В такой вот атмосфере и начался второй судебный процесс над Шульцем.
   Войдя во вкус, Дикси Дэвис решил повторить трюк, проделанный в Сиракьюсе:
   – Господа судьи, господа присяжные, прежде всего я хочу сказать вам: в любом случае, каково бы ни было решение, которое вы примите по велению совести, даже если оно будет несправедливым, что кой клиент больше всего стремился выполнить свой долг добропорядочного налогоплательщика. Как известно, он готов внести в государственную казну сто тысяч долларов, хотя и маловероятно, что он их ей должен с точки зрения закона…
   В битком набитом зале судебного заседания безденежные жители города, облагодетельствованные Шульцем, подняли невероятный шум, свистом выражая свою признательность за необыкновенную щедрость их нового кумира.
   Суд присяжных обдумывал свое решение двое суток. К исходу сорок девятого часа глава присяжных Леон Шапен поднялся, чтобы объявить:
   – У нас сложилось мнение, что правительству не удалось доказать, что обвиняемый должен ему хотя бы доллар налога, и, основывая наше решение на этом убеждении, мы объявляем обвиняемого невиновным…
   Зал буквально взорвался восторженными криками, предвкушая количество и качество дружеских попоек, которые устроит старина Шульц…
   Что касается федерального судьи Фредерика X. Брайанта, то он не скрывал своего негодования.
   Обращаясь к Леону Шапену и другим присяжным, он сказал суровым тоном:
   – Ваше решение может подорвать веру порядочных людей в честность и неподкупность. Все, кто следил за этим процессом, будут уверены, что вы вынесли свое решение, основываясь не на фактах, а на соображениях, которые к ним никакого отношения не имеют. Вы должны быть удовлетворены, если только это вас удовлетворит, тем, что нанесли тяжкий удар по правосудию, поскольку оказали поддержку людям, попирающим его. По всей вероятности, они не поскупятся на выражение вам своей признательности и благодарности. Что касается меня, я не хочу в этом участвовать.
   Окончательный оправдательный вердикт по очень серьезному обвинению в уклонении от уплаты налогов удивил даже Дикси Дэвиса. Шульц без лишних сборов отправился в Нью-Йорк, где его, однако, поджидал сюрприз, и пренеприятный. Во время его отсутствия заправилы преступного синдиката поделили между собой его владения. Отличавшийся необузданным и диким нравом, Шульц на этот раз не стал торопиться и решил придумать какую-нибудь уловку. Хитрость состояла в том, чтобы не ввязываться в открытую борьбу, заведомо обреченную на поражение, а сделать вид, что ничего не произошло. Он не стал вопить о предательстве и хвататься за пистолет. С самым естественным видом он потребовал отчета и объявил, что снова берет бразды правления в свои руки.
   Шульц встретился с Лучиано, организатором всей этой операции, которого непредвиденное возвращение Щульца поставило в затруднительное положение. Хитрый Лаки, однако, выкрутился на удивление легко:
   – Чтобы соблюсти твои интересы в случае длительного тюремного заключения, которого вполне можно было ожидать, и с согласия организации мы решили поделить различные секторы твоего бизнеса между несколькими нашими членами именно с той целью, чтобы никто не стал слишком влиятельным и не смог в один прекрасный день стать тебе поперек дороги. Костелло и Лански взяли на себя лотереи, «числа» и запрещенные игры; Адонис – пиво и алкоголь; Томми Луччезе и Бухалтер – рэкет мяса и транспорт; Цвиллман и Уилли Моретти опекают Джерси-Сити. Ты понимаешь?
   – Как же, как же… И я в благодарность первым приглашаю всех парней на пирушку. Устрой это, Лаки, я хочу это дело вспрыснуть и все расходы беру на себя.
   Так закончилось свидание; но пока Шульц пересекал холл «Тауэрса», возвращаясь к своей машине, его убежденность окончательно окрепла: организация похоронила его заживо, и это не могло произойти без ведома Бо Уайнберга, его первого лейтенанта, полностью ответственного в отсутствие Шульца за сохранность вверенного имущества.
   Шульц нанес визит своему министру финансов, Аббадаббе Берману. Счета, которые тот представил, полностью подтвердили его предположение: Бо Уайнберг его предал, бесстыдно присвоив себе большую часть, считая, что песенка Шульца спета. Но теперь-то Шульц всем покажет, что по-прежнему хозяин он. С огромными предосторожностями, избегая слежки людей Валентайна или Гувера, которые отныне не имели другой возможности прижать его, как только за убийство Жюля Мартэна, он начал с наведения порядка в секторе, который вот-вот грозил выйти из подчинения, – Джерси-Сити.
   С помощью своих информаторов Шульц смог собственными глазами убедиться, что Бо Уайнберг со всевозможными хитростями проник в резиденцию Цвиллмана. Сделка была доказана полностью. Бо Уайнбергу не суждено было выйти оттуда живым.
   Когда Бо выходил, из темноты перед ним внезапно возник Шульц. Бо, крепко сложенный, напоминал кетчиста. Однако даже его физические возможности не позволили оказать сопротивление неистовой ярости Шульца, который, по словам одного из свидетелей, схватил его за горло и «с таким исступлением впился в него, что у того затрещали позвонки». Этот же свидетель помог залить тело Бо Уайнберга цементом, чтобы он уже никогда не мог подняться со дна Гудзона.
   Дьюи тем не менее не собирался отступать. Его добыча ускользнула и с полной безнаказанностью совершала новые репрессии. Поэтому он вновь поднял на ноги свои отряды, хотя и испытывал давление со стороны Хинеса, «покровителя» бандитских шаек Шульца и Дэвиса. У Дьюи возникла идея назначить помощником своего заместителя, Виктора Гервитца, одну негритянку – Юнис Картер, присвоив ей звание помощника заместителя окружного атторнея. Остроумная выдумка позволила через Юнис собирать информацию непосредственно у проживающих в Гарлеме темнокожих, весьма не доверявших белым полицейским. Результаты не заставили себя ждать. Льюис О., один из самых заметных держателей пари на «числах», во время одного из обычных допросов, которым подвергала его Картер, доверившись ей, рассказал о том, какие насильственные меры использует Шульц, чтобы включить их в свой рэкет.
   Томас Дьюи не откладывая составил обвинительное заключение, отправил своих «неподкупных» по следам Шульца и сумел арестовать одного бухгалтера. Обещая освобождение от ответственности, его удалось уговорить раскрыть секреты тайной бухгалтерии.
   Казалось, что на этот раз Шульц не сможет отвертеться. Хотя он и пытался использовать свои связи с Таммани-Холл, но политики, напуганные тем размахом, который придал делу Дьюи, не решились себя скомпрометировать и покинули Шульца.
   Тогда Шульц решил воспользоваться своим правом на покровительство организации и обратиться к своим соратникам с требованием уничтожить этого кровопийцу Дьюи.
   В преступном синдикате мнения разделились. Сигол, Лански, Анастасиа, Дженовезе высказались «за», Лучиано и Костелло – «против». Воздержался один Джонни Торрио.
   – Оставим, сам сгниет, – сказал он.
   – Вместе со мной, – взбунтовался Шульц.
   В конце концов Анастасиа поручили изучить обстановку, с тем чтобы потом вынести окончательное решение.
   В течение месяца, так, что ни один полицейский, ни сам Дьюи ничего не заметили, около тридцати наемников следило за ним круглосуточно, фиксируя все его привычки. Наконец они нашли подходящее средство. Анастасиа зажег красный сигнал.
   Вот что рассказывал нам об этих событиях сын Дьюи:
   – Они имели наблюдателя, которого никто никогда не видел и который каждое утро следил за отцом и отмечал мельчайшие факты и жесты, когда тот выходил из дома. Отец имел привычку обязательно заходить завтракать в драгстор на противоположной стороне улицы. Затем, допив последний глоток кофе, он шел к телефону-автомату и звонил в контору. Но вот в четверг утром, когда они решили действовать, отец был впервые в жизни настолько занят, что не пошел в драгстор, а отправился прямо к себе в бюро…
   Слишком старавшиеся неукоснительно следовать указаниям Альберта Анастасиа и никогда не осмеливавшиеся проявить инициативу, убийцы даже не шелохнулись.
   Узнав эту удивительную новость, Лучиано, будучи очень суеверным, увидел в этом недобрый знак и велел аннулировать «заказ» на убийство Дьюи. Руководители синдиката тотчас же собрались в «Уолдорф тауэрс», чтобы принять новое решение.
   Лучиано подчеркнул, что убийство Дьюи поднимет полицейских и население против них всех. Дьюи успел стать национальным героем с тех пор как объявил войну бандам гангстеров. Лепке разделял это мнение. Костелло тоже. Анастасиа отделался шуткой:
   – Мое мнение заключается в том, чтобы не иметь собственного мнения; я здесь для того, чтобы просто понять то, что еще неясно.
   Датч с иронией заметил:
   – Под предлогом, что с первого раза не вышло, все окончательно сдрейфили. Так вот что я вам скажу. Пустопорожние собрания, вроде сегодняшнего, мне ни к чему. Дьюи, в конце концов – это мое личное дело. Я без промедления им займусь и сведу с ним свои счеты. Можете обо мне не беспокоиться…
   Сказав это, он вышел. Присутствовавшие несколько растерялись. Лучиано воспользовался этим:
   – Шульц сваляет дурака, это ясно. Он с самого начала не хотел подчиняться нашим законам. Если дать ему волю, все полетит к черту. Этого нельзя допустить.
   Повернувшись к Анастасиа, он продолжал:
   – Альберт, ты хотел очистить место? Я предлагаю тебе… прикончить Датча, если, конечно, все с этим согласны.
   Присутствовавшие приподняли свои шляпы, более или менее проворно, более или менее явно, в знак согласия.
   Только Джонни Торрио не пошевелился.
   – В чем дело, Джонни? – поинтересовался Лаки.
   – В чем дело? Я думаю, что вы все, а ты особенно, собираетесь совершить огромную глупость… Как только Шульца не станет, надо будет кого-нибудь другого бросить в пасть замечательному атторнею Дьюи. Кого он выберет ради продолжения своей карьеры, кого он схватит за горло, чтобы оказаться на высоте? Ты знаешь кого, Лаки? Он выберет тебя, и мне останется пожелать тебе приятного отдыха. Но ты нам нужен. Ты на честных условиях прекрасно держишь в руках организацию. С тобой все дела пошли в гору – доходы, отношения между нами. Вы делаете дьявольскую глупость. Дайте Датчу прикончить Дьюи, если у него это получится. Только он сможет вынести все последствия этого перед общественным мнением. Может быть, он избавит нас от типа, который со дня на день может прикончить нас самих…
   Произнесенные мудрым Джонни Торрио слова произвели некоторый эффект, но надо учесть неудержимую алчность присутствовавших, для которых превыше всего были их личные интересы. В данном случае, если бы предложение о ликвидации было принято, многие из них присоединили бы к своему богатству часть барышей Датча.
   И решение было принято.
   Приговор Шульцу представили на «суд Кенгуру» в «Корпорацию убийств». Анастасиа под давлением Лаки назначил руководителем операции Чарли Уоркмана, постоянного шофера Лучиано во время крупных налетов, что было свидетельством большого доверия к нему. Баг взял с собой Алли Танненбаума, он же Пигги, которому надлежало выполнять обязанности водителя, и Мэнди Вейса как ответственного за прикрытие.
   Подходящий случай подвернулся 23 октября 1935 года, когда находившийся под постоянным наблюдением в течение месяца Шульц направился со своей братией в «Палас шоп хаус энд таверн». Его сопровождали банкир Аббадабба Берман и два лучших «курка» – Лулу Розенкранц и Эйб Ландау.
   Не успели они и четверти часа пробыть в «Паласе», как дверь открылась, чтобы впустить Бага и Мэнди.
   Крепко стоящий на широко расставленных ногах Уоркман держал обеими руками свой «Смит-вессон» 45-го калибра. С рекордной быстротой он всадил пулю в сердце Эйба Ландау, славившегося своей расторопностью, еще две – в плечо и лоб Лулу Розенкранцу, пытавшемуся вытащить оружие. Аббадабба Берман в ужасе рухнул на стол, обхватив голову руками. Это, однако, его не спасло: Уоркман выстрелил ему прямо в затылок. Недоставало основного объекта этой кровавой расправы – Шульца.
   Невозмутимый Чарли Уоркман направился в глубину коридора, ведущего к туалетам. Именно там и находился Шульц. На шум открывающейся двери он оглянулся и тут же получил две последние пули, оставшиеся в барабане. У него была сломана рука, задет бок и пробита грудь, когда ему удалось выползти в общий зал, где его и обнаружила полиция еще живым.
   Его доставили в госпиталь, где инспекторы пытались выяснить у него имена палачей. Их усилия оказались напрасными. Не помог даже грубый шантаж. Шульц, обращенный в католическую веру и строго соблюдавший обряды, умолял привести священника.
   Диалог был следующим.
   – Услуга за услугу, – потребовали полицейские, – ты нам укажешь имена мерзавцев и тогда получишь духовника.
   – Нет! Нет… Вы не имеете права… – прохрипел Шульц, – я добропорядочный христианин… Я не в обиде на них. Я прощаю… Я не хочу, чтобы у них были неприятности, только бог им судья… Пригласите ко мне священника.
   Растроганный этим, следователь, сержант Махонни, ирландского происхождения и истинный христианин, уступил. Шульц получил, таким образом, отпущение грехов по установленным канонам и скончался с миром.
* * *
   Лучиано потребовалось не так много времени, чтобы убедиться, что Джонни Торрио говорил не ради красного словца и что его советы следует ценить на вес золота. Лучиано не прислушался к словам Торрио и потому оказался беззащитным под ударами Томаса Дьюи, потеряв щит, каким служил для него до сих пор Шульц.
   ФБР, нью-йоркская муниципальная полиция, полиция штата и специальные отряды налоговой инспекции – все устремились по его следам. «Мозговой трест» организации, Лучиано таким образом построил свою империю, что она напоминала коммерческий трест со сложной организационной структурой. Разделенная на огромное количество мелких ассоциаций, где ответственными являлись подставные лица, выглядевшие честными гражданами, она казалась почти неуязвимой.
   Бесперебойное снабжение наркотиками, находившееся под контролем Вито Дженовезе, объем которого рос с каждым днем, осуществлялось с такими предосторожностями, что вряд ли могло быть вообще раскрыто. Это же было характерно и для алкогольного бизнеса, запрещенных игр, махинаций с рабочими профсоюзами и рэкета.
   Все подчинялись приказам Лаки, зачастую даже не зная, от кого они исходят, настолько многочисленными были передаточные звенья.
   Правосудию это было известно. Равно как и прессе. Для них было ясно, что главный босс – Лучиано. Прижать этого неуловимого, после того как Шульц сошел с арены, стало для Дьюи делом первостепенной важности. С небывалым рвением он преследовал его по всем направлениям преступной деятельности. Но… безрезультатно.
   А справились с Лаки женщины, точнее, одна из них.
   После перенесенной венерической болезни, сознательно приобретенной, чтобы избежать воинской повинности, Лучиано презирал женщин. Однако он постоянно окружал себя изысканными, элегантными девушками, чтобы затем переправлять их людям, известным своей развращенностью. Среди них были и политики из Таммани-Холл. Они первыми и пострадали.
   Дьюи пришел в ярость, узнав, что его враги, ко всему прочему, отняли у него и Шульца. Тогда со свойственным ему фанатизмом он направил свои усилия в войне против преступных банд на продажных государственных деятелей. Его секретарша, госпожа Росс, поведала нам:
   – Вся эта история (с Шульцем) заставила Дьюи переключиться на политическую коррупцию, что привело его в первую очередь к расследованию деятельности Джими Хинеса, которому вскоре и было предъявлено обвинение. Обвинительное заключение основывалось на выписках из банковских счетов, на фактах получения им подарков от людей, замешанных в различного рода вымогательствах, а также на фактах неоднократного участия в застольях с отъявленными гангстерами.
   Разоблачение всемогущего Хинеса прозвучало как гром среди ясного неба. Скандал разразился с такой силой, что адвокат, защищавший Шульца, ловкач Дикси Дэвис, сбежал, прихватив с собой свою любовницу Хоуп Дарэ, в прошлом чемпионку по укрощению диких лошадей. Их сопровождал Джордж Уайнберг, бывший, как и его брат Бо, лейтенант Шульца.
   Дьюи вынес постановление об аресте этой парочки, пообещав приличное вознаграждение. Вскоре об их местопребывании донесли, и они были арестованы в Филадельфии. Едва очутившись в камере, Дикси Дэвис пришел в полное отчаяние. Он стонал, плакал, умолял, чтобы ему позволили повидаться с Хоуп Дарэ. Блистательный адвокат, лишившись своей подруги, пал духом. Дьюи предложил ему рассказать все, что ему известно, в обмен на разрешение пребывать в ночное время в камере вместе с возлюбленной. Дикси не колебался ни секунды. Это был самый благонамеренный болтун, какого когда-либо приходилось выслушивать агентам ФБР. Благодаря фактам, полученным от адвоката, Джордж Уайнберг сдался и также стал свидетелем обвинения. Эти двое сообщили все необходимые сведения, указали, где и как можно получить доказательства.
   Хинес был в западне.[48] Дьюи начал еще усерднее преследовать Лучиано, ставшего крайне уязвимым. Выше мы говорили, что добили Лаки женщины. Сейчас мы убедимся, что это именно так.
   Чтобы упростить рассказ об этом запутанном деле, мы попросили четырех непосредственных участников событий изложить их версии, в некотором роде официальные, которые мы впоследствии прокомментируем. Вот их имена: Чарльз Брейтель (судья Верховного суда Нью-Йорка), Джон О'Кониэл (глава следователей Дьюи), госпожа Росси (секретарь Дьюи) и Джозеф Кейтц (официальный представитель при профсоюзе докеров).
   «С самого начала наших расследований дел о рэкете было ясно, что Чарли Лучиано замешан в этих грязных делишках. Он посещал боссов преступного мира, жил как паша в „Уолдорф тауэрс“, внушая всем страх и уважение, несмотря на свой безучастный вид и стыдливо опущенные глаза, словно он разглядывает свои лакированные туфли.
   Мы поняли, что Лучиано имел связи с миром проституции, причем, со «средним» его слоем. Речь идет о тех, кем обычно распоряжаются менеджеры шоу-бизнеса. Для этих целей имелось около восьмидесяти заведений, открытых двадцать четыре часа в сутки в Манхэттене и в Бронксе. Некоторым помощникам отряда следователей удавалось заполучить информацию, позволявшую предположить, что в случае задержания проституток в Нью-Йорке тотчас же задевались дела тайной организации.
   Юнис Картер была единственной женщиной-юристом в нашем отряде. Ей удавалось не только добывать успешнее других конфиденциальную информацию из Гарлема, но после того, как она несколько ночей провела в архивах местных судов, именно ей удалось обнаружить, что все проститутки, защиту которых в суде осуществлял определенный адвокат, каким-то образом избегали тюремного заключения даже в самых бесспорных случаях. Ей первой удалось, что называется, выманить зверя из норы: как только одна из этих девиц оказывалась в руках полиции, появлялся человек, который вносил залог, и она тотчас оказывалась на свободе и уходила в сопровождении известного адвоката по имени Эйб Карп,[49] который потом осуществлял ее защиту в суде. Все судебные дела были изъяты; в результате их тщательного изучения было обнаружено, что подопечные Эйба Карпа практически всегда избегали даже мизерного тюремного заключения. Удалось установить, что все это происходило благодаря прекрасно налаженной преступной организации, где каждая девушка отчисляла часть доходов в пользу нескольких главарей. Последние заставляли девушек и владельцев заведений передавать свои отчисления тому, кого прозвали «Кубышка». Деньги предназначались якобы для уплаты штрафов и для предотвращения арестов. Согласно обычаю преступников, в случае ареста кого-либо необходимо было возможно быстрее добиться его освобождения, чтобы он не успел проговориться. Ведь если он останется в тюрьме надолго, то риск, что он начнет закладывать остальных сообщников, значительно возрастет, а некоторые признания могут позволить постепенно добраться и до верхушки организации.
   Сама организация имела четкую структуру: девушки подчинялись содержателям, те в свою очередь поставщикам, а они кому-нибудь из хозяев, одним из которых был Бэтилло, бывший телохранитель Капоне. Бэтилло был настоящим убийцей. Его задача состояла в том, чтобы поддерживать спокойствие в организации. Для этого он располагал целым отрядом, настоящим полицейским аппаратом преступного мира. В случае нападения на заведение пли поставщика отряд Бэтилло самыми безжалостными методами расправлялся с обидчиками. Одним из лидеров этой ударной группы считался Пиноккио, он же Томми Ле Торро, который часто оставался в тени.
   Со своей стороны мы установили аппаратуру по подслушиванию на телефонных линиях всех публичных домов и довольно скоро узнали, кто есть кто и кто чем занимается. Без работы никто не сидел. Все члены команды Дьюи – двадцать юристов, десять экспертов-бухгалтеров, десять следователей и шестьдесят пять полицейских – были брошены на это дело и работали беспрерывно.
   Основные детективы взяли под наблюдение наиболее крупных содержателей, в течение тридцати шести пли сорока восьми часов следили за ними, а затем в назначенный час всех их одновременно арестовали. Однако прессу об этом в известность не поставили.
   В тот же вечер Томас Дьюи собрал всех руководителей служб, приказал им оставаться на своих местах и на всякий случай не планировать на эту субботнюю ночь никаких мероприятий. Это выглядело странным, но никто не прореагировал. Все уже выбились из сил и считали, что в течение сорока восьми часов предстояло поработать больше, чем обычно. Настоящая всеобщая мобилизация на местах и под секретом.
   В 20 часов 30 минут того же вечера собрали сто пятьдесят детективов, одели их в униформу, разбили на группы по двое, причем старались, чтобы в одну команду не попадали приятели. Каждой паре выдали но запечатанному пакету, в то время как руководителям операции, собравшимся у Дьюи, неожиданно приказали:
   – Немедленно отправляйтесь вместе с вашими людьми и арестуйте в 22 часа пятнадцать главарей в пятнадцати обследованных секторах.
   В тот же день, 1 февраля 1936 года, был предпринят массовый рейд по восьмидесяти публичным домам. В подкрепление нам выделили сотню полицейских, которые никогда до этого не работали с нами, но считались более или менее надежными. Во время облавы надо было взять девиц и сводников, но без их клиентов. В результате переловили персонал только сорока заведений из восьмидесяти. Всю ночь их допрашивали. У нас было предчувствие, что все это в конце концов приведет нас к Лучиано… Мы хотели доказать арестованным, что наша цель состоит не в том, чтобы осудить их, а в том, чтобы уничтожить вымогательство. Удача наконец улыбнулась нам. Под утро показания стал давать один сводник. Он раскрыл структуру всей организации, объяснил, как она функционирует, в частности рассказал о своей обязанности немедленно докладывать непосредственно Чарли Лаки в случае крупных неприятностей. Это первый случай, когда было названо конкретно его имя.[50] Никто из нас даже и не надеялся на это».
   Затем отправились за Дьюи. Он понадобился лично, так как одна проститутка указала на Лучиано как на главного хозяина синдиката разврата. Другие обвиняемые потребовали освободить их под поручительство. Однако Дьюи потребовал таких залогов, что все остались в тюрьме.
   Мало-помалу некоторые девицы, преодолев свой страх, разговорились и согласились дать показания. Затем «раскололись» три содержательницы и выложили буквально все, назвав главарей этого вида рэкета:
   Давид Бэтилло – официальный патрон;
   Джимми Фредерико – организатор и руководитель системы; Ник Монтана и Ральф Лигуори, возглавляющие отряды вербовщиков; Том Пиноккио – казначей; Эйб Уоркман – глава отдела запугивания; Мейер Беркман – ответственный за выплату залогов.
   Но во всех показаниях лейтмотивом звучало одно и то же имя – Чарли Лаки Лучиано. 1 апреля 1936 года Дьюи всем этим лицам предъявил обвинение как организаторам синдиката разврата, а вместе с ними – Питеру Балитцеру, Давиду Маркусу, Элу Уинеру, Джэку Элленштейну, Джесси Джакобсу, Бенни Спиллеру. И как разорвавшаяся бомба прозвучала последняя фраза: «Я объявляю вышеупомянутого Чарли Лучиано государственным преступником номер один в штате Нью-Йорк. Я обвиняю его в создании этой гнусной организации, недостойной рода человеческого и нашего цивилизованного общества…»