за что Луканиа чуть не выбыл на долгое время из числа действующих лиц. Так оно и было бы, если бы не преданность и настойчивость членов «Банды четырех», развивших бурную деятельность. Лански не считая пускал в ход деньги из «смазного банка», а Фрэнк Костелло столь умело компрометировал важных политических деятелей и полицейских чиновников, что дело было закрыто за отсутствием улик. И стоило все это много больше злосчастных восьми тысяч долларов.
Вместе с тем было достаточно очевидным, что полицейский патруль, задержавший нападавших почти на месте преступления, находился поблизости подозрительно своевременно. Желание отомстить Массериа той же самой монетой все сильнее овладевало Луканиа.
Позор, который ему пришлось испытать и которого он стыдился, заставил его в момент ареста назваться Чарли Лучиано, с тем чтобы имя Луканиа не было замешано в столь плачевной авантюре, недостойной главаря банды.
Таким образом, первыми произнесли имя «Лучиано» полицейские. Они не собирались окончательно закрепить за ним это имя. Но в роскошных апартаментах на последних этажах отеля «Барбизон плаза» с видом на Сентрал-Парк-авеню он остановился уже под именем Чарли Лучиано, пригласив разделить свой досуг некую Гай Орлову – красивую стройную танцовщицу, хорошо говорившую по-французски и по-русски и обожавшую шикарную жизнь.
Оставаясь лейтенантом Джо Босса в семье Массериа, Луканиа старательно выполнял все лежащие на нем обязанности, проявляя неимоверную жестокость в операциях по вымогательству денег, отбирая их у слабых, уничтожая непослушных, заставляя тех, кто задолжал, возвращать все до последнего пенса, увеличивая сбыт аппаратов Костелло, поднимая ставки в публичных домах. Никогда еще Массериа не видел такого обилия стекающихся к нему долларов, что, однако, не мешало ему высказывать недовольство своему помощнику, который, по его мнению, занимался главным образом спиртным и расширением сети всякого рода забегаловок.
– Ты наживаешься за моей спиной, пользуясь моим покровительством. Ты злоупотребляешь своим положением, – орал Массериа, приходя в ярость при мысли, что какие-то деньги уходят из-под его контроля.
Луканиа чувствовал, что еще немного – и Массериа разорвет с ним соглашение. Он лихорадочно обдумывал, как лучше парировать этот неизбежный удар.
Между тем, пользуясь явным попустительством официальных властей и полиции, не предпринимавших должных мер для того, чтобы остановить нарастающую волну жестокости, гангстеры устраивали кровопролитные сражения прямо на улицах. С момента введения в действие «сухого закона» до «конвенции Атлантик-Сити» в 1929 году три с половиной сотни гангстеров погибли от пули, ножа или взрывчатки либо были уничтожены иными способами: брошены в воду с привязанным к ногам цементным блоком, раздавлены под колесами автомобилей, залиты строительным раствором. Среди этих трехсот пятидесяти семнадцать человек носили довольно громкие фамилии, имена многих были широко известны, другие же ушли в небытие, так и не успев выйти из безвестности.
Как говорил Чарли Луканиа:
– Погребение стоит дорого. Класть этих парней в яму – только терять время и деньги…
Основная идея Луканиа заключалась в том, что преступный мир нуждается в центральной власти, авторитарном режиме во избежание конкуренции со стороны менее крупных шаек или возникновения распрей между равными за верховенство, что давало бы возможность осуществлять неограниченную власть. Не было смысла тратить деньги для того, чтобы, ускользнув от судей и полицейских, затем уничтожать друг друга в междоусобных схватках. Не говоря уже о том, что сообщения о непрекращающихся баталиях заполнили полосы газет, вызывая у американцев беспокойство и побуждая их требовать, чтобы полиция обеспечила порядок и безопасность на улицах.
Положение, сложившееся в Чикаго, наглядно продемонстрировало, что может произойти и чего не следует допускать. Аль Капоне вверг город в кровавый хаос. Удивительно, как ему удавалось находить все новых исполнителей зверских расправ, если учесть, что сами гангстеры без конца истребляли друг друга.
Аль Капоне стал серьезно мешать Луканиа. Еще раньше, когда Аль Капоне начал без конца придираться к старейшине преступного мира Джонни Торрио, тот, не желая рисковать собственной шкурой, решил отойти от дел и счел за благо передать претенденту все свои полномочия.
Но Аль Капоне явно перегнул палку, когда расправился с Фрэнком Айяле, своим благодетелем, тем самым человеком, который убрал Биг Джима Колосимо, чтобы освободить место его племяннику Джонни Торрио. Фрэнк Айяле открыл Капоне, сделал его сначала барменом, вышибалой, а затем передал в распоряжение Джонни Торрио в Чикаго. Это было роковой ошибкой. К тому же будучи президентом «сицилийского союза» (преобразованного в «итало-американский национальный союз»), он поддержал, после того как убили Анжело Дженна, кандидатуру Джо Айелло на президентское место в чикагском отделении союза, а не Тони Ломбардо, ставленника Аль Капоне.
Фрэнк Айяле совершил еще одну ошибку, недооценив чикагских гангстеров. Он обеспечивал приемку в Лонг-Айленде предназначенного для Капоне спиртного, формировал для него колонны грузовиков, которые проводил каждый раз новым маршрутом, заручался покровительством опытных полицейских, оплачивая их услуги, а также услуги тех, кто предотвращал нападения соперничающих банд. Но в начале 1927 года аппетиты Фрэнка Айяле чрезмерно возросли. С необъяснимой безрассудностью он задумал инсценировать нападение «неизвестных» на свои собственные конвои. Продать спиртное, организовать длительную и надежную транспортировку, а затем украсть – это любимый трюк самых отъявленных мошенников. Аль Капоне был не охотник до таких шуток.
Он направил в Бруклин одного из своих помощников, Джеймса Финези де Амато, которому поручил проверить, действительно ли западню подстроил сам Фрэнк Айяле.
Разведчика встретили выстрелами. Двое неизвестных всадили ему две пули в глаза прямо на улице. Аль Капоне не на шутку встревожился, тем более что эти выстрелы подтвердили его самые худшие опасения. Он заперся в своих апартаментах в отеле «Понс де Леон», чтобы обдумать, как отомстить обидчикам. Наконец решение было принято. Отряд из шести «курков» взял курс на Нью-Йорк.
В воскресенье вечером 1 июля 1927 года Фрэнк Айяле вошел в забегаловку на Богур-Парк, на ходу бросив бармену:
– Я умираю от жажды…
Слова были выбраны явно неудачно. Едва он приложился к кружке с холодным пивом, как зазвонил телефон. Вызывали его. Звонил Багси Сигел. Он сообщил ему, что по его следу идет уже целая команда и ему нужно немедленно смываться. Фрэнк не задумываясь выскочил на улицу, сел в свой автомобиль и резко сорвался с места. На 44-й улице огромный черный лимузин, ослепив Айяле фарами, заставил его прижаться к тротуару. Из окон лимузина, показались стволы двух автоматов Томпсона, двух пистолетов 45-го калибра и одного обреза. Смертоносные выстрелы изрешетили элегантный серый костюм Фрэнка Айяле, обезобразили его лицо.
Возможно, имена участников нападения не интересовали комиссара нью-йоркской полиции Гровера Уоллена, которому поручили расследование. Но для любителей точной информации можем сообщить, что операцию проводили Джек Гузик (Замусоленный палец), Чарли Фишетти, Дан Сертирелла, причем у каждого из них на всякий случай имелся дублер. Отметим только, что никогда раньше автоматы Томпсона не применялись на улицах Нью-Йорка для сведения счетов между гангстерами. Фрэнку Айяле первому пришлось испытать на себе эту новую технику, зато от анонимного отправителя на его могилу был возложен огромный венок из орхидей и красных роз размером три метра на три, с лентой, на которой золотыми буквами было написано: «За это отомстят, мой мальчик».
Убийство Айяле послужило прелюдией к невиданной ранее войне за наследование места президента отделения «итало-американского национального союза» в Чикаго. Друг Аль Капоне, первый из претендентов на «престол», Тони Ломбардо с триумфом занял новое помещение союза в «Гартфорд билдинг» на Саут-Деборн-стрит, где находился в течение двух месяцев. 7 сентября в 17 часов Ломбардо в сопровождении своих телохранителей, Джозефа Лолордо и Джозефа Ферраро, вышел на улицу, где они смешались с многочисленной толпой служащих, покидавших свои учреждения. На перекрестке с Мэдисон-стрит четыре пули «дум-дум» настигли Тони Ломбардо на глазах у не успевшего прийти в себя Лолордо. Его напарник, Ферраро, не мог видеть того, что произошло, так как уже лежал на тротуаре, смертельно раненный в спину. Джозеф Лолордо вытащил оружие и, заметив двух людей, пытавшихся скрыться, бросился их преследовать, но тут же наткнулся на агента полиции, который, несмотря на отчаянное сопротивление, обезоружил его.
На очередных выборах против кандидатуры Паскуале Лолордо (брата Джозефа) выставил свою кандидатуру Питер Риззито. Паскуале Лолордо, который одержал победу 17 сентября 1928 года, отличался особой осмотрительностью, и поэтому неудивительно, что спустя несколько дней Риззито упал, сраженный пулями, неподалеку от того же перекрестка, где был убит Тони Ломбарде, прозванного журналистами «перекрестком смерти».
По наивности Лолордо рассчитывал на дружескую поддержку братьев Айелло, памятуя о том, что из-за выдвижения старшего из них, Джо Айелло, Фрэнк Айяле первым из нью-йоркских главарей испытал на себе боевые достоинства автоматов Томпсона. Братья Айелло содержали целую армию наемных убийц, хотя и непонятно зачем, так как все девять братьев сами были закоренелыми преступниками, а их семнадцать племянников готовы были выполнить любую работу, причем трое из них имели репутацию профессиональных убийц. Основными силами клана руководил Джо, которому помогали наиболее способные из братьев: Доминик, Антонио и Андрео Начинали свою деятельность братья Айелло с поставок крупных партий сахара синдикату производителей спиртного, принадлежащему братьям Дженна, нещадно эксплуатировавшим бедные сицилийские семьи и заставлявшим их ради собственного обогащения производить спиртное на перегонных аппаратах, выданных этой организацией. После исчезновения братьев Дженна клан Айелло унаследовал их промысел и сумел наводнить Чикаго сивухой самого низкого качества, которую человеческий организм долго выносить был просто не в состоянии. Их рэкет распространялся также на торговлю хлебом и ввоз сыра.
Навязчивой идеей семейства Айелло стало уничтожение Аль Капоне любыми средствами. Они договорились об этом с четырьмя «курками». С мая по сентябрь 1927 года с этой целью прибыли: из Нью-Йорка – Тони Торхио, из Сен-Луиса – Винсента Спикуза и Тонни Руссо, из Кливленда – Сэм Валента. Все четверо считались не новичками в этом деле.
Каждому на предварительные расходы выдали по тысяче долларов, а тому, кто прикончит Аль Капоне, было обещано вознаграждение в размере пятидесяти тысяч долларов. Это послужило для убийц весьма сильным стимулом. Однако в разное время, но всех их настигли автоматные очереди. При этом в руке каждого оказывалась пятицентовая монета – своего рода визитная карточка Джека Макгорна, которую тот оставлял в тех случаях, когда противники казались ему слишком ничтожными. Ему пришлось раскошелиться, так как убийства Лоуренса Да Преста (1 июня), Диего Атталомионте (29 июля), Нумио Жмерикко и Лоренцо Алагно, одних из лучших стрелков Джо Айелло, с полным основанием могут быть приписаны именно ему.
В это же время, а это был разгар экономического спада и введения системы организации труда по Тейлору, шеф чикагской полиции так высказывался об этом убийце:
– Он заставляет работать свой пистолет с точностью часового механизма.
В эти дни звучали нескончаемые дифирамбы в адрес Джека Макгорна, действовавшего столь эффективно, что никто никогда не осмеливался дать ему какое-нибудь прозвище. Он заткнул глотку бармену Синдерелле (Золушке), найдя его слишком болтливым. Рухнувшая к его ногам жертва не вызвала у него жалости. Джек лишь заметил равнодушно:
Его нельзя оставлять здесь, он слишком безобразен.
Макгорн отправил своего подручного, телохранителя Аль Капоне Оршела де Грацио, найти мешок, чтобы запихнуть туда труп. Однако трудно сказать, что его заставило надеть на ноги Синдерелле его домашние туфли, потерянные им при попытке спрятаться от пуль.[25]
Поездка едва не закончилась печально для гангстеров, так как только они избавились от мешка с трупом, спрятав его в яме за забором на стройке, как их остановила патрульная машина. Их, конечно, отпустили «за отсутствием улик» – обычная история!
Несмотря на большие потери, Джо Айелло не складывал оружия, тем более что два его брата были застигнуты врасплох, когда возвращались с задания из Спрингфилда (штат Иллинойс). Не успели они отведать как следует спагетти с оливковым маслом и пармезаном,[26] как оба уткнулись окровавленными лицами в тарелки. Казалось, нечего было особенно беспокоиться, так как оставалось еще семеро братьев. Но все-таки братья предпочитали, чтобы подобные вещи случались с другими.
Если пули не помогают, то по старому итальянскому обычаю надо попробовать яд. Джо Айелло вручил тридцать пять тысяч долларов одному из главарей банды Джо Эспозито, владевшему заведением «Белла Наполи», для того чтобы он подлил синильной кислоты в минестрон,[27] которым буквально объедался Аль Капоне. Тот принял деньги, но потом испугался и, доверившись Эспозито, рассказал ему о заговоре и скрылся.
Ответные действия Аль Капоне не заставили себя ждать. Он приказал Джеку Макгорну прочистить главную резиденцию братьев Айелло. В результате новых столкновений был тяжело ранен Тони Айелло и погиб один из племянников. В последующие дни недели список жертв пополнили еще четыре союзника Джо Айелло.
Развязанная гангстерами кровавая резня заставила главного следователя Уильяма О'Коннора обратиться с призывом к ветеранам боев во Франции, знакомым с автоматическим оружием, пойти работать в полицию Чикаго. Ему удалось набрать пятьсот добровольцев, которые стали регулярно патрулировать на бронированных автомобилях улицы города.
Что касается нового президента союза Паскуале Лолордо, неожиданно заразившегося вирусом доверчивости, то он продолжал надеяться, как уже говорилось, найти поддержку со стороны клана Айелло. Из самых лучших побуждений он пригласил к себе 8 января 1929 года на Норт-авеню троих братьев: босса Джо, Доминика и Андрео. По этому случаю Паскуале открыл бутылку лучшего шотландского виски, но выпил только он один. Его жена Элена, которая в тот момент находилась на кухне, услышала несколько выстрелов. Она бросилась в комнату и увидела, что ее муж лежит на полу. Над ним склонился Джо Айелло и еще раз выстрелил ему в голову. В лучших традициях сицилийских вдов Элена Лолордо надела траур и заставила себя напрочь забыть обо всем увиденном в тот день. Таким образом, после многих предпринятых им усилий 1 февраля 1929 года Джо Айелло занял наконец президентское кресло «итало-американского национального союза».
Его единственным серьезным союзником в этом славном городе Чикаго, противопоказанном как сердечникам, так и любителям тишины, мог быть только ярый враг Капоне – Моран по прозвищу Клоп, которое он получил из-за плохого запаха виски, сбытом которого занимался. Желая избавиться от этого гнусного прозвища, он решил улучшить свою репутацию и стал пускать в оборот только один из лучших сортов шотландского виски – «Олд лог кабин», поставку которого ему удалось организовать через банду Делица и Бернштейна из Детройта. Высокое качество спиртного привело к тому, что число его клиентов удвоилось, но это в свою очередь нанесло удар по бизнесу Аль Капоне, так как каждая забегаловка или ночной бар, которые покупали добровольно (а иногда под угрозой) спиртное у Морана, ускользали из-под влияния Капоне и лишали его существенной доли доходов.
Капоне, уже достаточно уязвленный тем, что Моран оказывал поддержку братьям Айелло, решил сыграть на свято чтимом принципе солидарности, установленном Чарли Лучиано в «Большой семерке». Банду под предводительством Делица и Бернштейна приняли в этот «консорциум» с условием, что у Морана будут ликвидированы все источники поступления шотландского виски «Олд лог кабин». Они охотно согласились на это, поскольку, будучи евреями, осуждали поведение Морана (настоящее имя – Джордж Миллер), оказывавшего поддержку сицилийским антисемитам из банды Джо Айелло. Делиц и Бернштейн, воспользовавшись ситуацией, сбыли свой товар своему единоверцу Полу Мортону, брату несчастного Самюэля Ж. Мортона.[28]
– Самюэль Блюм приехал из Чикаго по просьбе Джо Босса. Это ничтожество работало на Фрэнка Нитти и Фреда Риеса, создавая себе репутацию. Джо Массериа пригласил его с уже обстрелянной командой «Чи», чтобы разделаться с твоим конвоем, пообещав ему пятую часть. Двести тысяч долларов. Он их уплатил, а я округлил его счет двумя пулями.
В уме Луканиа уже созревал тайный план.
– Массериа, я отплачу тебе той же монетой! Выходит, Джо Босс атаковал его исподтишка. Это было своего рода напоминанием: «Остановись, малыш, ты становишься слишком самостоятельным». Оно было сделано руками наемных бандитов, а не членов семьи, что означало бы открытое объявление войны. Диалог с мафией оставался еще возможным, но требовал соблюдения определенных условий: следовало уступить ей весь алкогольный бизнес, стать кротким и покорным, перейти на второстепенные роли, превратиться в мальчика на побегушках у Массериа. Одна мысль об этом наполняла Чарли яростью.
– Спокойно, Чарли, спокойно, – уговаривал он себя, скрипя зубами.
Итак, Джо Массериа, видя, что Сальваторе Маранзано не реагирует на атаку молодого, ставшего уже опасным «волка», понял, что пора проявить силу и смирить своего непокорного союзника, а затем захватить высшую власть в мафии, отстранив Маранзано, этого старого и боязливого дона, тонкого знатока латыни, явно неподходящего для американской действительности.
Для Луканиа ситуация выглядела так: обворованный им Маранзано и обворовавший его Массериа не станут мешкать с тем, чтобы дать о себе знать куда более решительным образом. Ни тот ни другой не могли воздержаться от того, чтобы оказать на него давление и добиться его полного подчинения.
Но в это время еще один удар обрушился на Чарли Луканиа. 4 ноября 1928 года Арнольд Ротштейн, воспитатель Чарли, обучавший его правилам хорошего тона, стал жертвой человека, явно дурно воспитанного. Неизвестный всадил ему пулю в живот. Короля картежников нашли на залитом кровью ковре в комнате № 309 отеля «Парк сентрал» (ныне «Шератон-парк»). В течение двух суток он корчился от боли, его осунувшееся лицо, обезображенное гримасой страдания, покрывали капельки пота. Полицейские запретили приближаться к нему. Детектива интересовал всего один вопрос:
– В тебя стреляли спереди, ты его хорошо рассмотрел?
– В меня никто не стрелял…
– О нет! У меня свинцовые колики.
После этого ему ничего не оставалось, как испустить дух, что он и сделал в ужасных страданиях.
– Ну конечно. И ты так корчишься потому, что с тобой ничего не случилось!
Вскоре попытались распространить слух, будто Арнольд Ротштейн четыре дня подряд вел крупную игру в покер с четырьмя другими партнерами. Один из игроков, Джордж Макманус, обвиненный в случившемся, вскоре за отсутствием улик был выпущен на свободу. Легенда утверждала, что якобы Ротштейн задолжал ему триста тысяч долларов. Поверить в это мог только ребенок. Арнольд никогда не проигрывал, но если бы он даже и умудрился проиграть такие деньги, то вполне мог заплатить без особых затруднений в два раза большую сумму. К тому же не следует забывать, что там присутствовало еще три игрока. Через день, через месяц или спустя более длительное время, но непременно один из них рассказал бы правду о случившемся. Так бывает всегда.
Как мы знаем, одна пуля (единственная) была пущена умелой рукой человека, уверенного как в том, что жертва умрет, так и в том, что перед смертью Ротштейн будет иметь время, испытывая адские боли, пожалеть о совершенном им опрометчивом поступке… таком, например, как рассказ о том, как некий Сэм Блюм вернул свои карточные долги на следующий день после нападения, в результате которого Чарли Луканиа остался в дураках.
Впрочем, Луканиа не обманывался на этот счет. Он отказался комментировать гибель Арнольда Ротштейна, хотя искренне сожалел о его смерти. Дальнейшее его поведение по отношению к Массериа красноречиво свидетельствует о занятой им позиции. Впрочем, о многом говорит и отношение Массериа к Луканиа.
Немедленно после смерти Ротштейна Джо Босс позвонил Луканиа по телефону и потребовал усилить активность во всех отраслях деятельности, в которых затронуты его интересы, а также повысить отчисляемые в его пользу проценты. При этом в его голосе звучала неприкрытая угроза.
«Банда четырех», превратившаяся к этому времени в «семерку» (Луканиа, Костелло, Лански, Сигел, Датч Шульц, Дженовезе, Адонис) или даже в «девятку», так как к ней присоединились Лепке Бухалтер и Альберт Анастасиа, поторопилась разделить империю Ротштейна. Фрэнк Костелло с единодушного согласия унаследовал контроль за азартными играми, получив в помощники Фрэнка Эриксона, бывшего верного лейтенанта Ротштейна, заправлявшего букмекерским хозяйством своего босса, что позволило ему быстро войти в курс дела. Луканиа добился того, что Джо Массериа стали отдавать двадцать пять процентов доходов, чтобы как-то умерить его растущий гнев. Костелло запустил свой бизнес на нужный ход; Шульц контролировал многочисленные питейные заведения. Была организована грозная служба действия, в обязанности которой входило подавление и уничтожение непокорных, непонятливых и предателей. Каждый обрел свою специализацию, но всем вместе распоряжался Чарли, представлявший их перед Массериа и вынужденный унижаться, лишь бы Джо Босс не мог сунуть нос в их бизнес со спиртным.
В эти дни Луканиа много разъезжал, оказывая различные услуги многочисленным шайкам, расплодившимся по всей стране. Он пользовался уважением их главарей, в том числе известного Аль Капоне, который из-за неоднократных столкновений с Биг Мораном счел для себя полезным поддерживать с Чарли хорошие отношения. Такую же позицию занял Моэ Далитц, его старый приятель, орудовавший в Детройте. Со своим компаньоном Бернштейном он организовал шайку по образу и подобию мафии, с той лишь разницей, что вместо сицилийцев в нее допускались только евреи. Проявляя невероятную жестокость, они держали под контролем весь Средний Запад и дорогу от Великих озер к Канаде, что приносило им огромные доходы. В Кливленде шайка Мейфилда Роуда также следовала – разумеется, оплачивая их – его советам. В Филадельфии Гарри Стромберг, он яге Ник Розен, пошел по стопам Уэкси Гордона.
Но помимо крупных, существовало множество мелких шаек, которые почти не контролировались и которые в скором времени предстояло заставить уважать законы преступного мира. Чтобы избежать нападений, от которых никто не был гарантирован, надо было объединить наиболее влиятельных и сильных, и Луканиа чувствовал, что момент для этого уже настал, О нем самом и его планах заговорили столь почтительно, что неожиданно Джо Массериа потерял терпение и, невзирая на оказываемые ему послушным лейтенантом услуги, а также исправно отчисляемые со всех видов рэкета повышенные проценты, решил грубо продемонстрировать, что настоящий босс попрежнему он.
Прибегнув к старому правилу, предписывавшему вступившему в мафию сицилийцу подчинение своему боссу, Джо Массериа приказал Луканиа «взять» экспедитора, чтобы прикрыть первые шаги на преступном поприще одного новоиспеченного мафиозо – Поля Минео. Это было в конце ноября 1928 года.
Вынужденный подчиниться, Луканиа, в сопровождении Левина и Поля Минео отправился на 37-ю улицу, где у здания «Корн эксчейндж бэнк» устроил засаду. Экспедитор с деньгами, предназначавшимися для выплаты жалованья персоналу одной большой текстильной компании, вышел из банка в установленный час. Как было предусмотрено, Минео кинулся к нему, сбил с ног и вырвал сумку с деньгами. Банковский охранник поднял тревогу, затем кинулся в погоню и выстрелил в Минео, который тут же рухнул на тротуар. Чарли Луканиа выскочил из машины, взвалил окровавленного Минео на плечо, подхватил сумку, втолкнул Минео и сумку в машину, которую Левин сразу же рванул с места… Не успели они проехать и ста метров, как были остановлены полицейским патрулем.
Восемь тысяч долларов – вот цена тому, за что Луканиа чуть не выбыл на долгое время из числа действующих лиц. Так оно и было бы, если бы не преданность и настойчивость членов «Банды четырех», развивших бурную деятельность. Лански не считая пускал в ход деньги из «смазного банка», а Фрэнк Костелло столь умело компрометировал важных политических деятелей и полицейских чиновников, что дело было закрыто за отсутствием улик. И стоило все это много больше злосчастных восьми тысяч долларов.
Вместе с тем было достаточно очевидным, что полицейский патруль, задержавший нападавших почти на месте преступления, находился поблизости подозрительно своевременно. Желание отомстить Массериа той же самой монетой все сильнее овладевало Луканиа.
Позор, который ему пришлось испытать и которого он стыдился, заставил его в момент ареста назваться Чарли Лучиано, с тем чтобы имя Луканиа не было замешано в столь плачевной авантюре, недостойной главаря банды.
Таким образом, первыми произнесли имя «Лучиано» полицейские. Они не собирались окончательно закрепить за ним это имя. Но в роскошных апартаментах на последних этажах отеля «Барбизон плаза» с видом на Сентрал-Парк-авеню он остановился уже под именем Чарли Лучиано, пригласив разделить свой досуг некую Гай Орлову – красивую стройную танцовщицу, хорошо говорившую по-французски и по-русски и обожавшую шикарную жизнь.
Оставаясь лейтенантом Джо Босса в семье Массериа, Луканиа старательно выполнял все лежащие на нем обязанности, проявляя неимоверную жестокость в операциях по вымогательству денег, отбирая их у слабых, уничтожая непослушных, заставляя тех, кто задолжал, возвращать все до последнего пенса, увеличивая сбыт аппаратов Костелло, поднимая ставки в публичных домах. Никогда еще Массериа не видел такого обилия стекающихся к нему долларов, что, однако, не мешало ему высказывать недовольство своему помощнику, который, по его мнению, занимался главным образом спиртным и расширением сети всякого рода забегаловок.
– Ты наживаешься за моей спиной, пользуясь моим покровительством. Ты злоупотребляешь своим положением, – орал Массериа, приходя в ярость при мысли, что какие-то деньги уходят из-под его контроля.
Луканиа чувствовал, что еще немного – и Массериа разорвет с ним соглашение. Он лихорадочно обдумывал, как лучше парировать этот неизбежный удар.
Между тем, пользуясь явным попустительством официальных властей и полиции, не предпринимавших должных мер для того, чтобы остановить нарастающую волну жестокости, гангстеры устраивали кровопролитные сражения прямо на улицах. С момента введения в действие «сухого закона» до «конвенции Атлантик-Сити» в 1929 году три с половиной сотни гангстеров погибли от пули, ножа или взрывчатки либо были уничтожены иными способами: брошены в воду с привязанным к ногам цементным блоком, раздавлены под колесами автомобилей, залиты строительным раствором. Среди этих трехсот пятидесяти семнадцать человек носили довольно громкие фамилии, имена многих были широко известны, другие же ушли в небытие, так и не успев выйти из безвестности.
Как говорил Чарли Луканиа:
– Погребение стоит дорого. Класть этих парней в яму – только терять время и деньги…
Основная идея Луканиа заключалась в том, что преступный мир нуждается в центральной власти, авторитарном режиме во избежание конкуренции со стороны менее крупных шаек или возникновения распрей между равными за верховенство, что давало бы возможность осуществлять неограниченную власть. Не было смысла тратить деньги для того, чтобы, ускользнув от судей и полицейских, затем уничтожать друг друга в междоусобных схватках. Не говоря уже о том, что сообщения о непрекращающихся баталиях заполнили полосы газет, вызывая у американцев беспокойство и побуждая их требовать, чтобы полиция обеспечила порядок и безопасность на улицах.
Положение, сложившееся в Чикаго, наглядно продемонстрировало, что может произойти и чего не следует допускать. Аль Капоне вверг город в кровавый хаос. Удивительно, как ему удавалось находить все новых исполнителей зверских расправ, если учесть, что сами гангстеры без конца истребляли друг друга.
Аль Капоне стал серьезно мешать Луканиа. Еще раньше, когда Аль Капоне начал без конца придираться к старейшине преступного мира Джонни Торрио, тот, не желая рисковать собственной шкурой, решил отойти от дел и счел за благо передать претенденту все свои полномочия.
Но Аль Капоне явно перегнул палку, когда расправился с Фрэнком Айяле, своим благодетелем, тем самым человеком, который убрал Биг Джима Колосимо, чтобы освободить место его племяннику Джонни Торрио. Фрэнк Айяле открыл Капоне, сделал его сначала барменом, вышибалой, а затем передал в распоряжение Джонни Торрио в Чикаго. Это было роковой ошибкой. К тому же будучи президентом «сицилийского союза» (преобразованного в «итало-американский национальный союз»), он поддержал, после того как убили Анжело Дженна, кандидатуру Джо Айелло на президентское место в чикагском отделении союза, а не Тони Ломбардо, ставленника Аль Капоне.
Фрэнк Айяле совершил еще одну ошибку, недооценив чикагских гангстеров. Он обеспечивал приемку в Лонг-Айленде предназначенного для Капоне спиртного, формировал для него колонны грузовиков, которые проводил каждый раз новым маршрутом, заручался покровительством опытных полицейских, оплачивая их услуги, а также услуги тех, кто предотвращал нападения соперничающих банд. Но в начале 1927 года аппетиты Фрэнка Айяле чрезмерно возросли. С необъяснимой безрассудностью он задумал инсценировать нападение «неизвестных» на свои собственные конвои. Продать спиртное, организовать длительную и надежную транспортировку, а затем украсть – это любимый трюк самых отъявленных мошенников. Аль Капоне был не охотник до таких шуток.
Он направил в Бруклин одного из своих помощников, Джеймса Финези де Амато, которому поручил проверить, действительно ли западню подстроил сам Фрэнк Айяле.
Разведчика встретили выстрелами. Двое неизвестных всадили ему две пули в глаза прямо на улице. Аль Капоне не на шутку встревожился, тем более что эти выстрелы подтвердили его самые худшие опасения. Он заперся в своих апартаментах в отеле «Понс де Леон», чтобы обдумать, как отомстить обидчикам. Наконец решение было принято. Отряд из шести «курков» взял курс на Нью-Йорк.
В воскресенье вечером 1 июля 1927 года Фрэнк Айяле вошел в забегаловку на Богур-Парк, на ходу бросив бармену:
– Я умираю от жажды…
Слова были выбраны явно неудачно. Едва он приложился к кружке с холодным пивом, как зазвонил телефон. Вызывали его. Звонил Багси Сигел. Он сообщил ему, что по его следу идет уже целая команда и ему нужно немедленно смываться. Фрэнк не задумываясь выскочил на улицу, сел в свой автомобиль и резко сорвался с места. На 44-й улице огромный черный лимузин, ослепив Айяле фарами, заставил его прижаться к тротуару. Из окон лимузина, показались стволы двух автоматов Томпсона, двух пистолетов 45-го калибра и одного обреза. Смертоносные выстрелы изрешетили элегантный серый костюм Фрэнка Айяле, обезобразили его лицо.
Возможно, имена участников нападения не интересовали комиссара нью-йоркской полиции Гровера Уоллена, которому поручили расследование. Но для любителей точной информации можем сообщить, что операцию проводили Джек Гузик (Замусоленный палец), Чарли Фишетти, Дан Сертирелла, причем у каждого из них на всякий случай имелся дублер. Отметим только, что никогда раньше автоматы Томпсона не применялись на улицах Нью-Йорка для сведения счетов между гангстерами. Фрэнку Айяле первому пришлось испытать на себе эту новую технику, зато от анонимного отправителя на его могилу был возложен огромный венок из орхидей и красных роз размером три метра на три, с лентой, на которой золотыми буквами было написано: «За это отомстят, мой мальчик».
Убийство Айяле послужило прелюдией к невиданной ранее войне за наследование места президента отделения «итало-американского национального союза» в Чикаго. Друг Аль Капоне, первый из претендентов на «престол», Тони Ломбардо с триумфом занял новое помещение союза в «Гартфорд билдинг» на Саут-Деборн-стрит, где находился в течение двух месяцев. 7 сентября в 17 часов Ломбардо в сопровождении своих телохранителей, Джозефа Лолордо и Джозефа Ферраро, вышел на улицу, где они смешались с многочисленной толпой служащих, покидавших свои учреждения. На перекрестке с Мэдисон-стрит четыре пули «дум-дум» настигли Тони Ломбардо на глазах у не успевшего прийти в себя Лолордо. Его напарник, Ферраро, не мог видеть того, что произошло, так как уже лежал на тротуаре, смертельно раненный в спину. Джозеф Лолордо вытащил оружие и, заметив двух людей, пытавшихся скрыться, бросился их преследовать, но тут же наткнулся на агента полиции, который, несмотря на отчаянное сопротивление, обезоружил его.
На очередных выборах против кандидатуры Паскуале Лолордо (брата Джозефа) выставил свою кандидатуру Питер Риззито. Паскуале Лолордо, который одержал победу 17 сентября 1928 года, отличался особой осмотрительностью, и поэтому неудивительно, что спустя несколько дней Риззито упал, сраженный пулями, неподалеку от того же перекрестка, где был убит Тони Ломбарде, прозванного журналистами «перекрестком смерти».
По наивности Лолордо рассчитывал на дружескую поддержку братьев Айелло, памятуя о том, что из-за выдвижения старшего из них, Джо Айелло, Фрэнк Айяле первым из нью-йоркских главарей испытал на себе боевые достоинства автоматов Томпсона. Братья Айелло содержали целую армию наемных убийц, хотя и непонятно зачем, так как все девять братьев сами были закоренелыми преступниками, а их семнадцать племянников готовы были выполнить любую работу, причем трое из них имели репутацию профессиональных убийц. Основными силами клана руководил Джо, которому помогали наиболее способные из братьев: Доминик, Антонио и Андрео Начинали свою деятельность братья Айелло с поставок крупных партий сахара синдикату производителей спиртного, принадлежащему братьям Дженна, нещадно эксплуатировавшим бедные сицилийские семьи и заставлявшим их ради собственного обогащения производить спиртное на перегонных аппаратах, выданных этой организацией. После исчезновения братьев Дженна клан Айелло унаследовал их промысел и сумел наводнить Чикаго сивухой самого низкого качества, которую человеческий организм долго выносить был просто не в состоянии. Их рэкет распространялся также на торговлю хлебом и ввоз сыра.
Навязчивой идеей семейства Айелло стало уничтожение Аль Капоне любыми средствами. Они договорились об этом с четырьмя «курками». С мая по сентябрь 1927 года с этой целью прибыли: из Нью-Йорка – Тони Торхио, из Сен-Луиса – Винсента Спикуза и Тонни Руссо, из Кливленда – Сэм Валента. Все четверо считались не новичками в этом деле.
Каждому на предварительные расходы выдали по тысяче долларов, а тому, кто прикончит Аль Капоне, было обещано вознаграждение в размере пятидесяти тысяч долларов. Это послужило для убийц весьма сильным стимулом. Однако в разное время, но всех их настигли автоматные очереди. При этом в руке каждого оказывалась пятицентовая монета – своего рода визитная карточка Джека Макгорна, которую тот оставлял в тех случаях, когда противники казались ему слишком ничтожными. Ему пришлось раскошелиться, так как убийства Лоуренса Да Преста (1 июня), Диего Атталомионте (29 июля), Нумио Жмерикко и Лоренцо Алагно, одних из лучших стрелков Джо Айелло, с полным основанием могут быть приписаны именно ему.
В это же время, а это был разгар экономического спада и введения системы организации труда по Тейлору, шеф чикагской полиции так высказывался об этом убийце:
– Он заставляет работать свой пистолет с точностью часового механизма.
В эти дни звучали нескончаемые дифирамбы в адрес Джека Макгорна, действовавшего столь эффективно, что никто никогда не осмеливался дать ему какое-нибудь прозвище. Он заткнул глотку бармену Синдерелле (Золушке), найдя его слишком болтливым. Рухнувшая к его ногам жертва не вызвала у него жалости. Джек лишь заметил равнодушно:
Его нельзя оставлять здесь, он слишком безобразен.
Макгорн отправил своего подручного, телохранителя Аль Капоне Оршела де Грацио, найти мешок, чтобы запихнуть туда труп. Однако трудно сказать, что его заставило надеть на ноги Синдерелле его домашние туфли, потерянные им при попытке спрятаться от пуль.[25]
Поездка едва не закончилась печально для гангстеров, так как только они избавились от мешка с трупом, спрятав его в яме за забором на стройке, как их остановила патрульная машина. Их, конечно, отпустили «за отсутствием улик» – обычная история!
Несмотря на большие потери, Джо Айелло не складывал оружия, тем более что два его брата были застигнуты врасплох, когда возвращались с задания из Спрингфилда (штат Иллинойс). Не успели они отведать как следует спагетти с оливковым маслом и пармезаном,[26] как оба уткнулись окровавленными лицами в тарелки. Казалось, нечего было особенно беспокоиться, так как оставалось еще семеро братьев. Но все-таки братья предпочитали, чтобы подобные вещи случались с другими.
Если пули не помогают, то по старому итальянскому обычаю надо попробовать яд. Джо Айелло вручил тридцать пять тысяч долларов одному из главарей банды Джо Эспозито, владевшему заведением «Белла Наполи», для того чтобы он подлил синильной кислоты в минестрон,[27] которым буквально объедался Аль Капоне. Тот принял деньги, но потом испугался и, доверившись Эспозито, рассказал ему о заговоре и скрылся.
Ответные действия Аль Капоне не заставили себя ждать. Он приказал Джеку Макгорну прочистить главную резиденцию братьев Айелло. В результате новых столкновений был тяжело ранен Тони Айелло и погиб один из племянников. В последующие дни недели список жертв пополнили еще четыре союзника Джо Айелло.
Развязанная гангстерами кровавая резня заставила главного следователя Уильяма О'Коннора обратиться с призывом к ветеранам боев во Франции, знакомым с автоматическим оружием, пойти работать в полицию Чикаго. Ему удалось набрать пятьсот добровольцев, которые стали регулярно патрулировать на бронированных автомобилях улицы города.
Что касается нового президента союза Паскуале Лолордо, неожиданно заразившегося вирусом доверчивости, то он продолжал надеяться, как уже говорилось, найти поддержку со стороны клана Айелло. Из самых лучших побуждений он пригласил к себе 8 января 1929 года на Норт-авеню троих братьев: босса Джо, Доминика и Андрео. По этому случаю Паскуале открыл бутылку лучшего шотландского виски, но выпил только он один. Его жена Элена, которая в тот момент находилась на кухне, услышала несколько выстрелов. Она бросилась в комнату и увидела, что ее муж лежит на полу. Над ним склонился Джо Айелло и еще раз выстрелил ему в голову. В лучших традициях сицилийских вдов Элена Лолордо надела траур и заставила себя напрочь забыть обо всем увиденном в тот день. Таким образом, после многих предпринятых им усилий 1 февраля 1929 года Джо Айелло занял наконец президентское кресло «итало-американского национального союза».
Его единственным серьезным союзником в этом славном городе Чикаго, противопоказанном как сердечникам, так и любителям тишины, мог быть только ярый враг Капоне – Моран по прозвищу Клоп, которое он получил из-за плохого запаха виски, сбытом которого занимался. Желая избавиться от этого гнусного прозвища, он решил улучшить свою репутацию и стал пускать в оборот только один из лучших сортов шотландского виски – «Олд лог кабин», поставку которого ему удалось организовать через банду Делица и Бернштейна из Детройта. Высокое качество спиртного привело к тому, что число его клиентов удвоилось, но это в свою очередь нанесло удар по бизнесу Аль Капоне, так как каждая забегаловка или ночной бар, которые покупали добровольно (а иногда под угрозой) спиртное у Морана, ускользали из-под влияния Капоне и лишали его существенной доли доходов.
Капоне, уже достаточно уязвленный тем, что Моран оказывал поддержку братьям Айелло, решил сыграть на свято чтимом принципе солидарности, установленном Чарли Лучиано в «Большой семерке». Банду под предводительством Делица и Бернштейна приняли в этот «консорциум» с условием, что у Морана будут ликвидированы все источники поступления шотландского виски «Олд лог кабин». Они охотно согласились на это, поскольку, будучи евреями, осуждали поведение Морана (настоящее имя – Джордж Миллер), оказывавшего поддержку сицилийским антисемитам из банды Джо Айелло. Делиц и Бернштейн, воспользовавшись ситуацией, сбыли свой товар своему единоверцу Полу Мортону, брату несчастного Самюэля Ж. Мортона.[28]